355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Родимцев » Под небом Испании » Текст книги (страница 9)
Под небом Испании
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:07

Текст книги "Под небом Испании"


Автор книги: Александр Родимцев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Он сам стал готовить данные для стрельбы по наблюдаемым целям. Снарядов было мало, Коля это понимал и поэтому все делал особенно тщательно. И когда артиллеристы получили его приказ открыть огонь, снаряды пошли точно в цель. Разрыв – замолкла пулеметная точка. Несколько залпов – затихла вражеская батарея. Меткость Коли поразила испанских артиллеристов. Упрямый капитан Перес уверял, что «камарада престо везет».

– Держу пари, – рассердился Коля. – Каждый снаряд будет рваться в радиусе не далее ста метров от цели.

– По рукам. За каждый точный разрыв плачу сигару, – согласился командир дивизиона.

Пари состоялось. В худшем положении оказались франкисты. Они никуда не могли спрятаться от точного огня. Все цели были поражены. Пытались мы после этого разыскать капитана Переса, но ординарец его ответил, что командир ушел осматривать позиции. Так и не нашли его в тот день. А на следующее утро к нам на НП солдаты доставили небольшой ящичек сигар. В нем нашли записку: «Признаюсь, пари проиграл. Преклоняюсь перед вашим мастерством. Если б разыгрывалось первенство мира по стрельбе из артиллерийских орудий, вы бы стали абсолютным чемпионом. С искренним уважением капитан Перес».

И таких случаев несогласованности было немало не только у артиллеристов, но и в других частях. Потому-то Листер, получив передышку, решил посвятить ее учебе. Большую помощь и поддержку оказал ему Малино, назначенный советником дивизии.

Малино составил добротное расписание и сам проводил занятия.

Молодые офицеры, командиры рот, батальонов, назначенные совсем недавно, с охотой шли на занятия. А те, кто прошел школу старой испанской армии, в большинстве своем не хотели учиться, считая, что подготовлены достаточно хорошо. Старый устав гласил, что занятия с подразделениями должны проводить младшие командиры. А офицеры в это время отдыхают, веселятся. Эти порядки они принесли в республиканскую армию, свалив все заботы на младших командиров. А если учесть, что младшие командиры были мало знакомы с военным делом, то можно представить, как проходили занятия по тактике. Приходишь иногда в подразделение и не знаешь, за что браться: хаос, неразбериха, оружие стоит в пирамидах нечищенное, солдаты поют, пляшут, веселятся.

Здесь же приехавшие из города родственники, знакомые девушки. Трудно было переубедить солдат, что отдых дается не для веселья, а для подготовки к новым, жестоким боям.

Пришлось вмешаться Листеру. Он приказал всем офицерам, командирам частей и подразделений выполнять разработанный учебный план и регулярно проводить назначенные занятия. Первое время дело пошло на лад. Но потом опять произошла осечка.

Как-то раз по договоренности с Листером и начальником штаба дивизии Иглесиасом Малино должен был провести занятия с офицерами штаба.

В назначенное время все выехали в поле. Нас встретил офицер. Вид у него был невеселый. И вскоре мы узнали причину. Оказывается, из пятидесяти двух офицеров на занятия приехало только двадцать, в основном командиры, присланные 5-м коммунистическим полком.

– Отменять? – осведомился офицер.

– Будем проводить занятия, – ответил Малино.

Только начали ставить задачу, как приехали Листер и начальник штаба Иглесиас. Увидев, что присутствует лишь половина командированных офицеров, Листер громко, чтобы все слышали, сказал:

– Начинайте занятия, Малино. Мы с начальником штаба тоже будем учиться.

