Текст книги "Видеоунтерменш"
Автор книги: Александр Селин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 12 Бушующая Кубань
– Садовникоу! Напиши, пожалуйста, про кубанских казакоу. У «Тихом Доне» Шолохоу про донских написал, а про кубанских никто не пишет, хотя кубанские казаки лучше донских.
– Чем же они лучше?
– Да всем. Донские – вялые, тихие, как и сам ихний Дон. А кубанские бурлят, как и сама полноуодная Кубань. Бушуют!
– Я не Шолохов, Саша. Я так не напишу.
– Ну хоть как-нибудь напиши. Должен написать. Мы, кубанцы, все-таки становой хребет усех казакоу!
Ой вы, тони глубокие! Ой вы, поля раздольные! Ой ты, ковыльная степь на ветру, стук копыт с бравым присвистом, мельканье шашек да удалой остроконечный прапорец! Скачут казаки, скачут на радость матерям да на страх врагам, скачут, защитники Отечества, рачители славы народной. А впереди всех на племенном жеребце – кубанский казак Александр Афанасьеу!
Такую фамилию Афанасьеу получил, когда устраивался в «Видео Унтерменшн», а точнее, в дочернюю фирму Алексея Гусина «Два с половиной крыла». Главная ошибка при оформлении состояла в том, что свою фамилию он начитал гусинской секретарше по телефону, когда та оформляла пропуск и документы на работу. С именем и отчеством «Александр Павлович» прошло все более или менее гладко, но когда дело дошло до фамилии, то тут-то и случился казус. Секретарша, молодая рафинированная москвичка, прежде никогда не выезжавшая ни на Украину, ни на Кубань, и не видавшая живьем ни лошади, ни коровы, даже и предположить не могла, что некоторые южане так дико могут произносить букву «г» или окончание фамилий на «ов» или «ев».
– Как-как? – в третий раз переспросила девушка.
– А-фа-на-сь-еу! – прокричал в трубку кубанский казак.
– А вы не могли бы начитать по буквам? – растерялась девушка. – А то что-то непонятно…
– Что же тут может быть непонятного? – вздохнул Александр. – Очень распространенная фамилия. Ну, если хотите по буквам, то так и быть, начитаю по буквам. Первая буква фамилии – «А» – «арбуз», понятно?
– Понятно.
– Вторая буква «Ф». «Филин» – птица такая, понятно?
– Понятно.
– Потом опять «А» – «Арбуз», потом «Н» – «Наталья», потом опять «А» – «Арбуз», потом «С» – «Саранча». Насекомое такое, слышали?
– Слышала. Понятно. Буква «С». Записала.
– Далее, мя-а’кий знак.
– Какой знак?
– Мя-а’кий. После «С». Получается «Сь».
– А-а, ну да… догадалась, «Мягкий знак».
– Потом «Е» – «Елена». И последняя буква «Уэ».
На другом конце провода опять наступило молчание, обозначавшее раздумье.
– Неужели не понятно? – Будущий обладатель пропуска начал выходить из себя. – Последняя буква «Уэ»! Зверь такой есть «Уолк»!
– Уолк?
– Да. Уолк. У нас на Кубани есть такой зверь – Уолк, который поросят да овец таскает.
Секретарша не стала больше ничего уточнять (куда больше?!), а только мысленно посетовала на свою неосведомленность: «Что же, наверное, действительно на Кубани есть такой зверь Уолк, который таскает поросят и овец», – и оформила кубанцу пропуск на фамилию «Афанасьеу».
Впоследствии, уже работая в компании, Афанасьеу несколько раз пытался переоформить пропуск и деловые документы, показывая свой паспорт, где фамилия была напечатана правильным образом, и даже один раз пожаловался на несправедливость самому Леснеру. Но Леснер, которого фамилия «Афанасьеу» забавляла, его не поддержал. Немигающим взглядом уставшего человека он просканировал просителя с головы до ног и произнес короткую фразу, которая раз и навсегда сняла все вопросы.
– А тебе не все равно, лупоглазое быдло?Обычно самая интересная часть жизнеописания начинается со времени совершеннолетия героя. Поступки, хорошие они или плохие, начинают приобретать значение для истории, когда герою исполнилось 17–18 лет. Бывают, конечно, исключения. Пушкин с Лермонтовым уже в четырнадцатилетнем возрасте писали зрелые стихи. Надя Рушева в двенадцать создала свои лучшие рисунки. Моцарт задолго до семнадцати прослыл гением. Кто там еще? Борис Беккер в шестнадцать лет – первая ракетка мира. Гайдар в шестнадцать, говорят, полком командовал… Ну и хватит. Про юного Александра Афанасьеу ничего примечательного сказать было нельзя, кроме того, что однажды, заходя в воду, наступил на живого сома, очень боялся собак и помогал отцу чинить трактор. Поэтому детский и юношеский периоды мы опустим, а сразу перейдем к зрелому возрасту, когда все подвиги, собственно, и совершаются. После окончания школы в родном поселке Джигинка Краснодарского края Афанасьеу поступил в московский физико-инженерный вуз. И весь мир предстал перед ним в доброй доперестроечной суете в виде лекций, семинаров, лабораторных работ и веселых гулянок в общежитии, в которых он всегда принимал живейшее участие.
Он много рассказывал сверстникам о достоинствах казачества, щеголяя щеточкой своих кубанских усов. Заявлял, что принадлежит к старинному кубанскому роду каких-то Боканов, которые всех «мочили» и проявляли особый «казачий ероизм» (героизм). И никто из сокурсников не замечал в этом смешном пучеглазом покладистом пареньке скрытой ненависти ко всем, кто был ростом выше, чем метр шестьдесят один сантиметр. Именно таким ростом обладал Александр Павлович Афанасьеу. Уже тогда он подбирал обувь на высоких каблучках, уже тогда пытался кучерявить волосы на голове, чтобы выглядеть выше, по ночам подбегал к турнику и висел на нем, чтобы вытянуться хотя бы на пару сантиметров. Но, когда ему стукнуло девятнадцать и все сроки для увеличения роста истекли, Афанасьеу вошел в состояние скрытой депрессии, только изредка получая удовольствие, когда какой-нибудь дылда задевал головой лампочку, а еще лучше – ударялся о перекладину дверного косяка. «Мой рост позволяет мне ходить с ‘ордо (гордо) поднятой ‘оловой!» – громко шутил Афанасьеу, и все смеялись. (Для легкости чтения особое кубанское произношение опустим на время). «Мужчина должен быть невысок, кривоног, волосат и вонюч!» – шутил Афанасьеу в компаниях с девушками. И девушки тоже смеялись, хотя предпочтение отдавали все-таки другим. Корпус женского общежития располагался как раз напротив корпуса, в котором проживал Афанасьеу, и частенько, нарушая комендантские запреты, он вместе с одногрупниками пробирался туда, чтобы найти наконец свое счастье или хотя бы удовлетворить проснувшееся естество. Но девушки, обитавшие в корпусе напротив, как назло, почти все имели хороший рост и относились к Афанасьеу не с той степенью серьезности, на которую рассчитывал потомок Боканов. Они часто звали его в гости, смеялись над его юмористическим самоуничижением, а когда дело доходило до главного, дипломатически выпроваживали, оставляя у себя скучных гренадеров, тех самых, которые задевали головой дверные косяки. «Видал, Николай, какой Сашок живой и остроумный! Вот бы и ты у меня таким был. А то сидишь, как памятник, да только водку наливаешь. Скучно с тобой». А затем уже шло обращение к Афанасьеу: «Сашенька, Саш! Смотри, на часах уже без пяти одиннадцать. Тебе пора. Иди к себе в корпус, иди-иди… У нас сегодня вахтерша строгая…»
Но вот в один прекрасный день крылатый ангелочек все ж таки послал стрелу в удачном направлении, после чего победоносно вскинул руки и отбросил в сторону опустевший колчан. Поймавшая стрелу была не царевной и не лягушкой, но в целом вписывалась в усредненные показатели московского физико-инженерного института. Звали эту девушку Еленой Малш. Жила она в общежитии как раз напротив, и уступила она Александру после огромного количества реприз, которые он предварительно выпросил у местной команды КВН.
Как это часто бывает после первого гормонального шока, Афанасьеу влюбился без памяти, чего сразу нельзя было сказать о Елене Малш, которая к тому времени перепробовала половину мужского корпуса. Вот и к началу их бурного романа с Александром Елена в общем-то не была свободна и преподнесла кубанскому казаку серьезного соперника в виде толстого аспиранта с красивым именем Викентий Островский. Это соперничество, именуемое в простонародье как «дерби лузеров», а затем полная и безоговорочная победа стали в совокупности первым жизненным подвигом Александра Афанасьеу, о котором долго судачил весь студенческий городок. Уже и сейчас почтенные отцы семейств, встречаясь на юбилейных мальчишниках и перебирая в памяти события далеких студенческих лет, которых не вернуть, вдруг хлопают друг друга по плечу: «А помнишь?!» – и тут же, перебивая один другого, при этом скабрезно хохоча, воспроизводят в деталях борьбу Афанасьеу с Островским, сражение, которое на полгода поглотило внимание просвещенной институтской общественности.
Награда для победителя, то есть Елена Малш, как раз принадлежала к тому типу девушек, которых, вообще говоря, следует опасаться. Маленькая, черноволосая, с любопытным носиком, с писклявым голосом, довольно смазливой мордашкой и карикатурным строением ног, она принадлежала как раз к тому разряду барышень, которые завидуют всем подряд и свою зависть бережно проносят до преклонных лет, передавая детям, а если посчастливится, то и внукам. Наблюдая, как любимый внук играет в песочнице с чужим пацаненком, бабушка Елена вдруг замечает, что чужой мальчишка ловче складывает песчаные «пасочки». Тут же бабушка Елена знакомится с этим ребенком, не скупится на шоколадку и осторожно выведывает все, что возможно, о его родителях. Затем при случае знакомится с его родителями, проникает в гости, заводит семейную дружбу, которая рано или поздно заканчивается крахом для ничего не подозревающей семьи. Увольнением с работы отца удачливого ребенка. Разменом квартиры в связи с разводом супругов. И, в конце концов, отъездом малыша в другой район города, после чего внук бабушки Елены играет в песочнице один. Пострадавшие от интриг бабушки Елены если задним числом и догадывались, что это ее рук дело, прежде всего недоумевали, неужели такая нелепая цель может оправдывать такое огромное количество манипуляций. Но они просто не знали Елену Малш молодых лет и поэтому не могли понять, что эликсиром жизни для нее являлась сама борьба, а не какие-то там результаты. Если взять чистый лист бумаги и разделить на две половины, прочертив линию посередине, слева обозначить цели, а справа – все, что ради этого было наворочено, то картина получится настолько неправдоподобно асимметричной, что никакой следователь не взялся бы разгребать ни одно из этих дел, так и не поверив в реальность причинно-следственных связей.
Вот, например:
Ну и тому подобное.
Что же касается соперничества Афанасьеу с Островским, то результат для нее самой был заведомо ясен, а потому и малоинтересен, важно было другое: запустить такую круговерть около своей персоны, чтобы о ней, о Елене Малш, говорил весь студенческий городок и говорил так, как будто речь шла о голливудской или политической знаменитости.
Как уже было сказано, Елена Малш завидовала всем, а в первую очередь, высоким и стройным соседкам по общежитию, и при случае с удовольствием отпилила бы им ноги или повыкалывала глаза. Но, увы, правила диктовала строгая советская действительность, которая мало кому давала проявить свои лучшие качества, заложенные еще в генах… Кому угодно, но только не студентке родом из Липецка Елене Малш. Уже на втором курсе она обозначила одно очень сильное преимущество перед сверстницами: ложилась в постель с молодым человеком уже на второй день знакомства, и в мужском корпусе ее физиологические особенности знали и обсуждали почти все.
Параллельно выяснилось, что студенты общежития физико-инженерного института – народ ленивый, и вместо того, чтобы обламывать желанную подругу месяцами, в конце концов заваливались к Елене Малш и при этом старались обращать внимание только на верхнюю, более выгодную часть ее туловища. Благодаря такому плюрализму Елена оказалась в центре внимания молодых людей, и стройные девственницы из того же общежития недоумевали, чего же хорошего находят мужики в этой каракатице? А вот так вот, девушки! Вот так вот, красавицы! Путь к сердцу мужчины лежит даже не через желудок, а несколько ниже. А путь этот не тернистый. Не Гойя, не Ломоносов и не Магеллан.
Александр Афанасьеу, конечно же, знал о гостеприимстве своей возлюбленной, поскольку слухи в студенческом городке растекаются быстрее, чем в кварталах Неаполя. Приклеивая улыбку, выслушивал пьяных рассказчиков, которые стали ему молочными братьями, но он в то же время был уверен, что рано или поздно обязательно всем отомстит. И отомстил! И отомстил двадцать лет спустя. Отомстил, хвастаясь «Мерседесом» и дачей на Рублевском шоссе перед растерявшимися сверстниками. Искорки в его мутных глазах восклицали: «Завидуете!? Это вам за то, что вы моей женой пользовались, сволочи! Вот так-то!»
Ну да это мы слишком далеко забежали вперед. Вернемся к деталям поединка Афанасьеу-Островский, во многом определившим жизненный путь кубанского казака.
Уже давно прошли четвертьфиналы и полуфиналы, в которых соперники выбывали из-за неявок, и вот наконец федерация очертила круг из двух неуступчивых претендентов на руку… (чуть было не сказал: «сердце») Елены Малш.
Первой ошибкой Островского стало то, что он попытался развеселить Елену Малш теми же самыми КВНовскими репризами, что и Афанасьеу, но только двумя днями позже.
– Ой, какой ты остроумный, Викеша! – хихикала Елена, но мысленно уже отметила, что Афанасьеу оказался проворнее и ухватистее хотя бы в плане воровства реприз.
Второй ошибкой Островского явилась полная его убежденность, что в альянсе мужчины с женщиной мужчина всегда главный.
– Ну конечно же, главный, Викеша! – подпевала Елена, но тут же вспоминала слова Афанасьеу, который вчера стоял перед ней на коленях: «Ты мой ‘лавный путеводитель в жизни, моя любоу! Ты – мой ‘енерал!»
Третья ошибка Островского заключалась в том, что, выходя из женского корпуса общежития, он невнимательно смотрел на кусты, что разрослись у самого фасада. За ними прятался Афанасьеу. И как только Викентий возвращался обратно к себе, Афанасьеу тут же, подарив вахтерше половину сиреневого букета, поднимался к разогретой Елене. Ему удалось преодолеть такое чувство, как ревность, что позволило в жизни быть гибче и толерантнее. А вот Островский своей ревности так и не преодолел. В дальнейшем они конечно же установили слежку друг за другом, но и тут Афанасьеу действовал изощреннее. И если Островский поздно вечером попросту стучал в комнату, где жил кубанский казак, чтобы удостовериться, что тот ночует на своем месте (а то и пригрозить, чтобы нигде не шлялся), то Афанасьеу обычно посылал в разведку одногрупника в комнату Островского с просьбой закурить, отсыпать сахара или чайной заварки, а то и задержать соперника за игрой в преферанс.
Четвертая ошибка Островского. Он не сумел грамотно снять квартиру. Когда дух поражения уже витал в воздухе и, по опросам общественного мнения, шансы его были один к четырем, Островский пошел на крайность. Договорился о съеме квартиры в районе метро «Кантемировская», чуть ли не силой завел туда Елену и запер ее вместе с дефицитными консервами. По вечерам приходил с цветами, купленными на последние аспирантские деньги, молча сидел перед ней и гладил ее руку (ох, эти запоздалые элементы нежного романтического ухаживания!). Этот период времени, вообще говоря, мог стать переломным, как сражение в Арденнах во время Второй Мировой войны. Выросшая на тыквенных семечках и бабских сплетнях, Елена Малш вдруг впервые ощутила себя похищенной принцессой, и Викентий своим поступком напоминал девушке о некогда читаных «Руслане и Людмиле», «Спящей красавице», а то и лермонтовской «Белле».Но тем не менее, когда под окнами появлялся Афанасьеу, прознавший о месте заточения своей любимой, и молча укоризненным взором смотрел на нее, ей вспоминался еще и Гомер со своей легендой о Троянской войне, в которой кубанский казак мог исполнить роль Париса, а Островский, соответственно, ревнивого Менелая. Вот только жаль, что Ахиллы, Гекторы и Аяксы совершенно не собирались принимать участия в боевых действиях, а сидели в общаге и пили «жигулевское» пиво. А когда шли в туалет, то ударялись головой об дверные косяки. «Какие же они все бессердечные и равнодушные к женской красоте, кроме Александра и Викентия», – сокрушалась Елена. К вечеру опять приходил Викентий. Кубанский казак из-под окон исчезал. И опять – цветы и поглаживания руки. Спящая красавица – Белла. Пушкинская Людмила – Белла… Белла… А Островский? Может быть, он – Печорин? Через четыре дня все закончилось. Хозяин квартиры пришел вместе с милицией и выгнал Островского.
Гой вы, поля широкие! Гой вы, степи ковыльные! Гой ты, черная шапка набекрень, острая сабля да громкое «ура» над поверженным врагом! А вот и девицы с рушниками встречают героев хлебом-солью. Славно дрались казаки, соединители русской земли. А пуще всех на племенном жеребце – кубанский казак Александр Афанасьеу.
Как только Парис догадался, что Елена Прекрасная мечтает быть кем-нибудь похищенной, он тут же попросил в деканате распределение для себя и для нее в закрытый город Арзамас-16, за колючую проволоку, в самый засекреченный из всех номерных городов. А уж туда никакой Менелай при всем желании никогда бы не смог пробраться. Даже при поддержке Ахилла и Аякса. Вот так закончилась очередная Троянская война.
На несколько лет для Елены и Александра наступила тихая спокойная семейная жизнь. В маленьком закрытом городке снабжение по меркам советского времени было очень хорошим, в магазины завозили колбасу, венгерские сапожки и польские штаны, по тротуарам бродили голуби, а в местном ДК показывали кинофильмы. Проще говоря, все условия для того, чтобы забеременеть и ждать первенца. Елена родила сразу двоих. Одного назвали Пашей, а другого Алешей в честь родителей, соответственно, Александра и Елены. Один был похож на Малш, другой на Афанасьеу, и ни один на Островского, что очень радовало кубанского казака. Афанасьеу по субботам за государственной водочкой рассказывал новым друзьям про доблесть кубанских казаков и про род Боканов, от которого он произошел. Елена потихоньку ссорила соседей и сотрудников по работе, а по вечерам ходила в магазины. Но вот грянуло веселое время перестройки, после чего закрытые города стали терять свои привилегии и колючую проволоку, а у кубанского казака появились неожиданные проблемы.
– Хочу стать режиссером! – неожиданно заявила Елена, просматривая очередную серию «Санта-Барбары». – Хочу обратно в Москву! В Арзамасе больше делать нечего.
– ‘олубь (голубь) мой! Зачем тебе быть режиссером? – пытался отговорить ее Афанасьеу, вспоминая об Островском и старых знакомых. – Лучше откроем сеть ‘азетных ларькоу (ларьков) или платных туалетоу (ладно, хватит, обойдемся пока без специфического диалекта). Деньги не пахнут. Зачем куда-то ехать?
Но Елена не отрывала глаз от прямоугольной рамки новенького «JVC».
– Я же сказала, что хочу стать режиссером, а ты, как всегда, очень приземленно мыслишь. Ты еще скажи, давай свиней разводить.
– А хоть бы и свиней… Доходно. И навык есть. У нас на Кубани знаешь какие свиньи были! Принцессы! А режиссером, по-моему, муторно очень. И навыка у тебя нет…
– Это у меня нет навыка?! – Елена включила видеомагнитофон на режим записи и повернулась к мужу с искаженным от злобы лицом. – Да я весь ваш отдел срежиссировала! Да я всех твоих друзей срежиссировала! Соседей срежиссировала! И тебя! Кем бы ты без меня был?! В общем, так: если не хочешь ехать, то я поеду одна и детей с собой заберу. Понял?
– Понял, понял, моя Елена.
Даже и сейчас Афанасьеу боялся себе признаться, что в изнурительной борьбе с Островским и последующих семейных буднях настоящая победа досталась все-таки Елене Малш.
В результате усилий, потраченных на удержание семьи и взращивание детей, эта особа приобрела для казака такую ценность, что поневоле он стал первым воплотителем ее манипуляций и идей. Вот почему (опять забегаем вперед) в сорок пять лет он выглядел примерно на все шестьдесят и, тем не менее, где бы то ни было, всегда с благоговением именовал свою супругу не просто «Елена», а «Моя Елена».
Лишь только один раз (еще дальше забегаем вперед), один только раз прозрение случится. Но произойдет это на смертном одре, когда, вконец полысевший, с дряблой кожей и полусгнившими ногтями, он приподнимет палец и произнесет: «Ведьма!», увидев лицо склонившейся жены. Но Елена не обидится, а только улыбнется. Александр Павлович Афанасьеу использован до конца. От начинки до фантика. И если в левую часть таблицы, которую мы начертили специально для Елены Малш, занести строку «попадание на телевидение», то в правой части можно смело публиковать полное собрание сочинений Ги де Мопассана, сценарий телесериала «Санта Барбара», Генриха Манна, ну и, пожалуй, Александра Дюма.
А пока, цокая шестисантиметровыми каблуками, Александр Афанасьеу идет по коридорам того самого шаболовского телекомплекса, где расположилась часть телекомпании «Видео Унтерменшн». Сегодня у него скверное настроение. Он переживает вчерашний разговор с супругой. Во время которого она заявила, что ей для дела обязательно надо «уединиться» с Алексеем Гусиным. Еще на прошлой неделе он почувствовал недоброе, когда Елена Афанасьеу (она получила пропуск с такой же фамилией, как и у мужа) что-то нашептывала мужниному шефу с протяжным напевом: «Ле-о-ош-ш». А вчера выяснилось, что оказывается, надо «уединиться». Да… дела… «Елена, моя Елена, ну как же так? Я же кубанский казак, у меня же есть гордость». «Ты не на Кубани, мой дорогой, и не в Арзамасе, а в Москве. Работаешь в крупной телевизионной компании. Так что оставь свою гордость своим вонючим землякам, и пусть они с нею сдохнут». «Но у нас же дети с тобой, моя Елена…» «Да, кстати, насчет детей. Детей сам заберешь из садика. Леше купишь новые варежки, он их в смоле испачкал. И Паше такие же купишь, а то он обзавидуется». «Но я… но я этому Гусину отомщу», – скрипел зубами Афанасьеу. «Обязательно отомстишь. Вот это уже слова мужчины».
Прилагая огромные усилия, Афанасьеу все же одержал победу над собой и жене больше возражать не стал. На минуту закрыв глаза, он представил себя кубанским Григорием Мелеховым. Представил, как размахнулся дедовской шашкой, что висела в родительском доме на стене… Геть! И покатилась окровавленная голова Алексея Гусина. «Вот тебе, сволочь, за мою Елену и за твой рост метр восемьдесят три! Что-то я давненько не рубал вас, собак!» Афанасьеу наморщил лоб, припоминая. «Давненько…» Здесь следует добавить, что последней жертвой казака был как раз Сергей Садовников, который прямо сказал Елене Афанасьеу, что режиссера из нее не получится. Да еще, скотина, имел рост метр восемьдесят один. В результате многомесячных тихих манипуляций, устроенных казаком и супругой, Садовников был уволен, так и не понимая, за что. «А может, она и права, что так делает, – Александр еще раз подумал о Гусине и Елене. – Пока молодая, надо использовать. Надо использовать…»
С этими мыслями он остановился у двери с табличкой «Эзополь Юрий Михайлович». «Так, Эзополь. – Он посмотрел в блокнот. – На этой неделе всего один раз…» Это осуществлялся стратегический план под названием «Примелькаться», который разработала его супруга. По ее оценкам, Афанасьеу 3–4 раза в неделю должен был встретиться глазами с Эзополем, Апоковым, и не менее двух раз с Леснером, чтобы постоянно напоминать о себе и потихоньку становиться своим. Была пятница, а с Эзополем он встречался на этой неделе всего только один раз. Что ж, надо будет подождать у кабинета, потерпеть. А как будет открываться дверь, сделать вид, что проходил мимо и остановился, уронив авторучку. Держа специально купленную авторучку наготове, осмотрев свой костюм, он стал ждать, но совсем некстати в коридоре появился Алексей Гусин.
– Что, Юрия Михайловича караулишь? – осклабился Гусин, подойдя к подчиненному.
– Да нет, просто остановился, копчик прострелило, – пробурчал казак и свободной рукой взялся за копчик.
– Понимаю, копчик… – закивал Гусин. – У меня раньше тоже копчик простреливало, а сейчас, видишь, запросто вхожу.
С этими словами он безо всяких церемоний вошел к Эзополю и захлопнул дверь.
«Сволочь, – подумал Афанасьеу, – собирается «уединиться» с моей Еленой, да еще издевается… Мог бы вести себя поскромнее… Но ничего, скоро я пробьюсь поближе к Апокову, и тогда уж посмотрим…» Он с деловым удовлетворением вспомнил корпоративную вечеринку, куда его пригласили вместе с женой, и не просто пригласили, а еще и попросили подготовить какой-нибудь художественный номер. Просьба была продиктована заранее, и Афанасьеу целых две недели репетировал кубанский перепляс. На вечеринке было шумно. Трещали бенгальские огни. Открывалось шампанское. На свободный пятачок, что расчистили перед VIP’ами, по очереди выходили сотрудники и произносили тосты за процветание «Видео Унтерменшн». Ведущий прочитал стихотворение, посвященное Леснеру, Эзополю и Апокову. Буревич с Гусиным стояли насупившись, потому как в стихотворении не были упомянуты ни разу (этот ведущий-поэт в компании больше не работает). И вот объявили произвольную часть программы. «Не сейчас! Не сейчас! – Елена сдерживала кубанского казака. – Не видишь, Апоков с Леснером куда-то отошли… А вот, возвращаются… давай, ни пуха тебе!» Запомнив нужные ботинки, Афанасьеу бросился в середину круга и пошел вприсядку, не поднимая головы. Несколько головокружительных разворотов, затем авангардные фрагменты на четырех точках не помешали ему идентифицировать туфли Апокова и Леснера, к которым, словно невзначай, он приближался, топая каблуками, в полуприседе, похлопывая ладонями по полу и по груди. «Танцуй, казачок!» «Давай, зажигай, Афанасьеу!» – кричали из толпы. Вот главная обувь вечера уже близко, перед самыми глазами. Вот, правая туфля Апокова тюкнула левую туфлю Леснера: смотри, мол, как старается сотрудник. Вот наконец одобрительное движение темно-зеленого ботинка Леснера, словно растирающего пятнышко на блестящем паркете. Мелкая дробь ладошками по паркету, как бы поиск диалога с очень важными ботинками. И властное движение носком второго ботинка Леснера – мол, хватит, убедился, можешь вставать. Афанасьеу распознал намек, встал, но тут же поскользнулся и упал на заднее место (падение репетировалось загодя и было вычитано из известного произведения А. Грибоедова)…
На несколько секунд в зале установилась абсолютная тишина, все смотрели на VIPов… И тут вдруг Апоков дико захохотал, после чего немедленно засмеялись все и зааплодировали, улыбнулся и Леснер… Афанасьеу встал, хотел было поскользнуться и упасть еще раз, но перехватил злющий и ревнивый взгляд Гусина: «Я тебе упаду еще раз, сволочь!»
– Позвольте вам представить мою жену, Елену Афанасьеу!
Елена уже стояла тут как тут, страстным взором пожирая то одного, то другого VIPа.
– Елена мечтает стать режиссером монтажа…
Михаил Юрьевич не спеша оглядел Елену, потихоньку опуская зрачки сверху вниз… Остановился на уровне примерно в тридцати сантиметрах ниже пояса, скривился, равнодушно зевнул, но все-таки махнул рукой. Апоков же взял кубанского казака под руку и отвел в сторону.
«Слушай, господин Афанасьеу, у меня будет к тебе деликатное поручение…» Господин Афанасьеу! Вы слышите, земляки! Вы слышите, товарищи по институту! Вы слышите, арзамасские друзья! Позднее Гусин долго допытывался, что за поручение дал ему Апоков и зачем Афанасьеу ездил в Историко-архивный институт, да еще в рабочее время. Так и не выпытал. Как вспоминает, так мстит. А поручение было очень странным. До сих пор Елена укоряет: «Что же ты не откопировал бумаги для себя?» «Апоков не велел». «Что значит не велел? Как бы он проверил?» «Ну как я мог осмелиться? Такой большой начальник…» «Знаешь, где у меня твои начальники?» «Знаю…»
Открылась дверь кабинета Эзополя, обрывая воспоминания. Вышел Гусин.
– Слушай, старик, я так и знал, что ты все еще здесь. У меня есть для тебя поручение. Съездишь на три дня в Суздаль, там проводится фестиваль кукольной анимации, разведаешь обстановку. Прямо сегодня вечером садишься на поезд и поехал. Откладывать не имеет смысла.
– А можно я с собой Елену возьму?
– Нет. Нельзя. Я ей тут работы подкину. В общем, ей монтировать и монтировать днями и ночами. А вот детей можешь с собой прихватить. Куколки, мультфильмы и все такое… Я думаю, это им будет интересно и полезно.
– Зачем же на три дня, Алексей? Хватит и одного дня…
– Не хватит, старик, поверь мне, я тебе как профессионал говорю, не хватит. Вот, значит… а если у тебя какой-то вопрос к Юрию Михайловичу, то скажи мне, я ему передам…
– Да нету у меня вопросов.
– А раз нету, то чего стоишь, зря время теряешь? Отправляйся на вокзал.
– Сейчас… Копчик пройдет, и поеду.
– Хм… Копчик… Пожалуй, за три дня ты не справишься. Уедешь на пять дней.
Гусин развернулся, зашагал по коридору и исчез за углом. Через минуту вышел Эзополь. Думая о чем-то своем, рассеянно глядя под потолок, он сплюнул в сторону и попал на Афанасьеу. Афанасьеу уронил авторучку…
– Ой, Сашок, это ты? Извини, пожалуйста, я не нарочно, – смутился финансовый заместитель Леснера. – Ты такой невысокий, удобный, я тебя с урной перепутал. Кстати, а где урна? Куда ее унесли? Извини еще раз, пожалуйста.
– Да ничего, ничего, – улыбался Афанасьеу, вытирая пышные усы. В душе же у него пело, звенело, ликовало! «Сашок! Он назвал меня Сашком!»
«Надо же, какой покладистый, толерантный человек, – рассуждал Эзополь, удаляясь от своего кабинета, оставив застывшего Афанасьеу, глядящего ему вслед. – С такой выдержкой далеко пойдет… далеко. Эх, Троцкий-Троцкий, Лев Давидович Троцкий! И за что же ты казаков-то гонял в двадцатых годах? Такой вроде добрый необидчивый народ… Вот только часто на глаза попадаются…»
