Текст книги "Долгий путь домой - 4"

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Шантаж. Дрессировка.

Нас с Яриком завели в камеру без окон, отцепили цепочки, и оставили одних.

Прежде, чем закрылась дверь, один охотник другому сказал:

–Ты бы наручники с них снял…

–Сами снимут, – услышал я ленивый ответ. Значит, знают, или подозревают, что у нас есть ножи, но не предают этому значения: мы для них не опасны.

Не таясь, я извлёк из рукава нож и перерезал застёжку. Хотел помочь Ярику, но он уже был свободен, причём ножа у него я не заметил.

Мы посмотрели друг на друга, помолчали.

Не похоже, чтобы нас взяли для отправки в клинику. Здесь что-то другое.

– Что думаешь делать? – спросил я Ярика.

– Почему ты спрашиваешь меня?

–Ты здесь старожил…

– Ненамного я дольше здесь прожил, чтобы разобраться в ситуации.

– Если прорываться?

– Навряд ли, – покачал головой Ярик, – Ты слышал, они к этому готовы. Пару лишних синяков только можно заработать.

– Безвыходное положение?

Ярик кивнул: – Нас сдали. Даже если убежим, нам некуда будет идти. Мы не успеем добраться до твоего деда, поймают свои же.

Мне стало горько:

– Что мы им плохого сделали?

– Мне кажется, Ники, Стас хотел от нас избавиться, в то же время мы кому-то понадобились.

Совпали интересы. Думаю, скоро узнаем.

– Хотелось бы верить, что резать не будут…

Неизвестностью мучили нас недолго. Пришли за нами, по моим ощущениям, где-то, через час.

Причём пришли люди, похожие на киборгов, упакованных в чёрную броню. Мы сразу поняли, что сопротивляться себе дороже, для таких громил мы похожи на букашек.

Здесь нас разделили. Меня повели направо, открыли дверь и впихнули внутрь. Сзади меня дверь захлопнулась, и я больше не видел Ярика. Конвоир, впрочем, тоже исчез.

Я оказался в медицинском кабинете. Нет, не в хирургии, в обыкновенном кабинете с тахтой и двумя столами. За одним сидел человек в белом халате, за другим – гражданский, в хорошем костюме.

– Садись сюда, – пригласил меня господин в гражданской одежде, показывая рукой на стул перед столом.

Почему-то даже не обыскали.

Я осторожно присел на стул, внимательно разглядывая мужчину азиатской наружности.

Мужчина разглядывал меня.

– Ну, вот я тебя и увидел, – сказал он. – Мы знаем про тебя всё. Можешь не отпираться.

Не буду разводить политесы. Ты нужен нам. Сразу скажу, что отказ сотрудничать грозит для твоих друзей крупными неприятностями.

– Что я должен делать? – разлепил я губы.

– Для начала мы подготовим тебя, изучим твои возможности, затем отправим в Россию.

– В Россию?!

– Не в твою Россию, в ту, которая существует здесь.

–?

– Я же говорил: мы про тебя знаем всё. Ты из другого мира, и подходишь для наших целей.

– Вы предлагаете мне шпионить?

– Нет. Какой из тебя шпион? Мы отправим тебя в Россию, ты будешь там жить, подружишься с нужным нам человеком, вот и всё твоё задание. Будете дружить, ты должен будешь охранять его, спасать ему жизнь, если придётся. Ты сам этого захочешь. А для этого тебя придётся подготовить для службы телохранителя, в ускоренном темпе. Сразу скажу, что это очень трудно и больно.

– Подумать можно?

– Думать всегда можно и нужно, для этого и голова у человека. Готовить тебя мы будем в любом случае.

– Я не понял, причём моё происхождение?

– На этот вопрос есть простой ответ: здешних ребят очень быстро вычисляют, тебя никто не заподозрит, ты гражданин России, это видно. Каким способом, пока не скажу. Ты легко и органично впишешься в существующий в России строй и не вызовешь вопросов. Зато на твои невысказанные вопросы я отвечу: твой отказ будет означать, что твои друзья будут отправлены в Дикую клинику.

И твоя девочка тоже.

– Людоеды! – с ненавистью сказал я, пытаясь нащупать нож.

Мужчина усмехнулся и показал мне мой ножик:

– Ты это ищешь? Видишь, тебе ещё учиться, да учиться.

– Вы всё равно их убьёте…

– Да, – не стал скрывать мужчина, – дети нам нужны. Уже близок день, когда мы будем пересаживать лишь сознание. Зачем латать дыры в старом теле, когда можно получить новое?

– Вы ещё хуже, чем я думал!

– Ты можешь думать всё, что угодно. Мало того, когда поселишься в России, можешь говорить, что захочешь. Нам это не повредит. Ты сам не захочешь этого делать, чтобы не выдать себя.

Могу тебе пообещать, что твоих друзей я трогать не буду, пока ты с нами.

– Я всё равно не узнаю об этом, – хмуро сказал я.

– Придётся поверить. Мало того… – мужчина выдвинул ящик стола и достал из него хрустальный шарик, – тебе знаком этот предмет?

Я замер. Шарик! Дорога домой! Постой, сказал я сам себе, а в мой ли мир эта дорога?

– Это было бы слишком хорошо, – медленно сказал я.

– Я открою тебе часть плана. Этот шарик будет у твоего деда… – он внимательно следил за моей реакцией, – Дед без тебя никогда не уйдёт. Когда ты выполнишь своё задание, вы уйдёте вместе.

– Вы обманете и просто убьёте нас. Зачем отпускать?

– У нас там много агентов. Если не выполнять своих обещаний, нам не будут верить, трудно будет работать. Зачем нам это надо? Вы уйдёте, и больше сюда не вернётесь.

– Я хотел забрать малышей…

– Зачем они тебе? – удивился мой собеседник, – Что ты с ними будешь делать?

– Можно будет устроить их в детский дом. Всё лучше, чем здесь.

– Не знаю, не уверен. Всех тебе не спасти.

– Почему вы загнали детей в подземелья?

– Так сложилось. Со временем, я думаю, что-то поменяется. Ты не представляешь, сколько крысят расплодилось по всей стране! Есть вообще одичавшие! Некоторые их просто отстреливают, травят ядами. У нас ещё существует некоторый порядок, из них мы отбираем подходящих по развитию в армию, способных обучаем наукам, профессиям.

– Грустно тут у вас, безысходно. Тупик какой-то.

– Ладно, оставим эту тему, для этого есть правительство. Теперь ближе к тебе. Сейчас пройдёшь медосмотр, тебе сделают несколько прививок, и оставят подумать о будущем. Потом послушаю, что ты придумал.

Мужчина поднялся и вышел из кабинета.

Человек в белом халате подошёл, взял меня за руку и повёл в соседний кабинет.

Вернее, я думал, что это кабинет. Это оказалась процедурная с ванной, где уже набиралась вода.

– Раздевайся, помоешься, потом проведём медосмотр.

Что ж, помылся я с удовольствием, меня никто не подгонял, доктор с ассистентом что – то готовили.

После того, как я помылся и вытерся, меня, голышом, усадили в кресло и зафиксировали руки, ноги и тело ремнями. Дёргаться было бесполезно.

– Выпей вот это, и расслабься, – поднесли мне стакан с бурой жидкостью. Пришлось выпить.

Через некоторое время в животе забурлило. Я вопросительно посмотрел на доктора.

– Ничего страшного, представь, что сидишь на унитазе. Мы промываем тебе кишечник. Ты же не хочешь испачкаться?

Испачкаться я не хотел, быть подопытной крысой мне хотелось ещё меньше. Но выбора мне не дали.

После того, как вымыли кишечник и сняли какие-то параметры, сделали несколько инъекций в руки, ноги и другие части тела. Затем отвязали и завели в отдельное помещение с мягкими стенами и решётчатым полом.

– Посиди здесь, – предложили мне. Шутники. На чём сидеть? Ни лавок, ни стульев, только вдоль стен нет решёток. Туда сесть? Додумать я не успел. Жестокая боль скрутила всё моё тело, и я упал на пол.

Меня начало выворачивать, судорогой свело все мышцы.

То, что не смогли вымыть из меня, выжималось само. Текло из всех дыр. Я думал, лопнут глаза, из которых тоже что-то текло. Через вечность отпустило, я смог вздохнуть, и снова скрутило, только в другую сторону. Так меня и мяло неведомо сколько. Я бы кричал от боли, но не мог. Как только появлялась возможность вздохнуть, было не до воплей. Надышаться бы!

Вечность тоже кончается. Правда, от меня остался кусок желе, валяющийся на решётчатом полу.

Этот кусок тщательно отмыли из шлангов, перевернули и ещё помыли. Потом высушили.

Когда за мной пришли, оказывается, я уже имел форму человеческого тела. Правда, без костей. Почти. Потому что, чем объяснить, что руки и ноги мне выворачивали из суставов, гнули, а я ничего не чувствовал.

А мне сказали: «Соберись!» И я собрался.

Повторилась вчерашняя процедура: меня усадили в кресло, зафиксировали и поставили несколько инъекций. В дополнение поставили сразу две капельницы.

Когда жидкость из сосудов вытекла, меня опять отправили «отдохнуть». Там я «отдыхал», совершая непроизвольные движения: все мышцы зажили своей жизнью, судорожно и с сильной болью сжимаясь и разжимаясь. Заодно освобождаясь от остатков жидкости и фекалий.

Кончилась и эта пытка. Я вспоминал своё размораживание, сравнивал ощущения. Нет, тогда было больней. Да, жизнь в новом мире оказалась нескучной.

Когда меня снова отмыли и вывели в процедурный кабинет, я уже не чувствовал себя желе, мог самостоятельно передвигаться.

На этот раз меня зафиксировали в какой-то станок, и стали растягивать в разные стороны.

Было очень больно, но терпимо. Хорошо, что я не видел, насколько меня тянули. Не трогали только голову. Шею тоже вытянули. Потом отпустили и велели собраться. Я собрался.

Доктора-садисты с непроницаемым видом покачали головами и попросили представить, что рука у меня удлиняется и делается, как змея. С третьего раза я достал мячик, который лежал на табурете в трёх метрах от меня. Рука стала тонкой и гибкой, пальцы тоже стали похожими на спицы.

Мне показалось, что я брежу.

Потом мне приказали встать. Я поднялся, неплохо утвердившись на месте. Приказали удлиниться до потолка. Удалось. Правда, стал тонким, как глиста. Я чувствовал, как внутренние органы перераспределяются между собой, не мешая друг – другу. Потом велели попробовать растечься блином. Толстый, правда, блин получился, но садисты были довольны.

После всех этих проверок и тестов я был отправлен к тренеру, или, по-ихнему – сэнсэю.

Сэнсэй дал мне имя: Сандзюни. Японскому языку меня не сразу научили, и я сначала не понял, что это значит.

Узнал позже, что я 32й.

Сэнсэй не стал меня гонять по спортзалу, усадил в кресло, и проверил мои физические данные, на динамометре, удовлетворённо хмыкая. Он неплохо говорил по-русски, сразу предупредил, что я – неодушевлённое существо, и вопросов задавать не должно. Что надо, он скажет сам.

Во-первых, я должен контролировать себя, свою силу, свои эмоции держать в упряжке. Однако мимические мышцы надо тренировать, чтобы лицо было не похоже на застывшую маску, но и не выдавало истинных мыслей. Все эмоции должны быть естественными, но такими, которые хочет показать хозяин тела, а не произвольно.

Так-как времени на детальную разработку у меня не было, обучали в ускоренном режиме, то-есть через боль, рефлекторно. Потом умения записывались в спинной мозг через инъекции.

Сэнсэй объяснил, что информация записывается на жидкие кристаллы, которые вводят в кровь. Кристаллы внедряются в структуру ДНК, наподобие вирусов, переписывают знания и умение, и выводятся из организма, не оставляя следа.

Затем мы тренировались, чтобы закрепить результат.

Все эти броски сюрикенов, кинжалов, просто камешков, умение работать мечом и подручными средствами мы разучивали на полигоне с манекенами.

Кормили меня отварами из трав, ягод и прочими жидкостями. Спал я в отдельной комнатушке, на жёстком футоне, под головой лежал чурбанчик, накрывался лёгкой простынкой. Надо сказать, что холода и голода я не чувствовал, однако знал, какая температура меня окружает, и разбирался во вкусах. Через некоторое время меня начали кормить рисом и рыбой с соевым соусом.

Когда я выучил основные методы обороны и нападения, сэнсэй сказал, что применять мне их строго запрещено. Только для сохранения своей жизни, и жизни подопечного. Жить я должен был, как обычный мальчишка.

– Ты не должен удивлять аборигенов своей силой и ловкостью. Если дерёшься с мальчишками, должен получать синяки и шишки. Научись их делать.

– Но главное, ты должен научиться умению маскировки. Тебя будет учить этому сэнсэй по прозвищу Хамелеон. Вот он стоит.

Мне указали на пустое место. Но меня уже учили, что нужно смотреть не на предмет, а рассеивать взгляд, поэтому Хамелеону не удалось ударить меня своей бамбуковой палкой. Я легко уклонился, сделав полушаг.

Хамелеона я видел, только когда он двигался, когда стоял, он был незаметен. Удивительная вещь: ведь он не прозрачен! Отвод глаз. Взгляд человека соскальзывает с объекта. Мало того, объект может показать наблюдателю ложный образ в другом месте.

Этому меня тоже научили, но велели не использовать этот метод, иначе противник быстро поймёт, что дело нечисто, и тогда начнётся настоящая охота.

– Необученному, ничего не подозревающему человеку, ты будешь совершенно незаметен. Можешь что– то забрать у него, и он не заметит, или, наоборот, подкинуть. Таким методом у тебя изъяли нож.

Можно незаметно убить, так, что объект не поймёт, что он уже убит. Но это касается только обычных людей. Обученные будут тебя видеть, как и ты их. Это очень опасные люди. Некоторых ты можешь не опознать, как угрозу, настолько естественно они себя ведут. В то же время тебя они могут проверить на реакцию.

Я тоже стал «хамелеоном». Мы тренировались на деревянных мечах с тенью, пока я не научился избегать ударов. Но тяжелее всего было укрощать свои эмоции и силу. Для подростка моего возраста было естественным показать свою силу, отобразить на лице всю гамму чувств. А вот если ты смеёшься, когда хочется плакать, и наоборот, это очень трудно!

Ещё меня научили ценить жизнь во всех их проявлениях, не жалеть о прожитых днях, ценить счастливые моменты и не грустить, когда они прошли. Радуйся жизни, пока есть возможность, и живи надеждой на лучшее.

Пройдя все эти круги испытаний, я снова встретился с человеком без имени.

– Вижу, ты изменился, – заметил он, – Теперь ты понимаешь, что есть в жизни смысл. Сейчас я расскажу, чего тебе следует избежать. Он сделал знак, и в комнату ввели мальчика лет десяти в трусиках.

– Понимаешь, Сандзюни, от нас в Россию мигрирует немало людей. Мы им не препятствуем, но русские озабочены своей безопасностью, поэтому всех официально въезжающих они метят. Вносят в реестр.

Мальчика повернули ко мне спиной и приспустили ему трусики. На правой ягодице был выжжен лазером аккуратный штрих-код.

– Это индивидуальный номер въехавшего гражданина. Сюда же вживлён чип. Теперь смотри сюда.

Мальчику на затылке приподняли волосы, и я увидел большую родинку. Мой собеседник подцепил её ногтем. Под родинкой оказался разъём.

– Отсюда можно программировать гражданина эмигранта. Можно легко обучить его любой профессии, науке. Видишь, ему только десять лет, а его уже можно нагружать серьёзной работой.

Свободные граждане России не имеют чипов, у них обыкновенные документы, они учатся в обычных школах и институтах, ведут обычную человеческую жизнь, а не жизнь биоробота. Поэтому ты должен проникнуть нелегально. Нелегалов ловят, и выдворяют. Но это в лучшем случае. Обычно их чипируют. Придётся тебе раствориться среди беспризорников... Не удивляйся, есть там беспризорники. Затем устроиться в интернат. Потом тебе устроят встречу с дедом. Как я уже говорил, есть у нас спецагенты, которые тебе помогут. Когда мы решим, что работу ты выполнил, отправишься в свой мир. Вопросов, я смотрю, нет. Хорошо тебя воспитали. Так и держись. Уважай старших, не забывай лишний раз кланяться, и ты избежишь многих неприятностей: взрослые любят вежливых детей. А чтобы не появилось вопросов, отвечу сразу: да, мы тоже чипируем детей. Заливаем прямо в мозг знания и умения. Они счастливы по-своему. Единственно, чего у них нет, это воли. Они очень послушны и исполнительны, только количество их ограничено. По разным причинам. Больше тебе ничего не надо знать. Запомни, ты очень ценен для нас, береги себя.

После этой лекции, где я стоял в позе подчинения, человек без имени повернулся и ушёл, не прощаясь. Больше не спрашивали моего согласия: меня выдрессировали.

Да и отказываться мне не было никакого смысла: даже если мои наниматели не выполнят свои обещания, я не видел другого выхода.

Меня поманили шариком, который мог привести нас с дедом домой, и всё остальное отодвинулось на второй план: жил ведь я раньше, не зная никого... Да и не хотел знать.

Сейчас я приобрёл бонусы почти супермена, и это не могло меня не радовать. То, что за это ещё придётся расплачиваться, меня, в силу моего возраста, не волновало.

Костя.

Поезд «Хикари» нёс нас по бескрайним просторам Дальнего Востока. Здесь эти просторы принадлежали Великой Империи Ниппон. Поезд летел со скоростью 500 км. в час.

Я говорю «нас», потому что ехал с дедом…

Да, вот так просто меня завели в вагон и посадили рядом с дедом. Самураи с каменными лицами попрощались со мной, и пошли на выход.

Глубоко вздохнув, дед прижал меня к себе, и я замер, счастливый. Мы не сказали ни слова, и так понимая, как скучали друг по другу.

Потом дед посадил меня ближе к окну, чтобы я мог видеть расцветающую природу. Наступил уже май, всё вокруг зеленело. Полотно дороги было поднято высоко над землёй, чтобы не мешать окружающей среде.

Я снова привалился к тёплому боку деда, стараясь подольше побыть с ним. Дед укрыл меня своей курткой, обнял за плечи. Ему тоже было грустно расставаться со мной: он ехал в Россию официально, я же должен проникнуть нелегально, поэтому мне надо сойти с поезда в Иркутске, который тоже был Японским.

Россию ещё называли УрС. Что можно было расшифровать, как Урал-Сибирь, и ещё Урс означал «медведь». Столица УрСа находилась в Свердловске. Так меня просветили в учебном центре.

Кому интересно, то на западе у России остался Мурманск, на Востоке – Чукотка, на юге – Новосибирск.

«Хикари» проходил через Новосибирск, затем далее, до Британских островов. В Новосибирске дед должен был сойти с поезда и добраться до Свердловска. Там снимет домик на окраине и будет ждать меня. Числился он пенсионером Великой Ниппон, и его пенсии вполне хватало, чтобы безбедно жить в России, встав на учёт в миграционном пункте.

Война закончилась давно, теперь все жили в мире, на «чужие» территории никто не претендовал. Подписали мирный договор, и успокоились. Внешне, конечно. Шпионские страсти бушевали нешуточные, от политических до промышленных.

Мне сказали, что в России сейчас наблюдается невиданный подъём экономики.

Японцы утверждают, что этого добились, благодаря образовательным реформам и воспитанию подрастающего поколения.

Как ни странно, и здесь были беспризорники. Всегда находились свободолюбивые дети, которым надоедала неусыпная опека, и они «пропадали», растворяясь в немаленьких городах.

Мне предстояло проникнуть в страну и затеряться среди них. Беспризорников постоянно ищут, и мне надо было попасть в сети… Но в нужные сети. Здесь мне обещали помочь, указав, кому можно сдаваться, кому нет.

– Дед! – позвал я.

– Что, Ники?

– У нас есть шанс?

– Я всё сделаю, – понял меня дед.

– Ты видел шарик?

– Видел. Мне передадут его в Свердловске.

Я повозился, у деда под боком, уютнее устраиваясь. Скоро мы расстанемся, и мне хотелось подольше сохранить родное тепло.

Я представил, что мы вернулись, и будем опять вместе жить. Как я буду себя вести? Хотелось бы не огорчать маму, папу, деда, чтобы все они радовались, какой у них хороший сын и внук.

Спасибо наставникам, вбили в меня уважение к старшим. Теперь я ни за что не сяду раньше старшего, не задам вопрос, пока не разрешат, не перебью, даже смотреть в глаза считается неслыханной дерзостью.

В России немного другие нравы, но воспитанные дети нравятся всем взрослым.

Поезд начал торможение.

– Пора, деда, – прошептал я, – спасибо, что был со мной.

Дед не выдержал, и поцеловал меня. Сначала в лоб, потом в щёки. Подумав, поцеловал меня в губы.

– Постарайся выжить, внук, – прошептал он, смахивая невольные слёзы. Я смотрел на него сухими глазами и ничего не выражающим лицом: тепло души деда оставалась со мной.

– Хорошо держишься, – похвалил дед, а я подхватил рюкзачок, в котором находилась смена белья, одежды и концентраты на первое время. Одет я был в простые джинсы, рубашку, была у меня ещё куртка, на ногах – кроссовки. Всё Российского производства. В кармане лежало ученическое удостоверение. По этому удостоверению я мог обедать в бесплатных столовых, в России, взять в булочной хлеб. В общем, смерть от голода мне не грозила. Если не потеряю удостоверение. Если потеряю, должен, обратится в свою школу, и мне выдадут дубликат…

Эх, знать бы ещё, где эта школа! А если украдут, или отберут? Значит, нельзя терять.

Поневоле позавидуешь тому, у кого чип вшит под кожу. Не потеряешь!

– Прощай, дед! – сказал я и пошёл по проходу. Выйдя на перрон, я разыскал окно, за которым остался дед и помахал ему рукой. Дед ответил. Ему, наверно, было грустно.

Я повернулся, и пошёл на автобусную остановку. Нашёл табличку, на которой было написано, что отсюда отправляются рейсы на вокзал с местным железнодорожным сообщением.

Вместе со мной с «Хикари» сошло немало народу, и азиаты, и европейцы, так что на меня не должны были обратить внимание.

Между тем трансконтинентальный поезд тронулся, приподнялся на магнитной подушке, и с лёгким свистом отправился в дальнейший путь.

Я не грустил, трёх часов счастья вполне хватило мне для поднятия настроения. Долго ещё можно вспоминать тепло деда, его ласковые поцелуи.

Улыбнувшись, я вошёл вместе с народом в автобус, провёл по считывателю карточкой и протиснулся по тесному проходу в самый конец автобуса, усевшись в уголке у окна.

К счастью, никто меня не побеспокоил, не спросил, почему я еду один. Наверно, довольно длительный переезд утомил пассажиров.

Автобус тронулся, увозя нас от громады вокзала, в город.

Город сверкал зеркальными стенами небоскрёбов, переливающейся рекламой, на японском и на разных европейских языках, в том числе и на русском. Привычный уже ровный асфальтобетон без единой трещинки, редкие чахлые деревца.

Я уже спокойнее смотрел на всё это, без прежней ненависти, хотя подозревал, что здесь тоже живут крысята. В случае чего, можно наведаться к ним в гости.

Автобус въехал на привокзальную площадь, и остановился. Пассажиры пошли на выход, возле двери стоял полицейский. Что он здесь делает?

Сделав морду кирпичом, я спустился по ступенькам и пошёл было на вокзал, но был остановлен:

– Мальчик, покажи документы.

Я подал свою кредитную карточку, на которой было написано, что я Ники Хокуто и надел дымчатые очки, солнце светило довольно ярко.

– Путешествуете один, или с сопровождающим?

– Один.

– Цель путешествия?

– Ангара, Байкал. У меня каникулы. Простите, а чем вызван ваш интерес ко мне?

– Вы одеты, как Урса…

– Сейчас это модно в Токио.

– Может, там и модно, но здесь почти приграничная зона, и это вызывает вопросы.

–Понятно, мистер. Я могу идти?

–Да. Вы где думаете остановиться, в японской, или европейской гостинице?

– В европейской.

– Могу посоветовать русскую, если у вас там мода на русское. Называется «Ангара».

– Спасибо, мистер, если не поеду дальше, обязательно воспользуюсь вашим советом, – поклонился я.

– Желаю хорошо отдохнуть! – козырнул мне полицейский.

Я отправился на вокзал, переводя по пути дух. Думал уже, что придётся провести ночь в полицейском участке. Начнут выяснять, что это ещё за Хокуто…

Никто не должен знать, что я из специального подразделения. В случае задержания должен выкручиваться сам.

На вокзале, без проблем я взял билет до Красноярска в общий вагон. Хотелось, конечно, в купейный, но там ты весь, как на ладони, в то время как, в общем, помещается куча народа, постоянно перемещаются, входят и выходят, да ещё и немало пассажиров с детьми.

Удалось сесть в кресло, недалеко от тамбура. В случае чего, можно перейти в соседний вагон, а то и выйти наружу. Уже тепло, хотя… я вздохнул: мне теперь было неважно, я не чувствовал холода, хотя знал температуру. Это знание оберегало от переохлаждения и перегрева.

Поезд шёл медленно, высаживая и принимая новых пассажиров. Я уже собрался подремать, когда увидел, что в вагон прошёл мальчишка. Внимательно его, рассмотрев, понял, что путешествует он в одиночестве.

Неуверенно пройдя по вагону, он поравнялся со мной.

– Кого-то ищешь? – тихо спросил я его. Мальчик вздрогнул и посмотрел на меня.

– Садись, – предложил я ему. Он опасливо взглянул и присел на краешек кресла возле меня.

– Ты почему один? – так же тихо спросил я. Мальчишка быстро огляделся:

– Почему ты думаешь, что один?

– Я давно за тобой наблюдаю.

– Ты шпик?

– Чей? – насторожился я.

– Полиции, – шмыгнул он носом, напрягаясь, чтобы сбежать.

– Нет, успокойся, я тоже еду один, потому тебя и позвал, вместе веселее. Ники, – представился я.

– Костя.

– Какие планы, Костя?

Костя недоверчиво посмотрел на меня, думая, сказать, или нет. Но в это время в вагон зашёл контролёр и Костя побледнел: – Шухер!

– Ты без билета? – Костя судорожно кивнул, собираясь бежать.

–Подожди, не бегай, Костя, попробуем обмануть его. Садись у окна!

Мы быстро пересели, и я достал билет.

Когда подошёл контролёр, я передал ему билет, он, молча, прокомпостировал его и двинулся дальше, не заметив Костю. Когда он вышел в тамбур, удивлённый Костя спросил:

– Почему он не спросил у меня билет?

– У меня было два, – соврал я, – Вообще, хочешь жить и нормально питаться?

Костя кивнул и проглотил слюну.

– Поедешь со мной?

– А ты куда едешь?

– Если тебя в этой стране ничего не держит…

– Ты… – я зажал ему рот и огляделся: вроде никто нас не видел.

– Чего кричишь? – зашипел я, – где твои родители?

– Нет у меня родителей. Сбежал из приюта.

– Из приюта? – удивился я. Что-то новенькое. Про приюты не доводилось слышать.

– Ну да. Был с крысятами, поймали, и привезли сюда, в приют.

– Странно всё это. Сдаётся мне, что ты врёшь. Может, ты от крысят сбежал? Из дозора?

Костя засопел и отвернулся.

– Ты бросил сектор без наблюдения?

– Ничего я не бросил, – с досадой сказал Костя, – Нас с Виталькой сдали. Его подстрелили, а мне удалось спрятаться. Ночью сбежал. Назад уже нельзя, если ты что-то знаешь про крысят…

– Согласен, – сказал я, – если это правда.

– Правда. Я попытаюсь перейти на ту сторону, – прошептал он мне на ухо.

Я внимательно посмотрел на него.

– Покажи свою голову.

– Чего? – не понял Костя.

– Голову наклони.

– Вшей будешь искать?

– А что, есть?

– У кого заводятся, наголо бреют. Ладно, смотри, – наклонил он голову.

Я прощупал его затылок в том месте, где мог быть вживлён разъём чипа.

Не было там родинки, только худая шейка с трогательной ложбинкой, вшей тоже не оказалось.

– Нет у тебя ничего, – успокоил я попутчика, – есть хочешь? – Костя сильно кивнул.

Я достал из рюкзачка стаканчик с сублимированным картофельным пюре с мясом и термос.

Вскрыл стаканчик, добавил воды, и перемешал.

Костя чуть не выхватил у меня из рук стаканчик, обжигаясь, начал есть ещё не до конца размешанный концентрат.

– Ну, что, едешь со мной? – спросил я его.

– А у тебя есть ещё?

– Есть, только попозже, как бы живот не подвело, будешь бегать всю дорогу в кусты.

– Какие кусты? мы в поезде!

– Это ненадолго, – я подумал, что, когда стемнеет, придётся покинуть уютный вагон и добираться до следующей станции пешком. Затем ехать зайцем, желательно на товарняке.

–Ты как попал в вагон? – спросил я Костю.

– Через заднюю площадку. Там открыто было.

– Костя, давай договоримся, что ты не будешь мне врать. Иначе не возьму тебя с собой. Зачем мне попутчик, в котором я не уверен? Может, ты сам шпион?

Костя покраснел и сказал, что у него есть ключ от тамбура.

– К наружным дверям он подходит? – кивок, – Замечательно, давай поспим, пойдём ночью.

Я откинул спинку кресла, вытянул ноги и притворился, что засыпаю. Рюкзачок я пристроил в ногах, не стал закидывать на сетку, что была над головой.

Через некоторое время Костя тихонько наклонился и ощупал рюкзачок. Что он хотел сделать? Проверить, что в нём, или прикрепить маячок?

Больше Костя ничего не предпринимал, или спал, или притворялся.

Когда за окном стемнело, я растолкал Костю, который сладко зевнул и потянулся.

– Давай, ещё поедим, и в путь.

Употребив очередной концентрат, мы поднялись, и вышли в тамбур.

Здесь стоял полумрак, за окошком двери пролетали тени от столбов и деревьев. Вглядевшись во тьму, заметил, что скоро поезд будет останавливаться, потому что началось торможение. Сам я мог сойти с поезда и на приличной скорости, но со мной был Костя, которому ещё надо было задать несколько вопросов.

– Давай ключ, – протянул я руку.

– Ты будешь прыгать? – удивлённо спросил меня Костя, протягивая ключ.

– Почему я? Вместе сойдём. – Я поворачивал ключ в замке.

– Я боюсь!

– Придётся потерпеть, если хочешь со мной.

– Я уже не знаю...

Договорить я ему не дал, открыв дверь, я схватил Костю и выпихнул наружу, велев, ухватится за поручень. Костя тихо вопил.

Я взялся за другой поручень, закрыл дверь и запер на ключ.

– Когда скажу, прыгаем! – крикнул я сквозь шум ветра и грохот поезда.

Прыгнет, или нет? Помогу!

Когда поезд замедлил движение, я крикнул:

– Прыгай, или сброшу!

Костя прыгнул, я следом.

Сгруппировавшись, я слетел с откоса, не повредив себе ничего, нашёл Костю, сидевшего в кустах.

– Ничего себе не сломал? – спросил я с участием. Костя затравленно посмотрел на меня, отрицательно покачал головой:

– Только ушибся, да ногу расцарапал.

– Тогда пошли...

Мы выбрались из кустов, и пошли по направлению движения поезда, с которого сошли так удачно.

Костя сильно хромал, существенно задерживая движение. Я думал.

Где допросить Костю? Когда рассветёт? Может быть поздно... Хотя, возможно, маячок прицеплен, чтобы отследить мой конечный пункт. И ещё: один ли маячок на мне, не является ли Костя сам маячком? Всё это надо выяснить, как можно скорее, потому что я даже не знаю, на кого работает мой товарищ. На душе было мерзко: что делать с Костей?

Когда стало немного светлей, я предложил отдохнуть, тем более что дошли до неширокой реки.

Костя не стал возражать, и, когда спустились к берегу, укрылись в зарослях, чтобы нас не видно было от дороги.

– Устал, Костя? – ласково спросил я. Костя не купился на мой тон, хмуро молчал, и смотрел в землю.

Вздохнув, я велел ему раздеваться. Пока Костя раздевался, ощупал свой рюкзак.

Маячок нашёлся в одном из кармашков. Пока оставив его на месте, спросил Костю:

– Ещё есть? На одежду мне не вешал?– Костя отрицательно покачал головой.

Раздевшись догола, он покрылся мурашками, и мелко дрожал.

– Руки в стороны! – велел я, Костя послушно развёл руки в стороны, я подошёл со спины и стал прощупывать кожу. На теле никаких меток не было. Когда я стал проверять, не вшит ли чип между ног, Костя разлепил губы:

– Нет у меня снаружи ничего, я его проглотил.

– Когда выйдет?

– Он должен прикрепиться где-то...

– И что теперь делать? – Костя пожал плечами.

Я отошёл к вещам, на всякий случай прощупал всю одежду мальчишки, разделся сам, проверил свою. Я знал, как искать, но ничего больше не было.