И он прилежно стал выполнять все указания. Наконец, по условиям занятий, офицерам предстояло форсировать быструю и глубокую реку. Малино отдал команду, и все бросились сколачивать из подручных средств плотики, лодочки. В ход пошли бочки, доски от старого дома. Офицеры переправлялись на другой берег и там «штурмовали» неприятельские позиции. С одной группой случилась неприятность: она сколотила хилый, невзрачный плотик, надеясь, что не придется переправляться на нем через речку. Но пришлось на него сесть и плыть через реку. Вначале все шло нормально, но на середине реки, там, где течение особенно быстрое и часто встречаются водовороты, плотик стал расползаться под незадачливыми вояками. Через несколько минут бревна стремительно неслись по течению, а офицеры, оказавшись в воде, стали кричать: «Спасите, помогите!»

Я уже собрался было кинуться в воду, но меня остановили Малино и Листер:

– Пусть выбираются сами. Это для них урок на всю жизнь.

Промокшим офицерам с трудом удалось выбраться на берег.

Разбор проведенных занятий делал сам Листер.

– Тяжело в ученье – легко в бою, говорил великий полководец России Суворов, – напомнил он своим подчиненным.

На следующий день я узнал, что всех офицеров, которые не явились на занятие, Листер отчислил в резерв.

– Кто воспитал этих болтунов, тот пусть с ними и воюет, – объяснил свой строгий приказ Листер.

Это означало, что он выгнал их из своей дивизии. И правильно сделал. Соединению предстояли тяжелые, кровопролитные бои. И успех операции зависел от выдержки, дисциплины, военного мастерства каждого солдата и офицера. Когда идешь в атаку, нужна уверенность в соседе.

VIII

Подготовка и проведение Харамской операции. Комбриг Пандо. Высота Пингарон. Настойчивый повар. Пулеметчицы. Трофейная пушка. Хитрость врага. Поездка в эскадрон. Таинственный выстрел. Разоблачение предателя

Прошло два месяца. Дивизию Листера полностью укомплектовали четырьмя бригадами: 1, 66, 18 и 23-й. Для конспирации присвоили индекс «В». Мы входили в оперативную группу, в которой состояло еще две дивизии: «А» и «Б».

Обстановка на фронте к этому времени осложнилась.

Решительная попытка мятежников в начале января овладеть Мадридом с северо-запада окончилась неудачей. Им удалось лишь захватить небольшую территорию в северо-западном секторе Мадридского фронта. При этом они понесли весьма значительные потери в живой силе и технике.

Неудача под Махадаондой ни в какой мере не поколебала наступательных планов мятежников на Мадридском фронте. Сразу же после окончания боев они приступили к разработке плана нового наступления к югу от Мадрида.

В течение января мятежники получили от интервентов большое количество техники и снаряжения. К этому времени в основном была закончена переброска в Испанию итальянского экспедиционного корпуса; в первых числах февраля части корпуса уже участвовали в боях за город Малагу.

Несомненно, что основная задача, которую ставили интервенты, перебрасывая в Испанию крупные силы, заключалась в скорейшем овладении Мадридом. По-видимому, их план сводился к тому, чтобы одновременным ударом по Мадриду с северо-востока от Сигуэисы и с юга по восточному берегу реки Харамы устроить республиканцам грандиозные «Канны». Может быть, наступление на реке Хараме носило демонстративный характер; начавшись несколько раньше общего наступления, оно должно было сковать главные силы республиканцев и тем обеспечить успех главного удара на Гвадалахарском направлении.

В нашем распоряжении нет точных данных для того, чтобы судить, каковы были действительные оперативные планы мятежников и интервентов. Но совершенно несомненно, что сражения на реке Хараме и у Гвадалахары по своему замыслу были оперативно связаны между собой.

Однако фактически мятежникам не удалось осуществить оперативного взаимодействия между этими сражениями. Наступление на Хараме выдохлось раньше, чем началось наступление итальянского корпуса от Сигуэнсы, и в результате республиканцы по частям разбили сначала одну, а затем и другую группировку мятежников.

Еще до начала боев у Махадаонды командование республиканцев подготовило план большой наступательной операции с целью разгрома армии Тахо. Основной силой для этого наступления должны были явиться пятнадцать новых резервных бригад, формирование которых заканчивалось в январе.

