Текст книги "Быдло (СИ)"

Автор книги: Александр Иванин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Молчать! Произошедшая сцена несколько обескуражила следователя. Он даже без своей протокольной казуистики спросил у меня:

– Вы его знаете?

– Нет, я его не знаю, – ответил я и, претворяя следующий вопрос, добавил: – и никогда не видел. Общих дел не вёл и не имею представления о том, кто он такой.

– Понятно, – удовлетворённо кивнул головой следователь. Похоже, он быстро справился с замешательством и уже, используя знакомые формулировки, спросил у психа: знает ли он меня. Гражданин сумасшедший проигнорировал вопрос следователя, уплыв взглядом куда-то в потолок. Амбал бесцеремонно схватил его лапой за голову и повернул психа лицом к следователю. Тот повторил свой вопрос. После этого амбал повернул голову подозреваемого в мою сторону. Тот некоторое время пялился на меня, а потом расплылся в придурковатой улыбке и обратился ко мне:

– Нет, я вас не знаю, но вы тоже явно видели эти руки. Я прав? Я вижу, что вы можете меня понять. Ах, как жаль, что у меня их забрали. Они были мои. Придурок явно был на своей волне. Я сомневаюсь, что так можно изображать сумасшествие. Забеспокоившийся следователь на этом закончил смотрины, попросил наших белых ангелочков расписаться в протоколе, подтверждая, что подозреваемый и свидетель не опознали друг друга. На этом спектакль был окончен, и психа уволокли в коридор, вслед за выпорхнувшими медицинскими сёстрами. Сам следователь остался и, подозрительно скосив на меня глаза, спросил:

– А откуда у вас такая уверенность, что он невиновен?

– Не мог он, – твердо сказал я.

– Не стоит обманываться. Это с виду он на безобидного шахматиста похож. Вот! Следователь задрал рукав и продемонстрировал мне припухшее запястье, окольцованное знатным синяком.

– Это он меня за руку схватил. Чуть кости не переломал.

– Всё равно не он, – уверенно сказал я.

– Почему же? Не смотря на своеобразное состояние, он вполне уверенно описал место и само преступление.

– Знаю я ваши методы…

– Ничего подобного. Я такое не практикую, – резко оборвал меня следователь. – К тому же он инвалид первой группы, в психоневрологическом диспансере на учёте стоит. Его в присутствии лечащего врача допрашивали и психиатра-криминалиста. Шизофрения у него тяжёлая.

– Он из психушки сбежал?

– Нет. Ну, не все же психи у нас по палатам распиханы. У него семья, которая за ним присматривала. Он не буйный. Жил отдельно, следы древних цивилизаций искал, статьи писал, даже на конференциях каких-то выступал, по подземельям типа вашего шарился, в интернете сутками зависал.

– Всё равно не он.

– А может это вы?

– Не пугайте. Сами же говорили, что по минутам мои перемещения фиксировали.

– Так-то оно так, но откуда у вас такая ослиная уверенность?

– Чувствую.

– Максим, я не хочу вас обидеть, но лучше вам не лезть в это дело.

Мы оперируем фактами, а не чувствами. Помимо признания в убийстве у нас прямые доказательства, улики и мотив. Я знаю, что вы искали и нашли девочку. И поверьте моему слову. Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы восторжествовала справедливость. Весь мой профессиональный опыт говорит о том, что ошибки быть не может. Это то, что чувствую я. Если уж, на то пошло, то мы избавили мир ещё от одной опасности. Мы остановили психически-нездорового убийцу. Сейчас мы проверяем его на причастность к иным преступлениям. Вы со мной не согласны?

– А как вы его нашли? Следователь хмыкнул.

– В отделение полиции пришёл его родственник и сообщил, что у него в комнате находится банка с жёлтой жидкостью, а внутри лежат кисти рук человека. Мы провели проверку, и результат вы уже поняли. Ещё что-то?

– Нет, больше ничего. Но вы всё равно ошибаетесь.

