Текст книги "Будни директора школы (СИ)"
Автор книги: Александр Карнишин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Долина гейзеров
– Что это там за статья в газете про вашу школу? – звонок из Гороно был вполне ожидаем.
– «Долина гейзеров»? А вы еще не читали? Там и фотография есть, – директор школы с довольной улыбкой рассматривал получившийся материал.
Статья и фотография школьников, прыгающих через ручьи и фонтаны, бьющие из трещин в асфальте перед школой, были на первой странице «районки», и, наверное, в Гороно уже позвонили снизу, из приемной председателя исполкома…
– Но почему же сразу – в газету? Вы что, не могли позвонить, с кем надо договориться? Это же, выходит, вы сами себя подставили? Там же школа фигурирует?
– Можно подумать, вы не в курсе, что у нас творится. Ваши работники домой и из дома ходят по нашей территории, и эти фонтаны видят. И исполком в курсе – регулярно им названиваю. А так, может, почешутся хоть немного…
«Долина гейзеров» образовалась сразу после включения в городе отопления. Где-то был прорыв, но где? Коммунальщики брали на себя ответственность только за тот кусок трубы, который находился в подвале школы. Водоканал и теплосеть не могли поделить трассу, что лежала под слоем асфальта перед школой.
Ждать, пока школу смоет в овраг, или когда провалится кто-то из школьников, директор не мог. Он набрал знакомый номер телефона и позвал старых знакомых, газетчиков, с которыми работал, когда еще был в горкоме партии. Те с удовольствием устроили фотосессию с гулянием школьников и прыжками через ручьи, а потом Володька написал яркий фельетон о «Долине гейзеров» и о том, что у «семи нянек»… И попал в цель. Как раз шел разговор о слиянии всех структур в одну организацию.
Наутро, после разгона на планерке, где красный от злости председатель исполкома потрясал газетой и обещал лишение премий и увольнение всем причастным, перед школой съехались три машины, из которых синхронно вышли три не худых мужика.
Они постояли, смотря на ручьи и фонтаны, затем «главный коммунальщик» показал рукой на школу и сделал красноречивый взмах, отрезая трубы по линии фундамента – вот так, мол, мое, а это – ваше. Затем сел в машину и уехал. Представители «Водоканала» и теплосети еще постояли, ругаясь и размахивая руками, пощупали воду, доказывая друг другу, один – что она холодная и к теплосети относиться не может, другой – что теплая она, аж парит, а следовательно, не «Водоканал» должен тут копать. Хлопнули двери легковушек, и все разъехались, ничего не решив.
К вечеру того же дня возле школы появилась черная «Волга» председателя исполкома. Он даже не стал выходить. Только глянул, и машина повернула обратно. А еще через час от «Водоканала» спешно притарахтел бульдозер, со стороны теплосети – небольшой экскаватор, и бригада сварщиков оказалась тут же, выделенная коммунальщиками. Бригада слесарей, пройдясь по трассе, нашла и закрыла задвижки, экскаватор бойко вырыл яму, сварщики, опустившись в нее, долго что-то резали и варили уже в темноте, к ночи бульдозер уже заровнял все, засыпав яму, а утром на этом месте уже стоял самосвал с асфальтом и трое дорожников восстанавливали дорогу.
«Писатель»
– Да, и еще имейте в виду, что у вас там, в коллективе, есть настоящий «писатель», – понизив голос, говорит инспектор Гороно молодому директору школы.
– Писатель? – поднимает тот брови.
– Да, он же пишет во все инстанции. Постоянно пишет. Думаете, только одна жалоба была на предыдущего директора? Вот, мы же вынуждены разбираться по каждому случаю!
Она выволакивает толстую зеленую папку с тесемочками.
– Это – только по нему!
Письма в горсовет, в горком партии, в обком и облсовет, в Совет министров, в ВЦСПС, в министерство образования, в Верховный Совет, на очередной съезд КПСС, письма отдельным депутатам… В каждом письме подчеркнуты жирно жалобы на школу и ее руководство. К каждому письму прикреплен ответ. Каждый ответ – это выход в школу и разбор жалобы инспектора Гороно…
– Да-а-а, – восхищенно кивает головой директор школы. – А уволить его не пытались?
– Да, вы что? Как его уволишь? Он же законы лучше нас знает! Он сам, кого хочешь – уволит! Лучше уж вы его не трогайте…
…
В первый год работы нового директора трижды приходили комиссии разбираться по жалобам.
– Вот, написано, что у вас теплицы заброшены, которые на плане школы есть.
– Пойдемте, посмотрим.
Директор вел комиссию, и они смотрели на фундаментные блоки в том месте, где по плану – теплица.
– Так. То есть, он все верно жалуется… А если теплицы нет, то зачем блоки? С этого фундамента ребенок может упасть и покалечиться…
Директор терпел, а после ухода комиссии звонил шефам. Приезжал бульдозер и засыпал-заравнивал площадку, на которой должна была стоять теплица.
Новая комиссия смотрела уже состояние туалетов и интересовалась, почему туалет для учителей не закрывается на замок.
Очередная комиссия спрашивала о принципах распределения кабинетов и часов…
При этом «писатель» боролся не за себя лично. И даже не за коллектив была его борьба. Он принципиально боролся против администрации школы, раз за разом доказывая, что может найти повод для жалобы.
…
– Посмотрите газету, – директор со счастливой улыбкой подсунул листок под локоть завуча. – Посмотрите, посмотрите.
– А что там?
– А там, возможно, решение еще одной проблемы…
Были опубликованы поправки и изменения в КЗОТ, позволяющие увольнять пенсионеров по возрасту.
– Вы что, думаете «писателя» уволить? Да он же вас просто съест и не поперхнется! Он же законы знает!
– А мы тоже будем действовать по закону.
Уже на другой день учитель был в письменной форме извещен о том, что директор ставит вопрос о его увольнении по возрасту. Второй экземпляр уведомления с росписью учителя был спрятан в сейф.
Через обусловленное время заявление с просьбой рассмотреть вопрос об увольнении члена профсоюза по возрасту было направлено в профком школы. Председатель профкома был приглашен к директору школы и ознакомлен с новыми законами и правилами.
В нужный срок директор и «писатель» получили письменное извещение о том, что в пятницу после уроков пройдет заседание профкома по указанному вопросу.
Ровно в два часа директор школы и учитель стояли перед профкомом. Пять пожилых женщин, учителей с огромным стажем, испуганно поглядывали то на одного, то на другого.
Директор четко изложил основные пункты нового закона, упирая особо, что лично к учителю он претензий не имеет, а увольняет его «по возрасту». Учитель был вынужден подтвердить, что ничего личного тут нет.
– Хорошо, посидите в коридоре, – предложил председатель профкома.
Они вышли, таща за собой по стулу, и молча сели у дверей учительской. Минуты тянулись долго. Уже и полчаса прошло. За дверями жужжал разговор, иногда прерываемый длинными паузами. А директор и его учитель сидели бок о бок в пустом пыльном школьном коридоре и ждали решения, которое могло решить судьбу одного из них.
Час, целый час шумел профком за закрытыми дверями, пока, раскрасневшиеся и вспотевшие, не пригласили обратно ожидавших решения.
– В общем, так…, – председатель профкома помялась, не поднимая глаз от написанного уже протокола. – Мы отказываем директору школы в увольнении учителя по возрасту.
– …Это ваше право, – спокойно подтвердил директор. – Прошу копию протокола мне в дело.
…
Полгода. Прошло еще полгода. Ни единой жалобы, ни одного письма…
…
Через год в ходе выпускного вечера, крепко подвыпив, «музыкант» привязался к «писателю»:
– Что-то ты писать совсем перестал? Или наш директор тебе нравится? Что, боишься его, что ли?
– Нет, ты понимаешь… Он со мной – ПО ЗАКОНУ, – выделил тот уважительной интонацией. – Я теперь, если напишу что-то против него, то это будет – личная неприязнь. Мне теперь просто нельзя…
И больше он не написал ни одной жалобы до увольнения этого директора школы.
«Зачет»
– А почему у меня «четверка» за полугодие по истории?
Весь класс, в котором вел историю директор школы, уже вышел, а эта ученица осталась. И теперь стояла перед ним в позе и с выражением лица богини справедливости и правосудия.
В классе эту девочку немного недолюбливали за постоянно недовольное выражение лица. Она смотрела вокруг как-то слегка высокомерно. И говорила со всеми как-то нехотя, «через губу». Когда говорила о школе, учителях, предметах, одноклассниках, так и слышалось, что все время подразумевается «ЭТА школа», «ЭТИ одноклассники», «ЭТИ учителя», теперь вот «ЭТА история»…
– У тебя «четверка», потому что ты не отвечала темы, а тесты сдала на «четверку», – спокойно ответил директор школы. Он всегда старался говорить спокойно. И с учениками, и с учителями.
– А вы меня не спрашивали!
– Как же мне тебя спрашивать, если ты руку не поднимаешь и желанием не горишь? Вон, кто знал – руку поднимали. И кому надо было – тоже руку поднимали. Ты или не знала, или тебе не надо было…
– Я знала! А вы мне – «четверку»!
– …И что теперь? – он без всякого интереса смотрел на нее. Внизу уже ждали завучи, надо было назначать педсовет, надо еще проверить, что там получается с расписанием на третью четверть, надо обязательно позвонить коммунальщикам, чтобы за зимние каникулы не выстудили школу, надо проверить классные журналы выборочно (есть список, за кем нужен глаз да глаз)… Дел еще много. А тут вот еще и разговоры с учениками.
– Примите у меня зачет!
– Что, прямо сейчас? Только что был урок. На уроке ты руку не подняла. А после урока, извини, у меня уже намечены дела.
– Но я же готовилась! Примите зачет!
– Не сегодня, извини. Дел много, – он захлопнул журнал, сунул его подмышку и пошел совещаться с завучами.
На другой день она встречала его у порога школы, к открытию.
– А сегодня вы примете зачет?
– Сегодня у меня совещание в Гороно, а потом совещание по теплу в исполкоме… Так что – нет.
– А когда? – она стояла и ждала с таким выражением лица, что было ясно: будет ходить и долбить в одну точку столько, сколько понадобится.
– Вот ведь, какая… Настойчивая…, – директор подумал минуту, глядя на нее. – Ну, готовься. В пятницу. У меня в кабинете. В два часа, сразу после уроков.
– Хорошо, – кивнула она. – Я приду.
В пятницу ровно в два часа дня в дверь кабинета директора раздался стук:
– Можно? Я на зачет!
Он поднял голову от бумаг, в которых закопался по уши, посмотрел непомняще.
– А-а-а… Да-да. Зачет. Сходи-ка за вашим журналом, скажи, что директору на зачет. Скажи, сейчас же и отдадим.
Через пять минут журнал лежал на его столе.
– Та-а-ак, – открыл он нужную страницу. – Значит, говоришь, учила? Готовилась, говоришь?
– Да! – подняла она нос кверху. – Я готовилась!
– Ну, что ж…, – он поставил жирную «пятерку», зачеркнув «четверку» и написав сбоку, что исправленному можно верить. А потом закрыл журнал, протянул его ученице, стоящей перед столом.
– Все. Можешь отнести…
– Как это?
– Ну, ты же готовилась? Ты же считаешь, что знаешь на «пятерку»? Что «четверка» тебе – незаслуженно? А я тебе доверяю. И если так, то зачем нам тратить время и нервы?
– …Я же готовилась! Я ночью читала! – краска бросилась в щеки, заблестели предательской слезой глаза.
– Я верю. Поэтому, смотри, поставил тебе твою «пятерку». Ты же этого от меня хотела? Все. Можешь идти.
– Вы издеваетесь?
– Нисколько. Ты учила. Я тебе верю. Оценка, которую ты из меня выжимаешь, поставлена. Какие еще могут быть вопросы?
Она еще с минуту постояла перед его столом, но директор уже опустил голову к бумагам, на которых требовалось вывести подпись и пришлепнуть печать: та еще работа, требующая сосредоточенности. Повернулась, медленно вышла, аккуратно прикрыв дверь.
Больше до конца года индивидуальных зачетов она не требовала.
За год по истории у нее красовалась «четверка».
Первый «выпускник» со справкой
– …И что нам теперь делать?
– Что делать, что делать, – хмыкнул директор школы. – А зачем вы его брали в девятый класс?
– Ну, как же… Он же сын председателя исполкома…
– Ну, и что? Оценки какие? Поведение какое? Что, решить не могли? Теперь все равно придется принимать решение… Но уже другое… Он экзамены сдаст? Сумеет?
– Нет. Вы знаете, он же совсем не учится. Он привык, знаете… И так с детства. Когда еще маленьким был, в пятом классе, что ли, знаете, что придумал? Прыгнул с решетки раздевалки на плечи уборщицы. Темно было, уже вечер, а он – раз на плечи… Она уволилась.
– А он?
– А что мы можем? Поставили его на педсовет, а он там смеется: я, говорит, в семье самый дурной. Ну, и ведет себя соответственно… Даже сейчас. Здоровенный вырос…
Директор школы и завучи сидели в его маленьком кабинете на первом этаже и обсуждали успеваемость в старших классах.
– Ну, и что вы ко мне пришли? Не учится – гнать надо! Вон, Закон под стеклом лежит, – мотнул он головой.
– …А может, вы все-таки позвоните? Вы же с ним знакомы по работе… Надо же предупредить…
– Н-да? Ну, и что я ему скажу? Ладно-ладно… Сидите, слушайте…
Директор поднял трубку телефона, вздохнул и набрал прямой номер председателя исполкома.
– Алло?
– Здравствуйте, это директор школы…
– Что, снова по отоплению? – тут же завелся «хозяин района».
– Нет-нет… Тут другое дело… Личное. Я о вашем сыне. По оценкам выходит, он у вас со правкой выйдет…
– Не говорите мне этого! Я не хотел его в школу пихать – жена настояла. Так ей и звоните. Я в это дело лезть не буду. Все. Разговор окончен.
В трубке зазвучали короткие гудки.
– Ну, что? Слышали? В общем, давайте мне еще списки, кто на грани, будем с ними говорить. А с этим больше не работаем – поздно. Бесполезно. Да, и не нужно уже никому это… Сами слышали…
– …И – что теперь? – осторожно переспросила завуч, курировавшая старшие классы.
– Как, что? По Закону. Сколько у него двоек выходит?
– Пять, – тихо ответила завуч.
– Открываем закон, читаем. Что там положено ученику, не справившемуся с программой и не допущенному до экзаменов?
– Справка…, – еще тише ответила она.
– Вот и готовьте… Справку. По всей форме.
– Но все же… Он же сын…
– Вы не поняли? Готовьте материалы для справки. Что там надо, по закону и по инструкции. Провести беседу? Сейчас проведу. Педсовет собрать и решение принять? Готовьте педсовет. С родителями поговорить? Вон, поговорил уже… Что еще? Выпускаем со справкой. Все. Решено.
На следующее утро в телефонной трубке раздался голос начальника Гороно:
– Вы там совсем с ума все посходили? Вы понимаете, что делаете?
– А что случилось?
– Это правда, что вы хотите выпустить со справкой сына председателя исполкома?
– Интересно… Кстати, а откуда у вас информация? Не сдадите своих агентов?
– Вы еще и смеетесь?
– Какой там смех? Вечером разбираю дело, а утром вы уже в курсе. И не с моих слов… Кого вы там еще слушаете, интересно мне…
– У нас есть информация. Да. Но это – не ваше дело. Скажите, вы, правда, решили…
– Правда, правда. И не решил, а так написано в законе.
– Вы понимаете все последствия? Вам не станут помогать…
– А кто мне помогал-то? Хоть бы то, что положено, делали… А помощь мне не нужна. Жаль, просто жаль, что вы не говорите, откуда у вас информация…
Короткие гудки в трубке опять сообщили, что на том конце сети терпение у начальства кончилось.
За четырнадцать лет работы школы впервые ученик был выпущен со справкой. Никаких санкций, которых ждало с нетерпением Гороно, не последовало.
Планирование и отчетность
– …А теперь покажите, как вы планируете свою работу…
В школе – проверяющая. Почему, отчего – неизвестно. Но вот пришла инспектор Гороно, и уже больше часа «измывается» над молодым директором и завучами.
– Ну, как планирую… Есть у меня тетрадь, я там себе пишу задачи на неделю и на каждый день.
– А покажите, покажите…
– Но это же я пишу себе? Для себя только– с сомнением в необходимости показа такой тетради спросил директор школы.
– Что значит – для себя? Вы – это не просто вы, вы – директор школы. И от того, как вы распланируете свою работу, зачастую зависит работа всей школы, – назидательно сказала не старая, но невозможно скучная дама. – Так что несите, несите… А я пока еще завучей поспрашиваю…
Те уже, привычные ко всему, вытаскивали из столов кипы каких-то бумаг.
Директор спустился в свой кабинет, постоял там, молча матерясь, достал из сейфа свою рабочую тетрадь, и снова поднялся на второй этаж, где расположилась проверяющая.
– Вот, смотрите…
– Так-так. Интересно. О! У вас даже и по часам есть?
– Бывает много работы, приходится даже часы расписывать, да…
– Ну, что же, – она что-то записывает в свой блокнот, – планы я ваши вижу. А теперь покажите отчеты.
– Э-э-э… Какие еще отчеты?
– Ну, как же! У вас есть планы. У вас просто обязаны быть отчеты об их выполнении! Иначе это не планирование, а так, бумажка, – презрительно кинула она на стол большую тетрадь в девяносто шесть листов.
– Извините…, – директор помотал головой. – Я что-то плохо понимаю, видимо. Это, – показал он на тетрадь, – мои личные планы. Понимаете? Это я сам себе планирую. Какие отчеты, что вы?
– Та-а-ак… Вы действительно плохо понимаете. Вот ваши завучи – опытные. Они знают, что планирования без отчетности не бывает. А у вас это недочет, недочет…
– Еще раз извините, – директор наклонился, заглядывая инспектриссе в глаза, – но вы это все серьезно говорите? Что я сам себе должен писать планы, а потом сам себе отчитываться в их исполнении?
– Да. Так и запишем. Отчетности нет, выполнение планов не контролируется…
Директор школы развел руками, посмотрел на своих завучей.
– Знаете, пишите вы, что хотите. Я пока пройду по школе. Надо, знаете ли, контролировать работу. У нас, знаете ли, по вечерам разные секции, факультативы.
– Но…, – начала было проверяющая, и умолкла, потому что за директором уже закрывалась дверь.
Он походил по всем этажам, заглядывая во все классы, где еще горел свет. Обсудил с физруком будущие соревнования, пострелял у военрука из «воздушки» по мишеням, заглянул в компьютерные классы…
Когда он вернулся в кабинет завучей, инспектора уже не было, а завучи сидели над расписанием на следующую четверть.
– А где эта… Как ее?
– Мы ее выгнали…
– Шутка, что ли?
– Нет, правда. Надоело, знаете. Вы правы, это все такой формализм, никакого отношения к работе не имеющий. И мы ее просто выгнали. Сказали, чтобы уходила, проводили до дверей, помахали рукой, предупредили, чтобы больше не приходила…
– Что, серьезно? – директор просто наслаждался ситуацией. – Что, вот так, взяли и выгнали инспектора Гороно? Отлично! Молодцы! Хвалю!
Утром он пришел еще раньше и сел, улыбаясь, у телефона. Ровно в восемь утра раздался звонок из Гороно:
– Что вы себе позволяете?
– Я? Извините, о чем вы? Я ничего себе не позволяю…
– Вы знаете, что вчера было?
– Приходила ваша инспектор, мы с ней поработали. Потом она ушла…
– Ваши завучи выгнали ее! Выгнали представителя руководящего органа!
– Я не присутствовал… Но понял вас, понял. Это безобразие. Я буду разбираться… Мне надо будет с каждым из завучей переговорить индивидуально, выяснить, что и как случилось. Я разберусь. Спасибо за информацию.
И он, продолжая улыбаться, положил трубку.
В первый раз завучи поступили именно так, как он хотел бы и сам, да несолидно как-то директору – женщину…
Больше эта инспектор в школу для проверок не ходила. А вопрос о планировании и отчетности не поднимала ни одна комиссия.
Секретарь
– А что вы нас ругаете? Вы, вон, на свою секретутку поглядите! – синие тени, черные стрелки от углов глаз чуть не до виска, красные щеки, яркие губы – восьмиклассницы стояли насмерть, не поддаваясь никакой критике.
– На кого, на кого? – поднял брови директор школы.
– На Лариску вашу!
– Ну, во-первых, она не моя, а во-вторых, ее должность называется «секретарь». И потом, она же не школьница…
– А какая разница? Школьница, не школьница… Она в школу так ходит, а нам – нельзя?
…После проведенной воспитательной работы директор школы сидел в своем кабинете и думал. Не в первый раз уже ему тыкали пальцем в сторону секретаря, которая осталась «в наследство» от прежнего директора.
– Лариса! – открыл он дверь. – Зайди ко мне!
– Слушаю вас.
«А ведь девчонки были правы,»– подумалось ему. – «Типичная секретутка…»
Узкая короткая кожаная юбка в обтяжку, высокие сапоги-чулки на каблуке, ярко-красная блузка, яркая раскраска… Вся такая «набитая», такая гладкая. Как говорится, – не ущипнуть.
– Кхм… – едва сдержал смешок. – Ларис, а ты давно у нас работаешь?
– Давно-о-о… Как не поступила, так сразу в школу и устроилась.
– А ты после этого еще поступала?
– Да, нет, готовлюсь все.
– Угу, угу… А тебе не мала эта зарплата? Нет-нет, я не о повышении говорю… Вот ты пришла, вчерашняя школьница, «пересидеть» какое-то время в школе. Место тихое, несуетное, все знакомы, можно спокойно готовиться к экзаменам, да еще и у учителей консультироваться… Это я вполне понимаю. Тут деньги – не главное…И все же… Сколько лет ты уже здесь?
– Пять. А что, нельзя?
– Да, можно, наверное… Я просто не понимаю ничего. Вроде, должность такая, что только для пенсионеров или для выпускницы – пересидеть годик до поступления. А ты, вон, пять лет… И как долго ты собираешься еще работать секретарем? С такой внешностью – модель просто! Кхм… Да. Вот…
– Вы меня гоните, что ли?
– Я хоть что-то про увольнение сказал? Я просто предложил тебе подумать, сколько еще лет ты потеряешь, сидя здесь за машинкой. Иди, иди… Мне тут еще поработать надо. Иди. И думай…
…
Через два дня она уволилась и почти сразу нашла работу в Москве…
