Текст книги "Время Бригадиров"

Автор книги: Александр Грог

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Давай. Работай!

Арестант сунул руку в железо, вогнал палец, что-то там пошевелил.

– Три часа – минимум. Разбирать надо. Еще винт прямить…

Бригадир горестно крякнул.

– Что так?

– Форпстации не хватает.

– Трындец! – заключил Бригадир. – Не продержимся!

– Посеешь в лукошко, так и пожнешь немножко, – сказал Пришлый, переходя на язык, понятный Бригадиру.

– Ты про запас, который зада не щекочет?

– Именно!

И "ушел", взялся заваливаться на бок – есть все-таки предел сил человеческих. Сжег себя на подъеме.

Бригадир в полгубы выругался (в сторонку, чтобы Инок не слышал). Взялся ревизию производить: хватать, рассматривать и бросать к стене всякую всячину. При этом ругался вслух.

Инок смотрел с удивлением.

– Такой амбар и ничего приличного! – возмущался Бригадир. – И даже на него похожего! – добавлял он.

Все, что хоть отдаленно напоминало оружие, отставлял. Непоняток много, но когда с ними разбираться? Какая-то дура очень по виду на ружье похожая, но почему-то без дырки в стволе, и даже видно, что дыра не заделанная, а не было ее с самого начала, такого изготовления. Ну, и как с этакой стрелять?

Понажимал в стену целясь – ни хер, ни… Тогда направил на Инока почти шутейно, тот за дуло перехватил, ствол в сторону отвел.

– И не думай даже!

– Я и не думал!

– Вот-вот.

– Так не работает. Дырки в дуле нет!

– Все равно, не думай.

Бригадир выглянул за двери, понажимал в небо, потом направил на камни, зажал курки, держал-держал, никакого эффекта – что так, что этак. За ствол подержал, поразмахивал… Вроде удобно, но есть и более подходялые. Тот же лом желтый – очень тяжелый, словно свинцовый. Руки, вот, испачкал черным от ствола и сам ствол перед этим, вроде де бы, не такой черный был. Это прислонил у входа. Надо будет у Арестанта спросить, может, он знает.

Нашел себе кепочку. Мягкую с жестким стоячим козырьком. Почти такую же, как у одного Смотрящего. Примерил – вроде под размер, как раз к ушам. Чур фыркнул, должно быть, от запаха. Бригадир представил себя кругломордым. Если щеки наесть, кепочка как раз к его морде будет, надо сохранить.

На заднюю сторону Амбара, прямо в провал, тоже ворота, должно быть, амбар проветривать, или лишнее вниз сбрасывать, когда переполняется. С трудом оттащил одну половину просевшую – видно, не часто пользовались. Зато стало светлее.

Плюнул вниз. Снизу стрельнули. Козырек отклонился кверху, задрался. Бригадир свел глаза в кучку, посмотрел на козырек, поправил. Потом снял, задумчиво осмотрел испорченный козырек, перевернул кепку козырьком назад, напялил поплотнее. Подошел к краю, осторожно заглянул прищуренным глазом вниз, выбрал камень среди разбросанных – осколок кулака на три. Бросил… Через некоторое время раздалось протяжное "у-й-е-б-у-й-е!" (должно быть, в кого-то попал) и в нависающий козырек крыши зашлепали пули. Бригадир, кряхтя, выломал большой камень, с трудом опрокинул через край. Снизу жахнули странным залпом, не разом, а словно стрельнули один за другим да так плотно и четко, что не похоже на людское. Осыпало всякой выбитой всячиной.

Нашел еще одно, с виду знакомое, даже понятное. Показал Иноку.

– Ствол разорвет. Старое очень. Перезарядить бы.

Бригадир поколотил дулом о камень, словно это мозговая кость, но ничего не вытряхнул.

– Закислилось! Хыр, что получится.

– Раз не выбилось, значит, только иголкой ковырять. Будешь ковырять? Суток на двое работы-то всего…

Бригадир стукнул ногой по двери, расширяя щель. Сперва приладился стоя, потом передумал – слишком тяжелая дура, еще и не известно, как на курки реагирует, может так статься, что и с задержкой. Еще шире открыл, улегся на стесанные камни. Внизу все еще бегали. Моментально определил, что из его пушки такого бегуна надо брать с упреждением на три с половиной фигуры и вести по всей линии, не надеясь, что, когда сдернешь курок, запалка сработает разом. Недолюбливал Бригадир эти запалки, некоторые едва ли не до пары секунды догорают. А тут еще и зажмуриться хочется. Вдруг, ствол в самом деле разорвет?

