Текст книги "Восстание на «Св. Анне»"

Автор книги: Александр Лебеденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Я подумал, что Андрей прав. Рассчитывать надо на себя. Но напрасно он думал, что раз оружие так близко, то это значит, что мы до него доберемся. «Так близко, – подумал я и вдруг хлопнул себя по лбу. – Эх-ма! Как же это я раньше не догадался?..»

Я кликнул Андрея, Каса, Яковчука и Кованько.

– Ребята, товарищи, да ведь за оружием не надо лазать по палубе. Ведь винтовки можно достать иначе.

– Как так?!

– А вот как. Я ведь сам их укладывал в Плимуте. Они здесь, у самой стенки кубрика, только пониже. Ящики с винтовками помню наверное, да и патроны где-нибудь здесь. Стенку вот эту разберем, сломаем – да и в трюм. Никто не увидит, а оттуда и вниз пробраться можно.

– Черт возьми, вот здорово! – закричал Андрей. – Ребята, давай топоры!

– Что ты, что ты! Без шума надо!

– Да, шуметь не следует, – рассудительно добавил Кас.

– Пилу давай, – сказал Загурняк, – распилим – и тихо и быстро.

Весь кубрик пришел в движение.

Через час в стене уже была проделана долотом щель.

Туда ввели одноручную пилу, и матросы, один за другим, стараясь не шуметь, стали перепиливать толстые крашеные доски перегородки.

Я смотрел, как, потея, пилит доски Загурняк, как вьется около него Санька Кострюковский. У него чешутся руки на работу, и он ждет не дождется, когда придет очередь плюнуть на корявые ладони и кромсать сухие, хрустящие доски перегородки.

Самое горячее участие принимал в работе Кованько.

К вечеру переборка, отделявшая кубрик от трюма, исчезла. В широкий выпиленный четырехугольник глядела тьма корабельного брюха. Слабый свет лампы лег на бока ящиков, выложенных штабелями, осветил круглые, подпиравшие палубу столбы, блеснул на цинковой укупорке и потонул в узких проходах между рядами длинных, похожих на гробы ящиков.

Ребята вытащили один из ящиков и поставили его на стол посредине кубрика. Загурняк, засучив по локоть рукава летней рубахи, стал отдирать небольшим топориком жестяные полосы, прибитые гвоздями к шершавым доскам. Сухие тонкие доски с треском ломались, кололись и отходили кверху, щерясь гвоздями, вырванными из бортов, и из-под серой плотной бумаги тускло блеснули вороненые стволы английских магазинок со штыками, привинченными вниз остриями. Винтовки немедлено разошлись по рукам. Весело клацали жирно смазанные замки. Узловатые руки поднимали кверху, к единственной лампе, прямые стволы. Матросы забыли голод и жажду – залюбовались оружием. В верхнюю часть открытой двери глядело вечернее, еще беззвездное небо.

– Ну, ребята, полдела сделано, – сказал Яковчук. – Айдате за патронами!

– Патронов близко что-то не видно, – отозвался из тьмы Загурняк, не перестававший передвигать мелкие, и крупные ящики в цинковой укупорке. – Тут всё орудийные патроны, пламегасители да артиллерийский порох. Придется пошарить глубже. Санька, бери фонарик, пошли в трюм.

Сверкнув коротким лучом карманного фонарика, Санька стал боком продираться сквозь узкий проход, ведший в глубь трюма. Другие матросы продолжали переставлять ящики с винтовками, стараясь проделать проход в сторону к правому борту.

– Николай Львович, а вы сами не помните, где здесь патроны? – спросил Андрей.

– Винтовки я хорошо помнил, Андрей, и сказал верно. Сразу у стены. А вот где патроны, не помню. Давно дело было, забыл. Пулеметы – наверху, динамит – тоже, а патроны, кажется, внизу были.

– Вниз не так-то просто добраться, – сказал Вороненко.

– Хоть к черту в зубы, а патроны найти надо! – оборвал его Андрей.

– Далеко больно!

– Слушай, ребята, – подхватил один из кочегаров. – Вот пулеметные ленты тут близко. Что, если в дверях пулемет поставить да и запузыривать? А? Вот здорово-то!

– Что ж, не найдем винтовочных патронов – поставим пулемет. Не с голоду ж подыхать.

Поиски патронов продолжались больше часу. Медленно, с трудом продвигались матросы в глубь корабельного трюма. Гремели железом, тяжелыми ящиками, передвигали и разрывали целые штабеля ящиков с винтовками, снарядами и пулеметными частями. Каждый шаг в глубину требовал напряженной работы, нужно было передвинуть в тесноте бесчисленные многопудовые тяжести.

