Текст книги "Под небом Испании"

Автор книги: Александр Родимцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

XIV

Альберто. ЧП в овраге. Вражеский дозор. Пленный парикмахер. Уличные бои в Брунете. Поездка в Мадрид. Посылка из дома. В бригаде у Пандо. Наступление мятежников. Подвиг Таланта

Марио, мой переводчик, ушел на другую работу, а мне в адъютанты назначили молодого мадридского рабочего – Альберто. Он гордился новым назначением и ревностно выполнял все приказания. Особенно ему нравились поручения, которые были связаны со штабом Листера. Парень души не чаял в Листере, был готов за него пойти в огонь и в воду. Он мог часами наблюдать, как работает командир дивизии, и, затаив дыхание, слушал каждое его слово.

Однажды Альберто увидел на столе бинокль Листера. Он вертел его в руках, рассматривал со всех сторон, подходил к окну и с серьезным видом осматривал в бинокль округу. Очевидно, в этот момент он хотел представить себя командиром дивизии. Неожиданно мы вошли в комнату, Альберто покраснел и поспешно положил бинокль на стол. Когда он узнал, что в ночном марше мы будем вместе с Листером, засуетился, начистил до блеска ботинки, запасся большим термосом с кофе на тот случай, если Энрике захочет пить, и все время переспрашивал меня: «Мы не опаздываем, Павлито?»

– Все будет как надо, – успокаивал я паренька.

Ровно в десять вечера нам привели оседланных коней. Листер, по нему можно проверять часы, был готов, и мы втроем тронулись в путь. Командир дивизии был в хорошем настроении. А когда увидел батальонные колонны, которые шли, строго соблюдая дисциплину и скорость движения, совсем повеселел:

– С такими ребятами не пропадем.

Пропустив дивизию, мы тронулись в путь. Но не успели проехать и двух километров, как справа вспыхнула перестрелка. Прискакавший офицер связи сообщил, что 101-я бригада 46-й дивизии вынуждена раньше предусмотренного срока начать атаку. Сейчас она штурмует высоту Льянос.

Листер взглянул на часы:

– На три минуты раньше – это не страшно. Главное, чтобы атака оказалась успешной. В противном случае враг окажется у нас в тылу.

Стрельба на правом фланге нарастала. Стало слышно, как на стороне противника вступили в бой пулеметы и артиллерия. Пули жужжали уже над нашими головами. Надо было спешить, и мы потуже натянули поводья. Кони рванулись.

Листер пригнулся к седлу и то же самое посоветовал сделать остальным. Но не успел он договорить, как сзади раздался стон, кто-то за спиной выругался. Я обернулся назад. Правая рука коновода болталась только на сухожилиях, брюки и седло залиты кровью. Он сморщился от боли. Пришлось передать его подоспевшим санитарам. Они бережно сняли парня с коня, усадили в повозку, а коня привязали сзади. Попрощавшись с раненым, я кинулся догонять Листера. В это время наши передовые отряды подходили к дороге, идущей из Вильянуэва-де-ла-Каньяда на Кихорну.

Листера я нагнал в тот момент, когда он собрался спускаться в глубокий овраг. Зная, что он не специалист верховой езды, я успел ему вдогонку крикнуть:

– При спуске наклоняйтесь назад.

– Ладно, – услышал я в ответ.

Но только кони стали спускаться, мы и глазом не успели моргнуть, как лошадь Листера вместе с седоком свалилась в глубь оврага. Энрике вылетел из седла и по инерции катился вперед. Мы перепугались. Подскочили к нему, а он, злой, сердитый, отряхивал пыль с брюк. Кто-то случайно дотронулся до его руки, и Листер поморщился от боли. Вывих.

– К лешему этих коней. Дальше пойду пешком, здесь осталось немного.

– Может быть, кофе выпьете? – подскочил к Листеру Альберто с большим термосом.

– Горячий?

– Обжечься можно.

– Налей.

Он отвинтил крышку, налил в походный стаканчик кофе, протянул его Листеру. Тот выпил, крякнул и повеселел:

– Действительно, горячий кофе, даже пьяный, – и он хитро прищурился.

