Текст книги "Под небом Испании"

Автор книги: Александр Родимцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

После доклада мне было приказано возвратиться в штаб дивизии Листера, которая формировалась на Гвадалахарском направлении в составе двух интернациональных бригад – 11-й и 12-й – и двух испанских – 1-й и 2-й. Я узнал также и о других мероприятиях командования по реорганизации войск Гвадалахарского направления. Решено было сформировать 4-й армейский корпус, куда должны были войти, кроме 11-й дивизии, 12-я, пополненная 35-й бригадой, под командованием итальянского антифашиста Нино Наннети, и 14-я в составе трех бригад под командованием анархиста Мера. Корпусу придавались танковая бригада, два кавалерийских полка и артиллерийские части.

Собираясь в обратный путь, я встретил своего хорошего друга артиллериста Николая Гурьева, сообщившего мне, что 11 марта с вновь сформированным испанским артиллерийским дивизионом он должен ехать в район Торихи.

– Ой, что это я болтаю и болтаю, а тебе и слова выговорить не даю, – радостно тискал он меня. – Очень торопишься?

– Завтра должен быть на месте.

– Куда едешь, если не секрет?

– К Листеру.

– И я тоже еду к нему. Значит, нам с тобой по пути. Но поскольку сегодня вечер у нас свободный, предлагаю остаться ночевать у меня. Сходим к моему командиру Воронову на чаепитие. Приглашал он меня, но думаю, если его навестят сразу двое москвичей, будет только рад. По рукам?

– Согласен.

Я давно скучал по чашке хорошего крепкого чая.

Вечером, часов в десять, мы подъехали к утопающему в зелени зданию. Дверь открыла нам высокая, стройная блондинка в очках. Тася, так звали девушку, знала Колю и очень обрадовалась его приходу. Девушка принялась собирать на стол, а Коля помогал ей.

– Чай и сахар я достала, а самовара нигде нет, – рассказывала Тася.

– Ай, ай, все теперь пропало, – делая испуганные глаза, всплескивал руками Коля. – Какой же чай без самовара, придется отложить.

– Но я нашла большой чугун, в него входит тридцать литров.

С деловым видом Коля пошел осматривать чугун. Задумчиво повертел его, стукнул по дну и даже приложил ухо, то и дело приговаривая: «Так-так, чугун, значит, говоришь».

– Мытый? – начал он допрос.

– Сама чистила.

– Чугун настоящий?

– Спрашивала, хозяин сказал, настоящий.

– Кочерга есть?

– Откуда еще кочерга? – расстроилась девушка.

Видя, что дальше испытывать терпение ее нельзя, Коля разрешил кипятить чай в чугуне.

Вскоре появился и сам хозяин – Николай Николаевич Воронов. Он одобрил наше предложение устроить чаепитие, но внес небольшую поправку: «По русскому обычаю вначале надо хорошенько покушать».

Быстро накрыли на стол. Немного замешкавшись, Николай Николаевич достал из неприкосновенных запасов бутылку водки: «Ну, сегодня понемногу можно».

После плотного ужина, принялись «гонять чаи». И хотя воду кипятили не в самоваре, чай показался очень вкусным. Ну, а заварка, которую Николай Николаевич готовил собственноручно в маленьком фарфоровом чайничке, была просто великолепной. За веселыми разговорами выпили по нескольку чашек. Мы с Колей напились, а Николай Николаевич, обругав нас маломощными, продолжал чаепитие. Он пил, смакуя каждую чашку и приговаривая: «Еще одну, и баста». Наконец перевернул чашку вверх дном, смеясь, положил сверху оставшийся кусочек сахару и мечтательно произнес: «Эх, хотел бы я пить этот чай в Москве».

Поблагодарив Воронова за угощение, мы с Колей Гурьевым направились ночевать в Колину комнатку, где стояли две кровати, гардероб и несколько стульев.

– Кто с тобой живет?

– Переводчик Пенио. Веселый, добрый парень, но сильно грустит по дому, по жене.

– Он испанец?