– Опять – двадцать пять! Пообещайте мне, Максим Валерьевич, что впредь не будете играть в частного детектива. Конечно, спасибо вам, что непонятным образом смогли найти тело, но разве вам не хватило последствий? Сами подумайте. Я посмотрел ему в усталые глаза и нагло соврал:

– Обещаю. На этом аудиенция была закончена. А я понял, что наврал не только следователю, но и моей Лилии. Я не мог сопротивляться неведомой и необъяснимой силе, которая толкала меня на поиски убийцы или убийц.

Откуда всё это? Почему я решил вообще ввязаться в это дело? К своему возрасту я уже успел обзавестись корочкой эгоизма, прагматичного цинизма и безразличия на своей душе. Откуда у меня взялась эта непонятная тяга помогать в поисках совершенно незнакомого человека, а теперь – искать убийц? Попытки разобраться в себе безрезультатно провалились. Я запутался ещё больше. А мою охрану сняли в этот же день, но из одиночной в общую палату меня так и не перевели. На следующий день меня навестили адвокат Налимова. От него я узнал, что родители мальчика просили прощения за сына, умоляли забрать заявление, клялись, что заплатят за моё лечение. А я напомнил адвокату про травлю моей семьи. Родителей было жалко, но я не собирался оставлять безнаказанным то, что они сделали их дети. После ухода гаденько улыбающегося адвокатика я позвонил следователю и рассказал о визите. Следователь хмыкнул и сказал, что полиция вплотную занялась подростками. Моё избиение сотрудниками полиции вызвало нежелательный резонанс, и теперь полицейские из кожи волн лезут, чтобы свалить все мои травмы на подростков. Теперь их точно в покое не оставят и не спустят дело на тормозах. Речь об уголовной отвественности за причинение вреда моему здоровью – и это будут оперативные сотрудники полиции или безголовые жестокие подростки, у которых хватило дурости, чтобы пытаться меня забить на смерть прямо у забора следственного комитета. Следствие списывало мои показания об избиениях и пытках в полиции на сотрясение мозга и временное помутнение рассудка, а Налимов с товарищами были лучшими кандидатами на роль обвиняемых по этому делу. Я не нашёлся, что ответить следователю. С одной стороны – ответят те, кто издевался над моей семьёй, а с другой стороны – на душе кошки скребли, ведь эти изуверы из полиции выйдут сухими из воды. Мимо меня ползли одинаковые дни, разбавляемые всякими событиями.

Операцию мне делать не стали, или вернее операции. Фиксация шейных позвонков на титановые пластины и шурупы должны били стать первым оперативным вмешательством. Но моё волшебное самооздороление коснулось не только покалеченной шеи, но и всего остального организма. Врачи только разводили руками, списывая происходящее на необъяснимые явления, которые в медицинской практике не являются чем-то исключительно редким. Ева ко мне больше не приходила. По крайней мере, я не чувствовал рядом её тепло. Зато снились очень яркие сны, которые я никак не мог запомнить. Ещё я заметил, что у меня испортилось зрение.

Расстройство было странным. И касалось оно исключительно живых объектов. Некоторых людей или животных я видел ярко и чётко, а некоторых – блекло, почти бесцветно. И ещё я заметил, что если вижу человека расфокусированным взглядом. То есть человек попадает в поле моего зрения, когда я смотрю на что-то другое или вижу человека боковым зрением, то вокруг человека возникает дымка или оболочка.

Казалось, что большинство людей упаковали в целлофановые пакеты. В конце следующей недели я настолько окреп и оздоровился, что у меня получилось отпроситься домой на выходные. Хотелось дома как следует помыться и отдохнуть, а то больничные стены опостылели до чёртиков. Впрочем, поехал я только вечером в пятницу. Двор моего дома встретил дачниками, которые торопливо паковались в автомобили. Соседи меня не узнавали, а, может, просто игнорировали, но никто из них даже не посмотрел в мою сторону. А мне было на что посмотреть. Окна моей квартиры на третьем этаже были разбиты и затянуты плёнкой. А на развороченном газоне стоял мой кредитный Ford Mondeo.

