Текст книги "Последний бой сторожевого корабля "Пассат" (СИ)"

Автор книги: Александр Бондарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

  Тут же посмотрев на часы время 01.16, я прокричал, – немецкие эсминцы тип 1936, расстояние 17 кабельтовых. Орудийный расчёт к бою, орудие зарядить!

  Передал свой бинокль в руки Голованова, сказал, чтобы следил за немецкими эсминцами, сам припал к прицелу ЛБ-13-1, крутя одновременно штурвалы горизонтальной и вертикальной наводок.

  – Орудие заряжено, – раздался голос Синицына, старшего комендора у орудия.

  – Огонь, – скомандовал Голованов.

  Перекрестье прицела оказалось на идущем впереди эсминце, доверяя своему чутью, я тут же выстрелил, не забывая открыть рот.

  Немецкому эсминцу повезло каким-то чудом, скорее всего его, чуть приподняло на волне. Снаряд упал рядом с бортом у правого борта буквально в нескольких метрах.

  – Орудие зарядить, – тут же последовала команда Голованова.

  – Орудие заряжено, – через шесть-семь секунд отрапортовал Синицын.

  – Огонь, – тут же последовала команда Голованова.

  Для того чтобы всем эсминцам стрелять одновременно, шедший головным (это был эсминец Z-7 «Герман Шёман»), после первого пристрелочного выстрела, принял правее на несколько румбов, заодно чтобы и задействовать свои три кормовые башни.

  На этом я его и подловил, положив второй снаряд точно в район второй дымовой трубы, Этого оказалось достаточно, чтобы тот запарил и резко принял ещё правее, скорее всего стараясь выйти из боя, да и из под накрытия. При этом сбив наводку своим артиллеристам.

  В это время открыли огонь и следующие за ним два эсминца.

  Кто из них добился первого попадания, было не понятно, но нам прилетело во всю ту же рулевую рубку, совмещённую с моей каютой помощника и каютой капитана.

  – А ещё говорят, что в одно и тоже место на корабле не попадает, – подумалось мне, я как раз поймал в прицел второй из эсминцев немцев, как последовало: орудие заряжено в исполнении Синицына.

  Голованов ещё только открывал рот, чтобы крикнуть: огонь, как я уже выстрелил.

  Удар снаряда, а соответственно и взрыв пришёлся во вторую носовую башню, которую тут же перекосило, к тому же сбив прицел при выстреле и первой башни.

  Пока заряжали орудие, услышал как боцман корабля, уже имевший опыт подобного, построив цепочку из своих людей давал команды в машинное, на продолжение маневра кораблём для выхода из боя и его курсе вглубь бухты.

  Следующими выстрелами я лишил второй эсминец управления из боевой рубки, по крайней мере было одно попадание точно в неё, тот полным ходом шёл в сторону береговой черты.

  Нам же прилетело ещё два снаряда со стреляющего в полигонных условиях по нам третьего эсминца. Первым снарядом мы лишились носового орудия вместе с расчётом, второй пришёлся так же в носовую часть, лишив половину экипажа своих спальных мест.

  К тому моменту боцман сумел развернуть наш корабль носом в бухту и выдать полный ход. Кроме того были запалены несколько дымовых шашек, чтобы скрыть наш маневр.

  К тому моменту и я пометил третий эсминец несколькими попаданиями в район кормы.

  На том бой и окончился, хотя я и сделал дополнительно ещё несколько выстрелов в уже поглотивший туман последний из немецких эсминцев.

  Второй эсминец, в последний момент смог таки выкрутить рули, сбавив ход и уйти во всё тот же густой туман.

  По уже устоявшейся привычке посмотрел на часы 01.20.

  – Принимаю командование кораблём на себя, – прокричал я, чтобы слышало как можно больше людей из экипажа, которые находились неподалеку, – Дятлов, стоп машина. Отправить людей вниз, чтобы вызвали Балашова и пусть там проверят весь корабль на предмет поступления воды. Голованов проверить расчёт носового орудия, доложить по нему.

  Посмотрел вокруг, увидел Вяткина, тот во время боя, так как и в первом случае подтаскивал к кормовому орудию ящики со снарядами, а сейчас после боя просто упал на них.

