Текст книги "Один день Весны Броневой (СИ)"

Автор книги: Александр Прибылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Ох, час то какой. В перший раз до нас долетели-то. И что делать-то, не подскажете? – она уже переключилась на Плещева. И тот, видимо, уже утомленный общением болезненно сморщился.

– Не знаю. Ничего не знаю, – выдавил сквозь зубы. – Я вам все написал про погибшего. А про эвакуацию ничего не знаю. Это мимо нас.

– Пора уже, Добря, – буркнул из тени дед. – Эти, которые прилетали, они накоротке летают. Так ведь, товарищ командир?

– Да, – хмуро согласился Плещев и глянул на Вешку. Чуть мотнул головой: «отойдем».

– И что с того-то? – зачастила Добря.

– Фронт близко, вот что, – ответил дед. – Трэба живелу и зерно готовить к эва…

– Из уезда лист должен быть! Куда скотину собирать-то?!.

Они заспорили, а Весна прошагала за угол дома вслед за комбатом. Плещев, глядя на колонну «двадцаток» впереди, покривился.

– Прав дед. У этих охотников, что нас здесь причесали, дальность маленькая. Верст двести, может. Из них полсотни от аэродрома до фронта.

Вешка промолчала ожидая продолжения.

– А у нас место разгрузки по расписанию как раз верст через двести и будет… В тылу у них, получается, – кивнул комбат на закат. – Не может такого быть. Не может. В общем, голуба, смотри не только за небом.

Плещев опять снял кепи и стеганул им по углу дома, выбивая пыль. Решительно нахлобучил опять на голову обеими руками.

– Слушай приказ. Пропускаем колонну обеспечения за легкими, потом идем замыкающими. Арьергардное охранение… И спасай Ивкова. – Комбат глянул через улицу: со двора где встал Ивков, все еще доносился злой женский ор. – Только попроси старостиху помочь.

Последние слова потонули в нарастающем грохоте двигателей танковой колонны.

– Долго, – выдохнул Ёнч. Он стоял рядом с Весной и смотрел на первые выезжающие из леса машины. Вспаханная гусеницами песчаная отсыпка улицы расступалась под колесами, проскальзывала, словом, вела себя подобно воде. Оттого машины шли медленно, часто пробуксовывая, переваливаясь на оползающих ухабах. Из кабины следовавшей за штабным автобусом автомастерской временами доносился крепкий мат.

Вешка обернулась, уловив в голосе друга напряжение.

– Страшно, ага, – понял он ее взгляд. Смахнул со своего выдающегося носа каплю пота. Ухмыльнулся криво. – Если бомберы налетят, не отстреляемся. Деревню в щепки. Нас… – мокрые брови его болезненно выгнулись. От гнева хозяйки раздавленного забора старостиха его спасла (линком Бронева в это время скромно стояла за углом дома), но на умыться времени не осталось, и сейчас все, что не поместилось под шлем и очки, представляло из себя серо-черную маску исполосованную струйками пота. Лишь вокруг рта было чуть чище, на грязной бледной коже неестественно ярко выделялись розовые губы…

Ответить было нечего. Только… в девушке росла не надежда даже, уверенность: не прилетят.

– Если бы могли отбомбиться, не штурмовали бы истребителями…

Ёнч диковато глянул на нее. Оскалился в напряженной ухмылке. Промолчал, переключился на проползающую мимо колонну. На улицу выехали уже почти все, где-то в тени леса еще прятались заправщик и кухня.

– Странная ты… стала, – проговорил Ивков. Вздохнул. Сунул руки в карманы. – Хотя все мы странные стали… Ребята в экипаже… на взводе… Самого потряхивает. Х-хех, – он пнул траву, подняв облачко пыли…

– На взводе и смотри. По сторонам. Не только на небо… – Вешка отвернулась к улице. – Вовремя нас комбат из теплушек в машины вчера переселил.

– Тьфу на вас обоих. Предсказатели… Один ничего не объясняет, тебя, вообще, понять невозможно.

– Хватит жалиться, – оборвала его девушка. – Всё, комбат сигналит «поход»… На мосту осторожнее.

– Ага.

Вешка махнула своему заряжающему – Помник, недавно занесший с дедом тело Дивова в дом, залез на самоходку, уселся на кормовую нишу башни, свесил ноги внутрь и поглядывал на нее, ждал команды. Сейчас, увидев ее жесты, он проорал внутрь боевого отделения:

– Заводи!

