Текст книги "Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги"
Автор книги: Александр Хинштейн
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Нечто подобное мне доводилось слышать и от непосредственных участников тех событий, находившихся по другую сторону окопа.
«Начиная с весны штаб прекратил какую-либо реальную деятельность, – откровенно признавался мне, например, член штаба Андроник Мигранян. – Верхушка занималась только одним: воровала бюджет».
Президентская служба безопасности наблюдала за этой вакханалией более чем внимательно; отстранение Сосковца стало для нее брошенной в лицо перчаткой.
10 июня Коржаков доложил президенту о масштабных хищениях в штабе. На принесенной им докладной записке Ельцин начертал резолюцию: «Черномырдину, Смоленскому. Передать все».
Под емким словом «все» имелась в виду финансовая отчетность и бухгалтерия кампании. Тут уж Чубайсу с олигархами стало совсем не до смеха; даже начинающий контролер-ревизор без труда смог бы обнаружить бесчисленные нестыковки в их бумагах, всякие «левые» платежки, вроде тех, что СБП нашла в белодомовском сейфе главного казначея штаба Германа Кузнецова, о чем ниже.
Война кланов достигла наивысшей точки напряжения, своего апогея. Боливар больше не мог выдержать двоих. Ельцину предстояло сделать нелегкий выбор. Либо старые, преданные, хоть и простоватые соратники: Коржаков, Барсуков, Сосковец. Либо чуждые ему по духу, вороватые коммерсанты, с которыми не выпить, не покуролесить; но зато интересы последних с пеной у рта отстаивали его любимая дочь Татьяна и приемный сын Юмашев.
Чем меньше времени оставалось до даты выборов, тем сильнее Дьяченко отдалялась от Коржакова. Если раньше, еще каких-то полгода назад, Татьяна относилась к начальнику охраны почти как к названному отцу, то теперь взирала она на него с плохо скрываемым раздражением.
Дьяченко наконец получила простой ответ на самые сложные вопросы. Все, что долгие годы тяготило и раздражало ее, было списано отныне на Коржакова. Это он не пускал ее во власть, дурно влияя на президента; это он воспринимал ее как пустое место, не видя в упор ни талантов ее, ни живости ума, ни железной хватки, – всего того великолепия, которое столь прозорливо разглядели в царевне новые ее друзья.
Татьяна Борисовна была истинной президентской дочкой. Этим людям всегда нужен был «крайний», мальчик для битья, на которого можно свалить любые обиды и огрехи.
То ли дело – Березовский. Борис Абрамович очень умело и тонко играл на струнах уязвленного дьяченковского самолюбия; принцип нехитрый – лести много не бывает; кашу маслом не испортишь.
Почти ежедневно Татьяна Борисовна стала засиживаться в доме приемов «ЛогоВАЗа»; здесь ей были рады всегда.
Бориса Абрамовича смущало лишь одно: косые взгляды Коржакова. Главного охранника страны было еще рано сбрасывать со счетов.
Березовскому хотелось и рыбку съесть, и на шарабане прокатиться: с одной стороны – приворожить к себе Дьяченко, окончательно оторвав ее от Коржакова, но с другой – он боялся полностью сжигать мосты.
Как всегда у него и бывало, возможность одним махом решить эту проблему представилась внезапно, в облике президента Национального фонда спорта Бориса Федорова.
Об этой таинственной, полукриминальной организации я упоминал уже в предыдущих главах. Созданный для поддержки отечественного спорта, НФС очень быстро превратился в одну из крупнейших коммерческих структур страны; 95 % всего импорта алкоголя и табака принадлежало именно ему.
Главная идея – ради чего, собственно, учреждался фонд – как-то сама собой забылась; за несколько лет НФС заработал 1,8 миллиарда долларов, но спорт этих денег так и не увидел. Все полученные средства вкладывались исключительно в новые бизнес-проекты. В империи фонда значились теперь банки, гостиницы, рынки, турфирмы и даже завод по огранке алмазов.