– Кубинец, но жил в Москве. Там и женился на русской девушке Татьяне. Через два дня после свадьбы молодожены расстались. Пенио послали в Испанию работать переводчиком. Первые дни парень держался, а теперь тоскует, места себе не находит. Вот и сейчас где-нибудь бродит в одиночестве и сочиняет стихи своей Татьяне. Тут я вспомнил о письме, которое получил из Москвы. Быстро разорвал конверт, развернул небольшой листок, вырванный наспех из блокнота. На кровать выпала фотография Кати и Ирочки.

– Из дома? – спросил Коля.

– Жена.

Я подал ему фотографию, а сам занялся письмом.

«Дорогой и любимый Саша! Получила от тебя первую весточку. Я рада, безраздельно рада, что ты жив и здоров, что дела у тебя идут хорошо. Вчера вечером наша соседка Муся Орел передала мне от тебя письмо и подарок. Муся рассказала, что заходил молодой человек в гражданском, хотел видеть меня, но не дождался. Очень жаль – разошлись. Он мне хоть немного рассказал бы о тебе. Саша, пиши чаще и, если можно, сообщи, где находишься. Мы тебя будем всегда ждать. Крепко обнимаем и целуем, твои Катя и Ирочка».

Несколько раз перечитал письмо, пытаясь представить и нашу комнату, и соседку, передающую в коридоре записку Катеринке, и дочку, пляшущую возле кукол.

– Родственники есть у нее в Москве? – спросил меня Коля.

– Никого. Односельчане мы, из Шарлыка.

Я вспомнил, как познакомился с Катей. Курсантом я очень скучал по дому и даже увольнительные мало радовали. В свободное время любил бывать у моего земляка и односельчанина Володи Шеина. Посидишь с ним вечерком, переберешь всех шарлыкских, вспомнишь места, где лучше рыба клюет на Урале, и на душе становится легче, словно побывал дома. Однажды я встретил у Володи застенчивую девушку.

– Может быть, тебе не интересно об этом слушать? – повернулся я к Николаю.

– Рассказывай, рассказывай, – сказал притихший Коля.

– Увидел я девушку и сам не свой стал. Ребята в училище даже заметили. Митя Цюрупа догадался: «Ты, Саша, влюбился, что ли?» – «Да нет, – говорю, – просто познакомился с девушкой».

Катя, так звали сестру Володи, вначале проходила практику на Савеловском вокзале, а потом осталась работать техником в диспетчерской группе. Долго стеснялся я признаться, что люблю ее, а потом набрался храбрости и в театре между первым и вторым актом выпалил все. Думал, смеяться надо мной станет… А она ничего. Серьезная стала… А потом мы поженились.

Заснули мы уже поздно, до подъема оставалось четыре часа. Но и этим временем нам не удалось воспользоваться. Гул авиационных моторов поднял нас на ноги, Я проснулся и увидел стоящего надо мной Колю. Он сильно тряс меня за плечо: «Саша, Саша, налет. Надо идти вниз». А мне так не хотелось подниматься: уж больно хороший снился сон. Вдруг послышался пронзительный свист, потом сильный взрыв. Все пошло ходуном. Стол и койки закачались, как на палубе океанского корабля во время шторма. И через несколько минут я оказался на полу.

Комната наполнилась дымом. Попытался крикнуть – язык не повиновался, голова кружилась. Как только дым рассеялся, мы увидели, что у комнаты осталось три стены. Четвертую словно ветром сдуло. Крыша чудом держалась на деревянных стропилах. Как потом выяснилось, в угол дома, где мы ночевали, попала стокилограммовая бомба.

Настроение было подавленное. Такой приятный вечер и на редкость мрачное утро. «Хорошо, что еще так отделались, – отчищая френч от пыли, бурчал под нос мой друг. – А то могло получиться как с соседями». Нам было видно, как из подъезда выносят носилки с ранеными и убитыми. Кто был в силах, шел сам.

