Текст книги "Наказание"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Когда встречаемся? – осторожно спросил Аркадий.

– А что тянуть? Сейчас и девяти нет. Машина у вас есть?

– Машины нет, но мы…

– Есть машина, есть! – встрял Витек. – Мой «мерседес» у порога!

– Извините, машина есть. Куда ехать?

– Вас трое?

– Трое. – Аркадий старался говорить так, чтобы те, кто слышал его в комнате, понимали смысл переговоров.

– Ладно, пусть трое. Я ведь тоже подготовлюсь к встрече.

– Конечно, подготовитесь.

– Так что без глупостей, Аркаша.

– Зачем нам делать глупости?

– И Борису Хромову скажи, чтоб не психовал.

– Борис психовать не будет.

– У меня пистолет в кармане, пусть учтет.

– Борис учтет, что у вас пистолет в кармане.

– И собака на пороге – зверь!

– Собака в доме – зверь. Я понял.

– Записывай, как ехать. От Москвы всего минут сорок.

Шариковая ручка и блокнот оказались под рукой, и Аркадий записал, как и куда ехать. Потом спросил.

– А может, отложим на завтра?

– Нет, – засмеялся Ломакин. – До завтра вы какую-нибудь гадость придумаете, ловушку мне устроите, я ведь вас хорошо знаю. Поэтому разом за рога и уцепил, чтоб вы плана не успели составить! Видишь, я в открытую играю. А там как карта ляжет. Значит, без подготовки, садитесь в машину и приезжайте. Через час я вас жду, а через час и пятнадцать минут – ухожу, так будем действовать. Без свидетелей.

– Вы что, собрались нас троих перестрелять?

– Иди ты к черту! Я человек мирный. Делаю свой кусок хлеба и хочу, чтоб никто не мешал. Если у вас есть ко мне претензии, готов дать отступного. Понял меня?

– Отступного дадите? Хорошо, я вас понял.

– Выезжайте. И еще раз повторяю, без закидонов. Никакие контрприемы у вас не пройдут.

– Понимаю. Конечно.

Аркадий положил трубку и взглянул на друзей.

– Он нас переиграет. Лучше не ехать.

– Да ты что? – вскочил Витек. – Как не ехать? Едем! Плевал я на то, что он подготовился, плевал на его отступные! Логово его увидим, в морду глянем, а уж как потом действовать будем, – наше дело. Я из Франции вернусь и поговорю с ним сам! От меня он не откупится. А вы можете брать свою отступную долю, если вам хочется! Да и не стесняйтесь, слупите с него миллионов десять и все путем!

– Ты возьмешь отступные? – Аркадий повернулся к Борису.

– А взял бы! – весело ответил тот. – Миллиончики мне сейчас бы не помешали! Валентина моя предлагает филиал магазина открыть, а я там – главный хозяин.

– Так возьмешь или нет?

– Нет. Это плата за Ричарда.

– Пожалуй, так, – задумался Аркадий. – Хотя Ричарда не вернуть.

– Заткнись! – крикнул Борис. – Что ты мелешь? Да и два года лагерей наших никакими деньгами не откупишь.

– Хорошо, – по-деловому прервал его Аркадий. – Я предлагаю утвердить состав суда.

– Я – палач! – решительно заявил Витек. – Мне до ваших разговоров что до фонаря! Я такой корейский приемчик знаю, что этот подонок три дня в коме пролежит, а потом на всю жизнь идиотом останется, и ни один врач не определит, от чего такое случилось!

– Скорее всего, не сумеешь ты своего приемчика провести, – заметил Аркадий. – И суд, и наказание пройдет у нас, к сожалению, в символической форме. С учетом того, что наказание мы можем соотнести по срокам.

– А я про то и говорю, – угрюмо ответил Витек. – Вернусь из Франции, выслежу гада, и все будет путем.

– Посмотрим, – кивнул Аркадий. – Боря, тебе придется взять на себя роль прокурора. Я, с вашего позволения, буду судьей. По-моему все, поехали.

– Для состава суда у вас не хватает защитника, – холодно и четко сказала Инна.

– Не нужен нам защитник! – выкрикнул Борис.

– Тогда ваш суд нелегитимен, – монотонно продолжила Инна. – Так я и заявляю, если дело дойдет до официального суда над вами.

– Чего? – разъярился Борис. – Настучать собралась?

– Нет. Вас и без меня отловят.

– Она права, – остановил его Аркадий. – Если мы собрались придать всему делу какую-то законность, пусть это законность нашего права, то должен быть и защитник. И фашистов, и коммунистов, и стукачей судят, не лишая их права на защиту. Так что Инне Волынской доверяется звание защитника.

– У тебя, Аркаша, чердак, что ли, поехал? – вспыхнул Борис. – Ее-то зачем в наши дела втягивать?

– Уже и пожалел? – насмешливо спросил Аркадий, но Инна быстро сказала:

– Я уже втянута. Только ты, Боря, этого не заметил.

– Да она же нас теперь на крючке держать будет! – запричитал Борис. – Продаст в любой момент!

– А вы у меня и так на крючке, – без улыбки возразила Инна. – Куда вы денетесь, каким бы корейским приемом вы ни наказали своего Ломакина. Перестаньте. Я тоже считаю, что за мерзости, которыми он торгует, этот человек достоин наказания.

Хорошо, – оборвал ее Аркадий. – Помимо защиты будешь вести протокол.

– Совсем рехнулся! – убежденно сказан Борис. – Да этот протокол в случае чего превратится в компромат! Зачем еще бумаги оставлять?

– Ты меня все еще не понимаешь. Мы уже не мстим, а судим, – терпеливо пояснил Аркадий. – Судим за все преступления по совокупности. Включая изнасилование Дианы, поскольку это практически изнасилование. А эта бумага, ты прав, может потопить нас, но в известной степени и спасти. Едем. Мы уже опаздываем.

«Мерседес» чемпиона был не из новых, но завелся почти сразу.

В сгущающихся сумерках они покатили по Рязанскому шоссе, но на выходе за черту столицы их остановил пикет ГАИ. Однако оба милиционера (один с короткоствольным автоматом на шее) тут же узнали Витька – они оказались почитателями восточных единоборств и никаких крупных соревнований не пропускали, смотрели их хотя бы по телевизору. Не заглядывая в его документы, пожелали успехов во Франции, чемпионский пояс на халат и отпустили с миром, посоветовав ночью на дороге быть поосторожней.

Около одиннадцати въехали в деревню, которая уже почти полностью потеряла свое крестьянское лицо, поскольку была отдана на откуп москвичам, а те почти начисто снесли старые дома и понастроили коттеджей.

Седьмую линию нашли почти сразу.

Дом № 42 оказался на самой окраине, стоял за солидным забором и при тяжелых воротах. Правда, в них была врезана калитка, она была чуть приоткрыта, словно приглашала гостей входить запросто.

Низкие тучи накрыли небо, было уже темно, ветрено и зябко. Во всей бывшей деревне светились только редкие окна – день был будний, московский дачник разгуливает по своей фазенде только в уик-энд.

У соседей Ломакина не светилось ни одного окна. Казалось, что и в его доме никого нет.

Но когда они прошли сквозь калитку, то увидели, что одно окно, самое крайнее в доме, светится. К дому был пристроен длинный и большой сарай. В сарае тоже горел свет, что было видно сквозь приоткрытую дверь.

Они молча поднялись на крыльцо, Борис увидел на косяке кнопку звонка и, не раздумывая, нажал на нее.

Гулкий колокол явственно прогремел внутри дома.

Но никто не поспешил навстречу гостям.

– Хотел бы я знать, где собака-зверь? – спросил Аркадий тихо и тускло.

Ему никто не ответил. Борис выругался и нажал на звонок вторично, не снимая пальца с кнопки добрую минуту.

Никаких результатов. В доме стояла тишина. Только метрах в пятидесяти залаяла какая-то чересчур чуткая собака.

– Что еще за номера, заснул он, что ли?

– Может быть, – согласился Аркадий. – Пойдем через пристройку, там открыта дверь и свет горит.

– Что-то мне это не нравится, – сказал Витек и скинул с плеч кожаную куртку. Он хотел показать, что готовится к жаркой схватке, но Аркадий уже видел, а Инна чувствовала, что чемпион-каратист в изрядной степени растерял свой боевой пыл, нервничает и трусит. Роль, которую он взял на себя, по зрелом размышлении понравилась ему значительно меньше, чем при первом рассмотрении.

Все это мальчишество, подумал Аркадий, пережитки детства, и лучше всего сейчас уехать домой, плюнув на все.

Скорее всего, так же рассуждали и остальные, но проявлять робость на виду у всей компании никто не решался; они двинулись вдоль дома к пристройке.

– Ой! – крикнула Инна через несколько шагов и шарахнулась в сторону, но споткнулась на высоких каблуках и упала на землю. Борис рванулся к ней, потом посмотрел в ту сторону, куда глядела и она широко раскрытыми глазами.

В темноте было видно какую-то белую тряпку, висевшую над землей. Борис шагнул и присмотрелся.

Белым брюхом светилась собака, повешенная за шею на веревке, около своей будки. Длинная, с могучей пастью овчарка. Язык у нее вывалился и свисал между крупных клыков.

– Вот тебе, Аркаша, и собака, – проговорил Борис. – Все это мне не нравится.

– Обратной дороги нет, – почти пропел Аркадий, неторопливо дошел до дверей пристройки, широко раскрыл их, осмотрелся и вошел внутрь. За ним шагнули и остальные.

Сарай оказался съемочным павильоном. Во всяком случае, из него пытались сделать таковой. В тусклом свете контрольной лампы в центре павильона красовалась огромная кровать со смятым бельем. Именно на этой кровати с высокими спинками и демонстрировала свое искусство невеста Витька.

Он узнал ложе и выругался сквозь зубы.

Но в павильоне никого не оказалось, а дверь из него в дом была распахнута настежь.

– Ломакин! – гаркнул Борис и не получил никакого ответа.

Аркадий в развалочку двинулся к двери, остальные потянулись за ним.

– Западня, – сказал Борис. – Глупо действуем. Будьте готовы ко всему, олухи. Инка, держись у меня за спиной.

– Виктор Львович! – позвал Аркадий и вновь ему никто не ответил.

Аркадий вздохнул, прошел коротким коридорчиком и толкнулся в первые попавшиеся двери.

В просторной гостиной, отделанной в «деревенском» стиле, горел свет.

Ломакин лежал у противоположной от двери стены. Лежал, неловко оперевшись о деревянную панель затылком, раскинув руки и ноги. Под ним расплывалась темно-красная лужа, а из груди торчала черная рукоятка кинжала. Лицо его искажала застывшая гримаса боли, оно было совершенно белым. У правой руки, на полу, валялся пистолет. «Макаров» – тут же определил Борис.

Прямо над головой Ломакина, по светлым обоям, жирным черным фломастером было выведено одно слово: «МЕСТЬ». Круглый стол был опрокинут, валялись на полу и несколько стульев. Широко, не по-хозяйски были распахнуты дверцы старинного буфета из черного полированного дерева. Вокруг валялась куча раздавленных, переломанных видеокассет.

– Бежим, – срывающимся голосом выговорил Витек, а потом крикнул, – Бежим, мы опоздали! Его без нас покарали!

Он развернулся и побежал назад, в павильон. В голосе его было столько ужаса, что Аркадий и Борис с большим трудом удержали себя на месте. Инна схватила за руку Бориса и задрожала, не отрывая застывших глаз от лица Ломакина.

– Идем, – сказал Борис. – Не хватало еще нам ни за что влипнуть.

– Да. Конечно. Пошли, – Аркадий отвернулся, и они пошли в павильон, перепуганные, с полным смятением в душах.

Но еще в большую панику ударился Витек. Он бросился к Борису и прошептал:

– Дай сигарету, дай сигарету!

– Покурим в машине, надо побыстрей рвать когти.

– Дай сигарету! Надо табаком засыпать наши следы, чтобы собака не выследила. И все отпечатки пальцев в доме стереть, а то засекут!

– Пошли, – оттолкнул его Борис. – Какая там собака! Сядем в тачку и уедем.

– Да! В тачку, в тачку! – обгоняя их, он бросился в темноту и уже через секунду было слышно, как скрипнула калитка, выпустив его с участка.

Инне хотелось со всех ног кинуться за ним. Побежал бы и Борис, но Аркадий плелся, как на похоронах, не проявляя никакой поспешности.

– Допрыгался, гад, – еле слышно сказал Борис. – Выследили его какие-нибудь обиженные мужья или женихи. Жаль, конечно, что опередили нас, ну, да черт с ним.

– Ага, – на ходу кивнул Аркадий.

Они еще только подходили к калитке, когда услышали рев мотора за оградой.

– Он что, без нас убегает? – испуганно спросила Инна.

– Наверное, – безразлично ответил Аркадий.

Но Витек еще не убегал. Он выскочил из машины, не выключая мотора, и метнулся к товарищам. Еще недавно такое чванливое, надменное лицо его тряслось, и весь он, вместе со своими стальными мышцами и душой чемпиона, был пронизан жгучей паникой, страхом, от которого потерял голову.

– Ребята, вы меня извините, поймите, но я один поеду! Меня же засекли на посту ГАИ! Меня узнают. А я скажу, что вас отвез куда-то и домой возвращаюсь! Это же всем кранты, и мне конец! Через четыре дня Франция накроется, все пойдет прахом, жизнь окончательно порушится! Я поеду, поеду!

Он кинулся было к машине, потянулся к дверце, но Борис подскочил и дал чемпиону такой пинок под зад, что он проскочил мимо дверцы и зарылся носом в придорожный песок. Однако тут же упруго вскочил, объясняться не стал, нырнул в машину и круто рванул с места, выскочил на середину дороги и, не включая фар, в кромешной темноте помчался вдоль заборов.

Через минуту гул мотора стих, и оказалось, что в бывшей деревне, перестроившейся в фешенебельный поселок, первозданно тихо в этот поздний и ветреный час. Тихо и пусто. Даже собаки не лаяли.

– Мне боязно, ребята, – шепотом сказала Инна.

Борис не стал призывать ее к смелости, обнял за плечи и прижал к себе, попытался сказать весело, но вышло нервно и чужим голосом:

– Не пугай и нас. Что будем делать, Аркаша? Как-то надо добираться домой.

– Пока домой не пойдем.

– Ты что? Почему?

– Потому, что пойдем назад.

– Куда?

– В дом.

– В гости к мертвому Ломакину? – Борис выдавил смешок.

– Да.

– Зачем?

– Надо же с ним поговорить.

Борис помолчал, крепче прижал к себе Инну, спросил мягко:

– Аркаша, с тобой все в порядке?

– По моему, да.

– Ты понимаешь, сколько сейчас времени, где ты стоишь, помнишь, как нас зовут? Какой день недели?

– Да… Среда. Около полуночи, мы в тридцати пяти километрах от Москвы.

– А что мы только что видели, ты помнишь?

– Конечно.

– Мы видели мертвого, убитого Ломакина, Аркаша, – чуть поднажал Борис.

– Ага. Точнее, мы видели живого Ломакина.

– Что ты несешь?! Приди в себя!

Инна пыталась унять дрожь в голосе.

– Аркадий, нам надо идти. Ломакина убили. Я училась в школе и полтора года работала по ночам санитаркой в больнице. Я видела много мертвецов, таких, как Ломакин. Мы сейчас пойдем пешком и вы успокоитесь.

– Вы идите, ребята! – весело сказал Аркадий. – А я потолкую с Виктором Львовичем!

– Я тебя, Аркаша, свяжу сейчас по рукам и ногам.

– Не надо, Боря! – озлобленно выкрикнул Аркадий. – Он живой! Все, что ты видел – цирк! Инсценировка. Я ждал западни, ловушки, а он решил исчезнуть другим способом. Для нас исчезнуть, Боря! Включи мозги! Каратиста его уровня, да еще с пистолетом в руках так запросто не убить кинжалом! Нужно, как минимум, несколько человек, а одного-то он бы уложил! И весь дом стоял бы вверх дном, а не пара стульев, да стол перевернутый, неужто не соображаешь?

– А собака? – потеряно спросил Борис.

– Да он и собаки не пожалел, чтобы на нас страх нагнать и вся картина настоящей казалась! Он облапошил нас, как детей, потому что мы и есть сопливые детишки! Глупость все! Глупость! – он закричал в полный голос, закричал так, как Борис никогда не слышал. – Глупость – вся наша затея! С самого начала! Никому мы не можем отомстить, да и не нужно это! Надейся на Божий суд, как во всем мире надеются. Пусть мерзавцев на том свете покарают! Ты здесь с ним счеты сведешь, а тебя закон приговорит к высшей мере наказания! Закон – на их стороне! Вот и ищи конечную справедливость! Забудь про нее!

Он отвернулся и пошагал прочь тем путем, по которому минутой назад благоразумно удирал чемпион Витек.

На его крик опять разбрехалась бдительная собака.

– Аркадий, – окликнул его Борис. – Но ты же хотел его судить?!

– И суда никакого на них нет! – на ходу отмахнулся Аркадий, не убавляя шага.

Инна вцепилась в руку Бориса и сказала возбужденно:

– Боря, этот человек действительно живой. Я от страха не разглядела, а теперь вспоминаю, что и лицо у него словно белой краской вымазано, да и цвет крови какой-то слишком яркий… Кровь быстро темнеет.

Борис оглянулся. Дом Ломакина стоял темный, ни в одном окне света не было, а он ясно помнил, что никто не выключал света, когда они бежали из гостиной.

– Пойдем, Боря, – сказала Инна. – Пойдем. Я знаю, как наказать этого человека. Его накажут другие.

– Как? – без интереса спросил Борис и шагнул в темноту, следом за уходящим Аркадием.

– Очень просто! – Инна заторопилась за ним, спотыкаясь на каблуках. – Надо в несколько ларьков, куда Ломакин продает свои кассеты, сообщить его имя и адрес. Понимаешь, ведь много обиженных женихов и мужей, отцов и братьев, да и просто мужчин. Как увидят кассету, а на ней своих близких, хотя бы ту же баню, так и сведут счеты с автором грязи… Рано или поздно кто-то начнет искать Ломакина. Дадут в ларьке взятку или пригрозят продавцу, посулят большие деньги, и торговцы Ломакина продадут! Адрес его, имя-фамилию – все расскажут! Вот и все.

Борис качнул головой и ничего не ответил.

Аркадий ждал их на окраине поселка.

– Мертвец ожил и выключил в гостиной свет, – сказал Борис.

– Конечно, – устало ответил Аркадий.

– У нашей дамы созрел великий план… По-моему, не лишенный смысла.

– Какой?

Они пошли к гудевшей неподалеку магистрали, и Борис пересказал предложение Инны.

Аркадий долго молчал, потом сказал негромко.

– Ну, ты, Инночка, и садистка… Предложение не лишено реального смысла. Только женщине могла придти в голову такая мысль.

Дорога была разбитой, вся в ямах, и Борису пришлось нести Инну на своей спине, потому что идти в изящных туфлях она совершенно не могла. И босиком тоже. Через полчаса она развеселилась, смеялась и подгоняла Бориса, словно верного скакуна.

Еще минут через двадцать они вышли на междугородную трассу, остановили припоздавший рейсовый автобус, который и довез их до Москвы.

Снег в Москве выпал только в середине декабря. Перед Рождеством в Академии Культуры прошел слух, что Яна Петровича выпустили из психиатрической больницы под присмотр жены и родственников. Выпустили, якобы, за очень большую взятку. На педагогическую работу в Академию он не вернулся, поговаривали, что устроился на тихую работу в какой-то исторический архив и пишет книгу, то ли про Рамзеса Четырнадцатого, то ли про героев гражданской войны. Белых или красных – неизвестно. Эти новости дошли до Бориса только после Нового года, поскольку в стенах Академии он уже не числился: времени на учебу у него не оставалось, с головой ушел в организацию нового магазина. Аркадий в Академии тоже ни разу не появился, а когда ректор дозвонился до него, чтобы выяснить, как будут обстоять дела с их обучением, то сказал, что и он, и Борис передумали. У Бориса и так все хорошо, а он, Аркадий, живет, как птица небесная, нигде не работает и не учится, размышляет и созерцает «за жизнь», но при всем при этом чувствует себя вполне прилично, а где находит для себя хлеб насущный, объяснить не может, поскольку и сам не знает. Так, перепадает помаленьку из разных источников, сыт, а большего и не надо.

Восьмое марта – праздник, как известно, игривый и лукавый. Решили отметить его в ресторане, и к шести часам Аркадий добрался до магазина на окраине города – большого, недавно отстроенного кирпичного павильона.

Еще через десять минут из магазина вышла Инна (в магазин она явилась явно из парикмахерской). Потом Борис выпроводил за дверь всех продавцов (изрядно веселых по случаю праздника), запер все, что полагалось, поставил павильон на охранную сигнализацию, позвал за собой друзей, дошел с ними до автостоянки и гордо усадил обоих в красный «фольксваген». Машина, по мнению Аркадия, отжила свой век на дорогах Европы еще лет пять назад, а на Российских колдобинах готова была переломиться пополам в любой момент. Но Борис был восторженно счастлив, гордился своим имуществом на колесах, и Аркадий его не осуждал.

Когда отъехали от магазина, Борис вытащил из кармана городскую газету и сказал, протягивая ее Аркадию:

– Посмотри, там на четвертой полосе заметка отмечена. Любопытное сообщение.

Аркадий взял газету и развернул ее. Читать заметку на ходу было трудно, да и света не хватало. Но все же Аркадий разобрал веселенькое сообщение о том, что в прошлый вторник, ночью, на своей даче в Подмосковье был найден труп популярного когда-то тренера по всем видам восточных единоборств Л. Он был застрелен пятью выстрелами в грудь. Одна буква «Л» вместо фамилии. Газета, опубликовавшая сообщение, была молодежной, отличалась развязностью и наглой разнузданностью не проверенных зачастую информаций. В ироничном ключе она сообщала, что тренер Л. свои бойцовские таланты в жизни уже не использовал, а занимался неприличным бизнесом. На стене комнаты, в которой нашли его труп, фломастером было написано слово «МЕСТЬ», а соседи утверждают, что в тот день вокруг дачи Л. слонялись и присматривались подозрительные лица кавказской национальности. Из общего тона газетенки можно было сделать вывод, что насильственная кончина тренера Л. корреспондентом газеты не осуждается, а в известной степени даже приветствуется.

Аркадий дочитал заметку и спросил без выражения.

– Может, опять устроил цирк?

– Нет, Инна сходила в морг, помахала своим студенческим билетом, пробралась в холодильную камеру и видела его.

– Он, – сказала Инна. – На плече – татуировка, какой-то иероглиф. Кружок, разделенный волнистой чертой. Делит его на черное и белое поля.

– Знак жизни и смерти, – сказал Аркадий. – Получается, что он. Кто-то о тренере позаботился. И кого же это могла взволновать его паршивая жизнь, потребовать усилий по ликвидации? Мне совершенно непонятна такая мелочная суетливость. А на кой хрен нам, ребята, идти в этот пижонский кабак? Поехали лучше домой. Там тепло, дешево, вонюче и хорошо. А в кабаке опять музыка будет по башке лупить, коньяк разбавят, ананасы пережарят, вместо телятины – ослятину подадут.

– И так каждый день дома сидим! – рассердился Борис. – Уж тебе-то полезно на люди выходить, а то окончательно одичаешь! Достиг счастья жизни – телевизор поставил напротив дивана и едва проснется, тут же его включает! С утра!

– Ошибаешься, – спокойно упрекнул его Аркадий. – Я теперь телевизор вообще не выключаю. Ведь вещание теперь почти круглосуточное. Посмотрю – посплю. Посплю – посмотрю. И новый цикл. Завидно, что ли?

– К Валентине Станиславовне, под ее теплый бок тебя, что ли, пристроить? Она уж давно намекает, что ты ей нравишься! За автомобилем ее будешь присматривать, в смысле технического обслуживания. Будешь жить, как у Христа за пазухой! Мужа своего она два месяца назад выперла, а? Так как?

– Вопрос требует осмысления и…

– Пристрой его, пристрой к Валентине! Как раз по его натуре! – радостно засмеялась Инна, и к гибели тренера Л. они больше не возвращались, ни в этот вечер, ни в остальные, – никогда.