Парень смутился.

– С коньяком кофе.

Все рассмеялись. Надо было трогаться дальше. Как не хотелось мне оставлять коня, но делать было нечего.

Приближался самый ответственный момент. Подразделения бригад проходили трехкилометровый промежуток между опорными пунктами Вильянуэва-де-ла-Каньяда и Кихорна. Если здесь нас не обнаружат, то мы сможем рассчитывать на успех. Все обошлось благополучно. Тихо и незаметно преодолели опасный участок. Я взглянул на часы. По времени наш сосед слева должен сейчас атаковать Вильянуэва-де-ла-Каньяда, а никакой стрельбы там не слышно. Размышлять было некогда, до Брунете оставалось километра два. Передовые отряды 1-й и 100-й бригад уже миновали дорогу Вильянуэва-де-ла-Каньяда – Махадаонда. Впереди их метров на двести двигалась разведка. Приближалась опушка рощи. Отделение, действующее в авангарде передового отряда 1-й бригады, уже почти достигло намеченного пункта. Но не успел унтер-офицер подать команду «вольно», как из-за кустов вышли три рослых вооруженных испанца. Это был полевой караул мятежников.

– Чего это вы, ребята, по ночам шатаетесь? – улыбнулся начальник караула. – К девочкам, наверное, греховодники, таскались.

Они приняли республиканских солдат за своих.

– Да вот заблудились, – не растерялся унтер-офицер.

– Ты нам адресочек красотки скажи, а мы дорогу покажем, – гоготали фашисты.

– Бросай оружие, стрелять буду, – спокойно сказал унтер-офицер.

– Кончай баловать оружием, мы не из пугливых, – продолжал хохотать начальник караула.

Он и представить себе не мог, что здесь, под самым носом у них появились республиканцы. Первым опомнился сержант. С его лица словно сдуло улыбку. Он побледнел и потянулся за гранатой. Тогда один из республиканских солдат выхватил из ножен кинжал: «Стоять на месте».

Теперь и начальник караула понял, что попал в ловушку. Рванувшись, он выхватил из кобуры пистолет, но солдат всадил ему между лопаток охотничий нож. Начальник караула захрипел и тяжело опустился в траву. Остальные солдаты подняли вверх руки.

Дозор разоружили без единого выстрела. Путь бригаде был открыт.

В темноте передовые отряды подошли вплотную к окопам противника, а основные силы замаскировались в оливковой роще. 9-я бригада расположилась в километре севернее этой рощи.

Штаб дивизии обосновался в овраге, в четырех километрах от Брунете. Запасной наблюдательный пункт Листер приказал подготовить на южной опушке оливковой рощи.

Едва мы разместились, Листер потребовал привести пленного солдата. Тот вошел, испуганно озираясь, все время почему-то оглядываясь назад. А когда он узнал в сидящем перед ним человеке Листера, совсем пал духом и обмяк.

– Командование ваше знает о предстоящей атаке республиканцев? – обратился Листер к пленному.

– Я все, все скажу, только не убивайте.

– Никто тебя не собирается убивать, – успокоил его Листер. – Ты кем работал до мятежа?

– Парикмахером.

– Много зарабатывал?

– Концы с концами еле сводил.

– Так чего же ты, дурья голова, к мятежникам полез? Думаешь, они тебя озолотят? Ничего подобного. На твоей же крови себе состояние сколотят. Да ну ладно, об этом позже поговорим. Ждут нас твои офицеры?

– Наш гарнизон ничего не подозревает, – рассказывал пленный. – В траншеях возле дороги Брунете – Вильянуэ-ва-де-ла-Каньяда находится только один взвод, да и тот спит.

– Пулеметы есть?

– Две пулеметные площадки.

Солдат пальцем ткнул в карту, показал, как лучше пройти к пулеметным позициям. Он же рассказал о составе и вооружении гарнизона Брунете.

– Пойдешь проводником? – Листер поднялся со стула и подошел вплотную к пленному. Тот растерянно моргал глазами, молчал.

– Ну, решай, – торопил его командир дивизии. – Только смотри, обманешь – прощения не проси.

– Сделаю все как надо.

Мы договорились, что вместе с ним пойдут несколько опытных разведчиков и попытаются взять живым командира гарнизона Брунете.

После допроса пленного Листер приказал ускорить движение. Мы не стали дожидаться рассвета, когда авиация нанесет бомбовый удар по Брунете, а решили начинать атаку немедленно, 6 июня 1937 года. Все обрадовались, кроме командования 100-й бригады. Командир, когда ему позвонили, снова стал сомневаться в успехе, отговаривал Листера от поспешных выступлений.

– А вдруг моя бригада быстро уничтожит противника в траншеях и до шести часов ворвется в Брунете. Тогда наша же авиация и накроет своих.

– Так решил командир корпуса Модесто, – схитрил Энрике. – Все предусмотрено. И бросьте обсуждать приказы вышестоящих командиров.

На другом конце провода воцарилась тишина, потом ленивый голос нехотя произнес:

– Есть, готовиться к атаке.

Листер бросил трубку и еще долго ходил по рощице.

– Предатели, трусы, лицемеры. Из-за таких у нас и бывают неудачи, гибнут понапрасну люди.-И, обращаясь ко мне, сказал: – Сам пойду в 100-ю бригаду и, если нужно, то поведу ее в атаку. А ты, Павлито, можешь оставаться здесь, с Иглесиасом.

– Разрешите мне пойти в 1-ю бригаду, – попросил я Листера.-Там я буду нужней, а начальник штаба здесь сам справится.

– Иди. Давай обнимемся. В нашем деле всякое бывает.

Энрике сгреб меня в объятия, прижался щекой, похлопал по плечу. И мы разошлись.

В пять часов утра я уже был у командира 1-й бригады майора Родригеса, который был недавно назначен. Приехал я в самое горячее время. Не успели мы еще толком поговорить с ним, как батальоны первого эшелона перешли на сближение с противником. Все делалось тихо, без единого звука. В этом мы видели успех операции. Ничего не понимающие франкистские солдаты бросали оружие и сломя голову бежали в деревню. Ну, а тот, кто был не силен в беге, поднимал вверх руки.

По существу не было сделано ни одного выстрела. Раздавались лишь крики наступающих да испуганные вопли мятежников.

Родригес ликовал:

– Вот что значит верить в победу.

– Так что же помогло? – спросил я его.

Довольный своими солдатами, он улыбнулся:

– Храбрость, смелость, решительность и… военная хитрость.

Атака длилась тридцать минут. На правом фланге, где наступала 100-я бригада во главе с Листером, слышны были артиллерийские разрывы и пулеметная стрельба. Противник на этом участке оказывал упорное сопротивление.

1-я бригада, захватив первые траншеи, не останавливаясь, обошла Брунете с восточной стороны и повела наступление на ближайшее селение, где окопался сильный гарнизон мятежников. Но и здесь нас не ждали. Бойцы окружили дом, где расположилось одно из подразделений врага. Фашисты заметили их и открыли беспорядочную стрельбу. Они выскакивали из окон, толпились в узких дверях и спросонок стреляли наугад, для острастки. А для наших стрелков вражеские солдаты оказались хорошими мишенями. Гарнизон быстро ликвидировали. Но как ни скоротечен оказался бой, шума он произвел много и остальные подразделения мятежников успели занять свои боевые посты. Они ушли в центр, на площадь, где находилась комендатура и штаб Брунетского гарнизона. Завязался длительный бой за центр Брунете.

В это время начальник штаба дивизии Иглесиас вызвал по телефону командира бригады Хуана Родригеса.

– Как идут дела? – кричал он в трубку.

– Ничего, – уклончиво отвечал Хуан.

– Можно ли нацеливать на Брунете нашу авиацию? – советовался Иглесиас. – По своим не ударим?

– Посылайте, – дал согласие Родригес. – Только авиация должна сбросить бомбы точно в центр Брунете, на площадь.