Пристроился поудобнее, опер на локоть…

Жахнуло, поддало в плечо так, что проехался до задней дверины амбара, чуть не вылетел: спасибо Чуру, тот с головы спрыгнул и, за уши ухватясь, притормозил – развернулись ушные трубочки. Где теперь такого мастера найдешь, чтобы так же красиво уши свернул! Бригадир встал, отряхнулся, посмотрел назад – под себя, покачался на пятках и отшагнул от края. Надо же, какую дорожку расчистил, и все на брюхе. Обвиноватил ноги, что, хоть и притормаживал, не удержали. Потрогал плечо, понял, что синяка на плече не будет, потому как хоть страшенно ударило, но с затяжкой, будто огромная пружина разомкнулась. Решил, что надо сердиться на того, в которого стрелял. Только не мог вспомнить – попал или нет? Должно быть, в последний момент все-таки глаза зажмурил. Подошел, осторожно выглянул, стал глазами то место искать, того человека, что бежал – валяется ли? – но ни человека не нашел, ни места, а примерно там, куда стрелял, колодец круглый оказался, да такой, что избу сунуть можно. Теперь, жди, скоро водой наполнится – будет что-то вроде озерного колодца. Очень расстроился Бригадир, что потратился такой хорошей штуковиной на одного, когда надо было кучу высматривать и туда гвоздить.

Стал крутить ружье, теперь, как разрядилось, замок, наконец, свой ход получил, сразу же сообразил; как оно заряжается, да под какой калибр, но хотя два раза все коробы армейские перетряхнул, под диаметр ничего не обнаружил. Значит, теперь это только еще одна дубинка, чтобы размахивать, когда ворвутся…

Почувствовал – смотрят в спину, обернулся.

– Очухался?

– Играешься?

Бригадир решил неумное не замечать.

– Твоей штуке с мотором разгон нужен?

– Площадка нужна, чтобы разложить все, и ветер набрать винтом.

– Во всю длину твои тряпки разложить?

– Да.

– Тогда здесь не выйти, – сказал Бригадир, кивая за спину. – Слушай, не знаешь, что за хреновина по нам лупит? Бьет снизу россыпью. Никогда такой не видел.

– Ты много чего не видел, – обидел Арестант. – Душевно желаю не увидеть.

– Такой тоже не видел, – сказал Бригадир, протягивая странное ружье. – Что за штука – ствол есть, а дырки нет?

Пришлый хватил жадно, потом так же внезапно остыл.

– Какой-то урод максималку выставил.

– Да? – удивился Бригадир. – Надо же… И что?

– Можно выбрасывать – видишь? Разломил ствол в руках, рассыпался черной пылью. – Пережог ствол какой-то придурок!

– А! – сказал Бригадир. – Понятно! А про такую знаешь?

Показал.

– Про эту – нет.

– А это?

– Тоже не знакомое.

– Значит, методом тыка, – сказал Бригадир. – Тыкать в рожи!

Поскреб затылок.

– Ну, ты, это… Очухался? – Не сачкуй!

Некоторое время работали молча. Арестант перебирал движок, Бригадир правил винт: положив на круглый камень простукивал вторым, каждую минуту обращаясь за подсказками – правильно ли? Инок, завладев бригадирским ружьем и зарядами, изредка постреливал – держал на дистанции.

Бригадир думал невеселое. Где удалому по колено, там всякому сомлевающему по уши. Всяк хлебает свою судьбу. Иной раз и по воде верхом можно пройти – пробежать нахалкой, круги за собой оставляя расходящиеся. Но здесь бежать некуда. С крыши не стартуешь, перед амбаром с агрегатом не выставишься, да еще и пролететь придется на «теми», пока возьмешь разгону, пока наберешь ветра, пока… много этих «пока». Решето сделают, даже и не с тебя. Далеко на решете улетишь?

Бригадир ждал момента. Дождался скверного.

– Какая-то дура едет, – сказал Инок. – Сосны валятся.

Бригадир подскочил – ахнул.

Арестанта упросил, и его подтащили.

Смотрел с жадной ненавистью. Вот дай силы человеку – испепелит же взглядом! Не от мира сего этот арестант, ей-ей! Никакая лесная пьянь, даже те, кого молодые вурлаки нагло похмелиться не пускают (а нет ничего по обиде страшнее) так долго смотреть, держать взгляд не может.

– Сафари! – сказал со всей мерзостью, какую мог выразить.

– Что?

– Это, брат, и есть Сафари! От которого ты отказался. Не жалеешь?

И добавил странное, должно быть из правил, которые Бригадиру тут же категорически не понравились.

– Есть правило: тот, кто не участвует в Сафари – сам становится объектом для Сафари.

Бригадир, хотя еще ничего не понимал, на всякий случай, выругался, а потом враз в глотке пересохло. Смотрел на повозку, что выехала – ох. Громадина! Начни Метрополию понимать умом – так головушка кругом. Такое не охватить. Неподвластно сознанию. Сообразил, что где-то опростоволосился. А Инок смотрел на Бригадира с любопытством, раздумывая. Совсем как иной добытчик смотрит на изобилие, когда желудок полный и ничего туда не втиснешь,

– Ты ведь охотился? Теперь охотятся на тебя. Никакой, в обшем-то, разницы.

– Ничего себе, нет разницы! – возмутился Бригадир. – Ты, смотри, какая дура приехала, сколько всего понагнали! Не честно!

Арестант должно быть хотел расхохотаться от всей души, но получилось нервно, должно быть, отдало болью в ноги.

– Вспомни, когда сам в последний раз честно охотился?

И Бригадир, хотя и хотел еще более возмутиться – есть все-таки разница! – но как-то не получилось, потому как, внезапно понял, почувствовал, что особой разницы-то, в общем, нет. Сегодня ты охотник, завтра дичь. И уже дичь прошлая охотится на тебя всем, что только у нее есть без всякого снисхождения. Во, попал! И на небо не влезешь, и под землю не уйдешь. Уже весь пол на карачках обползал, поковырял – везде цельный камень, и нет никаких там тайных ходов, да и кто взялся бы долбить неимоверно крепкую породу, от которой железо отсекает искру и ничего более? Забирался и на соломенную крышу, смотрел в небо – высоковато, не ухватишься. Осторожно приблизившись к краю, смотрел в провал. Даже если увязать, нарезать все барахло, да сплести канат, все равно толку не будет. Уже снизу не стреляют, но не настолько тупые, чтобы не оставить внизу подразделение, да дозорных по краям. При самом сумасшедшем везучем раскладе, перебив дозорных и ту сторожевую группу, далеко ты уйдешь от толковых следопытов? Короче, правильно этот бывший метропольский арестант говорит: сегодня ты – дичь, со всех сторон загонщиками обложенная. А уж охотников на твою душу, как…

– Не ходил бы ты милок во солдаты! – напел вдруг Инок приложился и выстрелил. И Бригадир понял, что попал. Такой редко промахивается.

– Заряды есть, по гребню не пустим. Там только цепочкой можно.

Арестанта тут пробило на красноречие, видно совсем разволновался. Столько слов разом от него еще не слыхали.

– Они и не пойдут. Прикажут, так собой котлован наполнят и оттуда уже по себе, на собственных плечах карабкаться начнут. Не сдержим! Увидишь сегодня дела муравьиные. Человек – тот самый муравей, только забыл. Впрочем, откуда тебе это знать или помнить. Впрочем, иные помнят. Особо, когда припечет их. Увидишь!… Машина, хоть, стоит?

– Да, а что? Крутизна. Не заедут.

– Захотят, заедут на раз – им для этого надо шипы колес выпустить и сами колеса пошире расставить, чтобы не опрокинуться. Команде лень, расход энергии и возни, если вручную, на полдня. Сами Небесные даже не выйдут – стратеги, мать их! – выругался Пришлый. – Наемников пустят!

– Откуда знаешь?

– Я бы на их месте так поступил, – мрачно сказал Арестант – Готовьте то, что быстро перезаряжается, некогда будет. Мне, что-нибудь дайте…

– Сиди уж! – в сердцах сказал Бригадир. – Как-нибудь сами!

Но приготовил. В котловане могут накапливаться – не увидишь сколько. А разом пойдут… Оставил местечко подле себя. И потом не жалел. Начались муравьиные дела. Причем и такие, где муравьи летающие.

– Бляха муха, только и не хватало здесь всяких нидзь! – козырнул непонятным словечком Инок.

И Бригадир понял, что нидзя – это те, которые на голову сыплются, когда не нужны. По воздуху летают, а потом приземляют и худа делают.

Но сначала Бригадир свою мину потратил единственную. Это когда котлован переполнился всяким, и полезли такие рожи, что сразу понятно – арестантские, не иначе как самой метропольские штрафнички. Мельком успел подумать – не с этой ли службы Арестант бежал? – но потом думать было уже некогда. Пошло вразнобой, уже некогда на других внимания обращать. Каждый стрелял свое – в то, что видел. Иногда попадал, иногда нет, другой раз отчего-то падало рядом, куда не целился вроде. В какой-то момент, когда понял, что в следующий момент захлестнут – бросил мину. Снесло часть крыши, расшатало переднюю стену, частью створа – тяжелой рубленой дверью – приложило, снесло во внутрь Инока, а в щели зажало и искривило ствол ружья…

Отошла стрельба, похвальба пришла. На каждый меткий выстрел по три стрелка. Такое вечно бывает на нервах, на запале. Потом остыли. И вторую атаку отбили молча, без ухарства.

– Среди всех вали звеньевых, – взялся подсказывать Инок. – Тех, у кого плечи узкие, а задницы широкие. Хоть в одинаковое надеты, но тот, кто бурдюк нажрал – тот обычно уже не исполняет, а командует, – подтвердил он свое знание жизни.

– Этих я знаю, – подтвердил Бригадир. -У них обычаи известные. У них, если старшего выбили, те, кто под ним, никуда не пойдут, пока не закопают, не отритуалят свое. Но потом пойдут злее.

– Ну и что? Все равно же пойдут? Только хуже наделаем! В чем смысл? – спросил Арестант.

– А то, что земля тут кругом суглинок. Пока яму выкопают, пока обряд проведут, пока нового звеньевого выберут промеж собственного звена. Все не удел, а время идет!

– Жалко только, жопастики далеко держатся, издали отмашки дают, – пожаловался Бригадир и опять подумал – сколько племен, сколько народов, а у всех одинаково: как на должности, так не дурак в горячее лезть…

– Может это их приучит, что нельзя бить кулаком по кончику шила?

– Не приучит. Расходный материал. Правда. По любому рассердятся, но больше за задержку. Это – Сафари, здесь на каждый объект время выделено, дальше штрафные пойдут.

– Что сделают?

– Вывод сделают. Что металлическую перчатку надо одевать.

– Есть и такие? – спросил Бригадир, внезапно заинтересовавшись, что это за перчатки, чтобы против кончика шила можно было бить.

Бригадир до своего бригадирства жизнь понимал просто. Пока не достали палки, действуй кулаками, раз батюшка-лес наградил такими висюльками. Достали? Ищи что-нибудь поразмашистей. Расстраивался за то, что кисть тонковата. Кулак-то хорош – мало у кого такой есть, а вот держится на стандарте – хотелось бы к нему что-нибудь подстать. А так, хоть прячь специальными накладными манжетами. Иные видят кулак, сразу же кивают с уважением, а заметят, к чему он крепится, так враз трескают ухмылкой. Бригадир по молодости считал все ухмылки оскорбительным и сразу бросался чего-то доказывать. Иногда и доказывал, а иногда и наоборот… Учился на ходу.

Есть, – сказал арестант. – У них все есть. За это тоже штрафные баллы выписывают, но уже не те.

Тогда и заметили, что внизу наготовили какие-то треугольники, потом стали их разгонять на хитрой тележке по уложенным в траве направляющим. Некоторые треугольники взлетали, умудрялись поймать ветер, принимались парить, забираясь все выше и выше. Другие пролетали совсем немного и сваливались под склоном, тогда человек, что был подвешен снизу, бежал с этим странным крылом обратно, и там меняли крыло, либо человека.

Бригадир залюбовался – красиво! Совсем как в осень собираются, вот-вот, должны сговориться, вожака выбрать, начать клином выстраиваться. И дождался… Когда таких в небе набралось порядочно, стали один за одним, словно с воздушной горки скатываясь, на крышу целить. Приземляться взялись. Некоторые промахивались, исчезали за Амбаром, и там либо падали – исчезали в деревьях, либо опять набирали воздуха под крыло и карабкались вверх. Другие попадали на крышу, застревали в соломе и стропилах, сразу же крыло сбрасывали, и оно, подхваченное ветром, уже по всякому кувыркаясь, падало вниз. И сам летун иногда падал внутрь, но уже неживой, потому как Бригадир все это, противное природе и разуму, отстреливал. Если ноги торчали, то повыше брал, и на шум стрелял – сквозь солому. Чур от шеи отлип и, собой рискуя, по Амбару пробежался – каждого мертвого пометил, да тех, кто притворяется, указал… Инок, выскочив наружу, стал на подлете бил – в самый удобный момент, и набил, как потом хвастал, больше Бригадира. Но тот не спорил, поскольку сам стрелял в "темную" и сосчитать своих не мог. Тех, кто висел – за ноги дергать не стали, оставили для красоты и страху, а вот тех, что внутрь упал, побросали в распадок – на обратную от Амбара сторону, искренне удивляясь их мелкому сложению. И куда таким на войну? Но Арестант буркнул, что дуракам везет. И не уточнил – кого он за дураков держит…

Больше не летали – сообразили, что не сезон для них, остатние подле машины спустились и там показали свою многогласность – даже здесь было слышно, на все голоса завопили. Арестант сказал – что сердятся, ругань идет насчет того, что наземные их не поддержали. И опять сказал – повезло. Вечная история, когда друг друга не уважают, и тут уже не поймешь, чего среди них больше; общей несогласованности, либо конкуренции между собой. Когда премия назначена – вечно так…

Бригадир стал гадать – какая на них с Арестантом может быть премия? Расчувствовался и сказал, что если бы премия была не на него, а кого-нибудь другого, то вполне вероятно, сейчас мог быть среди тех, кто внизу.

Арестант, наконец, мотор свой наладил, даже погудел им чуток, принялся лопасть крепить и сетку металлическую в круговой раме. Бригадир сразу догадался, что сетка эта для того, чтобы винтом от себя что-нибудь нужное не отстричь. Стал расспрашивать про то, как это все согласуется, по его бригадирской логике – винт с человеком должен обязательно обгонять то, под чем все это висит. Арестант объяснил, что винт не столько для того, чтобы вперед толкать, как – и это главное – воздух вдувать в то, что поверх него. В результате получается, что им, как тем с треугольными крыльями, ветер ловить не надо, он все время с собой, а груза можно поднять много больше.

Мудро!

– Двоих поднимет? – опять озабоченно спросил Бригадир, и Арестант опять подтвердил, что – да. Но, чтобы взлететь, пространство нужно на всю систему – в длину вытянуть и минут сколько-то… если дадут.

Бригадир понимал, что не дадут. Перед Амбаром долго не устоишь, наземные кинутся мешать, опять треугольники начнут запускать, а те, как уже видел, смерти не боятся – себя на винт бросят, если надо.

Арестант с винтом закончил, велел железо это мудреное в сторонку отставить – но, чтобы аккуратно, на чистое, попросил его полотнище со шнурами подать – прощупать хочет, все ли там в норме? Бригадир сделал – разгреб место возле стены, подстелил снизу – понюхал, как пахнет, и двигатель понюхал – очень приятный запах. С полотнищем взялся помогать, по смешному сшитом, еще раз поудивлялся скользкому легкому материалу. Надо же, как бабы расстарались! Вот бы такому пустошкинских научить! А то вяжут на спицах – тяжелое, неплотное и рвется…

Инок сказал, чтобы заканчивали болтать и посмотрели свежим глазом. Не нравится – что наружи происходит.

– Машину готовят! – сказал Арестант.

– Что будет?

– Что будет, что будет… Понятно – что будет! Сафари по самой полной! Если машина поднимется хотя бы до козырька – под ее прикрытием будут. Со всех ее этажей начнут стрелять – не высунешься, с крыши сходни сбросят до самого Амбара.

– А с нами?

– Обыкновенно. Кожу снимут на чучело, но только уже с живого. Приз есть приз. Вопросы будут задавать глупые. Некоторые без кожи долго не умирают – есть для этого кое-какие средства. Очень рассердились небесные. Очки теряют. Так что в этот раз вскарабкается. Разновесы только выставят и шипы на колеса…

– Когда?

– Когда управятся. Там на каждое колесо свой командир. Первому – премия, последнему – штрафные. Два раза подряд штрафной – ответишь шкурой.

Совсем как у нас, – подумал Бригадир.

У страха огромные глаза и малюсенький мочевой пузырь. Приходилось часто ходить в дальний угол – опорожняться. Но сейчас Бригадир нагло вышел за двери – на простор и стал прыскать в сторону "Метрополии" – ее телеги на колесах, множества снующих вокруг ее шестерок и всех остальных, надеясь, что его видно и жалея, что струя получается не столь внушительной, как хотелось бы и быстро иссякает. Тщательно стряхнул последние капли, развернулся, ожидая пули между лопаток, даже соблазнительно остановился в проеме изображая собой "мечту стрелка" (от чего Чур запаниковал, переполз на лицо и принялся дергать тащить к себе за волосы и дуть в ноздри). Постоял, но ничего кроме щекотания скользящего по спине пота не ощутил. Еще больше омрачнел. Сильно обиделись! Точно живыми будут брать…

– Может, полетели быстренько отсюда к едреной фене? – спросил Бригадир.

– Да к кому угодно! Как? Не дадут взлететь. Даже разложиться толком не дадут!

– И че теперь?

– Вот если их накрепко с машиной озадачить, под эту суету можно попробовать и взлететь.

– Нет ничего настолько крепкого! – заявил Бригадир. – Я уже все осмотрел.

– Есть! – сказал Инок и показал на божка – глиняного, размером в полбригадира.

И Бригадир понял, что Инок "потек мозгами" со всех этих страстей, а ведь вроде бы был крепкий человек. И еще более в этом укрепился, когда Инок взял гнутое ружье и стал с размаху лупить по идолу и колупать его…

– Йохайды! – с чувством сказал Бригадир.

Сперва показалось желтое, и тут глина стала отваливаться ломтями. Металл! Желтый металл! Бригадир сразу сообразил, что очень дорогой. Надо же так запрятать… Стал соображать, что ему этот новый спрятанный божок напоминает? Очень неприличное, если вдуматься…

– Вот если этой штукой – вот этим закругленным концом – с хорошего размаха стукнуть по той сафарской машине…

– И что будет? – нетерпеливо спросил Бригадир.

– Тому, кто стукнет – уже ничего и никогда. А вот машине… Это смотря куда попасть.

Инок принялся что-то объяснять, а Бригадир слух свой отключил и попытался представить – это что же за ружье такое должно быть, чтобы такой патрон в него пихать. Это от каких людей-великанов?

Про то, что под результат передней частью надо стукнуть, Бригадир не поверил. Почему – передом, когда тут, сразу видно, надо от зада танцевать? Дурному понятно же, что тут первым делом надо по заднику вломить, капсюль пробить, который размером с хорошую кружку во внутрь утопленную – вот же оно донышко от нее торчит! Инок взялся объяснять, что спереди то же самое, что и сзади, и Арестант тут же с ним согласился – сказал, что слышал про такие. И эта штука, наверняка, с той же самой свалки, там иногда подобное откапывают… Надо разогнать и попасть – куда следует – этим острым концом…

Бригадир подумал – сейчас жребий придется тянуть, но Инок посерьезнел ушел в дальний угол и приволок корыто. Сел внутрь примерился. Потом желтую эту штуковину кряхтя поднял, с ней уселся, промеж ног зажав, разом приняв неприличный вид

– Нельзя так! – сказал Бригадир.

В ответ услышал непонятное:

– Ага! Учи плясать скомороха!

Арестант уже к дверям подполз, Инока подозвал взялся ему нашептывать.

– В сам корпус сейчас не попадешь, машина на ходу, он не приспущен. Потому, лучшее – одно из задних колес вышибать, тогда вся вполне может завалиться. Начнет подниматься, до той отметки дойдет, где глину берете, надо съезжать, сперва влево надо скользить, выцеливать – вон на то дерево – там тебя развернет и понесет как раз под нее, если удачно переднее правое минуешь, то снесешь что-нибудь по левому борту, как раз изнутри и получится. Главное попади – куда неважно. Обидно будет, если промеж колес проскочишь…

Инок внимал сосредоточенно.

