412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Селин » Видеоунтерменш » Текст книги (страница 17)
Видеоунтерменш
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:04

Текст книги "Видеоунтерменш"


Автор книги: Александр Селин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19 Позвизд

– Уж ты мой маленький! Уж ты мой чернявенький, кучерявенький молчунишко! И ведь на самом деле молчунишко. Иные дети орут, жилы надрывают, а этот молчунишко. Молчит да ласкается. Люб ты мне за это. Да и ни на кого из своих братьев не похож. Все либо русые, либо белесые, а у этого волосенки чернявые как смоль, и вьются. В кого ты такой? Эй, Малаша! – князь окликнул няньку, что стояла возле дверей, не смея приблизиться. – Правда, что от меня этот голопуз народился? Следили за матерью? Не подгуляла ли? Небось, за восемью сотнями баб трудно усмотреть?

– Как можно, княже… – поклонилась нянька. – Глаз не смыкали ни дня, ни ночи.

– А как я нарек голопуза? Напомни.

– Позвизд, княже.

– Как, как?

– Позвизд, княже, – смутилась нянька – Сами таким именем и нарекли.

– Надо же, Позвизд, – задумался князь. – Видать, здорово я погулял с Путятой после крещения Новгорода… Ну что же, Позвизд так Позвизд. Дважды имени не дают. Вот что я скажу… Люб он мне… Быть ему князем!

На этих словах Малаша вскрикнула. Всплеснула руками и упала ниц.

– Эй, Бокан! – князь толкнул лежащего возле ног скомороха. – А ну, весели мальца! Весели, потешай будущего князя!

Маленький кривоногий скоморох, лупоглазый, с большой головой и смешными, торчащими, как кабанья щетина, усами тут же вскочил, высоко подпрыгнул и пошел вприсядку, ударяя в бубен, обвешанный еловыми шишками.

Щука плавала в пруду,

Люли-люленьки ду-ду!

А Прасковья выходиша,

Щуку за хвост изловиша…

– Смышлен ты, Бокан, – улыбнулся князь, играясь с сынишкой. – Что ни день, то новые «люльки» от тебя слышу. Сам «люльки» слагаешь или подслушиваешь где?

– Сам, княже, – соврал скоморох, который каждую ночь дежурил под окнами женского терема. – Сам выдумываю. Ради тебя и твоих отпрысков выдумываю, ночами не сплю.

Вот прошелся в переплясе несколько раз вокруг княжеского стола, напевая «люльки» и постукивая шишками, потом выпрямился и, якобы нечаянно поскользнувшись, со всего размаху грохнулся на пол, вызвав при этом не только раскатистый хохот Владимира но и смех маленького Позвизда, которого князь по-прежнему держал на руках.

– Вот ублажил! Вот ублажил, – князь вытер выступившие от хохота слезы. – Малаша, забери мальца, а то, неровен час, уроню. Вот ублажил! Не только меня ублажил, но и маленького князя развеселил, мальчугана. Быть тебе, Бокан, на моих пирах скоморохом. Будешь еду из княжьих рук принимать да гостей моих потешать!

– Ам-ням-ням, – игриво застучал зубами скоморох, стоя на четвереньках.

– А теперь вот что, – в мгновение посерьезнел князь, – ты, Малаша, отнеси Позвизда к матери в терем, его небось кормить пора… А ты, Бокан, вот что сейчас сделаешь. Пойдешь в конюшню. Там у меня сотник один сидит. Он ослушник и давно ждет моего решения. Скажи ему, пусть явится сюда. А почему тебя посылаю, а не кого-нибудь другого, так это ему в науку. Скомороха за ним посылаю, а не человека! Пусть будет ему, собаке, вот такая честь! Иди!