Через несколько минут нарастающий гул моторов возвестил о приближении нашей авиации. «Ну, сейчас нам будет баня», – успел подумать я. Вместе с Родригесом отсчитываем секунды: раз, два, три. Вот сейчас летчики сбросят бомбы. Но головной самолет прошел центр и еще не начинал бомбить. «Что они делают? – заволновался Хуан. – Теперь они попадут по нашим войскам». Но самолеты спокойно продолжали идти своим курсом. Следом за первой группой последовала вторая. И также пролетела центр. И когда мы уже считали, что самолеты ушли на другие цели, летчики, сделав большой круг, развернули тяжелые машины обратно. Вот они снова над площадью. «Ну, ребятки, давайте, давайте, – шептал Родригес. – Сейчас самое время, только сейчас. Ну что же вы медлите, неужели не видите?» И летчики словно услышали его. С небольшой высоты они стали сбрасывать свой груз точно в центре Брунете. За каких-нибудь пять-шесть минут двадцать пять самолетов сбросили до семидесяти бомб. В стане мятежников началась страшная паника. Враг метался от здания к зданию, как зверь в загоне, и не находил выхода.

Бойцы 100-й и 1-й бригад все крепче сжимали кольцо окружения. И остатки франкистов, не выдержав, стали сдаваться в плен. Стрельба потихоньку утихла.

Командир бригады почувствовал, что бой подходит к концу, решил сам разобраться, что происходит в центре города. Предложил он и мне пойти с ним. В сопровождении солдат мы отправились в расположение боевых действий первого батальона. Навстречу попался офицер, несший донесения как раз из этой части. Родригес тут же, присев за углом полуразрушенного здания, развернул записку. И по мере того как он читал строки донесения, написанные крупным размашистым почерком, улыбка на его лице становилась все шире и шире. «Нет, ты послушай, Павлито, как они воюют!» И он вслух прочел записку. Командир первого батальона Гомес сообщал: «На подступах к Брунете батальон захватил тридцать пленных, которых отправили в штаб дивизии. Отбили восточную часть села, овладев казармой местного гарнизона. Веду бой на центральной площади».

Родригес дочитал письмо до конца и с улыбкой посмотрел на меня. Тут же он стал расхваливать командира и его комиссара.

– Пошли быстрее к ним.

Офицер связи вызвался проводить нас. По пути он все время рассказывал Родригесу о боевых действиях. Незаметно мы дошли до окраины Брунете. Здесь уже было тихо. Вошли в узкую, обшарпанную улочку, потом, немного пробежав по ней, свернули направо в еще более узкую и более разбитую. «Теперь уже немного осталось, – промолвил офицер, – вон за тем зданием». Мы поняли, что он ведет нас маршрутом, по которому наступал батальон, желая показать, как сражались его товарищи.

Возле здания, на которое он показал, валялись десятки трупов. Очевидно, здесь шел рукопашный бой. Почти все погибли от удара кинжалом. Родригес подошел к убитому солдату, достал его документы. С фотографии смотрела холеная, самодовольная физиономия. В портмоне нашли три золотых кольца и женский браслет. «Бандюга», – выругался офицер.

Не успели мы отойти от этого дома, как увидели бегущую навстречу нам группу вооруженных солдат. Их было человек пятнадцать. Издали по форме трудно было разобрать, кто: наши или мятежники.

– Павлито, назад! – первым узнал мятежников Хуан.

Я выхватил из-за пояса гранату, выдернул чеку и бросил лимонку в набегающую толпу фашистов. Сам успел спрятаться за угол. Над головой просвистели пули, отбивая штукатурку от стены.

Раздался взрыв. Четверо фашистов повалились на мостовую, остальные подняли руки. Подходить к ним мы еще не решались. Офицер-связист, который пришел от Гомеса, был тяжело ранен. А мой адъютант Альберто, забившись в простенке, стоял бледный как полотно. Родригес приказал Альберто обезоружить всех, кто поднял руки. Кто станет сопротивляться, расстреляем на месте.

– Иди, Альберто, а мы возьмем их на мушку.

Все это Родригес говорил громко, сердито, с тем расчетом, чтобы слышали мятежники. И это подействовало. Те, кто еще не успели бросить оружие, стали кидать его под ноги. Альберто, оправившись от испуга, деловито обходил фашистов и отбирал винтовки, ножи, пистолеты. Перед ним стояли одиннадцать верзил. Если бы они знали, что нас всего четверо и что мы плохо вооружены, вряд ли бы они так мирно сдались. Альберто подал команду: «Шагом марш». Пленные, понуря головы, поплелись.

Когда пришли в батальон, Гомес от удивления раскрыл рот:

– Где это вы столько бравых вояк раздобыли?

Альберто выступил вперед и деловито доложил:

– Принимайте пленных.

– А чего их принимать, сейчас солдат уведет их в сарай.

– Нет, так не положено, – возразил Альберто. – Напишите расписку.

Капитан Гомес недоуменно посмотрел на меня, на Родригеса, словно хотел узнать, шутит или серьезно говорит Альберто. Родригес незаметно моргнул Гомесу: мол, ладно, но огорчай парня, сделай ему радость. Капитан с серьезным видом сел за стол, попросил ручку и чернила.

– Так сколько вы сдаете пленных? – деловито осведомился капитан.

– Одиннадцать. Десять автоматов, одна винтовка, семь кинжалов и девять гранат, – одним духом выпалил Альберто.

Гомес все аккуратно записал, поставил число и подпись. Потом подозвал Альберто и попросил проверить, правильно ли он сделал запись, и если правильно, то пусть он поставит свою подпись. Альберто прочел вслух: «Я, командир первого батальона первой бригады капитан Гомес, принял от Альберто Феранда одиннадцать пленных, захваченных в неравном бою, десять автоматов, одну винтовку, семь кинжалов и девять гранат».

Альберто понравилась расписка, особенно то место, где было сказано о неравном бое. Он сел и торжественно расписался. Потом, спохватившись, стал просить Гомеса поставить печать.

– Нет у меня, дружище, печати, – развел руками командир батальона.

– Да ничего, и такая расписка действительна, – установил перемирие Родригес.

– Ну, если действительна без печати, то ладно, – успокоился Альберто.

… Стрелка на часах показывала девять. В городе шли уличные бои. Связисты доложили, что протянули провод. Родригес выяснил обстановку, установил точно местонахождение батальонов. Они почти все выполнили свою задачу и вышли на намеченные рубежи. Командир бригады Приказал хорошенько укрепиться и приготовиться к обороне.

Потом я связался с Листером. Он рассказал, что 100-я бригада также вышла на намеченный рубеж. Бой был тяжелый и удачный. Как сообщил из штаба Иглесиас, наши войска, действовавшие на флангах, не смогли взять высоту Льянос и опорный пункт Кихорна. Бои там продолжаются. А сосед слева, 34-я дивизия, почему-то вообще никаких боевых действий за Вильянуэва-де-ла-Каньяда не предпринимал. Листер был этим обеспокоен: «Значит, артиллерийский дивизион не сможет прибыть к нам, и тылы не обеспечат боеприпасами и продовольствием».

– Давайте встретимся в штабе дивизии, свяжемся с Малино и тогда примем решение, – предложил я.

Листер согласился.

Из штаба дивизии мы быстро связались с Малино. Он рассказал нам об обстановке на этом участке фронта:

– Все опорные пункты – Льянос, Кихорна, Вильянуэва-де-ла-Каньяда – находились в руках мятежников. На вопрос Листера, продолжать ли наступление бригаде, Малино ответил: «Решайте по обстановке, но я бы но советовал». Он рекомендовал возобновить наступление, когда подойдут танковая рота и артиллерийский дивизион.

Несколько минут после этого разговора мы сидели, прикидывая наши возможности. Взвесив все, решили попробовать. Ведь говорил же Малино: «Действуйте по обстановке». Несмотря на отсутствие танков и артиллерии, надо попытаться захватить переправы через реку Гвадаррама. Конечно, мы сейчас далеко забрались в тыл к противнику. Но захват переправ позволит удержать отвоеванные позиции.

Листер приказал командирам 1-й и 100-й бригад немедленно ввести в бой вторые эшелоны и штурмовать переправы. Наступление возобновилось. Мы с нетерпением ждали вестей от бригад, но они были неутешительны. Все попытки захватить переправы через Гвадарраму и высоты 670, 640, 620 успеха не имели. Несколько раз ходили бойцы в атаку, но вынуждены были отходить назад в свои окопы.

Листер был расстроен неудачей бригад. А тут еще ему позвонил командующий Мадридским фронтом и отругал за то, что он топчется на месте.

– Вот, дожили. Нас обвиняют в бездеятельности, трусости. А разве мы можем рваться вперед, если и так уже на пятнадцать километров углубились в тыл врага.

Расстроенный, он ходил по комнате, порываясь сам идти в атаку. Но потом одумался.

Весь следующий день 1-я и 100-я бригады вели наступление на переправы и близлежащие высоты. Но результаты снова оказались неутешительными. Враг сильно укрепился, и наши войска несли большие потери. Если накануне при штурме Брунете в дивизии было только четверо убитых и двадцать пять раненых, то в атаке за переправы у нас погибло двести человек. Триста бойцов получили ранения.

Всех раненых отправляли в оливковую рощу, там им оказывали первую медицинскую помощь. Тяжелораненых увозили в тыл, хотя дело это было не из легких. Бричек, повозок в Брунете не оказалось, а машины, захваченные у врага, стояли без дела. Дорога-то оставалась в руках мятежников.

Единственный транспорт – мулы и верховые лошади. Санитары при помощи двух твердых ремней, соединяющих корзины, укрепляли на лошади своеобразные «носилки» и сажали в них раненых. Положение складывалось тяжелое. На беду еще у нас кончались патроны.

Командиры наступающих бригад настойчиво требовали доставить в батальоны боеприпасы. К этому времени мятежники, оправившись от нашего внезапного удара, активизировали свои действия.

Брунете и его окрестности обстреливали и артиллерийские батареи противника. Республиканцы, не спавшие всю ночь, выбивались из сил, а отдохнуть не было времени. Весь день и всю ночь подвозили продовольствие и боеприпасы. Для этой цели был использован кавалерийский эскадрон. Прошел еще день, а наш сосед так и не смог взять Вильянуэва-де-ла-Каньяда. Поэтому единственная дорога к нам была закрыта. Положение складывалось катастрофическое. Чтобы форсировать штурм небольшого городка, Листер ввел в бой батальон 9-й бригады, приказав ему нанести удар с юга.

Батальон действовал успешно, и вскоре Вильянуэва-де-ла-Каньяда пала. Дорога была открыта. Теперь каждый понимал, что скоро по этой дороге придет транспорт с боеприпасами, продовольствием и артиллеристы смогут подтянуться. Так оно и случилось. Утром следующего дня прибыл первый дивизион 105-миллиметровых орудий, с которым был Коля Гурьев. Несколько позже появился дивизион 76-миллиметровых орудий. Теперь мы смогли спокойнее вздохнуть и подумать о продолжении наступления.

Листер встретил меня рано утром, сообщил, что штаб дивизии он переносит в Брунете. Квартирмейстер подобрал для него небольшой каменный домик с массивным подвалом. Интендант особенно был доволен этим подвалом, в котором, по его мнению, можно спастись от бомбежки.

Хозяева домика радостно встретили нас. Предложили фруктов, вина, но, когда узнали, что здесь будет штаб, расстроились. А старуха даже расплакалась.

– Почему слезы льешь? – спросил ее Листер. – Или гостям не рада?

– Гостям-то рада, – всхлипывала старушка, – да только боюсь.

– Кого? Нас? – рассмеялся Энрике.

– Мятежников боюсь. Вот уйдете вы, а они вернутся. Узнают, что в нашем доме штаб был, повесят нас.

Листер успокоил старуху, сказав, что республиканцы не собираются оставлять Брунете.

– А приказ самого главного есть? – переспросила дотошная старуха.

– Есть, есть, бабуся, такой приказ от самого главного, – улыбнулся Листер.

– Кто же он, этот главный, если не секрет?

– Республиканское правительство, – торжественно произнес Листер.

Мы остались ночевать в этом домике. Но поспать так и не удалось. Ранним утром, когда еще не успели пробиться первые лучи солнца, в Брунете раздались глухие разрывы бомб. Они рвались совсем близко от дома. От взрывной волны содрогались стены. Альберто вскочил с кровати, схватил меня за руку и потащил в подвал. Не успели мы миновать узкий коридорчик, как рука Альберто выскользнула из моей и мы оба упали; у самого входа разорвалась бомба среднего калибра.

Едва рассеялся дым, я увидел выбирающегося из развалин, перепачканного Энрике. Чертыхаясь, он еле вылез из подвала, куда его уговорили спрятаться.

Тут же Листер приказал перевести штаб в другое место, где-нибудь на окраине. Решение было принято своевременно. За первым налетом последовали второй, третий, четвертый. Фашисты за короткий промежуток времени превратили город в груду развалин. Но, несмотря на непрерывные обстрелы и бомбежки, республиканцы остались в Брунете и готовились отразить все атаки врага.

С прибытием артиллерийских дивизионов Листер приказал немедленно наступать на юго-восток и захватить переправы через Гвадарраму. На этот раз успех сопутствовал республиканцам. При поддержке артиллеристов мы захватили переправы.

К исходу следующего дня первому батальону удалось занять высоту 670. Ночью мятежники пытались сбросить оттуда смельчаков, но меткий огонь пулеметчиков Энкарнасион заставил их откатиться назад. Эту ночь я провел у пулеметчиков и видел, как они храбро сражаются.

Высоту 670 отделял от противника неглубокий, но длинный овраг. Мятежники могли скрытно накапливать здесь силы и потом, совершив небольшой бросок, обрушиться на высоту. Луна хорошо это понимала. Используя темноту, она установила на флангах два станковых пулемета для кинжального огня вдоль оврага. Пулеметчикам приказали хорошенько замаскироваться и не открывать огня до тех пор, пока мятежники полностью не займут исходное положение для атаки.

Вместе с Альберто и Энкарнасион мы находились на наблюдательном пункте пулеметной роты, расположенном в неглубокой воронке от авиабомбы, и следили за передвижением мятежников. Фашисты уже дважды посылали сюда свою авиацию, несколько раз открывали массированный артиллерийский огонь.

Из воронки мы видели, как пехота мятежников небольшими группами перебегает в овраг.

– Выдержат пулеметчики? – спросил я у Энкарнасион.

– Без приказа ни один не уйдет. Будут вести огонь до последнего патрона. Не первый раз им приходится оказываться в такой переделке. Вот только беспокоюсь за фланговые расчеты. Что-то они долго молчат, уж не вырезали ли их марокканцы.

И, не выдержав, она решила сама навестить пулеметчиков.

– Я пойду к правому расчету, это недалеко, а вы, Павлито, коли уж пришли, оставайтесь здесь. Я передаю в ваше распоряжение вот этот станковый пулемет и боеприпасы к нему.

Она стремительно перебегала от укрытия к укрытию и пришла вовремя. Едва мятежники бросились в атаку, как с фланга ударил станковый пулемет. Он бил расчетливо, хладнокровно, и не было спасения от его губительного огня. Услышав голос своего собрата, заговорил и пулемет, установленный на левом фланге. Атака марокканцев, наступавших на высоту, была сорвана. Луна вернулась сияющая и радостная.

– Здорово мы им дали жару?

– Молодцы, – похвалил я девушку.

Рано утром 8 июля дивизия возобновила наступление двумя бригадами. Сотая бригада атаковала вдоль дороги Брунете – Севилья-ля-Нуэва, а девятая – шла вдоль дороги Брунете – Вильявисиозе-де-Одон. Нашим бойцам предстояло взять две господствовавшие высоты, которые за ночь мятежники успели сильно укрепить, подтянуть резервы. Четыре раза штурмовала бригада высоты, и все безуспешно. Республиканцы несли большие потери. В бою за высоту был тяжело ранен молодой командир второго батальона, мадридец, коммунист Рубио. По дороге в госпиталь он скончался. Узнав о его смерти, бойцы, мстя за Рубио, бросились в атаку на высоту 620 и штурмом взяли ее. Немного позже пала и высота 640.

Марокканцы никак не могли смириться со своими поражениями. Некоторые из них тут же бросались на землю и о камни разбивали головы.

– Ты не хочешь жить? – спросили одного пожилого марокканца.

– Меня все равно у вас расстреляют, – ответил он.

Оказывается, франкистские пропагандисты, направляя своих солдат в бой, наговорили им всякие небылицы: будто коммунисты – это звери, в плен не берут, а убивают на месте. С большим трудом мы разубеждаем их.

Генерал Франко придавал большое значение Брунетскому направлению и поэтому вводил в бой все новые и новые резервы. С каждым днем нарастала мощь вражеской авиации. Так, 10 июля в воздухе над боевым порядком 11-й дивизии появилось шестьдесят самолетов. На следующий день их уже оказалось девяносто, а 18 июля – сто пятьдесят. Но стоило в воздухе показаться республиканским самолетам, летчики мятежников, спасая свою шкуру, сбрасывали куда попало бомбы и нередко попадали в своих.

Окопавшуюся пехоту фашистские летчики забрасывали мелкими осколочными и зажигательными бомбами. Жаркая, сухая погода помогала им. От зажигательных бомб вспыхивали гигантские пожары; горели оливковые рощи и деревни, посевы.

С 11 июля наступательные действия 11-й дивизии прекратились. Листер принял решение вывести 1-ю бригаду в резерв на южную окраину Брунете, а 9-й бригаде поручил перейти к обороне на высотах 670, 640, 620.

Последние три дня противник не предпринимал активных действий. Воспользовавшись временным затишьем, наши войска приступили к укреплению своей обороны.

Падение укрепленных пунктов Льяноса, Кихорна, Вильянуэва-де-ла-Каньяда и Вильянуэва-дель-Пардильо заставило командование мятежников в спешном порядке перебросить сюда самые боеспособные части.

Наша разведка установила, что к утру 13 июля в районе Навалькарнеро – Севилья-ля-Нуэва сосредоточилось около пятнадцати вновь прибывших батальонов с приданной им артиллерией. На правом фланге 5-го корпуса стягивалась крупная группировка противника, на левом – прибыли к месту боя в районе Боадилья-дель-Монте, Вилья-висьосо-де-Одон около восьмисот пехотинцев.

Дивизии 5-го корпуса растянули свой фронт на двенадцать километров.

Мятежники сумели создать на флангах две ударные группы, намереваясь окружить и уничтожить далеко продвинувшиеся к ним в тыл республиканские части, поэтому нам все время приходилось быть начеку и внимательно следить за действиями врага. Тишина была неприятна. А противник продолжал молчать до 17 июля.

В эти дни Листера вызвали в штаб корпуса. Вместе с ним поехал и я.

Мадрид встретил нас шумными улицами. По тротуарам сновали взад и вперед люди, работали магазины, театры. Даже не верилось, что в нескольких километрах отсюда идет война. Я уже не в первый раз был в Мадриде, но каждый раз он потрясал меня.

Энрике отправился на совещание, а я пошел в гостиницу Палас, куда обычно поступала для нас почта из Москвы. И не напрасно. В гостинице мне вручили два письма из дому и посылку. Тут же в коридоре остановился и принялся за чтение. И так увлекся, что не заметил, как ко мне подошла переводчица Мира, она работала с одним из наших товарищей.

– Что же ты, Саша, земляков не замечаешь? – улыбнулась она.

– Письмо получил, зачитался, – стал оправдываться я.

Мира защебетала, рассказывая о последних новостях, о товарищах. Она сообщила, что началась смена наших добровольцев. К большому удивлению, я узнал, что Коля Гурьев уже уехал в Москву. Выложив все это, Мира наклонилась к моему уху и зашептала:

– Секрет один знаю, только ты ни-ни, не выдай меня.

– Ладно, буду молчать, – подражая ей, зашептал я.

– Командование представило тебя, Павлито, к награде. Получишь орден Красного Знамени.

Я поблагодарил Миру за приятное известие и стал прощаться. Но она меня не отпускала:

– Совсем забыла. Сегодня в Алкале собираются наши добровольцы: Цюрупа, Хулия, Поль Арман, Валя-переводчица, наши летчики. Приходи обязательно.