Текст книги "Наказание"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Никогда!! – уверенно сказала Дора Михайловна и от волнения снова сделала ошибку. – Никогда и ни за что! Он расплатился по всем долгам! Наказание отменяет все счеты! Клянусь жизнью двоих своих детей и внука!

«Попалась, дура старая! – блеснуло у нее в мозгу. – Теперь конец!»

– Вот и хорошо, – улыбнулся, а потом засмеялся следователь. – Тогда до свидания.

Только на улице Дора Михайловна сообразила, что сказала слишком много, выдала мотивы поступков мужа, и для уточнения всех событий следователю надо было лишь разработать детали. Но это открытие ее совершенно не испугало. Кто сегодня будет искать детали в таком безобидном, как оказалось, деле? Все живы, деньги банка на месте, хранение оружия – отпало, а получилось попросту, что тихопомешанный профессор насмотрелся гангстерских фильмов и вдруг возомнил себя лихим грабителем. Вот и возникло в его мутном сознании стремление вернуться к детским мечтам, поискать в этих буднях какого-то перчика, ярких приключений. С мужчинами это бывает. Живописец Поль Гоген – уж за сорок лет ему было, бросил приличную службу, прекрасную семью и уехал на Таити, чтоб писать там свои картины и пьянствовать с туземками. Великий кормчий Мао на старости лет принялся кропать стишки, а не менее великий Карл Маркс незадолго до кончины собрался изучать русский язык, как будто не мог платить за качественные переводы. В старости мужики впадают в детство, вот почему Ян Петрович стал лихим разбойником, вернулся в маразм. Ей даже радостно стало на душе, она гордилась своим мужем.

Но охраннику банка, решила Дора Михайловна, все равно надо накрыть обильный стол с доброй выпивкой. За его трусость. За то, что не выстрелил, когда Ян Петрович покусился на банк.

Пестрый и шумный районный рынок словно ожил под летним солнцем после зимне-весенней спячки. Строго говоря, погоду здесь делали в основном свежие продукты-овощи и их производители-перекупщики, прибывшие из знойных южных краев, но и подмосковные фермеры лицом в грязь не ударили – торговали прошлогодней, уже изрядно попахивающей квашеной капустой да жеваными солеными огурцами.

Около овощных рядов Аркадий протянул Инне небольшую сумку и сказал:

– Овощей купишь, зелени разной. В пределах денег. Ананасов не надо. А я погляжу картошку, может быть, уже пошла молодая. Минут через сорок встречаемся у центрального входа.

Она взяла у него сумку и весело исчезла в густой и горластой толпе.

Молодой картошки, сколько ни таскался Аркадий между рядов, еще не было.

Поток покупателей вынес его к боковому входу и он остановился, привлеченный звуками музыки. В одном из ларьков, длинной шеренгой прижавшихся к ограде рынка, установили на крыше динамик и через него прокручивали для бодрости народные песни.

К музыке в любом ее виде Аркадий был равнодушен. Он присмотрелся к группе людей, толкавшихся около ларьков, и даже не к группе, а к человеку, стоявшему к нему спиной, коренастому, с красной загорелой шеей и лысой головой, едва прикрытой крошечной кепчонкой. Аркадий знал, что под кепчонкой должна была быть сверкающая, крепкая лысина. У человека были короткие крепкие ноги и длинные руки – классическая фигура знатока восточных боевых искусств.

Аркадий слегка отодвинулся за спины старушек, торговавших теплыми не по сезону вязаными вещами: носками, кофтами, шапочками.

Словно помогая Аркадию, коротконогий мужчина скинул кепочку и обмахнул ею лицо. Лица его анфас Аркадий еще не видел, но лысина сверкнула, как позолоченный церковный купол.

Мужчина надел кепочку и сунулся головой и плечами в окошечко ларька, словно хотел влезть внутрь. Он что-то подал в окошко или принял в свои руки, затем оттолкнулся от ларька, повернулся, и Аркадий увидел круглое мясистое лицо, нос картошкой, тугие розовые щеки, ясные глаза, хотя Ломакину Виктору Львовичу было уже под шестьдесят. Ведь известно, что регулярные занятия спортом и китайской гимнастикой по системе «ушу» всегда дают омолаживающий эффект.

