Текст книги "Моя жизнь 1964-1994 (СИ)"
Автор книги: Александр Безуглый
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Поначалу мы еще лазили по разбирающимся домам, играли там, но вскоре все их вообще сравняли с землей и жители оставшихся домов, заняли освободившуюся территорию под картофельные огороды.
8
Зима закончилась, и у нас появились помимо школьных дел, новые, точнее старые весенние занятия. После школы, мы опять стали возвращаться домой кружным путем, вдоль берегов реки Славянки и жечь прошлогоднюю траву. Разжигали тут и там костры. Спички нам взрослые не давали, но мы всегда находили места, где их взять. Когда стало совсем тепло, возвратившись из школы, мы стали ходить все дальше от домов в походы.
«Походом» у нас называлось набрать дома еды: картошки сырой, хлеба, булки и всего, что попадалось под руку, уйти, куда подальше от дома, порой за 3-4 километра, развести костер, напечь картошки, все съесть, поиграть во что-нибудь на природе и вернуться счастливыми домой.
Когда началась пора земляники, мы опять вечерами бегали за ней на обрыв к речке, в конец улицы Полевой, где ее было полным-полно. Порой мы набирали целые бидончики и потом, возвратившись, сами же все и съедали сидя где-нибудь на лавочке.
Ходили мы гулять и на совхозное поле, начинающееся сразу за улицей Полевой. Там у нас было любимое место для игр, – "Большая канава", как мы ее называли. Это была действительно большая канава, шириной более двух метров, пересекающая все поле. Мы там весной и летом кораблики пускали, или моторные игрушечные катера, а иногда и купались, когда слишком жарко было. Зимой мы на ней иногда расчищали снег и на коньках катались.
Но вот наконец закончились дни учебы. Я закончил первый класс. Причем, закончил на одни пятерки и четверки. За хорошую учебу, мне мама и бабушка в начале лета купили велосипед «Школьник» и теперь я с друзьями целыми днями где-то ездил. Теперь у меня появилась возможность ездить и к своим новым школьным друзьям, живущим в районе железнодорожной станции, в районе кладбища. Так я стал ездить к своим одноклассникам Андрею Иванову, Васе Корешеву, Игорю Адушеву. Но чаще всего ездил к Андрею. Андрей жил недалеко от кладбища, с родителями и младшей сестрой Ларисой. Дом их стоял на перекрестке улицы Труда и 1 Мая. Лариса была на год младше нас.
9
Лишь спустя пару десятилетий, вновь начав общаться с Ларисой Ивановой (теперь уже Джулай, по мужу), в соц. сети «ВКонтакте», я узнал, что в школе, она была тайно в меня влюблена. Вот что она сама вспоминает о тех днях:
«Я отчетливо помню, как ты в гости к нам приезжал. Я всегда стеснялась нашего жилья, так как родители пили, и поэтому гостей у нас бывало не много, а для меня ты был вип-персона. Когда ты подъезжал на велосипеде, или подходил к нашему дому, я всегда первая тебя из окна замечала и давай скорей наводить порядок. Брат мне говорит – «Ты чего забегала?», а я ему – «К нам Саша приехал!». Сейчас смешно все это вспоминать, а тогда мне так хотелось понравиться тебе. Помню, как у меня расплелась косичка, и я попросила маму мне заплести её и сказала ей это при тебе, а ты тогда сказал: «Такая большая, а всё мама тебе косички заплетает, – сама должна уметь! Когда ты ушёл, я чуть не заплакала и говорю маме: «Все, он меня теперь никогда не полюбит, потому что я не умею косички заплетать!». Мама потом долго смеялась.
В детстве я ценила в тебе, что ты к девочкам всегда хорошо относился, дружил со всеми, не обзывал нас, не обижал, всегда весёлый был. Мне один раз мой брат сказал – «Я вот скажу Сашке, что ты в него влюбилась», а я всё уговаривала его не говорить. Боялась, что ты смеяться будешь».
