Текст книги "Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века"
Автор книги: Александр Борозняк
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
В 1976 г. на должность редактора отдела германской истории издательства был приглашен доктор Вальтер Пеле – молодой исследователь, только что защитивший диссертацию. Пеле начал подготовку к печати нескольких книг карманного формата, разоблачавших преступления Третьего рейха и постепенно выстроившихся в серию. Первой книгой, отредактированной Пеле и выпущенной в 1977 г., был перевод «Нюрнбергского дневника» американского военного психолога Густава Гилберта, сотрудника Международного трибунала над главными немецкими преступниками[515]515
Gilbert G. Nürnberger Tagebuch. Gespräche mit den Angeklagten. Frankfurt a. M., 1977.
[Закрыть]. Поначалу преобладали перепечатки антифашистской литературы прежних лет, но затем резко возрос удельный вес изданий, выполненных по прямому заказу редактора.
«Что послужило для Вас побудительной причиной?» – спросил я Вальтера Пеле, с которым мы встретились на Лейпцигской книжной ярмарке весной 1996 г. «Меня очень тревожила общая ситуация в стране, я хотел дать ответы молодым людям, которые задавали иные вопросы, чем их предшественники».
Ряд однотипно оформленных публикаций о времени нацистской диктатуры приобрел характер широко известной тематической библиотеки, в которой, по словам ее издателя, «книги говорят друг с другом». Определилось жанровое многообразие серийных выпусков: это и научные исследования, и материалы дискуссий, и мемуары, и обращенные прежде всего к молодежи книги популярного и биографического характера. Пеле писал о задачах и принципах серии: «помочь тому, чтобы возникали споры и были заполнены пробелы в наших знаниях», способствовать развитию «самостоятельного мышления», «противостоять легендам, которые формируются там, где не достает света»[516]516
Pehle W. Verschweigen oder publizieren? // Juni – Magazin für Kultur und Politik. 1995. H. 22. S. 10, 14.
[Закрыть].
«Черная серия» стала популярной, когда через четыре недели после показа телесериала «Холокост» был оперативно выпущен сборник взволнованных откликов известных ученых и публицистов. Пеле нашел емкое и выразительное название для этой книги – «Нация потрясена».
Самое широкое распространение получили в ФРГ книга Эрнста Клее «Эвтаназия в национал-социалистическом государстве» и составленное им же собрание документов по этой проблематике. Эвтаназия – практика насильственного ускорения смерти неизлечимо больных и так называемых неполноценных. Жертвами этих злодеяний еще до начала войны стали в Германии сотни тысяч детей и взрослых в больницах, тюрьмах и концлагерях, что явилось, как неопровержимо показал Клее, лишь генеральной репетицией безжалостного истребления гражданских лиц и военнопленных в странах Восточной Европы и Советском Союзе. Автор проследил также послевоенные судьбы нацистских врачей и юристов, виновных в осуществлении эвтаназии. Большинство из них остались безнаказанными и продолжили свою врачебную или юридическую практику в ФРГ[517]517
Klee E. Die Euthanasie im NS-Staat. Die «Vernichtung lebensunwerten Lebens». Frankfurt a. M., 1985.
[Закрыть].
Значительный общественный резонанс вызвали издания о преступных врачебных экспериментах нацистов. В 1978 г. был переиздан составленный Александром Мичерлихом документальный сборник «Бесчеловечная медицина». Под редакцией Ойгена Когона в 1983 г. был опубликован свод документов о массовых убийствах узников концлагерей посредством ядовитого газа[518]518
Medizin ohne Menschlichkeit. Dokumente der Nürnberger Ärtzeprozesse. Frankfurt a. M., 1978; Nationalsozialistische Massentötungen durch Giftgas. Frankfurt a. M., 1983.
[Закрыть]. Эти выпуски «Черной серии» приобрели особое значение, потому что праворадикальная печать ФРГ регулярно выступает с утверждениями, будто и сами лагеря, и газовые камеры являются только инсценировками для дискредитации «невинных немцев».