Рано или поздно эту лавочку следовало прикрывать, но до той поры, пока покровительствовал ей министр спорта Шамиль Тарпищев, прививший когда-то Ельцину любовь к большому теннису, все беды обходили НФС стороной.
Лишь весной 1996-го Тарпищев окончательно узрел, что его дурят, точно последнего лоха: если и получал он от Федорова какие-то отступные, то размер их уж точно был несопоставим с истинными барышами.
Далее события развивались так: в апреле Федорова вызвал к себе Коржаков и потребовал вернуть в НФС все, что вывел он на свои подставные фирмы; не менее 300 миллионов долларов. Главным переговорщиком был определен уже знакомый нам полковник Стрелецкий, который очень популярно объяснил спортивному бизнесмену, какая незавидная судьба ждет его впереди.
«Деньги надо вернуть», – ласково попросил Стрелецкий, пристально глядя президенту НФС в глаза.
Прямо из его кабинета Федоров стремглав помчался в дом приемов «ЛогоВАЗа». Он почему-то уверовал, что именно Березовский сможет защитить его от «государственного рэкета». Но у Бориса Абрамовича интерес заключался совсем в другом.
Сама судьба, казалось, послала Федорова к нему; с его помощью Березовский решил окончательно разорвать пуповину, соединяющую Коржакова с Дьяченко.
Специально для президентской дочки в доме приемов был устроен торжественный концерт: вечер откровений главы НФС. На красочную антрепризу помимо Дьяченко был позван еще и Юмашев: для верности.
То, что рассказывал Федоров, никак не могло уместиться в сознании кремлевской царевны. Под наводящие вопросы Березовского и Юмашева президент НФС рисовал картины совершенно жутких, невообразимых злодеяний Тарпищева, Коржакова и Барсукова. Он говорил об украденных миллионах, о связях с преступными авторитетами, о системе откатов и поборов; какие-то две тонны золота, проданные через НФС; убийства и похищения; «измайловские», «солнцевские»; «Аксен», «Лева Череп», «Тайванчик»…
Женская психика не в силах была выдержать таких ужасов. Именно тогда, в апреле 1996-го, Татьяна Дьяченко окончательно смирилась с мыслью, что все зло в России от Коржакова; она еще не знала, что Березовский, втихаря, записал их беседу целиком – от начала и до конца.
Самое поразительное, что о существовании такой записи Барсуков с Коржаковым узнали… от самого же Березовского. Уже на другой день спозаранку он примчался к директору ФСБ Барсукову и передал ему взрывоопасную кассету, от греха подальше.
Тарпищев впоследствии рассказывал:
«Он был сильно перепуган – бледный, руки дрожат. Отдал пленку и даже распечатку к ней догадался принести, чтобы мы, как он выразился, свое драгоценное время впустую не тратили. И начал все валить на Федорова – дескать, это он придумал весь спектакль».
Никогда Борис Абрамович не клал все яйца в одну корзину; неровен час Федоров или Дьяченко проболтаются, тогда неизвестно еще, как все обернется; слишком велик был риск проиграть эту партию…
Кстати, через пару месяцев Федоров публично отречется от всего им сказанного, объявив на голубом глазу, что «Коржаков – человек порядочный» и он никогда не будет свидетельствовать против него и Барсукова.
Правда, к тому времени он успеет уже пережить одно покушение и арест; в его машине – очень своевременно – подмосковная милиция нашла пакетик с кокаином, после чего Федоров мгновенно был низвергнут с поста президента НФС, а его место занял… полковник СБП Стрелецкий.
Через три года Федоров скоропостижно умрет якобы от сердечной недостаточности, окончательно унеся с собой в могилу тайны первой ельцинской пятилетки.
Не помню, правда, чтобы Березовский упрекнул в этой смерти столь ненавистные ему спецслужбы вкупе с Коржаковым; но если он этого до сих пор и не сделал – будьте уверены, еще не вечер.
$$$
Подробно описывая эпопею с президентскими выборами и кремлевскими интригами, я совсем упустил из вида одно существенное обстоятельство. Это обстоятельство называется ОРТ.
