Текст книги "Будни директора школы (СИ)"
Автор книги: Александр Карнишин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Уборщики
– …А вы, правда, уборщиков ищете?
Двое выпускников стояли в кабинете директора. Но один молчал, прятал глаза, не знал, куда деть большие не по возрасту руки, а другой, потоньше, поразвязнее в поведении, вел разговор.
– Правда. Никто же не идет, зарплата совсем маленькая. А грязь в школе – сами видите, какая…
– А вот если мы с другом… Нам можно будет?
– Вообще-то с шестнадцати лет уже можно.
– Во! Нам как раз по шестнадцать!
– Ребята, но там же деньги – копеечные совсем…
– А куда нам деваться? Мы – маленькие. И в школе учиться надо. А так, после уроков останемся и всю школу отмоем. Это же можно?
– Да, меня так устроило бы. Чтобы с утра к приходу всех школа была чистая, днем будут дежурные чистоту поддерживать, а когда все уйдут – тут вы и отмоете… Да. Это было бы хорошо. Но имейте в виду – поблажек не будет. Будете перемывать, если что. Это – работа. Не игра.
– Конечно! А мы и не думаем филонить! Нам просто деньги нужны свои собственные!
Тут большой кашлянул и толкнул его локтем в бок.
– Только… А можно, вы никому не будете говорить, что мы у вас уборщиками работаем? Засмеют же…
– Да, можно, конечно. Но вас же все равно видеть будут с ведрами и тряпками. Школа-то допоздна работает.
– …Да-а-а… А мы скажем – вы нас наказали! Вот!
– И – за что же? – рассмеялся директор школы.
– У-у-у… Мы знаем, за что…, – переглянулись мальчишки. – Было бы желание!
– Ну, по рукам!
Военкомат
Вежливый стук в дверь.
– Можно?
– Конечно, конечно! – встал со стула директор школы, радушной улыбкой встречая вошедшего в его кабинет районного военкома. – Что, опять что-то по вашей линии?
– По нашей, по нашей…, – садясь, кивнул подполковник.
В школе по плану мобилизационной готовности военкоматом организовывался пункт сбора запасников, а директор назначался, в случае чего, заместителем начальника этого пункта. Начальником был представитель военкомата. Раз в год проходили учения, в ходе которых по сигналу открывались кабинеты, подтягивались запасники первой очереди, до вечера играя в карты и шахматы, выданные им на это время. А по этажам ходила окружная комиссия:
– Это у вас что? Актовый зал? Почему не используете? Спортзала, говорите, хватает на двести человек? – и что-то записывали майоры и подполковники в свои толстые блокноты.
Потом снова целый год не было слышно о мобилизации и проверках.
Но вот так, чтобы сам военком запросто зашел в школу – это впервые…
– Впервые у нас?
– Да… В первый раз. Я тут мимо обедать хожу домой. Дай, думаю, зайду…
– Чем-то могу помочь?
– У вас работает такой…, – военком полистал записную книжку и прочитал вслух фамилию.
– Да, лаборантом. Поступить не удалось, вот пока и зарабатывает стаж.
– А могу я с ним поговорить? При вас?
– Конечно, конечно. Он здесь сейчас как раз. Наташа, – крикнул секретарю директор, – позови лаборанта!
Через минуту в кабинет заглянул молодой лаборант.
– О! Вот и он, – удовлетворенно кивнул военком. – Присядем, поговорим при твоем директоре. Значит, так, мальчик. Я все понимаю. Понимаю, как ты повестки «не получаешь», как все время «в Москве», «у родственников», «заболел»… Я могу передать твое дело в милицию, и тогда тебя будут ловить по всей стране и рано или поздно поймают. Понятно?
– Да, вполне.
– Но у меня есть другое предложение. Завтра в шесть ноль-ноль ты с мешком стоишь у дверей военкомата. Сам. Без дополнительной повестки. А я за это обещаю тебе нормальное место службы. Думай быстрее, мне надо на обед. Итак?
– Да…
– Что – да?
– Я завтра приду.
– Вот и молодец. Спасибо, товарищ директор, – рука кинута к козырьку фуражки, и военком вышел, аккуратно притворив дверь.
– Ну, – развел руками директор, – что я мог еще? Давай, иди. Отпускаю тебя сегодня – готовься.
…
Военком сдержал слово, и через полгода директор получил письмо из армии от бывшего лаборанта, подтверждающее это.
Не люблю пьяных…
– Ну, что, стукнемся, директор? Ну… Что, ссышь, да? Давай, стукнемся! – кричал, подпрыгивая по-боксерски на месте, крепко пьяный выпускник прошлых лет, которого директор школы только что не пустил в автобус с выпускниками нынешними.
Автобус фырчал мотором, двери были закрыты, но выехать со школьного двора он не мог: прямо посреди дороги растянулась редкая цепочка пьяных «старичков», подзуживающих своего предводителя.
– Ну, давай же, давай! Стукнемся, эх, стукнемся! – кричал тот, делая выпады в сторону директора школы.
А директор, зажав в каждой руке по огромному букету, врученному ему на выпускном вечере, медленно-медленно, по ступне, двигался в его сторону. Он разводил руки в стороны, широко улыбался и приговаривал на ходу:
– Негоже мне с тобой драться, несолидно… Опять же и руки у меня, видишь, заняты. Праздник у меня, понимаешь. А ты – пьяный. Пьяный и молодой. Мне с пьяным и молодым драться просто нельзя. Ты уж просто ударь первым, что ли. Ну, бей!.. Только имей в виду. Я отбиваться не буду. Я тебя просто посажу. Ты на кого голос тут повышаешь? Я тебе не шавка, не пацан… Ну, бей, бей, стукнись об меня…
И медленно-медленно – вперед. А сзади поддавливал автобус, потихоньку тоже двигающийся за ним.
До поворота на центральную улицу оставалось немного, когда с ее стороны, за спинами полупьяных пацанов раздался треск мотоциклетного двигателя и по их спинам мазнул луч фары.
– Сматываемся, мужики! Ну, директор… Попадешься ты мне!
– А чего ждать? Вот же я. И не сопротивляюсь!
Но темные фигуры брызнули в стороны, исчезая в кустах акации, а к школе подъехал мотоцикл, с заднего сидения которого спрыгнул и кинулся вдогонку милиционер. Второй подошел к директору:
– Что тут у вас?
– Да все в порядке уже, спасибо, – и он дал отмашку автобусу: езжай уж, дорога свободна.
Автобус с места взял неплохую скорость и исчез, унося выпускников в теплую июньскую ночь на берег Можайского водохранилища.
– Не люблю пьяных…, – задумчиво произнес директор.
– А кто же их любит? Пьяный – он безголовый, – поддержал милиционер.
– Ну, что? – обратился он к выходящему из темноты своему коллеге.
– Что, что… Разбежались… Да знаю я их – участок-то мой. И сам эту школу заканчивал…
– Тогда поехали дальше. Сегодня еще в двух школах выпускные…
Мотоцикл весело затрещал и ускакал в темноту. А директор, чувствуя, как отпускает его напряжение, пошел к дверям школы.
«Где же мои мужики? Куда подевались?» – думал он. В темном углу у дверей возились какие-то две фигуры.
– Кто тут еще?
– Да мы это… Вон, спарился совсем, видишь…
Физрук с вялой улыбкой сползал по стенке, а невысокий музыкант все пытался поставить его на ноги, да сил не хватало.
– Вот, блин… Не бросать же его здесь. Ну, давай, берись, потащим его домой вдвоем…
Вцепившись с двух сторон в поясной ремень, они синхронно качались, мотаясь от одной стороны тротуара к другой, уводя учителя физкультуры домой. При виде знакомого подъезда тот вдруг оживился, оттолкнул жестко обоих, сделал пару шагов, повернулся и ясным чистым голосом:
– Какого х…? Вы, двое, вы что, ох…?
– Э-эй, тут директор, между прочим…
– Да мне пох… Директор-миректор… Шли бы вы по домам! – и сам повернулся, и ровно держа спину пошел к подъезду.
– Э-э-э… Пьяный он…, – извиняюще произнес музыкант.
– Не люблю пьяных, – сказал директор. – Очень не люблю. Завтра. Завтра он будет ждать меня у подъезда школы раньше всех. Спорим?
– Да, что спорить-то? Куда он денется? Прибежит, конечно…
– Не люблю пьяных…
– А кто их любит?
Двери
– А тут у нас что? – директор с завучем и завхозом обходил школу, знакомясь со всеми ее закоулками.
– Там «темная» лестница…
– Да-да, темная! Мы закрыли, потому что там травму можно получить, и потому что там куряки все время собираются…
– Куряки? Так, может, нам и туалеты закрыть? Ну, они же там тоже собираются… Я все же не понял. Это лестница, по которой должны спускаться с третьего этажа на первый вон те классы. Так?
– Да, но там темно, и мы ее закрыли…
Директор школы подергал за огромный висячий замок, постучал ногой в дверь, и лист фанеры, вбитый вместо стекла, вдруг легко отделился и спланировал куда-то в темноту.
– Как интересно…, – сказал директор и полез в дыру. – У-у-у… Как здесь интересно!
На темной лестничной площадке стояли стулья, лежала алюминиевая банка из-под учебных фильмов, набитая окурками. Стены были исписаны прокламациями и обращениями к предыдущему директору.
– Так, – строго сказал он завхозу, вылезая обратно и отряхиваясь. – Двери на всех этажах – открыть. Сами двери – снять, чтобы было светлее. Лампы вкрутить. Стены отмыть.
Он посмотрел на часы.
– В два часа начинайте, как уроки закончатся. Всех уборщиц – туда. Ясно? Идите пока, ищите ключи, топоры, ломы… Что там понадобится. А мы дальше пойдем.
– Да как же, – стала забегать перед ним завуч. – Мы же не просто так закрыли! Там же травмоопасно!
– Может, нам всю школу закрыть? – усмехнулся директор. – Тут, в школе, везде опасно. Вон, разбежался по коридору, не удержался на ногах – и лбом в стену. И – все…
– У нас дежурные в коридоре стоят.
– Да? Вот и запишите: поставить дежурных на каждой лестничной площадке. Закрепить старшие классы за этой лестницей для начала. Думаю, там бесились и бегали не старшеклассники?
– Но…
– А заодно пусть учителя тех кабинетов, которые выходят на лестницу, тоже поглядывают и похаживают. Вот и все. Вы хоть думали, что это – нарушение техники пожарной безопасности? Первая жалоба – и штрафов нахватаем…
– Штрафов? – задумалась и даже отстала немного завуч. – Тогда вы правы. Но нужен же контроль.
– Вот и организуйте его. Так, а эти откуда?
Навстречу по коридору резво двигалось трое пятиклашек.
– Кто такие? – тут же взяла все в свои руки завуч. – Откуда?
– Нас в туалет отпускали…
– В туалет? А почему вы ходили в начальную школу? Привыкли, что ли?
– Там чище… И нет старшеклассников…
– Марш на урок!
Директор дождался ухода школьников и спросил:
– А что, в начальную школу можно пройти не только по первому этажу? Через вестибюль?
– Нет, конечно! Вон, и по второму из коридора вход и по третьему…
– А почему? Я как-то привык, что начальная школа всегда отделена.
– Ну-у-у… Так как-то… Было так всегда. Вот и все.
– Понятно. Мы туда не пойдем сейчас, пожалуй. Кстати, а что говорят учителя начальных классов по этому поводу?
– Да, что говорят… Жалуются. Эти же, как разбегутся, всю мелкоту с пути сносят.
– Угу, понятно. Вернемся. Где тут у нас завхоз?
– А вон он, к дверям примеряется…
– Значит, так: эти двери снимаем. А потом вешаем их на втором и третьем этаже. И закрываем проход в начальную школу.
– Вы думаете, это так просто?
– А что здесь сложного? Вот, что нужно завхозу для этого?
Завхоз постоял, пошевелил губами, а потом сказал:
– Да, в принципе, все есть. А плотнику сейчас скажу, чтобы инструмент подготовил.
Наутро, разбегаясь, по длинному коридору, пяти-шестиклассники упирались в закрытые на замок двери. Начальная школа на переменах водила хороводы на всех трех этажах, и никто им не мешал. А на «темной» лестнице стояли дежурные, пытаясь прочитать полусмытые надписи…
– Бездельничаете? – налетела из-за угла завуч. – Вот вам резинки. Стирайте, что еще найдете. Все стирайте.
Ноги
Итак, жил-был директор школы… Не надоело еще про директора-то? Нет? Ну, так вот, жил он, значит, был… А время было суровое, хреновое было время. В магазинах уже ничего не было, в карманах еще ничего не было, но работа – была, была…
Работа была всегда, как мне помнится. Даже когда нас не было – она уже была.
Так вот, о директоре. Работает он себе спокойно и радостно, вживается в коллектив, в котором все имеют опыт – о-го-го какой! Пытается понять, за какие веревочки дергать, какие колесики подкручивать, где надо маслица с улыбкой капнуть, а где, наоборот, протереть досуха, да – по сухому, по сухому… А летом принимает на работу новых учителей. Одних – совсем-совсем новых, только из института-училища, других – из других школ и мест… В общем, молодежь появляется в школе. И было это хорошо…
Сентябрь выдался ветреным и холодным. Листья так и сыпались, и школьники по настойчивому указанию из вышестоящих органов регулярно выходили на улицы грести листья с газонов и собирать из них красивые желтые кучки.
В один из таких дней в кабинет директора ворвались, раскрасневшись и запыхавшись, два его заслуженных завуча:
– Нет, вы только посмотрите, посмотрите на это! Вот, выйдите – и посмотрите, – с места зачастила одна из них.
– Что там такое еще? – нехотя поднялся он со стула. – Ну, показывайте.
Директор еще ни разу не видел их такими взволнованными и возмущенными.
– Ну, показывайте, что у вас тут…, – повторил он, выйдя за ними в коридор школы.
– Вот, смотрите! Смотрите-смотрите! – синхронно ткнули они пальцем в конец коридора, где шла к своему классу одна из молодых учительниц. Высокая, спортивная, стройная. Свитер и лосины. И ничего, кроме.
– А? Ага! Ну, что вы теперь скажете?
– Ну, что скажу, что скажу…, – всмотрелся директор. – Красивые ноги. Очень. Есть, что показать. Молодец!
– Эх! – крякнул он довольно, махнул рукой и вернулся в свой кабинет.
Больше вопросы внешнего вида учителей в этой школе не поднимались.
Динь-динь-динь…
– В лу-унном сия-аньи сне-ег серебри-ится, вдо-оль по доро-оженьке тро-оечка мчится…
– Стоп-стоп-стоп! – захлопал в ладоши учитель музыки. – Тут надо выше, еще выше! Тут надо нашим женщинам вытягивать. А мужчины потом вторят: «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звенит…» И дальше по тексту…
Педагогический коллектив готовился к очередному ежегодному смотру хоров.
Каждый год в районном Дворце Культуры на большой сцене хоры и ансамбли из учителей всех школ показывали свое умение красиво петь. Считалось, что это сплачивает коллектив, а победа в конкурсе повышает статус школы и доказывает наличие именно коллектива, а не просто набора учителей-предметников.
Это не сам директор школы придумал. Это ему втолковали его завучи, которые уже прошли через многие такие конкурсы. И они же втолковали, что присутствие директора на репетициях (два раза в неделю) – обязательно. Иначе никто же не пойдет просто! Да еще и из Гороно позвонили, спросили: готовится ли школа к смотру художественной самодеятельности? Будет ли школьный хор стоять на сцене? Большой ли хор?
«Вы не забудьте, что у вас – самая большая школа, и коллектив – самый большой!».
И вот в восемь вечера в кабинете музыки сидели учителя во главе с директором, и мужики сумрачно басили:
– Динь-динь-динь, динь-динь-динь – колокольчик звенит…
Они начинали снова и снова. Раз за разом музыкант старался получить тот звук, который ему казался нужным для этой песни.
Директор оглядывался, всматривался в лица привыкших ко всему учителей, слушал их голоса…
– А сейчас – только женщины! И-и-и – раз!
– …В лу-унном сияньи сне-ег серебрится, вдоль по дороженьке троечка мчится…
– Стоп! Хватит! А теперь эту же фразу, но в другой тональности – мужчины! И-и-и – раз!
– …В лун-ном сияньи сне-е-ег серебрится, вдоль по дороженьке троечка мчится, – угрюмо басят мужики.
Их, мужиков, всего шестеро на всю школу, считая самого директора. И все обязаны петь в хоре, потому что… Ну, потому что – обязаны. Вон, директор же поет?
На другой день он спросил у завучей, собрав их в своем кабинете:
– В каком документе прописана обязанность участия учителей в смотрах художественной самодеятельности?
– Как это?
– Что непонятного? Я спросил: чем регламентируются все эти смотры и прочие не учебные мероприятия? Почему учителя должны отдавать свое свободное время не понять чему?
– Вы не понимаете! Это – школьные традиции! Так положено! Вас просто не поймут, если что-то будет не так! Так было всегда!
– Ну, то есть, вы мне никакого документа не покажете? И наказать за неучастие в конкурсе не могут?
– Вас потом сто лет будут склонять на всех совещаниях!
– Это не страшно. Это переживу. В общем, так. Я больше на эти ваши «спевки» не хожу.
– Но тогда же никто не пойдет…
– Художественная самодеятельность – дело добровольное. Заставлять участвовать в ней – противозаконно. Вам показать КЗОТ? Не надо? Если есть любители, если есть добровольцы – вот им класс, вот музыкант. Пусть репетируют. Если нет таких – не будет никакого хора. Ясно?
– Ясно. Вы хотите разрушить традицию…
– Я не люблю традиции, не опирающиеся на разум или на закон. Мне сидеть там и петь – противно. Все. Закончили разговор на эту тему. Я в «спевках» не участвую. Я учителей туда не сгоняю. Ясно?
– Да…
Первый раз за много лет на конкурсе художественной самодеятельности не участвовал коллектив самой большой школы.
…
А через год, увидев, что за неучастие в этих концертах никому ничего не сделали, отказались от участия в самодеятельности и большинство остальных школ. И конкурс потихоньку прекратил свое существование.
«Первый» вечер встречи выпускников
– …В актовом зале мы их поздравим, потом будет небольшой концерт силами учеников. Учителя все будут в коридорах, чтобы, не дай бог, ничего не случилось. А потом мы их ровненько-ровненько, строем-строем по коридорам – и на улицу. И закончим все примерно в семь часов…
– Вечер встречи – в семь? – директор школы выглядел озадаченным. – И что, посидели в зале – и разошлись?
– Да, у нас давно так принято. Вы просто не знаете, что могут натворить бывшие выпускники, если им позволить шляться по школе. Это же хулиганы настоящие, бандиты, пьяницы!
– Что… Вот прямо все – хулиганы, бандиты, пьяницы?
– Не все, конечно, есть и хорошие, которых мы любили… Но поймите, их же мень-шин-ство! – подняла палец к небу завуч по внеклассной работе. – Поэтому я считаю, и у нас так всегда было принято, вечер встречи делать, конечно, надо – нас просто не поймут, если его не будет – но так, чтобы ущерба школе не было…
– Странно, – пробурчал себе под нос директор. – А вот в нашей школе всегда вечер встречи – по классам… Скажите, а вы когда-то ходили в свою школу? Как там у вас было?
– Ну-у-у… У нас… У нас – по классам. Так, у нас и школа другая, не то, что эта!
– Эта… Эта… Это, между прочим – наша школа.
– Вы еще не знаете, что это за школа!
– Не знаю. Но никогда я не слышал, чтобы в вечер встречи выпускников им было запрещено встречаться по классам со своими учителями.
– …И как же тогда за ними следить?
– Зачем за ними следить? В классах будут их учителя. Вот и все… В общем, пишите объявление и проект приказа о дежурстве на вечере встречи. Вечер встречи, после небольшого концерта – по классам. Заканчиваем в 22.00.
– Да кто же будет тут их караулить в такое время?
– Учителя. И я.
– …Ну, я выполню… Но у меня остается свое мнение…
Наутро объявление висело в учительской. А, начиная с первой перемены, в кабинет директора по одному потянулись учителя:
– А вот как нам быть? Мы вдвоем по очереди в одном классе ведем занятия…
– Та-а-ак… Давайте, посмотрим. Вот здесь свободный кабинет. Туда своих поведете?
– Спасибо!
– Геннадьич, а мне куда со своими? У меня же вообще класса нет…
– Вот, по соседству пойдешь? В биологию?
– А можно?
– Порядок чтобы был. Тогда – можно.
– Да, у меня такой класс был, мы там даже уберемся!
Были задействованы все свободные площади, и к вечеру у каждого учителя был ключ от кабинета, где он мог встретиться со своими выпускниками.
На концерт директор не пошел («Не люблю самодеятельщину!»). Он сидел в своем кабинете и писал план работы. Иногда выходил, закрывал дверь на ключ и прогуливался по коридорам, отвечая на приветствия и кивая учителям. Через открытые двери классов были видны столы с бутылками и фруктами…
– Вы только смотрите, чтобы чистоту оставили! – напомнил он учителям, занявшим чужие кабинеты.
– Да, не маленькие, понимаем! – отвечали, улыбаясь, те.
Услышав, что в актовом зале затихла музыка, и раздался слитный шум поднимающихся с места и выходящих из актового зала выпускников, директор спустился на первый этаж и снова засел в своем кабинете.
Минуты шли за минутами, часы – за часами. В коридорах стояла тишина, и некого было гонять, не за кем было следить. Он иногда прохаживался до третьего этажа и обратно, но в классы не заглядывал, чтобы «не поломать атмосферу».
После девяти вечера в его кабинет стали забегать веселые улыбающиеся учителя, докладывать, что все в порядке, что они пошли гулять, что у них еще ресторан или бар… В школе становилось все тише и темнее.
В одиннадцатом часу, когда директор уже убрал бумаги и собирался идти выгонять оставшихся еще выпускников, в дверь поскреблись. Он прислушался. Теперь постучались, а потом несмело толкнули. В приоткрывшейся щели был виден ярко накрашенный глаз:
– Извините, а можно вас?
– Заходите, заходите…
– Да, нет… Лучше вы выйдите…
«Что там могло случиться? Вот, ведь, как всегда, под самый конец… Ну, блин…», – успел подумать директор школы, делая два шага к двери и распахивая ее. За дверью в темноте тесной кучкой стояли чуть подвыпившие, но тихие взрослые уже выпускники.
– Вы – новый директор школы?
– Да, я. А что, собственно случилось? Вы чем-то недовольны?
– Наоборот! Что вы… Да, мы…, – зашумели вдруг все разом.
Из толпы вышла девушка, махнула рукой своим:
– Да помолчите вы! – и, обращаясь к директору, – Мы, вот все мы, просто хотели сказать вам огромное спасибо. Мы в первый раз за пять лет, понимаете, первый раз так душевно посидели. И… Знаете… Дайте, я вас поцелую!
Под восторженный рев одноклассников она расцеловала директора, стерла следы губ с его щек маленьким платочком, прижалась всем телом, заглядывая в глаза, и еще раз – в губы. А потом отскочила, растворилась тут же среди народа, и все организованно, как-то сразу, разом вышли из школы.
Директор стоял в темноте и растерянно улыбался.
Что он сделал-то такого, за что благодарят?