– Подожди! – снова остановил Бригадир. – Так нельзя!

Показалось, что неправильно. Сколько раз сам на смерть отправлял, тех же Косек, например – едва полностью не вывел их наивную породу. Но они-то либо не знали на что их толкают, либо знали, но при этом шанс оставался. А здесь, когда без всяких шансов, да добровольно? Непонятно за что?

– Действительно, – сказал Арестант: – Так нельзя. Скажи что-нибудь историческое, а мы запомним.

– Вот что, ребятки, я ухожу, а вы смысл найдите, – сказал Инок. – Лады? Обещаете?

– Общий смысл? – серьезно спросил Арестант.

– Общий смысл вы вряд ли потяните. Хотя бы для самих себя. Зачем живете?

И оставил, как обгаженных. Не нашлось что сказать. Взялся усаживаться в свое корыто. Желтого тяжелого болвана из рук принял, пристроил. Помолчали, приличествуя моменту. Только Инок взялся что-то нашептывать. Бригадир прислушался. Инок голосил древнее песнопение:

– Бухнет бомба,

Ухнет мина -

Я на солнышке сижу…

Бригадир знал одного такого, тоже частенько ворожил рифмами. Иногда просили поворожить для всех. Не слишком уж помогало перед дурным делом, но душе было созвучно, словно чувствовал общее настроение. И неврастеников, которые от слов вскипали, можно было сразу же отсеять и перенаправить на самое дурное. Хорошее дело – словесная ворожба…

Дождались. Машина, вгрызаясь в землю выпущенными из колес шипами, поползла вверх. Инок уселся удобнее, жердину перехватил, велел до края разгонять, Бригадир дотолкал, перевалилось корыто, заскользило, все больше набирая скорость. Сперва Инок притормаживал шестом слева, царапая им склон, потом перенес на правую сторону.

Через некоторое время Бригадир еще раз изумился – до чего же огромна та колымага! Инок каплей скользнул где-то возле колес. Показалось, что промахнулся, но потом увиделось, что капля разделилась на две, словно ударило в препятствие, а Инока… (у Бригадира тут внезапно прибавилось зрения) выбросило из его корыта, и он, обхватив своего божка всеми четырьмя, что-то восторженно вопя на своем природном рубленом, почти совсем непохожем на человечий язык, последним усилием, скорее воли, нежели удачи, направил себя под обод…

Жахнуло погромче чем от гранаты Бригадира, а уж та-то рванула так рванула. Подняло на все стороны глиняную пыль (давно не было дождей) разошлось на все стороны, потом сошлось обратно к середине, скрыло машину. Колес долго не было видно – сорвало ли? перемолотило в куски? Но тут открылось – увидели – машина сползла, никак не могла зацепиться и сползала все ниже, стала разворачиваться на одну сторону. Бригадиру показалось, что вот-вот упадет, завалится, но не упала, замерла.

– Кто был ничем, тот станет всем! – сказал Арестант, и Бригадиру показалось в этой фразе что-то мутно знакомое.

– Сейчас бы вторую, да в борт! – сказал с чувством Бригадир. – Там, как раз удачно, бугорок – подбросить должно… Давай, повторим? Я тебя усажу и… Все – хана им!

– Знаешь, кого ты сейчас напоминаешь?

– Кого? – подозрительно спросил Бригадир.

– Лучше я тебе об этом не скажу.

А Бригадир внезапно понял – кого. И даже покраснел. Вроде как до времени Смотрящего в себе репетировал.

– Поторопись! – сердито сказал Бригадир. – Если сейчас под ту шумиху не отсквозим отсюда – шкуры наши выскваживаться будут. Теперь очень рассердились.

– По заслугам и честь!

Арестант отполз в середину Амбара, улегся на разложенную систему ремней, принялся обволакиваться: цеплять их на себя, защелкивать хитрыми замочками.

– Ась, да небось плохо тянут, но иногда вытягивают, – заметил Бригадир. – Куда летим-то?

– Ась? – рассеянно переспросил Арестант, подделываясь под местный говор.

– Куда полетим? – повторил Бригадир.

– На Свалку…

Изумиться не успел. В этот момент за спиной и рухнуло

– Бздец! – сказал Арестант. – Уже никто никуда не летит…