Участие Березовского в избирательной кампании отнюдь не ограничивалось уламыванием Дьяченко и освоением бюджета. В руках Бориса Абрамовича находилось еще одно, очень мощное оружие, первая кнопка центрального телевидения.
Именно он решал, кого из кандидатов и с какой частотой показывать на канале, а кого – не подпускать к Останкино и на дух. (Официальное, установленное для всех кандидатов эфирное время, конечно, не в счет.)
Понятно, что Ельцин был вне конкуренции: и ОРТ, и НТВ, и государственное российское телевидение демонстрировали народу его светлый образ ежедневно. Огромных трудов операторам и монтажерам стоило лепить из больного, недвижимого президента бодрого и румяного живчика.
Но – что странно – ОРТ вовсю транслировало и Зюганова. Пусть с негативным оттенком, но любая реклама – все равно реклама; главное – только не путать фамилии. (О причинах такой странности поговорим чуть позже.)
Третьим по частоте появлений кандидатом был отставной генерал Лебедь, бывший командующий 14-й армией. И это уж точно неспроста.
Сегодня ни для кого не секрет, что выдвижение Лебедя если и не было инициировано Кремлем, так уж точно играло ему (Кремлю) на руку: харизматичный генерал с суровой внешностью и чеканными фразами отрывал приличную часть голосов у Зюганова.
Один из работников его избирательного штаба, известный политолог Леонид Радзиховский начистоту признавался потом:
«То, что мы работаем в общем контексте ельцинской кампании и что мы одна из скрипок в большом ельцинском оркестре – этот факт ни у кого из моих коллег сомнений не вызывал».
А еще – Лебедь самым тесным образом сотрудничал с Березовским; обстоятельство это долго скрывалось от общественности, ибо здорово могло подорвать репутацию честного генерала. («Меня не купили. Я не продаюсь», – сурово рыкал Лебедь всякий раз, когда его спрашивали о сепаратных переговорах с Кремлем и олигархами.)
В «атолловском» архиве сохранилось немало очень живописных «прослушек», бытоописующих взаимоотношения этих двух людей. Есть там и запись предтечи всего – самого первого разговора, состоявшегося сразу после выхода Лебедя на Березовского. Возбужденный Борис Абрамович радостно делится своими чувствами с Абрамовичем.
Борис Березовский – Роман Абрамович
Березовский: Знаешь, есть у нас один выдающийся политик в России… Как думаешь, кто позвонил и предложил встретиться…
Абрамович: Из политиков?
Березовский: Да. Подумай, только не торопись.
Абрамович: А на какую тему смотря?
Березовский: Ну, просто позвонил и предложил мне встретиться.
Абрамович: Лебедь.
Березовский: Правильно.
Абрамович: Это потому, что я умный.
Березовский: Это потому, что он умный, Рома… Скажи, офигительно? Сильный клиент?
Абрамович: Сильный.
Березовский: Совсем сильный. Посильнее-то, наверное, нету.
Абрамович: Ну, этот, наверное, только. Только шеф (Ельцин. – Авт.).
Березовский: Только шеф, да. (Смеется) Ну, сильный ход, да. Чувак классный, вообще, потрясающий.
Абрамович: А ты прямо сам позвонил или он через кого-то?
Березовский: Нет, помощник. Завтра встречаемся… Ты знаешь, на самом деле, мне ситуация все больше и больше начинает нравиться. Понятно, да? Ведь на самом деле, если серьезно говорить, мы решаем некоторый логический аспект. Ну, никогда ведь в такой наглой и явной форме евреи о себе не заявляли. Никогда! Вот так вот, без всяких запятых. Это медицинский факт. Так что, Ром, давай, двигай… Все нормально у тебя идет?
Абрамович: Ну, идет, да.
Березовский: Только никому не говори, что я сказал… Ну, серьезный клиент? Совсем серьезный, да?
Очень быстро «классный чувак» вошел в самые тесные отношения с Борисом Абрамовичем; даром что во всех своих выступлениях клеймил олигархов последними словами и требовал навести порядок железной рукой.
Отныне телекамеры ОРТ неотступно следовали за генералом. («Ксенечка, нужно постоянную пару людей, человек с камерой, посылать с Лебедем, – приказывал Березовский одному из руководителей ОРТ Ксении Пономаревой. – Все время как можно больше информации о Лебеде».)
Наиболее близкие соратники Лебедя в знак протеста даже покинули его штаб; генерал Попов, возглавлявший кампанию, тот и вовсе сложил с себя полномочия.
Та напускная прямота и честность, которая столь нравилась избирателям, в действительности была просто маской; Лебедь оказался на поверку самым обычным политиканом, не хуже и не лучше других.
Еще одна запись из архивов «Атолла» дает об этом отменное представление.
Краткая преамбула – 11 июня, ровно за неделю до первого тура выборов, в столичном метро произошел теракт. На перегоне между станциями «Тульская» и «Нагатинская» в одном из вагонов взорвалась бомба. Четыре человека погибли, двенадцать были ранены.
Сразу после первых известий о взрыве кто-то из руководителей штаба Лебедя позвонил за консультацией Березовскому.
Березовский и представитель Лебедя
Представитель: В 22.30 погибло 3 человека и 5 пострадавших.
Березовский: Сколько погибло?
Представитель: Три… Я думаю, может, стоит Александру Иванычу выделить из своего предвыборного фонда официального некие суммы?
Березовский: По СМИ еще не объявляли?
Представитель: Нет, по СМИ вот сейчас прошло, по НТВ и «Времечку»…
Березовский: Все понял, хорошо… Одну секундочку, я сейчас подумаю… Нет, не вижу ничего особенного в этом… Ничего как бы значимого… В общем, нет… Это достаточно популистски.
Представитель: Это будет сделано не с оглушительными заявлениями, а только в двух или трех местах…
Березовский: Нет, можно сделать, действительно. А потом задать вопрос: вот мы слышали… Аккуратно отыграть. Перевести деньги, а потом в вопросе вскользь это ответить…
Представитель: Я предлагаю такой вариант: никакой шумихи…
Березовский: А самое главное: он до этого делал что-то подобное?
Представитель: Ко-не-чно, конечно.
Березовский: Вот нужно связать это: «Да, я всегда считал своим долгом помогать в таких ситуациях». «Александр Иваныч, только во время предвыборной кампании это сделали или раньше?» «Никакого отношения к предвыборной кампании это не имеет…» Понятно, да?
Представитель: Спасибо большое, Борис Абрамович, извините, что побеспокоил…
(Продолжение разговора.)
Березовский: Реагировать публично вообще… Завтра все выскажутся по этому поводу, Брынцаловы разные, Х…овы…
Представитель: Ясный х…
Березовский: Не реагировать. А потом следующий вопрос: «Александр Иванович, вот все кандидаты в президенты высказались, а вот что-то вы ничего не сказали по этому поводу». – «Знаете, я эту тему не комментирую как кандидат в президенты. Я ее могу прокомментировать только как гражданин».
Представитель: Вот так!
Березовский: «Как гражданин я отреагировал, чем мог, помог семьям пострадавшим». – «А не популистский ли это шаг?» – «Вы можете как угодно это расценивать. Но я всегда это делал, всю свою жизнь, и когда был военным…»
Представитель: Понятно. Это мы набросаем.
Березовский: «Я это в принципе рассматриваю как трагедию личную, унесены человеческие жизни, пострадали семьи. Считаю невозможным использовать это в популистских целях…"
Представитель: «Поэтому об этом я больше не буду говорить».
Березовский: «Да, поэтому я больше об этом не хочу говорить».
Представитель:(подобострастно) Борис Абрамович, вы в любом случае без работы не останетесь…
Березовский: Главное, пока все будут кричать, выдержать паузу, ключевую. Понятно, да? А потом: «Я тут имею мнение только как гражданин, а не как кандидат в президенты».
Вот так – просто и недвусмысленно…
Борису Абрамовичу достался способный ученик. Во многом за счет подобных акций и масштабно развернутого PR, Лебедь сумел набрать 15 % голосов в первом туре, заняв почетное третье место.
Эта трогательная забота об имидже генерала еще сослужит Березовскому немалую службу. В решающую июньскую ночь, когда олигархов почти накроет коробка из-под «Ксерокса», именно Лебедь возьмет на себя основной удар и сыграет ключевую роль в разгроме команды Коржакова-Барсукова.
Правда, как только генерал, получивший в благодарность за переданные голоса избирателей, станет секретарем Совбеза и начнет демонстрировать излишне независимый норов, Борис Абрамович мгновенно примется низвергать вчерашнего любимца.
Вот лишь несколько тому примеров.
Борис Березовский – гендиректор ОРТ Сергей Благоволин
Березовский: Ты где там, на кнопке сидишь?
Благоволин: Я еду в машине сейчас.
Березовский: Послушай, ты не можешь дать команду сейчас? Там вроде бы Лебедь направился в сторону Останкино, на прямой эфир. Ты, пожалуйста, проследи, чтоб это не произошло.
Благоволин: А у нас вроде нет прямого эфира.
Березовский: Ну, ты понимаешь. Он откуда это знает. Отследи, пожалуйста, очень четко. Я тебя прошу. Если малейшая проблема, отзвони мне. Если хоть малейшая проблема…
Борис Березовский – тележурналист Александр Невзоров
Березовский: Ты нужен мне как мать и как женщина… Твои товарищи, сотоварищи твои, они на месте? Вот из полка, около Молдавии?
Невзоров: Конечно, на месте.
Березовский: Можно мне с кем-то встретиться серьезным?
Невзоров: По его делам, да?.. С Вадимом Шевцовом.
Березовский: Вот он мне и нужен.
Невзоров: Хорошо, сейчас я буду искать Вадима Шевцова. Я дам ему все ваши телефоны. Мобильный и клубный и Иры.
Березовский: Он где, в Москве или нет?
Невзоров: Нет, он, конечно, в Тирасполе.
Березовский: Он мне очень нужен… Саш, сделай, пожалуйста…
Никто, кроме Лебедя, бывшего командующего 14-й армией, интересовать Березовского в Приднестровье не может по определению. (Недаром упоминается в разговоре шеф приднестровского МГБ Вадим Шевцов, злейший враг генерала.)
Борис Абрамович в своем обычном репертуаре. Симпатии и друзей он меняет чаще, чем кокотка наряды.
Единственное, что не может не утешать, это то, что его новая любовь Татьяна Дьяченко мало чем отличалась от Березовского; к нему самому она относилась столь же цинично, как и он ко всему окружающему миру.
В начале июня, когда присутствие Березовского стало и вовсе уж невыносимым (за месяц Дьяченко записала его на встречу к Ельцину в третий раз), Коржаков не выдержал:
«Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу. Я ведь понимаю, кто тебе голову забивает!»
«Саша, я вас умоляю, делайте с ним, что хотите, но только после выборов, – честно и недвусмысленно сказала ему принцесса в ответ».
Что ни говори, славная подобралась парочка…
$$$
16 июня состоялся первый тур президентских выборов. Вопреки всем прогнозам и ожиданиям, Ельцин сумел обойти Зюганова только на три процента; он набрал 35,2 % голосов.
В ночь голосования президент остался на даче один; жена и любимая младшая дочь по обыкновению уехали к Березовскому в дом приемов «ЛогоВАЗа».
Второй, решающий тур был назначен на 3 июля.
Впрочем, решающий ли?
Оглядываясь назад с высоты пройденных лет, без преувеличения можно сказать, что никаких выборов в России образца 1996 года не было.
Точнее, не так: де-юре выборы, конечно же, были. Но де-факто – выбора у страны просто не существовало.
И дело даже не в том, что первый демократический президент не имел себе альтернативы; в свое время, когда выбирали главу Белоруссии, Лукашенко тоже никто поначалу не воспринимал всерьез, искренне считая его шутом гороховым и местечковым Жириновским.
Просто по степени подтасовок, фальсификаций и использования административного ресурса кампания 1996 года не имела себе равных. Это были первые в новой России выборы с заранее определенным результатом. (Кажется, Сталину приписывается фраза насчет того, что главное не выиграть выборы, а правильно их подсчитать.)
Между прочим, понимали это все – и главный ельцинский оппонент в первую очередь. Но почему-то лидер КПРФ подобному безобразию не только не противился, а напротив даже, полностью принимал шулер– ские правила игры; то есть он садился за карточный стол, заведомо зная, что его облапошат, но никакого возмущения и не думал выказывать; в лучшем случае – неслышно бурчал себе что-то под нос.
Если бы в октябре 1917-го Зюганов возглавлял штаб вооруженного восстания, большевики не сумели бы взять не то что Зимний дворец, а даже какую-нибудь плевую почтовую станцию на окраине Питера.
Этот бесцветный, абсолютно серый уроженец орловской деревни Мымрино, кажется, органически был лишен воли к победе. По-моему, он боялся выиграть выборы сильнее, нежели Ельцин их проиграть.
История Геннадия Зюганова – предмет отдельного разговора; компартию он возглавил абсолютно случайно, дуриком. (В старое время Зюганов ни за что не поднялся бы выше кресла зам. зав. сектором ЦК КПСС.)
Мне, вообще, кажется, что именно по этой причине Зюганов и был определен на роль коммунистического вождя; для Кремля он не представлял ни малейшей опасности, даже наоборот.
В октябре 1993-го, когда судьба ельцинского режима повисла на волоске, именно Зюганов сделал все возможное для провала восстания. Как только в Белом доме запахло порохом, он мгновенно бежал с поля боя. После чего выступил… на государственном телевидении и призвал граждан уходить из дома правительства, дабы не доводить дело до греха. (С тем же успехом, в октябре 1917-го Ленин во имя спокойствия и порядка мог бы очистить Смольный от красногвардейцев и матросни.) За это Кремль милостиво позволил КПРФ избраться в Госдуму и официально монополизировать право выступать от имени оппозиции.
Максимум, на что был способен Зюганов, – это произносить громкие речи и махать кулаками на митингах и демонстрациях; но едва доходило до дела, он разом бледнел, терялся и начинал демонстрировать удивительный для пламенного борца конформизм.
Осознавали ли это Ельцин и его окружение? Без сомнения. Еще весной 1996-го лидеры КПРФ по собственной инициативе вступили в переговоры с Кремлем и даже нижайше просили организовать тайную встречу Зюганова с Ельциным.
Основной канал связи был установлен между Коржаковым и главным идеологом компартии Виктором Зоркальцевым; причем, как позднее вспоминал генерал, прямо с порога он объявил секретарю ЦК КПРФ, что власть они им ни за что не отдадут, давайте договариваться по-хорошему, вплоть до дележки министерских портфелей. Но ни Зоркальцев, ни Зюганов в ответ на это даже не подумали возмутиться. Воспитанные в духе марксистко-ленинского материализма, журавлю в небе они предпочитали синицу в руках; одно время в Кремле даже всерьез обсуждалась возможность назначения Зюганова премьер-министром.
После того как 17 марта по команде Ельцина здание Госдумы блокировала ФСО, прекратив доступ депутатов внутрь (последней каплей президентского терпения стала отмена Думой ратификации Беловежских соглашений) коммунисты окончательно поняли, что миндальничать с ними больше не собираются.
Следующим шагом должен был стать запрет компартии и разгон парламента. Президент начал ставить уже боевые задачи силовикам, были подготовлены проекты надлежащих указов, но этого не потребовалось. Оппозиция сдалась без боя.
После теплых думских кабинетов, сытных пайков и сладкой ирак-ской нефти (мало кто знает, что подконтрольный КПРФ Фонд дружбы с арабскими странами имел самую большую в России квоту на продажу иракского «черного золота» – 125 миллионов бареллей), переходить на осадное положение, подаваться в леса, сколачивать партизанские отряды коммунистам как-то совсем не хотелось.
В карточных играх есть такой термин – «держать за болвана». Так вот – Зюганов на выборах-1996 выступал в роли подобного «болвана». Он походил на дрессированную змею с вырванными ядовитыми зубами, которую возят по провинциальным циркам, вытаскивая на потеху залу из нафталинового мешка.
На другой же день после первого тура выборов журналисты спросили одного из вождей компартии Виктора Илюхина: правда ли, что Ельцин набрал не 35, а всего 27 процентов голосов? А Илюхин – в ответ: да, «определенной информацией, что Геннадий Андреевич на четыре процента получил больше голосов, чем Борис Николаевич», КПРФ располагает, «но я еще раз подчеркиваю: это – слухи».
Ну не бред ли? Повсеместно идут вбросы, на всю катушку включен административный ресурс, людей целыми предприятиями заставляют голосовать за Ельцина. А главные его оппоненты мало того, что не пытаются возмутиться, поднять скандал, дойти до Страсбургского суда, так еще и избирателей своих увещевают: это все слухи, будьте бдительны, товарищи, не поддавайтесь провокациям. (Для наглядности лидер КПРФ в самый ответственный момент не нашел ничего умнее, как… уехать на отдых в Сочи.)
Высшим пилотажем штрейкбрехерства стало выступление Зюганова на пресс-конференции сразу же после завершения второго, решающего тура.
Сначала, нахмурив брови, он грозно объявил, что победа Ельцина была достигнута «в результате грубых нарушений избирательного законодательства… в условиях невиданного информационного устрашения… невиданной мобилизации государственных средств и возможностей». И тут же заявил, что оспаривать итоги выборов не будет, ибо «уважает волю избирателей» и даже послал Ельцину поздравительную телеграмму.
А ведь одного только примера Чечни, где, по официальным данным, к урнам пришли 60 % граждан, тогда как в действительности большинство населения выборы напрочь проигнорировало (это признали даже наблюдатели ОБСЕ), было вполне достаточно, чтобы затаскать противника по судам.
Вся борьба Ельцина против угрозы коммунистического реванша была не более чем боем с тенью.
Правда, немедля возникает встречный вопрос: во имя чего тогда объединялись встревоженные олигархи? На какие такие цели тратились миллиарды предвыборных долларов?
Ответ, мне кажется, лежит на поверхности. Президентские выборы являлись самым обычным, просто очень масштабным бизнес-проектом.
Узкая группка бизнесменов, вложившихся в Ельцина, заведомо ставили на безальтернативную лошадь; взамен они получали неслыханную прибыль в виде проданных за бесценок предприятий, максимального благоприятствования и резкого роста своего влияния. Плюс освоенный миллиардный бюджет.
По сути, олигархи подписали с президентом брачный контракт, по которому реальная власть в стране отходила как бы именно к ним. Во главе этой развеселой компании значился, разумеется, Березовский…
Однако на пути у них оставалась еще одна преграда, обойти которую было никак невозможно: Коржаков.
Отношения Березовского с начальником президентской охраны натянулись еще в феврале 1996-го, когда Борис Абрамович помирился с Гусинским.
«Береза прибежал ко мне после Давоса, – вспоминает Коржаков, – стал рассказывать, что договорился обо всем с Гусем, теперь они будут работать вместе. Я, понятно, возмутился: как же так? Ты сначала мне все уши прожужжал, какой он бандит и мерзавец, чуть ли не убить предлагал, а теперь целуешься в десна. В общем, сказал, все, что о нем думаю, и выгнал из кабинета».
Буквально спустя несколько дней та же сцена повторилась и в кабинете первого вице-премьера Сосковца.
И все равно сжигать мосты Березовский не спешил. Как заправский игрок, он выжидал удобного момента, когда следует вскрыться и выложить на стол флэш-рояль. До последнего дня Борис Абрамович продолжал демонстрировать внешне полную лояльность и уважение к президентскому охраннику.
Однако ситуация начала развиваться по совсем неожиданному сценарию. После того как Ельцин поручил СБП проверить все финансовые потоки штаба, Коржаков, точно почуявшая след гончая, встал в стойку.
Особое внимание его подчиненные уделяли главному казначею штаба, зам. министра финансов Герману Кузнецову. 18 июня сотрудники СБП тайно проникли в кузнецовский кабинет в Белом доме, где по их информации хранился избирательный «общак». Увиденное превзошло все ожидания.
«Вскрыв сейф в кабинете № 2-17, мои сотрудники обалдели, – свидетельствует начальник отдела СБП Валерий Стрелецкий. – Внутри, в новеньких банковских целлофановых упаковках лежало 1,5 миллиона долларов наличными. Рядом – документы: заготовки счетов для перевода предвыборных средств в банки на Багамские острова и в прибалтийские филиалы американских банков. Каждый на 5 миллионов долларов. Как явствовало из бумаг, деньги перечислялись за якобы полиграфические и рекламные услуги. Это явная фикция – нигде в мире нет столь высоких цен. В сейфе хранилось пять таких счетов. Плательщики – банки „Российский кредит“, „Альфа“, „Менатеп“, „Онэксим-банк“ – спонсоры предвыборной кампании».
В кабинете Кузнецова была установлена спецтехника, проще говоря – прослушка. Через сутки она сработала. Как потом оказалось, в помещение вошел зам. начальника отдела «Национального резервного банка», член избирательного штаба Борис Лавров.
Поскольку вокруг этих событий, вошедших в историю под именем «коробки из-под „ксерокса“», накручено и наверчено немало – кто из царедворцев какие только головокружительные версии не выдвигал, – полагаю, самым правильным будет обратиться к официальным материалам следствия.
Из объяснения Б. Лаврова:
«19 июня с. г. в ходе встречи с Кузнецовым Г. С. (утром) на Ильинке (в здании Минфина. – Авт.) была достигнута договоренность, что я возьму из сейфа Дмитриева В. А., заместителя начальника департамента иностранных кредитов и внешнего долга, валюту. Получив через секретаря Кузнецова Г. С. Татьяну ключи от кабинета и сейфа Дмитриева В. А., я зашел туда один. Мной была взята сумма в размере 538 850 долларов США… После этого деньги я привез в Белый дом и упаковал 500 000 долларов США в коробку, а 38 850 – в белый конверт».
Долго Лаврову ждать не пришлось. Примерно в 17 часов в кабинете 2-17 появились ходоки: два заместителя гендиректора ОРТ Сергей Лисовский и Аркадий Евстафьев (последний – деталь немаловажная – многие годы работал пресс-секретарем Чубайса).
Из объяснения Б. Лаврова:
«В 17.00, когда я был в кабинете 2-17 один, пришел Евстафьев А. В., который якобы является помощником Чубайса А. Б., с молодым человеком. Мне его представили как Лисовский С… Мною была передана коробка и получена расписка на 500 000… Евстафьев А. В. ушел вместе с посетителем и пообещал вскоре вернуться».
Поскольку кабинет, как уже говорилось, был оборудован спецтехникой, каждый шаг посетителей детально фиксировался. Когда Евстафьев и Лисовский с коробкой наперевес подошли к проходной Белого дома, их уже ждали.
Из рапорта инспектора службы 1-го отдела милиции по охране Дома Правительства майора милиции А. Хачатурова:
«Докладываю, что 19.06.96 г., в 17 часов 20 мин., мною, майором милиции Хачатуровым и ст. лейтенантом милиции Карповым А. Г., были задержаны гражданин Лисовский и сотрудник аппарата Правительства Евстафьев. Гражданин Лисовский пытался вынести через КПП № 2 коробку с надписью Xerox, перевязанную белым шпагатом. На просьбу предъявить материальный пропуск на вынос имущества, гражданин Лисовский ответил отказом, и на последующую просьбу предъявить содержимое коробки так же поступил категорический отказ. Сотрудник аппарата Правительства Евстафьев сопровождал гражданина Лисовского и пытался вмешаться в наши действия».
Из объяснения старшего лейтенанта милиции А. Карпова: