Текст книги "Второе открытие Америки"

Автор книги: Александр Гумбольдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Чтобы избежать ненужных повторений, я иногда добавлял к путевому дневнику те сведения по поводу описанных явлений, которые стали мне известны впоследствии. Чем величественней и внушительней проявляет себя природа в лесах, пересеченных громадными реками, тем более необходимо сохранять в картинах природы тот характер простоты, который является главным и часто единственным достоинством первоначальных набросков.

31 марта. Противный ветер заставил нас задержаться на берегу до полудня. Часть посевов сахарного тростника погибла от пожара, перекинувшегося из соседнего леса. Индейцы-кочевники поджигают лес повсюду, где останавливались на ночь; в период засух пожары могли бы опустошить целые провинции, если бы не исключительная твердость древесины, благодаря которой деревья не сгорают полностью. Мы видели стволы Desmanthus Willd. и красного дерева (cahoba), на глубине двух дюймов едва обуглившиеся.

За Diamante вы вступаете в страну, населенную только тиграми, крокодилами и Chiguire – крупной разновидностью рода Cavia L. Стаи птиц, летящих очень близко одна к другой, вырисовались на фоне неба в виде темного облака, каждое мгновение менявшего свои очертания. Река постепенно расширялась. Один ее берег в общем бесплодный и в результате наводнений песчаный; другой выше и порос высокоствольными деревьями.

Местами река окаймлена лесами с обеих сторон и образует прямой канал шириной в 150 туазов. Расположение деревьев весьма примечательно. Сначала идут кусты Sauso[87]87
  Hermesia castaneifolia Humb. et Bonpl. ex Willd. Это новый род, близкий к Alchornea Schwartz.


[Закрыть], которые образуют как бы живую изгородь вышиной в 4 фута; можно подумать, что они подрезаны рукой человека. Позади этой изгороди поднимается лес цедрел, пернамбуковых и гваяковых деревьев.

Пальм довольно мало: встречаются только отдельные стволы Corozo Jacq. ex Giseke и колючих Piritu. Здешние крупные четвероногие, тигры, тапиры и дикие свиньи-пекари, сделали проходы в упомянутой выше изгороди из Sauso. Из них выходят дикие звери, направляясь к реке на водопой.

Так как они не очень пугаются приближения челнока, то мы имели удовольствие наблюдать, как они медленно шли вдоль берега, а затем исчезали в лесу, входя в него по узким тропинкам, тут и там протоптанным сквозь заросли. Должен признаться, что эти часто повторяющиеся сцены всегда сохраняли для меня огромную привлекательность.

Испытываемое удовольствие обусловлено не только интересом, возбуждаемым в натуралисте объектами его изучения, оно происходит из чувства, общего для всех людей, которые выросли в условиях цивилизации. Вы оказываетесь в соприкосновении с новым миром, с дикой, не укрощенной природой.

То появится на берегу ягуар, прекрасная американская пантера, то гокко[88]88
  Crax alector, С. Pauxi.


[Закрыть] с черными перьями и хохлатой головой степенно прогуливается вдоль Sauso. Животные самых различных классов сменяют друг друга. «Es como en el Paraiso»[89]89
  Это как в раю (исп.). [Пер. Гумбольдта.]


[Закрыть], – говорил наш кормчий, старый индеец из миссий.

И действительно, все напоминает здесь о том первобытном состоянии мира, которое древние священные предания всех народов описывают как состояние невинности и счастья; однако, внимательно наблюдая за отношениями между животными, вы видите, что они избегают и боятся друг друга. Золотой век миновал, и в этом раю американских лесов, как и повсюду, печальный и долгий опыт разъяснил всем живым существам, что кротость редко сочетается с силой.

Там, где плоские берега имеют значительную ширину, ряды Sauso тянутся вдали от реки. На промежуточном пространстве вы видите крокодилов, нередко по 8—10 штук, растянувшихся на песке. Неподвижные, с разверстой так, что челюсти образуют прямой угол, пастью, они лежат друг подле друга, не проявляя никаких признаков привязанности, которые можно наблюдать у других животных, живущих сообществами.

