Текст книги "Актуальные сказки (СИ)"

Автор книги: Александр Карнишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Александр Геннадьевич Карнишин
Актуальные сказки

Кризис

Задерживаться на работе сегодня было нельзя. Последний день месяца – это не последний день года, конечно, но все же…

Марк ехал в своей бронированной "Ладе-Вишня", конечно, натурального вишневого цвета, по пустынным улицам родного города и ругал сам себя, одновременно крутя головой и замечая все вокруг.

Вот из метро вывалила компания подвыпивших мужиков. Идут рядом, сплоченной массой – отобьются, если что. Вон колонной пересекли перекресток сразу шесть "лэндкрузеров". Ну, этим только колонной и ходить – ни брони, ни настоящей устойчивости. Вот у Марка здесь последней модели защита. Так что пока в машине – можно ничего не бояться. Вряд ли они будут стрелять из гранатомета. Да и то страховка гарантировала, что лобовое стекло должно выдержать.

Он покрутил ручки настройки лежавшей на соседнем сидении портативной рации. Там хрипло разговаривали о чем-то такие же одиночки, добирающиеся до дома. Но пока все было спокойно на маршруте. Как будто – спокойно. Вот только жена волнуется. Но звонить нельзя. Могут контролировать звонки и тут же отслеживать передвижение и местоположение. Поэтому Марк перед выходом из офиса не только отключил телефон, но и вытащил Сим-карту и даже отключил аккумуляторную батарею.

Еще десять минут по прямой. А потом немного покрутиться по переулкам – и родной двор. Теперь он даже жалел, что куда-то подевались веселые и пьяные компании, в прежние времена всегда сидевшие на лавочках у подъездов. Теперь там пусто. Ни бабушек, как уже совсем в древности, ни распивающих пиво и водку – никого. Пусто и темно во дворах. И скучно и холодно.

Марк аккуратно сделал левый поворот, дисциплинированно помигав поворотниками и постояв с полминуты на пустом перекрестке, плавно заехал во двор, сделал почти полный круг и встал около своего подъезда. Некоторые нанимают охрану. Но это – богатые. Другие ставят машину в подземном гараже и сразу поднимаются на лифте домой. Но это – в новых домах. А тут от дороги до железной двери с кодовым замком метров пять, никак не меньше. Говорят, еще можно платить консьержу, чтобы хотя бы держал дверь, чтобы сразу – прыг туда. Он бы тогда смотрел через камеру на дорогу, и как только видел машину со знакомым номером, подрывался и открывал дверь. А Марк бы – прыг из машины, хлоп дверью, пять шагов – и дома. И уже не страшно ничего.

Раньше надо было думать, раньше! Теперь-то, что об этом…

Марк посидел, пригибаясь к рулю и всматриваюсь в темноту. Повздыхал тяжело, жалея сам себя. Посмотрел с сомнением на разобранный телефон. Может, включиться? Позвонить жене. Она спустится, даст десятку консьержу. А тот как раз откроет дверь.

Нет, прикинул он. Это минут десять выйдет. За это время не только засечь могут, но и просто увезти на эвакуаторе вместе с машиной. Потом вскроют в надежном месте, как консервную банку. И доказывай потом, старайся…

Ну… Пронеси, господи!

Он резко открыл дверцу, попытался упруго выпрыгнуть, как в кино, но зацепился за порог и чуть не растянулся прямо у колес собственного автомобиля. Пробежал вперед несколько шагов, ловя равновесие. Отдышался, держась за сердце. Нет, все же надо ходить в бассейн. И на беговую дорожку.

Марк оглянулся – никого нет, вроде. Вернулся осторожно обратно. Аккуратно закрыл машину, мигнувшую ему фарами при включении сигнализации. Завтра, конечно, будут выговаривать соседи, но тут уж он никак не мог рисковать и ставить на дальнюю стоянку, а потом пешком в одиночку через весь двор… Должны понять!

Пять шагов, три ступеньки вверх.

Вот на третьей-то его и подловили, расслабившегося при виде двери…

Два амбала на голову выше Марка подхватили его под локти и стащили вниз, в тень под крыльцом. Там уже сидели на скамеечке хозяева, улыбались ласково. Он еще не успел даже слова сказать, а уже на левой руке затянулся браслет-идентификатор, а правую поднесли к стандартному договору. Мигнула "считка", фиксируя рисунок на ладони. Мигнула еще раз, подтверждая идентичность данных. Ткнулся в колено чемоданчик. Договор в пластиковом файле затолкали в карман. И растворились в темноте, как будто и не было никого только что. Только сердцебиение. Только браслет на руке. Только чемоданчик у ноги, да бумаги топорщат карман.

Марк вздохнул – вот не повезло, и потащил чемоданчик домой.

А что делать? Договор подписан. Браслет не снять до истечения срока. Передвижения, значит, отслеживаются – не скрыться никуда.

"Найму охрану", – решил он твердо.

Дома его ждал удар.

За кухонным столом сидела заплаканная жена и пересчитывала купюры. Такой же чемоданчик, что и у него, стоял возле стены.

– Это как же?

Всего лишь отошла к витрине. К обычной стеклянной красиво оформленной витрине отошла жена, заинтересовавшись чем-то очень нужным и красивым. Вот и получила. И он получил.

Кредит. На год.

– Сколько тебе сунули?

– Стандартно, миллион. А тебе?

Марк вытащил из кармана документы, глянул в конце на таблицу расчетов, вздохнул тяжело.

– Пять.

– Что делать будем?

– Ну, что делать, что делать… Придется вкладываться. Купим что-нибудь… А кому теперь легко?

Круговорот денег в хозяйстве – вот что было главным в период мировых финансовых потрясений. Дай человеку денег – он купит вещь, чем оживит торговлю. Торговля, продав вещь, закажет новую у промышленности – и оживит промышленность. Промышленность, получив заказ, сделает вещь и выдаст зарплату рабочему.

А рабочий – выплатит полученный ранее кредит.

Что значит – он не хочет получать кредит? А придется. Специальные инвестиционные банки занялись проблемой снижения спроса на кредиты. И пока успешно. Все больше и больше живых денег оказывается в руках "физических лиц".

А кому сейчас легко?

В кризис все должны работать. Все!

И рабочие, и продавцы, и менеджеры, и инвесторы… И – деньги!

Дед Мороз

Новый мэр был из Сибири. Он ходил по городу, недовольно крутя головой и презрительно щурясь:

– И вот это у вас называют снегом? И вот из-за этого пробки? И вот это – чистить?

При этом слово "это" он произносил так, как будто его вот-вот вытошнит. Местные тоже оглядывались, пожимали плечами в полной своей непонятливости и пытались еще что-то говорить:

– Ну, в том-то году совсем ведь ничего не было. А в этом – прямо настоящая зима! Вон, сугробы-то какие!

– Это – сугробы?

В общем, все было не так. И зима была не такая, и город зимой – совсем не такой. Поэтому мэр принял меры. Из далекой Сибири вместо порожняка эшелоны потянули снег, которого там всегда хватает. Дворники так же шоркали и шваркали большими жестяными лопатами по утрам. Вот только они теперь не убирали снег, а разбрасывали его, привезенный ночью на самосвалах в каждый двор. Специальным, самым чистым и мягким сортом снега, самым дорогим (а что вы думали, снег – бесплатно, что ли?) дворники аккуратно посыпали стоящие во дворах блестящие разноцветными бортами автомобили.

– Ну, вот…,– радовался, вздыхая полной грудью, мэр, рассматривая снимки с вертолета. – Вот это – пробка. А вот это – снег! Вот теперь есть с чем бороться представителям префектур. А не будут бороться, я их совсем снегом завалю.

"Наш Дед Мороз" – так ласково называли мэра жители города.

Совершеннолетие

– Добрый вечер, Мария Антоновна, – прикоснулся к блестящему черному козырьку участковый. – У вас сегодня праздник? Шуметь молодежь будет, или как?

– Да что вы, Михалыч! Какой шум! Они собрались, и мальчишник устраивают у кого-то. Все же совершеннолетие – это не просто так.

– Ага, ага, – покивал лысой головой, почесывая ее под снятой фуражкой, инспектор. – А у кого собираются? Не скажете?

– Не говорил он. Но вроде не в нашем квартале, так что вы голову себе даже не забивайте!

– Ну, и ладно, что не в нашем. Мне же главное – что? Чтобы порядок был и тишина. Так? Всего хорошего, Мария Антоновна! Если что – сразу звоните.

А спустившись на первый этаж, он достал мобильный телефон и набрал знакомый номер:

– Майор Берсенев здесь. Докладываю, значит: сегодня.

…

Бойцы в черном бесшумно окружали дом на окраине. Заходили со всех сторон, перелетали через забор, неслышно падали на палую листву, замирали в приседе, поводя короткими автоматами, двигались, согнувшись, вперед.

На оперативном дисплее в штабной машине светились яркие точки, отмечающие местоположение каждого оперативника.

– Силовики свои места заняли. Нам тоже пора?

Капитан Петренко осмотрел своих орлов. Джинсы, куртки, яркие шарфы и блестящие галстуки, туфли с длинными носами, в которых так трудно бегать, но зато удобно бить по ребрам. И возраст соответствующий. То ли двадцать пять, то ли тридцать – на вид сразу и не скажешь. Видно, что еще молодежь, но уже не пацанва. С деньгами ребята.

– Ну, поехали, что ли.

Машина с шашечками такси выехала из-за поворота, протиснулась почти к подъезду, остановилась со скрипом. Из открывшихся дверей посыпались с прибаутками яркие, блестящие фигуры. Последним вышел, как дядька при молодежи, Петренко. Сегодня он был в кожаном пиджаке, светлой водолазке и переливающихся в свете фонарей полосатых брюках. Их отдел вообще редко надевал форму: только на строевые смотры, да на награждения.

Кнопка звонка, долгое рассматривание через телеглазок, лязг засова.

– Ну?

– Места есть? А то по всему городу ищем.

– Места? А документы у вас с собой?

– Что мы, законов не знаем? Все совершеннолетние, не бойсь! И документы – вон, у дядьки, чтобы не потерять ни в коем случае.

Петренко солидно достал из барсетки пачку паспортов, помахал охраннику.

– Ну, заходите. Начали уже.

Дверь, толстая, как в банке, снова лязгнула, отсекая прохладу осеннего вечера.

В полутемном зале сквозь клубы табачного дыма мигали лазерные прожектора, переливался зеркалами старинный шар на потолке, что-то неслышно за общим гулом кричал из дальнего угла диск-жокей, подняв руки вверх и подпрыгивая на месте, упруго била по ушам электронная музыка.

– Начинаем ровно через двадцать минут, – скомандовал своим Петренко, и все тут же разошлись, растворились в туманном мареве. Кто присел к чужому столику и начал заигрывать с девушками, кто уже изгибался на танцполе, один просто свернул в туалет, спросив у охранника, где тут руки помыть. Сам Петренко протиснулся сквозь толпу к барной стойке и заказал кофе.

– С коньяком? – переспросил бармен.

– Сначала простой. С коньяком позже – я тут надолго, – махнул рукой Петренко и присел на высокий табурет, смотря на все происходящее за его спиной в наклонное зеркало над баром.

– Что у вас тут сегодня тесно-то так?

– Совершеннолетие отмечают!

– Вот так сразу у всех?

– Ну, просто собрались и в один день решили попраздновать. Вам еще повезло – позже мест совсем не будет!

– Да? Вот повезло-то…

Он еще раз посмотрел на часы, допил очередную чашку кофе, встал с места и пошел вдоль стенки к диск-жокею, протискиваясь среди танцующих. Там он просто снял с парня гарнитуру – наушники с микрофоном, нажал кнопку, отключив музыку и откашлявшись в микрофон сказал скучно и громко:

– Всем оставаться на своих местах и приготовить документы. Федеральная служба по борьбе с наркоманией. Тихо, тихо…

А в двери, открытые одним из ярко одетых парней, мимо ошеломленного охранника в ярко осветившийся зал уже вбегали оперативники в черных масках. За ними шли дознаватели в форменных мундирах с портфелями, полными бланков опросов.

– А что такое? Что за дела? Зачем такой шум? – подбежал невысокий юркий хозяин ресторана. – Может, можно договориться?

– Тпру-у-у… Не кипишись! Если все совершеннолетние, то вопросы будут к ним, а не к тебе. А ты работай, работай… Потом зайдешь, поговорим.

– У нас нет наркотиков!

– А вот тут – погоди. Никотин – это что? Алкоголь – что? Все это наркотики, только слабые. Но вызывают, как и положено, легкую эйфорию, привычку и ломку в случае отсутствия. Так? Наркотик, наркотик. Просто за продажу пока не ругают… Если совершеннолетним. Но это временно, имей в виду. Ну, что там у нас?

Дознаватели трудились в поте лица, переписывая данные паспортов, опрашивая, тасуя, расставляя. Кого-то после беседы сразу выводили на улицу, где ждали автобусы.

– Празднуете, значит?

– Да мы по чуть-чуть. Мы совсем…

– А вот поглядим, сколько – чуть-чуть. Дуньте сюда. Так. Алкоголь в норме… Пепельница с вашего стола? Тут десять окурков. кто курил? Все? Ну, значит все – туда.

– Мы же не пили почти!

– Зато курили. По сигарете – туда-сюда, хоть я и это не одобряю. Но вы же и по второй, и по третьей зажгли – налицо привычка. Налицо зависимость. Значит, будем избавляться.

Четверых парней увели по лестнице на улицу.

– Куда их?

– Куда, куда… На Кудыкину гору. В ЛТП, естественно. И на физические работы. Городу нужны дворники, грузчики, уборщики.

– А как это – без суда?

– Вы отстаете, грамотеи! Наркоманы – не люди, так? И к ним применяются особые меры воздействия и лечения, невзирая на личное желание или не желание. Никотин и алкоголь – наркотик? Признаны таковыми Всемирной организацией здравоохранения? Значит, и тут – те же самые действия.

– А кто определяет, наркоман человек или нет?

– А мы здесь для чего, собственно? Вот мы и определяем. Так, этого, разговорчивого – тоже грузите.

– Но меня-то за что?

– Наркоман – сразу видно. Неадекватное поведение. Ничего, вас вылечат. И их – тоже.

– Все, что ли?

Черные фигуры растворились в темноте на улице, ушли, козырнув, дознаватели. Капитан Петренко, в очередной раз откашлявшись в микрофон, принес извинения от лица Федеральной службы по борьбе с наркоманией, пожелал оставшимся в зале веселого празднования, погрозил пальцем бармену, и тоже увел своих ребят.

Лязгнула тяжелая дверь.

Тишина опустилась на танцпол.

Зрелищ!

– Все только не пойму как-то: я царь или не царь?

– Ты – царь, – склонил голову первый и наиглавнейший визирь.

– Тогда кто объяснит мне, чего все эти…,– монарх повел рукой, показывая, как все "эти", вокруг и около…,– Так чего все эти просят и просят, понимаешь? Чего они просят? Почему?

– Это они все о князе Холмском печалуются, твое величество.

– А что им о нашем собственном князе печалиться? Кстати, он что ли жив еще?

– Жив.

– А почему? Что за дела, в конце концов? Сколько можно? Все время находится тема, которую они, эти все, – царь отвлекся, посмотрел в свои записи, – Во! Мус-си-руют. Ясно? Муссируют и муссируют. Что за, в конце концов? То, понимаешь, пристают – а что с вашим легионом, что с вашим легионом. Что, что… Потерялся. Это все-таки наш легион. То есть фактически мой. Хочу – потеряю. Хочу – найду. Так?

Первый визирь поморщился, отвернув лицо в сторону. Он мог это сделать, потому что абсолютный и единовластный никогда не смотрел в глаза. И еще потому что в зале они были только вдвоем – даже рынды в белых одеждах вышли, встав в караул у дверей снаружи. Рынды вышли с поспешностью, уловив движение правой бровью. Они понимали. что в белом они – пока выполняют то, что приказано, и пока улавливают вот это нервическое немного движение правой бровью.

– Это ты на кого морщишься? – вдруг почти шепотом сказал царь. – Это ты что мне тут рожу козью строишь? Это ты за кого себя держишь? Это, может, ты, как Холмский?

Визирь молча брякнулся на колени и уткнулся лбом в самые носы туфель. В загнутые кверху, упругие, расшитые жемчугом концы царских туфель.

– Ну? – помолчав с минуту, сказал сухо монарх. – И что ты скажешь мне, смерд?

Он всегда так ругался на визиря. А тот следил только, чтобы ругань такая была один на один, с глазу на глаз, "на штыри ока", как говорили западные соседи.

Царь потыкал ногой визиря и сказал, глядя сверху:

– Прощаю. В последний раз, понял? Теперь говори. Объясняйся, какого-такого я должен всегда отчитываться. То про легион, то вот про Холмского теперь. Чего он живой-то, кстати? В порубе сидит, что ли? У тебя людей не нашлось, что ли?

– Не вели казнить, государь! – вскричал, подняв голову, визирь. – Вели слово молвить!

– Ну, велю. Ты тупой, что ли? Я тебя и спрашиваю!

– Народец у нас больно лихой. Да и вокруг все такие же – лихие. Им всегда надо тему какую-то обсуждать. Вот, например, последние гладиаторские бои – это очень хорошая тема. Весь народ тут поднимался. До того доходило – гимн новый выучили наизусть, как мне докладывали. Только они редко проходят, бои эти…

– Кстати, отметь: гладиаторские бои надо чаще проводить.

– Записал, твое величество…Но вот кроме тех народных масс, что на бои пялятся и в тотализаторе на гладиаторов ставят, есть еще и подкованные, образованные есть! И эти, на Западе и вокруг – тоже подкованные.

– Ну?

– Вот для них мы устраиваем бои чаще. Их хлебом не корми – дай зрелище посмотреть.

– Это какие же такие бои?

– Ну, вот Холмского судим регулярно. Народ и отвлекается. Ему же больше ничего не надо! Ни хлеба дешевого, ни восьмичасовый рабочий день, ни, прости господи, демократию… Им сам процесс важен.

– А, так ты поэтому… Я-то думаю, чего у меня Холмский все живой и живой. Прямо как бессмертный какой-то. Этих вот разных – запросто и в любое время. Хоть в затылок, хоть в глаз, чтобы шкурку не испортить… А Холмский, значит…

– Это гладиатор, твое величество! И прокурор твой – гладиатор. И все смотрят, читают, обсасывают каждую новость – потому что для них больше нет новостей. И пока Холмский в порубе сидит, мы можем суд за судом, как раз между официальными гладиаторскими боями…

– Так мне что говорить-то? Про легион – там понятно было: потерялся. А про Холмского?

– А что тут говорить? Сидит.

– И?

– И будет сидеть столько, сколько твоему величеству надобно.

– Ну, это ты правильно – сколько мне надобно.

Дворник

– Мы давно за ними следили!

– Да! Давно! Я специально смотрел!

Они говорили наперебой, отталкивая друг друга от окошка дежурного общественной приемной местного управления национальной безопасности. В окошке за толстым пуленепробиваемым стеклом сидел усталый на вид широкоплечий мужик в костюме и при галстуке. Потому, наверное, и усталый – кто же по лету в костюме с галстуком ходит? Это как форма военная получается – так же узнаваемо и так же неудобно.

– Конкретнее, братья, конкретнее. В чем и кого подозреваете? Что сами видели? Какие факты?

Два бритоголовых качка с такими мышцами, что руки – только чуть в стороны, к телу не прилегают, на миг умолкли, переглянулись.

– Факты? А вот вам факт: я специально проверил – презик положил на ограду. Так его уже утром не было!

– Ну, это еще не факт. Может, ветром снесло… Может, потребовался кому.

– Нет! Точно говорю – там эти! Вот если я у нас так презик бросаю – он вон уже год лежит, аж в асфальт вплавился. А тут – наутро уже не было! Неспроста это.

– …И еще я за их блогом слежу! – вмешался второй. – Так там из трех регламентированных – ни одного по национальному вопросу! А это неспроста, неспроста…

– Ну, хорошо. Пишите заявление, укажите точный адрес. Сами туда больше не лезьте, чтобы не спугнуть. Мы сегодня же и проверим.

Машина по адресу была выслана практически сразу после написания заявления. А чего ждать вечера? Все равно тревожная группа сидит, балду гоняет. Дел-то никаких нет по специальности. Это в первые месяцы после победы на выборах представителей "Партии Русских" работы было много. То драки усмирять, то магазины и рынки зачищать, то стройки останавливать и вывозить автобусами и вагонами всех, кто мешал жить России. Вернее, кто угрожал самому существованию национального государства. А потом стало тихо. И даже драки, если и случались – ну, мало ли, выпил кто не по норме – были уже между своими, то есть к национальной безопасности отношения не имели.

Начиналось все давно, лет двадцать уже прошло. Со значков "У нерусских не покупаю", с плакатиков-самоклеек на дверях – "Магазин для черных". Ну, а когда поддержку получили, да когда выборы выиграли – вот тут на государственном уровне все и решили. Теперь осталось только контролировать сложившееся положение. Россия для русских – и все. А русские – это фамилия, это предки, это великая история, это гордость за свою русскость, это, наконец, цвет кожи…

Группа вернулась уже через час, оформив изъятие и предупредив старшего по дому о несоответствии его поведения новой национальной политике. В райком ПР тоже сообщили, чтобы старшего поменяли – непорядок это, когда вместо активной помощи государству – он тайком песок в буксы и палки в колеса.

Изъятого провели в кабинет дознавателя.

Петр Иванов, старший майор системы следствия и дознания, был образцовым служакой. И внешность имел соответствующую: белобрысый, сероглазый, ростом под два метра и кулаки с пудовую гирю. Дома у него стояли двухпудовки, которыми по два часа после работы он упорно занимался, стоя на балконе и посматривая по сторонам – нет ли где нарушения закона. Говорили, что не раз успевал предотвратить преступление, просто спрыгнув со своего третьего этажа. Ну, так, кто бы преступал закон, когда над тобой такая фигура высится!

– Присаживайтесь. Мы сейчас быстро все оформим, – вежливо указал он на стул перед своим столом, освещенным с одной стороны настольной лампой, а с другой – экраном компьютера.

Стандартные первые фразы с предупреждениями и угрозами, стандартные первые вопросы, зафиксированные в бланке. А потом он отложил авторучку и проникновенно посмотрел в глаза сидящему напротив:

– Значит, дворник?

– Ну, вообще-то не совсем дворник. Я кандидат технических наук, а дворником – это уж так сложилось, – с достоинством ответил сидящий напротив.

– Это каких же – технических?

– Диссертация была по проводным сетям.

– То есть, с электричеством тоже знакомы?

– Конечно.

– И лампочки можете вкручивать?

– И лампочки могу.

– Тогда – не для протокола, – старший майор отодвинул в сторону все бумаги. – Может, вы тогда к нам, а? Оформим вроде как задержание и высылку. А сами по внутреннему договору дворником запишем и на полставки – электриком. Очень надо. Просто зарез без вас!

– Нет, спасибо, – кандидат и говорил без всякого акцента. – Лучше уж изгоняйте. Увозите домой лучше.

– Но почему же?

– А надоело прятаться, знаете ли. Пусть буду голодным, но гордым. И среди своих.

– Но-но, вы тут лозунги правящей партии не дискредитируйте! – поскучнел было старший майор.

А потом и вовсе пригорюнился:

– А как же мы?

– А сами, все сами. Это же не мои презервативы на ступеньках валяются. И окурки вокруг всех домов – не мои. И мусор горой – это не я высыпаю. Лампочки в подъезде не я бью. Почему я должен за это все отвечать? У вас вон власть есть – вы их и приструните. Вот и станет у вас чисто и светло.

– Ну-ну… Советчик. У нас таких советчиков… Во! – старший майор резанул ребром ладони чуть выше кончика носа. – Вот посюда. Советчиков избыток. И партийцев тоже хватает. Вот дворников нет. И электриков. И строителей…