Так как фронт мятежников под Мадридом по своему начертанию продолжал сохранять форму мешка, вытянутого с юго-запада на северо-восток, то все планы наступления республиканцев, естественно, сводились к срезанию этого мешка ударами с двух сторон. Разница между различными вариантами состояла лишь в направлении главного удара.

По первому варианту главный удар должны были нанести пятнадцать бригад из района северо-западнее Мадрида на юг вдоль реки Гвадаррама с тем, чтобы выйти в тыл мадридской группировки противника. Вспомогательный удар наносили пять бригад из района Сан-Мартин-де-ла-Вега, Титулсиа, Сиэмпосуэлос на Гриньон. Но в январе, после того как мятежники, захватив район Махадаонда, Вильянуэва-дель-Пардилья, сильно укрепили его, преимущества северного варианта в значительной мере потеряли свое значение. Республиканцы вынуждены были перенести свое внимание на участок южнее Мадрида.

Разработанный в январе новый вариант наступления сводился к следующему.

Ударная группа в составе пятнадцати бригад должна была наступать с фронта Ла-Мараньоса, Сан-Мартин-де-ла-Вега на запад с задачей в первый же день выйти на Толедское шоссе. Вспомогательный удар силой в пять-шесть бригад наносился с севера, из района Торрелодонес на Брунете. Мадридский корпус своим наступлением на всем фронте должен был сковать находящиеся перед ним части противника.

Из средств усиления ударная группа должна была получить танковую бригаду и до 120 орудий, вспомогательная группа – танковую роту и 40 орудий. На главном направлении предполагалось сосредоточить до 100 самолетов.

Основным дефектом этого плана было преувеличение в расчете своих сил. Предполагалось привлечь к участию в операции всего 27–30 бригад, в то время как реально можно было рассчитывать не более как на 20–23 бригады.

Подготовка операции протекала с большими трениями. Начав переброску войск в район сосредоточения, главное командование не позаботилось предварительно сформировать штаб ударной группы и штабы дивизий. Поэтому прибывающие в район сосредоточения бригады не знали предстоящей задачи и никакой подготовительной работы не вели.

Начало операции было назначено на 27 января, затем постепенно откладывалось на 1,6 и 12 февраля.

Между тем уже 20 января начали появляться тревожные сведения о подготовке мятежниками крупного наступления. Штаб мадридского корпуса на основании данных авиационной разведки, подтвержденных показаниями пленных и перебежчиков, сделал вывод, что мятежники готовят наступление на Валенсийское шоссе. Корпус до-пес об этом в штаб Центрального фронта и в генеральный штаб с просьбой принять меры по укреплению обороны. Однако все эти требования были оставлены без внимания. Главное командование, загипнотизированное перспективами большого наступления, не думало об усилении обороны.

Сосредоточение войск в район наступления протекало крайне медленно. К 6 февраля прибыло только шесть бригад.

Громадное тактическое значение для республиканцев имел плацдарм на западном берегу реки Харамы, примерно на участке Ла-Мараньоса, Сиэмпосуэлоса, занятый частями 48-й и 45-й бригад, растянутых на широком фронте. Поэтому командование республиканцев в первых числах февраля сменило 45-ю бригаду, выдвинув вместо нее на западный берег только что прибывшие 18-ю и 23-ю бригады. Бригады имели по четыре полнокровных батальона, полное ружейно-пулеметное вооружение, были неплохо подготовлены, но не имели средств ПТО и артиллерии. 6 февраля бригады не успели полностью устроиться на запятых ими позициях; предназначенные для них батареи еще находились в Аранхуэсе.