Как только стадо покидает берег, оно разбредается. Вероятно, впрочем, оно состоит из одного самца и многих самок; как отметил до меня Декуртильс, долго изучавший крокодилов на Сан-Доминго, самцов довольно мало, потому что они убивают друг друга, сражаясь между собой в период спаривания.

Эти чудовищные пресмыкающиеся настолько размножились, что во время нашего плавания по реке мы на каждом шагу видели их сразу по 5–6 штук. А между тем тогда паводок на Апуре едва только начинался, и, следовательно, сотни крокодилов еще лежали в саваннах, закопавшись в иле. Около 4 часов дня мы остановились, чтобы измерить мертвого крокодила, выброшенного рекой на отмель.

Он был длиной всего в 16 футов 8 дюймов; несколько дней спустя Бонплан нашел другого крокодила (самца), длина которого равнялась 22 футам 3 дюймам. Под всеми широтами, в Америке, как и в Египте, это животное достигает одинаковой величины. Больше того, вид[90]90
  Аруэ индейцев таманаков, амана индейцев майпуре, Crocodilus acutus Cuv.


[Закрыть], столь распространенный в Апуре, Ориноко и Магдалене, – это не кайманы или аллигаторы, а настоящие крокодилы с зубчатыми по наружному краю ногами, похожие на нильских.

Если вспомнить, что самец достигает половой зрелости лишь в возрасте 10 лет и что он бывает тогда длиной в 8 футов, то измеренному Бонпланом крокодилу было, по всей вероятности, самое меньшее 28 лет. По словам наших спутников индейцев, в Сан-Фернандо не проходит почти ни одного года, чтобы эти хищные ящеры не пожрали 2–3 взрослых человек, главным образом женщин, пришедших к реке за водой.

Нам рассказали историю одной девушки из племени уритуку, которая благодаря своему бесстрашию и необыкновенному присутствию духа вырвалась из пасти крокодила. Как только она почувствовала, что животное ее схватило, она нащупала его глаза и со всей силой вонзила в них пальцы; от боли крокодил выпустил ее, откусив левую руку до локтя. Индианка, несмотря на огромную потерю крови, благополучно добралась до берега, плывя с помощью уцелевшей руки.

В этих пустынных краях, где человек ведет постоянную борьбу с природой, то и дело вы слышите разговоры о способах спасения от тигра, от боа, или Trago-Venado, и от крокодила; каждый, так сказать, подготавливается к ожидающей его опасности. «Я знала, – спокойно говорила эта девушка из племени уритуку, – что кайман отпускает добычу, если вонзить пальцы ему в глаза».

Много времени спустя после моего возвращения в Европу мне стало известно, что во внутренних районах Африки негры знают и применяют этот же способ. Кто не вспоминает с живейшим интересом Исаако – проводника несчастного Мунго Парка, – которого дважды (около Булинкомбу) хватал крокодил и которому оба раза удалось ускользнуть от зубов этого чудовища, засунув под водой пальцы ему в глаза!

Африканец Исаако и молодая американка обязаны своим спасением одинаковому присутствию духа, одинаковому ходу мыслей. У крокодила с Апуре движения резкие и быстрые, когда он нападает, но он тащится с медлительностью саламандры, если не возбужден гневом или голодом.

На бегу животное производит сухой треск, обусловленный, вероятно, трением его щитков друг о друга. При быстром движении оно изгибает спину и кажется более длинноногим, чем в лежачем положении. Мы часто слышали на берегу раздававшийся поблизости треск пластинок; но рассказы индейцев о том, что старые крокодилы, подобно ящерам, могут «поставить торчком свою чешую и все части панциря» не соответствуют действительности. Животные обычно двигаются по прямой линии или, скорее, по линии полета стрелы, время от времени меняющей направление.