Но особенно потрясла меня обезумевшая от горя женщина. В ночной рубашке, с взлохмаченными волосами, вся окровавленная, она несла под мышками двух маленьких изуродованных мальчишек. Она шла молча, не уронив ни слезинки. Люди окружили ее. Она не хотела отдавать мертвых детишек, кусалась, царапалась, а потом потеряла сознание. Ее подняли двое санитаров и унесли в дом.

Мы распрощались с Колей и разъехались по своим местам. Вид у меня после бомбежки оказался неприглядный: грязный, помятый френч, обсыпанные известкой ботинки, порванный берет. По дороге я заехал в 5-й полк, где меня хорошо знали, и переоделся.

Здесь мне сообщили, что Листер ужо два раза звонил и спрашивал, когда приедет капитан Павлито. Я понял, что дивизия готовится к ответственной операции и поспешил в свою бригаду.

XI

Бои под Гвадалахарой. Допрос пленных. Подготовка к наступлению. Победа у Трихуэке. Комиссар Альварес Сантьяго. Встреча с Павлом Ивановичем Батовым. Генерал Лукач

В два часа дня 11 марта я был в штабе Листера. Энрике Листер и комиссар Сантьяго Альварес только что закончили совещание с командирами и комиссарами двух испанских бригад и офицерами штаба дивизии. Листер и Сантьяго уже хорошо знали обстановку на фронте.

Я рассказал им, что бойцы и командиры 11-й и 12-й интернациональных бригад воюют смело и решительно, бьют итальянцев не числом, а уменьем.

Интернациональные бригады по сути приняли на себя всю тяжесть боя с интервентами и сбили натиск итальянских войск.

Рассказав Листеру об обстановке на участке 11-й интернациональной бригады, где мне пришлось воевать, я высказал ему свои опасения.

– Говорить откровенно? – посмотрел я в глаза Энрике.

– Конечно.

– Если бригаде не будет оказана помощь на Гвадалахарском направлении, то мы вряд ли отстоим Гвадалахару. А это значит, что дорога на Мадрид будет открыта.

Листер похлопал меня по плечу:

– Знаем, камарада. Все что в силах, Коммунистическая партия Испании сделает. Уже отдан приказ во что бы то ни стало остановить продвижение противника. Произведена реорганизация войск, участвующих в Гвадалахарской операции. Принято решение сформировать 4-й армейский корпус, командиром которого назначается Модесто. В его состав войдут 11-я дивизия в составе 11-й и 12-й интернациональных бригад, 2-й бригады Пандо и 1-я ударная бригада. Руководить дивизией доверили мне. В корпус включены 12-я пехотная дивизия в составе 49, 50 и 71-й бригад, возглавляемая Нино Нанетти, а также 14-я пехотная дивизия, в последнюю входят вновь прибывшие 65, 70 и 72-я бригады. Кроме трех дивизий, в моем распоряжении будет танковая бригада и два кавалерийских полка.

Листер встал из-за стола, взглянул на разложенную карту и добавил:

– Сегодня в ночь штаб дивизии переедет в Ториху. Туда же должна к утру подойти 2-я бригада Пандо, которой предстоит с рассветом 12 марта во взаимодействии с танковым батальоном наступать вдоль Французского шоссе. Задача трудная: выбить итальянцев из Трихуэке и восстановить положение на участке 11-й интернациональной бригады. Помогать нам будут летчики и артиллеристы.

На минуту он замолк, потом взглянул на меня и улыбнулся:

– Придется нам с тобой, Павлито, пока расстаться. Надо немедленно приступать к работе. Поезжай к Пандо, помоги ему организованно и быстро провести марш с таким расчетом, чтобы накануне наступления бригада была в районе сосредоточения.

То же задание я получил накануне и от Петровича.

Мы попрощались. Не дожидаясь провожатого, я и Марио отправились к Пандо. Приехали мы туда вовремя. Бригада уже полностью была готова к маршу. Все здесь продумали до мелочей, и поэтому, как только отдали приказ начать движение, подразделения организованно тронулись в путь. К утру 1-я бригада, танковый батальон и две артиллерийские батареи сосредоточились в районе Торихи. Надо отдать должное комиссарам и политработникам республиканской армии. Они быстро развернули партийно-политическую работу не только среди личного состава бригады, но и среди населения Гвадалахарского района.

Комиссар дивизии Сантьяго Альварес и комиссар 2-й бригады во время подготовки частей к маршу и на марше все время находились среди солдат и офицеров.

Вопреки нашим ожиданиям противник ранним утром не проявлял активности. Его авиация совершала только одиночные вылеты разведывательного характера. В этих условиях, не теряя ни одной минуты, мы стали тщательно готовиться к предстоящему бою. Я вновь встретился здесь с Николаем Гурьевым и танкистом Барановым. Мы договорились о взаимодействии между пехотой, танками и артиллерией.

Бригаду разбили на два эшелона, был выделен небольшой резерв. Первый эшелон, которому предстояло продвигаться вдоль Французского шоссе, составляли два батальона с танками, второй – один батальон. Резервный батальон по мысли командования должен был прикрывать правый фланг и штаб дивизии. Кроме того, в состав бригады был включен сводный батальон 50-й бригады, которому предписывалось занять оборону в районе Торихи и удерживать ее до подхода 1-й ударной бригады.

Саперы подготовили нам наблюдательный пункт на высоте, расположенной рядом с Французским шоссе. Туда прибыли командиры, танкисты и артиллеристы. Им надлежало поддерживать наступление бригады. К 11 часам 80 минутам подготовка к наступлению была закончена, о чем Пандо доложил Листеру.

Подготовка к наступлению проходила в трудных условиях. Ударили холода, выпал снег, земля раскисла. Там, где не было дорог, всякое движение исключалось: ни мулы, запряженные в повозку, ни пешеходы, ни тем более автомашины двигаться не могли. Поэтому все передвижение сосредоточили на дорогах с твердым покрытием или на хорошо асфальтированных шоссе.

Ну, а поскольку дорог оказалось мало, а желающих ехать много, нередко случались недоразумения. Были они и у нас в бригаде. Помню, вечером наши машины неожиданно заскрипели тормозами и остановились. Прошла минута, вторая… пятая – машины продолжали стоять. За спиной послышались гудки, крики, на шоссе образовалась пробка. Мы с Пандо вышли, чтобы узнать, почему прекратилось движение. Прошли метров сто вперед и среди повозок и машин увидели большую труппу солдат и офицеров, которые шумно спорили, чуть не дрались. В кругу спорящих стояли офицер-артиллерист и бригадный интендант. Они никак не могли договориться, чей транспорт должен пройти первым по шоссе.

– Артиллерия – это все, – доказывал артиллерист. – Она решает успех боя и операции.

– Может быть, вы начнете стрелять по противнику итальянскими спагетти? – съязвил интендант. – Кто, как не мы, доставит боеприпасы.

– Спагетти нам не потребуются, вы напугаете итальянцев своими повозками, – парировал артиллерист.

Потом он повернулся к своим солдатам и приказал: «Снесите эти колымаги на руках поближе к кювету». Солдаты дружно и весело подняли повозки и на глазах побледневшего интенданта убрали их с дороги. Артиллеристы начали заводить свои машины с прицепленными пушками, но опомнившийся интендант выхватил из кобуры пистолет и, стреляя вверх, бросился к головному грузовику, где сидел офицер-артиллерист. Мы подоспели вовремя – спор мог кончиться плохо. Комиссару бригады пришлось срочно вмешаться в затянувшуюся дискуссию.

– Смирно, – крикнул он. – После операции оба будете наказаны, а сейчас по местам, слушать мою команду.

Он быстро распорядился, и через десять минут затор на шоссе ликвидировали. Колонна двинулась дальше.

Конечно, погода усложнила нашу задачу, но тем не менее точно к сроку все заняли свои позиции и приготовились к атаке.

В 11 часов 40 минут командир бригады майор Гонсало Пандо получил по телефону устное приказание от командира дивизии: «После налета авиации и короткой артиллерийской подготовки в 12 часов 20 минут перейти в наступление по разработанному плану». Сразу же командиры батальонов получили приказ: «Быть готовым в 12 часов 20 минут начать наступление в направлении вдоль шоссе на Трихуэке с целью разгромить во взаимодействии с 11-й интернациональной бригадой наступающие части 3-й итальянской дивизии и захватить Трихуэке».

