Текст книги "Военный разведчик"

Автор книги: Александр Карцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Пленный уже немного пришел в себя. Прежде чем отдать его афганцам, я спрашиваю, что сказал ему полковник перед смертью? На ответ я не надеюсь. Наверняка, что-нибудь личное. Типа, не забудь полить цветы. Или накормить любимую собачку.

К моему удивлению, пленный отвечает не задумываясь.

– Даст (Руки).

– Нафахмидам (Не понял)?

Афганец спокойно объясняет непонятливому шурави, что пред смертью полковник просил, чтобы его руки не достались кяфирам (неверным). До меня не сразу доходит, что перед смертью полковник думал о том, чтобы мы не смогли его идентифицировать. По лицу, либо отпечаткам пальцев. Чтобы не подвести свою страну, либо людей его пославших, полковник попросил своего собеседника сделать то, что могла не сделать ручная граната.

Ай, да полковник! Его доблесть была достойна восхищения. Мне почему-то вспомнились слова Сунь-цзы: «Ты всегда можешь встретить на своем пути более сильного противника. Непобедимость заключается в себе самом, возможность победы заключена в противнике.

Поэтому тот, кто хорошо сражается, может сделать себя непобедимым, но не может заставить противника обязательно дать себя победить». Так говорил Сунь-цзы.

Мы хорошо сражались. Мы сделали себя непобедимыми. Но не смогли заставить полковника дать себя победить. Победа осталась за ним. Ну и пусть! Зато мы остались живы. Легкое чувство досады не в счёт.

Нас не ругали. Ротный все прекрасно понимал. Да и мы знали, что вины нашей в этом не было. Кто же мог ожидать от полковника такой прыти. Что у него под руками всегда находится ручная граната. Что он всегда готов ею воспользоваться. И все равно настроение у нас было прескверное.

После обеда нам натопили баню. Баня – это вещь! Она помогает избавиться не только от грязи, но и от хандры. Баня – это то, что сейчас было нам нужнее всего. Но в предбаннике сидел какой-то лысый, вусмерть пьяный мужик. Он сразу же полез к нам обниматься. Просил принести гитару. И обещал что-то «сбацать». Это было совершенно ни к чему. Настроение у нас после неудачной операции было не то. Я заметил, как стал закипать Лёша. Судя по его тяжелому взгляду, у него серьезно зачесались кулаки. По крайней мере, один. Зная вес лёшиных кулаков, я был уверен, что и одного достаточно. Даже более чем достаточно. Для того чтобы оказаться в реанимации. Это при самом лучшем развитии сценария. На такой исход я даже и не рассчитывал.

От греха подальше, я потащил Лёшу в парилку. Когда мы из неё вышли, мужика в предбаннике уже не было. Повезло мужику. И нам тоже. Мы спокойно помылись. Пообедали. А вечером Валера Ромашов предложил нам сходить в клуб. Идти не хотелось, но из Москвы приехал Александр Розенбаум с концертом. Розенбаума послушать стоило. Его «Черный тюльпан» мы слышали на кассетах. Классная песня! Да и пел он очень душевно. Здорово пел.

Мы переоделись и втроём направились в клуб. На сцене с гитарой уже сидел наш новый знакомый. По бане. Он уже не казался таким пьяным. Может быть, чуть выпившим. Но лысина была все та же. Он задушевно выводил: «Под ольхой задремал есаул молоденький…». Это был Александр Розенбаум. Лёша Камин с легким раскаянием посмотрел на него, а затем на свои кулаки. Повезло Саше Розенбауму. Повезло.

Глава 8. Письмо

На подушке в моей комнате меня дожидалось несколько писем. От родителей, сестры. И, совершенно неожиданно, от Наташи Жигаревой. Мы познакомились с нею и её сестрой Галиной еще в прошлой жизни. На втором курсе училища девчата из пединститута пригласили наш спортивный взвод на вечер. На музыкально-педагогический факультет.

На этом вечере мы и познакомились. На следующий день после дискотеки с цветами и тортом я был уже у девчонок дома. В гостях. Без предварительной разведки. И даже, кажется, без приглашения. По-моему, это называется, лихой кавалерийской атакой. После таких атак, как правило, кто-то получает по хитрой рыжей физиономии. Обычно это бываю я.

В этот раз по физиономии я не получил. Зато познакомился с курсантом выпускного курса юридического факультета военного института иностранных языков Сашей. Удивительно серьезным и положительным молодым человеком. Он писал очень красивые стихи и был, безусловно, талантлив. К тому же он был женихом Наташи. Хорошо еще, что не мужем.