Впрочем, несмотря на маленькую группу ложных ребер, которые соединяют шейные позвонки и, по-видимому, затрудняют боковые движения, крокодилы при желании поворачиваются очень быстро. Я нередко видел детенышей, кусавших себя за хвост; другие наблюдали то же самое у взрослых крокодилов. Их движения почти всегда кажутся прямолинейными, потому что, подобно нашим мелким ящерицам, они производят их толчками.

Крокодилы – прекрасные пловцы и легко преодолевают самое сильное течение. Однако мне показалось, что, плывя вниз по течению, они с трудом могут сразу сделать полный поворот.

Однажды большая собака, сопровождавшая нас в путешествии от Каракаса до Риу-Негру, подверглась в реке преследованию огромного крокодила, который чуть не настиг ее; собака спаслась от своего врага лишь тем, что свернула в сторону, а затем внезапно поплыла против течения. Крокодил повторил то же движение, но гораздо медленнее, чем собака; она благополучно достигла берега.

Крокодилы на Апуре питаются в основном Chiguire [91]91
  Cavia Capybara L.


[Закрыть] (водосвинка наших натуралистов), которые водятся там в изобилии и живут стадами в 50–60 голов на берегах реки. Эти несчастные животные, величиной с нашу свинью, не имеют никаких средств защиты; плавают они несколько лучше, чем бегают.

Тем не менее в воде они становятся добычей крокодилов, а на суше их пожирают тигры. Трудно понять, каким образом они, преследуемые двумя могущественными врагами, выживают в таком количестве; но они размножаются так же быстро, как морские свинки, завезенные к нам из Бразилии.

Нас снова окружили Chiguire, которые плавают, как собаки, держа голову и шею над водой. На противоположном берегу мы с удивлением увидели большого крокодила; он лежал неподвижно и спал среди грызунов. Когда наша пирога приблизилась, он проснулся и медленно направился к воде, не вспугнув при этом Chiguire.

Индейцы объяснили такое безразличие глупостью водосвинок; скорее, однако, Chiguire на основании длительного опыта знают, что крокодилы на Апуре и Ориноко не нападают на суше, если только тот, кого они хотят схватить, не находится непосредственно на дороге в то мгновение, когда они бросаются в воду.

Около Joval ландшафт приобретает величественный и дикий характер. Там мы увидели самого большого тигра из всех, когда-либо попадавшихся нам. Даже индейцы были удивлены его огромным размером; он был длиннее всех индийских тигров, виденных мной в европейских зоологических садах.

Зверь распростерся в тени большого саманга[92]92
  Вид мимозы.


[Закрыть]. Он только что убил Chiguire, но еще не трогал своей добычи, на которой лежала одна из его лап. Zamuros, вид грифов, сходных, как мы указывали выше, со стервятниками Нижнего Египта, собрались стаями, чтобы пожрать то, что останется от обеда ягуара. Странной смесью отваги и трусости они являли взору очень забавное зрелище.

Они приближались к ягуару, останавливались всего в двух футах от него, но при малейшем движении хищника поспешно отступали. Чтобы наблюдать за нравами этих животных с возможно более близкого расстояния, мы сели в маленький челнок, следовавший за нашей пирогой. Очень редко случается, чтобы тигр нападал на челноки, добираясь до них вплавь, и это происходит лишь тогда, когда его кровожадность разыгралась от длительного голодания.

Шум наших весел заставил зверя медленно встать и спрятаться за кустами Sauso, окаймлявшими берег. Грифы захотели воспользоваться его отсутствием и сожрать Chiguire. Но тигр, несмотря на близость нашего челнока, бросился к ним; охваченный яростью, которая проявлялась в его поступи и в движениях хвоста, он утащил добычу в лес.

Индейцы жалели, что не захватили с собой копий, чтобы высадиться на берег и напасть на тигра. Они привыкли к этому оружию и справедливо не рассчитывали на наши ружья, часто дававшие осечку в воздухе, столь насыщенном влагой.