Мой автомобиль сожгли. Наверное, машину оттащили на газон, а затем подожгли, или наоборот вытолкали горящую машину подальше от остальных автомобилей. Закопчённый кузов уже начал ржаветь, а выгоревший салон всё ещё источал вонь палёной химией. Стены и балконы первого этажа моего подъезда выделялись новой краской.

Похоже, что наша управляющая компания пытались закрасить оскорбительные надписи и рисунки, которые намалевали «друзья» Евы. Мне стало жутко. Я сразу представил себе, что пережили здесь мои девчонки! На аккуратной скамеечке перед нашим подъездом привычно сидела бессменная бабушка Нюра. Она первая из жителей дома, кто заметил и узнал меня.

– Здравствуйте, Максим, – вежливо приветствовала она меня тихим голосом. – Ох, как ваша ненаглядная переживает за вас. Пусть она далеко от вас, но сердцем с вами. Не сомневайтесь.

– Спасибо бабушка. Дай вам Бог здоровья. И тут я застыл, как вкопанный. Бабушка Нюра была чёрно-белой. То есть совсем бесцветной. Белое лицо, серые губы, блёкло-серые глаза, усыпанные стариковскими пигментными пятнами кисти рук, но тоже серые! Я мог допустить, что старушка больна, списать на это её бледность, но всё остальное было действительно удивительным.

– Вы не переживайте. Она заботиться о вас, душой болеет. Только сложно ей из такой дали с вами быть.

– Спасибо, бабушка. Я знаю. Склонив голову в благодарном поклоне, я прижал руку к груди.

Приятно было, что хоть кто-то посторонний озаботился моей судьбой.

Я, конечно, не стал рассказывать бабушке, что мы каждый день созваниваемся с Лилей и девочками. Мне даже тесть и тёща звонили. Но забота бабушки Нюры была такой трогательной, что в глазах предательски защипало. Я пожелал её крепкого здоровья ещё раз и направился домой. На двери подъезда было написано аэрозольной краской, что в моей квартире проживает убийца и маньяк. Надпись уже стёрли, но на металлическом полотне все равно остался блёклый след от надписи, и текст читался довольно-таки хорошо.

– Да поздно уже здоровья желать, – долетел до меня со спины голос бабушки. – Кстати, я скоро увижусь с твоей зазнобой. Весточку от тебя передам. Ты слышишь? Я не слышал бабушку Нюру. Надпись на двери заняла всё моё внимание, я даже не удивился тому, что бабушка Нюра впервые обратилась ко мне на «ты». Раньше такого не было. Подъезд тоже натерпелся от энергии юных вандалов. Если о настенных росписях в подъезде и лифтовом холе можно было судить по толстому слою новой краски, то лестничная клетка была исписана проклятьями, угрозами и обличениями в мой адрес. Юные мстители не гнушались и матерщины в своих оскорблениях. Дверь квартиры, однако, пытались поджечь или сделать что-то подобное. На металлическом полотнище виднелись подпалины и глубокие вмятины. Хорошо, что мы ставили обычную металлическую дверь без всяких там покрытий. Если бы она была покрыта деревом или пластиком, то, не ровен час, случился бы настоящий пожар. Но дверь всё равно придётся менять. Я ставил ключ в скважину, и замок обрадованно щёлкнул. Квартира меня ждала. Похоже, что ей тоже было неуютно в атмосфере одиночества и ненависти. Я не разуваясь прошёлся по комнатам. Повсюду были заметны следы панических сборов. Валялись вещи, битая посуда, осколки от стекла разбитых окон. Лиля зажала пластиковыми рамами полотнища полиэтиленовой плёнки, пытаясь закрыть пробоины в стеклопакетах, но ветер всё равно обнаружил щели, и кое-где на подоконниках были видны грязные потёки от атмосферной влаги и пыль. Боже мой! Мои бедные девочки, что же им пришлось пережить здесь?! Я вызвал полицию. Похоже, что правоохранительные органы уже заняли в моей жизни прочную и основательную позицию, как работа или ипотека. Прибыли уже знакомые лица. Полицейские беззлобно попеняли мне, что я их отвлекаю от важных дел, а по поводу вандализма, хулиганства и уничтожения чужого имущества супруга уже подала заявления, и уже выявлены причастные к преступлениям лица. Трое из них заключены под стражу, несколько – под подпиской о невыезде, а остальные писали объяснения и давали показания, силясь выпутаться из неприятной истории. История с моим избиением неожиданно приняла очень серьёзный оборот. Похоже, что именно этим обстоятельством объяснялось показное дружелюбие полицейских. Им не терпелось отвязаться от меня. За меня написали письменные объяснения о том, что жена не поставила меня в курс дела о подаче заявления. Получив от меня подпись на заветном листочке, оперативники немедленно исчезли из моей разгромленной квартиры, а я усталый и разбитый улёгся спать. С самого утра с каким-то молчаливым ожесточением я принялся приводить квартиру в порядок. Уборка заняла у меня целый день. Я несколько раз выносил пакеты с мусором на улицу. Ещё не хватало мусоропровод в доме забить. Вот тут я понял, что меня всё-таки замечают соседи. Из окон на меня пялились жильцы нашего дома.