Саушка вздрогнула, выбросила струю сизого дыма, который быстро заполнил двор прозрачными, неторопливыми в жарком безветрии клубами. В эти клубы и нырнула девушка, перебежав улицу за замыкавшей колонну обеспечения кухней…

Опять пыль и газолевая сажа в лицо. Только на этот раз лишь матерчатый козырек кепи защищает от солнца. А мгновенно раскалившаяся сталь обжигает пальцы.

– Радек, не зевай! И не дергай так! – собственный голос двоится, крошится помехами в наушниках.

Внизу Помник, спрятавшийся от солнца за броней, шипит от боли – ощутимо приложился плечом, когда самоходка, выскочив на взлобье посреди деревни, резко подвернула влево.

Кольнула случайная мысль: «Сало расплавится в этой печке!» А взор разом охватил открывшийся простор. «Красиво!»

Улица, одна из двух, плавно забирала к полудню, спускаясь к широкой, ярко-зеленой пойменной низине. В этой зелени серебрилась, сверкала река, через которую перекинулся длинный деревянный мост. А за ними горбился лесистыми холмами высокий правый берег, по которому протянулась пыльной лентой дорога к станции.

– Радек! На мост заезжаешь только по команде!

– Да, командир…

Обочь переправы, чуть накренившись в сточной канаве, застыл подбитый легкий танк. На его цилиндрической башне, обняв одной рукой направленный в зенит пулемет, устроился кто-то из экипажа. Вертел головой, глядя на заезжающие на деревянный настил грузовики. Вот тут, рядышком, самоходки и встали, дожидаясь окончания переправы автоколонны.

– В жалюзи попали, – Помник рассмотрел повреждения танка.

Вешка кивнула. Ее больше занимали две глубокие борозды на башне. Снаряды авиапушки только царапнули, но не пробили броню.

– Комбат пошел! – опять подал голос заряжающий.

– Стоим! – и на всякий случай повторила в ПУ: – Стоим…

И только, когда самоходки перед ней оказались на другом берегу, «сделала ручкой» ревниво-завистливому взгляду танкиста поврежденной «шестерки» и опять прижала ларингофон к шее:

– Давай, Радек. Не торопись. Аккуратно. Но и не мешкай, мост широкий.

– Сделаю, командир!

Под гусеницами гулко отозвалось дерево. А за холмом правого берега, там, где скрылись переправившиеся первыми танки, вдруг часто застучали пушки.

Часть 2

– Преимущество будет на той стороне, которая первой обнаружит противника… – губы сами шепчут строчку Устава. Сухо. Шершаво. Глаза режет от напряжения и пота – не задерживают ни брови, ни слипшиеся ресницы.

Впереди, в прорехах маскирующих ветвей, выбеленная солнцем грунтовка. Сразу за ней клин убранного поля ёжится рыжим остьём. Шагов через двести насыпь тракта. «Шоссе,» – вспоминает Вешка новое название капитальной дороги… За шоссе такое же рыжее пустое поле до самого леса. В котором они должны были сосредоточиться после похода.

Сейчас этот лес чужой. К нему тянутся и не дотягиваются ленты следов от двух гусеничных транспортеров. Машины сломанными коробками замерли на стерне. Но десант успел добежать до опушки.

– Хорошо горит, – каркает в ухо Мушков.

Из недоехавших до леса транспортеров только один скупо коптит. Но на насыпи тракта похожая на гроб машина полыхает вовсю – багровое дымное пламя плещется над отвалившимся бортом, стекает на гусеницы, с белыми вспышками пожирает обрезиненные катки. Рядом слепо задрала ствол разбитая противотанковая пушка. Вокруг нее лежит кучами тряпья расчет. Эти убегать не стали, успели отцепить орудие и развернуть его. И подбить одну «шестерку»… Или это сделал завалившийся в кювет транспортер с зениткой-автоматом…

– Помник, не отвлекайся. Горит и горит… – голос сухой, опять дерет горло. Вешка оглядывается на легкий танк, застывший шагах в сорока влево по грунтовке. Неподвижный, с закрытыми люками. А за ним, фоном, выгибается холм с пестрыми крышами станции. Там еще бухают взрывы, хлестко, со звоном бьют танковые пушки, трещат сухими ветками выстрелы винтовок, швейными машинками молотят пулеметы. Там бой.

А здесь пустота. Затаившаяся.

Справа зашуршали ветки кустов – девушка в миг облилась холодным потом. «Ну, Радек, я тебе!»

– Помник, будешь отвлекаться, я тебе ноги оторву… – негромко подал голос Земелов, подойдя вплотную к самоходке. – Командир.

– Почему покинул пост?! – яростью свело челюсти, и слова едва пробились сквозь зубы.

– Предупредить пришел. Комбат идет…

Мушков, глянув на нее, быстро развернулся в свой сектор наблюдения – вправо. А излишне самостоятельный мехвод опять зашуршал ветвями, возвращаясь на свое место.

Плещев шел не один. Настороженные уши различили приглушенный голос комбата. Потом кто-то шумно, ломясь через заросли, потопал вниз к реке. Вслед ему прозвучало короткое слово.

Вешка, стараясь не задевать ветки над головой, перевалилась через борт башни. В последний миг удержала тело, и стук подошв о крышку моторного отделения вышел совсем тихим.

– Сумку дай, – шепнула заряжающему. И уже перекинув ремень через голову, спрыгнула на землю за кормой машины.

– За что я тебя люблю, голуба, – командир батареи почти бесшумно поднялся по гусеничному следу. Носком ботинка ковырнул вдавленную в землю ветку, растопырившую свои цапучие пальцы. Аккуратно отодвинул в сторону. И поднял глаза. – Так это за способность к научению… Пошли, поговорим, пока твои орлы сторожат.

Они отошли шагов на тридцать вниз по склону, заслонились молодыми сосенками и ядрицей. Впереди, в просветах блеснула река. Плещев вытащил из командирской сумки тетрадь и сел на траву. Стукнул ладонью рядом с собой.

– Ивкова правильно поставила, молодец, – Вешка опустилась рядом и тоже достала тетрадь и карандаш. – Мехвода своего… Земелова… В общем, чтоб он больше пост без команды не покидал. Мало, что маячит, так отвлекается, когда у нас глаз и ушей мало.

– Есть.

Плещев поймал ее взгляд. Вздохнул.

– Карандаш и тетрадь пока убери.

И дождавшись, пока она исполнит приказ:

– Давай сначала свои вопросы. Вижу, что распирает тебя. Только по-очереди и коротко.

…

– Ну!

– Почему мы встали здесь, а не поддержали наших в городе?! По Уставу…

– Стоп! Я сказал: «коротко»… М-да. Устав Броневых Сил Народного Войска я не хуже тебя знаю. И про встречный бой тоже. Его вспомнила?

Увидел ее кивок и продолжил.

– Ты норматив по метанию гранат помнишь?

– Тридцать шагов, – Вешка уставилась на свои прижатые к коленям кулаки. На черный от копоти и масла палец села пятнистая яркая букашка.

– Вот тебе и ответ… На станции от забора до забора те самые тридцать шагов и будет…

Плещев прислушался.

– Вроде тише стало…

Девушка приподняла уши, ловя звуки. На станции еще стреляли. Винтовки и пулеметы. Не пушки. Зато знакомо запели горны. Отозвались гудками паровозы.

– Кхм, – комбат привлек к себе внимание. – Здесь задача «раз» – не дать к себе подойти…

– Зоран Душанович, – перебила его Весна, – почему ребятам в подбитой «шестерке» не помогли?!

– Некому там было помогать! – взорвался Плещев. И… сглотнул рвущееся слово. Продолжил опять спокойно: – Лекари наши туда уже сползали. Всех… – Он дернул-мотнул головой. – Зенитка… А вот о том, что никто из вас этого не углядел, сделай вывод и заруби… на носу у каждого. – И жестом остановил готовую козырнуть Вешку. – Все! Смотри сюда!

Палец ткнулся в тетрадный лист с набросками карты.

– Мы здесь. Перед самой переправой со станции связник вернулся. Там все было спокойно. Что это значит, а?

– Прорыв, – выдохнула Весна уже обдуманное. – Усиленный дозор.

– Правильно. А теперь смотри. Закатнее тракта лес верст шесть-семь шириной. С восхода река и тоже лес, – палец оставил пятна на желтоватой бумаге. – Большой. Мы его краешек зацепили во время похода. Где главные силы прорыва?

Вешка дернулась вскочить.

– Сиди! Всю эту ораву услышим задолго…

Девушка медленно выдохнула. Вытерла потные ладони о штаны. Прислушалась. Звучало только со стороны станции. Редко щелкали винтовки. Огрызнулся чужой пулемет. Его оборвал выстрел танковой пушки – танкисты добивали остатки дозора…

– Поняла, – утвердительно кивнул Плещев. – Поэтому, задача «два»: не мелькать. Спрятаться и не дышать. Пять стволов у нас всего…

Комбат захлопнул тетрадь. И вторя шлепку страниц, с полудня донесся раскатистый звук взрыва…

– БК детонировал, – поморщился комбат.

Вешка диковато глянула на него. Поднялась на ноги. Одернула прилипшую к спине войнерку.

– Зоран Душанович, а голова с полуколонной средних, которые ушли на брод?

Мужчина неторопливо поднялся, медля с ответом.

Вместо него с полуночи резко и гулко заговорили орудия «двадцаток».

…

От Ивкова она пошла не сразу к своей машине. Решила навестить Земелова на его посту. Все равно, пришлось делать крюк спускаясь по лесистому восходнему скату холма. Под ботинками тихо похрустывала сухая трава. Над головой заливалась голосистая пичуга. А вдалеке гремело.

Сейчас, когда силуэт самоходки Ёнча скрылся за листвой, девушка вдруг ощутила одиночество. И страх, словно, ждавший этого, накатил обессиливающей волной. Колени вдруг стали мягкими. Вешка схватилась за сосновый ствол. Мелькнуло: «не колыхнется, не выдаст меня!» Зажмурилась, стиснув зубы. «Ёнч тоже боится!» – вынырнула следующая мысль.

Да, Ивков, тоже испугался. Она поняла это еще во время инструктажа, увидев, как вздрагивают крылья его длинного и горбатого носа, как кривятся напряжением уголки губ. Невысокий, чуть выше ее самой, он умел пугать противников веселым бешенством, в которое переплавлял свой страх. И не только пугать, а еще бить. Жестоко и расчетливо, говоря потом друзьям: «папа научил». В словах этих сквозила гордость за калеку отца, спасшего семью от погрома во время гражданской войны.

«Папка! Я боюсь! Папка! Мне страшно! Горстью против лавины!»

Кулак врезался в грубую неровность коры. Вешка всхлипнула, втянув воздух сквозь стиснутые зубы – пересилила спазм, сжавший ребра. Медленно выдохнула. Посмотрела на ссадины. Пошевелила пальцами. Кисть отозвалась ноющей болью.

– Черт… – ругнулась шепотом.

Торопливо, не давая себе расслабиться, зашагала к своему экипажу…

…

– Радек, ты где?

– Здесь, – негромко отозвался Земелов. – Через кусты не ломись, командир. Возьми правее и на карачках. Там прореха в межовнике…

Тщательно раздуваемая из страха ярость едва не вспыхнула гневом: «учить вздумал!» Справилась. Проползла в неглубокую ложбинку. Легла грудью на траву, не делая даже попытки взглянуть на поле.

– Как там?

Мехвод дернул ухом, прогоняя комара. Волосы на затылке, как слиплись, так и высохли – острыми, торчащими в разные стороны косицами.

– Стреляют. Наши все реже. Ихние все чаще…

– Я не про то… На поле что?

– А не видно никого. Затаились… Здесь они. Ждут и смотрят…

Вешка подтянулась, подвинулась на локтях. Выглянула в просвет между кустом и сросшимися стволами чего-то лиственного. При этом прижалась плечом к плечу Земелова. Вдохнула с ароматом травы и прелой листвы густой запах чужого пота.

На поле ничего не изменилось. Разве что один из бронетранспортеров, так и не доехавших до леса сейчас дымил сильнее.

Девушка скосила глаза влево. Рассмотрела напряженные скулы, заострившийся длинный нос, вздрагивающие белесые ресницы. На верхнюю губу мужчины с зудящим звоном опустился комар. Радек фыркнул, дернул лицом, сгоняя насекомое.

– Вот леший! Совсем зажрали… – тихо ругнулся Земелов и обернулся к ней. Заглянул расширенными зрачками в ее зрачки. – Слышь, командир, а ведь только пара наших отстреливается…

Она сама это слышала. Готова была к такому исходу. Неожиданностью стал заданный ею самой вопрос:

– Радек, ты кем до армии был?

Мехвод замер. Моргнул. Дернул губами. Отвернулся, отвел взгляд. Хмыкнул.

– Механиком-водителем в ДорСтрое… После восьми классов механическую школу закончил. На бульдозере работал…

Весна видела сейчас уголок глаза и выгоревшие ресницы. Напряженные, но без болезненного излома губы.

– У нас…

– Ты почему в школу командиров не пошел? – перебила девушка, – У тебя же полное среднее. И опыт. Ты ведь в Полночной войне участвовал? Вполне можешь экипажем командовать…

Про то, что его самостоятельность давно стала ей поперек горла, не сказала – оба об этом знали.

– Не хочу… – Земелов опять повернулся к ней и, глядя в глаза, улыбнулся. – Не по мне – людей на смерть отправлять.

Вешка дернулась. Хлебнула воздуха.

– Мне бы за себя ответить…

Зажмурилась. Сглотнула судорожно.

– Значит…, а я могу, да?

Радек кивнул. Улыбнулся еще шире.

– Да. Сможешь. Раз уже впряглась…

Девушка отвернулась. Не нашла слов. Молчанием согласилась. Уставилась на медленно встающие за лесом справа дымы – горело там густо и обильно, сильнее, чем на станции. В тихом ветре они поднимались почти вертикально, образуя столбы разной толщины, и на одной высоте резко смазывались сорванные верховым потоком воздуха. Там больше не стреляли. Зато дальше, намного дальше, на версты, глухо ворчала артиллерия – работали сразу десятки стволов.

– Эк у нас живенько становится, – выдохнул Земелов. – Знаешь… под Каумкамьелли мы двумя полками так вот встряли. Как шли походом, так и воткнулись в подготовленную оборону, да еще и в тыл нам зашли…

Слова текли спокойно, осмысленно, без того внутреннего напряжения, что сопутствует нарождающейся истерике. И без осуждения – не искал он сейчас виноватых… «В школу. Обязательно в школу командиров», – промолчала Вешка. Закрыла глаза.

Мехвод прервался, завозился, меняя положение.

– …На всю жизнь тот испуг запомнил. Сидишь в коробке глухой – только перед собой в смотровую щель корму переднего танка и видно. По броне пули барабанят. Руки по рычагам скользят, колотит всего, аж зубы лязгают. А из башни ни словечка, ни команды… Строгов, командир наш, командовать начал, только тогда в себя пришёл…

Радек говорил – Вешка слушала. Он вынимал из своего прошлого, из души опыт недавней, победной, но трудной войны. А она слышала, как он говорил. Без надрыва. Ровно. Мудро. Как старший. И оттого в ней тоже укоренялось, основывалось спокойствие. То извечное бабское спокойствие, что рождается от присутствия рядом надежного мужского плеча. Бабское…

«Радек! Ах ты ж сволочь!»

Она уронила лицо в траву, сквозь зубы вдохнула, почти всхлипнула – в груди теснились гнев на саму себя и смех. И тут же вскинулась, заговорила торопливо, перебив Земелова:

– Так! Радек, слушай меня. Задачу свою ты знаешь. М?

Обернулась, требуя подтверждения. Мехвод скривил губы, кивнул.

– Смотреть подходы к нашим позициям. Огонь открывать только в случае опасности обнаружения наших позиций. После чего, или в случае появления техники противника, занять свое место в самоходке, завести двигатель и ждать приказа… Командир.

– Верно, – кивнула Вешка, улыбнулась уголками губ. – Выполняй.

Вдохнула, собираясь добавить. Но смолчала. Попятилась к проходу в кустах под взглядом механика… И все же не выдержала:

– На смерть я тебя посылать буду, не наоборот. Не забывай… А в школу командиров пойдешь без споров…

* * *

Стоило перевалиться через борт башни, как в нос, успевший привыкнуть к запахам леса, шибануло ядреной смесью обычных ароматов обжитой техники (нового человека, особенно городского, оглушить может) и жирным духом копченого сала. Вешка резко выдохнула и только через паузу задышала опять. Под тяжелым взглядом заряжающего взгромоздилась на свой «насест». И яростно растерла скованное напряжением лицо.

– Помник, не отвлекайся, – бросила не открывая глаз. По шороху поняла – отвернулся к полю.

Еще раз растерла лицо. В сознании кричали, толкались, теснились, боролись за внимание и главенство: «В укладке у меня и у Ёнча всего 9 бронебойных! У остальных и того нет!» – «Мушкова надо занять чем-то!» – «У Радека это случайно получилось, или понимал, что делал?» – «Наблюдение! Как мы просмотрели визит к подбитой „шестерке“? Рядом ведь стоит!» – «Как же громко сверчок поёт!» – «Что на полуночи? Что так гремит?!»… Не оглохнуть в этой какофонии помогало еще не оставившее ее состояние, что пришло во время налета в деревне. Мечущиеся вопросы не множили хвостов ассоциаций, логических цепочек – ответы были рядом, стоило только сосредоточиться на проблеме. Но даже на это нужны были силы! А еще вместе с последней мыслью исподволь наползал недавно пережитый страх. Страх маленького человека перед громадой события, перед неспособностью что-то изменить, бессмысленностью усилий. Не в силах убить его, девушка прибегла к испытанному методу – погнала волей, болью сведенных челюстей. До хруста зубов… Аж стон вырвался.

– Ты чего, командир? – вскинулся заряжающий.

– Ых… – Весна выдохнула, заставляя себя расслабить челюсти. Невнятно, спеша, ответила: – Ничего. Все нормально, Помник… Ты кем был до армии?

«С Радеком ведь сработало. А попробует… я сильнее».

Мушков оторопело уставился на нее, забыв про наблюдение. И пришлось привстать, поднять глаза над броней, торопливо оглядывая пространство перед позицией.

– Пильщиком в стройуправлении, – пробормотал заряжающий, но Вешке было уже не до его ответов.

– Смотри, Земелов вон там.

Для наглядности она ткнула пальцем, – за кустами, ему подбитую «шестерку» если и видно, то только силуэт башни… – дождалась, пока подчиненный перестроит внимание с оборванного разговора, и продолжила:

– С нашего места танк видно хорошо. До гусениц…

Помник нахмурился, во внешних углах глаз сформировались напряженные морщины.

– Оцени просматриваемое расстояние между деревьями и танком? – девушка демонстративно отвернулась к полю, последовательно пробегая взглядом от одного ориентира до другого.

– Шагов… пять-шесть…

– Пробежать за мгновение не успеешь. – Уже надорванный, хриплый голос стал каркающим, жестким до скрежета. – Наблюдатель с нашего места должен увидеть хоть краем глаза. Хоть сморгнув… Мы с тобой просмотрели…

Мушков молча развернулся к полю. Грязными пальцами протер глаза. И не выдержал:

– Что там?

– Всех убило, – тихо ответила Вешка, чувствуя тягучесть слюны. Сглотнула.

В лесу за кормой самоходки захрустели шаги.

Время. Редко – нет его, замирает сонным покоем. Бывает идет, шагает мерной поступью пешей колонны. Чаще бежит вприпрыжку, скачет от дела к заботе. Случается летит, сметая потоком событий… А иногда, как теперь, таится хищником. Сжимается перенапряженным клубком тяжелых мгновений, готовится к рывку.

Весна скосила глаза к запястью, на циферблат. До полудня еще два с лишком часа. Сколько всего случилось за утро. И сколько еще случится. Скоро. Почти сейчас – даже кожей это чувствуется.

– Помник, кончайте скорее уже!

Шарканье черпака по баку стихло и тут же возобновилось опять. Да, только Мушкова наблюдавшего за наполнение котелков она и могла понукать. Владелец черпака был вне ее власти. «Зато командиру батареи подчиняется».

Она усмехнулась, вспомнив недовольную физиономию старшего нарядника – целого начальника продуктово-питательной части. Комбат явно не поскупился на выражения, когда ставил задачу накормить бойцов.

Из-за башни донеслось возмущенное перешептывание:

– Эй! Чего так мало?

– Сколько положено.

– Здесь меньше.

– Всем поровну. Вот смотри.

Черпак опять заскреб, на этот раз о тонкую стенку котелка.

– Уговорил. Благодарствую.

– Погоди. Девку вашу кликни… – фразу оборвала короткая возня и стук сдвигаемых котелков.

– Я те щас морду разобью! Еще раз ее девкой назовешь!.. – треск ткани, шлепок. – Ах ты!

– Чё творишь, сученыш!..

– Отставить! Нарядник Мушков! Занять наблюдательный пост!

Едва дождавшись пока заряжающий, позвякивая котелком и флягами, старательно отворачивая лицо, устроится в башне, скользнула через борт.

– Что? – прошипела. Главповар поправлявший ворот войнерки аж назад подался.

– Тащ линком, – торопливо козырнул и тут же расправил плечи, возвращая себе положенную солидность, – Командир батареи приказал изъять у вас хлеб и сало, полученные в деревне. В вашем присутствии поделить на боевые расчеты батареи, включая вас.

«Сволочь наетая». Мысль отразилась в глазах, была прочитана и понята хозяйственником. В спину вонзился невысказанный мат.

– Я сейчас, – Мушков шустро нырнул вниз, в боевое отделение. И вскоре сунул у руки Вешке черное от машинной грязи полотенце. Та только вздохнула, оценив будущий синяк на скуле заряжающего.

– Продолжай наблюдение.

– Есть.

Глядя, как главповар ловко нарезает ровными кусками хлеб, успокоилась. Наверное потому еще, что рассмотрела покалеченную правую кисть и следы ожогов на левой руке. «А ведь он танкист. И успел погореть». Неприязнь ушла.

Пользуясь затишьем взялась за кашу. Странно, голод сводил живот, но первая же ложка перловки, с луком и топленым жиром, пошла трудно, встала колом где-то в районе ключиц. Вешка рефлекторно сглотнула, сморщилась.

– Запейте, – отвлекся от ритуала дележки нарядник. – Сейчас воды налью. – Склонился вниз под корму самоходки. А уши девушки уже уловили накатывающий с полуночи лязг гусениц одинокого танка. Знакомый звон траков «двадцатки».

– Наши… – прошептал давешний нарядник, уцепившийся за борт башни. Внизу завозился Радек.

Первая «двадцатка», облепленная фигурками людей в неразличимого цвета форме, развернув башню в сторону закатного леса, стремительно катилась по тракту к станции. Позади, плохо различимая в поднятой пыли, на перекате замерла вторая.

– Это… их только двое что-ли? – потерянно простонал Помник.

– Похоже на то, вон сколько народу на броне тянут. Человек шесть, кажется, – нарядник оказался самым глазастым. Или надумал больше всех. Сама Весна рассмотрела только четверых уцепившихся за поручни башни и одного лежащего на моторном отделении.

Танк, между тем, резко тормознул около разбитых транспортера и пушки. Качнулся гася инерцию. Открылся большой люк на башне и показалась голова в танковом шлеме. Что-то сказала «пассажирам».

– М-мать, – выдохнул нарядник, – какого они там встали?!

С противоположной опушки коротко простучал пулемет – над головой Вешки со щелчком срубило листья. А через вдох длинная очередь смахнула людей с «двадцатки».

– !!!

Лежавший на моторе так и стался лежать, еще один замер рядом с широкими катками. Только трое пригибаясь укрылись за насыпью.

– М-м-м… – стон вырвался из горла девушки. Нарядник зашелся матом.

А трагедия на шоссе продолжала разворачиваться: танк начал рывками доворачивать вправо, и лежащее под бортом тело зацепило траками, потянуло под гусеницы.

– Да что же он делает?!

– Не видит он! У него башню заклинило! – прохрипела Вешка – горло опять схватил спазм.

Из-под насыпи закричали. Танк замер. Один из спешенных танкистов поднялся на тракт и прикрытиваясь танком, начал вытаскивать тело из-под гусениц. Не смог, и на помощь ему поспешили остальные. О лежащем на моторном отделении они, похоже, забыли. А пулемет все захлебывался очередями.

– Да заткните его!

«Нет! Нельзя!» – завопила Вешка внутри себя.

– Я его вижу, – тихо буркнул Помник и обернулся к ней.

– Отставить! Смотрите…

За осевшей пылью замершая на взлобье «двадцатка» развернула башню тонким стволом к лесу. Резко стеганул выстрел, и на опушке вспухло серое облачко взрыва. Пулемет обрезало.

Плещева она услышала сидя на корточках, и пока тот лез на самоходку и тихо говорил о чем-то с заряжающим, успела оправиться и застегнуться. Но все равно дождалась короткого свиста и приглушенного оклика:

– Линком! Украли тебя что-ли?

– Здесь, тащ комбат…

– Вижу, – не мог не видеть с десяти шагов. Кустарник и деревья шевеление совсем не скрывали. – Оружие с собой?

– Да.

Девушка легко взобралась на борт машины.

– Молодец, – взгляд командира зацепился за оттянутый пистолетом карман. – Бери сумку и дуй за мной.

Плещев спрыгнул с моторной части, крякнул приземлившись. Вешка приняла от Мушкова сумку и ремень с кобурой, спрыгнула следом, борясь с желанием почесать покусанные комарами седалище. На душе было муторно, аж выть хотелось. А еще больше хотелось выговориться старшему, выплеснуть на него пережитое недавно.

– В одиночку больше не ходи и своих не пускай. Наседку скрасть могут… – не оборачиваясь выговорил комбат. И через паузу выдавил из себя, протиснул сквозь зубы: – Начальство вызывает…

– Наш прорвался?! – вскинулась Весна, не понимая настроения Плещева. – На одной из тех «двадцаток»? Я номера не разглядела…

– Может и прорвался, – Зоран поскреб щетину на подбородке. – Только это другое начальство. Местное… Сама увидишь Вот только… зачем ему командир полубатареи понадобился?

Колея вывела их к гудящему грузовиками высокому берегу – машины колонны до сих пор кучковавшиеся под рощей медленно вытягивались длинной кишкой в сторону станции. Лишь двое не участвовали в суете. Один, судя по фуражке, командир, одетый не по летнему в кожаную тужурку сидел за рулем на мотоцикле с коляской. Второй с автоматом топтался рядом, но как только увидел самоходчиков окликнул командира и отошел в сторону…

– Начальник штаба обороны старший интендант Нечаев, – вскинул кисть к виску… интендант. Вешка рассмотрела похабную эмблему службы снабжения у него на тулье – мешок с крыльями поставленный на тележные колеса военные как только не обзывали, но всегда непечатно.

Плещев коротко козырнул в ответ, и Весна поняла – представлялись для нее.

– Командир полубатареи линком Бронева!

И покраснела – снабженец уперся взглядом ей в грудь. Тяжело, досадливо. Щуря красные воспаленные веки без ресниц и напрягая безбровый, зато измазанный сажей, лоб. А еще от него ощутимо несло дымом.

Паузу нарушил комбат. Оттер плечом Вешку, шагнул вперед.

– По вашему при…

– Оставьте, – поморщился штабист, положил на руль мотоцикла сумку и кивнул девушке. – Линком, вам придется делать пометки.

Карта у него оказалась не армейская – трехверстка генерального плана с пометками уездной Управы вперемежку с военными значками. Отточенный двуцветный карандаш «мечта командира» замелькал над разложенным листом не касаясь его.

– Здесь, возле брода, ваши танкисты разгромили голову колонны батальонной группы моторизованной дивизии швейцев. Пленные показали, – пояснил напрягшемуся Плещеву. – Потери противника верно не знаем, но погромили хорошо. Если б не они… вся эта армада была бы здесь… – интендант нахмурил безбровый лоб. А Вешка, споро раскрывая тетрадь на разворот и вытаскивая карандаш из кожаного гнезда сумки, заметила себе четкость, чистоту и правильность речи командира. И выразительно расставленные интонации. «Словно лекцию читает».

– Задержали минимум на час-полтора. Это в том случае, если они решатся на атаку сходу… В этом случае удар будут наносить здесь, по шоссе. Иначе четыре десятка танков, – Весна вздрогнула и сглотнула, – в атаку не развернуть… Засада ваша им как раз во фланг… Впрочем, я бы взял сначала приречные рощи. И вашу в том числе. Это надежно, но медленно. И в этом случае они опять же попадут под удар со станции…

«Значит есть чем бить!» – мышцы отозвались чуть спавшим напряжением.

– Ясно, – кивнул безэмоционально Плещев. А Вешка вдруг вьяве увидела, как на взлобье по обе стороны от тракта выползают угловатые коробки швейских танков и тесным строем катятся вниз, к станции.