В 12 часов в воздухе появились республиканские самолеты, шедшие на разных высотах группами по шесть-восемь самолетов, поэшелонно, с интервалом в две-три минуты.

Смертельный груз обрушился на боевые порядки итальянской пехоты и огневые позиции их артиллерии.

Как только республиканская авиация перенесла свои бомбовые удары в глубину на подходящие резервы, открыла массированный огонь и артиллерия. Внезапный налет авиации и артиллерийский огонь заставили замолчать итальянскую артиллерию. В это время командир бригады дал сигнал, по которому пехота вместе с танками двинулась вперед. Танки (к их броне приникли небольшие группы солдат) быстро вырвались вперед и начали с ходу из пушек, а потом и пулеметов расстреливать пехоту противника.

В этот день войска итальянского корпуса также намеревались перейти в решительное наступление вдоль Французского шоссе. Поэтому они не предприняли заблаговременно никаких инженерных работ по оборудованию занимаемых участков. Республиканцы сравнительно легко опрокинули передовые подразделения и стали в упор расстреливать их. В это время вдали на Французском шоссе показалась автоколонна с пехотой противника, растянувшаяся до Трихуэке. Наши танкисты, заметив автоколонну, свернули в сторону, расположились по обе стороны шоссе и открыли огонь. Солдаты-десантники, сидевшие на танках, расстреливали итальянскую пехоту из ручных пулеметов и винтовок. Внезапно четыре танка на больших скоростях рванулись вперед, вдоль шоссе и начали давить гусеницами автомашины и пехоту противника. У 78-го километра шоссе танкисты неожиданно обнаружили в лощине небольшой лагерь. Как стало потом известно, это был резерв 3-й итальянской дивизии, выведенный в ночь на 12 марта из боя. По нему был открыт пушечный огонь, и противник понес большие потери.

Несмотря на крупный успех, наша пехота с большим трудом продвигалась вперед. Солдаты были измучены, ведь накануне бригада совершила 20-километровый ночной марш до Торихи, затем части вышли из Торихи и заняли исходное положение для наступления. Все это проходило в неимоверно трудных условиях. Выпавший за ночь снег растаял, и почва раскисла, солдаты с большим трудом продвигались вперед в липкой грязи. Но вот первый эшелон пехоты при поддержке танков подошел вплотную к Трихуэке. На юго-западной окраине противнику удалось задержать его сильным пулеметным огнем. Батальоны залегли, а танки отошли в тыл, чтобы пополнить боеприпасы и произвести заправку горючим.

Итальянцы, несколько оправившись, возобновили наступление, в бой были введены танки с огнеметами. Часть бойцов дрогнула. Особенно тяжелой была обстановка перед фронтом 1-го батальона. Под натиском наступающих танков с огнеметами республиканцы кое-где стали отходить. Возникла явная угроза для всей бригады. Наступая вдоль Французского шоссе, итальянцы могли бы охватить левый фланг бригады, выйти в ее тылы. В этот момент большую роль сыграли офицеры политического от» дела и комиссар бригады, которые находились в боевых порядках 1-го батальона. Они увлекли личным примером, мужеством и смелостью, залегли вместе с бойцами в укрытия и стали расстреливать наступающего противника. После того как была отбита атака, комиссар бригады рассказал:

– Когда появились танки с огнеметами, то сначала действительно было немного страшновато: идет бронированная машина и плюет на тебя из ствола огнем. Но когда мы увидели, что огненная струя выбрасывается всего на пятнадцать-двадцать метров и пламя мгновенно гаснет, мы поняли, что, если лечь в укрытие, то танк не опасен. Мы так и поступили, подыскали укрытие, пристроились в нем, и, когда танки прошли мимо нас, а за ними появилась пехота, вот тут-то мы и стали расстреливать ее. Нашему примеру последовали многие солдаты и офицеры батальона. Атака итальянской пехоты была отбита, а танки, которые прошли в тыл, подбила наша артиллерия.

О мужестве и смелости офицеров и бойцов командир бригады доложил Листеру. Слава о них моментально разлетелась по всей дивизии. Танковая боязнь была ликвидирована.

Тем временем оперативная группа штаба бригады во главе с Пандо, здесь же был и я, переходила к новому наблюдательному пункту. Вдруг неожиданно для нас за высотой, по существу из тыла, послышалась сильная стрельба. В чем дело? Кто может находиться у нас в тылу? Приказа о вводе в бой второго эшелона и резерва не было. Стало быть, за спиной действует итальянская пехота. К счастью, с нами оказалась часть взвода охраны штаба. Остановившись у подножия горы, мы выслали разведку, которая сообщила, что около батальона итальянской пехоты наступает в оливковой роще вдоль проселочной дороги. Кроме пехоты, идут четыре танка и на лошадях тянут два орудия.

Я обернулся к Пандо:

– Дело плохо. Под руками у нас никого нет, идти вперед к боевым порядкам первого эшелона нет смысла – можем потерять все управление бригадой. Возвращаться назад тоже нельзя. Стоит выйти на ровное поле, нас сразу всех перестреляют, как куропаток, или возьмут в плен, На высоте организовать наблюдательный пункт – тоже нет возможности: нас сразу обнаружат итальянцы. Вывод напрашивается один: всей оперативной группе с солдатами из взвода охраны обосноваться у подножия этой горы, организовать круговую оборону и немедленно ввести в бой второй эшелон и резерв без пулеметной роты, а пулеметную роту развернуть справа вдоль дороги в сторону наступающего батальона.

Командир бригады согласился. Но как доставить приказ командирам батальонов?

Десятки снарядов со свистом и воем летели от Трихуэке, рвались в боевых порядках первого батальона. Видно было, как мелкими группами бойцы, не выдержав удара противника, стали отходить в нашу сторону. Пандо вызвал унтер-офицера из взвода охраны и одного солдата, написал наскоро на маленьком клочке бумаги боевое распоряжение командирам батальонов и передал его унтер-офицеру. Тот внимательно прочитал, свернул вчетверо, положил в наружный карман, вскинул винтовку за спину и вместе с солдатом пошел в тыл. Я все время наблюдал за ними. Как только они вышли на открытое поле, итальянцы заметили их и открыли пулеметный огонь. Унтер-офицер, вместо того чтобы преодолеть ползком поражаемое пространство, побежал согнувшись вперед, а солдат повернул обратно, но, не добежав метров сто до укрытия, был смертельно ранен. Унтер-офицер упал на землю. Он, по-видимому, сообразил, что небольшой участок, который простреливается противником, надо преодолеть по-пластунски.

Я видел, что в этой ситуации приказ командира может быть не доставлен батальонам, и попросил у Пандо разрешения пойти самому. Взял одного солдата, пристроил за спину свой карабин, к поясу две гранаты и предупредил солдата, что он должен двигаться за мной на расстоянии ста метров, повторяя мои движения. Простившись с Пандо, мы вышли из-за укрытия. Еще из окопа я приметил более безопасный путь. Участок, простреливаемый итальянцами, был небольшим, около двухсот метров, а потом балка. В балке вода, но идти там будет безопасно.

Ползти было очень трудно. Итальянцы заметили, что кто-то движется, и открыли ураганный огонь. Пули свистят рядом. Тогда я пополз по-пластунски. Осталось преодолеть тридцать-сорок метров, но они мне казались километрами. Я ругал себя за то, что мы с Пандо сменили старый наблюдательный пункт, не организовав управление на новом. Упоенные тактическим успехом, увидев, что батальоны с танками пошли вперед, мы бросили старый наблюдательный пункт, с которого хотя и плохо, но все же можно было управлять частями. Что теперь делает Пандо? Да и сам вот ползу по этой грязи, не зная, доберусь ли до оврага.

Опустился в овраг и увидел унтер-офицера, который только что пришел в себя. Он был легко ранен в ногу. Быстро сделал ему перевязку.

– Подойдет солдат, с ним тихонько пробирайтесь по оврагу в тыл, а я пойду на старый наблюдательный пункт к начальнику штаба.

Посмотрел на часы и удивился, что в пути нахожусь полтора часа. Кончился овраг, я вышел на дорогу и увидел, что из тыла по шоссе к фронту двигается колонна пехоты во главе с танками. Сразу на сердце стало веселее. Теперь, думаю, дело пойдет. Остановил головной танк, на котором сидел Митя Погодин, и узнал, что он был в резерве у Листера и по решению последнего готовится к контратаке совместно с резервным батальоном Пандо. Я разъяснил ему обстановку и сообщил решение командира бригады.

– Ну, давай, действуй, а я побегу к начальнику штаба, сообщу ему решение командира бригады и будем совместно наступать.

Пропустив батальон мимо себя, я увидел Родригеса, он с остальными офицерами штаба двигался на новый командный пункт к Пандо. Ну, полная неразбериха.

– Куда же вы идете? – обратился я к ним. – Надо немедленно организовать бой, ведь Пандо с оперативной группой прижат к высоте и ждет нашей помощи.

Родригес быстро навел порядок и отправил нескольких офицеров к командирам батальонов.

Теперь я был уверен, что приказ Пандо дойдет до командиров.

– Ну, а нам, Павлито, надо вернуться на старый НП, – сказал начальник штаба.

В этот трудный для бригады момент Листер выдвинул из своего резерва для контратаки одну танковую роту с батальоном пехоты.

Действуя смело и решительно, танкисты быстро продвинулись вперед, разделились на группы и из укрытия начали расстреливать итальянские танки и пехоту. Резервный батальон тоже вступил в бой. Положение было быстро восстановлено. Противник оставил на поле боя шесть подбитых танков и сто пятьдесят человек убитыми. В этот тяжелый момент пулеметная рота, которой командовала капитан Луна, огнем своих пулеметов прижала итальянцев к земле, не дав возможности им продвинуться вперед.

Командование резервного батальона, двигавшегося за танками, узнав об активизации итальянцев на левом фланге бригады, приняло решение развернуть две роты фронтом влево от шоссе и открыть огонь во фланг итальянцев. В это же время был введен в бой второй эшелон. Итальянский батальон с двумя орудиями и четырьмя танками попал в ловушку и стал в беспорядке отходить в тыл, бросая оружие и боеприпасы. В этом бою были захвачены пленные офицеры и солдаты дивизии «Литторио».

Они показали, что получили приказ совершить ночной марш и к рассвету прибыть на участок 3-й волонтерской дивизии к Трихуэке. Фактически их движение началось только утром, потому что потребовалось много времени для запуска машин и вытягивания автоколонны на шоссе. Пленные также рассказали, что налет республиканской авиации на автоколонну произвел на солдат и офицеров потрясающее впечатление. От бомбовых ударов и пулеметного огня колонна понесла большие потери. Водители спрыгивали с машин на ходу, пуская их под откос, несмотря на то что в кузовах сидели солдаты. Грузовики сгорели, а обезумевшие солдаты разбежались.

Из показаний пленных мы узнали, что командующий итальянским экспедиционным корпусом генерал Манчини ввел 12 марта в бой свой последний резерв – свежую кадровую дивизию «Литторио». Ей было приказано нанести удар из района Трихуэке и развить успех 3-й волонтерской дивизии. Атаку поддерживала вся артиллерия корпуса.

И трудно сказать, чем бы кончился этот поединок, не появись в воздухе тридцать республиканских истребителей. Они атаковали на шоссе северо-восточнее Трихуэке двигавшийся на машинах полк дивизии «Литторио» и полностью его разгромили. Затем наши летчики, перезарядившись на аэродроме, снова поднялись в воздух и атаковали в Бриуэга 1-го волонтерскую дивизию. 12 марта республиканская авиация произвела 150 самолетовылетов, израсходовала до 500 бомб и 200000 пулеметных патронов.

Атака интервентов захлебнулась. Воспользовавшись этим, 2-я бригада вновь выдвинулась к Трихуэке.

Мы получили приказ Листера, который гласил: «Дать небольшую передышку бригаде, накормить людей, поставить задачу командирам батальонов, обеспечить боеприпасами войска, подтянуть ближе к боевым порядкам артиллерию, организовать совместные действия пехоты с танками и после короткой артиллерийской подготовки в 16 часов 30 минут всеми силами бригады захватить Трихуэке».

Приказ был доведен до офицеров, унтер-офицеров и всех солдат бригады. Началась подготовка повторной атаки Трихуэке.

Командование итальянцев не ожидало решительных и смелых действий со стороны республиканских войск. Оно считало, что начатое наступление, несмотря на неудачи, будет иметь успех. Кроме того, итальянцы возлагали надежды на действие танков-огнеметов. Командование противника спешно принимало меры для ввода в бой свежих частей дивизии «Литторио» и активизации действий 3-й волонтерской дивизии. Основные усилия враг сосредоточил вдоль двух дорог. Сначала движение войск началось из района Каса-дель-Кобо и Трихуэке. Против 2-й бригады и двух батальонов имени Пасионарии и Тельмана 11-й интернациональной бригады итальянцы бросили 3-ю волонтерскую дивизию «Черные перья» и передовые части дивизии «Литторио» в направлении Ториха – Гвадалахара. Немного позже они развернули наступление из района Бриуэги против 12-й интернациональной бригады. Здесь сражались части 1-й волонтерской дивизии «Божья воля» и 2-й волонтерской дивизии «Черное пламя».

На высоте, у подножия которой я оставил комбрига Пандо с оперативной группой, был подготовлен наконец наблюдательный пункт, организована проводная связь.

Мы с начальником штаба перешли к Пандо, который взял управление бригадой в свои руки.

Примерно около 16 часов 12 марта артиллерия итальянцев внезапно открыла массированный огонь из орудий по огневым позициям нашей артиллерии, по нашим боевым порядкам. Итальянская пехота, которую поддерживали танки, перешла в наступление.

Через полчаса выявилась активность итальянцев и на участке 12-й интернациональной бригады. При поддержке артогня пехота с танками и здесь двинулась в наступление.

На всем фронте 11-й дивизии Листера завязались ожесточенные бои. Положение становилось с каждым часом все сложнее.

На стыке 11-й и 12-й бригад итальянские подразделения с танками вклинились в нашу оборону. Обстановка создалась крайне тяжелая. Образовался километровый прорыв. Противник мог выйти на фланги 11-й и 12-й бригад, перехватить единственную асфальтированную дорогу, соединяющую Бриуэгу и Ториху, выйти в наши тылы, окружить и по частям уничтожить.

Помню, как на мотоцикле, весь в грязи, прибыл с донесением на наш наблюдательный пункт связной от командира 12-й интернациональной бригады генерала Лукача. Он вручил мне конверт, в нем была небольшая записочка, писанная, видимо, наспех. Вот ее примерное содержание: «Уважаемый капитан Павлито! Части 12-й интернациональной бригады, несмотря на превосходство противника в технике и живой силе, мужественно отбивают все атаки. Однако я опасаюсь за свой левый фланг, так как противник находится не далее 1 км от шоссе Тори-ха – Бриуэга. Сообщаю тебе об этом, надеюсь, примешь посильные меры. Вечером, если будет тихо, приезжай ужинать. Генерал Лукач».

Прочитав записку, я призадумался. Что можно сделать, чтобы закрыть разрыв между бригадами? Мы посоветовались с Пандо и решили выдвинуть на шоссе Тори-ха – Бриуэга одну стрелковую и одну пулеметную роты, а также взвод танков из резервного батальона и закрыть таким образом образовавшуюся брешь.

Решено было также немедленно ввести в действие сводный батальон 50-й бригады, который оперативно подчинялся Пандо, усилить его ротой танков и, согласовав его действия со вторым эшелоном бригады, нанести контрудар во фланг наступающих на юг частей итальянской дивизии «Литторио». Это решение было одобрено Листером.