А нервничал он совершенно напрасно. Да, наверняка я казался ему действительно очень наглым типом. Но у меня не было ни малейшего шанса на успех. Саша был старше меня, опытнее и талантливее. Намного старше. В институт он поступил после армии. А не как я, сразу же после школы. Ему оставалось полгода до выпуска. И он уже знал, что будет работать в Генеральной прокуратуре. До моего же выпуска было еще больше двух с половиной лет. Я еще не знал, где буду служить. Хотя и догадывался, что где-нибудь у черта на куличиках.

Нет, у меня не было ни малейшего шанса. Хотя я и пришел в гости на полчаса раньше, чем Александр. А, как известно, кто раньше встает тому… Ну, в общем, у того гораздо больше шансов на успех. Когда Саша позвонил в дверь, я уже сидел на кухне и пил чай с тортом. В жизни каждого человека подстерегают неожиданности. Приятные и не очень. Судя по Сашиному взгляду, я был еще той неожиданностью.

И все-таки переживал он совершенно напрасно. Шансов у меня не было. Ни малейших. И все-таки он нервничал. Со стороны это было заметно. Так всегда нервничают по настоящему влюбленные люди. Те, которые боятся потерять свою вторую половину. Но тот, кто боится, не совершенен в любви. Так говорил мой друг, альтист Данилов. Они слишком ранимы и беззащитны. И не могут защитить свою любовь. Они выглядят смешно. Даже глупо. К тому же с ними слишком скучно и неинтересно. Ведь все их существо пронизано страхом. Какой девушке это понравится?!

Саша был влюблен. Он боялся потерять Наташу. А значит, совершал ошибки. Если бы он просто попил с нами чаю, поболтал ни о чем. Блеснул эрудицией и юмором. Через несколько минут в глазах Наташи я стал бы пустым местом. Вместо этого он стал нападать. Хорошо еще, что только на словах. И все равно это было ошибкой.

Он начал рассказывать мне о моем же училище. О казарменном положении на протяжении четырех курсов. О том, что увольнения у нас бывают раз в месяц. Как будто я об этом не знаю?! О том, что у них в институте свободный выход. И они каждый вечер могут быть рядом со своими любимыми девушками. Мне приходится парировать, что количество вечеров не всегда означает их качество. Хотя где-то я слышал о том, что количество со временем всегда переходит в качество. Делиться этой информацией с Сашей мне совсем не хочется. Мне понятно, для кого он все это рассказывает.

Мы обсуждаем последние стихи Евтушенко. Он рассказывает о судебной психиатрии и о своей практике. Нет, судебная психиатрия ему здесь не поможет. Лучше бы он больше времени посвятил изучению психологии. Особенно женской. Прежде чем нападать, вспомнил бы, что женская душа – потемки. И она не всегда на стороне сильного, на стороне победителя. Порой женская жалость и сострадание заставляют их с большим вниманием относиться к побежденным. Дарить им свою заботу, внимание. А со временем, и любовь. Нет, лучше бы вы, Александр, зубрили книги по психологии. Тогда бы не совершали таких ошибок.

Не понятно, почему, но мне забавно смотреть на него со стороны. Я даже немного его поддразниваю. Обращаюсь к Наташе, подчеркнуто, на «ты». Саша не выдерживает:

– Интересно, как давно вы знакомы? Что-то раньше я о тебе ничего не слышал?

Интересно, с каких это пор мы с ним на «ты»?! Я подчеркнуто равнодушно и не спеша смотрю на часы.

– Как давно знакомы? Двадцать один час, двенадцать минут и, кажется, несколько секунд.

Саша искренне удивлен. Следующая его фраза похожа на крик души. Она не рассчитана на публику.

– Двадцать один час… Нам для этого нужны месяцы, годы. А кремлёвцы всего добиваются менее чем за сутки. Всего.

Нет, насчет «всего» это он, конечно же, хватил лишку. Но все равно, приятно, когда о тебе так думают. Сам ведь сказал, что в отличие от курсантов военного института у кремлевцев «всего одно увольнение в месяц». Месяцы, годы… Да кремлевцы так долго и не живут. Зато и не откладывают на завтра то, что нужно сделать сегодня. По одной простой причине: завтра может просто не наступить.

Наташа на минуту выходит из кухни. Саша наклоняется в мою сторону. Он уже не нападает. Кажется, успокоился.

– Понимаешь, я пришел, чтобы пригласить Наташу в кино. Вот наши билеты.