  – Александр Ильич, – сказал я, – спуститесь к Веселкову (военфельдшер на корабле), уточните у него, сколько у нас раненых после боя. Особенно тяжёлых, если есть.

  – Сделаю, – вставая с ящиков произнёс Вяткин направляясь в глубь корабля.

  Боцман, – продолжал раздавать указания я, – Алексей Евгеньевич, на вас как всегда сбор убитых, думаю опять их определить пока не придём в Иоканьгу, в помещение бани. Привлекайте к работам всех незадействованных краснофлотцев. Ну и сразу же приступайте к разбору надстроек, в первую очередь меня интересует рулевая рубка корабля.

  Дятлов тут же развил бурную деятельность, озадачивая всех, каждому из окружавших меня краснофлотцев он тут же нашёл работу.

  В этот момент из внутренних помещений корабля, показался Балашов, осмотревшись по сторонам, увидев, где я нахожусь, тут же направился ко мне.

  – Что у нас в машинном, – тут же адресовал ему вопрос я, – ход дать можем?

  – Ход дать можем в любой момент, – заверил командир БЧ-5, при этом ещё раз оглянулся на разгромленную рулевую рубку с каютами, – вот только опять машинный телеграф, с переговорными трубами восстанавливать придётся. После первого боя запасной машинный телеграф у меня был, а теперь из двух один собирать надо.

  – Вот вам и задача собирайте из двух один, время есть, – проговорил я, – есть ли внизу поступления воды?

  – Пока проверяем, – сказал Балашов, – но на настоящий момент, поступления воды нет.

  В этот момент на корме появился Попов.

  – Докладывайте, что у вас со связью, – тут же задал ему вопрос я.

  – От сотрясения вышли из строя оба передатчика, – сообщил тот, – сейчас меняем лампы накаливания, думаю, за час радиосвязь восстановим. Раненых убитых нет.

  Подошедший для доклада Голованов был мрачный, – весь расчёт носового орудия погиб.

  – Там почти не на что смотреть, – мрачно проговорил он, – взрывом разорвало и раскидало всех. Первое попадание пришлось с левой стороны орудия, оно и было роковым для всего расчёта. Второе попадание пришлось тоже в носовую часть так же в левую сторону. Уничтожены жилые помещения для экипажа, но хоть хорошо, что там, на момент взрыва никого не было. Носовое орудие, для стрельбы не пригодно из-за проседания после снаряда.

  – Раненых шестеро, – доложил подошедший Вяткин, – тяжёлых двое.

  – И рулевой рубке и на мостиках погибло ещё шесть человек, – доложил подошедший Дятлов, – в рубке были Гончар, Шайтанов (поставлен на должность командира отделения сигнальщиков), командир отделения рулевых, рулевой и двое сигнальщиков на мостиках – все из вновь прибывших.

  – Со стороны бухты подходит «Меридиан», – громким голосом доложил краснофлотец Корнилов (строевой, из команды боцмана), прибежавший из носовой части корабля.

  Посмотрев в сторону, куда указывал краснофлотец, увидел подходящий к нам «Меридиан». По всей видимости, капитан-лейтенант Егоров, по стихшей канонаде определил, что бой закончился и поспешил к нам, предполагая, что нам нужна помощь. Так оно и оказалось.

  С подошедшего географического судна, через рупор, его командир Егоров уточнил, – нужна ли нам помощь?

  Намного подумав, я прокричал (наш рупор остался где-то в рулевой рубке), – швартуйтесь к нам, нам необходимо как можно быстрее привести корабль в порядок после обстрела, особенно рулевую рубку. Ход дать можем, после восстановительных работ, много погибших есть раненые.

  Швартовкой взялись руководить оба боцмана с двух сторон. Первым к нам на борт перескочил командир «Меридиана», капитан-лейтенант Егоров, следом за ним перескочили ещё два военных (это был комиссар «Меридиана» старший политрук Гутин Василий Николаевич и старший механик корабля инженер-капитан лейтенант Дубровин Семён Исидорович).

  – Где Гончар? – первый был вопрос Егорова, которого я уже знал в лицо.

  – Погиб на боевом посту – сказал стоявший рядом Вяткин.

  – Как помощник командира принял командование кораблём, – сообщил ему я, – за время боя погибло 11 членов экипажа, шестеро ранено, из них двое тяжело. Просьба помочь в восстановлении рулевой рубки и если есть запасной машинный телеграф, то будем очень благодарны, у нас после двух боестолкновений вышел из строя как основной так и запасной. А так же пока наши радисты восстанавливают радиопередатчики отправить сообщение по радио в штаб флота, я его сейчас напишу.

  – Запасной машинный телеграф есть, – сообщил Дубровин, – сейчас распоряжусь, чтобы его принесли сюда. Этому сообщению больше всего обрадовался Балашов, так как уже выяснил, что собирать из двоих побитых было нечего.

  Егоров отправил Гутина за людьми, а сам стал выспрашивать о бое у Вяткина. Я же быстро написал сообщение в штаб флота: В 01.17 имели боестолкновение с тремя немецкими эсминцами, гидрографическое судно «Меридиан» успело укрыться в бухте Восточная Лица, сторожевой корабль «Пассат» принял бой на входе в бухту. Имеем значительные повреждения корабля, прямыми попаданиями уничтожена рулевая рубка, носовое орудие, погибло одиннадцать членов экипажа, ранено шестеро. Погиб командир корабля старший лейтенант Гончар. Командование кораблём принял помощник командира лейтенант Пивоваров. Корабль через несколько часов, после временного ремонта рулевой рубки в состоянии выполнить поставленную ему задачу. Немецкие эсминцы ушли в направлении острова Кильдин. Лейтенант Пивоваров.

  Передав сообщение для отсылки Егорову, которое было передано радистам «Меридиана» с помощью одного из экипажа гидрографического судна.

  Я же сообщил большие подробности боя с немецкими эсминцами. Огонь первыми открыли мы, эсминцы так же нахватались не безобидных попаданий, всё же у нас калибр 100 мм, к тому же мы имели два орудия хоть и против пятнадцати. Один из эсминцев отвернул сразу же – по всей видимости, попали куда-то хорошо, да и как иначе, у нас оказался частично расчёт одной из башен эсминца «Стремительного» выживший после гибели корабля.

  На что Егоров кивнул головой, что он хорошо понимает, что значит орудийный расчёт с нашего эсминца здесь и сейчас.

  – Кроме того один из эсминцев чуть не выкинулся на берег из-за потери в управлении, скорее всего было попадание в боевую рубку, – сообщил я, продолжил, – ну а от третьего уже нахватались мы. Хоть и было всего три попадания, но нам хватило.

  Я махнул рукой в сторону разрушений, – да и калибр больше нашего, хорошо, что хоть ход дать корабль в состоянии, через некоторое время.

  Егоров понимающе поддакнул, ещё бы хоть бой с тремя эсминцами и был скоротечный но всё же это три эсминца.

   Глава 9

  Ещё в течении четырёх часов два наших экипажа, делали всё возможное чтобы восстановить в первую очередь рулевую рубку «Пассата», задействовав как своего плотника Кочелаева, так и трёх с «Меридиана» (на «Меридиане» действительно было три плотника Бестужев Ф.Е., Иванов К. И., Костров Д.М.).

  Пока было время ко мне подошли и пять пассажиров с «Меридиана», командиры – капитан-лейтенантом А.Ф. Волошенко (заместитель начальника ГО СФ), лейтенант Алексеев Алексей Иванович (начальник станции ГМС Иоконьга), старший лейтенант Богданович Изедин Тамерланович (начальник гидрографической части ГО СФ), старший лейтенант Алексеев Виктор Иванович (начальник Иоконьгского участка ГО СФ), техник-интендант 1-го ранга Дуничев Николай Алфеевич (старший инспектор ФО СФ). Всех их интересовал прошедший бой.

  Егоров предложил перейти пока в кают-компанию на их «Меридиан», продолжить разговор за кружкой горячего чая.

  Что было всеми с благодарностью принято, все переместились на «Меридиан» в кают-компанию, где молодая лет двадцати буфетчица (да действительно на тот момент на корабле был и буфет и буфетчица Мохнаткина Н. Н.) подала всем горячий свежее заваренный чай.

  Я подробно рассказал обо всех моментах прошедшего боя (за исключение своего участия в нём как наводчика), а так как в разговоре ещё и зацепились за бой с эсминцами 13 июля, когда мы сопровождали отряд кораблей ЭПРОН (не вовремя напомнил об этом сидящий рядом со мной Вяткин). Пришлось в подробностях рассказать и о нём (конечно же, не упоминая о том, что и там я поработал за наводчика). Горячий чай всем повторили.

  Уже когда мы с Вяткиным шли на борт своего корабля, тот спросил, – почему я не говорил о своём участии в этих боях, а точнее умалчивал?

  – Видите ли Александр Ильич, – ответил я тому, – и в первом, да и во втором бое погибли настоящие герои. Вот пусть о них и говорят, как о настоящих героях. А я что? Живой и не единой царапины, ещё и наказать могут, если узнают, что стрелял за наводчика, а не командовал расчётами, как командир БЧ-2.

  Посмотрел на Вяткина и продолжил, – ну вот выпячусь я, сообщу, что такой хороший. Командование конечно, может это проверить, и что тогда? Отправят служить на какой-нибудь эсминец командиром башни и всё.

  Остановившись опять посмотрел на Вяткина, продолжил, – а так может быть благодаря мне спасено для флота три корабля, не считая наш, да и сколько людей хороших, профессионалов, особенно на кораблях ЭПРОН, и тут на «Меридиане». Уж это-то оспаривать не будешь?

  – Согласен, – задумчиво сказал Вяткин.

  – Будешь докладывать? – уточнил я у своего заместителя, – что бы меня убрали.

  – Да нет, – улыбнувшись, ответил тот, – ты то, как раз на своём месте, я только не понял до сих пор, почему тебя не назначили командиром, после 13-го.

  – Командованию виднее, – пожав плечами, ответил Вяткину, – а об этих эпизодах, когда я стоял за наводчика, лучше забыть сейчас, иначе меня уберут отсюда. А для меня это назначение нормальное, тем более что с нашей подачи у нас установили орудия 100-мм.

  Остановившись оба посмотрели на временную рулевую рубку, Тут к нам с Вяткиным подошли Балашов с Дятловым.

  – Машинный телеграф уже установили, – сообщил довольный Балашов, – через полчаса закончим, с переговорными трубами.

  – А нам ещё надо час времени, – сообщил Дятлов, – закончим временную рулевую рубку. Плотники так же помогут заделать пробоину в носовой части и привести в порядок хотя бы ещё один кубрик для экипажа.

  – Вы Алексей Евгеньевич, не торопитесь, – обратился я к Дятлову, пусть лучше сейчас несколько часов потеряем, но сделаем хоть и временно, но хорошо. Нам такими темпами до Иоканьги ещё несколько дней идти. Сутки, двое там, потом ещё несколько дней назад идти. А об уюте людей лучше сейчас позаботится, пока есть возможность.

  Около 06.00 наш сторожевой корабль «Пассат», отойдя от «меридиана», направился на выход из бухты Восточная Лица, вслед за нами через 15 минут выдвинулся и «Меридиан». Встав впереди сопровождающего судна, наш небольшой отряд на скорости 6,5 узлов двинулся вдоль береговой линии в направлении Иоканьги. Со всех маяков и метеостанций были забраны жёны и дети их сотрудников, а на них доставили запасы продовольствия.

  Пока мы шли до Иоканьги, мои комендоры почистили оба орудия, боцман Дятлов организовал из своих подчинённых и Кочелаева бригаду, которая занималась восстановлением жилых кубриков для экипажа.

  После 14.00 25 июля наш небольшой отряд прибыл в конечную точку Иоканьгскую ВМБ. В порту у пирса встали опять рядом с СКР «Рубин», на палубу последнего уже при нашей швартовки высыпал весь экипаж, опять рассматривая наш повреждённый корабль.

  – Это уже традиция, – произнёс я стоящим рядом со мной Вяткину и Зарецкому.

  – Какая традиция, – не понял Гена Зарецкий.