Начавшееся сосредоточение республиканских войск на восточном берегу реки Харамы в районе Арганда, Мората и выдвижение свежих сил для обеспечения плацдарма на западном берегу, по-видимому, и явились толчком, заставившим мятежников ускорить начало своего наступления. Нет сомнения, что через своих шпионов и агентуру, продолжавших гнездиться в республиканских штабах, мятежники были осведомлены почти о всех планах и мероприятиях республиканского командования и своим наступлением поспешили сорвать эти планы. Расчет делался на неподготовленность республиканцев.

Таким образом, в Харамской операции обе стороны готовились к активным действиям, но еще не закончили подготовки. Это обстоятельство придало всей операции вид своеобразного встречного сражения, с характерным последовательным нарастанием сил с той и другой стороны.

Мятежники, чтобы сорвать наше наступление, рано утром 6 февраля после короткой, но сильной артиллерийской и авиационной подготовки первыми перешли в наступление севернее Аранхуэса. Атаку пехоты поддерживали около тридцати танков.

Сразу же была ясна задача, которую ставил противник: перерезать шоссейную дорогу, соединяющую Мадрид с провинциями Новая Кастилия и Валенсия и портами Средиземного моря.

Несмотря на большие трудности, республиканцы держались мужественно и стойко, оказывали ожесточенное сопротивление врагу. Но силы оказались неравными. И люди, многие из которых впервые вступали в бой, вынуждены были отступать.

Враг ликовал. В первый же день ему удалось захватить большую часть плацдарма на западном берегу реки. Две бригады оказались в исключительно тяжелом положении. Листер сильно волновался за судьбу бойцов этих соединений. Формально бригады не входили пока в состав нашей дивизии, но мы уже знали, что вскоре они перейдут к нам.

Листер отдал приказ командирам 18-й и 23-й бригад перейти к обороне и сделать все, чтобы удержать до подхода резервов хотя бы небольшой плацдарм. Усиливая нажим и оттесняя республиканцев с занятых позиций, мятежники вводили в бой все новые и новые части. Скоро на этом участке они имели во много раз превосходящие силы и к ночи 9 февраля прижали бригады к самому берегу Харамы. Республиканские части вынуждены были оставить западный берег и переправиться на восточный.

Мятежники продолжали наступление. Зная, что республиканцам нечем встретить их танки, они стали усиленно готовиться к форсированию реки.

Бои разгорелись теперь главным образом за мосты через Хараму: в трех километрах восточнее Ла-Мараньоса – железнодорожный, у Сан-Мартин-де-ла-Вега – два шоссейных. Мы не взорвали их, надеясь, что скоро сами начнем здесь наступление. Это дорого нам стоило.

Воспользовавшись нашей «любезностью», франкисты стянули к Хараме артиллерию, танки, пехоту и в ночь на 11 февраля, без артиллерийской подготовки, внезапно переправились по железнодорожному мосту. Рота 12-й интернациональной бригады, которая охраняла мост, почти полностью погибла. Во второй половине дня мятежники уже сумели переправить по мосту пять своих батальонов и много танков.

О происшедшем немедленно доложили командованию Центрального фронта. Оттуда последовал приказ: «Задержать врага любыми средствами».

Срочно была организована контратака силами подразделений с танками 12-й бригады Лукача и 11-й бригады генерала Клебера. Наши танки на больших скоростях ринулись в бой, быстро оторвались от пехоты и проскочили в глубину расположения мятежников, почти до самого моста. Противник не ожидал внезапного удара, но танки республиканцев, оторванные от пехоты, не сумели воспользоваться благоприятным моментом.

Наступила ночь. Тревожная и неспокойная. Никто не спал. У франкистов все время ревели моторы, слышались голоса. Вернувшаяся разведка рассказала, что фалангисты навели понтонный мост, чтобы ускорить продвижение своих войск. Они уже успели переправить на восточный берег около девяти пехотных батальонов, до сорока орудий и двух десятков танков. Теперь враг имел внушительную силу: свыше пятнадцати тысяч человек пехоты, около восьмидесяти орудий и более восьмидесяти танков.