На протяжении всего дня я нес полную чепуху. Но ситуация действительно была глупой. Я не знал, в каких отношениях находятся Александр с Наташей. Мне было ясно только одно: знакомы они много лет, отношения между ними довольно серьёзны и я здесь, скорее всего, третий лишний. Для этого не нужно было быть семи пядей во лбу.

Я зашел в комнату Наташи попрощаться. Она встретила меня у порога.

– Саша мой старый знакомый. У нас с ним очень сложные отношения.

Меня это не очень интересует.

– Наташ, ты хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, не хочу.

– Хорошо, я не уйду.

То, что происходит дальше похоже на сцену из плохого спектакля. Наташа выходит в коридор и начинает одеваться. Она обращается к Александру:

– А там можно купить еще один билет?

Кажется, Саша успокоился окончательно.

– Нет. Это же премьерный показ. Все билеты давно раскуплены.

Сцена из плохого спектакля заканчивается. Все происходящее дальше похоже на кошмарный сон. Так глупо я себя еще никогда не чувствовал. Мы доехали до станции метро Площадь Ногина. Поднялись наверх. Саша поймал такси. Мы попрощались. Наташа села в такси. Всё! Мне можно было возвращаться в училище.

Я тоже поймал такси.

– Кинотеатр Новороссийск…

Да, у кремлевцев всего одно увольнение в месяц. Они живут не слишком долго. Зато они никогда не сдаются. У входа в кинотеатр ребят не было, видимо уже прошли в зал. Не было пред кинотеатром и желающих продать лишний билетик. Не было и брони.

Кремлевцы никогда не сдаются. Интересно, кто это придумал?! Через служебный вход я зашел к администратору. Я ничего не придумывал. Сказал правду. Вопрос жизни и смерти. Скорее всего, в этот момент я и сам так думал. Испуганная женщина-администратор сказала, что свободных мест нет. Но если меня устроит стул… Боже, да меня и табурет устроит. Через пару минут я уже сидел в зрительном зале в последнем ряду на обычном стуле.

Я не видел, что показывали на экране. Но как только в зрительном зале зажегся свет, я устремился к выходу. Как истинный джентльмен, Александр пропустил вперед Наташу. Это снова было ошибкой. Многие считают, что женщин нужно пропускать вперед. Может быть на минном поле, я не спорю? Но в жизни, мужчина должен первым заходить в лифт. Ведь он должен проверить исправность лифта. И первым из него выходить. Чтобы убедиться в том, что впереди нет ничего опасного. Заходить в дверь первым. Мужчина должен поступать именно так. Если он бережет и любит свою девушку. Пропускать девушку вперед – это не воспитанность, а показуха.

Впрочем, меня сейчас такие тонкости мало интересовали. Я был благодарен Саше за то, что он поступил именно так, а не иначе. Это дало мне возможность придержать его на выходе за локоть и сказать ему на ушко несколько слов. Без свидетелей.

– Ты прав, у нас действительно всего лишь одно увольнение в месяц. (И чего я так прицепился к этому увольнению? Тем более, что наш спортвзвод отпускают в него каждую неделю). Но это мой день. И я никому не позволю его омрачать.

В глазах Александра застыл ужас. Это так забавно! Уж кого кого, а меня он явно не ожидал увидеть в зрительном зале. Наверное, сейчас я похож на какого-то злого демона. Который проходит сквозь стены. Преследует всю жизнь. Чтобы забрать чью-то бессмертную душу. Я долго смотрю в его глаза. Целую вечность.

Наташа оборачивается.

– Сережа? Ты здесь? Что случилось?

– Ничего страшного. Просто забыл у тебя дома свою записную книжку. С секретными сведениями. (И тут Остапа понесло! Какая записная книжка? Она лежит в кармане моей шинели. Какие там секретные сведения?! Разве что, рецепт приготовления яичницы из трех яиц). Придется ехать к тебе домой.

Наташа вопросительно смотрит на Александра. Я отвечаю за него.

– У Саши завтра тяжелый день. Он едет домой. К себе домой.

Ужас в глазах Александра сменяется удивлением. Он старше меня, опытнее, намного сильнее физически. В любой момент он может стереть меня в порошок. К тому же он любит Наташу. Я по сравнению с ним пустое место. На моей стороне нет ничего. Абсолютно ничего. Кроме наглости. Удивительной наглости.

На смену удивлению приходит растерянность. Как такое возможно? Он даже не прощается с нами. Ну и ладно! Не очень-то и хотелось с ним прощаться.

Мы возвращаемся к Наташе домой. Долго и безуспешно ищем мою записную книжку. Совершенно «неожиданно» я нахожу её в кармане своей шинели. Наташа отчитывает меня за забывчивость. Глаза её смеются. Это обычная игра. Мы оба это прекрасно понимаем.

Мы снова пьем чай. На этот раз с Наташей, её мамой Аллой Константиновной и сестрой Галиной. Затем Галя играет нам что-то очень красивое на фортепиано. Играет удивительно хорошо. Просто восхитительно!

Но время летит неумолимо. Мне пора возвращаться в училище. Мы прощаемся. И около девяти я уже в расположении своей роты. Чувствую себя последним идиотом. Да, кремлевцы никогда не сдаются. Но, возможно, иногда лучше просто не ввязываться в сражение. Тем более, когда победа в нем столь безрадостна.

Это было для меня хорошим уроком. Не зная брода, не суйся в воду. Одной такой кавалерийской атакой можно надолго испортить настроение хорошим людям. Очень надолго.

Но главный урок был в другом. Я понял, что любовь редкий и великий дар. Огромное счастье и страх потерять свою любимую. Любовь заставляет совершать великие подвиги и маленькие глупости. Но страх потери парализует волю, лишает слов и, в конечном итоге, самой любви.

Человек, влюбленный в жизнь, подобен человеку, любящему женщину. Он также раним и беззащитен. И точно так же выглядит немного глупо. Чтобы твоя любимая была с тобой счастлива, тебе нужно быть уверенным в трех вещах. Что любить нужно здесь и сейчас. А не завтра. Что вы будете жить вечно. Вместе. И будете любить только друг друга. Тогда все получится. Уйдет страх. Не будет ошибок и глупостей. Подозрений и недоверия. Вы не будете откладывать свою любовь до лучших времен. Более благополучных либо более благоприятных. Зная, что будете вместе целую вечность, вы научитесь беречь своих любимых. Не торопиться с выводами. Не рубить с плеча. Прощать. И лучше понимать друг друга. Ведь без взаимопонимания нет и взаимности. А без взаимности нет настоящей любви.

Так и жизнь. Её нужно любить. Но чтобы жить долго, её нельзя любить слишком сильно. Мне не очень близки идеи самураев с их фанатичным стремлением к смерти. Думается, что в жизни любые крайности нелепы. Просто нужно знать, что все мы умрём. Но не сегодня. Что сегодняшний день нужно прожить, словно он твой последний. Прожить вместе с любимой. Потому что только любовь имеет в этой жизни смысл. И только ради неё стоит жить.

Этому научила меня лихая кавалерийская атака. И еще тому, что кавалерист из меня никудышный. Зато весёлый. Ведь если в этой жизни не совершать маленьких безумств и подвигов, никогда не ошибаться и не обжигаться – жить будет слишком скучно. И если все в этой жизни будут ползать, некому будет летать.

Боже, как давно все это было! На следующий день Александр прислал Наташе удивительно красивое и трогательное письмо. В стихах. А еще через несколько месяцев они сыграли свадьбу. Я в это время был на каких-то очередных своих соревнованиях.

Но до этого мы несколько раз еще встречались с Наташей и Галей. Девчата приходили к нам в училище на танцевальные вечера. Где-то к третьему курсу мы потерялись окончательно. И вот письмо. Как только Наташка разыскала мой адрес? Мне кажется, что я сам себя уже найти не могу с этими постоянными переездами и сменой номеров полевой почты.

И все-таки письмо нашло своего непутевого адресата. Неожиданное письмо. Но, тем не менее, получить его было очень приятно.

Сережа, здравствуй!

Первого марта я (совершенно случайно) услышала твой голос в «Полевой почте».

Со мной что-то произошло. Меня просто потрясло, так странно и неожиданно было слышать знакомый голос. Я не могу не написать этого письма. Хотя мне трудно предположить, как ты на него отреагируешь.

Мне кажется, я не понимала твоих слов. В голове была только одна мысль: Сережа в Афганистане. И как было страшно и приятно одновременно. Страшно, что ты там. И приятно, что слышу твой голос.

Сережа! Я очень боюсь за тебя. Прошу тебя будь осторожен! Осталось совсем немного. Ты должен вернуться на Родину обязательно живым и невредимым.

Обидно, что мы потеряли связь друг с другом. Хотела написать сразу же после передачи, но не так-то легко найти твой адрес.

Надеюсь на встречу в Москве. Наташа

Да, действительно получить это письмо было приятно. Приятно, что кто-то еще помнит о тебе в Союзе. И все-таки я ждал не этого письма. Только сейчас я отчетливо понял, что все эти годы я ждал письма от совсем другого адресата. Но это было невозможно. Мы никогда не писали писем друг другу. За все время нашего знакомства я и звонил Светланке всего лишь пару раз. За столько лет! Хотя мне всегда так не хватало её голоса, её шуток и смеха. Мне почему-то подумалось, что было бы очень здорово получить от неё письмо. Хотя бы одно. Пусть очень короткое. В пару строк. Но от неё.

Мне так нравился её красивый аккуратный почерк. В каждой букве мне чувствовалось тепло её руки, виделся легкий наклон головы и светлая, загадочная улыбка на губах. Я видел, как она писала письма. Но Свеланка никогда не писала писем мне.

Это было как-то противоестественно. Ведь мы так любили друг друга! Каждая наша встреча превращалась в сказочный, чудесный праздник. С цветами (Светланка так любила цветы!) и шампанским. Фейерверками и её улыбками (Вы представить не можете, как она улыбалась! За одну такую улыбку можно было отдать все на свете. Мне так нравилось, когда она улыбалась!). Но Светланка была волшебницей. Она умела так волшебно улыбаться. А еще она умела находить меня в суете земных дел. Она удивительным образом чувствовала, когда я появлялся в Москве. Звонила мне. И мы встречались. К сожалению, эти встречи были так редки. Раз в год. Раз в полгода. Просто Светланка была волшебницей. У неё было множество других дел. К тому же она была замужем.

Я всегда знал, что мир несовершенен. Мир людей несовершенен. Бог сотворил людей из яблок райской яблони. Ранней осенью он разрезал красивые, сочные плоды пополам. И разбросал их по земле. Чтобы люди всю жизнь искали свою вторую половинку. А вместе с нею и свое счастье. «Просите и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».

Что ж, шутка удалась! Бог не учел только одного. Что у людей целое состоит не из двух половинок. Когда им это выгодно, половинок может быть гораздо больше. Правда, счастливее люди от этого все равно не становятся.

К тому же райские яблоки были так похожи друг на друг. Возможно, поэтому люди так часто ошибаются. В том не их вина. Но их беда. Мы были со Светланкой двумя единственными половинками одного целого. Мы ни на миг в том не сомневались. Но мир был несовершенен. И мы не были вместе.

Я написал письма родителям и сестре. С опозданием ответил на письмо своего одноклассника и друга Андрея Пименова. Написал ответ Наташе Жигаревой. А еще несколько строчек Светлане:

 
Я возьму кусочек мрамора
и капельку дождя.
Я возьму в ладони радугу,
тихий звон ручья.
Осени багрянец,
тайну янтаря
Я смешаю с солнцем.
Сотворю тебя.
 

На следующее утро со своей группой мы пристреливали свое оружие. Как всегда, после каждого выхода. Вообще-то все это называется проверкой боя и приведением к нормальному бою стрелкового оружия. Но это так длинно! Тем более что приведением оружия к нормальному бою должны заниматься лучшие стрелки подразделения. В закрытом тире. В, так называемых нормальных табличных условиях. При плюс пятнадцати по Цельсию. При пятидесяти процентах влажности. Отсутствии ветра. Нулевой высоте по балтийской системе координат. Цель должна быть с вами на одной высоте. А кучность боя соответствовать необходимым показателям. Это позволяет привести оружие всего подразделения к «одному глазу». Другими словами, взяв в руки любой автомат у своих подчиненных, вы будете знать, что стреляет он точно так же, как и ваш родной. И это правильно!

Мы приводим оружие к нормальному бою неправильно. Условия стрельбы далеки от табличных. Вместо контрольно-пристрелочных мишеней мы используем консервные банки или обычные камни. Каждый пристреливает свой автомат сам. На качество пристрелки это нисколько не влияет. В группе нет ни одного бойца со спортивной квалификацией ниже кандидата в мастера спорта. В том числе, и по пулевой стрельбе. Проблема в другом, каждый пристреливает автомат под себя. Это значит, что, взяв в руки чужой автомат, вы не будете знать, куда он стреляет.

Все объясняется просто. Ребята в спецназе немного суеверны. А иногда даже здорово суеверны! Они считают, что никто не должен прикасаться к их оружию. И уж тем более, из него стрелять. С ними трудно не согласиться. Пусть будет так! Поэтому после каждого выхода на операцию мы совсем неправильно приводим свое оружие к нормальному бою. Зато это оружие нас никогда не подводит. И в роте за последние месяцы нет, не только убитых, но даже и раненых. Вот и не будь после этого суеверным!