Напряжённо-внимательные взгляды неприятно коробили. Было в этих взглядах украдкой нечто мерзкое и отравительное. Во время очередного вояжа к мусорным контейнерам с полными пакетами мусора, я решил заглянуть в фирму, которая торговала и устанавливала двери, она как раз арендовала площади в подвале соседнего дома. Выбросив пакеты, я заглянул в дверной магазин. Милая девушка внимательно меня выслушала и сказала, что они торгуют дверями по интернету, здесь у них просто склад, и я могу ознакомиться только с несколькими образцами, а полный каталог продукции у них размещён на сайте. Менеджер вручила мне красочный буклет. В это время в подвале появились два мужика, которых девушка называла хлопцами и отрекомендовала мне обоих мастерами по установке. Один был совсем молодой, скорее всего недавно вернулся из армии, а второй напоминал пропитого сантехника. Девушка рассказала мастерам о том, что мне нужно поменять дверь и предложила им сходить со мной, сделать замеры. Сервис в компании был на высоте. Оба хлопца проявили некоторое недовольство, но всё рано пошли вместе со мной. Старший из мужиков внимательно осмотрел искалеченную дверь, и его лицо сразу засветилось довольной улыбкой. Он предложил мне дверь не менять. По его словам, дверь хоть и была кустарная, но крепкая и надежная. Она могла дать сто очков тому хламу, которым торгует их контора. Оказывается, дверь можно было легко отремонтировать, выправив наружный лист и навесив на него новый фасад. Я согласился, но попросил, чтобы фасад поставили прочный и негорючий. Мастер сказал, что они могут прийти ко мне завтра и деньги нужно будет отдать им, а не компании. Это его калым. Я согласился второй раз. После объяснений и некого подобия торга, в котором мужики не хотели уступать ни копейки от заявленной цены, мы договорились, что они придут ремонтировать дверь завтра после обеда. Перед самым уходом один из них всё же решился задать вопрос, которого я подспудно ждал. Совсем молодой парень простодушно спросил:

– А вы, правда, её убили? Тут я понял, что этот вопрос был главной причиной, ради которой эти два молодца заявились ко мне домой субботним вечером. Товарищ молодого недотёпы неодобрительно зыркнул на него строгими глазами.

Мужик лет пятидесяти, наверное, планировал выяснить интересующий вопрос другим, более «умным» способом. Разумеется, такие громкие события, во время которых юные мстители третировали мою семью, не могли пройти мимо фирмачей, располагающихся в соседнем здании. Я ответил молодому вопросом на вопрос:

– А вы думаете, что меня бы выпустили, если я её убил?

– Ну, по-всякому бывает. Адвокаты, деньги, – бесцеремонно продолжал недоросль.