Наконец Загурняк и Санька Костркжовский появились в кубрике, неся перед собой пару плоских ящиков.

Загурняк поставил один из них на стол и стал ножом разрезать обшивку. Через минуту из ящика гремящим потоком посыпались длинные медные гильзы в обоймах. Загурняк вскинул винтовку, открыл замок и стал запихивать туда обойму. Патроны не шли.

– Вот холера, не лезет! Должно быть, не те.

Кованько подошел и взглянул на патроны.

– Разумеется, это не те. Это от французских винтовок. Они сюда не пойдут. А может быть, здесь есть яшик с французскими магазинками? Наверное, где-нибудь есть.

– То патроны к винтовкам искали, теперь винтовки к патронам, – сказал с досадой Яковчук.

– Ну что ж, поищем, – сказал Загурняк. – Айда, Санька, снова! Только фонарик-то твой в архив надо сдать. У кого, ребята, батарейка есть?

Батарейку нашли, фонарь зарядили, и оба матроса вновь исчезли в глубине трюма. Прошли долгие часы, но поиски оставались безуспешными. В кубрике кто спал тревожным сном голодных, измученных людей, кто сидел на койке, полушепотом разговаривая с соседями. На верхних ступеньках трапа дежурил Яковчук. Я прилег на койку и, не поднимая ног с полу, прислонился к подушке и задремал. Разбудил меня звук выстрела.

Я поднял голову от подушки, и в это время грянул второй выстрел, а на палубе раздался резкий крик человека, которому причинили острую боль. Затем послышались возбужденные голоса других людей. Вскочив на ноги, я увидел, как Яковчук поднял голову над порогом и выстрелил куда-то из маленького браунинга – нашего единственного оружия защиты. В это время уже весь кубрик был на ногах. Матросы толпились вокруг стола. Андрей с Яковчуком залегли на верхних ступеньках лестницы. Из глубины трюма, между ящиками, пробирался Загурняк. Я подскочил к выходу и увидел, как чья-то большая тень закрыла разрез двери, и вслед за тем слабеющее тело человека рухнуло на руки Андрея и Яковчука. Белый поварской колпак слетел с головы падавшего. Его запрокинутое лицо подбородком кверху казалось страшной, искаженной страданиями маской.

– Подстрелили прохвосты, – злобно бросил Яковчук.

– Жратву я, ребята... вам нес. Корзинку... Там на палубе... не удержал, – прохрипел кок. – А они подстрелили.

Матросы молча положили раненого на нижнюю Койку и стали раздевать его, вспарывая ножницами серые матросские брюки. На минуту все внимание было обращено на кока, и только один Андрей остался лежать на лестнице.

– Стой, сволочь! – вдруг закричал он, и, обернувшись к двери, я увидел, как он выкинул руку над порогом и выстрелил в кого-то на палубе из браунинга, переданого ему Яковчуком.

– Ребята, корзинку захватите... Жратва... консервы там... – прохрипел, подняв голову, кок.

Я внезапно почувствовал, что уже два дня ничего не ел, и корзинка, брошенная нашим другом на палубу, показалась мне чем-то драгоценным, что необходимо добыть ценою любых усилий. По-видимому, и другие думали о том же, – несколько человек бросились по ступенькам трапа наверх.

– Стой! – закричал опять Андрей. – Застрелю, как собаку! – и тотчас же, обернувшись назад, с еще большей злобой выкрикнул, теперь уже обращаясь к матросам:

– Куда прете? Убери головы!

Предостережение было своевременным. На палубе вновь раздался выстрел, и пуля, звеня, впилась в подволок кубрика.

– Пристрелялись, черти, – уже спокойнее заметил Андрей. – Теперь надо осторожнее. Пойдет перестрелка. А корзину все-таки достать надо. Глядите-ка, Николай Львович, как бы это ее стащить. Только осторожно.

Я поднял голову над высоким порогом. В сереющем утре уже была видна пустая неубранная палуба, чьи-то настороженные фигуры поднимались над деревянной обшивкой командного мостика, и в каких-нибудь двух-трех метрах от входа в наш кубрик на досках палубы валялась вместительная корзина, набитая банками, свертками и кульками. Прямо на нее был направлен луч прожекторного фонаря. Было ясно, что захватить корзину – дело нелегкое. С мостика застрелят всякого, кто отважится пойти за нею. Запасы пищи, которые нес нам кок, стали теперь опасной приманкой для голодных людей, запертых в кубрике. В этот момент фонарь повернули, луч его упал на дверь кубрика, и я уже хотел было спрятать голову за порог, как вдруг на палубе послышался новый шум. И я и Андрей не могли преодолеть любопытства и вновь заглянули через порог. Шум исходил из правого прохода под спардеком, и через несколько секунд мы увидели, как оттуда на палубу вышли два человека. В широкоплечем матросе я узнал Сычева. Рядом с ним шел вооруженный винтовкой Кашин. Капитан наклонился над бортом командного мостика и закричал Кашину:

– Немедленно взять корзину. Сычев, Кашин, вперед!

– Спрячьте голову, – шепнул мне Андрей, и мы оба пригнулись под защиту окованного порога.

– Ребята, ложись! – скомандовал Андрей, и все кочегары и матросы по команде сначала втянули головы в плечи и насторожились, как настораживается разведка в дремучем лесу, почуяв невидимого противника, а затем большинство легло на койки.

Прошла минута напряженного молчания, но выстрелов не последовало.

Выждав несколько секунд, я поднял голову над порогом и посмотрел на палубу. Сычев и Кашин уже поднимались на бак, приближаясь к корзине. Еще несколько мгновений – и корзину унесут. Подвиг кока останется бесплодным. Все мы, весь кубрик, будем голодать.

«Нужно во что бы то ни стало достать корзину! – подумал я. – Сейчас! Именно сейчас, пока Сычев и Кашин между корзиной и мостиком. Ведь капитан сейчас не станет стрелять, он рискует попасть в Сычева или Кашина, в своих!.. Попытаться!? Но тогда быстро, не раздумывая!»

Я вскочил на ноги и шагнул на палубу, прямо к корзине. Сычев и Кашин остолбенели. Я быстро схватил за обе ручки тяжелую корзину и с силой швырнул ее в отверстие кубрика.

Раздался чей-то крик и дробный стук рассыпающихся во все стороны консервных банок... Позади меня, на командном мостике, загремел рыкающий голос взбешенного капитана. Я увидел перекошенное лицо Кашина с оскаленными крупными зубами. Он высоко занес надо мною приклад винтовки. Тупой удар в плечо, и я свалился на палубу. Падая, я заметил лицо Сычева. Мне показалось, что губы его что-то шептали, а лицо выражало досаду.

Кашин снова с силой ударил меня сапогом в бок и готовился действовать прикладом. Но в этот миг целая буря криков вырвалась из кубрика, и я увидал, как бежавший впереди всех Андрей прикладом винтовки раскроил голову Кашину, и волна матросов, вооруженных винтовками, гремя сапогами и клацая ружейными замками, покатилась из кубрика вниз по скату палубы к спардеку.

Лежа, я видел, как усатый унтер от удара сначала сел на палубу, а затем припал окровавленной головой к леерам. Я видел, как Сычев быстро скользнул в проход под спардеком.

Раздалось несколько выстрелов с мостика, и вооруженная матросская команда рассыпалась по палубе, укрываясь за лебедкой, за мачтой, за якорным блоком, отовсюду немедленно открывая ожесточенную пальбу. Громко стучали замки винтовок, пустые патроны прыгали по палубе, как лягушки.

Несколько человек матросов, оказавшихся впереди, ринулись к трапу, который вел на командный мостик. Уже тяжелые сапоги гремели по лестнице, и я видел, как матросы поднимаются наверх, но вдруг раздался выстрел, и передний – Санька Кострюковский – уронил винтовку, тяжело склонился на перила трапа и затем рухнул на палубу, широко раскинув руки.

– Назад, ребята! – закричал Андрей. – Теперь мы их возьмем измором, теперь наша сила!

Толпа отхлынула назад.

– Ложись за предметами! Стреляй в каждого, кто покажется! – кричал Андрей.

Я был безоружен и присел за лебедкой, рядом с Андреем.

В это время заря уже залила огненным блеском восток и на палубе было почти совсем светло. Я глядел вверх на крышу спардека и увидел, как капитан метнулся к корме, крича:

– Команда, сюда!

Словно в ответ на его слова, на люке раздался выстрел, и я замер от удивления, увидев, что капитан разряжает свой револьвер в кого-то на спардеке.

– Андрей, разве там есть наши? – спросил я, толкнув в бок Быстрова.

Андрей ничего не ответил. Он был удивлен, вероятно, не меньше моего.

Нам с высоты бака была видна только часть верхней палубы над спардеком, где стояли в два ряда тяжелые, покрытые чехлами шлюпки. Обвес командного мостика закрывал нижнюю часть палубы, и фигуры, появляющиеся на спардеке, были видны нам только выше пояса. Я заметил, как метнулись обратно к мостику капитан и старший помощник. В тот же момент Андрей показал мне куда-то направо от трубы, и я увидел, как две белые шлюпбалки стали медленно поворачиваться на правом борту. Тяжелый, покрытый чехлом баркас вышел из ряда и повернулся носом к середине корабля. Очевидно, кто-то скрытый от нас бортом мостика пытался спустить шлюпку. Значит, враги убедились в своем поражении и решили покинуть «Св. Анну». Однако где же кашинская команда? Четыре винтовки!

Но вот над шлюпкой поднялись две головы. Это были Фомин и Шатов. Я хотел было сказать об этом Андрею, но его уже не было на месте. Я успел только заметить, как он скользнул в проход под спардеком, очевидно, пробираясь на ют.

Через минуту раздались выстрелы на юте. У меня не было ни винтовки, ни револьвера. Я не мог стрелять в Шатова и Фомина и только, поднявшись, насколько позволяло больное плечо, закричал, показывая пальцем наверх:

– Ребята, они бегут!

Но меня, по-видимому, никто не слышал, и выстрелов не последовало. Только наверху, в шапках и морских плащах, от капитанской каюты к шлюпке пробежали, низко нагнувшись, капитан и старший.

Но еще раньше, чем они успели добежать до шлюпки, повисшей над водой, со стороны юта на спардеке поднялась фигура Сычева.

«Теперь все враги на спардеке, – подумал я. – Они окружены, они в осаде. Оттуда им не уйти!»

Но дело пошло вовсе не так, как я предполагал. Сычев рванулся к Шатову, ударом кулака сшиб боцмана в море и бросился к капитану.

Удар Сычева был так силен, что старик словно растянулся в воздухе и, как камень, пущенный из пращи, полетел в сторону и скрылся за краем спардека.

Когда я увидел, как, поднявшись во весь свой рост, капитан пошел на Сычева, я понял, что Сычев на нашей стороне. У обоих были в руках револьверы, но горячая взаимная ненависть заставила их позабыть об оружии. И вот высоко передо мной на неровном, качающемся спардеке схватились два человека огромной силы. Капитан давил Сычева тяжестью огромного тела, а Сычев, обхватив капитана руками, сжимал его кольцом стальных мышц. Короткое мгновение, которое было дано обоим на единоборство, не дало преимущества ни одному, ни другому. В тот же момент к борющимся подкрался старший помощник.

Я видел только его голову, но понял, что он грозит Сычеву, а Сычев ведь наш. «Может быть, это он и писал записку», – пронеслось в моей голове. Забыв боль, я выскочил из-за лебедки и изо всей мочи закричал:

– Сычев, берегись!

Сычев услышал мой крик. Он обернулся, увидел старшего и с силой ударил его ногой в живот. Старший покатился за борт.

В это время раздался выстрел. Сычев и капитан упали. Поднялся один капитан. Он мгновенно прыгнул в шлюпку, и она пошла вниз на блоках. Тогда я увидел человека, выстрелившего в Сычева. Это был Глазов. Он нагнулся над Сычевым, и по взмахам его руки я понял, что он колотит упавшего рукояткой револьвера. Потом он поднялся и устремился к шлюпке, но добраться до нее ему не удалось.

В тот же момент над спардеком поднялась еще одна какая-то странная, неожиданная фигура... Это был маленький человек, в штатской шляпе, с гривой волос и густой бородой. В его руке был револьвер. Мелким шагом, словно ноги его ступали неуверенно или были непривычны к движениям на качающейся палубе судна, он подбежал к Глазову и выстрелил в него в упор. Глазов закачался и упал лицом вниз. Тогда маленький человек подбежал к краю палубы и, держась за борт второй шлюпки, наклонился вниз и выпустил в спускающуюся шлюпку все оставшиеся пять патронов. Только теперь я узнал его. Это был черноволосый арестант, взятый на борт «Св. Анны» в Мурманске.

Еще момент – и на спардеке все смешалось. С юта на спардек ворвался Андрей во главе кашинских солдат.

«Неужели и эти с нами?! Так вот в кого стрелял капитан!» – Но уже через деревянную обшивку капитанского мостика прыгали одна за другой фигуры матросов, устремившихся наверх.

Андрей громко отдал какое-то распоряжение, и вторая шлюпка пошла на блоках книзу. Я подошел к борту и увидел, как трупы капитана, Фомина и Глазова были выброшены из шлюпки в море, после чего обе шлюпки были подняты на борт парохода.

Тогда, шатаясь, пересиливая боль, поднялся на спардек и я.

Над телом мертвого Сычева стоял, задумавшись, черноволосый арестант.

– Без вас, товарищ, сбежали бы, – говорил ему Яковчук. Арестант поднял голову и тихо ответил:

– Да. Вот только жаль, что я не успел спасти этого бравого парня, – и он опять наклонился над телом Сычева.

Бой закончился. «Св. Анна» была теперь в нашей власти.