Горница на время опустела, усугубляя то самое состояние одиночества, которое князь Владимир стал испытывать в последнее время. Глубокие противоречия терзали его, как бы отделяя голову от сердца. И такие противоречия, что ни с кем не посоветуешься и никому не объяснишь. С одной стороны, вроде как поверил в Христа и всем сердцем принял новую греческую веру, а с другой стороны, холодный рассудок не давал расстаться с чудодейственной языческой рамочкой, которая позволила заглянуть в будущее ночью возле братской могилы. И в будущее ли? Нет, не хотелось расставаться со скуфетью, несмотря на возможный Господень гнев. Одолевало искушение разобраться в том, что происходило на фоне звездного неба. Так что это было? Наваждение? Да нет. Сотник был рядом и то же самое увидел… И почему до сих пор не казнил сотника, который мог оказаться опасным свидетелем? То ли от христианской доброты, которая действительно нахлынула, обволакивая сердце, то ли от трезвого рассуждения – одного посвященного надо оставить, чтобы не дать одинокому разуму помутнеть. В последнее время Владимир перестал казнить даже воров и разбойников, демонстрируя народу христианскую терпимость, за что и укрепилось за ним прозвище Красно Солнышко. Но с другой стороны, этих грабителей на лесных дорогах развелось втрое больше. Откупаются денежной пеней и опять за свое… Так как же действовать: сердцем или разумом? Народ хочет, чтоб сердцем. В смирение приходит благодарный народ. С другой стороны, тот же самый народ думает о чистоте веры самого князя Владимира, того Владимира, который до сих пор прилюдно не расстался с последней, самой главной скуфетью. Сказать людям, что сжег скуфеть у себя в печке? Покивают головами, но не поверят. Публично должна уничтожаться такая вещь… А как же тогда с будущим? Как быть с искушением заглянуть в будущее?

Эх, скуфеть, скуфеть! Что за дивная великонужная вещь! Когда через нее на людей смотришь, все тебе верят и беспрекословно подчиняются. А тут еще, эвона… Глядя через нее на звездное небо, судьбу узнать можно.

Внезапно Владимир подумал о Позвизде, двенадцатом княжеском отпрыске. Действительно чем-то полюбился ему этот малец. Сразу полюбился. То ли тем, что младшенький, то ли тем, что на своих братьев непохож. Молчунишко. Смиренный. Ласкается… Вон Святополк с Изяславом уже вымахали как жерди, за мечи хватаются, дерзят папаше, брагу пьют, станут взрослыми – того гляди, промеж собой воевать будут… А вот Позвизд, Владимир сердцем чувствовал, воевать не будет, пьянствовать не будет, отцу кланяться будет и пустит свою благонравную Позвиздову ветвь, в которой дела будут решаться совсем иным образом, без мордобоя.

– Отдам-ка я ему Армянский надел, – вслух произнес Владимир. – Он и внешне на армяна похож, народец его армянский тихий, коленопреклонный, да и надо, чтобы рядом с Византией кто-то был, а то эти греки, наши единоверцы, известные мастера на мелкие пакости. Глаз да глаз нужен. Похитрей им туда надо князя, а не Вышеслава, не Изяслава и уж, конечно, не этого… Святополка… Вот уж действительно совсем окаянным растет.

Владимир решил, что не будет расставаться со скуфетью до тех пор, пока не узнает что-нибудь о будущем Позвизда и его отпрысков. Воедино опять соединились христолюбивое сердце с холодным рассудком. Он заулыбался, довольный тем, как оправдал себя перед самим собой, и стал дожидаться сотника, которому уже пора было бы предстать перед ясны очи… А вот, кажется, и сотник… В сенях послышались быстрые шаги. Оклик стражников. Правильный ответ. Тяжелые двери открываются. Заходит и сразу падает на колени провинившийся сотник.

– Звал, великий князь?

Владимир удивленно поднял брови.

– Кто? Я?… Нет…

Глава 20 Кузьминки

– Засранец, вот ты кто… Засранец и рефлексивный дурак. Он что, через рамочку все это дерьмо тебе впаривал?

– Нет, не через рамочку… Так, просто по-дружески, вроде искренне…

– По-дружески… Искренне… Апоков – искренне. Охренеть! Ты, оказывается, настолько гипнозу поддаешься, Сережа, что он тебя и без рамочки, голыми руками берет, этот «первый осторожный индеец»…

– Тогда зачем он все это предлагал? Зачем, если ни я ему не нужен, ни ты ему не нужен? Зачем?!

