Текст книги "Долгий путь домой - 4"

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Может и хворостиной отходить!

– Тогда почему Кимка меня не предупредил? – удивился я.

– Ты грамотный? – спросил дежурный. И я понял, что шпион из меня, и, правда, никакой. Лох! Прямо напротив входа висит доска с правилами для воспитанников и поведению в местах проживания.

– Спасибо! – с чувством сказал я и принялся изучать стенд. Ничего нового из этого я не вынес, всё было знакомо, кроме некоторых мер наказания. Здесь были в ходу розги. Я почесал свой зад, испытавший в своё время немало ремней. Но те наказания не были прописаны в правилах, а как бы подразумевались, как родительская мера, дескать, детский дом, он тоже дом!

– Если раздеваться, – сказал я, – тогда неплохо бы помыться?

– Есть душ на улице, – сказал мальчик, – Вон там, где умывальники. Там бочка с водой, нагревается солнцем. Туда подведён водопровод, так что, носить воду не надо!

Поблагодарив дружественно настроенного дежурного, я разыскал в вещах вафельное полотенце, и пошёл проверять, насколько хорош душ на улице.

Без сомнения, этот был один из лучших: тёплая мягкая вода, свежий воздух, я почувствовал, что снова дома.

После душа я расстелил постель и провалился в счастливый сон.

Сон счастливым был сначала. Потом мне показалось, что я снова среди крысят, и прилёг отдохнуть перед обходом территории. И точно! Толкнули в бок, и я тут же скатился с кровати и замер в оборонительной стойке.

Оглушительный хохот был мне наградой. Вокруг меня стояли несколько ребят и необидно смялись.

– Молодец, парень! – кричали они, – какая реакция! Только хотели дотронуться!

Я выпрямился. Спал я в одних трусиках, и моё бледное тощее тело вызвало новый хохот.

Все ребята были на зависть загорелыми.

В это время дверь в спальню открылась, и все ребята подобрались: вошла девушка в белом халате.

– Где здесь новый воспитанник? Ага, уже раздетый! Бери свои вещички, и пойдём на медосмотр.

Я в две минуты аккуратно заправил постель и за тридцать секунд оделся.

– Я готов! – в спальне повисла тишина.

– И где ты раньше воспитывался? – спросили меня.

– Во многих местах, а что?

– Да так, ничего. Давай, Ники, возвращайся скорее, скоро сбор, а мы ещё не познакомились!

Доктор отвела меня в свой кабинет и велела раздеться догола. Проверила голову, осмотрела всё тело, помяла под мышками, осмотрела спереди, объяснив, что мне уже тринадцать, и наступает пубертатный период, при котором надо тщательно следить за возрастными изменениями, иначе могут быть проблемы. В конце осмотра взяла пробу на баканализ.

Одевшись, я поспешил домой, удивляясь, что доктор не заметила никаких отклонений во мне. Я уже начал сомневаться, есть ли они? Надо будет проверить на растяжку и удлинение, где-нибудь.

Мы собрались в пионерской комнате и перезнакомились. Память у меня теперь прекрасная, и отличить двух братьев-близнецов, кто Вовка, а кто Витька, мне не представляло труда. Хоть и близнецы, они были очень разными по поведению.

Но самой яркой личностью был огненно-рыжий Федька.

Русый задумчивый Виталька, светлые Славка и Тимка, Ромка, Васька, Сёма, Санька, сменившийся с дежурства у ворот, как они были не похожи на вечно озабоченных крысят!

Все весёлые, жизнерадостные, не скажешь, что детдомовские. Позже оказалось, что скучать и тосковать просто некогда, настолько все увлечены интересными делами.

– Познакомились? – взял слово Кимка, – Как дела со шлюпками? Почти готовы? Ну, ничего, после битвы на Иртыше просмолим и просушим, до конца… Паруса сшиты?

– Мы их попросили девочек сшить! – заявил Тимка.

– Девочек! – возмутился Кимка, – Брезентовые паруса! Опять исколют все руки!

– Они очень просили, – смутился Тимка.

– Всё равно, девочек надо беречь. Есть дела и для них.

«Девочки где-то есть!» – почему-то обрадовался я.