– Таких денег у меня нет, и отродясь не было. Я катался в лесу на велосипеде и нашёл труп девочки. Меня забрали как подозреваемого, хотели убийство на меня повесить, но потом нашли убийцу. Он оказался сумасшедшим. Ещё вопросы? Молодой смутился:

– А говорили, что вас посадили. Зрелый мастер наконец влепил молодому подзатыльник и грозно прикрикнул:

– Ты чего мелешь, придурок? Это твоё дело? Я всё же ответил молодому:

– Я сейчас в больнице после побоев лечусь. Меня в тюрьме били. Вот первый день домой отпросился.

– О! – оживился старший хлопец и включился в разговор. – Так тебя в хате прессовали?

– Что? – не понял я.

– В камере били? – развеял мою непонятливость пятидесятилетний.

– Нет. В камере наоборот мне помогали. Повязки мокрые накладывали, лечили как могли. Били меня оперативники.

– Во! – мужик наставительно понял палец и посмотрел на молодого. – На тюрьме какой человек есть, так к нему и относятся. Всё по понятиям. А менты – козлы.

– А, я чё? – вжал голову в плечи молодой рабочий, как бы ожидая очередного подзатыльника. – Я не чё.

– Ты уж, брат, извини, что этот шпингалет свой нос в чужие дела суёт, – дружелюбно переключился на меня второй рабочий. – Мы тоже люди с понятием. За свои сорок лет я столько всего в жизни навидался, что на пару книжек хватит. «Так ему только сорок?» – удивился я про себя. Генетика или нездоровый образ жизни наложили суровый отпечаток на внешность мастера.

– Мы, русские люди, должны помогать друг другу. Так Бог заповедовал, – продолжил работяга. – Давай так. Я завтра к тебе со своим корешем приду. Мы тебе дверь металлическим фасадом «под бронзу» затянем. Это вариант немного подороже, но красивее, крепче и надёжнее. Только по цене пока не скажу, но не обидим, по-божески возьмём. Идёт?

– Идёт, – согласился я. В итоге, согласившись с мнением сорокалетнего мужика о ментах и порадовавшись соборности русского народа, где один за всех и все за одного, я спровадил любопытную парочку из квартиры. У меня были другие планы. Я убирал и отмывал квартиру до самой ночи. Честно говоря, всяческое напряжение, мне было противопоказано, включая наклоны, переноску тяжестей и ходьбу по лестницам. Но после уборки квартиры мне стало заметно лучше. Закончив уборкой, я включил компьютер наведался в свой почтовый ящик электронной почты. Я не просматривал свою электронную почту со дня моего торжественного и пафосного «почти награждения» с участием нашего олигарха. Пробежав скроллером мышки по неоткрытым сообщениям, я привычно выделил кликами присланный спам и удалил его из ящика. Список почтовых сообщений сократился, и на мониторе появилось неожиданно много сообщений с электронного адреса начинавшегося словом «futility». Нехорошо засосало под ложечкой. Я кликнул курсором на последнее сообщение. Там не было вложенных файлов. Во всю страницу гигантскими чёрными буквами, как отчаянный крик в тишине, висела напись: «ГДЕ ВЫ?». Я поочерёдно открыл все письма со странным адресом. Автором всех сообщений оказался тот самый математик-астролог. Он требовал, просил, умолял, угрожал. Он немедленно хотел видеть меня.

Пространные объяснения его писем, в которых было много иносказаний и непонятных метафор, пытались намекнуть мне на нечто важное, что можно было передать только с глазу на глаз. Сердце учащённо забилось. Неужели этот странный человек всё же смог раскопать что-то о Еве? Может он сможет указать мне правильное направление для поисков убийц? Хотелось ехать к нему прямо сейчас, без промедлений, но было уже поздно. На улице стемнело, и по соображениям приличия следовало дождаться утра. Ночью я спал как убитый, совершенно без сновидений, даже не смотря на ощущение мучительной неизвестности от сообщений Аркадия Борисовича. Наверное, сказалась усталость. Утром проснулся поздно.