В 1979 г. было издано 4 книги «Черной серии», в 1982 – 6, в 1988 – 9, в 1993 – 12. Осенью 1994 г. германской прессой был отмечен выход сотого выпуска библиотеки. «Без “Черной серии”, – писал тогда еженедельник «Die Zeit», – оказались бы вне сферы нашего внимания многие важные аспекты национал-социалистической диктатуры». По оценке газеты, серия стала «неотъемлемым компонентом историкополитической культуры ФРГ», «могучим заслоном против забвения, против вытеснения прошлого из исторической памяти»[519]519
Die Zeit. 26.08.1994.
[Закрыть]. Число выпусков серии перевалило за две с половиной сотни. «Публикуя правдивые книги о фашизме, – говорит Вальтер Пеле, – трудно рассчитывать на всеобщее одобрение». На страницах консервативных изданий не раз раздавались призывы «подвести черту» под издательским проектом. Но Пеле оставался непреклонным. Он руководил «Черной серией» 35 лет – вплоть до 2011 г.
Западногерманские исследователи, заявляя об исчерпанности методов традиционного историзма, обратились к инструментарию экономической и социологической науки, указывая, что необходим «открытый диспут о глубинных социально-политических корнях национал-социализма»[520]520
Mommsen H. Die Last der Vergangenheit. S. 165.
[Закрыть]. Поворот к детальному изучению экономических аспектов нацистского режима, проблематике «режим и крупный капитал» вызывал понятную тревогу историков консервативного крыла. Эрнст Нольте сетовал в 1978 г. на то, что уверенность в связях фашизма с капитализмом «распространяется среди академической молодежи как лесной пожар»[521]521
Totalitarismus und Faschismus. Eine wissenschaftliche und politische Kontroverse. Kolloquium im Institut für Zeitgeschichte. München, 1980. S. 31.
[Закрыть]. К числу основательных работ по экономической истории рейха следует отнести книги Дитера Петцины[522]522
Petzina D. Die deutsche Wirtschaft in der Zwischenkriegszeit. Wiesbaden, 1977.
[Закрыть]. В 1974 г. было выпущено новое издание классического социологического труда Джорджа Хальгартена по проблематике германского империализма. Анализ Хальгартена продолжил на материалах нацистского периода молодой исследователь Иоахим Радкау[523]523
Hallgarten G., Radkau J. Deutsche Industrie und Politik von Bismarck bis heute. Frankfurt a. M., 1974.
[Закрыть].
Именно в это время в исторической науке ФРГ становятся популярными установки «новой социальной истории». Вокруг профессоров Билефельдского университета Ганса-Ульриха Велера и Юргена Кокки объединились, по словам их сотрудника Лутца Нитхаммера, «толковые специалисты, принадлежавшие к социально-либеральному лагерю» и «завершившие свое образование после 1968 г.»[524]524
Niethammer L. Nun muß zusammenwachsen, was sich auseinanderentwickelt hat // Historische Orientierung und Geschichtskultur im Einigungsprozeß Rehburg-Loccum, 1991. S. 36.
[Закрыть]. Приверженцы критической школы ратовали – на базе творческого развития научных установок Карла Маркса и Макса Вебера – за комплексный подход к истории, за интерпретацию прошлого как совокупности развивавшихся процессов и структур, за учет органической взаимосвязи экономических факторов, форм политического господства и социокультурных феноменов.
Наиболее значимым оказался прорыв в исследовании «микрокосмоса» общественных отношений в нацистской Германии. Началось (преимущественно на локальном уровне) исследование проблематики «истории повседневности» – массового поведения и массового сознания, ментальности немцев в условиях Третьего рейха. Детлеф Пойкерт и Юрген Ройлекке считали, что достигнутое на этом пути преодоление «блокады памяти» явилось «попыткой применить возможности историков в рамках гражданского общества»[525]525
Peukert D., Reulecke J. Einleitung // Alltag im Nationalsozialismus. Vom Ende der Weimarer Republik bis zum Zweiten Weltkrieg. Wuppertal, 1981. S. 13, 81.
[Закрыть].
Существенно обогатились источниковая база, инструментарий, технология исследований. Наибольший отклик в ФРГ получили «Баварский проект» («Бавария во время национал-социализма»), осуществленный под руководством Мартина Брошата[526]526
Bayern in der NS-Zeit. Bd. 1–6. Munchen, 1977–1983; Broszat M., Fröhlich E. Alltag und Widerstand – Bayern im Nationalsozialismus. München, 1987.
[Закрыть], и «Рурский проект» («История повседневной жизни и социальной структуры в Рурской области»), выполненный группой Лутца Нитхаммера[527]527
Lebensgeschichte und Sozialstruktur im Ruhrgebiet. Bd. 1–3. Bonn, 1983–1985.
[Закрыть].
Историческая наука вступила в прямое соприкосновение с «обыкновенным фашизмом», с жизнью простых людей, которые не столько творят историю, сколько страдают от истории. «Речь шла не о новой исторической дисциплине, – заметил Петер Штайнбах, – но о новой перспективе исторического видения. Эти перемены нельзя описать в терминах типа “другая история” или “история снизу”. История повседневности, социальная и региональная история способствуют смене перспективы»[528]528
Steinbach P. Kleine Stadt und große Geschichte // Lernort Dachau. Protokoll einer Fachtagung im Institut für Jugendarbeit des Bayerischen Jugendrings. München, 1988. S. 22.
[Закрыть].
Согласно оценке Мартина Брошата, был проложен путь к «увлекательной terra incognita», к «миру народной жизни, который прежде казался неисторическим»[529]529
Alltagsgeschichte der NS-Zeit. Neue Perspektive oder Trivialisierung? München, 1984. S. 11–12.
[Закрыть]. По мнению Генриха Августа Винклера, усилиями нового поколения ученых было начато изучение «скрытого для нас измерения исторической реальности», поскольку «только из альтернативных источников мы можем узнать, каким был образ мысли немецкого народа в 1933–1945 гг.», каким было его политическое поведение в широком диапазоне: от полного одобрения режима до оппозиции[530]530
Ibid. S. 29–30.
[Закрыть]. Детлеф Пойкерт отмечал: исследование проблематики «обыкновенного фашизма» раскрывает «потрясающую картину “нормальной жизни”, оборачивающейся террором»[531]531
Peukert D. Alltag und Barbarei. S. 61.
[Закрыть]. Режим не только подавлял разум и волю масс, но не без успеха соблазнял эти массы. Публикации ученых социально-критической школы позволили понять, как действовали механизмы, превращающие нормального человека в «попутчика», в соучастника преступлений и – нередко – в палача[532]532
См.: Журавлев C.B. История повседневности – новая исследовательская программа для отечественной исторической науки // Людтке А. История повседневности в Германии. Новые подходы к изучению труда, войны и власти. М., 2010.
[Закрыть].
Как указывал Томас Линденбергер, качественные сдвиги в историографии ФРГ происходили, как правило, «на периферии исторического цеха или за его пределами»[533]533
Lindenberger Th. «Alltagsgeschichte» oder: Als um die zünftigen Grenzen der Geschichtswissenschaft noch gestritten wurde // Zeitgeschichte als Streitgeschichte. Große Kontroversen nach 1945. München, 2003. S. 81.
[Закрыть]. Общепризнанным инструментом научного познания Третьего рейха стала oral history – устная история: запись и критический сопоставительный анализ рассказов очевидцев и свидетелей событий, разворачивавшихся в нацистском рейхе. Была разработана методика сбора устных воспоминаний, определены как преимущества данной междисциплинарной практики, так ее и пределы.
Изучение проблематики повседневной жизни в Германии 1933–1945 гг. первоначально развернулось в рамках локальных объединений, получивших название «исторические мастерские». (Об их активистах говорили как о «босоногих историках».) Стал популярен (и одновременно вызывал недоверие) заимствованный у шведского ученого Свена Лундквиста призыв «копай, там, где стоишь!», который ориентировал на преимущественное исследование «низовой» локальной истории.
Как отмечали участники движения «мастерских» Ханнес Геер и Фолькер Ульрих, «над ландшафтом исторической науки, пронесся свежий ветер», началось изучение истории «с точки зрения тех, кто ее пережил и выстрадал». Деятельность исторических мастерских, отмечали Геер и Ульрих, приобрела «особую взрывчатую силу». Речь шла о «запретных темах локальной истории времен Третьего рейха… Прошлое, которое казалось мертвым, живо: под его кожей пульсируют прежние раны. Шла ли речь о забытом концлагере, или о роли местной элиты в период коричневой диктатуры, или о страданиях женщины, тайно полюбившей польского иностранного рабочего, – последствиями всюду были волнения и столкновения… Новое историческое движение не только дало ход механизмам, находящимся внутри научного цеха и вне его, оно изменило самих участников этого движения»[534]534
Geschichte entdecken. Erfahrungen und Projekte der neuen Geschichtsschreibung. Reinbek, 1985. S. 9, 29–30.
[Закрыть]. «Frankfurter Allgemeine Zeitung» вынуждена была признать, что существует «удивительный феномен», противостоящий «уравновешенной исторической науке»[535]535
Frankfurter Allgemeine Zeitung. 22.09.1987.
[Закрыть].
Но к началу 1980-х гг. пик активности «исторических мастерских» был уже пройден. Скепсис возник потому, что они были, как правило, связаны с левыми и леворадикальными течениями и организациями и рассматривали свою деятельность в качестве прямой альтернативы университетам. Ганс-Ульрих Велер с мало скрываемой неприязнью говорил, что приверженцы «мастерских» ведут атаку на традиционную науку «с напором русского танка Т-34»[536]536
Wehler H. U. Königsweg zu neuen Ufern oder Irrgarten der Illusionen? // Geschichte «von innen» und Geschichte «von unten». Kontroversen um die Alltagsgeschichte. Hagen, 1985. S. 36.
[Закрыть]. Свои опасения высказывал и Юрген Кокка[537]537
Die Zeit. 14.10.1983.
[Закрыть].
* * *
Происходили трудные сдвиги в историческом сознании ФРГ. Потерял былую убедительность тезис Франца Йозефа Штрауса: «Народ, добившийся таких экономических достижений, имеет право на то, чтобы ничего не слышать об Освенциме»[538]538
Цит. по: Fremd im eigenen Land. Frankfurt а. M., 1979. S. 86.
[Закрыть]. Вопреки противодействию консервативных сил, вопреки инерции забвения были открыты мемориалы на месте бывших фашистских лагерей смерти в Нойенгамме (близ Гамбурга), в Флоссенбурге (близ Регенсбурга), в Вевельсбурге (близ Падерборна). Детлеф Гарбе, руководитель мемориала на месте бывшего концлагеря Нойенгамме под Гамбургом, подчеркивал, что указанные музейные центры возникали «наперекор немецкой идентичности», поскольку они напоминали гражданам ФРГ «о вине их отцов и матерей, о постыдном отторжении прошлого в послевоенные годы»[539]539
Garbe D. Gedenkstätten: Orte der Erinnerung und die zunehmende Distanz zum Nationalsozialismus // Holocaust: Die Grenzen der Verstehens. S. 264.
[Закрыть].
Известный историк, участник польского Сопротивления, узник Освенцима Йозеф Вульф[540]540
Poliakov L., Wulf J. Das Dritte Reich und die Juden. Dokumente und Aufsätze. Berlin, 1955; idem. Das Dritte Reich und seine Diener. Dokumente. Berlin, 1956; idem. Das Dritte Reich und seine Denker. Dokumente. Berlin, 1959.
[Закрыть] пытался добиться создания экспозиции на вилле Ваннзее (в Западном Берлине), где 20 января 1942 г. под председательством Гейдриха было решено приступить к преступному «окончательному решению еврейского вопроса». Вульф не получил поддержки государственных инстанций и в 1974 г. в отчаянии покончил жизнь самоубийством[541]541
В 2013 г. опубликована научная биография Вульфа: Kempter К. Joseph Wulf. Ein Historikerschicksal in Deutschland. Göttingen, 2013.
[Закрыть]. Подготовка к созданию мемориала на вилле Ваннзее началась в 1986 г., когда удалось получить финансовую поддержку западноберлинского сената, и только в январе 1992 г. музей распахнул двери для посетителей. Более 10 лет потребовалось для того, чтобы убедить общественность и властные структуры в необходимости учредить выставку на месте штаб-квартиры гестапо на бывшей Принц-Альбрехтштрассе в Западном Берлине. Экспозиция, названная «Топография террора», начала работу в 1987 г.
С точки зрения участников создания новых музеев Андреаса Рупперта и Вольфа Бребека, основой работы антифашистских мемориалов является триада «информация – память – предостережение», это означает «помнить о мертвых, анализировать общественные условия, которые привели к их гибели, осудить палачей». «Прошлое не завершилось, оно воздействует на настоящее и на будущее. Ужас, охватывающий нас перед преступлениями прошлого, делает нас более чувствительными к событиям настоящего»[542]542
Ruppert A., Brebeck W. Wewelsburg // Vergrängte Geschichte. Verfolgung und Vernichtung in Ostwestfalen 1933–1945. Bielefeld, 1986. S. 352.
[Закрыть].
Активным борцом за открытие антифашистских мемориальных центров, за расширение их работы с молодежью выступила акция «Знак искупления», которая была основана в 1958 г. по инициативе главы евангелического синода Лотара Крейсига, который во времена нацизма от имени Исповедальной церкви решительно протестовал против организованного убийства инвалидов. В учредительном документе миротворческой организации было сказано: «Мы, немцы, развязали Вторую мировую войну и принесли неизмеримые беды всему человечеству… Но ныне мы стремимся к тому, чтобы противостоять ожесточению и ненависти, мы хотим отпущения грехов. Мы обращаемся к народам, которые мы заставили страдать, с просьбой построить на их земле нечто доброе: поселок, храм или больницу как символ искупления». Следуя доктрине примирения народов, бескорыстно работали сотни групп молодых немецких добровольцев во Франции, Чехословакии, Польше, Израиле, Норвегии, Нидерландах, Югославии… Теолог Гельмут Гольвитцер, один из выдающихся идеологов и организаторов акции, писал, что слово «искупление» означает «нечто большее, чем возмещение материального ущерба или восстановление». Это слово равнозначно тезису: «Мы должны учиться у истории, извлекать из нее уроки, признавать свои ошибки, изменять образ мыслей, покидать ложные пути, искать новые дороги»[543]543
Aktion Sühnezeichen/Friedensdienste. Bewerbungsunterlagen. Berlin, 1994. S. 5–7.
[Закрыть].
Поэт и публицист Фолькер фон Тёрне, отдавший свои силы делу примирения народов, писал о непреодоленных последствиях нацистского режима, которые «продолжают существовать в экономических и социальных структурах общества, в содержании школьных учебников, в статьях прессы и передачах телевидения». Задача акции «Знак искупления», по словам Тёрне, состоит в том, чтобы «учась на уроках прошлого и настоящего, преодолеть бессилие, покорность судьбе», «наотрез отказаться от предрассудков, косности, несправедливостей» в историческом сознании немцев, пойти по пути «действенной солидарности с жертвами нацистских порядков»[544]544
Ibid. S.18.
[Закрыть].
«Мы не можем отменить прошлое, – отмечал один из руководителей акции «Знак искупления» Вольф Юнг, – мы не можем избавиться от него. Попытка вытеснить его из нашего сознания, не признавать его не приведет к тому, что его воздействие на нас уменьшится. Память о прошлом, постижение прошлого может помочь нам понять опасность бесчеловечности и несправедливости в их сегодняшних обличьях. Освенцим является для всех нас тестом человечности, требует от каждого из нас защиты человечности»[545]545
Erinnere Dich! Auschwitz – zwischen Schweigen und Sprechen. Berlin, 1994. S.8.
[Закрыть].
Школьник из Гёттингена, один из участников групповой поездки в музей Освенцима, писал о встрече с бывшим узником нацистских застенков: «Он стал для меня живым воплощением Сопротивления, – не только сопротивления против фашизма, но и сопротивления против забвения»[546]546
Lehrke G. Gedenkstätten fur Opfer des Nationalsozialismus. Frankfurt a. M., 1988. S. 220–221.
[Закрыть].
Как отмечал Норберт Фрай, в 1970-е гг. в Федеративной Республике Германия вопреки всем препятствиям шло «формирование специфической политической культуры, в рамках которой главный акцент был сделан на активном историко-моральном противостоянии нацистскому прошлому»[547]547
Frei N. NS-Vergangenheit unter Ulbricht und Adenauer // Die geteilte Vergangenheit. Zum Umgang mit Nationalsozialismus und Widerstand in beiden deutschen Staaten. Berlin, 1995. S. 127.
[Закрыть]. Но не все ученые были тогда столь прозорливыми, как Вольф Юнг, который предвидел, что западногерманское общество неминуемо столкнется «с активным противодействием» правде о национал-социализме, «с вызывающими тревогу табу и с пробелами в исторических знаниях»[548]548
Nicht irgendwo, sondern hier bei uns! Materialien für Tutoren des Schülerwettbewerbs «Alltag im Nationalsozialismus – Die Kriegsjahre in Deutschland». S. 11.
[Закрыть].
* * *
Историками и архивистами ГДР были предприняты подготовка и издание серии документальных публикаций, посвященных роли германских монополий в подготовке войны, в грабеже оккупированных территорий[549]549
Anatomie des Krieges. Neue Dokumente über die Rolle des deutschen Monopolkapitals bei der Vorbereitung und Durchführung des zweiten Weltkriegs. Berlin, 1969; Anatomie der Aggression. Neue Dokumente zu den Kriegszielen des faschistischen deutschen Imperialismus im zweiten Weltkrieg. Berlin, 1972; Weltherrschaft im Visier. Dokumente zu den Europa– und Weltherrschaftsplänen des deutschen Imperialismus von der Jahrhundertwende bis Mai 1945. Berlin, 1975; Konzept für die «Neuordnung» der Welt. Die Kriegsziele des faschistischen deutschen Imperialismus im zweiten Weltkrieg. Berlin, 1977.
[Закрыть]. Источниковая база исследований была значительно расширена, в научный оборот был введен значительный массив оригинальных документов. Главная заслуга в осуществлении этого проекта принадлежала Дитриху Айххольцу, Вольфгангу Шуману, Вольфгангу Руге, Людвигу Нестлеру, Герхарту Хассу, Виллибальду Гуче. Плодотворная работа над документальными сборниками стала серьезной научной школой, ее участники ощутили вкус к самостоятельности суждений, в ходе закрытых обсуждений наметилась определенная тенденция к отходу от устаревших версий нацистской диктатуры. Итогом этого этапа в изучении проблематики нацистской диктатуры стал вышедший в 1980 г. под редакцией Айххольца и Госвайлера коллективный труд «Исследование фашизма. Позиции, проблемы, полемика»[550]550
Faschismus-Forschung. Positionen, Probleme, Polemik. Berlin, 1980. 551
[Закрыть].
Особого внимания заслуживает изданный Вольфгангом Шуманом и Герхартом Хассом завершенный в 1986 г. 6-томный труд «Германия во Второй мировой войне»[551]551
Deutschland im Zweiten Weltkrieg. Bd. 1–6. Berlin, 1974–1986.
[Закрыть], публикация которого явилась в известной степени вызовом исторической науке ФРГ. Андреас Хильгрубер, не испытывавший никаких симпатий к марксистским разработкам истории войны, констатировал в 1976 г., что историография ФРГ «не может противопоставить такому вызову ничего хотя бы приблизительно сопоставимого». Западногерманской историографии Второй мировой войны, признавал Хильгрубер, присуще «непростительное пренебрежение» как раз к тем аспектам истории войны, которые разрабатывались учеными ГДР: «анализ внутренней ситуации в Германии на различных стадиях войны, условия жизни населения, пропаганда, судебная система, террор, экономика, военная промышленность»[552]552
Hillgruber A. «Deutschland im zweiten Weltkrieg». Anmerkungen zu einem Standartwerk der DDR-Geschichtsschreibung // Historische Zeitschrift. 1976. Bd. 223. H. 2. S. 371–372.
[Закрыть].
Серьезные западногерманские ученые не без удивления указывали на «поразительный параллелизм» эволюции двух историографий и даже невозможность их «мирного сосуществования»[553]553
Heydemann G. Geschichtswissenschaft im geteilten Deutschland. Entwicklungsgeschichte, Organisationsstruktur, Funktionen, Theorie– und Methodenprobleme in der Bundesrepublik und in der DDR. Frankfurt a. M., 1980. S. 206; Blänsdorf A. Die deutsche Geschichte aus der Sicht der DDR. Ein Vergleich mit der Entwicklung in der Bundesrepublik Deutschland und in Österreich seit 1945 // Geschichte in Wissenschaft und Unterricht. 1988. H.2.S.284.
[Закрыть]. Джордж Иггерс обращал внимание немецких коллег на то, что усилиями ученых ГДР развиваются «новые научные подходы, заслуживающие международного признания»[554]554
Iggers G. Einige Aspekte neuer Arbeiten in der DDR über die neuere deutsche Geschichte // Geschichte und Gesellschaft. 1988. H. 2. S. 542.
[Закрыть].
Исследования экономических аспектов истории Третьего рейха оказали несомненное воздействие на западногерманскую историческую науку. Под влиянием марксистской историографии в научной литературе ФРГ началось обсуждение проблем взаимодействия фашистского режима с крупным капиталом. Осенью 1970 г. газета «Frankfurter Rundschau» поместила развернутый отзыв на монографию Айххольца. Рецензент, опираясь на опыт ученых ГДР, советовал западногерманским ученым «выбраться из сюжетов военной и дипломатической истории и перейти к анализу проблем отношений государства и экономики при нацистском режиме»[555]555
Frankfurter Rundschau. 13.08.1970.
[Закрыть].
Немалые успехи ученых ГДР в исследовании ряда проблем истории гитлеризма не могут служить оправданием того, что талант и знания историков растрачивались для совершенствования устаревших дефиниций, извинением того, что в их сознании сочетались искренность и конформизм. За это пришлось платить – навязанным «инстанциями» отказом от дискуссий по ключевым проблемам периода нацистской диктатуры, дефицитом творческой атмосферы, отсутствием свободного обмена мнений.
Из-за опасения неконтролируемого исхода возможных дебатов международное сотрудничество историков ГДР в деле изучения проблематики национал-социализма было ограничено. Казалось бы, что тема фашизма должна стать центральным пунктом сотрудничества ученых СССР и ГДР. Увы… В течение 32 лет работала двусторонняя комиссия историков, в рамках которой состоялось более 50 совместных конференций и коллоквиумов. Но только дважды (в июне 1971 г. в Москве и в сентябре 1978 г. в Киеве) в повестке дня комиссии стояли проблемы истории нацистского режима. Я участвовал в этих заседаниях и могу свидетельствовать: дискуссий на них не было, дело свелось к монологическому изложению позиций ученых двух стран. Не вышло ни одной совместной работы историков ГДР и СССР по тематике германского фашизма, в ГДР не опубликовали ни одного перевода книг советских авторов, занимающихся данной проблемой, даже ссылки на эти труды были редким явлением.
Что же касается взаимоотношений с западногерманской исторической наукой, то вплоть до второй половины 1970-х гг. она рассматривалась почти исключительно в ракурсе «разоблачения буржуазных фальсификаторов истории», и ее достижения в деле исследования истории национал-социализма замалчивались. Во время «спора историков» число откликов в прессе ГДР можно было перечислить на пальцах одной руки.
Здесь упорно предпочитали не замечать непреходящей ценности трудов Карла Дитриха Брахера, Мартина Брошата, Ганса-Адольфа Якобсена, Ганса Моммзена. В выдержавшем несколько изданий справочнике о западногерманской историографии эти и другие близкие к ним по направлению ученые были отнесены к категории «псевдолибералов», располагающих «самыми тесными связями с организациями монополистического капитала» и прибегающих к «грубым и примитивным способам фальсификации»[556]556
Unbewältigte Vergangenheit. Kritik der bürgerlichen Geschichtsschreibung in der BRD. Berlin, 1977. S. 108, 353.
[Закрыть]. В закрытых партийных документах Якобсену, Моммзену и другим ученым, занимавшим «относительно гибкую позицию», приписывалось осуществление злонамеренных «тактических вариантов империалистической западногерманской историографии». Мифической «группе Якобсена – Моммзена» (употреблялись даже формулировки «такие типы, как Моммзен»!) инкриминировались намерения «ослабить социалистический фронт по линии Будапешт – Прага – Берлин»[557]557
Sabrow M. Der «ehrliche Meinungsstreit» und die Grenzen der Kritik // Die Mauern der Geschichte. Historiographie in Europa zwischen Diktatur und Demokratie. Leipzig, 1996. S. 94, 112.
[Закрыть].
Партийные кураторы исторической науки ГДР явно опасались возникновения опасных ассоциаций с политическим режимом Третьего рейха, равно как и позитивной оценки достижений историографии ФРГ, особенно тех ее представителей, которые не испытывали симпатий к марксистскому методу. В историографии ГДР тон задавали историки, для которых, по едкому замечанию Курта Петцольда, было характерно «старательно наигранное стремление отмежеваться от исторической науки ФРГ»[558]558
Pätzold K. Martin Broszat und die Geschichtswissenschaft in der DDR // Mit dem Pathos der Nüchternheit. Martin Broszat, das Institut für Zeitgeschichte und die Erforschung des Nationalsozialismus. Frankfurt a. M. 1991. S. 182.
[Закрыть]. Фрицу Фишеру и его единомышленникам ставилось в вину то, что «они не оценивают империализм как высшую и последнюю стадию капитализма» и не придают своим публикациям «более или менее ясных контуров», а также, что в работах Фишера, вклад которых в историографию «весьма ограничен», отражены всего лишь «несовершенные представления об империализме»[559]559
Гутше В. К истолкованию империализма в новейшей историографии ФРГ, посвященной истории Германии 1898–1917 гг. // Ежегодник германской истории 1977. М., 1978. С. 322–323.
[Закрыть].
Среди ученых Германской Демократической Республики постепенно вызревало понимание необходимости перехода от идеологической конфронтации к интеграции альтернативных мировоззренческих подходов. Контакты историков двух германских государств открывали перспективу выхода на новую качественную ступень познания: от конфронтации (а для науки ГДР и изоляционизма) к диалогу.