Продолжая плыть вниз по течению, мы увидели большое стадо водосвинок, недавно обращенных в бегство тигром, который схватил одну из них. Животные спокойно смотрели, как мы высаживались на берег. Некоторые сидели, уставившись на нас и шевеля на манер кроликов верхней губой. Они, казалось, не боялись людей, но при виде нашей большой собаки пустились наутек.

Задние ноги у них длиннее передних, а потому они бегают легким галопом, но так медленно, что нам удалось поймать двух из них. Chiguire, плавающие очень проворно, на бегу испускают легкий стон, словно им тяжело дышать. Водосвинка – самое крупное животное из грызунов; она защищается только в случае крайней необходимости, когда ее окружают со всех сторон и ранят.

Коренные зубы, в особенности задние, у нее исключительно крепкие и довольно длинные, и она может ими разорвать лапу тигру или ногу лошади. Ее мясо довольно неприятно пахнет мускусом. Тем не менее в здешних местах из него делают ветчину, и это почти оправдывает название водяной свиньи, данное Chiguire некоторыми старинными натуралистами. Монахи-миссионеры, ничуть не колеблясь, едят эту ветчину во время поста.

По их зоологической классификации, броненосец, Chiguire и ламантин занимают место рядом с черепахами; первый – потому, что он покрыт твердым панцирем, чем-то вроде раковины; остальные два – потому, что они земноводные. На берегах Санто-Доминго, Апуре и Арауки, в болотах и затопленных саваннах Llanos водится так много Chiguire, что от них страдают пастбища.

Они поедают траву, от которой лучше всего жиреют лошади и которая носит название Chiguirero (трава водосвинок). Они питаются также рыбой; мы с удивлением увидели, как животное, испуганное приближением человека, нырнуло и оставалось 8—10 минут под водой.

Ночь мы, как всегда, провели под открытым небом, хотя и на плантации, хозяин которой занимался охотой на тигров. Он ходил почти голый, и кожа у него была черновато-коричневого цвета, как у самбо; это не мешало ему считать себя белым. Он позвал свою жену и дочь, таких же голых, как и он сам, донью Изабеллу и донью Мануэлу.

Он никогда не покидал берегов Апуре, но все же проявлял живой интерес «к мадридским новостям, к тем войнам, которые никак не могут окончиться, и ко всему, что там происходит (todas las casas de allа́)»: он знал, что испанский король вскоре должен посетить «их сиятельства в Каракасской стране»; во всяком случае, с сожалением добавил он, «так как придворные едят только пшеничный хлеб, они ни в коем случае не пожелают ехать дальше города Ла-Виктория, и здесь мы их не увидим».

Я принес с собой Chiguire, надеясь, что его нам зажарят; однако хозяин стал убеждать, что nos otros cavalleros blancos, белые люди, как он и я, созданы не для того, чтобы есть «индейскую дичь». Он предложил нам оленя, убитого им накануне стрелой, так как у него не было ни пороха, ни огнестрельного оружия.

Мы предполагали, что банановая рощица скрывает от нас хижину усадьбы; но этот человек, столь гордый своим благородством и цветом кожи, не дал себе труда построить даже шалаш из пальмовых листьев. Он предложил нам повесить наши гамаки рядом с его гамаком, между двумя деревьями, и с удовлетворенным видом заверил нас, что мы застанем его под крышей, когда поднимемся по течению в период дождей.

Вскоре нам пришлось посетовать на философию, которая поощряет лень и внушает человеку безразличие ко всем жизненным удобствам. После полуночи поднялся ураганный ветер, молнии прорезали горизонт, гремел гром, и мы промокли до костей. Во время грозы один довольно странный случай развеселил нас на несколько минут.

Кот доньи Изабеллы взобрался на тамариндовое дерево, у подножия которого мы расположились. Он свалился в гамак одного из наших спутников; оцарапанный когтями кота, разбуженный от крепчайшего сна, тот подумал, что на него напал какой-то дикий лесной зверь. Мы прибежали на его крики и с трудом вывели его из заблуждения.

В то время как дождь ливнем лил на наши гамаки и на выгруженные из лодки приборы, дон Иньясио не переставал поздравлять нас с удачей – с тем, что мы не заночевали на берегу, а находимся в его владениях, с белыми, знатными людьми («entre gente blanco y de trato»).

Насквозь промокшие, мы с трудом могли себя убедить в преимуществах нашего положения и с некоторым нетерпением выслушали длинный рассказ хозяина о его самочинном походе на реку Мета, о доблести, проявленной им в кровавой битве с индейцами гуаибо, и об «услугах, которые он оказал богу и своему королю, отняв детей (los Indiecitos) у родителей, чтобы поместить их в миссию».

Как странно было встретить в этой обширной пустыне, у человека, считавшего себя европейцем и не имевшего другого пристанища, кроме сени дерева, все чванливые притязания, все врожденные предрассудки, все заблуждения многовековой цивилизации!

1 апреля. На восходе мы покинули сеньора дона Иньясо и его жену, сеньору донью Изабеллу. Погода стала прохладнее. Температура воздуха, которая обычно равнялась днем 30–35°, понизилась до 24°. Температура воды в реке изменялась очень мало; она держалась постоянно между 26 и 27°. Течение уносило огромное количество деревьев.

Можно было бы предположить, что в совершенно ровной местности, где глаз не различает ни малейшей возвышенности, река силой своего течения должна была бы прорыть прямое русло. Взгляд на карту, составленную мной на основании маршрутной съемки, убеждает в противном. Берега, подмываемые водой, оказывают неодинаковое сопротивление, и почти незаметных неровностей почвы достаточно для образования крутых извилин.

Впрочем, ниже Joval, где русло реки немного расширяется, оно представляет собой как бы прорытый по прямой линии канал, окаймленный с обеих сторон очень высокими деревьями. Эта часть реки называется Каньо-Рико; по моим измерениям, ее ширина здесь равна 136 туазам. Мы проплыли мимо низкого острова, населенного тысячами фламинго, розовых колпиц, цапель и водяных курочек, являвших взору смешение самых разнообразных красок.

Эти птицы так тесно жались друг к другу, что, казалось, не могли сделать ни малейшего движения. Остров, на котором они живут, называется Исла-де-Авес [Птичий остров]. Ниже по течению мы миновали место, где от Апуре отходит ответвление (река Аричуна) к Кабульяре, и он теряет много воды.

Мы остановились на правом берегу в маленькой индейской миссии, где жили индейцы из племени гуамо. В ней было всего 16–18 хижин, построенных из пальмовых листьев, однако в статистических сведениях, ежегодно представляемых миссионерами двору, эта группа хижин носит название деревни Санта-Барбара-де-Аричуна.

Индейское племя гуамо очень трудно приучить к оседлости. По своим нравам они имеют много общего с ачагуа, гуаибо и отомаками, отличаясь такой же мстительностью и склонностью к бродяжничеству; но язык у них совершенно другой. Большинство индейцев этих четырех племен живет рыбной ловлей и охотой на равнинах, расположенных между Апуре, Метой и Гуавьяре и часто затопляемых.

Сама природа этих мест словно побуждает людей к бродячей жизни. Как мы вскоре увидим, в горах близ Оринокских порогов племена пираоа, маку и макиритаре отличаются склонностью к земледелию, у них более мягкие нравы и хижины внутри очень чисты.

На горных хребтах среди непроходимых лесов человек вынужден осесть и возделывать маленький клочок земли. Земледелие там не требует больших забот, между тем как в стране, где нет других дорог, кроме рек, охотник ведет тяжелую, полную невзгод жизнь. Гуамо из миссии Санта-Барбара не смогли снабдить нас продовольствием, в котором мы нуждались. Они выращивают лишь немного маниока. Они, по-видимому, гостеприимны; когда мы входили в их хижины, они угощали нас сушеной рыбой и водой (на их языке куб). Вода у них была охлаждена в пористых сосудах.

За Вуэльта-дель-Кочино-Рото, в месте, где река прорезала себе новое русло, мы провели ночь на очень широком голом песчаном берегу. Так как лес был непроходим, нам стоило очень большого труда набрать сухого топлива для костров, около которых индейцы чувствуют себя в безопасности от ночных нападений тигра. Наш собственный опыт как будто подтверждает это убеждение; но де Асара уверяет, что в Парагвае в его время в саванне тигр утащил человека, сидевшего у горящего костра.

Ночь была тихая и ясная; луна ярко светила. На песчаном берегу лежали крокодилы. Они устроились так, чтобы видеть огонь. Нам показалось, что яркий свет привлекал их, как он привлекает рыб, речных раков и других водяных обитателей. Индейцы показали нам на песке следы трех тигров, в том числе двух очень молодых.

То была, несомненно, самка с двумя детенышами, которая вела их к реке на водопой. Не найдя на берегу ни одного дерева, мы воткнули в землю весла, чтобы привязать к ним гамаки. Все было довольно спокойно до 11 часов ночи, когда в соседнем лесу поднялся такой оглушительный шум, что мы почти не смогли сомкнуть глаз.

Среди множества голосов диких зверей, кричавших одновременно, наши индейцы различали лишь те, что иногда слышались по отдельности. Это были тихие звуки флейты, издаваемые сапажу, стоны обезьян-ревунов, рев тигра, кугуара или американского безгривого льва, крики пекари, ленивцев, гокко, парраков [гуаны] и некоторых других птиц из отряда куриных.

Когда ягуары приблизились к опушке леса, наша собака, которая до тех пор непрерывно лаяла, принялась выть и прятаться под гамаками. Иногда после долгой тишины рев тигров доносился с верхушки деревьев, и в этом случае он сопровождался резким и продолжительным свистом обезьян, убегавших, вероятно, от грозившей им опасности.

Я подробно описываю эти ночные сцены, потому что, лишь недавно пустившись в плавание по Апуре, мы еще совершенно к ним не привыкли. Они повторялись на протяжении месяцев повсюду, где лес подступал к руслу рек. Беспечность, проявляемая индейцами, вселяет в путешественника уверенность.

Вместе с ними он убеждает себя, что все тигры боятся огня и что они никогда не нападают на человека, спящего в гамаке. Действительно, случаи таких нападений очень редки, и за все время моего длительного пребывания в Южной Америке я слышал только один рассказ о Llanero, который был найден растерзанным в своем гамаке напротив острова Ачагуас.

Когда спрашивают туземцев о причинах оглушительного шума, поднимаемого в определенные часы лесными зверями, они весело отвечают: «Они празднуют полнолуние». По моему мнению, чаще всего возбуждение животных объясняется какой-нибудь стычкой, возникшей в глубине леса. К примеру, ягуары преследуют пекари и тапиров, которые, находя себе защиту лишь в своей многочисленности, убегают тесно сбившимися стадами и ломают кусты на своем пути.

Испуганные этой борьбой обезьяны, трусливые и подозрительные, откликаются с верхушек деревьев на шум, поднятый крупными животными. Они будят птиц, живущих сообществами, и мало-помалу весь зверинец охватывает волнение. Мы вскоре увидим, что эта суматоха среди диких зверей не всегда происходит при ярком свете луны, а чаще во время грозы и сильных ливней.

«Пусть небо пошлет им, как и нам, спокойную ночь и отдых», – говорил монах, который сопровождал нас на Риу-Негру, когда, измученный усталостью, он помогал нам разбить лагерь. В самом деле, казалось довольно странным, что мы не можем обрести тишину среди лесных пустынь.

В гостиницах Испании путешественник опасается пронзительных звуков гитар в соседнем номере; в гостиницах на Ориноко, представляющих собой открытый берег или сень одинокого дерева, боятся, что сон потревожат голоса, доносящиеся из леса.

2 апреля. Мы двинулись в путь до восхода солнца. Утро было прекрасное и прохладное, по мнению тех, кто привык к зною здешних мест. Термометр в воздухе показывал всего 28°, но сухой и белый песок на берегу, несмотря на отдачу тепла безоблачному небу, сохранил температуру в 36°. Морские свиньи (Toninas) бороздили реку длинными вереницами.

Берег был усеян птицами-рыболовами. Некоторые пользовались стволами деревьев, плывущих по течению, и с них ловили рыбу, предпочитающую держаться середины реки. Утром наша лодка несколько раз садилась на мель. От таких толчков, если они очень сильные, хрупкие лодки могут разбиться.

Мы ударялись о верхушки больших деревьев, которые годами торчат в наклонном положении, погруженные в ил. Их принесло течением с Сараре во время больших наводнений. Они настолько заполнили русло реки, что пироги, идя вверх по течению, иногда с трудом прокладывают себе путь через мели и среди водоворотов.

Мы добрались до одного места около острова Карисалес, где из воды выступали стволы гименеи огромной толщины. На них громоздились птицы из вида Plotus [змеешейки], очень близкого к Anhinga. Эти птицы усаживаются рядами, как фазаны и парраки. Они часами сидят неподвижно, подняв клювы к небу, что придает им необыкновенно глупый вид.

За островом Карисалес мы были очень удивлены понижением уровня воды в реке, так как после бифуркации у Бока-де-Аричуна [устье Аричуна] нет ни одной протоки, ни одного естественного отводного канала, который отнимал бы воду у Апуре. Потери обусловлены лишь испарением и всасыванием на сырых песчаных берегах.

Некоторое представление о том, насколько велико влияние этих причин, можно составить себе, вспомнив, что температура сухого песка, измеренная нами в разные часы дня, была от 36 до 52°, а песка, покрытого слоем воды в 3–4 дюйма, 32°. Дно реки нагревается до той глубины, до которой солнечные лучи проникают без слишком большой потери своей теплоты при прохождении сквозь верхние слои воды.

Впрочем, влияние всасывания распространяется и далеко за пределы речного русла; оно носит, так сказать, латеральный характер. Песчаные берега, которые кажутся нам сухими, пропитаны водой до уровня поверхности реки. Мы видели, как на расстоянии 50 туазов от берега вода проступала всякий раз, когда индейцы втыкали весла в землю.

Итак, этот песок, влажный на глубине, но сверху сухой и нагреваемый солнечными лучами, действует как губка. Ежесекундно он отдает в результате испарения просочившуюся воду. Образующийся пар пробивается сквозь верхний слой сильно нагретого песка и становится видимым для глаза, когда воздух к вечеру охлаждается.

По мере того как песчаные берега высыхают, они всасывают из реки новую порцию воды; легко понять, что постоянное действие испарения и латерального всасывания должно вызывать огромные потери, трудно поддающиеся точному подсчету.

Потери увеличивались бы пропорционально длине рек, если бы реки от истоков до устья повсюду были окаймлены одинаковыми берегами; но так как последние образованы наносами и так как вода, утрачивающая скорость по мере удаления от истоков, в своем нижнем течении отлагает больше осадков, чем в верхнем, то во многих реках жарких стран убыль воды близ устья увеличивается.

Барроу наблюдал это любопытное влияние песков в южной части Африки на берегах Оранжевой реки. Оно стало даже предметом очень серьезного спора при обсуждении различных гипотез относительно режима Нигера.

Около Вуэльта-де-Басилио, где мы высадились для сбора растений, мы увидели на верхушке дерева двух хорошеньких обезьянок, черных как смоль, ростом с капуцина, с цепкими хвостами. Их лица и движения достаточно убедительно доказывали, что это были не коаты и вообще не паукообразные обезьяны. Даже наши индейцы никогда не видели ничего подобного.

Здешние леса изобилуют сапажу, неизвестными европейским натуралистам; и так как обезьяны, в особенности живущие стаями, а потому более предприимчивые, совершают в определенное время года далекие переселения, то случается, что в начале периода дождей даже туземцы видят вокруг своих хижин таких обезьян, каких раньше никогда не встречали. На том же берегу наши проводники показали нам гнездо молодых игуан длиной всего в 4 дюйма.