– Почему не нужен? Ты ему немножко нужен для написания рок-оперы. Я ему немножко нужен, чтобы счеты свести за плевок в рожу двухгодичной давности… Все прозрачно. А ты согласился ехать на Селигер… Как будто не знаешь, что там будет. Проверка личного состава на лояльность! И тебе, дураку, придется плыть в холодной воде. А ты еще и меня с собой взять хочешь. Торжество сатаны! Вот как это называется! Сатана находится в предвкушении победы и вспоминает про свои прошлые обидки. Хотя мелковато это все… находиться в преддверии глобальной акции и при этом сводить счеты с опальными безработными… Ты как будто забыл о наших открытиях, Серый! Забыл и не вспомнил на приеме у Апокова. Что с тобой? У Апокова в руках чертежи владимировской скуфети! Представляешь, что нас ждет? Да черт с нами двоими! Представляешь, что ожидает весь народ в канун Нового года? Когда каждый телезритель будет пялиться в экран, забывая про еду!

– Роман… слушай, на уровне логики ты меня тогда, конечно, убедил, но все равно не могу поверить, что это так серьезно… Дикость какая-то…

– А я тебе говорю – серьезно! И буду повторять каждый раз, чтобы ты не расслаблялся и поменьше думал о своих двух тысячах долларов, которые все равно не получишь. Серьезно! Апоков знает о свойствах скуфетей не хуже нас с тобой! Иначе и быть не может. У него в руках чертежи самой главной скуфети – рамочки князя Владимира Красно Солнышко.

– Ты уверен, что у него?

– Уверен. У кого же еще? Теперь наверняка эта скотина расчистит себе время в эфирной сетке за пару часов до новогодних курантов двухтысячного года…, любимец народа Филипп Болгарин доиграет Иисуса Христа, где, кстати, ни распинать, ни плеткой стегать его не будут… Прелестно! Прелестно! Доиграет, значит, произнесет слова: «Мессия – это не я. Мессия – это тот, кто придет следом за мной». После чего на экране в обрамлении владимировской скуфети появится апоковская рожа и установит свою абсолютную власть над нашим несчастным многомиллионным населением. А? Каково?! Я этот новогодний выпуск, разумеется, смотреть не буду. Мне весной еще доронинский МХАТ взрывать… Но как другим объяснить, чтобы в Новый год повыключали телевизоры? О! А вот и он! Легок на помине! Как говорится, не кликай черта… Будто бы специально за нами ходит, сатана!

Они сидели в небольшом кафе на территории Кузьминского парка, в километре от дома Садовникова, и пили пиво. В углу питейного зала работал телевизор. Только что завершилась трансляция баскетбольного матча, и на экране появилось лицо Александра Завеновича Апокова, у которого Катя Гендель брала интервью. Сдержанно, в своей манере, Апоков рассказал о планах канала в канун наступающего 2000-го года. Пообещал телезрителям, что новогодняя программа будет необычайно интересной. Пожелал здоровья и успехов всем, «кто неотрывно сидит у голубых экранов», и закончил выступление расхожей популярной фразой телеведущего: «Берегите себя».

– Девушка, – Роман обратился к барменше, – а нельзя ли выключить этот ящик?

– Ну вы же здесь не одни, – виновато улыбнулась барменша. – Всем хочется смотреть…

– «Всем хочется смотреть»… – тяжело вздохнул Роман. – Вот когда чувствуешь свое бессилие. Бессилие перед скуфетью. Бессилие перед социумом. И ведь это пока еще не основная рамочка, не владимировская, а стандартная «Панасоник».

– Пойдем отсюда, – предложил Сергей.

– Пойдем.

Расплатившись за пиво, они покинули заведение, подошли к водоему, на берегу которого сидели полудремлющие рыбаки в неистребимой надежде поймать какого-нибудь дурного окушка или плотвичку, покормили уток перчеными сухариками, теми, что не успели догрызть в кафе, а затем, обогнув водоем, пошли в сторону лесной части Кузьминского парка.

– Видишь, как жизнь складывается, Садовников, скоро мы гордиться будем, что лично знакомы с этим говном. А скорее всего в следующем, двухтысячном году нас с тобой как-нибудь изолируют от общества. «Мессия» не захочет оставлять свидетелей своего гнилого прошлого. И не только с нами разберется… С Буревичем, Эзополем, Гусиным, с Леснером…

– Думаешь, они все-таки не вместе?

– Нет. Как они могут быть вместе, когда Леснер время от времени Апокова по заднице лупит… Да и власть не делится на двоих. Тем более – абсолютная власть. Ох, до чего погано осознавать свое бессилие… А тут еще какие-то козлы наружное наблюдение установили. Кому я понадобился? Зачем? Еще раз спасибо, Сережа, за то, что приютил… Сначала думал, что тебя подставлю, но теперь почти уверен, что нет. Это действует кто-то не из наших общих знакомых. Это какая-то ошибка. Чья-то ошибка. Недели две перекантуюсь у тебя, и все пройдет. Разберутся.

– Так что же было?

– Что было, что было… Как тебе уже и говорил… еще один обыск у меня в доме устроили, когда по делам отлучился. Потом опять эти звонки… Словно проверяют, дома ли я. Наблюдение за моим окошком… Тетенька с коляской по-прежнему бродит туда-сюда…

– Раз с коляской – ребеночка укачивает. Что ж тут такого?

– Нет в коляске никакого ребеночка… Вот. Я упаковал все самое необходимое в двух чемоданах, а там пусть делают свои обыски… Лишь бы не в моем присутствии.

– Винтовку… дома оставил?

– Оставил. В первый и во второй раз не забрали, может, и в третий не заберут. А вот «Вальтер» захватил. Пистолет – штука не емкого свойства. От своего дома до твоего добирался на двух «моторах». Наличие «хвостов» маловероятно.

Роман все думал, рассказать или нет про свой криминальный визит в квартиру Афанасьеу, про эффект, который произвела его установка, и как потом ее украли… Все-таки решил до поры до времени не рассказывать, поскольку «гоп-стоп» не принес никакого результата, а сам его факт только смутил бы впечатлительного товарища. Он только спросил: «Тебе Афанасьеу никогда не заказывал лирических стихов для своей жены?» «Нет. А почему такой странный вопрос?» «Да так…»

По тропинке они вышли на безлюдное место, уселись на двух поваленных березах, закурили. Поскольку Роман выговорился, а Сергею добавить было нечего, то на несколько минут установилось молчание. Слышен был только хруст высохших веточек, ломающихся от несильных порывов ветра… Чириканье воробьев… Под упавшими листьями пробиралась пугливая мышка. Хорошие осенние вечера случаются в Москве. Только места надо знать… А перед отдыхом не чудить… Не работать на телевидении… Ничего не слышать про скуфети… И не брать заказов на идиотские рок-оперы.

– И все-таки твой парк в Кузьминках гораздо хуже моего Ясеневского, – произнес Роман, докурив сигарету.

– Чем хуже?

– Всем. Хотя бы так называемой цивилизацией. Вон, многоэтажки торчат. Даже через кроны деревьев видно… Народу у вас больше, то бишь телезрителей…

– Зато в Кузьминках утки водятся… Воробьи, мышки… – не сдавался Сергей.

– Ну, воробьи и мышки у нас тоже есть… Ложись! – С этими словами Руденко сбил Сергея с поваленной березы и сам упал рядом.

Сверху что-то фыркнуло, потом сбоку. Еще через секунду совсем рядом взлетело несколько кленовых листов вместе с комочками земли. Сергей не понимал, что происходит, тем более что получил шок после падения. Странные фырканья опять повторились, и почти одновременно удалось расслышать два хлопка, словно где-то далеко открывали бутылки с шампанским или разряжали новогодние хлопушки.

– Встали! – Руденко грубо ткнул приятеля в шею и больно схватил за локоть, заставляя подняться. – Встали! Валим отсюда! Быстро!

– Чего быстро?

– Быстро бежим отсюда! Кому говорю, дурак!

По-прежнему не понимая, что происходит, Сергей все-таки вскочил и побежал вслед за Романом. Они продрались сквозь кусты, едва не порвав куртки, потом Руденко указал на небольшой кривой овражек. Один за другим спустились туда. Пока спускались, Сергею показалось, что прозвучало еще два хлопка.

– Вдоль оврага! Не останавливаться!

Побежали вдоль оврага.

– Что… что такое?

– Бежать! Я сказал бежать! Потом! – махнул рукой Роман. – Асфальт! На асфальт надо выйти! Где асфальт?! Ты же знаешь эти чертовы Кузьминки!

– Надо было в другую сторону бежать… А так будет дольше…

– Не разворачиваться же теперь… Быстро!

Минуты через три сумасшедшего бега по оврагу, а затем опять по пересеченной местности друзья вылетели на асфальтовую дорожку, по которой прогуливались парочки влюбленных, старики и женщины с собаками. Руденко перешел на быструю ходьбу, но при этом оборачивался каждые две секунды.

– Здесь они стрелять не будут. Не должны. Народу много, – задыхаясь, пробурчал он. – Все равно быстро иди!

– В нас что, стреляли? – Сергею вдруг стало смешно, несмотря на стрессовое состояние и отдышку после сумашедшей пробежки.

– А ты не видел?

– Нет.

– Хлопки слышал?

– Слышал… Мне показалось… шампанское открывают…

– Ага. Семь бутылок шампанского за пятнадцать секунд открыли! – по-прежнему оглядывался Роман. – Какой же ты все-таки тормоз! Стреляли! Я видел. Блин! Уточки у него в Кузьминках водятся! Воробьи! Мышки! Сколько до твоего дома?

– Минут восемь ходьбы.

– Давай-ка лучше пробежим…

Роман сердито пнул ногой один из своих чемоданов, которые оставил у Садовникова перед прогулкой. Открыл второй чемодан, покопался в каких-то тряпках, проверяя наличие пистолета и коробочки с патронами. Затем скептически оглядел отведенную ему комнату.

– Похоже, что у тебя обыска не было, пока мы ходили с тобой пиво пить…

– Да вроде бы все на месте… А почему у меня должен быть обыск?

– Почему, почему… Стреляли в нас! Это не галлюцинации. Сам видел. Хорошо, что напротив тебя сидел. Стрелок был один. Метрах в шестидесяти. Некрупный, в спортивной одежде. Лицо какое-то серое, словно на голову натянул капроновый чулок или что-то в этом роде… За ветками трудно рассмотреть… Сначал я подумал, человек в кустах прячется, чтобы нужду справить, а потом пригляделся – целится, собака! И ведь не пневматика. Листочки-то вон как поразлетались! А глушитель наверняка был…

– Я так ничего и не понял… Слышал только хлопки и фырканья…

– Пули фыркали. Пуля, когда далеко от тебя пролетает, свистит. Когда рядом – фыркает. А ту, которая прямо в тебя летит, вообще не услышишь.

– Откуда знаешь?

– Один афганец рассказывал.

«Хуже всего сейчас ему, – подумал Сергей, глядя на Романа, обхватившего голову руками. – Бедняга думает, что своим приездом навлек и на меня неприятности. Прямо-таки действительно беда какая-то за ним ходит. Впрочем, это естественно с учетом материализации мысли и слова. Если человек сам возится с оружием, много говорит об оружии, то рано или поздно кто-нибудь рядом обязательно пальнет. Пожарный притягивает пожары, а не наоборот. Врач притягивает болезни, следователь – преступления, а экономисты устраивают финансовые кризисы. Чего там далеко за примерами ходить? Вот мы сегодня сидели в пивной, говорили об Апокове… И тут же – на тебе! На экране появляется Александр Завенович. Собственной персоной. Не говорили, наверное, – не появился бы. Не кликай черта…».

– Мне не очень верится, что тот придурок в капроновом чулке, как ты утверждаешь, охотился специально за нами, – вслух произнес Сергей.

– Почему так думаешь?

– Если бы серьезно, адресно охотился, то наверняка бы поближе подошел. Для верности.

– Хочешь сказать, что это был просто искатель острых ощущений?

– Именно так, – все пытался успокоить друга Сергей. – Кто-нибудь из тех идиотов, которых не берут в горячие точки. В последнее время в Москве таких развелось много. Моя одна знакомая рассказывала, что прямо напротив ее дома жил такой «Рэмбо». Полтора года всем кварталом вычислить не могли. Начитался литературы про снайперов, купил пневматическое ружье, устроил себе лежанку в глубине комнаты, чтобы не засекли, ну и стрелял по прохожим. Да еще зарубки на прикладе делал. Такие дела… Вот только попался глупо, не как снайпер. Познакомился с некой особой, привел ее к себе домой, выпили, ну он и давай своими подвигами хвастаться. Не идентифицировал, бедняга, что три месяца назад он этой же самой даме в задницу и залепил.

– Стало быть, дама его и сдала, – улыбнулся Роман.

– Представь себе, нет. Не знаем мы с тобой, Рома, всех тонкостей глубинной женской натуры. Дама им, наоборот, восхитилась, полюбила, потому как человек с ружьем кажется сильным, тем более если самую эту силу на собственной шкуре испытала. Она не просто полюбила, а даже забеременела от снайпера. Стала жить с ним… Но однажды опрометчиво на радостях похвасталась своим счастьем завистливой подруге, которая, кстати, в свое время тоже получила по заднице из пневматики и от которой вдобавок муж недавно ушел. Вот подруга уже от зависти в милицию и настучала.

– Да, грустная история.

– Грустная…

«Неплохую я байку сочинил, – улыбался про себя Садовников. – Экспромтом. Пожалуй, надо бы и для себя записать. На сюжет для короткометражки потянет… Разумеется, еще концовку додумать, скажем, про ответную женскую месть. В финале все трое должны погибнуть. Драма».

– А если даже нас и заказали, то ничего страшного. – Садовников продолжал вслух. – Так уж повелось в последние годы, те, что заполучили капитал, не умеют ни хрена. А значит, и заказать правильно не сумеют. Или не того закажут. Или исполнителя грамотного не найдут. Если и найдут исполнителя, то не факт, что договорятся. Если договорятся, то, сам знаешь, очень вероятно «кидалово» с одной из сторон. Помножь все это на возможную неисправность оружия, на отсыревший порох и патроны не того калибра. Сразу поймешь, что в этой стране только жить трудно, а выжить легко.

– А ты сегодня в ударе, – удивился Руденко.

– Почему бы и не быть в ударе? Рок-оперу пишу. Форму надо поддерживать.

– Уже написал что-нибудь?

– Нет.

Сергей тяжело вздохнул, как вздыхают люди, которым предстоит проделать огромную неинтересную работу, встал, достал с полки черную папку с плотными толстенными обложками и вручил ее Роману.

– На вот, пока не забыл. Возвращаю тебе папку. А то уже привыкать к ней стал. Еще заныкаю… обычно заныкивают спички, зажигалки, а я могу еще авторучки и папки. Профессиональная привычка. Бери.

– Да-да, спасибо. – Роман повертел папку в руках. – Хорошая папка, тяжелая, плотная, с солнышком в уголке. Вообще-то папка не моя. Она апоковская. Два года назад мне досталась, когда из «Видео Унтерменшн» уходил. Вот, елы-палы, что ни предмет, то напоминание о нашем «благодетеле». Скажи, у тебя в доме фотографии Александра Завеновича случайно не имеется?

– Не имеется. А тебе зачем?

– Да так. На газовой плитке сожгли бы. Какой-нибудь ритуал придумали бы с выносом мусора, оскверняющего дом. Твою квартиру надо беречь от посягательств нечисти, Сережа. Чувствую, что другого убежища у нас не будет.

В это время раздался продолжительный звонок в дверь. Друзья переглянулись.

– К тебе кто-то должен прийти? – с настороженностью в голосе спросил Роман.

– Нет вроде… Может быть, мать приехала? Хотя странно… Обычно заранее предупреждает, звонит по телефону… Да и ключи у нее есть… Соседка?

– Спроси, прежде чем открывать.

Садовников подошел к двери.

– Кто там?

Несколько секунд молчания. Послышался шепот и возня, прежде чем прозвучал вопрос:

– Тамбовской картошки не надо, хозяин?

Сергей побледнел, обернулся, посмотрел на Романа, который тут же тихонько открыл чемодан и полез за «Вальтером».

– Спасибо, не надо! – громко произнес Сергей.

– Хорошая картошка, хозяин, белая, рассыпчатая.

– Спасибо, не надо! Картошки у нас полно.

Опять послышался шепот, затем шаги. Кто-то удалялся. Именно сейчас Сергей пожалел, что до сих пор так и не вставил дверной глазок.

– Да что это за чума за такая?! – закричал Руденко, убирая «Вальтер» во внутренний карман. – Там, на моей квартире тебе тоже тамбовскую картошку предлагали?!

– Да… но… как бы дело известное, – пожал плечами Сергей. – В это время многим предлагают…

– Но почему именно тамбовскую?!

– Наверное, потому, что под Тамбовом растет хорошая картошка…

– Ты уверен?! Ой, что это я…

В это время затрещал телефон.

Сергей подошел к аппарату, но почему-то так и не решился взять трубку. Телефон на время затих. Но потом зазвонил снова, долго и настойчиво. Трубка не поднималась. Затих опять.

– Если опять позвонят, возьмешь трубку, – процедил сквозь зубы Роман. – Но если в трубке будет молчание, то я уеду отсюда. Нечего обманывать себя. Эти хвосты притащил за собой я. Поеду к себе домой и разберусь в открытую. Буду стрелять в любого, кто предложит тамбовскую картошку.

Телефон опять зазвонил.

– Ну! Бери!

– Алло! Сережа! Здравствуй! – В трубке послышался веселый голос профессора Полянского.

– Здравствуйте, Марк Соломонович.

– Хорошо, что я тебе дозвонился, – радовался Полянский. – Тут такая забавная новость, что нет сил держать в себе! Можешь себе представить, ко мне опять приходили за материалами про Владимира Красно Солнышко! И как ты думаешь, откуда?

– Кто-нибудь из «Видео Унтерменшн».

– Как ты догадался?

– Не знаю…

– Ну вот, так оно и есть. Приезжали господа Юрий Эзополь и Александр Буревич. Их всех что, жареный петух в одно место клюнул? Они там что, все с ума, что ли, посходили?

– Наверное, посходили…

– Так вот, – хохотал Полянский, – Я им сначала хотел сказать, что все материалы уворованы вашими коллегами, господами Гусиным и Афанасьеу. Но потом, узнав, что мне хотят предложить денег, сказал, что Гусин и Афанасьеу своровали только часть материалов. А самое ценное осталось у меня. Я им дал отксерокопировать переплет про Святополка Окаянного и убийство Бориса и Глеба. В общем, вручил им «гарнитур генеральши Поповой». Как ты думаешь, я правильно поступил?

– Правильно. Если платят, то правильно, – поддержал его Сергей.

– Это еще не все, – продолжал Полянский. – Буревич с Эзополем пригласили меня отдохнуть на Селигере. Вот на днях. И дали пригласительный билет. У них там состоится какое-то корпоративное торжество. Как ты думаешь, почему бы не отдохнуть?

– Не знаю. С этими людьми трудно отдохнуть, Марк Соломонович.

– Да черт с ними! Я там вообще ни с кем общаться не собираюсь. Использую возможность погулять на природе… Кормят-то в пансионате хорошо?

– Да. Кормят хорошо…

– Ну ладно. До свидания. Если произойдет что-нибудь интересное, позвоню, – завершил разговор Полянский.

Положив трубку, Сергей посмотрел на Романа.

– Что там такое? – одними губами спросил Роман.

– А ты не слышал? Полянский звонил. Эзополь с Буревичем приходили за «Красным Солнышком»…

Сергей с ужасом заметил, что лицо у его друга прямо на глазах стало покрываться багровыми пятнами, губы задрожали, а ладони собрались в кулаки. Такое случается с людьми в преддверии беспощадной драки без правил. Помести его в таком состоянии на Шаболовку, Роман наверняка разметал бы по углам весь этот скотный двор, и не спасла бы ни Эзополя, ни Буревича никакая охрана. Говорят, в японских заводских цехах во избежание неприятных инцидентов устанавливают чучело начальника, а рядом кладут палку, чтобы по окончании рабочего дня любой сотрудник мог это чучело поколотить. Сергей сожалел, что у него в квартире не было ничего подобного. Разве что в кладовке хранился старый, запыленный плюшевый медведь… Впрочем, при чем тут медведь? У Романа хватило бы благородства, чтобы удержать себя от расправы с безобидным, ни в чем не повинным плюшевым мишкой…

– Это все… Это амбец… – Руденко заходил по комнате взад-вперед. – Это чума! Это зараза! Это чума! Они все…

Он схватил апоковскую папку с изображением солнышка в уголке, еще раз посмотрел на нее, затем изо всех сил ударил об угол стола. Что-то хрустнуло. Черная облицовка, отклеившись, отлетела. Словно кленовые листочки в осеннюю безветренную погоду, кружась и покачиваясь, опустились на паркетный пол три пожелтевших от времени бумажных листа. Друзья переглянулись. Это были чертежи владимировской скуфети.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю