Текст книги "Второе открытие Америки"

Автор книги: Александр Гумбольдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

24 марта мы покинули город Калабосо, очень довольные пребыванием в нем и опытами, произведенными нами над явлением, заслуживающим серьезного внимания физиологов. Кроме того, мне удалось сделать несколько хороших наблюдений над звездами, и я с удивлением убедился, что погрешности на картах достигают и здесь одной четверти градуса широты.

До меня никто в этом месте не делал астрономических наблюдений, и географы, как всегда преувеличивая расстояния от побережья до внутренних районов страны, сместили все пункты слишком далеко на юг.

В южной части Llanos почва более пыльная, почти без травяного покрова, более потрескавшаяся в результате длительной засухи. Пальмы мало-помалу исчезают. С 11 часов до заката термометр показывает 34–35°. Чем спокойнее был, по-видимому, воздух на высоте 8—10 футов, тем чаще окутывали нас песчаные вихри, обусловленные мелкими токами воздуха у самой поверхности земли.

Около 4 часов дня мы увидели лежавшую на спине среди саванны совершенно голую молодую индианку. На вид ей было 12–13 лет. Изнуренная усталостью и жаждой, с полными пыли глазами, ноздрями и ртом, она хрипло дышала и не могла ответить ни на один вопрос. Рядом с ней лежал опрокинутый кувшин, до половины наполненный песком. К счастью, у нас был мул, груженный водой.

Умыв лицо девушки и заставив ее выпить несколько капель вина, мы вывели ее из летаргического состояния. Увидев вокруг себя столько людей, она сначала испугалась, но постепенно успокоилась и заговорила с нашими проводниками. Судя по положению солнца, она считала, что пробыла в полубессознательном состоянии несколько часов. Нам не удалось уговорить ее, чтобы она села на одного из наших мулов.

Молодая индианка не хотела возвращаться в Уритуку. Она работала в соседней усадьбе, и хозяева уволили ее, потому что из-за длительной болезни она, по их мнению, стала работать хуже, чем прежде. Все наши угрозы и просьбы оказались бесполезными; нечувствительная, как все ее соплеменники, к страданиям, занятая настоящим и не думая об опасностях будущего, она упорствовала в своем решении добраться до одной из индейских миссий, расположенных вокруг города Калабосо.

Мы высыпали песок из ее кувшина и наполнили его водой. Прежде чем мы снова сели на лошадей, она уже продолжала свой путь по степи. Вскоре облако пыли скрыло ее от нас.

Ночь мы провели у брода через реку Уритуку, кишащую крокодилами той разновидности, которая отличается свирепостью. Нам посоветовали следить за тем, чтобы наши собаки не подходили к реке пить, так как нередко случается, что здешние крокодилы вылезают из воды и преследуют собак даже на берегу.

Такое бесстрашие тем более поразительно, что в шести лье отсюда крокодилы в реке Тиснао довольно боязливы и не представляют особой опасности. Нравы животных одной и той же породы сильно отличаются в зависимости от местных условий, с трудом поддающихся учету.

Нам показали хижину или, скорее, что-то вроде сарая, где дон Мигель Коусин, в доме которого мы остановились в Калабосо, был свидетелем самого необычного зрелища. Дон Мигель вместе со своим приятелем спал на скамье, покрытой шкурой, как вдруг на заре его разбудили сильные толчки и страшный шум. Кто-то швырял куски земли на середину хижины.

Вскоре молодой крокодил длиной в два-три фута вылезает из-под скамьи, бросается на собаку и бежит к берегу, чтобы спастись в воде. Осмотрев место, где стояла barbacoa, то есть топчан, без труда установили причину столь странного происшествия. Земля была разворочена на большую глубину.

Это была высохшая грязь, покрывшая крокодила в том состоянии летаргии или летней спячки, в которую впадают среди Llanos многие особи этого вида в период отсутствия дождей. Шум, произведенный людьми и лошадьми, а может быть, даже запах собаки разбудили крокодила. Хижина стояла на берегу озерка и в течение части года бывала залита водой; во время затопления саванны крокодил, несомненно, залез в хижину в то самое отверстие, через которое он выскочил на глазах у Посо.

Индейцам часто приходилось видеть огромных боа, называемых уйи, то есть водяные змеи, в таком же состоянии оцепенения. Говорят, для того чтобы оживить боа, их надо раздразнить или облить водой. Их убивают и кладут на некоторое время гнить в ручей, а затем извлекают сухожилия спинных мышц, из которых в Калабосо делают превосходные струны для гитар, считающиеся лучше струн из кишок обезьян-ревунов.

Итак, мы видим, что в Llanos сухость и зной действуют на животных и на растения так же, как холод. За пределами тропиков деревья теряют свою листву в очень сухом воздухе. Пресмыкающиеся, в особенности крокодилы и боа, которые отличаются крайней ленью, с большой неохотой покидают углубления, наполнившиеся водой во время больших разливов рек.

По мере того как озерки высыхают, эти животные забираются все глубже в грязь в поисках той степени сырости, какая необходима для сохранения гибкости их кожи и покровов. В этом состоянии покоя их и охватывает оцепенение; возможно, связь с наружным воздухом у них сохраняется.

И как ни слаба эта связь, ее бывает достаточно, чтобы поддерживать дыхание пресмыкающегося, так как оно обладает громадными легкими, не совершает мышечных движений, и почти все жизненные отправления в нем прекращаются. Средняя температура засохшего и подвергающегося действию солнечных лучей ила составляет, вероятно, свыше 40°. Когда в Северном Египте, где в самом холодном месяце температура не падает ниже 13,4°, еще водились крокодилы, они часто впадали в оцепенение от холода.

Они были подвержены зимней спячке, как наши лягушки, саламандры, береговые ласточки и сурки. Коль скоро зимнее оцепенение наблюдается одновременно у теплокровных и холоднокровных животных, то не должно казаться удивительным, что у представителей обоих классов мы встречаем примеры летней спячки.

Подобно крокодилам Южной Америки, мадагаскарские ежи (Erinaceus ecaudatus L.), живущие в центре тропической зоны, три месяца в году находятся в состоянии летаргии.

25 марта мы проехали самую ровную часть каракасских степей – Меса-де-Павонес. Там совершенно нет пальм Corypha L. и Murichi. Насколько хватает взгляд, не видно ни одного предмета, который возвышался бы на 15 дюймов. Воздух был чистый и небо исключительно густого синего цвета, но на горизонте отражался желтовато-багровый свет, обусловленный, без сомнения, огромным количеством содержавшегося в воздухе песка.

Навстречу нам попадались большие стада, а с ними стаи черных с оливковым отливом птиц из рода Crotophaga, которые постоянно следуют за скотом. Мы видели, как они то и дело садились на спину коров и выискивали слепней и других насекомых.

Подобно остальным птицам в этих пустынных местах, они настолько не боятся людей, что дети часто ловят их руками. В долинах Арагуа, где их водится очень много, они среди бела дня садились на ветку над нашими гамаками, когда мы отдыхали в них.

Между Калабосо, Уритуку и Меса-де-Павонес, повсюду, где земля раскопана человеческими руками на глубину в несколько футов, можно изучать геологическое строение Llanos. Формация красного песчаника (или древнего конгломерата) занимает несколько тысяч квадратных лье. Впоследствии мы снова встретимся с нею на обширных равнинах Амазонки, у восточной границы провинции Хаэн-де-Бракаморос.

Такая огромная площадь, занятая красным песчаником в низменностях, раскинувшихся к востоку от Анд, представляет одно из самых поразительных явлений, обнаруженных мной при изучении горных пород в равноденственных областях.

Красный песчаник каракасских Llanos образует плоскую мульду между первозданными горами побережья и горами Парима. На севере он примыкает к переходным сланцам, а на юге лежит непосредственно на оринокских гранитах. Мы обнаружили в нем округлые куски кварца, Kieselschiefer и лидита, сцементированные железистой глиной буровато-оливкового цвета.

Эта формация совершенно тождественна tote liegende формации в Тюрингии. Цемент бывает иногда такого ярко-красного цвета, что местные жители принимают его за киноварь. В Калабосо мы познакомились с монахом-капуцином, предпринимавшим тщетные попытки извлечь из красного песчаника ртуть.

В Меса-де-Паха эта горная порода содержит пласты другого песчаника – кварцевого, с очень тонкими зернами; дальше к югу она включает пласты бурого железняка и куски окаменелых деревьев из однодольных; раковин, однако, мы в ней не обнаружили. Красный песчаник, который Llaneros называют Piedra de arrecifes[79]79
  Береговой, или рифовый камень (исп.). [Пер. Гумбольдта.]


[Закрыть], повсюду покрыт слоем глины.

Отвердевшая и высохшая на солнце, эта глина распадается на отдельные призматические куски с пятью или шестью гранями. Относится ли она к трапповой формации Парапары? По мере приближения к Апуре она становится более песчанистой и более мощной; около Калабосо ее пласты имеют толщину один туаз, а около миссии Гуаяваль – пять туазов.

Это могло бы навести на мысль, что пласты красного песчаника наклонены к югу. В Меса-де-Павонес мы собрали мелкие желваки синего фосфорного железа [вивианита], вкрапленные в глину.

Между Тиснао и Калабосо поверх красного песчаника лежит плотный беловато-серый известняк с ровным изломом, во многом сходный с формацией Карипе, а следовательно, и с юрской; в некоторых других пунктах (например, в Меса-де-Сан-Диего и между Ортисом и Меса-де-Паха) поверх известняка встречается пластинчатый гипс, чередующийся с пластами мергеля. Значительное количество гипса отправляется отсюда в Каракас, расположенный среди первозданных гор.

Этот гипс образует обычно лишь небольшие залежи и заключает значительное количество волокнистого гнейса. Относится ли он к той же формации, как и содержащий серу гипс из Гуире, на побережье Парии? Или же пласты последнего, обнаруженные в долине Буэн-Пастор и на берегах Ориноко, относятся вместе с глинистым гипсом Llanos к гораздо более молодой вторичной породе?

Эти вопросы представляют большой интерес для познания относительного возраста горных пород, являющегося основой геогнозии. Я не обнаружил в Llanos формаций хлористого натра. Рогатый скот процветает здесь и без знаменитых barreros, то есть пород, содержащих хлористый натр, которыми изобилуют пампы Буэнос-Айреса.

Долго проблуждав, притом все время без всяких следов дороги, по пустынным саваннам Меса-де-Павонес, мы были приятно удивлены, увидев одинокую усадьбу, Hato de Alta Gracia, окруженную садами и озерками с прозрачной водой. Группы златожелтов, отягощенных плодами, были обнесены живыми изгородями из ацедарака.

Несколько дальше мы остановились на ночь около деревушки Сан-Херонимо-дель-Гуаяваль, основанной миссионерами-капуцинами. Она находится близ берегов Гуарико, впадающего в Апуре. Я навестил монаха, который жил в церкви, так как дом для священника еще не успели построить.

Это был молодой человек; он принял нас очень предупредительно и сообщил нам все сведения, какие меня интересовали. Управлять его деревней, или, пользуясь установленным монахами официальным названием, его миссией, было нелегко. Основатель миссии, не постеснявшийся обеспечить себя доходом, открыв pulperia[80]80
  Мелочная лавка (исп.).


[Закрыть], то есть продавая в самой церкви бананы и guarapo[81]81
  Вино из сахарного тростника (исп.).


[Закрыть], оказался столь же мало щепетильным в выборе новых колонистов.

Множество бродяг из Llanos собралось в Гуаявале, так как жители миссии не подведомственны гражданским властям. Здесь, как и в Новой Голландии [Австралия], можно рассчитывать, что только во втором или третьем поколении появятся хорошие колонисты.

Мы переправились через реку Гуарико и расположились лагерем в саванне к югу от Гуаяваля. Огромные летучие мыши, несомненно из семейства вампиров или листоносых, парили, как обычно, над нашими головами большую часть ночи. Каждое мгновение вы ждете, что они вцепятся вам в лицо.

Ранним утром мы продолжали путь по часто затопляемой низине. В период дождей между Гуарипе и Апуре можно плавать на лодке как по озеру. К нам присоединился человек, объездивший все усадьбы (hatos) в Llanos для закупки лошадей. За тысячу лошадей он уплатил 2200 пиастров.

Понятно, что чем крупнее покупка, тем ниже цена. 27 марта мы прибыли в Вилья-Сан-Фернандо – центр миссий капуцинов в провинции Баринас. Это был конечный пункт нашего путешествия по равнинам, так как следующие три месяца – апрель, май и июнь – мы провели на реках.

Глава IV

Сан-Фернандо-де-Апуре. – Сеть проток и бифуркации рек Апуре и Араука. – Плавание по Апуре.

В первой половине XVIII века названия больших рек Апуре, Паяра, Араука и Мета были почти неизвестны в Европе, даже еще менее известны, чем в предыдущие два века, когда доблестный Фелипе де Урре и завоеватели Токуйо пересекали Llanos, чтобы отыскать за Апуре большой город Дорадо и богатую страну индейцев омагуа – Тимбукту Нового Света. Столь смелые экспедиции не могли не носить военного характера.

Так, оружие, которое должно было служить лишь для защиты новых колонистов, беспрестанно обращалось против несчастных индейцев. Когда вслед за эпохой насилия и общественных бедствий наступили более мирные времена, два могущественных индейских племени, кабре и карибы с Ориноко, стали хозяевами страны, больше не опустошаемой конкистадорами. Тогда одним только бедным монахам разрешалось забираться в южную часть степей.

По ту сторону Уритуку для испанских колонистов начинался неведомый мир, и потомки бесстрашных воинов, распространивших свои завоевания от Перу до берегов Новой Гранады и до устья Амазонки, не знали дорог, ведущих из Коро к реке Мета. Побережье Венесуэлы оставалось изолированным, и медленные завоевания иезуитов-миссионеров шли успешно лишь вдоль берегов Ориноко.

Монахи этого ордена уже проникли за большие пороги Атурес и Майпурес, когда андалусским капуцинам едва удалось добраться с побережья и из долин Арагуа до равнин Калабосо. Эти неодинаковые успехи едва ли можно объяснить различиями уставов, которым подчинены те или иные монашеские ордена; на более быстрое или более медленное развитие миссий могущественное влияние оказывает ландшафт страны.

Миссионеры медленно проникают во внутренние районы, в горы или степи, там, где не следуют течению одной и той же реки. Трудно поверить, что Villa Сан-Фернандо-де-Апуре, отстоящий по прямой всего в 50 лье от самых старинных поселений на каракасском берегу, был основан только в 1789 году. Нам показали пергамент с прекрасными рисунками – учредительную грамоту этого городка.

Пергамент был прислан из Мадрида по просьбе монахов, когда вокруг большого креста, воздвигнутого в центре деревушки, стояло всего несколько тростниковых хижин. Так как миссионеры и гражданские губернаторы одинаково стремятся преувеличивать в Европе все сделанное ими для роста культуры и населения заморских провинций, то часто случается, что в списки новых завоеваний включают названия городов и деревень задолго до их основания.

Мы увидим на берегах Ориноко и Касикьяре поселения, которые были давно запроектированы, но существовали лишь на картах миссий, напечатанных в Риме и Мадриде.

Положение Сан-Фернандо на большой судоходной реке, пересекающей всю провинцию Баринас, чрезвычайно выгодно для торговли. Все продукты этой провинции – шкуры, какао, хлопок и индиго из Михагуаля, отличающиеся высоким качеством, – идут через этот город к дельте Ориноко. В период дождей большие суда поднимаются от Ангостуры до Сан-Фернандо-де-Апуре, а по реке Санто-Доминго до Торуноса, гавани города Баринас.

В это же время реки разливаются, образуя лабиринт проток между Апуре, Араукой, Капанапаро и Синаруко [Синарукито], и затопляют пространство площадью почти в 400 квадратных лье. В этом месте Ориноко изменяет свое направление – не из-за близлежащих гор, а вследствие изменения наклона местности – и течет к востоку, вместо того чтобы нести свои воды в прежнем меридиональном направлении.

Если рассматривать поверхность земного шара как многогранник, образованный плоскостями с различным наклоном, то даже при одном взгляде на карту нетрудно догадаться, что между Сан-Фернандо-де-Апуре, Кайкарой и устьем Меты, в месте пересечения трех поверхностей, поднимающихся к северу, западу и к югу, должна была образоваться обширная впадина.

В этой котловине саванны покрываются водой на 12–14 футов, и в период дождей имеют вид большого озера. Деревни и усадьбы, расположенные как бы на отмелях, возвышаются над поверхностью воды едва на 2–3 фута. Все напоминает здесь наводнения в Нижнем Египте и в Лагуна-де-Сараес, некогда столь знаменитой в географической литературе, хотя она и существует лишь несколько месяцев в году.

Паводки на Апуре, Мете и Ориноко также происходят периодически. В дождливое время года лошади, бродящие по саванне и не успевшие добраться до плоскогорий или холмистых районов Llanos, погибают сотнями. Кобылы, сопровождаемые жеребятами, плавают часть дня, чтобы питаться травой, только верхушки которой качаются над водой.

Их преследуют крокодилы, и нередко можно видеть у них на ногах следы зубов этих хищных пресмыкающихся. Трупы лошадей, мулов и коров привлекают бесчисленное множество грифов. Zamures[82]82
  Vultur aura L.


[Закрыть] – это ибисы или, скорее, стервятники здешних мест. Они всем своим видом напоминают стервятника и оказывают жителям Llanos те же услуги, что Vultur Percnopteres жителям Египта.

Размышляя о последствиях этих наводнений, нельзя не восхищаться исключительной гибкостью организма животных, которых человек подчинил своей власти. В Гренландии собака ест отбросы рыбной ловли; а когда рыбы нет, она питается морскими водорослями.

Осел и лошадь, первоначально обитавшие в холодных и сухих равнинах Центральной Азии, следуют за человеком в Новый Свет, возвращаются там в дикое состояние и ведут беспокойную и тяжелую жизнь под знойным небом тропиков. Страдая поочередно от крайней сухости и крайней влажности климата, они вынуждены то разыскивать среди покрытой пылью голой местности озерки, где они могли бы утолить жажду, то убегать от воды и разливов рек, как бы спасаясь от угроз врага, окружающего их со всех сторон.

Днем лошадей, мулов и коров преследуют слепни и москиты, а ночью на них нападают громадные летучие мыши, которые прицепляются к их спинам и наносят им раны, тем более опасные, что они заполняются клещами и другими вредными насекомыми. В периоды сильных засух мулы грызут даже усеянный колючками Melocactus L.[83]83
  Особенно искусно пользуются влагой, содержащейся в Cactus Melocactus L., ослы. Они обламывают колючки ногами; некоторые из них становятся из-за этого хромыми.


[Закрыть], чтобы добраться до его освежающего сока и утолить жажду из растительного источника.

Во время больших наводнений те же животные ведут существование настоящих земноводных, окруженные крокодилами, водяными змеями и ламантинами. И все же (таковы неизменные законы природы) в борьбе со стихиями, посреди стольких мучений и опасностей их род выживает.

Когда вода отступает и реки входят в берега, саванна покрывается нежной пахучей травой; в центре жаркого пояса животные старой Европы и Центральной Азии наслаждаются, как у себя на родине, весенним обновлением растительности.

Во время больших паводков жители этих мест, чтобы избежать сильного течения рек и опасностей от уносимых ими древесных стволов, плывут в своих лодках не по реке, а через саванны. Чтобы добраться из Сан-Фернандо до деревень Сан-Хуан-де-Паяра, Сан-Рафаэль-де-Атамайке или Сан-Франсиско-де-Капанапаро, держат курс прямо на юг, словно пересекая одну реку шириной в 20 лье.

Притоки Гуарико, Апуре, Кабульяре, Араука, сливаясь с Ориноко, образуют в 160 лье от побережья Гвианы нечто вроде внутренней дельты, гидрография которой почти не имеет себе подобных в Старом Свете.

Судя по высоте ртутного столба в барометре, падение Апуре между Сан-Фернандо и морем составляет 34 туаза. Это падение столь же незначительно, как между устьями Осейдж и Миссури и баром Миссисипи. Саванны Нижней Луизианы повсюду напоминают саванны Нижнего Ориноко.

В городке Сан-Фернандо мы задержались на три дня. Мы остановились у миссионера-капуцина, жившего в большом достатке. Нас рекомендовал ему каракасский епископ, и он отнесся к нам с самым учтивым вниманием. Он попросил у меня совета по поводу работ, предпринимавшихся для предупреждения размыва рекой берега, где был построен город.

Вследствие впадения Португесы Апуре делает изгиб к юго-востоку; и вместо того чтобы дать возможность реке течь более свободно, делались попытки сдержать ее плотинами и дамбами. Легко было предсказать, что все они очень быстро будут разрушены во время сильных паводков, тем более что берег за плотиной был ослаблен выемкой грунта, использованного для этих гидротехнических сооружений.

Сан-Фернандо знаменит чрезмерным зноем, царящим там большую часть года; прежде чем приступить к рассказу о нашем плавании по рекам, я остановлюсь на нескольких обстоятельствах, способных пролить свет на метеорологию тропиков. Захватив термометры, мы отправились на покрытый белым песком берег реки Апуре.

По моим измерениям, в 2 часа пополудни температура песка повсюду, где он подвергался действию солнца, была 52,5°. На высоте 18 дюймов над песком термометр показывал 42,8°, а на высоте 6 футов – 38,7°. Наблюдения были сделаны во время полного затишья.

Как только подул ветер, температура воздуха поднялась на 3°, хотя нас не обвевал песчаный ветер. Здесь, в западной части Llanos, жарче всего потому, что сюда поступает воздух, уже прошедший над всей остальной сухой степью. Такое же различие наблюдается между восточными и западными районами африканских пустынь, там, где дуют пассатные ветры.

В период дождей, особенно в июле, когда небо пасмурное и отражает излучаемую землей теплоту, зной в Llanos заметно усиливается. В это время ветер совершенно прекращается, и, по прекрасным наблюдениям Посо, термометр показывает в тени 39–39,5°, хотя его держат на расстоянии свыше 15 футов от поверхности земли.

По мере того как мы приближались к берегам Португесы, Апуре и Апурито, воздух становился прохладней вследствие испарения значительной массы воды. Это влияние особенно ощущается после захода солнца; днем речные берега, покрытые белым песком, излучают совершенно невыносимый зной, более сильный, чем в Калабосо и Тиснао с их желтовато-бурой глинистой почвой.

28 марта на рассвете я уже был на берегу и измерил ширину Апуре, оказавшуюся равной 206 туазам. Со всех сторон гремел гром. Это была первая гроза и первый дождь в наступившем сезоне. Восточный ветер поднимал волны на реке, но вскоре стало опять тихо, и тогда большие китообразные из семейства дельфинов, в точности похожие на морских свиней[84]84
  Delphinus phocaena L.


[Закрыть], обитающих в наших морях, длинными вереницами стали резвиться на поверхности воды.

Медлительные и ленивые крокодилы, казалось, испугались соседства этих шумных и порывистых в своих движениях животных. Мы видели, как крокодилы ныряли, когда дельфины приближались к ним. Встретить китообразных так далеко от побережья удается очень редко.

Испанцы из миссий называют их, как и океанских морских свиней, Toninas[85]85
  Дельфин (исп.).


[Закрыть]. Их индейское название[86]86
  На языке таманаков.


[Закрыть] – оринукна. Дельфины были длиной в 3–4 фута; изгибая спину и опираясь хвостом на нижние слои воды, они выставляют наружу часть спины и спинного плавника. Мне не удалось раздобыть ни одного экземпляра этих животных, хотя индейцы по моим просьбам не раз стреляли в них из лука.

Отец Джили утверждает, что гуамо едят дельфинье мясо. Водятся ли эти китообразные только в больших реках Южной Америки, подобно ламантину, который, согласно анатомическим исследованиям Кювье, также является пресноводным китообразным, или же следует допустить, что они поднялись против течения из моря, как это иногда делает в реках Азии Delphinapterus белуха?

Последнее предположение кажется нам сомнительным, так как мы видели Toninas выше больших Оринокских порогов в реке Атабапо. Неужели они проникли в центр тропической Америки из устья Амазонки по ее рукавам, соединяющимся с Риу-Негру, Касикьяре и Ориноко? Они встречаются во все времена года, и ничто как будто не говорит о том, что они совершают, подобно лососям, периодические путешествия.

Гром гремел уже вокруг нас, а на небе все еще были лишь отдельные тучи, которые медленно двигались к зениту с противоположных сторон. Гигрометр Делюка показывал 53°, стоградусный термометр 23,7°. Электрометр, снабженный дымящимся трутом, не обнаруживал никаких признаков электричества.

По мере того как гроза надвигалась, небо приобретало сначала темно-лазурный цвет, а затем серый. Стал виден водяной пар, и температура поднялась на 3°, как это почти всегда бывает в тропиках, когда небо пасмурное и отражает излучаемую землей теплоту. Шел проливной дождь.

28 марта вид неба, электрические колебания и ливень возвестили о наступлении периода дождей; тем не менее нам посоветовали направиться из Санта-Фернандо-де-Апуре через Сан-Франсиско-де-Капанапаро, через реку Синаруко и Hato Сан-Антонио в деревню отомаков, недавно основанную на берегах Меты, и начать плавание по Ориноко несколько выше Каричаны.

Эта сухопутная дорога проходила по нездоровой, зараженной лихорадками местности. Пожилой владелец усадьбы, дон Франсиско Санчас, любезно предложил быть нашим проводником. Его костюм свидетельствовал о величайшей простоте нравов, царящей в этих далеких краях.

Он нажил состояние в 100 000 с лишним пиастров и все же ехал верхом на лошади босиком, но с большими серебряными шпорами на ногах. По опыту нескольких недель мы уже знали об унылом однообразии растительности Llanos и предпочли более длинный путь, идущий к Ориноко по реке Апуре.

Мы выбрали одну из тех очень широких пирог, которые испанцы называют lanchas. Кормчего и четырех индейцев было достаточно, чтобы управляться с ней. За несколько часов построили на корме хижину, покрытую листьями Corypha L. Она была устлана туго натянутыми бычьими шкурами, прибитыми к чему-то вроде рам из пернамбукового дерева, и была настолько просторная, что в ней уместились стол и скамьи.

Я упоминаю об этих мелочах, чтобы показать, насколько отличалась наша жизнь на Апуре от той, какую нам пришлось вести в узких челноках на Ориноко. Мы погрузили на пирогу месячный запас продовольствия. В Сан-Фернандо можно в изобилии найти кур, яйца, бананы, маниоковую муку и какао.

Славный отец капуцин дал нам херес, апельсины и плоды тамариндового дерева для приготовления освежающего лимонада. Мы предвидели, что кровля из пальмовых листьев будет сильно нагреваться во время плавания по широкой реке, где вы все время подвергаетесь действию вертикальных лучей солнца.

Индейцы больше рассчитывали на свои удочки и сети, чем на купленную нами провизию. Мы везли с собой несколько ружей, употребление которых, как мы убедились, было довольно распространено вплоть до самых порогов; дальше к югу чрезвычайно высокая влажность воздуха препятствовала миссионерам пользоваться огнестрельным оружием.

Апуре изобилует рыбой, ламантинами и черепахами, яйца которых служат скорее питательной, чем приятной пищей. Берега реки населены бесчисленным количеством птиц; наиболее полезными из них были для нас уракс и Guacharaca, которых можно назвать индюками и фазанами здешних мест.

На мой взгляд, их мясо жестче и не такое белое, как мясо наших куриных, ибо им приходится совершать больше мышечных движений. Мы не забыли добавить к провизии, рыболовным снастям и ружьям несколько бочек водки для обмена с индейцами на Ориноко.

30 марта в 4 часа дня мы покинули Сан-Фернандо; было крайне жарко; термометр показывал в тени 34°, хотя дул очень сильный юго-восточный ветер. Из-за встречного ветра мы не могли поднять паруса. В течение всего плавания по Апуре, Ориноко и Риу-Негру нас сопровождал шурин губернатора провинции Баринас, дон Николас Сотто, который недавно приехал из Кадиса и совершил путешествие в Сан-Фернандо.

Стремясь посетить края, представлявшие такой интерес для европейца, он без всяких колебаний решился провести с нами 74 дня в узком челноке, полном mosquitos. Его приятные манеры и веселый нрав часто помогали нам забывать тяготы не лишенного опасности плавания. Мы миновали устье Апурито и прошли вдоль острова того же названия, образованного Апуре и Гуарико.

Этот остров представляет собой очень низкий участок суши между двумя большими реками, которые ниже Сан-Фернандо соединяются в результате первой бифуркации Апуре, а затем обе впадают на небольшом расстоянии друг от друга в Ориноко. Исла-дель-Апурито имеет в длину 22 лье и 2–3 лье в ширину.

Каньо-де-ла-Тигрера и Каньо-дель-Манати делят его на три части; из них две крайние носят названия Исла-де-Бланко и Исла-де-лас-Гарситас. Я вхожу в эти подробности, потому что на всех картах, опубликованных до настоящего времени, течения и разветвления рек между Гуарико и Метой самым странным образом искажены.

Ниже Апурито правый берег Апуре несколько более возделан, чем левый берег, где индейцы яруро (или япуин) построили несколько хижин из тростника и черешков пальмовых листьев. Они живут охотой и рыбной ловлей; и так как они обладают большой сноровкой в охоте на ягуаров, то преимущественно они приносят в испанские деревни те шкуры, что в Европе называют тигровыми.

Часть этих индейцев была окрещена, но они никогда не посещают христианских церквей. Их считают дикарями, так как они хотят быть независимыми. Другие группы яруро живут под управлением миссионеров в деревне Ачагуас, расположенной к югу от реки Паяра. У людей этого племени, виденных мной на Ориноко, в лицах есть некоторые черты, неправильно называемые татарскими и свойственные ветвям монгольской расы.

У них суровый взгляд, очень удлиненные глаза, выступающие скулы, но нос выпуклый по всей своей длине. Они выше ростом, более темные и менее коренастые, чем индейцы чайма. Миссионеры расхваливают умственные способности яруро, некогда объединенных в могущественное и многочисленное племя, обитавшее на берегах Ориноко, в особенности поблизости от Кайкары, ниже устья Гуарико.

Ночь мы провели на Diamante, маленькой плантации сахарного тростника, расположенной напротив острова того же названия.

Во время путешествия от Сан-Фернандо до Сан-Карлоса на Риу-Негру и оттуда до города Ангостура я старался записывать день за днем, будь то в челноке или на бивуаке, все, что казалось мне достойным внимания. Сильные дожди и огромное количество mosquitos, тучами носившихся в воздухе на берегах Ориноко и Касикьяре, поневоле заставляли меня делать пробелы в этой работе.

Я восполнял их записями, произведенными несколькими днями позже. Нижеследующие страницы представляют собой выдержки из моего путевого дневника. Все описанное на основании непосредственных впечатлений носит на себе печать истинности (я бы сказал, даже индивидуальности), придающей интерес самым несущественным подробностям.