Едва забрезжил рассвет, мятежники снова перешли в наступление в направлении Пахарес и Арганда. Особенно сильные бои развернулись на участке 12-й интернациональной бригады. Франкисты имели здесь тройное превосходство в живой силе и технике. Полдня бойцы-интернационалисты сдерживали массированный удар противника. И лишь к вечеру левофланговые батальоны не выдержали мощного нажима и отошли. На закрытие образовавшейся бреши из резерва пришла 5-я бригада анархистов. Но ее командир даже не успел взять управление в свои руки, как анархисты бросились наутек.

И тогда Лукач принял решение ввести в бой последние резервы. Наступление противника временно было приостановлено, но это не значило, что республиканцы могли свободно вздохнуть.

Не менее сложно складывалась обстановка на левом фланге наших войск, где франкисты пытались овладеть высотой 620 и курганом Пингарон. И хотя бригаде, которой теперь командовал врач Пандо и в которой находился я, удалось встречным ударом опрокинуть мятежников и занять прочную оборону, все понимали, что это временный успех.

К утру 14 февраля мятежники сумели перебросить на наш участок свежие силы и технику. Теперь противник имел на левом берегу Харамы около сорока батальонов пехоты, вооруженных немецкими автоматами и пулеметами, не менее ста орудий и ста танков.

Завязалась упорная, ожесточенная борьба. Массированные атаки мятежников умело срывали подошедшие артиллерия и танки.

Мы уже начали радоваться более или менее стабильному положению, как пришла тревожная весть, В направлении Мората прорвались три марокканских батальона. Надо было выручать оказавшиеся в полуокружении части. На ликвидацию прорыва ушла 24-я бригада и два танковых батальона. После короткого, но на редкость жестокого боя марокканцы бежали. А пока республиканцы закрывали брешь, противник атаковал и сумел добиться успеха на другом участке. Бригада сдала очень важную высоту Пингарон. Правда, и эта высотка и ряд других важных тактических пунктов, которые мятежникам удалось захватить на первых порах, отняли у них много сил и средств, стоили очень дорого. Пленные рассказывали, что они израсходовали все резервы, понесли большие потери в живой силе и технике, потеряли на восточном берегу почти все пулеметы и танки.

Теперь нам предстояло вновь контратаковать.

Чтобы отвлечь силы противника с восточного берега Харамы, командование Центрального фронта отдало распоряжение командиру 4-й дивизии Модесто наступать в направлении Ла-Мараньоса – Сан-Мартин-де-ла-Вега.;.

Наступали ночью. Бойцы дивизии Модесто достигли населенного пункта Ла-Мараньоса и военного завода. Франкисты встретили их сильным пулеметным и артиллерийским огнем. Дальше идти было уже невозможно. Впрочем, основная цель – отвлечение сил врага с восточного берега Харамы – была достигнута.

Еще труднее пришлось бойцам Листера. Им удалось пройти и того меньше. Противник сосредоточил против них конницу, артиллерию, пехоту. Одолеть с ходу такую мощь оказалось нелегко, и мы задержались. Во второй половине дня 17 февраля Листер вызвал меня к себе. Командир дивизии попросил рассказать ему подробно о действиях бригады, о резервах. Выслушав меня, Листер твердо сказал: «Ночью вашей бригаде надо взять высоту Пингарон. Силы у вас есть». Немного помолчав, прибавил: «Подожди меня несколько минут, я поеду вместе с тобой в бригаду, помогу Пандо организовать ночную атаку». Он уже было собрался, как позвонили из штаба фронта. Листер, прикрыв ладонью трубку, махнул мне: «Возвращайся один, меня вызывают!»

Мы с Пако поехали. Первый, кого я увидел в штабе бригады, был Хуан Родригес. Как гостеприимный хозяин, он стал уговаривать отведать только что приготовленной паэльи.

– Нет, сейчас займемся делом, – отказался я. – Никуда она от нас не убежит. Вечером поедим.

– И то верно, – согласился начальник штаба.

В это время подошел и командир бригады Пандо.

Он развернул карту и стал подробно рассказывать об изменениях, которые произошли за время моего отсутствия. Когда план операции был уточнен, мы отправились на НП командира бригады, чтобы на месте осмотреть злополучную высоту.

Это была наивысшая точка левого крыла всей Харамской долины. Владея высотой, можно хорошо просматривать боевые порядки и тылы республиканцев. Перебежчики доносили, что франкисты усиленно роют окопы, траншеи, ставят проволочные заграждения, минируют подходы.

Штаб и командир бригады выработали план ночной атаки высоты Пингарон. Он был составлен четко и грамотно. Но Пандо отказался принимать похвалу.

– Помнишь, Пав лито, ты нам пословицу русскую приводил?

– Какую?

– Ну еще там гоп прыгал.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь.

– Зачем тогда нас гоп просишь говорить, через высоту еще не перепрыгнули.

Он был очень скромный, этот врач Пандо. Не любил шумихи, парадности и красивых слов. Друзья рассказывали, что и на операции в мирное время он всегда приходил как-то незаметно, буднично, по-домашнему. Единственно, что, пожалуй, бросалось в глаза тем, кто хорошо знал Пандо-врача, – аккуратность. К каждому приему или операции он готовился очень тщательно и того же требовал от медсестер. Не дай бог какая-нибудь из них замешкается, подаст не тот инструмент, он так посмотрит, что провинившаяся ночь не заснет, а наутро придет просить прощение за оплошность.

Какая ирония судьбы! Человек самой мирной профессии на земле, призванный заботиться о здоровье людей, вынужден волею сурового времени разрабатывать операции по уничтожению врага.

Многие пытались вызвать Пандо на откровенность, поговорить по душам, пофилософствовать о таком несоответствии. Он избегал этих разговоров. Только однажды адъютант видел, что ночью он бережно достал из сумки толстую тетрадь с записями и читал ее до утра. Делал какие-то пометки, чертил схемы. Он мечтал после войны защитить докторскую диссертацию.

Наверное, эта аккуратность, четкость в работе, аналитический ум помогли Пандо быстро освоить и военное дело. Предложенный Пандо план предусматривал выделить для ночной атаки два батальона, а два других разместить непосредственно перед высотой для обороны.

Накануне два штурмовых батальона отвели в тыл, чтобы хорошенько подготовить их к бою. Я предложил сходить в один из них. Пандо охотно согласился.

Рано утром на следующий день мы пришли в батальон, которым командовал кубинец Альберто Санчес. Он знал немного по-русски, хорошо говорил по-французски.

Санчес обрадовался нашему приходу, без устали рассказывал о прошедших боях, о мужестве своих солдат.

– А что же высоту оставили? – спросил Пандо.

– Танки задавили. Лезут и лезут, а нам бить их нечем. Хоть спичками поджигай. Средств противотанковых не дали.

– С артиллерией да с танками каждый удержался бы, а так искусство военное требуется.

– Не искусство, жизни требуются, много жизней и зря требуются. Много мы на высоте своих положили, а все же сдали. А ведь казалось, каждую лазейку, каждую складку местности изучили.

– Ну, раз местность знакома, каждый подъем помнишь, тебе высоту и брать. Словом, Листер приказал в ночь на 19 февраля штурмовать Пингарон.

– Есть! К утру 19 февраля вернуть высоту Пингарон, – ответил Альберто Санчес.

– А теперь покажи свое хозяйство, – обратился к нему Пандо.

Санчес дал команду, чтобы командиры рот были готовы к смотру. Вскоре мы увидели офицеров, унтер-офицеров и солдат. Они стояли в стройных рядах, на их обветренных загорелых лицах можно было прочесть готовность снова идти в бой. Оружие у всех оказалось в полной боевой готовности: пулеметы начищены, возле каждого «максима» стоят по две коробки с боеприпасами.

– Молодцы, – похвалил Пандо.

– Да, с такими ребятами можно воевать и днем и ночью, – ответил командир батальона. – Особенно гордимся нашей пулеметной ротой. Самая лучшая в бригаде. Пулеметчики смело дрались на западном берегу реки. От их меткого огня навсегда осталась на поле боя не одна сотня мятежников. Немало полегло их и на подступах к высоте Пингарон. Пленные рассказывали, что они никак не ожидали такого губительного огня. Пулеметный шквал буквально валил на землю наступающую пехоту.

Пока Санчес рассказывал о бойцах, к нам почти бегом подскочила молодая девушка в пилотке с кисточкой. Приложив руку к головному убору, девушка стала докладывать о состоянии пулеметной роты.

– Это командир пулеметчиков? – с удивлением опросил я у Альберто.

– Да, это наша Энкарнасион Фернандес Луна. Храбрейшая из храбрейших. У моста на Хараме она одна задержала несколько десятков франкистов. Пулеметный расчет, который охранял мост, был полностью выведен из строя и мятежники, почувствовав свободу, поднялись в атаку. И вдруг «умерший» пулемет заговорил. За щитом его лежала Энкарнасион Луна. Она зарядила новую ленту и короткими очередями принялась обстреливать наступающие цепи.

– Разрешите быть свободной? – откинув густую прядь волос, закончила рапорт пулеметчица.

– Где вы учились военному делу? – не удержался я. Луна лукаво улыбнулась:

– В Альбасете, три месяца работала в арсенале. Пулеметы изучала в учебном центре, учителя моего, – она лукаво посмотрела на меня, – звали Павлито.

Мне стало неловко, что забыл ее.

– Спасибо, что не подвели, не посрамили нашей школы в Альбасете.

– Что вы, это вам спасибо, всем русским, научившим нас хорошо воевать.

После осмотра батальона мы вернулись в штаб, где уже были собраны командиры рот. Пандо объяснил план предстоящей ночной атаки. Для наглядности он вычертил мелом на доске боевой порядок каждой роты.

Построение выглядело так: две роты наступали в первом эшелоне с разрывами между ними в триста-четыреста метров. Третья рота оставалась во втором эшелоне. Особая роль отводилась пулеметчикам, которые обеспечивали действие рот первого эшелона при захвате высоты. Минометчикам Пандо отвел место в глубине второго эшелона. Такое построение диктовалось условиями местности, где предстояло наступать республиканцам.

Я восхищался военными знаниями Пандо. Ведь он сугубо штатский человек, ни одного дня не служил в армии, не учился в академии, а как грамотно разрабатывает сложную операцию. Посторонний человек, слушая, как он проводит рекогносцировку и готовит операцию, никогда бы не поверил, что перед ним врач-хирург, а не военачальник.

Он говорил не спеша, стараясь точно донести свою мысль до подчиненных, и успокаивался только тогда, когда убеждался, что командир роты или батальона точно уяснил свою задачу.

Мы уезжали от Санчеса в полной уверенности, что его батальон задачу выполнит.

К вечеру доложили, что подразделения заняли исходные позиции, приготовились к броску на Пингарон. Мы с Пандо расположились в неглубоком, наспех вырытом саперами окопчике па небольшом холмике.

Нудно тянулись последние минуты перед боем. Как они томительны и неприятны! Уже много позже в руки мне попались стихи поэта Семена Гудзенко «Перед атакой». Как точно передается в них переживание солдат, ожидающих часа атаки:

 
Когда на смерть идут – поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою
Час ожидания атаки.
 
 
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
 

Пандо последний раз смотрит на пасы, сверяет время. Все правильно. Час ночи. Командир первого батальона поднимает над головой тяжелую ракетницу. Выстрел – и три ракеты, распустив пушистые красные хвосты, словно сказочные жар-птицы, уходят в сторону уснувшего Пингарона.

Первыми откликнулись пулеметчики и минометчики. Они заговорили разом. Скороговоркой, тенорком застрекотали пулеметы, временами захлебываясь от быстрого «разговора». И деловито, басом, заухали минометы.

А еще через несколько минут вокруг раскатилось многоголосое эхо: в атаку пошел первый батальон. Сквозь вспышки разрывов вырастали силуэты солдат и офицеров, взбиравшихся на высоту. Вот один из них споткнулся о невидимую преграду, развел в недоумении руками и рухнул на землю. Пандо снял фуражку:

– Не всем придется праздновать победу на Пингароне.

Вспыхивали и гасли редкие огни в ночной атаке. Мы не могли видеть происходящего и только по шумам, крикам и направлению стрельбы догадывались, что там происходит. Наконец в небо взвились долгожданные красные ракеты. Это сигнал победы. Наши части вышибли с Пингарона врага.

Вскоре в землянку привели трех пленных – командира роты, который назвался Раулем Феонесом, и двух совсем молоденьких, безусых унтер-офицеров. Один из них, всхлипывая, растирал грязной рукой слезы. Парни, обманутые франкистской пропагандой, в поисках романтики и легкой наживы вступили в ряды мятежников. Им обещали блистательную карьеру и в недалеком будущем – погоны майоров.

Унтер-офицеров увели, а с командиром роты решили побеседовать подробнее.

Бывший офицер испанской армии, владелец больших поместий Рауль Феонес в отличие от своих юных сослуживцев знал, за что воюет. Он отстаивал принадлежавшие ему богатства: дома, бескрайние поля и апельсиновые рощи, виллы на берегу моря и вклады в национальном банке.

Он пытался нам доказать юридическую правоту своих действий.

– Я защищаю личную собственность, поймите меня, господа.

– Кто вам сказал, что эти блага принадлежат одному человеку? – осадил его Пандо.

– У меня соответствующие бумаги, охранные грамоты, счета.

– Да, но один человек не в силах обрабатывать огромные поля, собирать урожай, перерабатывать и продавать сельскохозяйственную продукцию, содержать виллу на берегу моря.

– У меня есть рабочие… вернее были. Я им плачу.

– Сколько?

– По договору.

– «По договору», – возмущенный Пандо вышел из-за стола и зашагал по землянке. – Последнюю шкуру дерете с рабочих. А ведь то, что вы считаете своим, по праву принадлежит им, истинным хозяевам и апельсиновых рощ, и белоснежных дач, и бескрайних полей. Это они своими руками выращивают апельсины, строят виллы, заботятся об урожае.

– Но юридически… – защищался пленный офицер.

– И законы вы приспособили для себя. А по новым законам мы вам не дадим права жить чужим трудом.

Пленный рассказал о последней атаке. Мятежники были глубоко убеждены, что республиканские отряды не имеют достаточных сил для наступления. Им казалось, что и обороняться республиканцам нечем. И поэтому всему батальону разрешили отдыхать, выставив небольшое охранение.

– Мы спокойно ложились спать, – говорил пленный. – Ведь командование не ориентировало нас даже на долгую оборону. Многие наши части должны были завтра же начинать наступление на Милано и Мората.

Пленный сообщил ценные сведения. Мы отправили его немедленно в штаб дивизии к Листеру, а командирам батальонов дали указание закрепиться на высоте.

Скоро в штаб позвонили саперы. Для командира бригады на высоте Пингарон оборудован новый наблюдательный пункт. Мы отправились справлять «новоселье». Впрочем, оно отличалось от обычного. Всю ночь, не смыкая глаз, Пандо, комиссар Балагер и другие офицеры штаба находились на ногах, проверяя готовность войск, организовывали оборону. Все понимали, что противник не смирится с потерей и будет драться до тех пор, пока не вернет высоту. Да это и понятно. Оставить Пингарон – значит отводить войска на западный берег Харамы. А это явно не входило в планы мятежных генералов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю