Текст книги "Военный разведчик"

Автор книги: Александр Карцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Глава 16. Алихейль

Весна проходит незаметно. В середине мая меня вызывают в полк. Нужно провести пятидневные сборы с молодым пополнением по альпинизму. Пополнение было кстати, на последних боевых полк понес большие потери. Первый человек, встреченный мною в полку – Руслан Аушев. Он останавливает меня на строевом плацу перед столовой.

– Как вы смотрите на то, чтобы принять под командование первый разведвзвод? – Интонация у него, как у Иосифа Виссарионовича Сталина. И такой же уставший взгляд под густыми бровями. Трудно поверить, что такие предложения могут быть адресованы первому встречному на плацу офицеру (Даже если этот офицер и носит мою фамилию!). И озвучены так, между прочим. Ни здравствуйте, ни пожалуйста.

– Прибыл для проведения сборов по альпинизму…

Я уже сработался с ребятами из второго разведвзвода. Командир его заменяется в этом месяце. Ни для кого не секрет, что меня пророчат на его место. А тут предлагают первый разведвзвод. В другом батальоне, другие люди. Желания никакого. Тем более что теряется контакт с Шафи. За это мне точно открутят голову мои отцы-командиры. Нет, голову – это слишком жестоко. Скорее всего открутят хвост. По самую голову.

Аушев смотрит на меня внимательнее. Что-то в моей интонации его заинтересовало. Наверное, шутливые нотки. В глазах у него появились чуть заметные смешинки.

– Хорошо. До вечера подумайте над моим предложением. А вечером принимайте разведвзвод. Сборы за вас проведут другие.

Так рухнули все мои планы. На ближайшие пять дней. В Управлении разрабатывалась абстрактная идея, в реальной жизни начальник штаба мотострелкового полка принимал решение. Жить этой идее или нет. И был по-своему прав. В последних боевых действиях под Чарикаром при выходе на задачу разведвзвод первого батальона попал в засаду. Первый залп по разведчикам душманы сделали из противотанковых гранатометов. Бойцов разрывало на части. Тяжело ранен был командир взвода Женя Шапко. У остальных разведчиков будет шоковое состояние – использование противотанковых гранатометов против людей парализует ужасом любого. Их расстреляют из пулеметов. Четверо убитых, командир – пятый (почти через три месяца, 6 августа 1987 года, Женька скончается в госпитале, так и не приходя в сознание.) Остальные – легко и тяжелораненые. В строю останется только двое.

Выбора у меня не было. Аушев был горячим ингушским парнем и мог сделать из меня все что угодно. Шашлык, к примеру. Неповиновения он не прощал, да и отказаться было неудобно. Могли посчитать за труса. Хотя героем я себя и сам никогда не считал. Но и трусом слыть не хотелось. Разведвзвод, так разведвзвод! Первый, так первый! Тем более что разведвзвод – это так здорово! Можно было поизощряться в составлении планов засадно-поисковых действий. Пофантазировать со способами выхода на задачу, с прикрытием артиллерией, авиацией. Организацией взаимодействия с соседними подразделениями. Можно было походить на засады. От души повеселиться, пострелять. Это было классно! Есть старое правило: если тебе не нравится твоя работа, но ты не можешь по тем или иным причинам её оставить – полюби её! Я начинал влюбляться в работу начальника разведки первого батальона. И не важно, что в это время я должен был находиться в другом месте и заниматься совсем другими делами. Это пусть отцы-командиры разбираются. Мы – люди маленькие.

Вечером я принимал разведвзвод. Точнее то, что от него оставалось. Двух разведчиков, вместо положенных двадцати четырех по штату. Две боевых машины пехоты. Третья, боевая разведывательная машина, была подбита на последней операции. Не хватало четырех автоматов, касок и бронежилетов, погибших разведчиков. Зато снаряжения и имущества было в избытке. Женя Шапко всегда был хозяйственным мужиком! Я написал рапорт о приеме дел и должности. Но актов на оружие и имущество составлять не стал. Принимать их было не у кого. Да и времени не было. Составил акты на списание оружия, касок и бронежилетов, принадлежащих погибшим разведчикам. И приступил к сотворению мира.

Мой новый мир не был слишком большим. Он не состоял из океанов и материков. Не включал в себя ни рыб, ни птиц. В нем даже насекомым не было места. Он состоял всего лишь из одного разведвзвода. Из двух бойцов. Нет, теперь нас было трое. Оставалось набрать и подготовить еще двадцать одного человека. Самым смешным было, как всегда, отпущенное на это время. Через неделю полк уходил на очередную операцию.

Но зато впервые в жизни я почувствовал себя богом. Точнее, меня назначили богом. На несколько дней. Аушев разрешил мне проводить отбор среди молодого пополнения в первую очередь. Обычно отбор начинала полковая разведрота, затем рота связи и инженерно-саперная рота. Разведвзвод батальона, как правило, был на четвертом месте. Но правила придумывают для того, чтобы было место для исключений. В этот раз все было по-другому. К тому же мне было предоставлено право отбора кандидатов во взвод и из числа старослужащих солдат. Проблем с набором не было. Разведка всегда была окутана ореолом романтики. И всегда находились добровольцы на бесплатные приключения и романтические прогулки под луной. Многие мечтали получить медаль или орден. О пуле в грудь или осколке в живот ребята почему-то не задумывались. Взвод был набран довольно быстро. Катастрофически не хватало времени на его боевое слаживание.

В первый же вечер моего командования разведвзводом замполит батальона старший лейтенант Ревякин (Прокудин Николай Николаевич) приказал написать письма родителям погибших солдат. Официальные извещения уже были составлены. Но, по устоявшейся в Афганистане традиции, в случае гибели солдата командир взвода, его заместитель и командир отделения писали родителям солдата несколько строк: «Он был настоящим товарищем. Во взводе все его любили и всегда знали, что в трудную минуту он обязательно придет на помощь. Так было и в последнем его бою, когда он до последнего патрона прикрывал отход своих товарищей». Трудно писать такие строчки, если не служил с этими ребятами ни дня. Если ни разу их не видел. Но, мне кажется, было бы еще труднее, если бы я их знал.

После веселой жизни диверсанта и разведчика (Не говоря уж о сторожевой заставе!) служба в мотострелковом полку кажется спектаклем. Строевые смотры, построения, разводы. Обязательное присутствие на утренней физической зарядке. Каждый вечер совещания у командира батальона затягиваются до полуночи. И остается совсем немного времени до пяти утра, чтобы выполнить поставленные задачи.

На одном из совещаний присутствует командир дивизии генерал Барынькин. Комбат ставит задачи на завтрашний выезд. Завтра начинаются очередные боевые действия. Где-то за Гардезом. В полном объеме задача, как всегда, неизвестна. Информацию доводят лишь в части нас касающейся. По прибытии в Гардез получим следующую задачу. Такая многоступенчатость предотвращает утечку информации. Комбат в ударе, хочет произвести на комдива хорошее впечатление, количество задач растет в геометрической прогрессии. Но комдив его останавливает.

– Товарищ командир батальона, если бы я был молодым лейтенантом и мне поставили бы столько задач на ночь, я бы вас всех послал… и пошел бы спать. Все это памятник вашей нераспорядительности. Товарищ майор, все это можно было сделать и раньше, а не в последнюю ночь. Товарищи офицеры, приказываю всем идти на концерт, а затем отбой».

Приказ есть приказ, идем на концерт. Из Москвы приехали какие-то артисты. Но комдив уезжает, и нас вызывают прямо с концерта. Совещание продолжается. До двух часов ночи. Наносим кодировку на карты, получаем переговорные таблицы, разбиваем личный состав на боевые тройки. На первом этапе операции задача моего разведвзвода, совместно со взводом старшего лейтенанта Игоря Васильева, прикрывать выдвижение армейской артиллерийской группы. Завтра в четыре часа утра мы должны встретить её у инфекционного госпиталя. Точнее уже сегодня. Двадцатого мая 1987 года.

Поднимаю своих разведчиков. У контрольно-пропускного пункта собирается полковая колонна. У нас отдельная задача, поэтому мы уезжаем раньше. Встречаем артиллеристов и начинаем выдвижение. Город еще спит. На улицах пусто. Но первое впечатление обманчиво. Едва ли кто-то может уснуть при таком шуме. По Кабулу идут танки и боевые машины пехоты. Начинается армейская операция.

До Гардеза дошли сравнительно спокойно. В одном месте только духи обстреляли экипаж боевой машины пехоты, стоявший на блоке. Пули рикошетируют от брони и асфальта. БМП стоит на обочине и ведет неспешный ответный огонь из тридцатимиллиметровой пушки. Под гусеницами БМП отстреливаются из автоматов два солдатика. Какая-то нереальная картина. Сразу же чувствуется, что стреляют не по тебе. С двух машин сходу открываем огонь по ближайшей зеленке. Перестрелка моментально стихает.

Недалеко от Гардеза подбираем с обочины двух афганцев. Безобидные дехкане. Играют в какую-то детскую игру. Перекладывают камушки в разные кучки. Проехала мимо БМП – камушек в одну кучку, проехал танк – в другую. Писать среди афганцев умеют лишь единицы, счет знают многие. Но с камушками сложнее ошибиться. Поэтому игра эта очень распространена. Среди детей и взрослых. Особенно вблизи пунктов постоянной дислокации советских войск. Сдаем афганцев на ближайшем посту царандоя, афганской милиции. Через несколько минут после нашего отъезда их наверняка отпустят. И это правильно. Можно было бы передать их хадовцам. Афганская госбезопасность работает как часы. Если к ним попал, значит – виновен. А раз виновен, могут и расстрелять. За что, не важно. Но отдавать их хадовцам бессмысленно. Где-то в другом месте сидят другие игроки. Этих игроков сбили со счета, и то ладно!

В Гардезе залили полные баки солярки. День отдохнули и только на следующее утро двинулись к Алихейлю. Спустились по горному серпантину в ущелье. Даже и не верится, что это и есть древний Шелковый путь! Но вдоль всей дороги на ветках деревьев и кустарников висят шелковые ленточки. Их оставляют путники. Такая традиция. Чтобы путь был легким и гладким. В ущелье полумрак. Солнце сюда почти не заглядывает. Ленточки практически не выцветают. И трудно сказать, когда их здесь повесили. Вчера или тысячу лет назад. Фантастическое ощущение слияния времен. Мы проходим через зону ответственности племенного афганского полка. Командующий, генерал Громов, договаривается со старейшинами, чтобы они разрешили пройти через их земли. В этом нет ничего странного. Если знать историю этого племени.

В четвертом веке до нашей эры Александр Македонский совершал свой индийский поход. Он мечтал покорить весь мир, но мир остался непокоренным. Войско было измотано многочисленными стычками с местными племенами. Но страшнее всего был тропический ливень, не прекращавшийся почти два месяца. Солдат мучила лихорадка, лошади выбились из сил. Ганг превратился в несбыточную мечту. И даже возвращение на родину уже казалось нереальным. Воины не роптали, это был открытый бунт. Они угрожали царю. И ему не оставалось ничего другого, как отдать приказ повернуть назад. На месте последней стоянки остались больные и раненые. Обычный маленький подвиг великих людей. Они знали, что погибнут. Здесь ли или в пути, не имело значения. Они не хотели быть обузой своим товарищам. Не хотели, чтобы их товарищи погибли из-за них. Кто-то должен был вернуться. Кто-то должен был рассказать об их последних днях. Самое удивительное, что такие же лагеря и лазареты, оставшиеся на территории Афганистана и Персии были беспощадно уничтожены местными жителями. Там македонцы были захватчиками и не заслуживали другой участи. Здесь же, на последней стоянке, они были всего лишь людьми. Местные жители не видели в них угрозы, а видели лишь путников, попавших в беду. Именно эта последняя стоянка стала концом великого похода и началом истории сильного и могущественного племени. Которое на многие века осталось на Древнем Шелковом пути. И которое сейчас мы ошибочно называем афганским племенным полком.

В племени существовала почти военная дисциплина. Основной сферой деятельности стала организация таможенной службы вдоль Шелкового пути. Это не было рэкетом. Просто за десятую часть провозимого товара, племя выделяло надежную охрану для сопровождения торговых караванов. От реки Инд до нынешнего Гардеза.

Проживая среди племен проповедующих ислам, они смогли сохранить свои традиции и обычаи. И веками мысленно продолжали свой последний поход на край света. Со своим великим вождем Александром Македонским. Может быть поэтому, загадочный Будда стал их новым богом. Ведь он был богом на тех землях, к которым они так долго стремились.

Племя стало настолько сильным и могущественным, что уже в наши дни не только Командующий сороковой армией генерал Громов вынужден проводить переговоры с его вождями, чтобы получить разрешение на проезд армейской группировки по их землям. Но, мне кажется, даже местные боги в чем-то к ним прислушиваются.

Тогда я впервые их увидел. Высокие, под два метра ростом, воины. С темными, немного вьющимися, волосами и ярко голубыми глазами (На востоке более распространены карие глаза). Хорошо вооруженные и обученные. С железной дисциплиной, они напоминали воинов древней Атлантиды. И немного – пришельцев из других миров.

Тогда я впервые познакомился с этим племенем. Нет, я не совсем прав. Не тогда, немного раньше. Ведь родом из этого племени были мой учитель Шафи, и его дочь Лейла.

Следующую ночь мы встретили у горы Норай. Там на первом этапе остается артиллерия. Мой разведвзвод уходит вместе с командным пунктом полка. КП немногочисленно: командир полка подполковник Прудников, начальник штаба подполковник Аушев, начальник артиллерии полка подполковник Потатуев, начальник связи старший лейтенант Вовка «Катушкин», комендантский взвод да несколько саперов. Моя задача их прикрывать.

В первый же день в соседнем 181-м полку подрывается старшина роты. Шел следом за сапером, наступил на противопехотную мину. Оторвало ногу. Вообще-то район тяжелый. До Пакистана несколько километров. Каждое утро под нами тралят дорогу и все равно каждое утро подрывы. Скорее всего, на радиоуправляемых фугасах.

Неделю сидим на небольшой горке. Окапываемся по ночам. Пока ничего сложного, обстреливают нас не часто. Изредка прилетают санитарные вертолеты под прикрытием двух МИ-24, забирают раненых. У соседей. Больше всего достается 345-му парашютно-десантному полку и 181-му мотострелковому. Правда и наша первая рота наткнулась на противопехотные мины. Лишь чудом обошлось без потерь.

Изредка с группой солдат из комендантского взвода спускаемся за водой. Это целый праздник! При строжайшем питьевом режиме на горке у родника можно даже умыться. Крохотный ручеек протекает в какой-то тысяче метров под нами. Но праздник, как всегда, не на нашей улице. У ручья бултыхаются бойцы комендантского взвода. Мы обеспечиваем их безопасность.

Сегодня у нашего санинструктора взвода, Жени Челпанова, день рождения. Вечером собираемся недалеко от его окопа. Со всеми предосторожностями разводим небольшой костерок в его окопе, кипятим воду. В каких-либо других условиях это можно было не понять, а на горке, где каждый глоток воды на учете, мы пили чай. Прямо из каски. Был день рождения у Жени Челпанова.

Утром под нами заработал духовский арткорректировщик. Его радиостанцию запеленговала четвертая рота нашего разведбата. Но в роте всего одна машина радиоперехвата. И взять точный пеленг у них не получается. Известно только, что он где-то очень близко. Просидел целый день со своей 255-й радиостанцией. Она у меня тоже поисковая, может определить направление на передатчик. Но все без толку – либо арткорректировщик работает на других частотах, либо у него сегодня выходной. Но держать такого друга у себя под боком не хочется. Приходится ставить себя на его место. Ибо мое место для него было бы идеальным – мы сидим на вершине. Но это место уже занято. Над нами солнце и звезды, остается место только под нами. Ниже, метрах в трехстах, небольшой кустарник. Единственное место, подходящее нашему другу. Связываюсь с разведбатом, прошу сообщить, когда заработает передатчик. Ведь еще бабушка говорила мне, что когда я ем, я глух и нем. В переводе на обычный язык это означало, что во время работы радиостанции радист глух и слеп. В этот момент его лучше всего и брать. Так учила меня моя бабушка.

Корректировщик заработал только на рассвете. Жаворонок, любит работать по утрам. Мы взяли его без шума и пыли. Ведь он не был знаком с моей бабушкой. И к тому же не занимался в детстве военным троеборьем. Троеборцы знают этот фокус. Один из видов их состязаний – метание учебных гранат на точность. В реальной жизни из осколочной гранаты Ф-1 выкручивается запал, граната метается в окоп, где сидит арткорректировщик. Не важно, куда попадет эта граната. Извините, был не прав! Не важно, для метающего. Для арткорректировщика это еще как важно. Шестисотграммовая чугунная болванка, пролетающая в нескольких сантиметрах от головы, на две-три секунды вызывает состояние ступора. А разве я сказал, что она пролетела мимо? Этого я не говорил. Бача (так мы называем афганских детей и просто афганцев) даже не успел доесть открытую банку тушенки. Как мило с его стороны! Тем более что я сегодня ещё и не завтракал. Выносим его к вертолетной площадке. Ко времени прилета транспортного МИ-8, он уже приходит в себя.

В тот же день духи атакуют 345-й парашютно-десантный полк. У десантников девять погибших. Наша полковая разведрота помогает их вытаскивать.

Так закончился первый этап операции. Утром спускаемся с горки к своей бронегруппе. Аушев с саперами, через полчаса и мы с командным пунктом полка. Наше место занимает первая рота. Перекидываемся парой слов с Игорем Кирпичёвым, командиром взвода первой роты. Он наша полковая легенда. Красавец, настоящий гусар, воюет весело и красиво. И постоянно с ним происходят какие-то приключения, которые со временем обрастают все новыми и новыми подробностями. И превращаются то в легенды, то в анекдоты.

Во время обеда где-то невдалеке слышен взрыв. Похоже на фугас. Едем с заместителем командира полка майором Агибаловым разбираться. Так оно и есть! У переезда через речку афганский КАМАЗ решил обогнать танк и съехал с протраленной колеи. Подрыв. У машины вырвало задний мост, КАМАЗ перебросило через танк. А водитель отделался только контузией. Повезло парню! Если бы не пошел на обгон, повезло бы больше.

31 мая колонна выдвигается к населенному пункту Алихейль. В пункте постоянной дислокации афганского полка должно состояться короткое совещание. Перед самым совещанием встречаю Франца Клинцевича, заместителя командира 345-го парашютно-десантного полка по спецпропаганде. Франц рассказывает, что на первом этапе духи ходили на одну из рот их полка в атаку. В лобовую, средь бела дня. Обкурились они там что ли, эти духи! Новость неожиданная. И неприятная.

На совещании нам наконец-то раскрывают замысел операции. Короткими бросками, рота за ротой, мы выдвигаемся к пакистанской границе. Перекрываем её и занимаем оборону. За нашей спиной афганский полк оборудует укрепрайон. Задача – продержаться две недели. Затем мы уходим, они остаются. Красиво было на бумаге, да забыли про буераки. Пока идет совещание в расположении полка взрывается несколько реактивных снарядов. Духи дают нам понять, кто в доме хозяин. Быть гостем не всегда приятно. Тем более, незваным. Ну да мы люди не гордые! Гости мы не привередливые. Нам бы водицы лишь испить, а то с утра не ели, да и ночевать негде. Так что на следующее утро мы идем в гости. Ведь, кто ходит в гости по утрам…

Глава 17. А на войне, как на войне

Оставляем бронегруппу в ущелье. Дальше пешком. Дорожка предстоит дальняя. По карте километров десять, но реально по горам вдвое дальше. Для горных баранов делов-то на пару часов. Мы, к сожалению, не бараны. Скорее, ишаки. К тому же хорошо нагруженные. Оружие, каска, бронежилет, спальный мешок, плащ-палатка, сухой паек на трое суток, три полуторалитровых фляги с водой. Каждый боец несет по шестьсот патронов к автомату, две осколочные и две наступательные гранаты, сигнальные огни и дымы, одну или две мины к 82-миллиметровому миномету. Кто-то дополнительно – приборы ночного видения, приборы бесшумной беспламенной стрельбы, подствольные гранатометы, связисты – радиостанции. Набирается килограмм за сорок. График движения немного нестандартный: пятьдесят минут движения, десять минут – отдых. А нам в школе что-то говорили о часовых привалах. Верь после этого взрослым! Во второй половине дня после одного из таких привалов ноги становятся ватными. Все поднимаются, я остаюсь отдыхать дальше. На небольшом валуне. Сил идти больше нет. Сказывается высокогорье или последствия болезни, не так важно. Главное, что поднять меня теперь не удастся никаким подъемным краном. В такие минуты в кино бойцы чуть слышно просят: «Брось! Брось, командир. Да не меня, а рацию». Но командир героически продолжает нести на себе разбитую радиостанцию… Увы, это не кино. Подходит Аушев. Смотрит на меня сверху вниз. И чуть слышно произносит волшебное слово: «Пристрелю!» Руслан Султанович всегда может найти ласковое словечко для своих подчиненных. И хотя к разведчикам он всегда относился хорошо (Тут уж не поспоришь, разведчики были его личной гвардией. Он за них, они за него в любое пекло!), на ум приходит, что когда-то я уже слышал что-то о загнанных лошадях. И что с ними обычно делают. Жаль, что все-таки это не кино!

Как мало нужно человеку в такую минуту. Немного дружеского участия и доброе слово. Всего одно! И откуда только берутся силы!? Я поднимаюсь и, как ни в чем не бывало, занимаю свое место в цепочке людей.

Через два часа выходим на задачу. Это небольшая горка, на которой нам предстоит провести около двух недель. Вообще-то игра «Царь горы» здесь очень популярна. И очень проста: кто на горе, тот и царь. Все перемещения разведгрупп в горах только по линии водораздела. Этому духи нас быстро научили: в ущелье ты – дичь, на горе – охотник. Вот мы и занимаем господствующую высоту. Наивно предполагая, что сегодня мы охотники.

Увы, это не так. В этом районе у духов четыре регулярных полка и с десяток довольно крупных банд. Наша армейская группировка, как минимум, втрое меньше. К тому же воевать с регулярными войсками нам еще не приходилось. Зато КП полка, кроме моего разведвзвода, будет прикрывать еще и полковая разведрота. Мне забот поменьше.

У десантников на войне есть два правила. Первое правило: захватить указанный объект или рубеж и удерживать его до подхода главных сил. Правило второе: главные силы никогда не приходят вовремя (Если быть более точным: главные силы не приходят никогда). Надеяться можно только на себя, да на свой автомат. В отличие от десантников у пехоты только одно правило: неизвестно, что с тобою будет завтра, а сегодня вырой-ка, братишка, хороший окоп. Мы следуем этому мудрому совету. Всю ночь вгрызаемся в скальный грунт, окапываемся. Что будет с нами завтра нам тоже неизвестно.

А с рассветом начинается настоящий ад. В учебниках по тактике это называется артиллерийской подготовкой атаки. Нас засыпают градом реактивных снарядов. Свист подлетающих снарядов, разрывы, визг осколков превращают окружающий мир в какую-то дикую фантасмагорию. Мы словно сурки забиваемся в норы, безуспешно пытаясь сохранить остатки разума среди этого безумия. Время теряет всякий смысл. Все вокруг теряет всякий смысл. Даже страх уже не имеет никакого значения. Только разрывы снарядов. И, кажется, этому не будет конца…

Обстрел заканчивается около шести вечера. Голова гудит как набатный колокол. Все тело разбито, душа раздавлена. Пережитое не укладывается в голове. Но одна мысль пульсирует в моем мозгу. Бойцы. Как там мои бойцы?

Мне кажется, что все погибли, и я остался один. Но впереди какое-то движение. Я переползаю от окопа к окопу. В ближнем – Илья Третьяков. Живой. Игорь Цепляев? Тоже живой. Глаза растерянные, но на теле ни одной царапины. Улыбается Олег Кононенко. Витя Дидык по-хозяйски осматривает свой пулемет. Вообще-то он наводчик-оператор боевой машины пехоты и должен был остаться с бронегруппой. Но напросился с нами в горы. Взял с собой пулемет Калашникова, и возится с ним, как с красной девицей. Навстречу мне ползет сержант Тарыгин. Валерий Андреевич собственной персоной. Живой! Даже не верится, но все живы! Пятнадцать разведчиков, два сапера и два огнеметчика. ЖИВЫ! Нет даже раненых. Повезло! Повезло, что в детстве посмотрел один фильм о войне. Там немецкие солдаты обороняли небольшую высотку. Во время артобстрела они отходили на запасные позиции. Вот и на горке я разместил взвод так же: на стороне, обращенной к противнику посадил двух пулеметчиков, а остальных – на обратном скате. О том, что это может пригодиться и спасти наши жизни, я, конечно же, не предполагал. Посадил, не задумываясь. Просто так было в кино.

Каждые два часа мы должны выходить на связь с командным пунктом полка, докладывать обстановку. Время – восемнадцать часов. Последний раз выходил в эфир двенадцать часов назад. Аушев меня убьет. Похоже, что я и так уже задолжал ему несколько своих жизней. Правда радиостанция все время находилась на дежурном приеме. Никто меня особенно и не искал в эфире. Все эти двенадцать часов. Видимо было не до этого.

– Беркут, Я – Сокол, 037 (У нас все в порядке). Я – Сокол. Прием.

В эфире мертвая тишина. В голову лезут дурные предчувствия. Но раздается негромкий щелчок, и я слышу такой родной голос Вовки «Катушкина», командира взвода связи.

– Понял тебя, Сокол. Доложи о 021-х и 300-х. Как понял, прием?

Ноль двадцать первые и трехсотые – это убитые и раненые. Докладываю, что таковых не имеется. Самая приятная новость за сегодняшний день. Как ни странно, но и в полку потерь нет. Только в соседнем триста сорок пятом парашютно-десантном полку четверо раненых. Оказывается, не так страшен в горах артобстрел, как его малюют. Но в душе остается неприятный осадок: где была наша артиллерия? Авиация? Когда они молотят духов, это нормально. Но когда тебя целый день возят лицом по асфальту, это что-то новенькое. И откуда у духов столько артиллерии? Вспоминаю о четырех регулярных полках моджахедов. В них-то точно артиллерии предостаточно. Надо было отнестись к этой информации более серьезно.

А разведчики мои продолжают окапываться. Заставлять их теперь не надо. Сами все понимают. В отличие от меня, к обстрелу они отнеслись как-то более спокойно. Для многих это первая операция. Возможно, ребята считают, что так и должно быть на войне. Если ты стреляешь, когда-нибудь начнут стрелять и в тебя.

Ночью пошел дождь. Холодный, пронизывающий. Как назло, оставил с бронегруппой свою плащ-палатку. Вместо нее взял двухметровый кусок маскировочной сетки. Для разведчика она важнее. Но, к сожалению, я был не только разведчиком, но и человеком. Для человека под дождем плащ-палатка предмет более полезный. Мой выбор оказался ошибочным. Зато спать не хотелось. Уснуть в такой холод не смог бы даже самый большой извращенец. Никто и не спит. Народ потихонечку продолжает окапываться. Мы с сержантом Куценко проверяем посты. Изредка на горке разрываются реактивные снаряды. Слышно, как в ответ работает наша артиллерия. Короткими перебежками добираемся до окопа Вити Дидыка. На наш свист он не откликается. Виден лишь его силуэт, склонившийся над пулеметом. Когда подбираемся поближе, Витя перебрасывает через себя пулемет и дает длинную очередь в нашу сторону. Затем спрашивает: «Кто идет?» В другой ситуации можно было бы пошутить по этому поводу. Сейчас не до шуток. Очередь прошла между нами. Предупреждаем, чтобы больше не спал. Как можно спать на войне? Хотя нашего солдата не случайно боятся враги – он может спать в любых условиях!

Через час дождь прекратился, а затем пошел снова. Судя по всему, к дождям придется привыкать. Возможно, это связано с особенностями рельефа. Горы образовали вокруг естественный отстойник, теплый воздух соприкасается с ледниками на вершинах гор и конденсируется в виде надоедливого мелкого дождика. Практически каждую ночь. К счастью ночь заканчивается. Небо на востоке начинает понемногу светлеть. Наступает рассвет. А с ним начинается новый день. И новый артобстрел.

Сегодня к нему все мы относимся попроще. По свисту пытаемся определить место падения снаряда. Обнаруживаем странную периодичность в разрывах. К нам прилетает тринадцать реактивных снарядов за четыре минуты. За двенадцать часов должно получится более двух тысяч. По нашей небольшой горке – явный перебор. К счастью для нас сегодня интенсивность огня заметно ниже, чем вчера. К тому же вести прицельный огонь реактивными снарядами очень сложно. Попасть же по вершине горы, с той позиции, откуда ведут огонь духи, практически невозможно. Похоже, что и духи это понимают. За весь день по нам выпущено не более семисот снарядов. Это хорошая новость. Есть и плохая. Даже две. Первая новость: в полдень духи вытащили на прямую наводку 76-миллиметровую горную пушку. Не очень страшно, но это уже наглость. Вторая новость: по данным радиоперехвата в районе появились арабские наемники. Это уже серьезно! Более серьезно, чем регулярные части моджахедов. В прошлом году в этом районе арабы расстреляли разведроту нашего полка. Так что с ними у нас старые счеты.

После обеда с разведгруппой спускаюсь с горки на нашу сторону. Сегодня должны прилететь вертолеты. Необходимо осмотреться, подобрать вертолетную площадку. Вокруг нас шикарный сосновый бор. Находим небольшую поляну, выставляем боевое охранение. В полусотне метров от поляны Леша Перкин натыкается на систему кяризов. На всякий случай забрасываем их гранатами. Алексей сегодня в ударе! Следующая его находка – небольшой родничок. Ай да Леша! Ай да молодец! Для нас это настоящий праздник. Как говорил кто-то из великих писателей, в жизни всегда есть место празднику. Он говорил о подвиге? Ну это он ошибался. Подвигов в нашей жизни и так хватает, праздников маловато.

Вертолеты уже на подходе. МИ-8 и два МИ-24. Сигнальными дымами обозначаем площадку. МИ-8 идет на посадку. Пока МИ-24 прикрывают нас с воздуха, вертолетчики выгружают сухой паек на пять суток и несколько ящиков с гранатами Ф-1. И за что я так люблю вертолетчиков! За ум и сообразительность! Знают, чем меня можно порадовать. Выгрузка занимает всего несколько секунд. Вертолет поднимается, мы отходим под прикрытие деревьев. Площадку накрывают первые реактивные снаряды. Молодцы духи, оперативно работают. Еще бы немного мы задержались и ага. Но мы тоже молодцы, не лаптями щи хлебаем.