10
И, раз уж я вспомнил о Ларисе, вот еще кусочек ее воспоминаний, относящийся уже ко времени ее окончания школы в Славянке:
«О себе говорить трудно, в семье, где родители пьют просто запоями, жить было тяжело и морально и физически. Когда не стало брата (Андрей умер в 1980 году), вся пьяная ненависть отца перешла на маму и меня. Пьяный отец выгонял нас из дома, и мы частенько ночевали у знакомых. Утром приходили домой, а вечером он опять бил мать и в один прекрасный день, когда мамы не было дома, он добрался и до меня, – стал приставать. Мне было на тот период всего 16 лет, я конечно сопротивлялась, как могла. Он всю одежду на мне разорвал, и я просто чудом из под него вырвалась. Выбежала на улицу, а отец вдогонку мне кричит, чтобы я домой не возвращалась.
Я рассказала обо всём в училище, где начала как раз учиться, своей мастерице, и учителями было принято решение временно взять меня на проживание в чужую семью на лето.
Меня приняла к себе семья Карабановых. Их дочь училась со мной в одной группе. Все в училище меня очень жалели и одна девочка Марина, тоже с моей группы (она была из Латвии, из города Краслава), на лето уезжая к себе в Краславу, забрала и меня с собой, предварительно написав родителям, что приедет не одна.
Там, в Краславе я нашла себе временную работу. Убирала лён в снопы и с одной сотки земли получала 60 копеек. Заработала тогда 60 рублей, купила себе дипломат и кое-что из одежды. В сентябре, благодаря нашей школьной учительнице и завучу нашей школы в Славянке, Андреевой Вере Петровне, я получила комнату в общежитии от ПТУ №6, в Колпино на бульваре Трудящихся дом 33/2. Встретили меня в общежитии хорошо, в то время я уже играла на гитаре, и в ПТУ был как раз конкурс: «Алло, мы ищем таланты!» и я согласилась сыграть две песни. Общаться стало еще проще, и жить легче. Каждый месяц я получала материальную помощь 25 рублей. Мы все на нашем этаже жили дружно. В основном со мной жили лимитчики из других городов.
Но два года учебы прошли, и я должна была по достижении 18 лет освободить комнату в общежитии. Пришлось вернуться домой, правда, отца тогда уже не было, – его посадили за воровство.
Меня по распределению направили на Ижорский завод в мартеновский цех, потом я познакомилась со своим первым мужем и быстренько вышла замуж, просто потому, что вот-вот должен был вернуться отец из заключения, и мне нужна была хоть какая-то защита.
В дальнейшем я жила в общежитии у мужа в Колпино, на улице Павловской, но муж мой без спиртного тоже жить не мог, начались скандалы.
В 1985 году у меня родился сын, мужа выгнали из-за пьянок из общежития, и нам пришлось перебраться жить к моим родителям. Там совершенно места не было, и муж устроился на работу в посёлок Пельгора и опять пил и пил. Я не выдержала и подала на развод. Потом жили вдвоем с сыном.
Когда сыну исполнилось четыре года, я пошла работать монтёром пути на железную дорогу в Славянку и мне дали жильё, – деревянный барак с печным отоплением. Научилась пилить и рубить дрова, ходила иногда к родителям в гости ведь жили все-таки в одном посёлке, помогала им деньгами, когда просили. Потом мой бывший муж умер. Ребёнку назначили пенсию по потере кормильца. А вскоре, дом родителей сгорел, а мне с сыном дали от железной дороги две комнаты в Тосно. Потом встретилась со своим вторым мужем и с 1999 года мы живём вместе».
Вот такая вот жизненная, грустная история. Но я снова несколько отвлекся. Итак, продолжаю рассказ о себе.
11
В конце июня, телеграммой, тетя Шура сообщила нам, что вновь к ним прилетела в Ленинград моя сестренка Наташа и меня тут же, по моей просьбе отвезли в Питер. Вновь началась моя городская жизнь.
Наташин дедушка Вася снова возил нас по музеям, мы катались на катерах по Неве, ездили в Петергоф. Ходили в Зоопарк, в кино, гуляли по городу. За детские годы мы с Наташей побывали наверно во всех Питерских музеях. Часто ездили в одни и те же музеи по несколько раз, но постоянно находили что-то новое для себя, так как обойти весь музей за раз, никогда не получалось.
В Питере я провел около двух месяцев, и когда Наташа вновь улетела к себе домой, я в середине августа тоже вернулся в Славянку к своим друзьям.
Летними вечерами, мы снова собирались возле дома Димки Шустого. Напротив их дома, Димкин отец установил металлические качели-лодочку на двух человек, и мы там постоянно качались, придумывая всякие детские истории про всяких приведений, водяных (тем более рядом был пруд), про какие-то летающие машины... Сами себя напугаем постоянно всякими выдумками, а потом боимся по домам идти.
У моего дома мы тоже частенько собирались, после школы. Особенно когда моя бабушка заказывала машину отходов фанерного завода на дрова. Так как она там работала, ей по первому требованию привозили целую машину всяких гладеньких деревяшек: круглых, плоских и прочих. Мы с удовольствием в них играли, как в конструктор. Бывало, часами играли и у меня в сарае на сеновале, лазили по подвалу или чердаку.
Кстати, этим летом на реке Кузьминке, куда мы бегали купаться, произошел несчастный случай с нашей соседкой Наташей Михайловой, жившей через несколько домов от нашего. Расскажу об этом случае поподробнее, так как только благодаря моей маме Наташу удалось спасти.
12
Однажды, летним, жарким днем, моя мама, и ее подруги, решили сходить на Кузьминку позагарать и искупаться. Взяли, конечно, и меня. С нами пошла и Наташа Михайлова. Она тогда уже училась в старших классах, но мы часто общались. Ну, взрослые искупались и улеглись загарать на берегу, за небольшим бугром из-за которого нас с Наташей им было не видно. Мы же дрязгались, как обычно в лягушатнике. Точнее я бултыхался с большим надувным мячом у берега, а Наташа ушла на самую середину реки и видно подскользнувшись на глинистом дне ушла под воду с головой, затем еще раз и еще. Я же сидел у берега в воде и ничего не понимал: ну ныряет девчонка и ныряет! Вроде что-то крикнуть хочет, но опять под воду с головой уходит.
Но вот Наташа вновь ушла с головой под воду и больше не появилась... На противоположном берегу загарали несколько взрослых ребят и вот один, вдруг заметив, что девчонка нырнула и не выныривает, тут же прыгнул в воду и несколько раз нырнув, наконец, нашел тело и вытолкнув его на поверхность заорал: «Эй, народ, чей утопленник?!».
Вот тут началась настоящая паника. Все взрослые, бывшие на берегу забегали, засуетились, помогали вытащить тело Наташи на берег. Тут же подбежала моя испуганная мать с подругами, думая, что это я утонул. Она сразу начала делать Наташе искусственное дыхание. Кто-то сбегал и вызвал скорую помощь, которая подъехала где то через полчаса. Все это время моя мама продолжала делать Наташе искусственное дыхание, хоть вокруг все уже перешептывались, что спасти девчонку уже не получится. Под водой она провела несколько минут! Но, все же моя мама ее откачала. К приезду скорой Наташу вырвало водой, и она наконец задышала. Ее увезли на скорой, но к вечеру уже отпустили с родителями домой. Вечером, мы с мамой купили торт, и пошли ее проведать.
Кстати, вначале ее мать, узнав о несчастье, на мою маму не на шутку ополчилась, обвиняя ее в случившемся, что мол, зачем взяла Наташу с собой, но потом, осознав видно, что только благодаря ее стараниям Наташа и выжила, долго ее благодарила.
13
Лето закончилось, и вновь я пошел в школу. Школьные дни пролетали как один миг и что-то сейчас вспомнить из школьной жизни интересное, уже не удается. Работали с классом на школьном огороде, подметали кленовые листья, которые осенью засыпали все школьные аллеи, ездили с классом в Питер, в музеи, после школы частенько ходили в ДК фильмы и мультфильмы смотреть...
А вот дома у меня начались жизненные проблемы. У моей матери стала помаленьку «съезжать крыша». Точнее она съехала сразу, в один день, но поначалу, я не понимал этого, хотя вскоре и я и бабушка, начали замечать странности в ее поведении.
Бывало она сядет где-нибудь в комнате и то смеется чему-то своему, то заплачет, то песни во все горло начнет петь, то разговаривает сама с собой, причем не просто разговаривает, а спорит с кем-то во все горло, чуть ли не до хрипоты. И причём совершенно не реагировала на нас с бабушкой. Бывало бабушка подойдёт, тронет ее за плечо, спросит: «Что с тобой. Римма?» А та ноль внимания и продолжает какую-то околесицу нести.
С этого времени, не проходило и года, чтобы мама несколько месяцев не проводила в психиатрической больнице №6 (это в Питере, за Александро-Невской лаврой).
Возвращалась она оттуда в норме и с пол года все вроде было нормально, как всегда, а потом у нее опять начинался "бзик" и ее снова увозили в больницу.
Здесь наверно коротко, стоит рассказать, из-за чего у моей мамы начались проблемы с психикой. Ведь без причины с ума не сходят.
Пишу по ее рассказам. Когда она училась в художественной школе в Питере, куда она поступила в пятом классе, она влюбилась в своего учителя по рисованию. И влюбилась конкретно, без памяти, хоть он был и намного старшее ее и был к тому же женат, имел детей.
К концу обучения в художке, она даже призналась ему в любви, но он объяснил ей, что разрушать свою семью из-за нее не собирается, что все это ее детские фантазии и т.д.
В дальнейшем, до полного окончания художественной школы, у них больше не было разговоров о ее чувствах. Моя мама страдала молча, про себя. А спустя много лет, когда она, сама уже вышла замуж и родила меня, она вдруг узнала от подруг, как раз в этом 1973 году, что ее учитель развелся и теперь живет один. Кстати, она и замуж вышла за моего отца, потому, что он был внешне очень похож на ее любимого учителя,
Уж не знаю, что ей втемяшилось в голову, но она решила, что это он из-за нее развелся и что у них все ещё может получиться. Она помчалась к нему в Питер, на крыльях вновь вспыхнувшей любви, для нового признания.
Но… признавшись опять ему в своих чувствах и даже проведя с ним ночь, она утром услышала от него: «Хер тебе достанется моя квартира, катись в свое село!». Ну, вроде как он подумал, что она всю эту любовь свою придумала, чтобы прибрать к рукам его большую квартиру.
Должен заметить, что всю свою юность, моя мать прожила, что называется «в розовых очках». Она даже узнала, откуда дети рождаются, только в 18 лет! До этого все думала, детей достают разрезая живот. А когда у нее начались первые месячные, она думала что умирает, так как ее мать никогда с ней на эти темы не разговаривала. Да и вообще, в обществе того времени, эти темы старались не обсуждать. И уж тем более с детьми и подростками.
И вот, видно, после такого ответа любимого учителя, что-то в мозгах у нее переклинило, замкнуло, и возвращаясь тогда от него домой, по Невскому проспекту, она впервые услышала какие-то голоса разговаривающие с ней.
Началась болезнь, которая так и не отпустила ее до конца жизни. Был поставлен диагноз: «вяло-текущая шизофрения», а спустя несколько лет ей вообще дали вторую группу инвалидности... Некоторое время она ещё проработала на фарфоровом заводе, но там узнав, что у нее не все в порядке с головой, так как пару раз ее прямо с завода увозили в дурку, конечно постарались от греха подальше, от неё поскорее избавиться.
Первые, начальные классы моей учебы, она еще старалась следить за моей учебой, проверяла домашние задания, заставляла учить устные предметы, и я учился на одни пятерки и четверки. В дальнейшем, начиная где-то с четвертого класса, у меня в дневнике появились и тройки и двойки. Матери было уже не до моей учёбы.
В начальных классах учиться мне нравилось, но, в дальнейшем, домашние задания, если мать была в больнице, я почти не делал, а бабушка моей учебой вообще не особо интересовалась, предпочитая копаться в своем любимом огороде, или заниматься перестройкой и усовершенствованием нашего дома.
14
Первого сентября 1973 года я пошел во второй класс. Вновь начались дни учебы, похожие друг на друга, как две капли воды. Впрочем, были, конечно, и особо запомнившиеся дни, когда наш класс освобождали от учебы и везли нас либо в какой-нибудь музей, либо в цирк, или в Зоопарк. И таких дней в учебном году было довольно много. К нашему культурному развитию в те годы, в школе относились весьма серьёзно. Ездили мы с классом и на спектакли в ТЮЗ (театр юного зрителя), и на какие-то кукольные спектакли.
Вообще, должен честно заметить, что к обучению детей тогда, в дни нашей юности, относились гораздо более основательно, чем сейчас.
После школы, если мамы не было дома, я закидывал свой портфель куда подальше и бежал играть к своим друзьям. Если же мама была дома, приходилось сначала сделать домашние задания и лишь потом, бежать гулять. Кстати домашними заданиями в первом, втором классах, моя мама порой доводила меня до слез, заставляя переписывать целую страницу, а иногда, и всю тетрадку, из-за одной какой-нибудь помарки или кляксы.
Моя бабушка, к этому времени уже ушла на пенсию, и все свободное время посвящала теперь либо перестройке нашего дома, либо постройке на нашем огороде теплиц и парников.
В этом ей помогали местные мужички за спирт, которого у нее всегда было много, так как, даже уйдя с фанерного завода, у нее остались там хорошие связи, и достать чистого спирта для нее не было проблемой. То она начинала перестраивать нашу веранду, то пристраивала к дому новую кухню, то ей вдруг хотелось сделать теплицу с печкой, чтобы что-то выращивать круглый год, то переделывала подвал для выращивания грибов шампиньонов. Идей было множество, спирта тоже, и мужичков желающих заработать этот спирт так же всегда хватало, так что на нашем участке всегда кипела работа. Одним из таких мужичков-помощников, был ее друг Дмитрий Казаринов, изрядно любивший выпить, но с золотыми руками. Он ей во всем помогал и был частым гостем в нашем доме.
Но этой осенью я его невзлюбил и вот почему. В конце лета, мама купила мне морскую свинку, и я частенько выпускал ее погулять по комнате. И вот однажды я ушел гулять, а вернувшись, наткнулся на крыльце на как всегда выпившего Казаринова, который стоял с топором в руке. Он, увидел меня, и с гордым видом говорит: «Иди, посмотри на кухню, какую я огромную крысу зарубил! Она там еще лежит!».
Я, уже предчувствуя беду, захожу на кухню, и вижу свою любимую морскую свинку с отрубленной головой. У меня конечно истерика, Казаринов ничего не понимает, мама и бабушка успокаивают и обещают купить новую свинку…
Насилу тогда меня успокоили и через какое-то время Казаринов в знак примирения, подарил мне щенка дворняжки, но я все равно его с тех пор не особо жаловал. Хотя, потом, он, устроившись грузчиком в магазин, постоянно покупал мне мороженое, или конфеты, как только видел меня возле магазина.
Закончилась осень, незаметно пролетел декабрь, запомнившийся мне лишь моим днем рождения, который всегда проходил весело. Моя мама как всегда накупила всяких сладостей и лимонада. Я позвал всех своих соседских друзей и подруг и мы целый день ели, играли, опять ели, бегали на улицу играть и опять возвращались к столу. Потом вновь началась подготовка к новому году. Мы ездили с мамой в Ленинград, покупать новые елочные игрушки, хлопушки и прочие атрибуты новогоднего праздника. Где мы справляли этот новый год, я не помню. Скорее всего опять в Ленинграде у тети Шуры. После нового года вновь начались зимние каникулы.
Школьные годы
1974 год
1974 год
Немного истории
В этом году впервые за всю историю Российской империи, обязательным стало для всех советских граждан, достигших 16-летнего возраста, где бы они не жили, на территории СССР, иметь паспорт. Паспорта не были ограничены по сроку действия. В 25 и 45 лет в паспорт вклеивалась новая фотография. Паспорт в СССР был «личным делом», которое всегда при тебе, где фиксировались фамилия, имя и отчество гражданина, дата и место его рождения, национальность, семейное положение, прописка, сведения о воинской обязанности. Иногда в паспорта даже ставились специальные отметки, например группа крови и резус-фактор, право на ношение оружия.
До 1990-го года вносились сведения и о наличии судимости, информация об отсутствии права нахождения ближе 101км от режимных городов, (отсюда кстати пошло выражение, – выслать за 101-й киллометр), сведения о предыдущем гражданстве лица. «Прописаться» и «выписаться» можно было, только лично явившись в «паспортный стол» в отделении милиции.
В марте этого года Л.И.Брежнев впервые заговорил о БАМе, а вскоре вышло совместное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о строительстве Байкало-Амурской магистрали. Короткое, но звучное слово надолго входит в лексикон советских людей. Возможно кто-то еще помнит строчки из песни:
«Слышишь, время гудит БАМ!
На просторах крутых БАМ!
И большая тайга покоряется нам».
Строители, в основном молодежь, ехали на стройку и за «длинным рублем» конечно, но и за романтикой тоже. Они строили на просторах Сибири новые города, обзаводились там семьями и часто оставались там жить. Все это чудесным образом соединилось, и народ трудился с энтузиазмом. Строительство основной части дороги, длиной более четырех тысяч километров, завершится лишь в 1984 году.
С апреля по июнь этого года картина «Джоконда» – возможно, самый известный портрет за всю историю человечества – проездом из Японии, где ее посмотрели 1,5 миллиона человек, остановилась в Москве и два месяца выставлялась в Пушкинском музее. Министр культуры СССР Екатерина Фурцева сделала невозможное, чтобы советские люди увидели шедевр: благодаря ее энергии была изыскана огромная страховая сумма (100 млн. долларов) и по ее личному заказу изготовлен специальный пуленепробиваемый футляр для экспонирования «прекрасной флорентийки».
Очередь на вход в Государственный Музей Изобразительного Искусства им. Пушкина, в мае-июне этого года, приобрела воистину эпические масштабы. Люди стояли по 7-8 часов. Советский народ, разумеется, очередями запугать невозможно. Выстаивали – ночь, утро, день, – чтобы в непрерывном потоке пройти мимо картины. 10-15 секунд на общение с шедевром небольшого формата (77х53см), один долгий взгляд. Приближаясь, начинали смотреть в бинокли, «впивались глазами», стараясь запомнить свои впечатления. Некоторые пытались задержаться, вцепившись в перила-ограждения, и тогда милиционер делал им замечание – поток не должен останавливаться. Оглядываясь, люди шептали: «прощай, Джоконда». Те, кто помоложе или настроены более оптимистично – «до свидания, Джоконда».
Это было последнее замечательное деяние Екатерины Фурцевой на посту министра культуры СССР: осенью этого года ее не стало. С 24 на 25 октября этого года, как написали газеты, она скоропостижно скончалась в своей квартире. В медицинском заключении, подписанном начальником Четвёртого управления Минздрава СССР академиком Е.И. Чазовым, причиной смерти была названа острая сердечная недостаточность. Но ближайшее окружение знало, что ушла она не естественным путём, а покончила с собой. Поводом к самоубийству послужили события последних месяцев: Фурцева имела несчастье использовать для строительства дачи для своей взрослой дочери казённые стройматериалы (ходили слухи, что даже паркет Фурцева взяла из Большого театра), и, когда это дело всплыло, Фурцеву вызвали в КПК и заставили вернуть стройматериалы обратно. Перенести этот позор женщина не смогла.
В начале 70-х нашим городом на Неве, правил всесильный Григорий Романов, человек, которого считали ближайшим преемником Брежнева, номером 1 в списке партийных наследников.
В этом году Романов выдавал замуж свою младшую дочь Наталью. На следующий день после свадьбы в немецком «Шпигеле» появилась статья, которую пересказали радиостанции: «Свобода» и «Голос Америки». Суть статьи сводилась к тому, что свадьбу дочери, Григорий Романов, пользуясь неограниченной властью, устроил не где-нибудь, а в Таврическом дворце, где в то время располагалась Высшая партийная школа. В Политбюро посыпались письма возмущенных коммунистов. Особенный гнев вызвала тёмная история сервиза из Эрмитажа, который Романов якобы получил из рук директора Эрмитажа Пиатровского, а после свадьбы вернул в хранилище изрядно побитым.
По словам семьи Романова, на самом деле, свадьба была очень скромной и проходила на государственной даче в присутствии десятка гостей. Сервиза из Эрмитажа никто «напрокат» не брал.
На следующий день молодожены отправились на теплоходе по Волге. Сам Романов вспоминал: «Андропов мне так сказал: „Не обращай внимания Григорий. Мы знаем, что ничего подобного не было“. Я говорю: „Юрий Владимирович, но вы можете дать информацию о том, что не было!“ Он отвечает: „Хорошо, мы разберемся“.
Вторая волна возмущения пошла уже в перестроичные времена, когда все газеты, выполняя план по гласности, начали просвещать народ. Вновь начали печатать всякие домыслы о свадьбе дочери Романова.
Тогда в «Правде» от 15 сентября 1989 года в нижнем правом углу третьей страницы напечатали небольшое опровержение, подписанное Романовым: «…В некоторых органах печати появились сообщения о том, что я, будучи первым секретарём обкома КПСС, якобы проводил свадьбу в Таврическом дворце с использованием уникального царского сервиза, взятого из Эрмитажа. Да, 15 лет назад эта свадьба состоялась. И была она на даче в посёлке Левашово, которая мне тогда давалась. На свадебном обеде было всего 12 человек. Никаких царских сервизов из Эрмитажа не было».
Справедливости ради: ни одна комиссия факт уничтожения сервиза не подтвердила.
Советский Союз в семидесятые годы славится своими учебными заведениями, которые раскинуты по всем его многочисленным республикам, в том числе и музыкальными. В 1974 году одно из таких училищ выпускает легендарную группу «Сябры».
Все начинается в Гомельском музыкальном училище имени Соколовского, где появляется Анатолий Ярмоленко. Именно тут он начинает свою профессиональную творческую деятельность и не подозревает о том, что станет руководителем легендарного ансамбля.
В 1973 году он впервые произносит название коллектива: «Сябры». Слово «сябры» в переводе с белорусского языка означает «друзья».
В 1974 году несколько выпускников Гомельского музыкального училища под руководством Анатолия Ярмоленко организуют группу «Сябры». Группа так поражает своим творчеством, что участники сразу становятся дипломантами Белорусского конкурса артистов эстрады.
Долгое время коллектив не может найти свой собственный стиль. Свое направление удается нащупать лишь через несколько лет существования группы. Стиль подсказывают поклонники группы, которым приглядывается песня «Девушка из Полесья». Эта «деревенская лирика» становится визитной карточкой коллектива и прославляет его на весь Советский Союз.
Детство в СССР было хорошо спланированным марш-парадом. Даже летом, большинство детей, отправляясь в пионерские, спортивные, или трудовые лагеря, – продолжали строиться в «колонны по двое».
Набираясь сил перед новым учебным годом, они скандировали лозунги и заучивали основные принципы коммунистической морали – в той или иной интерпретации. Несмотря на утопичность данной «формы», – дети в Советском Союзе вырастали весьма дисциплинированными и ответственными.
Дети СССР в старших классах проходили так называемую «Ленинскую аттестацию». Это тетрадочка – кондуит, куда нужно было занести ответы на ряд вопросов, касаемых не только самих школьников, но и их родителей. Так выявлялись семьи с диссидентскими наклонностями.
Новые песни о Ленине в Советской республике должны были появляться регулярно, хотя бы раз в год, к 22 апреля. И как ни странно, среди них попадались и шедевры, которые хочется петь и сейчас, и совсем не по идеологическим причинам. Просто в них столько энергии, молодого задора, радости, силы, что с ними хочется жить. Одна из них – «И Ленин такой молодой» Александры Пахмутовой и Николая Добронравова, написанная в этом году:
Неба утреннего стяг…
В жизни важен первый шаг.
Слышишь: реют над страною
Ветры яростных атак.
И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди!
И Ленин такой молодой!
И юный Октябрь впереди...
1
Этот год оказался началом конца моего безбедного существования. Моей маме дали вторую группу инвалидности. Из-за болезни ей пришлось уволиться с фарфорового завода. Моя бабушка тоже уже была на пенсии, и наше благосостояние резко упало. Стало меньше дорогих игрушек, стали гораздо реже поездки в Ленинград.
Но в принципе я особо не ощущал этих перемен. Продукты в те годы стоили копейки, так что даже на 60 руб. в месяц можно было нормально жить, а у нас, в общем, выходило где-то около ста. Да и в школе меня кормили бесплатно из-за того что мать одиночка, да еще и на инвалидности. Подала она и на аллименты, хотя до этого не собиралась, – гордая была. Говорила, мол, если у твоего папаши совесть есть, сам будет присылать, а нет, так и не надо. Но тут видно поняла, что при нынешней ситуации лишние 30-50 рублей не помешают.
Новогодний праздник в этот год мы справляли в Славянке. Нас с мамой позвала на Новый год ее школьная подруга Галя Журавлева, жившая тогда буквально в двух шагах от нашего дома, через дорогу на углу улиц Ново-Садовой и Гоголя. Но ничего интересного из этого вечера и ночи, вспомнить не могу, кроме того, что с нами была Галина племянница, девочка Яна, примерно моего возраста. Во что-то мы играли, смотрели телевизор, ходили гулять, катали друг друга на санках, играли во дворе в снежки. Моя бабушка, тоже ушла встречать Новый год к кому-то из соседей.
У нас вновь начались зимние каникулы, впереди были веселые дни с моими друзьями, настроение было замечательное. Впрочем, в детстве каждый день, – это новые открытия, новые игры.
Второго января мы с мамой поехали гулять по Ленинграду. Мать теперь все чаще попадала в больницу, по несколько раз в год на несколько месяцев и мы в город выбирались все реже и реже, так что для меня это был запоминающийся день. Мы доехали на электричке до Московского вокзала, а оттуда, пошли пешком гулять по Невскому проспекту. Мы шли до самого Адмиралтейства, заходя по дороге то в кинотеатры, на программы мультфильмов (тогда для детей специальные утренние сеансы были с одними мультиками), или на какой-нибудь фильм. Заходили по дороге в кафешки, пирожковые, где я тоже очень любил посидеть, – поесть пирожных. Заходили во все магазины, в которые я хотел. В основном в игрушечные.
Мама, видно хотела как-то компенсировать для меня все то время, которое она проводила в больнице и старалась, чтобы эти дни запомнились мне. И они действительно остались в моей памяти на всю жизнь.
Поздно вечером мы вернулись назад в Славянку, с целой сумкой подарков для меня и потекли обычные дни зимних каникул: строительство с друзьями крепостей из снега, игры в снежки, катание с горок на санках и лыжах.
2
В этом году мы придумали себе новое увлечение, – катание с крутых берегов реки Кузьминки на огромных, накачанных камерах от автомобилей. У Димки Шустого, отец работал на самосвале, то ли «Шкода», то ли "Татра" и мы брали камеры у него в гараже. Тут же накачивали насосом и катили по дорогам, через речку Славянку и засыпанные снегом картофельные огороды, до речки Кузьминки. Строили там, на крутых откосах огромные трамплины и, навалившись на камеру всей кучей, друг на друга, человек по пять, с громким визгом неслись вниз, взлетали на трамплине и, приземлившись, валились с камеры по всей горке. Уходили мы рано утром и возвращались, когда уже было темно, все мокрые с головы до ног, в обледеневшей одежде, но довольные.