Их с трудом можно отличить от обыкновенной ящерицы. У них развился лишь отвислый мешок на горле. Спинные иглы, большие, стоящие дыбом чешуйки, все эти придатки, которые делают игуану такой уродливой, когда она бывает длиной в 3–4 фута, находились еще в зачаточном состоянии.

Мясо этой ящерицы, по нашему мнению, приятно на вкус во всех странах с очень сухим климатом; оно казалось нам таким даже тогда, когда мы не испытывали недостатка в пище. Оно очень белое, и после мяса броненосца, которого здесь называют Cachicamo, может считаться одним из лучших мясных блюд из тех, какими вас угощают в хижинах индейцев.

Под вечер пошел дождь. Перед дождем ласточки, совершенно такие же, как наши, парили над водой. Мы видели также стаю попугайчиков, преследуемую мелкими ястребами без хохолков. Пронзительные крики попугайчиков резко контрастировали со свистом хищных птиц. Ночь мы провели под открытым небом, на песчаном берегу около острова Карисалес.

Поблизости было несколько хижин, принадлежавших индейцам и окруженных плантациями. Наш кормчий заранее предупредил нас, что мы не услышим рева ягуара, который, если только его не очень сильно донимает голод, держится вдали от тех мест, где он не является единовластным хозяином. «Люди его раздражают, los hombres lo enfadan», – говорят жители миссий. Забавное и наивное выражение, передающее часто наблюдаемый факт.

3 апреля. Со времени нашего отъезда из Сан-Фернандо мы не встретили на этой прекрасной реке ни одного челнока. Все говорит о полнейшем безлюдии. Утром наши индейцы поймали на удочку рыбу, которую в здешних местах называют Caribe или Caribito [пиранья], так как это самая кровожадная из всех рыб. Она нападает на купальщиков и на пловцов и часто отгрызает у них большие куски мяса.

Если сначала человек бывает лишь слегка ранен, то прежде чем он успеет вылезти из воды, ему наносятся самые серьезные ранения. Индейцы страшно боятся Caribes; некоторые из них показали нам на своих икрах и бедрах зарубцевавшиеся, но очень глубокие раны, оставленные рыбками, которых майпуре называют умати. Они живут на дне реки, но как только несколько капель крови попадает в воду, появляются тысячами на поверхности.

Если принять в соображение количество этих рыб, самые прожорливые и самые свирепые из которых бывают длиной всего в 4–5 дюймов, треугольную форму их острых и режущих зубов и их широкий, втягивающийся внутрь рот, то не следует удивляться тому ужасу, какой внушает Caribe жителям берегов Апуре и Ориноко. В местах, где река была очень прозрачная и не видно было ни одной рыбы, мы бросали в воду кусочки мяса, покрытые кровью.

Через несколько минут появлялось несметное множество Caribes, оспаривавших друг у друга добычу. У этих рыб острое, зубчатое, как пила, брюшко – признак, встречающийся у многих родов, как-то: у Serra-Salmes, Myletes и Pristigastres. Наличие второго жирового спинного плавника и форма зубов, прикрытых губами, редко посаженных и более крупных в нижней челюсти, дают основание отнести Caribe к роду Serra-Salmes.

У них рот более широкий, чем у Myletes Cuv. Спина у них пепельного цвета, переходящего в зеленый, но брюшко, жабры, спинные, брюшные и хвостовые плавники прекрасного оранжевого цвета. На Ориноко насчитывают три вида (или разновидности?) Caribes, различаемых по размеру.

Средний, или промежуточный, вид, вероятно, тождествен со средним видом Piraya или Pizanha Маркграфа[93]93
  Salmo rhombeus L.


[Закрыть]. Я описал их и зарисовал на месте. Caribito очень приятна на вкус. Так как повсюду, где она водится, никто не решается купаться, то ее следует считать одним из самых страшных бичей тех краев, где укусы Mosquitos и раздражение кожи делает купание столь необходимым.