Позавтракав, я первым делом наведался в банкомат и снял практически все деньги с карточки. Сейчас я заплачу за такси, потом рассчитаюсь за ремонт с мастерами, и денег у меня останется на пару обедов в кафе. В понедельнику утром перед возвращением в больницу стоило заглянуть на работу и попросить аванс из моей большой зарплаты или материальную помощь. Большая премия растаяла как кусок масла на сковородке. Дорога к Аркадию Борисовичу заняла неоправданно много времени. А, может, сказывалось моё нетерпение, которое нарастало по мере приближения к заветной цели. Поднявшись на нужный этаж, я увидел пару крепких ребят у распахнутых дверей его квартиры. Оттуда выносили какие-то вещи. Я уверенно шагнул с лестничной площадки в коридор, проигнорировав крепких ребят и матюгающихся грузчиков, которые таскали мебель и коробки. Мало ли кто тут устроил переезд. Может зловредный старикашка выгонял своих квартирантов. Меня это не касалось. Квартирантов действительно выселяли. Все двери без исключения были распахнуты, включая и дверь той самой комнаты, где жил Тихонравов. В комнатах царило чемоданное настроение. Похоже, что всех нанимателей Тихонравов выкинул в один день. Меня никто так и не остановил. Запинаясь ногами за разбросанные вещи, я зашёл в комнату астролога. Несколько ребят в рабочей одежде, стоя на стремянках, бережно снимали с полок книги, тетради, подшивки и папки, укладывая их в картонные коробки. За столом с мониторами сидели двое мужчин и одна женщина. Одеты они были весьма просто и как-то однообразно: прогулочная обувь, джинсы и футболки. Разве что у женщины на шее был кокетливо повязан миленький платочек. Первый на моё появление среагировал именно она.

– Здравствуете. Вы что-то хотели? – спросила женщина. Её глаза напряжённо впились в меня. Двое её спутников беспокойно и воровато заозирались.

– Здравствуйте. Я к Аркадию Борисовичу. Он приглашал меня. Я ему был срочно нужен. Он на почту мне сообщение написал.

– А когда? – на встречу мне поднялся самый старший из троицы. Невысокий рост, плюгавое телосложение сочетались в нём с наглым и провоцирующим взглядом. Казалось, что этот сморчок готов бесстрашно кинутся на меня с руганью и вытолкать прочь. Его колючие глазки внимательно и придирчиво пробежались по мне, составляя подробное описание.

– В конце позапрошлой недели.

– А-а-а, – облегчённо протянул сморчок. – Вы, наверное, не знаете.

На прошлой неделе Аркадий Борисович скончался. Сердце. Я сполз на ближайший стул. С ужасом я понял, что теряю нечто важное, что-то касающееся моей Евы. Горло сдавил тугой ком.

– Как так? Я не ожидал.

– Ещё бы. Мы тоже не ожидали. Аркаша в последнее время на здоровье не жаловался, но смерть не спрашивает, когда ей прийти. А у вас какое-то дело к нему было? Может мы сможем вам помочь?

– Я девушку разыскивал. Еву. Она пропала. Тихонравов гороскопы рассчитывал. Он сказал, что она жива. Но я нашел её труп. Я сначала в полиции был, а потом в больнице лежал. Я позавчера домой приехал из больницы на выходные и электронную почту посмотрел. Там было много сообщений от него.

– Так. Знаете, что. Вы езжайте пока домой, а я вам перезвоню если мы что-то найдём. Только вы телефон оставьте. Сморчок озабоченно почесал подбородок, а потом добавил:

– Я душеприказчик Тихомирова. Мы имущество описываем. Поймите правильно.

– Вы Тёша? То есть Артём? – поинтересовался я. Лицо сморчка вытянулось и приобрело выражение как у африканской маски.

– Да. Мы знакомы?

– Заочно. Аркадий Борисович с моего сотового телефона вам звонил.

«Мальчиков» заказывал. Женщина и мужчина недоумённо уставились на сморчка. Тот непринуждённо рассмеялся.

– Да, да. Было такое. Ему квартирантов нужно было пугнуть, которые не платили. Просил ему пару полицейских организовать для поддержки. Я неуверенно пожал плечами:

– Да. Вроде так.

– Вот старый пройдоха. Уникальным человеком был покойный. Умница, интеллектуал, талантище, но жадный, как Плюшкин у Гоголя. Это он с вашего мобильника звонил, чтобы деньги сэкономить. Вы не переживайте. Помогу чем смогу. Я молча написал на листочке бумаги номер моего сотового и протянул её Тёше. На этом мой визит в квартиру Тихонравова был закончен. Не солоно хлебавши я отправился домой. Я костерил себя на все лады. Ведь я каждое утро и вечер обязательно просматриваю свою почту, но после моего чествования я ни разу даже не удосужился наведаться в свой почтовый ящик. Я мог узнать от Тихонравова что-то важное. На душе скребли кошки, давило одиночество. Хотелось с кем-то поговорить, хотелось встретить понимание и участие. Уже дома я понял, что вчера не разговаривал с Лилей. Наверное, она заждалась моего звонка. Я набрал номер. Сначала мне было не по себе, но после того как я услышал Лилькин голос, все сомнения сошли на нет. Меня любили и ждали. Дочки наперебой пытались вытребовать себе трубку чтобы сообщить мне что-то важное. Оказывается, им подарили по котёнку. Мы раньше не планировали заводить животных, а девочкам Лиля не разрешала заводить питомцев, даже хомячков. Я понял, что так или иначе всё в жизни меняется. Поболтав с радостными девчонками и рассказав им, что же приехал домой из больницы, но ещё не выписался, я выслушал их восторги по поводу обновок, живых подарков и летнего отдыха у бабушки с дедушкой. Они не словом не обмолвились о том, что происходило в Москве. Оно и к лучшему. Пусть они забудут произошедший кошмар, я надеюсь, что сам тоже забуду этот ужас, и всё вернётся в прежнее русло. Когда дочки наговорились со мной, трубку взяла Лиля. Мы долго разговаривали. Судя по голосу настроение жены не стало лучше.

Наоборот, слова в трубке звучали всё более напряжённо.

– Максим, я не хочу возвращаться в Москву, – наконец сказала она.

– Я не смогу там жить после всего, что произошло. Я здесь дома.

Давай продадим квартиру. Мы погасим ипотеку и у нас должны остаться деньги для того, чтобы купить квартиру здесь. Или даже дом купим.

Помнишь, как мы с тобой мечтали? Я её понимал. И более того – я был с ней согласен. Я уже не мог и не хотел жить здесь как прежде. Она окончательно оформила мысль, зреющую второй день в моей голове: отсюда нужно бежать. Мне не хотелось переезжать в мелкий захолустный городишко и жить «под боком» у тёщи, но и оставаться здесь я уже не мог. Одна мысль о том, что мы избавимся от ипотеки уже дорогого стоила. Может быть я проявил сиюминутную слабость, но я действительно невообразимо устал от бешенного ритма и постоянного напряжения. Может, я старею? Когда я ответил, что согласен с тем, что нужно отсюда съезжать, голос Лильки стал весёлым. Даже моё отступление о том, что мне не хочется жить рядом с её мамой, не произвело на неё никакого впечатления. А может она этого и не услышала. Я пообещал, что займусь этим вопросом. После разговора с женой у меня появилась ещё одна головная боль, но в тоже время мне стало легче, как будто я избавился от неудобной ноши, пусть не тяжёлой, но очень мешавшей. Мне нужно было продать квартиру. Не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил своему хорошему знакомому – Роману. Он много лет работал риелтором. Не смотря на всю сволочную сущность и неоднозначность его работы, к Ромке обращались все его знакомые с вопросами, касавшимися недвижимого имущества. Он брал со знакомых деньги, причём иногда существенно выше среднерыночных, но взамен он гарантировал результат, практически полностью соответствующий ожиданиям. За всё время, я ни разу не слышал от общих знакомых ни одного плохого слов в его адрес. Хотя, на сколько мне известно, с другими клиентами он обходился далеко не всегда честно и порядочно. Рома специализировался на провинциалах, приехавших в столицу за лучшей жизнью. И в некоторых случаях Рома становился первым крупным разочарованием в Столице. Я набрал Ромкин номер:

– Привет, Силков. Это Макс. Узнал?

– О, какие люди. И за каким хреном меня в выходной день ипотечники беспокоят?

– Какой ты догадливый, – усмехнулся я. – Это у тебя профессиональное чутье сработало?

– Оно самое, дорогой. Рассказывай о своей нужде, и я расскажу тебе, как я могу её удовлетворить. Я честно рассказал всё как есть с описанием своих злоключений и разрушений в квартире. Рома внимательно выслушал и когда я закончил, сказал уж далеко не в присущей балагуристой манере:

– Труба дружище. Говённое дело. Это я тебе честно и откровенно говорю. Трёшки сами по себе не так просто продать, даже в твоём районе. Тут дело не в ипотеке. Цены за неё не дадут, учитывая историю. Квартиру лучше придержать хотя бы месяцев шесть.

– Да, ладно, Силков. Не пугай. Ты просто скажи свой интерес. Я же знаю твои способности.

– Нет здесь моего интереса. Я через три дня в Израиль улетаю.

– Как? – опешил я.

– А вот так, – ответил он. – Мы все бумаги уже оформили. Я сам своё имущество распродаю. Рома причислял себя к богоизбранному племени не смотря на рязанскую морду, по-славянски разбитной характер и тривиальную фамилию Силков. Вот его жена действительно была еврейкой, даже судя по внешности. Из кукольной темноглазой красотки с вьющимися волосами она постепенно превращалась в широкозадую еврейскую мамашку с крючковатым носом и скошенным подбородком. Она никогда не скрывала своего желания уезжать из хамской России в землю обетованную, но самого Ромку я не представлял в землях иудейских царей и пророков.

Мне было легче представить, как он залихватски опрокидывает стакан водки и закусывает его холодным куском свиного сала с колечками лука. А вот представить, как он молится у стены плача – я не мог.

– Вот это да, так быстро.

– Ничего быстрого. Жена сколько времени этим делом занималась. Но она у меня пробивная.

– Жаль.

– Старик. Не переживай. Я подумаю, чем тебе помочь. Приезжай ко мне завтра вечером. Посидим за рюмочкой. Я всех позавчера собирал на проводы, а до тебя никак дозвониться не мог. Ты ко мне завтра заезжай. Проводишь меня.

– Так мне пить нельзя.

– Зато мне можно. А в одиночку пить – это алкоголизм. Да и поговорить с хорошим человеком приятно. Когда ещё увидимся. И, кстати, когда я ещё смогу водку салом и икрой закусывать А? Мы рассмеялись. Договорившись о встрече, я положил трубку. Если Рома согласиться мне помочь, то половина проблем с продажей квартиры должны были отпасть сами собой. Поразмыслить над событиями, которые обрушились на меня сегодня, мне не дали. Звонок в дверь оповестил меня, что пришёл сорокалетний хлопец, который выглядел на все пятьдесят. Кроме него за дверью был всё то же любопытный недоросль и ещё мужик с двумя большими ящиками. Оказывается, что мастера пришли уже чинить дверь. Без лишних разговоров они приступили к делу. Мужики сняли дверь с петель, уложили в большой комнате на три табурета и один стул. Дальше моя квартира наполнилась деловитым бухтением, шумом инструментов, химическим запахом и вонью жжёной краски, исходящей от обдуваемой строительным феном, плёнки покрытия.

Мужики вели себя вполне уверенно. Это обнадёживало, и я ушёл в другую комнату, чтобы «не висеть над душой». Делать было нечего, пальцы сами нажали на кнопку включения компьютера. Я снова просматривал свою электронную почту, письмо за письмом. Снова и снова я искал любую зацепку для того чтобы узнать о чём хотел сообщить математик. Я на несколько раз перечила все его сообщения, но ничего нового так и не подчерпнул для себя. Я читал путанные корявые фразы и предложения с обилием ошибок, силясь понять, что он пытался сообщить мне своей мозголомной писаниной: сплошные иносказания, намёки и прочая муть. Неужели нельзя было написать всё четко и понятно! Кто мог знать, что астролог-математик внезапно скончается? Я на всякий случай залез в папку со спамом и удалёнными письмами.