Аркадий медленно отвернулся и пошел стороной, боком и мимо, но каким-то третьим глазом не выпускал Ломакина из вида. Одновременно запомнил, в какой ларек совался Виктор Львович. Там торговали кассетами для видеомагнитофонов. Иностранными и отечественными. С записями и пустыми.

И второй ларек, куда через несколько минут сунулся Ломакин, вел торговлю тем же товаром.

Аркадий перешагнул через лук-укроп, разложенный прямо на земле на газетке, и направился к Ломакину.

Неизвестно, был ли у Виктора Львовича третий глаз на затылке, но он круто обернулся, когда Аркадий мог уже дотянуться до него рукой.

Обернулся и посмотрел в упор – настороженно, подозрительно. По вспыхнувших в его зрачках огням Аркадий сразу понял, что его узнали, узнали и испугались. Он улыбнулся как можно приветливей и добродушней, но Ломакин вдруг пригнулся, сделал неуловимое движение и разом между ним и Аркадием оказалось несколько человек, а сам Виктор Львович словно сквозь землю провалился! Ниндзя, да и только!

Кепочка его мелькнула у павильона «РЫБА».

Аркадий быстро прошел следом. И в последний момент увидел, как Ломакин скользнул в приоткрытую дверь.

Оказалось, что павильон – на ремонте. Никакой торговли внутри не велось, а весь большой и гулкий ангар был захламлен до предела: высились штабеля досок, горы бочек, ящиков и спрятаться здесь было просто и очень надежно.

Но Аркадий и не собирался кого-то искать. Тем более каратиста, обладателя черного пояса и черт его знает какого дана.

Он сделал несколько шагов и негромко позвал в пустоту:

– Виктор Львович!

Аркадий старался придать своему голосу миролюбивую доброжелательность, но получилось хрипло и настороженно.

Никто ему не ответил, но уйти из павильона Ломакин никак не мог.

– Виктор Львович! Все равно ведь нам придется поговорить.

Опять никакого ответа, только под крышей загукали, заворковали голуби.

– Я хочу, чтоб вы знали. Мы объявили на вас охоту, – громко сказал Аркадий. – Рано или поздно, хоть через сто лет, мы вас отловим. И что еще хуже, охотимся на вас не только мы… Проще встретиться и разрешить наши разногласия. Но скажу сразу, вы будете наказаны.

Говоря это, Аркадий неторопливо шел вдоль штабелей досок и когда дошел до горы бочек, из-за них внезапно выскочил Ломакин, бросился вглубь павильона, заскочил за прилавок, оттуда – за железные решетчатые двери. Тут он понял, что оказался в ловушке, дверь вела в тупик. Но выход нашел – Ломакин захлопнул за собой решетку и заложил ее засовом. Заперся, как зверь в клетке.

Аркадий тихо засмеялся и подошел к решетке.

– Поговорим, Виктор Львович. И мне вас не достать, и вы до меня не дотянетесь.

– Да пошел-ка ты, уголовная морда! – ответил тот.

– Пойду, пойду, – заверил его Аркадий. – Что уж мне делать. Мне с вами в одиночку не справиться, да и не любитель я мер физического воздействия, вы же знаете.

– Знаю, мешок с дерьмом! Мне бы не знать!

– Ага. Но до того, как Боря Хромов и ваш ученичок Витек начнут ломать вам хребет, следовало бы поговорить. Я хочу, чтоб вы знали, за что будете наказаны.

– И за что же это? – с вызовом спросил Ломакин.

– За мерзость и подлость вашей натуры. За то, что вы – та самая гниль, которую нужно убирать с тела общества.

– Ну, понесло тебя, философ!

– Может, и понесло. Но ведь вы действительно гниль. Именно вы надоумили нас, дураков, выпускать порножурнал да еще с политическим душком. Именно вы стали им торговать на книжных развалах, на Арбате и на рынках. А потом, когда запахло жареным, вы же до смерти напутали Клару Яковлевну и Яна Петровича, и они, от неуемного страху, свою шкуру спасая, написали на нас донос. При всем при том вы, конечно, фигура ничтожная. Настолько ничтожная, что ничего лучшего, чем стереть вас с лица земли, мы придумать не можем.

– Что еще? – насмешливо спросил Ломакин.

– Есть и вторая сторона дела, – задумчиво и неторопливо сказал Аркадий. – Вы настолько ничтожны, что, как мне кажется, дело обстоит, вернее обстояло, несколько иначе. Именно это я и хочу узнать. А может быть, вы штатный провокатор, Виктор Львович? Может быть, вы были на ставке в приснопамятном КГБ? Может быть, вы по заданию своих командиров-чекистов организовали тогда журнал, спровоцировали и нас троих, и педагогов, поймав Волынскую и Яна Петровича на крючок? Вот ведь какую сеть забросила ваша контора, не так ли? Может быть и вы, и ваши командиры в свои победные рапорты наши имена и вставили? Такая ситуация меняет дело, Виктор Львович. И мое отношение к нему.

– КГБ уже нет! – радостно сказал Ломакин.

– Есть или уже нет, вопрос не в этом, – без нажима сказал Аркадий. – Но если вы просто провокатор, внук Азефа, то вопрос простой: так же, как ваш дедушка был повешен на вешалке для пальто, так и мы повесим вас. А если вы провокатор-любитель, действовали по велению души, то это меняет и ситуацию, и степень наказания. Сколько вам заплатили за организацию нашего журнала и нашей группы?

Ломакин подошел к решетке, прижался к ней лицом и сказал с издевкой:

– Запомните одно, придурки. Умерло КГБ или нет, исчезло или притихло, под своим ли гордым именем возродится, или возьмет другой псевдоним, но такие дела не исчезают, в огне не горят, в воде не тонут. И до последнего вашего вздоха будут храниться, где надо. Тогда, три года назад, время на поворот пошло, «политики» вам не пришили, только за порнуху посадили. Но дело-то лежит! Лежит и ждет своего часа! Время может и по-иному повернуться, понял, сопляк? И дела ваши всплывут в тот момент, когда возникнет в них нужда. Вернутся к власти коммунисты и появится на свет Божий все, что ты да дурак Хромов о коммунистах думали и говорили, какой грязью поливали светлый образ товарища Ленина и называли гения – победителя, товарища Сталина, пожирателем младенцев и людоедом! А что слова свои подлые голыми сиськами, задницами и всякой похабщиной украшали, за это вас больше не посадят. Жди поворота времени, сопляк, и снова без остановки сядешь, но уже не выйдешь, потому что сотрут тебя в лагерную пыль. Все понял?

– Все, – твердо и спокойно сказал Аркадий. – Лучше убегай, сволочь, куда глаза глядят. Не ближе, чем в Южную Америку.

Он отвернулся и пошел из павильона. На миг мелькнула мысль, что можно было и воспользоваться тем, что Ломакин оказался взаперти, но мысль эту Аркадий тотчас отринул. Здоров и тренирован сенсей, да и не в том дело, чтоб его попросту уничтожить. Аркадию казалось, что он мыслит правильно: Ломакина надо судить. Пусть не официальным судом, но хотя бы своим. Однако с правом защиты, протоколом, решением суда и исполнением приговора.

Потом, уже на выходе с рынка, он сам над собой посмеялся: чушь это! Да разве ж был осужден за всю историю последних десятилетий хоть один стукач на святой Руси?! Да это же страна непуганных стукачей, их питомник, инкубатор! Один только слух о том, что списки стукачей собираются опубликовать официально, был пресечен в самом зародыше!

И суды сейчас никому не нужны, решил Аркадий. Все надо решать просто: преступление – расплата! Вот и все, что нужно. Нужно, чтобы в этом мире еще сохранялся законный, человеческий порядок, чтобы земля вертелась, куда положено, а не наоборот.

Инна еще не появилась, и Аркадий вернулся к ларькам, где торговали видеокассетами.

В первом ларьке, куда с головой погружался Ломакин, торговала девушка лет двадцати с небольшим.

– Что имеем для зрелища? – изобразил игривость Аркадий.

– Что угодно, – так же весело ответила она.

– Ага. А что-нибудь солененькое?

– У нас не закусочная.

– Я имею в виду кассеты «икс».

– Какие еще «икс»?!

– Ну, знаете, когда в семье есть видик, а кроме того дети, то на некоторых кассетах названий не пишут. «Любовь втроем плюс коза» – такого писать нельзя, вот и придумали для маскировки – кассета «Икс».

– Понятно, – она посмотрела на него внимательно. – Мы вашему вкусу не потрафим.

Боится, понял Аркадий, она всего лишь продавщица чужого товара, заправляет чужим бизнесом, а вид покупателя доверия ей не внушает.

– Жаль, – сказал он и перешел ко второму ларьку.

Здесь ворочал делами разухабистый парень лет под тридцать, вряд ли владелец фирмы, но он чувствовал себя в палатке вольготно, по-хозяйски.

– Мне бы чего-нибудь эдакого, – промямлил Аркадий, оглядываясь. – Тут вот лысый в кепке приходил. Он вроде нужным товаром торгует. Чего-нибудь свеженькое не принес?

– У нас все и всегда свеженькое! – уверенно ответил парень. – Свеженький Шварценеггер, не протухшая Мадонна. Неделю назад приз присудили на Венецианском фестивале, а фильмец уже у нас лежит! Желаете?

– Я не про то.

– А другое по-другому и стоит!

Парень голоса не понижал, ничего не боялся, но на Аркадия смотрел очень внимательно, изучающе.

– Если товар свежий, то не в цене дело, – тянул Аркадий.

– Товар свежий. Сам же видел, только что прибыл.

– Издалека?

– Это не мои проблемы. Поставщик надежный.

– Сколько?

Цена оказалась неимоверной. Втройне против обычных кассет. Пришлось покупать, хотя на картошку уже не оставалось.

Продавец завернул кассету в газету, кивнул Аркадию, тот обошел ларек и принял покупку из приоткрывшихся задних дверей.

На полтора килограмма картофеля все же хватило.

Инна ждала его у центрального входа с сумкой в руках, из которой торчали овощи.

Почти семейная идиллия, вяло подумал Аркадий. Но эта дурочка по уши влюблена в Бориса и ведь знает твердо, что будет еще неоднократно бита и унижена, но все равно станет цепляться за него изо всех сил.

– Что-нибудь случилось, Аркадий? – она тревожно посмотрела ему в лицо.

– Нет, с чего ты взяла?

– У вас вид непривычный, будто вы похоронку получили.

– Нет. Я всегда спокоен. У меня характер рыбий. А с какой стати ты вдруг заговорила без разрешения?

– Ай, перестаньте! Это же Борис до ужаса боится со мной разговаривать, а вам-то чего боятся? Вы человек сильный, не то что он!

Ну что ж, подумал Аркадий, пора тебя, девочка, сунуть рожей в грязь. Чтоб знала наперед, что все шуточки и игры в этой жизни могут обернуться и жуткой, беспощадной стороной.

Они не торопясь, пешком вернулись домой и принялись готовить обед.

Дело было в субботу, к обеду ждали Бориса, но он позвонил из своего магазина и сказал, что будет только к ужину в связи с бизнесом, что чемпиона Франции Витька нужно вызвать тоже к ужину, алкоголь покупать не надо, он возьмет в своем магазине и это будет не какая-нибудь фальшивая отрава, а продукция завода «Кристалл», качественная и недорогая.

– Пообедаем без него, – сказал Аркадий. – Так оно и лучше.

– Почему?

– Не знаю. Мы один на один никогда не разговаривали.

– А надо? – улыбнулась она.

– Надо. Тебе надо.

– Что мне надо, про то я не говорю.

– А я тебе скажу. Садись к столу.

Она села, поглядывая на него с лукавым весельем.

Аркадий опустился на стул напротив нее и в руках его появилась большущая бутылка водки. Он неторопливо отвинтил пробку, так же не спеша наполнил граненый стакан до краев и пододвинул его Инне.

– Пей. С новосельем. Пей до дна.

Ничего не понимая, но видя, что Аркадий настроен серьезно и сурово, Инна растерянно спросила:

– Полный стакан?.. А вы?

– А я для начала посмотрю.

– На что… посмотрите?

– Как ты пьешь. Как это у тебя пойдет на старте марафона. Начиная с этого стакана, ты теперь будешь пить каждое утро… Поначалу тяжело, а потом втянешься и привыкнешь. Пойдет все легче и легче. Потихонечку перескочишь на одеколон и всякий суррогат, включая традиционный напиток русских алкоголиков – портвейн… И в результате… знаешь, что будет в результате?

– Нет…

– Я тебе объясню, – буднично сказал Аркадий. – Через пару месяцев ты привыкнешь, и уже не сможешь жить без столь высокого духовного наслаждения. Жизнь без выпивки будет казаться скучной, серой и совершенно безысходной. Весь мир для тебя потихоньку сосредоточится в стакане. И все твои устремления, едва проснешься поутру, будут сведены к одному: как и где найти деньги на опохмелку и новую порцию выпивки. Ты начнешь воровать у меня вещи и продавать их по дешевке, бутылки ради. Бог даст, начнешь подрабатывать на Трех Вокзалах, среди товарок-проституток, там все дела просто решаются: бутылку раздавили и под забор. Несколько позже начнутся прелести алкогольного психоза, а потом однажды поймаешь «белку», как в простонародье называют белую горячку… И в конечном счете, к концу года, ты будешь хрюкать как поросенок, то есть достигнешь той стадии, которую и обещал тебе Борис. Без побоев, без унижений. Кроме прочего, ты разом постареешь лет на десять-пятнадцать. Ни лирика, ни романтика, ни секс интересовать тебя не будут. Сама понимаешь, что никакое будущее светить тебе тоже не будет, поскольку доказано, что женский алкоголизм неизлечим. И всех этих радостей ты достигнешь незаметно, без напряжения. Первый день – рюмка, второй – стакан, а там уж счет пойдет на бутылки. Видишь, как все просто, детка. Пей.

– Но… зачем?

– А затем, что ты сама на это подписалась. Решила уйти из дому и поиграть на свободе? Вот и прекрасно. Поиграем.

– Вы… Вы не знаете мою мать! Она…

– И знать не хочу. Ты сама себе выбрала компанию, а я, положим, человек пьющий. И в своем доме требую придерживаться моего образа жизни. – Аркадий налил второй стакан, также до краев. – Не могу я, понимаешь, надираться в одиночку. И коли ты желаешь существовать в нашей компании, то изволь купаться с нами в одном пруду. Прошу вас, с новосельем!

Он поднял стакан, и ей ничего не оставалось, как чокнуться с ним, закрыть глаза и в пять булькающих глотков опорожнить свой.

Аркадий проделал то же самое, только безразлично, словно кипяченую воду выпил.

– Вот так, дорогая. В этом деле самое главное – система. Может быть, мы отправим тебя домой раньше, чем через год. Если ты успеешь спиться, – он глянул на нее насмешливо. – Ты что, пьешь уже, не закусывая?

– Но… Но это же не водка! Это вода!

– Правда? – удивился Аркадий.

– Ну да!

– Правильно, я что-то напутал, – согласился Аркадий. – Сегодня вода. Но с завтрашнего дня в бутылке будет то, что надо. А то и еще что-нибудь похуже.

– Куда уж хуже! – нервно улыбнулась она.

– Ну, что ты, дорогая! – укоризненно покачал головой Аркадий. – Представь только на миг, что я незаметно и ежедневно начну приучать тебя к наркотикам, а? Сперва курнешь сигаретку, и табак покажется залежалым, прокисшим. Чай будет кислятинкой отдавать, поскольку там опий может оказаться. И так неторопливо, шаг за шагом, ты сядешь на иглу, а это уж – всему конец. Для любого человека.

– Зачем все это? – тихо спросила она.

– А затем, что сама решай, что предпочтительнее для тебя, либо возвращайся домой…

– Я не вернусь ни за что! Вы не знаете эту лицемерку и ханжу! Она преподавала на кафедре марксизма-ленинизма, была лютой, правоверной марксисткой, и с легкостью переметнулась в другой лагерь, а теперь бормочет совершенно иные вещи! Со своим новым мужем – он историк – они собираются писать какую-то книгу о сексуальной жизни то ли Сталина, то ли Брежнева. Я ее ненавижу!

– О матери так не говорят, какая бы она ни была, – неторопливо возразил Аркадий. – Но твою позицию я понимаю. Ну что ж, мы люди демократичные и потому тебе предлагается выбор: либо ты остаешься здесь и мы с тобой потихоньку спиваемся, либо возвращаешься наверх, к Борису, и терпишь за свою нелюбимую мамочку все, что этот истерик придумает. Каков твой выбор?

– Наверх, – погасшим голосом сказала Инна. – Если я с вами и не сопьюсь, вы все равно придумаете, как меня искалечить.

– Вот и хорошо. Теперь продолжим и закончим нашу трапезу, а потом я прилягу соснуть. К вечеру придет Борис, и мы попробуем обговорить систему нашей будущей жизни.

Свой план надень он выполнил неукоснительно. После обеда лег спать и встал с кровати только с появлением Бориса.

Борис явился не один. Вместе с ним в квартиру вошел Витек, за минувшее время изрядно растерявший свою чемпионскую чванливость и спесивость. Он уже не ощущал себя властителем мира. Пришибленный, понурый и очень предупредительный, он поздоровался и спросил, есть ли у Аркадия видеомагнитофон.

– Пока еще жена не отобрала, – сказал Аркадий.

– Хорошо. Кое-что я вам покажу. И надо решать, что делать с этим гадом.

– Мы давно решили, – заметил Аркадий.

– И что?

– Мы будем его судить.

Борис удержался от каких бы то ни было замечаний, хотя подобная постановка вопроса была для него внове. Но он верил в изощренный, иезуитский ум своего друга и знал, что ничего плохого и бесполезного для пользы дела он не предложит.

– Судить? – не понял Витек. – В каком смысле?

– Да в самом прямом. Соберем состав суда: прокурор, адвокат, судья и… палач.

– Палач – это я! – разом воспрял Витек. – Если б вы знали, мужики, что со мной творится! Три дня хожу, словно глубокий нокаут получил! Вам же не понять, у меня вся жизнь рухнула! Да что там говорить, сами увидите на экране, в каком виде работает моя бывшая невеста! А мне и в одиночку смотреть на эту гадость противно. Но совсем хреново, что хочется и другим показать мой позор, словно скребет что-то по сердцу, и от этой боли мне приятно: пусть все увидят, как твою девушку три мужика во все дырки уделывают! Давай, включай аппарат.

– У меня тоже есть кое-какая кассета. Того же автора.

– Кассета Ломакина? – удивился Борис. – Где ты ее взял?

– Да так. По случаю. Я сегодня с ним беседовал.

– Черт тебя дери, что же молчишь?

– Не молчу, – он повернулся к дверям, где стояла Инна, ожидая приказаний. – Я думаю, господа, что лишних зрителей мы удалим с демонстрации этих фильмов.

– Да пусть смотрит! – гаркнул Борис. – Не строй ты из нее ангела! Тоже мне, непорочная мадонна! Пусть смотрит и молчит!

Но тут заколебался Витек. Посмотрел на Инну, даже покраснел и сказал неуверено:

– Мужики… Этот фильм все-таки очень и очень. И моя невеста там…

– Так ведь она уж не невеста, так или нет?

– Так, так! – испугался было Витек и вытащил из кармана кассету.

– Главное, я ее случайно увидел! Все пьют, а мне сказали: свой кайф ловить будешь! Вот я его и поймал.

– А как ты узнал, что это работа Ломакина?

– Да очень просто! Взял Диану за горло и она все рассказала!

– Диана – твоя невеста, надо понимать? – спросил Борис.

– Бывшая невеста! – истерично крикнул чемпион.

– А она не сказала, где ее снимали, где это логово Ломакина? – спросил Аркадий рассеянно.

– Да нет. Не помнит! Ничего не помнит! Это же год назад было, я с ней еще и не был знаком, – как от зубной боли скривился Витек. – Будто бы везли ее куда-то на машине, на дачу, а оказались в сарае, ей на норковую шубу деньги были нужны. Ах, черт, за деньги к тому же, ты понимаешь?

Борис не удержался от смеха.

– Тебе было бы легче, если б она занималась этими упражнениями из спортивного интереса?

– Во-первых, ты не гогочи, если не хочешь, чтоб я тебе ребра переломал, – насупился Витек. – А во-вторых, может быть, было бы лучше. Вы же все тут дураки! Вы же не понимаете, что я ей три дня оправдание ищу, она у меня занозой в сердце сидит, сам замечаю, что только и думаю, как бы ее невиноватой изобразить! Ну, все! Ставь кассету.

Кассету поставили. Без титров, без надписей, сразу пошла музыка и изображение. Дальний план: по зеленому лугу идет стройная, высокая, ослепительно красивая девушка в белом, почти прозрачном платье.

– Диана? – индифферентно спросил Борис.

– Она, она, кто же еще! – простонал Витек.

Идиллические кадры на лугу оборвались разом.

Девушка подошла к небольшому дому (сборная стандартная дача), а на пороге ее ждали три голых молодца. Совсем голых. Негр, подлинный негр, затем белый, атлетического сложения парень, а третьему при помощи грима придали азиатские черты лица. Грим был нарочито грубым, маскарадным – таков уж был утонченный сюжет…

Впрочем, изобретательность на этом и кончилась, вся четверка вошла в помещение. Девушка легко сбросила платье и повисла на шее негра.

– Главное – негр! – снова послышался стон Витька.

– А это имеет значение?

– Да нет, черт меня дери! Я на татами с негром работаю, и вовсе не думаю, кто он, друг или соперник, все путем, как говорится. Во, смотрите, началось.

На экране действительно появилось нечто невообразимое. Секс получался не столько пасторально-лирический (под «Лунную сонату»), сколько акробатический. Невеста чемпиона перелетала по воздуху от одного партнера к другому, хватала в рот все, что ей попадалось, точнее, что ей подсовывали, лежала на спине, стояла на четвереньках, сидела верхом на своих кавалерах, а с лица ее не сходила веселая и счастливая улыбка, словно эта дикость действительно доставляла ей высокое чувственное наслаждение.

– М-да, – заметил Аркадий. – Это не любовь, и даже не секс, это рубка в конном строю.

Витек только зубами заскрежетал.

Дальше пошло еще хлеще: разноцветные кавалеры занялись своей партнершей уже не по очереди, а все разом, проявляя при этом редкостную групповую фантазию. Борис даже захихикал, но осекся и сказал:

– Крыса, пошла бы ты все-таки на кухню.

– Мешаю наслаждаться? – насмешливо спросила она.

Ответа Борис не нашел.

Без всякого перехода и передышки герои видеофильма оказались в ванной. Ванна была обычной, стандартного размера, и как вся четверка в ней умещалась, уму было непостижимо.

Затем все трое кавалеров изрядно приувяли и обессилели, а ненасытная девица требовала продолжения, тогда в дело пошли длинные огурцы и сосиски, а затем и колбаса.

Все было сработано с предельной грубостью, через две минуты ошеломления зрелище начало приедаться. И строго говоря, не так уж много фантазии обнаружили авторы, режиссеры и актеры фильма. Но суть своей задачи они знали, понимали, что требует рынок.

Финал был построен опять же на пасторальный манер. Изможденные голые молодчики лежали на травке пластом, а девушка в белых одеждах уходила вдаль, на закат красного солнца, и словно растворялась в небесах. В пленке было не больше двенадцати минут изображения.

Экран погас, и Аркадий, вытащив из аппарата кассету, повернулся к Витьку, удивленно спросил:

– Ну, и что ты так раскудахтался?

– Как что?! Ты проспал, что ли, весь сеанс?! Это же она, моя Диана! Я же ее за саму невинность держал!

– Может быть, так оно и есть на самом деле. Здесь она, во всяком случае, накачана наркотиками.

– Чего?

– Наркотиками накачана, – повторил Аркадий. – По самые уши. Глаза дурные, зрачков почти нет. И двигается судорожно. Ты покажи пленку наркологу, я все-таки не специалист. А он тебе с первой минуты все скажет. Сама ведь она говорит, что ничего не помнит, так?

– Ну, да…

– Ладно, это теперь не существенно, – сказал Аркадий. – Кто-нибудь узнал пейзаж? Луг, дачу?

– Дача, как дача! – фыркнул Борис. – Таких в Подмосковье миллион! И лужайку такую я тебе хоть сейчас за кольцевой дорогой найду.

– Но я думаю, что там или где-то рядом логово Ломакина.

– Не такой он дурак, чтоб указывать адрес.

– Естественно, – согласился Аркадий.

Но Витька такая постановка вопроса не устраивала.

– Я его все равно найду! Мне через четыре дня во Францию на чемпионат ехать, так я не поеду, пусть удачу и первенство свое потеряю, но не успокоюсь, пока этого мерзавца не отловлю.

– Отловим, – сказан Аркадий. – Давайте поглядим мою кассету.

Он снова запустил аппарат и на этот раз рябь экрана сменилась четкой надписью:

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ СЕКС-ФИЛЬМ «ЖИЗНЬ ЛЕСБИЯНОК»

Изображение пошло скверное, мутное, поначалу вовсе непонятное, – потому и была сделана оговорка: «документальный», но, как оказалось, так оно и было.

Группа женщин неторопливо раздевалась догола. Все героини экрана были разного возраста, от юных дев до дряблых старух.

– Что они там делают? – удивился Борис. – Ничего не понимаю.

– Раздеваются, – спокойно пояснила Инна. – Это баня. Обычная женская баня и ничего больше.

– Так они там втихаря, тайно снимали? – поразился Витек.

– Это называется «скрытая камера», – сказал Аркадий. – Либо дырку в стене просверлили, либо камера в сумке стоит. Нет, по-моему, через дырку в стене.

После того, как дамы разделись, начались лесбийские игрища, но дело происходило уже явно не в бане и с другими героинями. Пленка была смонтирована, игровые кадры подбирались так, будто все посетительницы бани тут же отыскали укромные уголки для своих сексуальных упражнений. Промелькнули сцены в сауне и в бассейне, затем на экране появились барышни, предающиеся наслаждению на покрытых простынями лежаках или по-простецки, на полу.

Утонченное искусство любви демонстрировалось не более двенадцати минут.

– И за что я отстегнул такие деньги? – обиженно сказал Аркадий и выключил аппарат. – Ладно, господа, считаю, что необходимый материал для обвинения у нас есть.

– Самого подсудимого нет, вот загвоздка, – с иронией заметил Борис.

– А я найду! – взъерошился Витек. – Во Францию не поеду, а найду!

– Во Францию ехать не надо, – сказала Инна. – Мне кажется, что документальные кадры сняты в одной из бань на Соколиной горе. Кто-то там должен знать вашего подсудимого.

– Это зацепка, – одобрительно сказал Аркадий.

– Во! – подхватил Борис. – И от крысы, оказывается, может быть толк. Сколько бань на Соколинке?

– Да сколько бы ни было! – воспрял духом будущий чемпион. – Если они там снимали, то кто-то должен был помогать, организовывать это дело, дырки в стене сверлить! Что за баня, ваша девушка сходит и точно установит, а там уж я всех перетрясу и хвост Ломакина найду!

– Да… Пожалуй, это только вопрос времени, – задумчиво сказал Аркадий. Но время не ждало. Временем управляет судьба, а она решила по-своему.

На журнальном столике зазвонил телефон и Аркадий, жестом призвав друзей к тишине, взял трубку.

– Слушаю, – сказан он небрежно.

– Аркадий?.. Это говорит Ломакин Виктор Львович. Еще раз здравствуй, мы сегодня виделись.

– Ломакин? – переспросил Аркадий и сидевшие в комнате застыли. – Как вы нашли мой телефон?

– Память у тебя коротка! Ты ведь тоже в моей секции полгода занимался. Каратист из тебя никакой, но я же всех вас под контролем держал, за родного отца был и все адреса ваши у меня до сих пор есть! Все мои ученички еще будут кормить на старости лет своего сенсея Виктора Львовича!

– Я тебя кормить не буду.

Борис вскочил и ринулся к телефону.

– Скажи ему, что жить ему осталось…

Аркадий ногой оттолкнул Бориса, зажал трубку ладонью и прошипел:

– Молчи, болван! Не спугни дичь! Сам лезет в ловушку! – и ласково сказал в трубку. – Так в чем у вас проблемы?

– Я пришел к выводу, что всем нам надо поговорить. Как мужчинам. Нечего вам меня искать, а мне от вас прятаться, мы не дети в конце концов. Я слышал, что и Витька Борзов уже по Москве бегает, меня разыскивает, так что…

– Он сидит рядом со мной, Виктор Львович.

– Вот как? Все собрались. Тем лучше. Ему я тоже все объясню про его невесту. Повезло ему, что так обернулось.