– Так, отложим пока корабельные дела, сосредоточимся на предстоящем сражении. Среди нас новичок, надо будет сегодня ввести его в курс дела, сыграться, чтобы смогли сражаться одним строем, а то завтра уже выезжаем! Ники заявил, что может фехтовать любым видом холодного оружия, надо посмотреть, с кем в паре его поставить. Не будем терять время, предлагаю закончить совещание, и пойти на ристалище!

Мы весело выскочили из своего барака и, построившись, под командой Кима, пошли на «ристалище», оказавшееся обыкновенным стадионом.

Зато здесь, с краю, стоял домик, в котором жил тренер и хранился спортинвентарь.

Кимка познакомил меня с тренером, Василием Алексеевичем, тот записал меня в журнал, спросил, чем я занимался. Я, не скрывая, сказал, что всем понемногу.

– Хорошо! – сказал тренер, велел всем разобрать сабли и маски, со мной решил провести небольшую разминку.

Мы тоже вооружились, и потихоньку стали прощупывать друг друга.

Василий Алексеевич практиковал европейскую школу, может, даже, больше русскую… Меня учили восточной, и русской.

Я постарался всё делать неуклюже, но и не поддаваться. Сколько бы тренер ни пытался закончить схватку быстрой победой, у него ничего не получалось.

Видя, что я рассеянно держу саблю, отведя её в сторону, и полностью открывшись, к тому же с любопытством рассматривая её кончик, пробовал вразумить меня, сделав прямой укол, но его сабля не находила цели. Я отмахивался от него, держа саблю, как палку, наверно, поэтому нечаянно выбил у тренера его оружие…

– Ой! Извините, сэнсэй! – воскликнул я, кланяясь, – Я нечаянно!

– Ты, маленький злодей, издеваешься надо мной! – покраснел от гнева тренер, – Зачем скрываешь, что умеешь фехтовать?!

– Я не могу фехтовать лучше учителя… – Снова поклонился я. Василий Алексеевич промолчал.

– Хорошо, – немного успокоился он, – Будешь помогать мне. Сейчас ребята встанут в пары, мы будем с тобой смотреть, и поправлять их, указывая на ошибки.

Ребята встали в стойки, и начали сражение. Как их можно было поправлять? Ребята старательные, но все движения были одной большой ошибкой. У нас был шанс, если противник так же подготовлен, или хуже.

– Ты чем-то недоволен, Ники? – спросил меня тренер.

– Зовите меня Никита, – хмуро сказал я.

– Почему? – удивился Василий Алексеевич.

– Потому что Ники добрый, а Никита злой, – сказал я правду.

– Я догадываюсь, почему, – с досадой сказал тренер, – У меня было очень мало времени.

– Меня научили фехтовать за неделю! – вырвалось у меня.

– Ты, наверно, очень талантлив.

– Я не люблю боль. Учили жёстко.

– Я бы тоже так учил, – согласился тренер, но посмотри на ребят, ты сможешь причинить им боль?

– Для их выживания, придётся, – ответил я упрямо, – отдайте их мне на ночь, они научатся азам.

Василий Алексеевич внимательно посмотрел на меня:

– Да, внешность обманчива. За таким худосочным телом не разглядишь силу. Я вот устал тебя гонять, а ты ровно дышишь. Спросим ребят?

Ребята решили попробовать.

– Пробовать идите кашу, – сказал я, – Кто останется, тот будет работать.

Переглянувшись, остались все.

Я выбрал в качестве учебного пособия хворостину и сказал, что буду биться хворостиной против сабли, наносить уколы и рубящие удары, жаловаться бесполезно. Чтобы не терять времени, сначала я побью всех по очереди, потом будете нападать парами, потом втроём.

Василий Алексеевич тоже решил остаться посмотреть на нелёгкое обучение.

– Я – Никита! – провозгласил я, и встал в стойку. Первым решил выйти против меня Ким. Пришлось сначала поправить его стойку, сказав ребятам, что это первый и последний раз, кто ещё ошибётся, будет получать хворостиной.

– Запоминайте! – воскликнул я, своей веточкой отбивая удары Кима. Я постарался подольше провести поединок, чтобы зрители увидели приёмы, удары, отводы и уход с линии атаки.

Через несколько минут я выбил хворостиной саблю Кима.

Так мы начали учёбу, жёстко поправляемую хворостиной по открытым местам.

– Потерял руку, ногу, печень… Ребята чуть не плакали от боли, но упорно вели борьбу.

Они менялись, я стоял на месте, потом нападали попарно, втроём, я забыл, что надо маскироваться, хотел, чтобы эти славные ребята хоть немного научились держать саблю в руке.

Забыл я про политрука. Узнав, что мы не пошли на ужин, а занимаемся фехтованием, пришёл посмотреть. Увидев, что я развлекаюсь с ребятами, ничего не сказал, и я его не сразу увидел.

Но скрываться было уже поздно, да и ребят уже охватил тот азарт, когда прерывать тренировку было нежелательно.

Василий Алексеевич подал мне уже четвёртую хворостину, многие почёсывали задницы, но всё не оставляли надежду поцарапать меня.

Так мы и танцевали, пока не свалился последний мой партнёр.

Тогда Спиридон Ильич пригласил меня на разговор.

– Где тренировался? – спросил он, когда мы зашли к нему в кабинет.

– Был в закрытом спортивном лагере, нас тренировал сэнсэй…

– Видно по твоим поклонам, там это вбивают крепко. Зачем раскрылся? Ты понимаешь, что я должен доложить о тебе? Если не я, может это сделать кто-нибудь другой, и меня уволят.

– Разве кто-то ещё догадался? Тренер у вас посредственный…

– Вот поэтому он может стукнуть.

– Кого? – не понял я.

– Не кого, а куда, не прикидывайся дурочкой.

– Может, я тренировал ребят с вашего разрешения? Накануне сражения?

– Да, стоит подумать. Сейчас я сделаю распоряжение, возьму подписи о неразглашении. Ники! Прежде чем заниматься такими делами, приди сначала ко мне! Столько работы задал! Кто ещё видел?

Я пожал плечами: – Я занимался тренировкой, мало что видел…

– Врёшь! Подумай, не расслабляйся!

Я закрыл глаза и вспомнил. Запись вечера прокрутилась перед глазами, я смотрел будто со стороны.

Ребята, тренер, подходит Спиридон Ильич… окна административного здания, что-то блеснуло.

– У кого есть бинокль, Спиридон Ильич?

Спиридон Ильич хмыкнул, подошёл к столу и, выдвинув ящик стола, вынул небольшой полевой бинокль.

Подойдя к окну, он поднёс бинокль к глазам, поправил фокус.

– Ребята не расходятся, ждут, наверно, продолжения. Не устал?

– Нет, Спиридон Ильич, уже отдохнул.

– На, посмотри, – протянул зам. мне бинокль. Я напрягся: сейчас отвлекусь, а он меня по голове! Пришлось включить «глаза на затылке».

Когда я поднёс бинокль, то понял, зачем мне его дали: запах. Еле уловимый знакомый запах духов.

А ребята ждали меня, не спеша расходиться...

– Что скажешь? – обратился ко мне Спиридон Ильич.

– Евгения Александровна? – спросил я, не отрываясь от бинокля.

– Она самая, – согласился зам по режиму, – Она из оппозиции. Иди, подпиши бумагу о неразглашении и согласии к сотрудничеству.

– Мне нельзя ничего подписывать. Все подписи уже есть. Разрешите идти продолжать занятия?

Спиридон Ильич надолго задумался.

– Хорошо, я тебя прекрасно понимаю. Надеюсь, вспомнишь меня, при случае? – заискивающе спросил он, – я кивнул и, положив бинокль ему на стол, вышел из кабинета.

Значит, я на секретной службе КГБ? Забавно! Если бы я знал, насколько это близко к действительности, какие жуткие подковёрные игры затрагивают мою скромнейшую персону! Было бы не так забавно.

А сейчас я бежал к своим новым товарищам, готовиться к ролевым играм.

Мы так и не пошли на ужин, его принесли нам прямо на «ристалище», и мы, меняясь с тренером, которого тоже охватил азарт, гоняли неутомимых ребят. Не до утра, конечно, но до глубокой ночи.

В поезде выспятся!

Ролевые игры

Утром мы, не выспавшиеся и нагруженные огромными туристическими рюкзаками, выступили в поход на автобусную остановку. С нами ехал тренер и Спиридон Ильич, который оставил в лагере за себя неприметного сторожа.

На остановке нас ждал специально заказанный служебный автобус, подготовленный для перевозки детей, импортный, чистый, с микроклиматом. На нём мы с комфортом добрались до железнодорожной станции, где уже нас посадили в жёсткий общий вагон.

Несмотря на тесноту и некоторые неудобства, ребята веселились вовсю. Откуда-то появилась гитара, и мы горланили походные песни, которые я слышал впервые, но, тем не менее, подпевал с удовольствием. Я уже любил этих ребят. Мне казалось, будто здесь подобрали самых лучших: не было той озлобленности, как в тех домах, где мне пришлось побывать. Я сам там был зверьком.

Со мной, несмотря на то, что вчера их здорово погонял и побил по чувствительным местам, охотно делились вкусными кусочками из сухих пайков, которые у всех были разными, иногда подначивали, пытаясь развеселить.

Это, когда я углублялся в свои невесёлые воспоминания. Ники грустил о маленьких крысятах, о Марийке, Никита вспоминал своих приёмных родителей.

Одно радовало: дед был где-то недалеко, грела уверенность, что мы встретимся с ним.

Так весело мы проехали весь день, ночью все заснули, где кто сидел.

Утром, заспанных и неумытых, нас выгрузили на платформу где – то за городом, многие мальчишки тут же попрыгали вниз и описали все кусты вокруг.

Руководителям оставалось только смотреть на это безобразие. Мало того, они сами куда-то бегали.

Единственный туалет оказался закрыт!

Постояв так, раздирая рты зевотой, мы дождались длинного школьного автобуса, который повёз нас в неизвестном направлении.

Привезли нас в уже разбитый лагерь, похожий на военный: ровными рядами стояли большие палатки, каждая на десять взрослых. Так что, наш первый отряд вполне поместился в одной.

Поделив места на нарах и расстелив спальные мешки, мы отправились знакомиться с лагерем.

Нашли умывальник, помыли свои заспанные и помятые лица, и наши носы, по запаху, безошибочно, привели нас к столовой. В столовой трудились девочки!

Что значит мальчишеский отряд! Все мальчишки, не замечая за собой, встали в охотничью стойку, уставившись на девочек. Соскучились.

Девочки тоже дарили нам улыбки, от которых становилось тепло на душе.

Нас сразу накормили утренней овсянкой и отправили на тренировку. Повздыхав, мы с печальными лицами попрощались с девочками, и пошли разбирать свой арсенал, завидуя штрафникам, которые работали на кухне.

Арсенал оказался немаленьким. Ватные тегиляи, стальные шлемы с подшлемниками и забралами, штаны, сапоги, сабли, у кого и прямые мечи. Всё это надо было разобрать, подогнать, почистить.

Провозились до обеда. На обед мы уже шли весело, строем, как боевая единица.

После обеда, немного повалявшись на травке, приступили к отработке владения оружием.

Спиридон Ильич попросил нас поднатаскать, хоть немного, другие отряды.

Мы с Василием Алексеевичем перемешали отряды между собой, и славно побились.

Хорошо пропотев, мы пошли к могучей сибирской реке. Здесь был оборудован участок для купания, разделённый на несколько зон: для малышей и не умеющих плавать, для среднего возраста, и для взрослых. Всё огорожено сетками, чтобы не унесло течением.

Я попросился с взрослыми: там были дорожки по двести метров, хотелось размяться.

Пока я разминался, наперегонки плавая с мужчинами, на пляж пришли девочки, и, окружённые мальчишеским вниманием, пребывали в центре компании.

Подойдя к толпе ребят, я тоже с удовольствием смотрел на стройных девочек, которые двигались с грацией пантер.

Как ни странно, они на меня обратили внимание, наверно, из-за моей бледности.

Девочки решили познакомиться со мной!

Но, так как я был один, а их много, послушав мои весёлые истории, были постепенно все разобраны, только одна русоволосая девочка Таня осталась со мной. Мы не разговаривали, просто сидели рядом, и нам было хорошо. Я вспомнил, что когда-то, тыщу лет назад, так же сидел с Марийкой.

Неужели мне так и суждено, встречаться, и быстро расставаться, с девочками?

– У тебя, наверно, было много девочек? – спросила вдруг Таня, будто подслушав мои мысли.

– Были, Танюша, – тихо ответил я, – Но, как только познакомимся, приходилось расставаться.

– Почему? – удивилась Таня.

– Так получалось, – пожал я плечами, – приходилось уезжать.

– Ты целовался с кем – нибудь? – покраснела Таня.

– Было дело! – вздохнул я, вспомнив Алёну и Танака.

– А нам нельзя с мальчиками, – расстроено проговорила Таня, – воспитательницы говорят, что это нехорошо. Разве это плохо?

Я не успел ответить.

– Ники! Никита! Пора на тренировку! – позвали меня ребята.

– Мне пора, Танечка, может, ещё встретимся? – Таня кивнула, но приблизиться не решилась, опасаясь, что кто-нибудь заметит и доложит воспитательнице.

На этот раз я с особой яростью гонял своих подопечных, напрасно они извинялись передо мной и говорили, что они не виноваты, что таковы правила.

– Никита, не увлекайся, – успокаивал меня Василий Алексеевич, – загоняешь ребят, завтра будут, как варёные.

– Пусть тогда отдыхают, – сердито сказал я, втыкая свою саблю в песок и снимая шлем.

– Завтра навоюешься, – вступил в разговор Спиридон Ильич, – Как раз приедут твои земляки, что-то они задерживаются.

– Какие земляки? – удивился я.

– Свердловчане, – уточнил замполит.

– Сильные бойцы?

– Столичные, наверно, сильные. В прошлый раз намяли нам бока.

– А вы говорите, не надо тренироваться! Отряд! Стройся попарно! – как ни странно, здесь меня слушались, даже Ким. Когда ребята вновь бросились друг на друга с железяками, против меня неожиданно встал Спиридон Ильич с рапирой. Оказывается, он тоже неплохо владеет клинком.

– Ники, – негромко сказал он, – Не знаю, где ты воспитывался, вроде вежлив, но прошу тебя, осторожней с девочками. Их воспитательницы – сплошь старые девы, захотят, испортят тебе, а заодно и нам всем, жизнь.

– Так что, – спросил я, нанося несколько ударов саблей, но, не заканчивая поединок, – и поговорить нельзя?

– Поговорить можно, но соблюдая дистанцию.

– Как в тюрьме! – прошипел я сквозь зубы.

– Держи себя в руках! – воскликнул замполит, но я не стал держать себя в руках, и выбил рапиру из его рук. Поклонившись противнику, я задал себе вопрос: почему я злюсь? Про какой пубертатный период говорила мне доктор? Что за изменения происходят у меня?

После ужина мы немного отдохнули, почистили снаряжение и снова побились.

Ребята уже почувствовали оружие. Немного, но появилось у них ощущение, что сабля, или шпага суть продолжение руки, и что кончиком сабли так же легко касаться предмета, как кончиком пальца.

Когда стемнело, мы снова сходили на реку, смыть пот.

Там старшие разожгли костёр и стали петь песни под гитару. Мы присоединились к ним. Никто нашу «мелюзгу» не гонял, наоборот, относились к младшим, как к любимым братьям. Девочек к нам на вечерние посиделки не пустили.

Когда младшие ребята уснули, на коленях старших, нас отправили по палаткам. Измученные тяжёлым днём, все дружно засопели.

На другой день приехали столичные гости.

Нам не позволили идти к ним, знакомиться. Знакомиться будем после битвы, а то подружимся и будем щадить друг друга, никакой реальной битвы не получится, проходили уже.

Зато нам выдался ещё один день, который можно посвятить тренировкам.

И купание, на пляже, где я, с замиранием сердца, ожидал увидеть Танюшку…

Не увидел. Девочки сказали, что её отправили в детский дом. Почему? Не сказали.

Я умел держать свои чувства в узде, поэтому никто не догадался по моему каменному лицу, что творится у меня в душе. Никто не подошёл ко мне со словами утешения, когда я бросал камешки в сторону Иртыша, и они исчезали где-то в голубой дали.

Сегодня против меня, не говоря ни слова, вышли Василий Алексеевич и Спиридон Львович, стремясь растопить моё замершее лицо. Потерпели фиаско и рапиры. Я же подумал, что надо лучше владеть собой, и пошёл на дикий берег Иртыша медитировать.

Ребята и воспитатели были очень тактичны, не очень досаждали мне, да и не видел я их, погрузившись внутрь себя.

Так и прошёл этот день, я успокоился, хотя бы внешне. Я подумал, что слишком многого хочу. Вокруг такие замечательные ребята, а мне захотелось ещё больше: дружбы с девочкой!

Ты обнаглел, убеждал я сам себя, недавно мечтал только выбраться из подземелья, чтобы не съели, теперь захотел счастья. Вспомни, зачем ты здесь. Кстати, а зачем я здесь? Испортить жизнь вот этим замечательным ребятам? Сказали, с кем-то придётся подружиться, опекать. Нет у меня пока такого друга. Может, таким другом могла стать Танюшка?

Оставим пока эти мысли, надо сосредоточится на главном: завтра эпохальное сражение, в котором нам надо одержать победу, а то наших бьют… Хотя меня считают свердловчанином. Кто свой?

Сегодня вечером не стали устраивать посиделки у костра, а занялись подготовкой к завтрашней битве: «кто кивер чистил, весь избитый, кто штык точил, ворча сердито…».

Мы сердито не ворчали, мы весело трещали, в предвкушении весёлого сражения, в конце которого девочки награждают победителей вкусными тортами, ценными подарками и … поцелуями!!!

Несмотря на усталость, ребята долго не могли уснуть, весело возбудившись.

Мне ничего не стоило заставить себя уснуть, но было любопытно послушать мечты мальчишек о сладком поцелуе девочки.

Сравнивая этот мир со своим, я удивился, как трогательно мальчишки здесь относятся к девочкам… Не считая хозяев – японцев.

Хозяева, они и есть хозяева, хотя, может быть, я наговариваю на них, и так ведут себя зажравшиеся единицы?

На другой день, после всех обязательных процедур, нас выстроили на берегу Иртыша, войско против войска. Конечно, настоящая битва происходила по – другому: Ермак со своей шайкой высадился на берег, под градом стрел, сами осыпая врага стрелами, паля из пушки.

Представьте себе детей, осыпающих друг друга стрелами, даже тупыми! Зато пушка была.

Она – то своим выстрелом и дала сигнал к атаке.

Сражение началось. Мы кинулись, стенка на стенку, вопя «ура», оба войска считали себя русскими, почему-то. Мы жестоко избивали татар хана Кучума, стойко перенося удары нелёгкими мечами и саблями. «Павших» на носилках выносили с «поля боя» специально выделенные санитары.

Многие сильно уставали, не в силах поднять меч. Такие бросали оружие в ножны, и схватывались в рукопашную. Я успевал наблюдать общую картину, мне было легче, я с удовольствием сражался, отдавшись восторгу битвы, не забывая, однако, что это лишь игра, и противник тоже, свой.

Всё же мы переломили ход сражения! Наши ребята, упорно тренируясь, набрали немного умения. Противник продолжал махать мечами, как палками.

Поэтому мы погнали ребят с поля боя, и одержали победу!

Сначала мы отмыли пот и кровь, привели себя в порядок, и только потом пошли вкушать плоды победы.

Мы выстроились, нам вручили несколько тортов, которые тут же красиво поставили на общий длинный стол в столовой.

Получили мы и самый главный приз: поцелуи девочек. Меня, почему-то поцеловали все девочки, наверно, назло воспитательнице, уславшей от меня Танюшку.

Ребята счастливо хлопали нам, радуясь за меня.

Потом все пошли за стол, пить чай. Мы рассаживались за столы так: с одной стороны, мы, с другой – наш противник.

Я пошёл к столовой, и остановился. Я не поверил своим глазам. У входа стоял Ярик.

Ярик

– Яська! – закричал я, бросаясь к своему старинному другу. Я чуть не сбил его с ног, схватив в объятия.

– Ники! – завопил он ещё громче, сжимая меня изо всех сил.

Мы, не веря своим глазам, ощупывали друг друга, счастливо смотрели в глаза, искрящиеся счастьем от встречи. Разве что не целовались. Но и это нам бы простили, настолько все ребята с обеих сторон радовались встрече двух друзей.

Спиридон Ильич даже смахнул слезу.

Мы теперь боялись расстаться, за стол сели рядом, забыв, правда, зачем, потому что только смотрели друг на друга.

Потом нам предложили сесть напротив, чтобы не выпускать из вида товарища, тогда мы смогли попробовать торт.

Немного приведя сумбур мыслей в порядок, я решил оставить расспросы на вечер, а сегодня предаться тихой радости, сходить со всеми на берег реки, погреться на солнышке.

Так мы и сделали, тем более девочек сегодня отпустили с нами на весь оставшийся день.

Ближе к вечеру, когда надо было решить, где нам с Яриком спать, к нам подошёл замполит из Свердловской команды, и предложил поставить нам отдельную палатку на двоих, чтобы мы могли вдоволь наговориться, не мешая другим, хотя «другие» горели желанием услышать наши похождения. Где мы так сдружились? Почему никто об этом не знает?

Замполит Ярика предложил мне отойти в сторону, перекинуться парой слов.

Мы отошли ниже по течению, и присели на бревно.

Мой спутник посмотрел на небо и сказал:

– Дождя, я думаю, завтра не будет? Верно?

– Точный прогноз на сегодня будет завтра, – немного помедлив, ответил я.

– Но и он может быть неточен, – усмехнулся мой собеседник. Потом он встал и протянул мне руку:

– Сергей.

Я пожал ему руку до того, что его пальцы слиплись. Сергей, посмеиваясь, дул на пальцы и говорил, что необязательно было придумывать такой дурацкий пароль, когда можно было просто пожать руки.

– Я бы не стал так давить вам руку!

– Понятно. Так, шутка… Ну и хватка у тебя!

– Что я должен делать? – угрюмо спросил я.

– Ничего, живи и радуйся, – тоскливо сказал он.

– Что у вас? Кто-то остался там?

– Жена и дочка.

– Давно?

– Уже шесть лет. Дочке уже должно быть девять.

– Десять, – по наитию сказал я.

– Ты её знаешь?! Встречались?!

– Не знаю. У меня там осталась девочка Марийка, сирота.

– Мою дочу тоже Машей зовут…

– Может, и не ваша. Её дед Артём нашёл на свалке, она жила в собачьей будке. Я люблю её, – помолчав, закончил я.

– Так тебя тоже шантажом? – я кивнул.

– Не верю я им нисколько, – вздохнул я, – но здесь мне нравится. Ребята просто чудо.

– Согласен с тобой. Я уже пять лет работаю замом по режиму в детском доме, и не нарадуюсь на ребят. Ладно, иди к своему другу. Вы ТАМ познакомились? – Я кивнул и, попрощавшись, бегом побежал к Ярику.

Нам уже поставили палатку. Ребята стояли рядом и смотрели на нас, наверно, желая узнать историю нашего знакомства. Мы пообещали рассказать, как только сами узнаем новости.

– На костёр придёте? – спросил Ким.

– Если наговоримся, придём, – улыбнулся я.

Мы забрались в палатку, улеглись, обнявшись, и уткнувшись носами, шёпотом разговаривали.

Рассказ Ярика на удивление был коротким. Когда меня увели, его отвели в апартаменты, выдали смену хорошей одежды и велели ждать.

После того, как Ярик помылся и переоделся, его накормили и повезли в консульство России.

В консульстве быстро оформили документы и отправили домой, к папе.

После радостной встречи папа отправил сына в пионерлагерь, чтобы Ярик хорошо отдохнул перед школой. Папа очень занят, работы много. Он и так два дня пробыл с любимым сыном.

Я не стал спрашивать о маме. Не говорит, значит, так надо.

Я рассказывал немного дольше. Но не всю правду. Мне разработали легенду, по которой я сбежал от своих тюремщиков. Подумав, я решил, что это очень близко к правде, то, что произошло со мной по дороге: за мной ведь кто-то охотился. И Костя… Что с ним сделали? Он ведь засветился перед разведкой, могли и избавиться. Впрочем, всё это могло быть постановкой, или экзаменом.

Надеюсь, Ярик не знает, как сюда проникают нелегалы, или эмигрируют. Впрочем, я и сам этого не знаю. Мне просто повезло.

– Что ты теперь собираешься делать? – спросил Ярик.

– Попрошусь в ваш лагерь. В Свердловске меня ждёт дед.

– Дед?! – воскликнул Ярик, – И ты молчал?!

– Вот, сейчас к слову пришлось. Как тебя встретил, даже про деда забыл!

– А мы, знаешь, собрались к вам, на Новосибирское море. Хотим походить под парусом.

– К нам! – фыркнул я.

– Да, – засмеялся Ярик, – ты уже в той команде! Здорово вы нам сегодня врезали!

– Тренировались, пока вы ехали. Пойдём на костёр?

– Пойдём! – сказал Ярик, не двигаясь.

Я посмотрел на него, приблизился поближе и сказал:

– Я люблю тебя, братик!

– Я тоже люблю тебя, братик! – засмеялся Ярик, крепко обнимая меня.

Когда мы вылезли из палатки, было уже темно, только на берегу пылал костёр. Мы направились туда, и были встречены восторженными возгласами.

Когда мы нашли место возле костра, к нам подошли два мальчика девяти лет.

– Ники, можно стать твоим оруженосцем? Меня Ромкой звать!

Почти с такой же просьбой второй мальчик обратился к Ярику.

Я не знал такого обычая, и растерянно оглянулся. Хорошо, рядом был Кимка.

– Ники, ты что, забыл правила? Скоро будем ребят принимать в пионеры! Они должны себе выбрать рыцаря, побыть его оруженосцем, потом рыцарь, на общем сборе, повязывает ему галстук и принимает у него клятву юного пионера.

– Конечно, Ромка! – я протянул мальчику руку, и он смело уселся ко мне на колени и прильнул к моей груди. Я замер, прижав к себе тёплый комочек. Только что я приобрёл названого брата, и вот, ещё один, маленький.

– Спать вы должны в одной палатке, есть из одной тарелки… шучу! – засмеялся Кимка, глядя, с какой осторожностью я обнимаю мальчика. А я вспомнил маленьких крысят, которые так же взбирались ко мне на колени. Что с ними будет? А что будет со мной?

Мы сидели у костра, пели песни, а маленькие оруженосцы тихо посапывали у нас на коленях.

Неожиданно свалившихся на нас с Яриком оруженосцев мы принесли в свою палатку, осторожно раздели и уложили между собой, чтобы ночью не замёрзли.

Основные новости, которые были не для посторонних ушей, мы друг другу рассказали на ушко, так что разговаривать нам уже не надо было, довольно было знать, что друг, то есть, брат, рядом с тобой. Яськиного оруженосца звали Славик. Они с моим Ромкой, обнялись, прижавшись, друг к другу, и сладко спали. В полумраке я смотрел на всех и думал, куда делся непримиримый Никита, всё больше и больше покладистый Ники занимал его место…

… Ночью мне приснилась девочка. Лицо её было в тени, ниже пояса – тоже.

Я смотрел на неё, и мне было хорошо, я готов был вечно смотреть на неё, пока не посмотрел на себя. Я тоже был голый. Когда я это осознал, никогда не испытанное ранее чувство наслаждения охватило всё моё существо, я застонал и проснулся.

Сначала ничего не понял, потом ощутил в трусиках неприятный холодок. Мне стало жарко: мне показалось, что я описался!

Потихоньку, чтобы никого не разбудить, я выбрался из палатки, и, крадучись, побежал к реке, чтобы обмыться. Добежав, огляделся. Как будто, никто не видит! Я снял трусики, стал стирать. Какие – то скользкие… смыл с себя странную слизь.

– Кхм… – негромко сказал кто-то. Я оглянулся, на берегу стоял Спиридон Ильич.

– Что, Ники, розог захотелось? Ты же знаешь, купание ночью строго запрещено!

– Да я… Я не купаться… Трусы постирать.

– Что, у тебя, энурез?

– А?

– Недержание мочи?

– Не знаю, Спиридон Ильич, какая-то слизь…

Спиридон Ильич секунду молчал, затем разразился икающим смехом:

– Что снилось? Девочка?

– Девочка… – растерянно сказал я, удивляясь, как он узнал про мои сны.

Отсмеявшись, Спиридон Ильич сказал:

– У тебя с собой нет сменного белья? Пойдём, найду тебе что-нибудь.

Я выжал свои трусы, надел, мокрые, на себя, и мы пошли в палатку воспитателей. Здесь же был и Сергей. Покопавшись в углу. Спиридон Ильич протянул мне сухие трусики моего размера.

– Держу на всякий случай несколько, – сказал он, – приходится переодевать, чтобы не простыли.

Я поблагодарил, и переоделся.