  – Приходить в этот порт побитыми, – со вздохом произнёс я, – хорошо, что хоть доверенные нам корабли доводим сюда без потерь и целыми.

  – А я думал, – сказал, усмехнувшись Вяткин, – что ты имел в виду этого старшего лейтенанта из Управления военного порта и охраны рейда.

  Посмотрев куда указал Вяткин, я увидел, что к нашему СКР-22, действительно подходит старший лейтенант Сибирцев.

  – Это за мной, – сообщил я стоявшим, – наверное, командир Иоканьгской ВМБ капитан 2 ранга Дианов вызывает. За меня на корабле остаётся Вяткин.

  Тут же начал быстро отдавать Вяткину дальнейшие распоряжения, по поводу организации похорон погибших.

  За прошедшие сутки у нас умер один тяжелораненый, ещё одного готовили к переноске в санитарное отделение базы, куда идти Веселков уже знал, по предыдущему нашему посещению.

  Я же спустился к подходившему к кораблю старшему лейтенанту. Как оказалось, я был прав, меня вызывали для доклада к командиру базы, как впрочем, и Егорова.

  Направился вместе с Сибирцевым сначала к уже тоже пришвартовавшемуся «Меридиану», потом уже втроём в штаб базы. На входе часовой пропустил нас вместе с Сибирцевым, куда идти дальше я знал.

  Постучав в кабинет, после разрешения вошли, я пропустил вперёд как старшего по званию Егорова.

  В кабинете помимо самого Дианова был и батальонный комиссар Гудовский.

  Доложили о прибытии, по очереди, я вторым, после того как сели за стол, Дианов предложил доложить сначала капитан-лейтенанту Егорову.

  Тот встав начал доклад, с того что ему была поставлена задача в штабе флота по обеспечению продовольствием маяков и метеостанций на побережье между главной базой флота и Иоканьгской ВМБ. Дальше тот доложил конкретно на сколько маяков и метеостанций они заходили. А так же, что с них были забраны члены семей служащих маяков и метеостанций, в количестве 20 человек не считая маленьких детей.

  Вторым докладывал я, встав, начал как всегда с занимаемой должности.

  Как и в первый раз, тут же последовал вопрос от Гудовского, – где командир корабля?

  Ответил как есть на самом деле, – погиб во время боя 24 июля, с тремя немецкими эсминцами.

  – То, что немецкие эсминцы были и здесь мы знаем, – тут же сказал Гудовский, – а о каком бое ты говоришь?

  Подожди, – прервал его Дианов, – ты уже был временным командиром «Пассата», это же ты привёл 14-го сюда отряд кораблей ЭПРОН?

  – Так точно, – доложил я, – 14-го привёл сюда отряд кораблей ЭПРОН. 13-го вели бой с немецкими эсминцами.

  – А сейчас 24-го? – уточнил Дианов.

  – Так точно, доложил я, – 24 июля в 01.00 получили сообщение от дежурного по флоту об замеченных в полночь эсминцах у вашей базы и о том, что нашим кораблям было предписано укрыться в бухте Восточная лица. В 01.13 успели завести гидрографическое судно «Меридиан» в бухту Восточная Лица, где оно стало уходить вглубь бухты. Наш СКР-22 стал патрулировать чуть в глубине от входа в бухту. В 01.16 были замечены все три немецких эсминца. Скорее всего появление их связано с тем, что нам поступило указание сообщить в штаб флота о получении уведомления. Как только мы дали уведомление о получении, тут же появились и немецкие эсминцы.

  В этом месте моего доклада, Дианов, резко поднялся из-за стола и принялся ходить по кабинету. Он, конечно же понял, что такие требования в отношении нас были неприемлемые, мы тем самым выдавали своё расположение. Тем более, что в этом деле, это был не единственный прокол, другой я опишу немного ниже по тексту.

  – Продолжайте, – немного успокоившись, сказал Дианов.

  Я продолжил доклад, – мы первые заметили немцев, наши сигнальщики определили их как тип 1936. Мы же первыми открыли огонь, в то время был туман, видимость составляла приблизительно 17 кабельтовых. Первый выстрел был почти накрытие, он лёг всего в нескольких метрах от первого эсминца, тот поменял курс, пошёл чуть правее, чтобы задействовать свои кормовые башни. Получил от нас снаряд точно в район второй дымовой трубы, ему этого оказалось достаточно, чтобы он запарил и начал резко принимать правее, выходя из боя, да и из под накрытия, сбивая прицелы своим артиллеристам.

  – Стой, – выставил вперёд руки командир базы, – это от второго вашего 45-мм снаряда он запарил?

  – Никак нет, – тут же доложил я Дианову, – после боя 13-го, я доложил своим начальника ОВР, о том, что такого калибра не хватит для поражения эсминцев немцев и предложил, командованию ОВР, как раз для таких случаев по сопровождению не вооружённых судов, переоборудовать один из сторожевых кораблей, установив на него что-нибудь покрупнее типа от 76-мм до 130-мм. Что есть в наличии. По всей видимости, это предложение прошло в штабе флота. Пока мы проходили ремонт в Полярном, нам и установили новые 100-мм орудия Б-24-БМ, демонтировав 45-мм орудия. Вот из них мы и вели огонь по немцам.

  – Вот теперь я понял, – удовлетворённо сказал Дианов, – продолжайте.

  – После этого, – продолжил я, – было попадание уже по нам, у нас опять было прямое попадание в рулевую рубку. Там погибли все, кто был, в том числе и командир корабля. Мы тут же накрыли второй эсминец, прямым попаданием во вторую носовую башню, сбив прицел при стрельбе первой. Следующим было попадание немцу прямо в боевую рубку, отчего тот полным ходом пошёл в сторону береговой черты.

  – Это кто же у вас такой меткий? – тут же заинтересованно спросил Гудовский.

  – По сравнению с 45-мм орудиями, где в экипаже корабля предусмотрено в расчёте всего два комендора, у 100-мм орудий расчёт 5 человек, вот нам и пополнили экипаж почти полным расчётом одной из башен потопленного эсминца «Стремительный», помимо четырёх краснофлотцев, к нам попали и наводчик орудия башни и командир отделения комендоров.

  – Теперь понятно, – удовлетворённо произнёс Гудовский, – продолжайте.

  – Так как третий немецкий эсминец стрелял почти в полигонных условиях, – продолжил я, – то от него нам и прилетел второй снаряд, который уничтожил полностью расчёт носового орудия. Третий снаряд попал так же в носовую часть нашего корабля, уничтожив жилые помещения для экипажа, от этого же снаряда настил под носовым орудием перекосило, стрелять из этого орудия уже было невозможно. К тому моменту немцы сумели развернуть второй эсминец и он ушёл за первым, третий не стал испытывать свою судьбу и ушёл за остальным отрядом. Были ли в него попадания, я точно не знаю. Бой закончился в 01.20. То есть всего шёл три-четыре минуты. Мы потеряли за это время 11 человек убитыми и 6 ранеными, из них два тяжело. Один тяжелораненый умер шесть часов назад. Корабль ход не потерял, с помощью экипажа «Меридиана», временно восстановили рулевую рубку, заделали пробоину на носу и преступили к выполнению возложенных на нас задач, по охране гидрографического судна «Меридиан».

  Я вопросительно посмотрел на Дианова.

  – По вам всё в порядке, – сообщил тот, – когда уходите, завтра?

  – Так точно, как похороним убитых, – сообщил я.

  – На всякий случай зайдёте к начальнику штаба, может быть будут какие-то указания для вас, – дал указание Дианов.

  В этот раз похоронить успели ещё до вечера, помог Егоров, выделил своих трёх плотников, те вместе с моим штатным плотником Кочелаевым, успели за несколько часов, сделать двенадцать гробов, а боцман за это время организовал половину экипажа на рытьё могил.

  Но выдвигаться всё же решили мы с Вяткиным, завтра 26-го с утра пораньше, после посещения штаба базы.

  Спать мне пришлось на своём старом месте в каюте с Геной Зарецким, дежурить на ночь я поставил боцмана Дятлова, с утра же после отхода от пирса приказал ему идти отдыхать в течении дня.

  Указаний у начальника штаба базы утром 26-го для нас не было, попутчиков-пассажиров тоже, поэтому наш СКР-22 «Пассат» уже в 10.00 выдвигался с рейда порта и на скорости 8 узлов пошёл в сторону главной базы флота. Погода нас не радовала, стоял туман, видимость была не более 20 кабельтовых, именно поэтому я принял решение двигаться в пределах берега не далее 17 кабельтов от него.

  Глава 10 (в большей степени историческая со ссылками)

  Теперь более подробно хотелось бы, рассмотреть эти же события начиная с 20 июля 1941 года.

  То чего я не мог знать, но приблизительно догадывался, как могли развиваться события.

  В походе 22-24 июля 1941 года участвовало всего три немецких эсминца Z-7 «Герман Шёман», Z-16 «Фридрих Экольдт», Z-4 «Рихард Байцен». 13-го июля ещё до начала боя капитан-цур-зее Шульце-Хинрихс успел перейти на не повреждённый Z-7 «Герман Шёман». Поэтому он не погиб во время боя вместе с Z-10 «Ганс Лоди» и сейчас жаждал реванша и реабилитации, иначе и после операции 22-24 июля его просто могли убрать с занимаемой должности командира 6-й флотилии эскадренных миноносцев кригсмарине. Именно поэтому он на этот выход держал свой брейд-вымпел на Z-7 «Герман Шёман».

  Несмотря на полярный день, планом операции преќдусматривалось зайти далеко вглубь советских арктических вод. Однако едва ли такой поход был возможен. Флотилия находилась под пристальным вниманием советской воздушной разведки.

  20 июля было отмечено присутствие эсминцев в Киркенесе. ВВС СФ нанесли по ним ряд бомбовых ударов.

  Но, тем не менее, им всё же удалось обмануть советских подводников, которые контролировали выход из порта Киркенес в Баренцево море.

  Вечером 22-го, когда германские корабли находились примерно в 80 милях северо-восточнее Териберки, они были обнаружены и атакованы двумя ГСТ. Это заставило Шульце-Хинрихса изменить курс.

  Дальнейшие действия подсказало полученное в 22:40 разведдонесение об «одном советском лидере типа „Ленинград“ и двух эскадренных миноносцах». По-видимому, в поле зрения немецкой разведки попали минный заградитель «Канин», эсминцы «Грозный» и «Сокрушительный», совершавшие переход для постановки мин к острову Моржовец. Немцы вновь изменили курс для перехвата этих кораблей, но из-за тумана не нашли их и повернули к побережью Кольского полуострова.

  В середине дня 23 июля германские эсминцы были сфотоќграфированы с воздуха, после чего атакованы гидросамолетом МБР-2. К полуночи 24 июля они находились в районе бухты Восточная Лица (северо-западнее Иоканьги), где их обнаружил пост берегового наблюдения. Этот же пост и передал информацию о немецких эсминцах в штаб флота.

  После нашего сообщения о том, что около бухты Восточная Лица в 01.16 были обнаружены немецкие эсминцы и что наш СКР-22 «Пассат» принимает бой, в воздух по указанию со штаба флота были подняты несколько МБР-2. Приблизительно около 01.45 ими были обнаружены немецкие эсминцы, МБР-2 приблизились к «Герману Шёману» и выстрелили красную ракету. Эсминец ответил тем же сигналом, после чего летающие лодки улетели на восток. Около 02:00 два других МБР-2 были также обмануты уже опќробованным опознавательным сигналом. Один из них приводнился неподалеку от «Рихарда Байцена». Эта ошибка оказалась роковой для самолета и его экипажа, эсминец уничтожил МБР огнем своей артиллерии (Приводится немецкая версия. Советские источники не признают каких-либо потерь самолетов от огня германских эсминцев. Дo 05:10 летающие лодки МБР совершили только два вылета).

  Через некоторое время примерно в 30 милях от бухты Гавриловская флотилия все же подверглась удару с воздуха. Налеты, в которых в общей сложности приняло участие 3 бомбардировщика СБ, 1 Пе-2, 9 летающих лодок МБР-2 и 2 ГСТ, продолжались с 03:40 до 04:38 без каких-либо результатов. Летчики, как водится в таких случаях, доложили о потоплении одного эсминца противника. Однако действия советской авиации вынудили Шульце-Хинрихса отказаться от продолжения похода в напќравлении устья Кольского залива и следовать, на базу.

  Около 05.00 часов один из вражеских эсминцев был подбит, сбавил ход, стал отставать, подвергся атаке второй группы наших бомбардировщиков и остановился, весь окутанный паром и дымом. Два других эсминца бросили его и продолжали уходить на северо-запад.

  Вскоре над подбитым фашистским кораблем появилась для его прикрытия группа «мессершмиттов», превосходивших наши самолеты вооружением и в скорости. Тотчас завязался воздушный бой, в итоге которого мы потеряли два самолета. Затем наполз туман, исключивший дальнейшие действия авиации.

  В 16:15 24 июля флотилия прибыла в Бек-фьорд.

  Кроме того в это же время Командующий СФ попытался ночью договориться с Архангельским военным округом о том, чтобы использовать его авиацию. В распоряжении округа тогда имелось десять – двенадцать самолетов ДБ-3 (Ил-4), которыми можно было помочь в деле обнаружения немецких эсминцев. Переговоры заняли продолжительное время. Наконец из Архангельска вылетели шесть ДБ-3. Обстановка на море была сообщена нашим летчикам перед их вылетом. Через некоторое время ДБ-3 донесли, что атаковали группу вражеских кораблей в районе Иоканьги. По донесениям летчиков, один корабль был потоплен, а два корабля получили значительные повреждения. Однако этому донесению предшествовал доклад капитана 2 ранга Дианова (командира военно-морской базы) о том, что вражеские самолеты бомбят наши корабли на рейде Иоканьги, но что попаданий в корабли нет.

  Сопоставив оба сообщения, командующий СФ приказал Дианову заняться поисками осколков бомб или невзорвавшихся бомб. Приказание было выполнено, и вскоре Дианов доложил, что обнаружена одна бомба (калибра 250 кг) советского производства. Пришлось информировать командование Архангельского военного округа.

  Вот именно поэтому Дианов был так возбуждён, когда я докладывал ему по поводу отсылки квитанции на получение уведомления о появлении рядом с нами немецких эсминцев ещё тогда командиром корабля Гончаром.

  Данный факт действительно имел место 24 июля 1941 года, об этом можно почитать в воспоминаниях Головко А. Г. «Вместе с флотом», изданным 1984 году. Глава четвертая.

  Несмотря на ошибки (1941, июль – август).

  Там же и сказано про командира «Меридиана» капитан-лейтенанта Егорова: Предупреждение о фашистских эсминцах, переданное по радио, было принято на гидрографическом судне заодно с приказанием укрыться в бухте Восточная Лица. Командир «Меридиана», однако, не сразу выполнил приказание. В три часа гидрографическое судно все еще находилось только у входа в бухту, назначенную ему для укрытия.

  Есть там и вывод по действиям 24 июля 1941 года: Гибель «Меридиана» произошла по вине командира, который промедлил с выполнением приказа укрыться в бухте Восточная Лица. Ошибки на войне, связанные с промедлением, чреваты серьезными, даже роковыми последствиями. В данном случае ошибка повлекла за собой жертвы, которых могло не быть, и знать о ней должны командиры всех судов, плавающих на театре.

  В реальности же случилось вот что:

  В час ночи 24 июля командир В. Егоров получил от оперативного дежурного штаба флота радиограмму, в которой сообщалось, что в южной части Баренцева моря обнаружены эсминцы противника. Оперативный приказал срочно укрыться в губе Восточная Лица. Передавший радиограмму потребовал подтверждение ее получения. Командир, понимая, что с выходом в эфир обнаружит себя, воздержался от ответа. Но в теплом и безопасном штабе, видимо, сидел рьяный службист не с мозгами, а с закодированными военными инстинктами. Он вторично и срочно потребовал подтверждения приказа. Егоров дал ответ и, снявшись с якоря, пошел в Восточную Лицу. Через полчаса хода экипаж «Меридиана» увидел силуэты четырех военных кораблей. На гафеле – флаги со свастикой. Комментарии излишни.