Текст книги "Под небом Испании"

Автор книги: Александр Родимцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Тут же, присев на камень и вынув блокнот, я написал ответ: «Уважаемый товарищ генерал Лукач! Просьба будет выполнена. Листер в образовавшуюся брешь выдвигает одну стрелковую и одну пулеметную роты со взводом танков. Надеюсь, распространение противника на наши тылы будет приостановлено… Будет тихо, обязательно приеду. Искренне ваш Павлито».

Но ночью мятежники опередили нас. Они первыми подали сигнал к бою. Это произошло настолько неожиданно, что в некоторых ротах республиканцев началась паника. Фалангисты бросили в прорыв превосходящие силы, стремясь занять господствующую высоту, удерживаемую нашей бригадой. Пулемет, установленный здесь, внезапно замолчал. Враг стал обходить с флангов. Казалось, вот-вот высота падет.

Республиканцы ответили еще несколькими ружейными выстрелами, но после точной стрельбы франкистских артиллеристов все смолкло. Мы видели, как мятежники вначале робко, а потом все смелее стали карабкаться па высотку. Они, словно муравьи, лезли наверх. Через кладбище мятежники бежали. Лавируя между древними надгробными плитами, они пробирались к позициям республиканцев. Мы находились в двухстах метрах от высоты и видели, как франкисты шли в атаку. Но помочь своим мы не могли. Что же будет? Неужели высота падет? Когда первые солдаты противника поднялись на гребень, неожиданно снова заговорил пулемет. Короткие очереди заставили уткнуться в землю наступающих. Теперь итальянцы могли рассчитывать только на своих солдат, штурмовавших высоту со стороны кладбища. Пулеметчик их не видел, и мятежники могли подкрасться к нему незамеченными.

– Ну, камарада, – шептал стоявший со мной офицер. – Оглянись, посмотри, посмотри в сторону. – Пулемет молчал. Но пулеметный расчет словно услышал совет офицера, передвинулся к другому скату и стал поливать огнем итальянцев, прятавшихся за могильными холмами. Несколько часов продолжался поединок одного пулемета с численно превосходившим противником.

Когда на высоту подтянулись наши войска, мы вместо с Пандо побежали туда. Хотелось обнять и расцеловать храбрецов.

За щитом пулемета сидела девушка и, глядя в осколок зеркальца, гребенкой причесывала густые кудри, Потом достала из кармана пудреницу и принялась припудривать ссадину на переносице.

– Ой, – смутилась она, увидев нас.

– Косметикой занимаетесь? – улыбнулся Пандо.

– Да вот синяк. Неудобно в таком виде показываться. – О, Павлито, – увидев меня, вскрикнула девушка.

Ну, конечно же, это была Энкарнасион Фернандес Луна, командир пулеметной роты.

– Ну как, не подводят «максимы»«? – спросил я.

– Работают безотказно, – улыбнулась Луна. – Может быть, итальянцам они не по душе. Спросите у них.

В эти критические минуты республиканская авиация оказала нам большую помощь. Она наносила бомбовые удары и расстреливала врага пулеметным огнем. Пехота противника еле-еле продвигалась вперед, что касается вражеских танков, то они либо были расстреляны пушками республиканских танков, либо безнадежно застряли, провалившись в жидкое месиво из глины, воды и нерастаявшего снега. Удачные бомбовые удары нашей авиации поддерживали наступательный дух республиканских войск.

В итоге дня все атаки были отбиты, при этом итальянцы понесли большие потери как в живой силе, так и в технике. Республиканцы за этот день не потеряли ни одного танка и ни одного самолета. У итальянцев впервые были взяты большие трофеи: несколько грузовиков с боеприпасами и вполне исправные орудия и пулеметы.

К вечеру противник вынужден был отходить на линию Трихуэке и Каса-дель-Кобо. Пандо решил в оставшееся до темноты время воспользоваться замешательством итальянцев и при поддержке артиллерии и танков захватить Трихуэке. Батальоны с танками подошли вплотную к домам деревни, но взять не смогли: противник оказал бешеное сопротивление. И все-таки это был успех. Закрепить его пришли еще два батальона 1-й ударной бригады.

Поздно вечером вернулся Марио: он допрашивал пленных. Они говорили, что настроение войск, особенно в дивизии «Черные перья», очень подавленное.

В последние три дня мятежники понесли большие потери в людях. Итальянские солдаты в непрерывных ожесточенных боях переутомились и отказываются наступать.

Один из перебежавших к нам офицеров рассказал, что он уроженец Неаполя, служил в полиции, затем в январе 1937 года как доброволец был направлен в один из батальонов дивизии «Черные перья» на должность командира роты.

– В Италии, когда нас вербовали, – говорил, волнуясь, этот лейтенант, – нас убедили, что предстоит легкий поход. Поможете восстановить законную власть генерала Франко и, как победители, вернетесь домой. Теперь, когда мы увидели все ужасы этой проклятой войны, мы поняли, с какими сильными и мужественными людьми ведем борьбу. Мы поняли также, что они сражаются и отдают жизнь за свою землю, за свой народ. А мы за что ведем войну? Что нам нужно в этой Испании? Ровным счетом ничего. Поэтому мы решили группой перейти к вам.

Марио вместе с этим лейтенантом и другими итальянцами-перебежчиками отправился на радиоустановку. Комиссар бригады организовал их выступление для солдат противника. После этого выступления к нам перешли еще две группы итальянцев из дивизии «Черные перья».

Несколько итальянцев были взяты в плен командиром 2-го батальона капитаном Пепе и его адъютантом. Дело было так. Адъютант подготовил для командира новую землянку и, чтобы тот не плутал в лесу, решил его сам проводить. Говоря о каких-то пустяках, они незаметно подошли к блиндажу. Офицер откинул одеяло, заменявшее дверь, и спустился вниз. И тут нос к носу столкнулся с солдатами мятежников. Адъютант и комбат растерялись. Бежать – расстреляют в упор. Минуту, вторую стояли молча. Потом итальянский унтер-офицер вышел на середину землянки и со слезами стал умолять республиканцев, чтобы их не расстреливали, а взяли в плен.

Пепе выпрямился, сделал сердитое лицо и проговорил: «Ладно, не будем расстреливать. Бросайте оружие – отправим в тыл». Так два республиканца взяли в плен большую группу мятежников.

Генерал Манчини, командир экспедиционного корпуса, очевидно, понимал, что его песенка спета. Но тем не менее он шел на все, чтобы поддержать свой авторитет, даже ценой жизни своих соотечественников. Против республиканской 11-й дивизии командование итальянского корпуса ввело в бой четыре дивизии и испанскую дивизию мятежников «Сориа». Но все усилия интервентов продвинуться по направлению к Мадриду остались безуспешными.

13 марта республиканское командование приказало дивизии Листера повторить наступление на рубеже Трихуэке – Каса-дель-Кобо и овладеть этими пунктами.

Измученные беспрерывными трехдневными боями, бойцы дивизии валились с ног, не хватало продуктов. Но обстановка сложилась так, что мы не могли дать даже небольшого отдыха бригадам. Короткое затишье позволило бы итальянцам создать опорные пункты и узлы сопротивления в Трихуэке, Каса-дель-Кобо, Паласио-де-Ибарра.

2-й бригаде предстояло атаковать вдоль Французского шоссе, 1-я ударная бригада наступала на Трихуэке с юго-востока. Действия этих бригад поддерживались огнем одной из артиллерийских групп.

11-я интернациональная бригада получила задание захватить Каса-дель-Кобо. Начало атаки бригады было назначено на 30 минут раньше наступления других частей, с тем, чтобы отвлечь внимание противника от района Трихуэке.

12-я интербригада вела бои за Паласио-де-Ибарра.

Все утро 13 марта мы были заняты подготовкой войск к атаке Трихуэке и Каса-дель-Кобо. Было неимоверно трудно. Командиры и комиссары бригад и батальонов устали от беспрерывных боев. Даже Листер – человек-кремень, обладавший неиссякаемой энергией, – и тот был измучен.

А дел свалилось много. По ночам гудели моторы грузовиков, подвозящих боеприпасы, оружие, продукты. Все это быстро распределили по бригадам, батальонам. Листер сам контролировал работу. Его можно было видеть всюду. То он забирался на грузовик и проверял, правильно ли тыловики «выполнили заказ» дивизии, то уходил в ближайшую лощину и сам ложился за щит пулемета: надежное ли оружие выделили оружейники. Он вызвал медиков и давал им нагоняй за то, что у них плохо оборудованы лазареты, не проинструктированы санинструкторы. Он не давал покоя ни себе, ни людям. За эти дни Листер осунулся, похудел, и только из-под кустистых бровей поблескивали черные глаза. Он видел, что люди устали, и в душе жалел, что не может предоставить им отдыха.

– Что я могу сделать? – сокрушался он как-то за ужином. – Ведь скоро наступление.

– Не расстраивайся, Энрике, – успокаивал я его. – Ты все делаешь правильно. Но однажды я видел, как и у этого «железного» человека не выдержало сердце. Случайно проходя мимо огромного грузовика, доставившего снаряды, Листер увидел, что шофер, совсем молодой парень, заснул, ожидая дальнейших указаний. Энрике тронул парня за плечо. Тот встрепенулся и стал что-то быстро-быстро говорить, очевидно оправдываться. Листер его успокоил, легонько подтолкнул на соседнее место и сам сел за руль.

– Дай-ка я тряхну стариной. – И повел машину к ближайшему складу.

К наступлению готовились все. Не отставала и наша бригада. Кропотливо проверялась готовность к бою каждого подразделения. Перед атакой мы с Пандо зашли в танковую роту, расположенную в небольшой оливковой роще. Командир роты на чистом русском языке доложил о готовности роты к боевым действиям. Экипажи в летних синих комбинезонах и шлемах были выстроены перед машинами. Танкисты с радостными улыбками смотрели на нас.

Лица многих из них показались мне знакомыми:

– Приходилось ли вам участвовать в боях за Университетский городок и за мост на реке Мансанарес? – спросил я танкистов.

– Да, и вас я тоже видел там, товарищ Павлито, – ответил один из них.

Я вновь встретился с боевыми товарищами и их славным командиром – советским добровольцем Дмитрием Погодиным. Многих из тех, кого я помнил, уже не было в строю. Рота стала интернациональной, в ее экипажах воевали русские, поляки, чехи, испанцы…

Мы выяснили, что настроение у бойцов бодрое, материальная часть находится в полной готовности.

Распрощались с танкистами тепло, дружески. Но едва отошли метров пятьдесят, как я услышал голос Погодина:

– Обождите!

Мы остановились.

– В чем дело, что случилось?

Подбежал запыхавшийся Дмитрий:

– Экипажи упрекают меня, что не угостил вас танкистским пайком. Вы задержитесь всего на 2–3 минуты;.

Пандо, вообще неравнодушный к еде, заинтересовался этим пайком, и мы вернулись. Были поданы стаканы, тоненькие кусочки вареного мяса на хлебе. Появилась бутыль с красноватым терпким вином. Мы подняли тост за успех.

– Ну, вот теперь будете знать танкистский паек, – шутили бойцы.

Через полчаса мы были уже на своем наблюдательном пункте. Связь с батальонами первого эшелона была установлена проводная, а в остальные подразделения отправляли посыльных на мотоциклах и лошадях. Начальник штаба доложил Пандо, что все войска к атаке готовы.

В точно назначенное время в небе появились республиканские самолеты. Итальянцы не ожидали появления нашей авиации в такую дождливую и туманную погоду. У противника началась паника, А тут в дело вступила наша артиллерия, которая произвела мощный огневой налет по боевым порядкам итальянцев. Пошли в наступление танки и пехота.

Танкисты с ходу атаковали карабинеров противника, оборонявших подступы к Трихуэке, и после небольшой перестрелки ворвались в деревню.

Вслед за танками в населенный пункт просочились бойцы первого эшелона 2-й бригады. Завязался ожесточенный уличный бой. Внезапная атака танков и пехоты ошеломила противника, фашисты выскакивали из траншей и в панике бежали.

Но полностью развернуться наши танкисты здесь все же не смогли: местность не позволяла. Узкие старинные улочки, застроенные небольшими домиками, сковывали действия танков. Очень часто боевые машины сбивались в кучу, создавались заторы, терялось драгоценное время. А если еще добавить, что поработавшая накануне наша авиация завалила многие узкие улицы огромными каменными глыбами, то можно представить, какие трудности стояли перед республиканскими танкистами.

Итальянские пехотинцы, используя выгодные тактические условия, бросали на наши машины из окон чердаков и других укрытий горящие факелы, сделанные из старой ветоши, политой бензином или керосином, бутылки с горючей смесью, Танкисты были вынуждены временно покинуть Трихуэке и выйти в обход на Французское шоссе. Они расстреляли из пушек итальянские батареи, а потом гусеницами смяли оставшиеся орудия вместе с тягачами.

После того как 1-й и 2-й батальоны захватили южную и восточную окраины деревни и кое-где завязались уличные бои, командир бригады принял решение ввести в бой второй эшелон, который, совершив глубокий обход, нанес противнику основной удар с тыла. С юга штурмовать Трихуэке было нецелесообразно, так как итальянцы сосредоточили там основные огневые средства и живую силу. Капитан Гарсиа решил атаковать врага с северо-запада, со стороны деревни Вальдеаренас.

Пулеметчикам 1-го батальона приказали прикрыть республиканские войска со стороны деревни Вальдеаренас и обеспечить действия рот первого эшелона. Это решение комбата было одобрено и утверждено Пандо.

Батальон капитана Гарсиа был уже в пути, когда мы с Марио догнали его. На марше капитан пустил первой пехотную роту, усиленную пулеметным взводом.

Появление батальона было полной неожиданностью для фашистов. Они в панике перебегали от дома к дому, всюду попадая под губительный винтовочный и пулеметный огонь республиканцев. Северо-западная и северная части деревни в течение часа были полностью очищены от итальянцев. Противник оставался лишь на юго-восточной окраине и продолжал там вести упорные бои. Мы с Гарсиа хотели было перейти в деревню, как вдруг из-за высоты показалась колонна итальянцев. Мне подумалось, что командир этой колонны не знает о том, что сейчас происходит в Трихуэке.

Итальянцы шли в колонне по четыре, без боевого охранения и без разведки. Я сказал Гарсиа:

– Капитан, вы управляйте боем батальона, а мы с Марио пойдем к Луне, чтобы предупредить ее о движении фашистской колонны.

Мы быстро спустились с высотки в расположение пулеметной роты. В двух словах рассказали командиру роты о приближающихся итальянцах:

– Надо врагов встретить по всем правилам. Поскольку они не знают о нашем существовании и совершают марш без боевого охранения, есть смысл пропустить голову колонны и, когда фашисты втянутся в огневой мешок, открыть огонь по колонне в лоб. Как только итальянцы в спешке начнут перестраиваться в боевой порядок и расходиться в стороны, откроем огонь фланговыми пулеметами. Один расчет надо оставить при себе.

Луна кивнула головой:

– Сейчас мы им устроим небольшую корриду.

Она подозвала своего заместителя и отдала приказ переместить пулеметные расчеты.

– Ты беги в первый взвод и объясни им все, как полагается, – наставляла Луна. – А я останусь здесь вместе с Павлито.

Пока Луна и ее заместитель расставляли пулеметчиков и втолковывали задачу каждому пулеметному расчету, первые подразделения фашистского батальона поравнялись с пулеметом, который должен был пропустить всю колонну, не открывая огня. Мятежники шли беспечно, не подозревая об опасности. Мундиры расстегнуты, винтовки небрежно закинуты за спину. Глядя в бинокль, как они втягиваются в приготовленную им ловушку, мы стали волноваться за наших парней: хватит ли у них терпения, выдержки? Хватило. Итальянцы больше чем наполовину втянулись в зону огня наших пулеметов.

Марио шепнул мне на ухо:

– Идут они так спокойно, точно к папе римскому на благословение.

– Ну что же, пусть идут, – добавила командир пулеметной роты Энкарнасион. – Сейчас они получат благословение, только не от римского папы, а от нас.

Но вдруг мы увидели, что итальянцы начали перестраивать свою колонну. То ли они заранее это запланировали, то ли почувствовали грозящую им опасность. Так или иначе, но теперь судьбу боя решали секунды.

– Энкарнасион, – повернулся я к Луне. – Пока они не успели принять боевой порядок, дай сигнал всем фланговым пулеметам открыть огонь.

Луна выхватила из-за пояса ракетницу и послала красную ракету.

Не успела ракета растаять в небе, как раздались длинные трескучие очереди четырех «максимов». Началось что-то невообразимое. Фашисты метались во все стороны, но повсюду их встречал губительный огонь. Одна группа во главе с офицером стала отходить, но не тут-то было. Ловушка захлопнулась. И сзади мятежников теперь поджидали наши пулеметчики. Отчаявшись выбиться из окружения, длинноногий фельдфебель собрал часть солдат и повел их на штурм самого крайнего пулемета. Это уже была агония. Фашисты шли на пулемет, оставляя вокруг себя убитых и раненых. Страх, отчаяние толкали их вперед. Фельдфебель подбежал к пулемету, бросил гранату, и «максим» затих. Обрадованные мятежники с гиком бросились в образовавшуюся брешь, казалось, вот-вот они выйдут из окружения. Но тут случилось непредвиденное. Когда остаткам вражеского батальона почти удалось вырваться из наших тисков, в небе появились итальянские самолеты. Командованию итальянского корпуса стало, очевидно, известно, что республиканцы зашли в тыл Трихуэке, и авиация получила приказ атаковать республиканские части.

Итальянские летчики, приняв батальон, который попал под огонь наших пулеметов, за республиканцев, стали бомбить его и обстреливать с воздуха. Сквозь грохот боя Марио прокричал:

– Вот здорово! Теперь они прилетят на аэродром и будут докладывать, что уничтожили наступающих республиканцев. Ха-ха! Сами своих же побили…

От этого батальона остались, как у нас говорится, рожки да ножки.

А я смотрел на победителей – Луну, Марио, Пандо и радовался: какие замечательные люди сражаются за Испанию. Все они участвовали в боях на реке Харама, где солдаты, унтер-офицеры, офицеры порой в исключительно трудной обстановке побеждали во много раз превосходящего противника. Командиры и комиссары мужали на глазах. Смелость, мужество, смекалка, находчивость, хитрость росли от боя к бою. Они научились предвидеть, чувствовать и понимать цели боя, замысел своего старшего начальника и сложившуюся обстановку, реально оценивать силы противника, возможный характер действий его резервов. Характерен в этом отношении пример Пан-до. План захвата Трихуэке был выше всех похвал. Грамотно воевал и командир 1-го батальона капитан Гарсиа.

Обходный маневр, удачно осуществленный батальоном капитана Гарсиа, решил судьбу боя за Трихуэке. Противник не ожидал появления республиканцев в этом месте и вынужден был отступить. Бригада смогла с малыми потерями полностью овладеть деревней. Командир бригады Пандо представил к правительственным наградам капитана Гарсиа, командира пулеметной роты Энкарнасион Луну и многих командиров и бойцов, которые особенно отличились в этих боях.

К 18 часам наша пехота вышла на указанный рубеж и у стен Каса-дель-Кобо залегла. Дальше продвигаться бойцы не имели сил: они лежали в воде и грязи, мокрые и усталые.

Начинался рассвет нового дня. И снова грянул бой, явившийся продолжением вчерашнего… позавчерашнего… Битва за республику продолжалась, и мы продолжали наступать.

Разгромленные части дивизии «Литторио», с которыми мы сражались, постепенно откатывались на северо-восток, стремясь занять выгодный рубеж для обороны, а на фронте 12-й интернациональной бригады генерала Лукача шли еще ожесточенные бои со 2-й итальянской дивизией «Черное пламя». Эта свежая дивизия имела в своем составе в четыре раза больше людей, вооружения и техники, чем республиканцы. 3-й батальон имени Гарибальди, состоявший из добровольцев-итальянцев, 4-й батальон имени Димитрова, в котором были французы, бельгийцы и одна русская рота добровольцев, с боями захватили юго-западную окраину Паласио-де-Ибарра. Уже третьи сутки шли беспрерывные бои. Дивизия «Черное пламя» по нескольку раз в день переходила в атаку, но, устилая поло сотнями трупов, откатывалась назад.

14 марта бои были особенно жестокими.

С утра наша бомбардировочная авиация нанесла три последовательных массированных бомбовых удара по боевым порядкам 2-й итальянской дивизии. Затем был произведен десятиминутный огневой артиллерийский налет. И тогда батальоны имени Гарибальди и Димитрова перешли в наступление. Трудно было разобраться, где интернационалисты, а где итальянцы дивизии «Черное пламя». Все смешалось в рукопашном бое.

Интербригадцы стояли насмерть. Если падал один, на его место становился второй, третий…

Вот такое письмо нашли друзья в кармане венгерского антифашиста рабочего Имре Шебеши: «Бои идут здесь жестокие. Не на жизнь, а на смерть. Вчера нас разбудили в одиннадцать часов. Политкомиссар сообщил, что нужны добровольцы в штурмовой отряд. Будем атаковать фашистские пулеметные гнезда. Вызвалось десять человек. Перед уходом пели революционные песни. Атака началась в четыре часа утра. С неслыханной храбростью атаковали фашистов. Произошла отчаянная рукопашная схватка. Ребята вернулись, оставив троих убитых и четверых раненых. Но это выяснилось только к вечеру следующего дня, так как днем нельзя выйти, чтобы взять раненых. Среди раненых два чеха и один венгр. Вечером, под прикрытием темноты, выползли они из воронки и рассказали о случившемся. Они уничтожили пять пулеметов и убили много фашистов. Все свои гранаты разбросали на неприятеля. Очень характерно для настроения, что первыми словами бойцов штурмового отряда были: «Завтра опять пойдем».

И они шли. Через несколько часов схватки победа интернационалистов была предрешена. Умело заходя во фланг и тыл, роты 12-й интербригады рассекали подразделения итальянцев и по частям уничтожали их.

В итоге трехдневных боев батальонами Лукача было захвачено 13 орудий, около 50 пулеметов, 500 исправных винтовок, а также около 500 пленных солдат и офицеров.

В эти дни в числе наших трофеев оказались интересные документы штаба дивизии «Черное пламя».

Вот выдержка из приказа по дивизии:

«Используя время, предоставленное для приведения в порядок частей и материальной части, необходимо быстро взять в руки части, укрепив их организационно, морально и духовно.

Для этого необходимо:

… 2) Ознакомить всех с огромными потерями, понесенными противником в людях, средствах, сбитых самолетах, разрушенных артиллерией и авиацией селениях.

3) Говорить о плохом политико-моральном состоянии противника, который страдает от холода и отчаянно защищается, чтобы не дать нам искусным маневром его окружить и уничтожить»…

Этот приказ и был издан 15 марта, то есть после того, как дивизия «Черное пламя» в боях 9–14 марта понесла большие потери в людях, вооружении и технике и в результате этого была выведена в резерв как небоеспособная. Штаб дивизии, очевидно, оказался в очень тяжелом положении, если был вынужден издать приказ, в котором хвастливые и напыщенные фразы сменяются указаниями по реорганизации частей.

Другой документ – приказ командира корпуса генерала Манчини был вызван необходимостью пресечь массовое бегство из частей:

«Среди наилучшей и достойной массы существуют трусы. Не будем удивляться поэтому, что и среди нас имеются такие же. Но мы их изживем.

1. Было фактически установлено несколько случаев самострелов.

2. Было констатировано, что у некоторых «раненых», имеющих перевязки и прочее, на самом деле никаких ранений нет.

3. Было установлено, что некоторые действительно раненные сопровождаются людьми, не имеющими на это никакого задания, и некоторые самовольно воспользовались этим предлогом, чтобы покинуть линию огня.

Приказываю: а) тех, которые явно разоблачены в вышеупомянутом, немедленно расстреливать (пять человек уже понесли вчера и сегодня это справедливое наказание);

б) санитарам – немедленно докладывать о ранениях, произведенных самострелами или подозреваемых в этом;

в) начальнику королевских карабинеров при командовании волонтерских войск и командирам дивизий установить с этой целью специальную службу наблюдения на дорогах, в санитарных отрядах, полевых госпиталях и проч. Особую бдительность проявить на передовых пунктах медицинской помощи».

Этот приказ появился на свет потому, что уже в первых боях под Гвадалахарой республиканские войска, оборонявшие дальние подступы к Мадриду, сумели не только физически, но и морально сломить своего врага. Особенно большие потери интервенты несли в боях с интернационалистами и бригадами, созданными на основе знаменитого 5-го коммунистического полка. Смелость этих мужественных воинов, их умение вести бой не раз заставляли итальянские войска бросать оружие и сдаваться в плен. Сорокатысячный итальянский корпус с двумястами орудий и ста танками ничего не мог сделать против десяти тысяч пехоты, двадцати орудий и шестидесяти танков республиканцев.

Большую практику получили командиры и комиссары в этом сражении, и надо сказать, что в дивизии Листера было чему поучиться. Повсюду, во всех звеньях, начиная от взводов и рот до батальонов и бригад, был образцовый порядок, крепкая дисциплина. Мне приходилось идти вместе с войсками по грязи, бездорожью, гористой местности. Я начал сомневаться, удастся ли обеспечить людей боеприпасами, питанием, обмундированием и всем, что нужно для успешного ведения боевых действий. Листер на эти опасения обычно отвечал:

– Павлито! Все будет сделано и доставлено по назначению, там в тылу работают коммунисты, а где коммунисты работают – там они наводят порядок и справляются с делами.

Не раз я видел, что, какой бы ни был напряженный бой, питание всегда доставлялось на передовые, и если нельзя было подбросить его на повозках или машинах, то везли на ишаках, мулах и лошадях. Любимый испанский напиток – горячий кофе доставляли в окопы два-три раза за ночь. Питание в окопы выдавалось не но установленным нормам, а по потребности. Во время обеда раздавали легкое вино, которое входило в солдатский паек. Даже были такие моменты, правда, это еще до боевых действий с итальянцами, когда наступало обеденное время, часа на два вообще прекращались всякие боевые действия, и тогда с обеих сторон не услышишь ни одного выстрела. Мы так шутя говорили между собой: «Настала «комида» – это значит время обеда. В такие часы затишья военные окопы превращались в мирные лагеря. Повсюду происходила смена белья, обуви и верхней одежды. Кое-кто начинал сам стряпать паэлью, появлялись порроны, своеобразные кувшины с тонкими длинными носиками, из которых испанцы любят пить сухое вино.

В укреплении морального духа армии огромную роль играли комиссары-коммунисты. Я говорю о комиссарах-коммунистах потому, что в республиканской армии были комиссары социалисты и анархисты. Некоторые из них, вместо того чтобы наводить в войсках твердую революционную дисциплину, наоборот, поддерживали тех, кто нарушал ее. Правда, таких комиссаров были единицы.

В большинстве комиссары и политработники были людьми железной воли, мужественные, храбрые в бою, заботливые и внимательные к бойцам и офицерам. Они, особенно коммунисты, вели кропотливую работу по воспитанию у солдат чувства любви и уважения к своему командиру, учили точно и беспрекословно выполнять приказ командира.

Душой дивизии Листера был комиссар Альварес Сантьяго. Небольшого роста, крепкий, вечно куда-то спешащий, он пользовался большим авторитетом среди солдат и офицеров. Блестящий оратор, умный пропагандист, Альварио умел подбирать ключи к сердцам самых замкнутых, а порой и неуравновешенных людей.

Я вспоминаю один случай. Три дня солдаты были в бою. Они стояли насмерть, и никто из них не выражал недовольства. И вдруг сразу после боя в одно из подразделений пришла автомашина, доверху груженная плетеными сандалиями. Солдаты быстро выстроились в очередь, и интендант начал раздавать. Все шло хорошо. Солдаты по-хозяйски примеряли обнову и, убедившись, что все в порядке, отходили в сторону. Дело близилось к концу. Оставалось три человека. И вдруг интендант, протянувший руку за очередными сандалиями, почувствовал, что ладонь скользнула по шершавым доскам кузова. Сандалий больше не было. От неожиданности он даже растерялся. Почувствовав недоброе, солдаты вскочили в грузовик, нырнули под тент. Появились они оттуда багрово-красные от гнева.

Разгорался скандал. К машине подходили солдаты, нервы людей, несколько суток находившихся в кровопролитном бою, не выдержали. В другое время все обошлось бы шуткой, а тут возник скандал. Несколько солдат швырнули сандалии в лицо интенданту. Кольцо вокруг машины сжималось, и трудно сказать, чем бы это кончилось, не появись Альварес Сантьяго.

– Кто здесь курящий?

Солдаты повернулись к комиссару.

– Ты нам зубы не заговаривай, – пробасил рослый солдат.

– А я и не заговариваю. Кто курящий, подходи – получай сигареты по три на каждого.

Солдаты подошли. Альварес и еще двое стали раздавать сигареты. Когда все получили, Сантьяго попросил двоих заглянуть в машину. Каково же было их удивление, когда они увидели там гору пачек.

– Ну что, будем теперь ругать интенданта за то, что привез лишние сигареты?

Раздался смех.

Потом кто-то пошутил; «Может, он из трех сандалий сигареты накрутил?»

Раздался взрыв хохота. Почувствовав, что гроза миновала, Альварес вытер пот с лица. Потом по-домашнему, спокойно стал совестить солдат, поссорившихся из-за сандалий.

– Подумать только, – сокрушался Сантьяго, – из-за мелкой ошибки кладовщика чуть не состоялся самосуд. Немного помолчав, добавил:

– Те, кому не хватило сандалий, зайдите завтра к индентанту – выдадим.

Сказал и спокойно пошел к себе. Таков был комиссар дивизии Альварес Сантьяго.

И боевой успех нашей дивизии во многом зависел от кропотливой, умной работы этого талантливого человека.

Так же успешно сражались и наши соседи – солдаты и офицеры 12-й интернациональной бригады. Они внесли большой вклад в дело разгрома итальянского экспедиционного корпуса. Под их мощными ударами лопнула хваленая слава фашистской дивизии «Черное пламя». 12-я интернациональная бригада, наголову разгромив кадровую итальянскую дивизию, полностью овладела Паласио-де-Ибарра, живописным местечком, где расположился теперь штаб бригады, возглавляемый генералом Лукачем.

Об этом отважном генерале, о замечательном человеке, чья скромная жизнь была настоящим подвигом, мне хотелось бы рассказать подробно.

В конце 1936 года я впервые встретился с генералом Лукачем. Это было в воскресный день. Наша переводчица, веселая черноглазая Мария Хулия, предложила мне и Мите Цюрупе поехать в штаб интернациональной бригады. «Там, – сказала Мария, – увидите своих земляков». Мы обрадовались.

– Едем, Мария! Назначайте время и место встречи.