Текст книги "Церковная старина в современной России"

Автор книги: Александр Мусин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Процесс возвращения храмов, в котором основную роль играли требования «с мест», грозил стать неконтролируемым, а паства – неуправляемой. Инициативу снизу нужно было заменить регулируемым епископатом процессом, предполагающим проявление «волеизъявления прихожан» в нужном месте и в нужное время. Именно на это время и пришлось избрание на московскую кафедру ленинградского митрополита Алексия (Ридигера), с именем которого будет связана последующая культурная политика патриархии вплоть до его кончины 5 декабря 2008 г. Инициатива в это вопросе в начале 1990-х гг. окончательно перешла от мирян к архиереям.

30 августа 1990 г. патриарх – народный депутат СССР направляет письмо председателю Совета Министров РСФСР Ивану Силаеву [166]166
  Государственный исторический архив Новгородской области, ф. Р-3686, оп. 10, д. 1882, В-2, т. 3, л. 244–275.


[Закрыть]. Письмо за исходящим номером 1721 было посвящено централизации вопроса передачи церковной недвижимости. К нему прилагался список храмов, монастырей и предметов культа, о возвращении которых, как явствовало из заголовка, «ходатайствуют епархиальные преосвященные». Список содержал 544 позиции на всей территории России, из которых значительное число принадлежало 54 музеям. При знакомстве с ним удивляет произвольность в его формировании. Если в Ижевской епархии упоминалось 72 храма, на возвращение которых претендовала епархия, то по всей Москве – только 32. По Кировской епархии таких церквей числилось 51, тогда как православному Новгороду нужно было всего 4 объекта. При этом список в большинстве случаев не содержал указания на то, кем эти храмы и монастыри используются в настоящее время. Часто в общем перечне списка присутствовали «церковная утварь, иконы, царские врата, богослужебные книги и богословская литература, хранящаяся в областном художественном и краеведческом музеях». Епархия в Вологде претендовала на Софийский собор и Кремль, а также Спасо-Прилуцкий монастырь. В Ипатьевском монастыре в Костроме архиерею были нужны лишь Троицкий собор, колокольня и церковь свв. Хрисанфа и Дарьи. В Петербурге это были Александро-Невская лавра, Исаакиевский собор, Казанский собор, храм Спаса на крови, а так же безадресные «церковные дома и здания социального назначения, ранее национализированные». В ряде случаев в списке содержались заведомо недостоверные сведения. Так, сообщалось, что в Хутынском монастыре под Новгородом располагалась «валютная гостиница», хотя всем было известно, что обитель находится в руинированном состоянии.

В любом случае, список не был по всем позициям согласован с епархиальными архиереями и тут же оказался пополнен их амбициями. Один из первых конфликтов на этой почве разразился в Петербурге уже в сентябре 1990 г. Новый митрополит Иоанн (Снычев) потребовал вернуть церкви Рождественский собор Смольного монастыря, который не входил в патриарший список и в котором до сих пор располагается концертный зал. Обращение вызвало полемику в прессе и недовольство патриарха. Его интерес к церковному Петербургу в ущерб местному епископу, традиционно назначаемому из числа «благодарных провинциалов» с кругозором сельского священника, был очевиден. В январе 1991 г. патриарх практически согласился с предложением мэра города Анатолия Собчака организовать ставропигию Казанского и Исаакиевского соборов и храма Спаса на крови в виде «особого патриаршего попечения» над ними. Интересно, что тогда патриарх еще считал возможным сосуществование в Казанском соборе действующего храма и Музея русской воинской славы 1812 г., а храм Спаса на крови предложил приписать к Казанскому собору и сделать его музеем русской мозаики [167]167
  Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. Слова, речи, послания, обращения 1990–1998. М., 1999. С. 698–699.


[Закрыть].

Текст сопроводительного письма патриарха от 30 августа премьеру представляет самостоятельный интерес. Мы присутствуем при продолжении неоконченного диалога. Текст начинается словами «в качестве первого этапа – препровождаю Вам список храмов, которые необходимо вернуть в собственность церкви». При этом предлагалось «долевое участие государства и общественных организаций и фондов» в финансировании восстановительных работ, а также выделение «на все передаваемые объекты через систему материально-технического снабжения РСФСР достаточного количества строительных материалов». В официальных биографиях И. Силаева, с июня 1990 г. по сентябрь 1991 г. занимавшего пост председателя Совета Министров РСФСР, постоянно говорится: «Одним из первых шагов правительства Силаева была инициатива передачи 500 церквей и храмов Русской Православной церкви, которая была поддержана его святейшеством Патриархом Московским и всея Руси Алексием II». Так кому же принадлежала инициатива – председателю или патриарху? Очевидно, у каждой из сторон здесь были свои интересы. Возрождение церковной жизни в сознании большинства россиян связывалось исключительно с открытием храмов. Правительство «шло навстречу пожеланиям народа», одновременно рассчитывая передать «на баланс» церкви многочисленные храмовые здания. К тому же предстояло противостояние российской и союзной бюрократии, и поддержка со стороны «патриарха всего СССР» была важна для исхода этой борьбы. 18 сентября И. Силаев накладывает на письмо резолюцию, обращенную к совминам автономных республик, край– и облисполкомам, Московскому и Ленинградскому горисполкомам: «Прошу рассмотреть и сообщить, в какие сроки можно освободить». После этого премьер задумался и о культуре: «т. Соломину Ю. М. Прошу переговорить». Характерна реакция местных властей на поручение премьера, выразившаяся в практически повсеместном отказе исполнить «московскую волю». Однако в стране назревали более важные для церковной жизни события, чем келейные договоренности между государственной и церковной властью о разделе собственности. Закон СССР «О свободе совести и о религиозных организациях» № 1689–1 был принят 1 октября 1990 г., а 25 октября 1990 г. Верховный Совет России принимает Закон «О свободе вероисповеданий». Они предусматривали возвращение религиозным организациям не только прав юридического лица, но и имущества религиозного назначения на основе договора с государством.

Чуть позже, 25 декабря 1990 г., Верховный Совет принял постановление № 447–1 «О неотложных мерах по сохранению культурного и природного наследия народов РСФСР», подписанное Борисом Ельциным. Местным советам предлагалось (пункт 5) предусмотреть приоритетное право использования культовых зданий по их первоначальному назначению с одновременным отводом земель и строений, необходимых для выполнения религиозными организациями их функций. Порядок передачи государством зданий и культовых предметов религиозным объединениям определяется законодательством РСФСР. Естественным развитием этого постановления становилось совершенствование законодательства, посвященного передаче памятников культуры религиозным организациям и усилению ответственности за порчу и разрушение этих памятников. Однако Россия так и не приняла подобного акта в отличие от СССР. Закон № 2284-I (Д) «Об уголовной и административной ответственности за нарушение законодательства об охране и использовании памятников истории и культуры», подписанный Михаилом Горбачевым 2 июля 1991 г., фактически сразу же утратил силу и не обрел правоприменительной практики на территории России.

Одновременно патриарх обращается в Моссовет с предложением вернуть патриархии 175 церквей и 8 часовен, в которых размещаются 68 культурно-просветительских учреждений, в том числе 28 музеев. Если комиссия Моссовета изначально настаивала на дифференцированном подходе к памятникам, то более радикальный Ленсовет намеревался пойти по пути всеобщей передачи [168]168
  Семенюк М.Страсти по очищению // Советская Россия. 1991. 6 июня.


[Закрыть]. К июлю 1991 г. из 4578 памятников культового зодчества в РСФСР 900 было передано патриархии, 635 были заняты музеями и учреждениями культуры, 1236 вообще не использовались, а в остальных располагаются мастерские, склады, организации, жилые дома.

Восстановление справедливости по отношению к одним сопровождалось попранием ее по отношению к другим. 4 декабря 1990 г. подписывается постановление Мосгорисполкома «О передаче Московской патриархии памятника архитектуры XV в. „Новоспасский монастырь“», при этом ВНИИ реставрации предписывалось «освободить занимаемые площади после предоставления помещений». К концу 1991 г. ситуация здесь приобрела резко конфликтные черты. Патриархия увеличила арендную плату с 2 до 248 рублей за квадратный метр, а город выделил несравненно малую площадь для переезда – всего 900 кв. м. Со стороны монашеской общины поступали угрозы привлечь ОМОН для разрешения конфликта и сбить институтские замки. Глава общины архимандрит Алексий (Фролов), нынешний епископ Орехово-Зуевский, заявил тогда: «Я искать выход не буду, пусть его ищет институт». При этом прозвучало и обвинение в адрес реставраторов в доведении Преображенского собора до аварийного состояния [169]169
  Исканцева Т.Святые отцы грозят ОМОНом // Куранты. 1992. 31 марта.


[Закрыть]. Вселение в Сретенскую церковь в Москве «интеллигентной» общины священника Георгия Кочеткова также не обошлось без конфликта с отделом скульптуры Всероссийского реставрационного центра [170]170
  Ямщиков С.Реставраторам указали на дверь // Известия. 1991. 30 сент.; Брюсова В. Г.Не сделать ошибки // Литературная Россия. 1991. № 34.


[Закрыть].

В 1991 г. общественность страны попыталась противопоставить келейным церковно-государственным договоренностям собственную открытую концепцию возвращения памятников церковной старины религиозным общинам. В начале года в Советском Фонде культуры состоялось совещание по вопросу передачи Русской Православной церкви храмов и монастырей, в нем приняли участие представители всех заинтересованных сторон [171]171
  Память Отечества // Голос Родины. 1991. № 6. С. 4.


[Закрыть]. Итогом работы стало общее письмо-обращение к патриарху Алексию (Ридигеру) и Президенту Борису Ельцину. Авторы письма настаивали на дифференцированном подходе к процессу возвращения Церкви памятников культуры. Все памятники подразделяются здесь на четыре категории. Храмы первой группы, не имеющие выдающегося историко-художественного значения, могут быть переданы патриархии безо всяких условий. Вторая, немногочисленная группа объединяет обладающие художественной ценностью и имеющие музейное значение памятники, которые, однако, возможно передать Церкви. При совершении в них богослужений необходимо соблюдать температурно-влажностный режим, а также гарантировать возможность их экскурсионного посещения, всестороннего изучения и соблюдения научно обоснованных норм при ремонтно-реставрационных работах. Такие храмы могут быть церковными музеями, в которых возможно проведение праздничных и воскресных служб. К этой группе относятся уже переданные Церкви Успенский собор во Владимире и Успенский собор в Звенигороде с фресками прп. Андрея Рублева. В ряде случаев предполагалось ограничить богослужебное использование таких храмов по отношению к status quo, сложившемуся к тому моменту.

Третью группу составляют храмы, которые остаются музеями, но при этом в них могут совершать праздничные богослужения с ограниченным количеством присутствующих. В письме перечисляются 16 храмов – собор Андроникова монастыря в Москве, Успенский собор Московского Кремля, Смоленский собор Новодевичьего монастыря, церковь Святой Троицы в Останкино, храмы Пафнутьево-Боровского монастыря (Калужская область) и Марфо-Мариинской обители (Москва), собор Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде, Казанский собор в Санкт-Петербурге, Успенский собор в Рязани, церкви апостолов Петра и Павла и архангела Михаила в Смоленске, церковь Святого Духа во Фленово, Успенский собор в Ростове и Крестовоздвиженский собор в Тутаеве (Ярославская область).

В четвертую группу входят единственные в своем роде памятники, которые в силу их художественной ценности и хрупкости не могут использоваться для богослужений и должны продолжать сохранять музейный статус. К таким шедеврам отнесены: церковь Покрова Богородицы в Филях (Москва), Рождественский собор в Суздале, Софийский собор в Вологде, Преображенская церковь в селе Большие Вяземы Одинцовского района Московской области, Троицкий собор Ипатьевского монастыря в Костроме, собор Мирожского монастыря во Пскове, церковь Ильи-пророка в Ярославле и София Новгородская. Дополнительно подчеркивалось, что вывод музея из культового здания возможен лишь при условии предоставления помещения, соответствующего требованиям хранения и экспонирования музейных фондов. При этом авторы письма ссылаются на пункт 7 постановления Совета Министров СССР от 2 июня 1965 г. «О музейном фонде СССР», где говорилось: «Перевод музеев в здания (помещения), не отвечающие условиям хранения музейных экспонатов… запрещается». В письме предлагалось также создание строгого и единообразного порядка передачи памятников Русской Православной Церкви, подчиненного задаче сохранения культурных ценностей. Одним из действенных шагов в этом направлении могла стать деятельность региональных экспертных комитетов, специальное заключение которых являлось бы основанием для передачи. В рамках этого заключения должны быть выработаны рекомендации обязательного характера, касающиеся не только использования памятника, но и способов и методов его реставрации. В экспертные советы, деятельность которых должна носить согласительный и публичный характер, помимо специалистов должны входить представители Церкви.

В рамках дискуссии был высказан ряд интересных предложений: активнее подключать Русскую Православную Церковь к реставрации культовых памятников, находящихся в собственности государства, восстановить «де-юре» право собственности Церкви на музейные предметы, что позволит защитить святыни от опошления и сохранить целостность церковной культуры. В качестве первого шага предполагалась передача религиозным организациям алтарных частей музейных храмов, восстановление их первозданного вида, освобождение от экспонатов, не соответствующих духу храмового пространства [172]172
  Байдин В.«Дом мой домом молитвы наречется». Верующие России просят вернуть им храмы. А как быть, если в храме музей? // Новое время. 1991. № 27.


[Закрыть]. С самого начала возникла идея церковно-музейной конференции с обсуждением возникших проблем, которая сменилась впоследствии разговорами о соглашении между патриархией и Минкультом [173]173
  Семенюк М.Страсти по очищению // Советская Россия. 1991. 6 июня.


[Закрыть]. Одновременно происходило и обсуждение проекта Закона Российской Федерации о собственности религиозных объединений, пункт 5 которого гласил: «Решение по вопросу об уникальности указанных памятников и передаче их в пользу религиозных объединений принимается Президиумом ВС РСФСР после заключения соответствующих комитетов ВС РСФСР. Порядок пользования указанным имуществом определяется Советом Министров РСФСР с участием заинтересованных сторон» [174]174
  Брюсова В. Г.Не сделать ошибки // Литературная Россия. 1991. № 34.


[Закрыть].

Естественным развитием и своеобразным итогом такого подхода стало «инструктивное письмо» министра культуры СССР Николая Губенко от 25 июня 1991 г. за № 1238–04–4/10–47 [175]175
  Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 8, оп. 2, 1991 г., д. 6, л. 5–12.


[Закрыть]. В прилагаемой декларации говорилось о необходимости возвращения церковных зданий Церкви, причем подчеркивалось, что 95 % могут быть возвращены немедленно. Процесс реабилитации духовных и художественных ценностей признавался необходимым и содержательным, но требующим обеспечения их сохранности. Основой декларации, с одной стороны, был отказ от противопоставления религии и культуры, с другой – нормальная жизнь Церкви в существующей социальной и правовой среде, а не жесткое подчинение этой среды церковному началу. И обществу и Церкви стоило признать свершившуюся секуляризацию культуры и изменившееся отношение к культовому и культурному наследию. Музеефикация и реставрация рассматривались как общественная потребность в восприятии исторических предметов как произведений искусства и религиозных святынь, и Церковь должна была считаться с этой позицией. Однако патриархия абсолютизирует молитвенную предназначенность церковных памятников как единственный источник духовной жизни общества.

В целом, согласно декларации, процесс передачи может состояться лишь в правовом поле, гарантирующем существование государственных музеев как части системы охраны памятников. Особой заботой государства должна стать судьба организаций культуры, выводимых из храмовых зданий. Однако уже сейчас используемые церковью здания становятся объектом варварских пристроек и поновлений, не согласованных со специалистами и органами надзора. Предлагалось, что еще до начала массовых передач в структуре самой патриархии должны появиться соответствующие органы по охране старины, сотрудничающие с государственной инспекцией.

В декларации отмечалось, что в области культуры в СССР уже начались насильственные действия. Вместо решающего мнения компетентных комиссий в нарушение союзных и российских законов все совершается постановлениями местных советов, их комитетов и комиссий. Уже выработалась порочная схема принятия решений: наверху договариваются церковные и государственные руководители, решение спускается вниз как обязательное, и начинается борьба специалистов с невежественным произволом местной власти. Письмо появилось накануне того дня, когда президиум Новгородского облсовета принял решение о передаче местной епархии Софийского собора и иконы Знамения Божией Матери.

Беспокойство интеллигенции вызвало неоднозначную реакцию и в Церкви, и в обществе, и за рубежом. Информационный бюллетень «Service orthodoxe de presse» из своего «прекрасного парижского далека» расценил эту тревогу как ревизию процесса передачи Церкви памятников ее культуры под видом «защиты наследия» [176]176
  Service orthodoxe de presse. 1991. № 157.


[Закрыть]. Определенными силами в обществе начал формироваться искаженный образ музейщика и искусствоведа, антицерковно настроенного, материально озабоченного и стремящегося сохранить монополию на использование памятников церковной старины.

«Августовский путч» и «Преображенская революция» изменили не только политическую физиономию страны, но и ее культурное лицо. События развивались стремительно, их участники не утруждали себя следованием надежной колеей законов и подчинением светофорам инструкций. О порядке в деле передачи патриархии храмов и святынь, как, впрочем, и о порядочности в этой сфере, можно было забыть.

Осенью 1991 г. Минкульт РСФСР подготовил проект указов Президента о пользовании соборами и храмами в Кремле и в центре Москвы [177]177
  Судьба соборов. Московский Кремль: Церковь и музей выясняют отношения // Московские новости. 1991. № 41.


[Закрыть]. Первая литургия в Успенском соборе состоялась еще 23 сентября 1990 г. Проект, предложенный патриархией, был более радикален [178]178
  Родимцева И.Путь духовности: музей и церковь. Вместе или врозь? «Последних святых – на улицу?» // Московская правда. 1991. 22 окт.


[Закрыть]. Патриарх Алексий (Ридигер) упомянул, что Министерство культуры вряд ли может быть правопреемником Министерства Императорского двора, в ведении которого находились кремлевские соборы.

Единственное законное решение вопроса, по патриаршему мнению, – понятие общецерковной собственности необходимо предусмотреть законодательством. Сохранение государственных дотаций на содержание храма будет обусловлено как общенациональным статусом этой святыни, так и отказом от совершения здесь индивидуальных треб. Музейные работники и экскурсанты должны будут соблюдать нормы канонического поведения в храме. Сами экскурсии должны быть подвержены церковной цензуре. Кадровая политика патриархии, основываемая на принципе компетентности и образованности клириков, будет проводиться по согласованию с музеем. В результате у посетителя возникнет ощущение цельного образа культурного комплекса, тогда как здание, поочередно превращаемое то в храм, то в музей, способно породить лишь фрагментарное и разрозненное восприятие. Директор музеев Московского Кремля Ирина Родимцева, со своей стороны, заявила, что соборы Кремля – это олицетворение государственности, и их передача может быть расценена обществом как молчаливое признание главенства православной религии над другими. В условиях этнонациональных конфликтов в стране непродуманные манипуляции культурным наследием могут быть чреваты новыми обострениями. К тому же сотрудники музеев, несмотря на высокую квалификацию, могут потерять доступ к изучаемым памятникам, если они неверующие или придерживаются другой религии. Это угрожает стране «запретом на профессии».

19 октября 1991 г. газета «Культура» привела данные социологического опроса, подготовленного службой «Мнение». На вопрос «Церкви на территории Кремля надо передать Московской Патриархии или оставить музеям?» «за» высказались 40,5 %, «против» – 48,1 %, затруднились с ответом – 3,3 %. Более подробная статистика выглядит следующим образом:

Женщины: за 38 %, против 51%

Мужчины: за 43 %, против 45%

18–24 года: за 56 %, против 45%

35 и старше: за 34 %, против 54%

Коренные москвичи: за 40 %, против 49%

Москвичи по прописке: за 42 %; против 47%

Окончившие ПТУ: за 48 %, против 41%

Студенты: за 48 %, против 44%

Высшее образование: за 34 %, против 54%

С ученой степенью: за 36 %, против 54%

За границей не бывали: за 40 %, против 48%

С заграницей знакомы: за 38 %, против 53%

В общежитиях: за 45 %, против 35%

В коммуналках: за 45 %, против 47%

В отдельных квартирах: за 40 %, против 49%

В кооперативных квартирах: за 38 %, против 51%

Верующие: за 48 %, против 40%

Не очень верующие: за 41 %, против 47%

Неверующие: за 30 %, против 59%

18 ноября 1991 г. был подписан Указ Президента РСФСР № 220 «Об использовании Московской патриархией отдельных храмов Московского Кремля», в котором упоминались храмы: Успенский, Благовещенский, Архангельский соборы, храм 12 апостолов, церковь Иоанна Лествичника с колокольней Ивана Великого, церковь Ризоположения и собор Покрова на рву. Порядок использования должен быть определен на основе долгосрочного соглашения между Министерством культуры и Московской патриархией. Пожалуй, первый настоящий договор о сотрудничестве между Церковью и культурой был подписан в Вологде в декабре 1991 г. по инициативе архиепископа Михаила (Мудьюгина), человека действительно высокой культуры. Пока столица демонстрировала политические амбиции, провинция проявила особую мудрость: создавалась согласительная комиссия, уполномоченная передавать культовые предметы во вновь открываемые храмы [179]179
  Власть и Церковь: спрос на взаимность // Известия. 1991. 23 дек.


[Закрыть].

Несмотря на то, что соборы оставались государственной собственностью, в прессе Указ оценивался как «дарственная» патриархии [180]180
  Никулин М., Пеструхина Е.Умом Россию не понять. Два хозяина в Кремле // Мегаполис-Экспресс. 1992. № 12.


[Закрыть]. Союзное министерство вообще не было в курсе принятия подобного указа [181]181
  Митрофанов С.Кесарь – кесарю: Богу Богово // Коммерсантъ. 1991. 25.11–2.12.


[Закрыть]. Жизни СССР оставалось чуть более месяца. Ельцинский указ, отнимавший у союзного руководства права на основной символ советской империи – Кремль, стоит рассматривать как гвоздь в крышку гроба, стремительно захлопывающуюся над режимом Михаила Горбачева.

Под конец 1991 г., 5 декабря, Борис Ельцин обратился к главам конфессий и верующим России с программным обращением, которое стоило бы назвать «храмы в обмен на мир», вернее, на политическое миротворчество или даже социальную психотерапию. Обращение было приурочено к 60-летию уничтожения храма Христа Спасителя в Москве. Осудив сталинский вандализм, Президент подтвердил стремление российского руководства передать святыни и храмы тем, кому они по праву должны принадлежать. Но сначала он призвал верующих и духовенство к врачеванию душ во время болезненных реформ. Начиналась новая эпоха использования Церкви государством. Конец 1991—начало 1992 г. знаменовался новым витком полемики в прессе и откровенно хамскими выпадами в адрес Церкви, рассчитанными на дискредитацию религиозного сознания в глазах российского общества [182]182
  Чулаки М.Возгласим: «Слава РПЦ!»? // Мегаполис-Экспресс. 1991. № 48.


[Закрыть]. Михаил Чулаки написал сразу и обо всем: о «жрецах в золоченых одеждах», о богослужениях как необходимом приложении к этнографической экспозиции, о духовной цензуре и об отсутствии у Церкви до революции своей собственности [183]183
  Чулаки М.Исторические исследования или неприкосновенная тайна // «Музеи России». 1991. № 2.


[Закрыть]. Небрежение к сохранению икон со стороны православных он объяснил равнодушием религиозного чувства к художественному качеству произведения и приоритетным вниманием к «святости содержания». В других публикациях причиной конфликта называлась неинтеллигентность обеих сторон. Попытка отдать церкви бесхозные и наиболее разрушенные памятники вызывала протест определенных кругов [184]184
  Кротов Я.Культура и культ // Куранты. 1991. 24 окт.


[Закрыть]. Развивается теория «тюремно-кладбищенского» отношения православной общественности к музеям, которые рассматривались одновременно как тюрьма и кладбище для икон [185]185
  Московские новости. 1991. 21 июня.


[Закрыть]. Небогослужебное использование храмов и помещение икон в музей называется «повседневным кощунством» [186]186
  Московский церковный вестник. 1991. № 25.


[Закрыть]. Делались сравнения, сознательно рассчитанные на физический шок: музеи, претендующие на сохранение древнерусской культуры, отличаются от действующих храмов, как мумифицированный труп отличается от живого человека [187]187
  Рыбин В.Музейный плен // Православный Санкт-Петербург. 1993. № 17.


[Закрыть]. Нравственное и культурное просвещение общества через демонстрацию в музеях церковного искусства признавалось рядом изданий невозможным, поскольку формирование музейных коллекций осуществлялось на основе «безнравственного и бескультурного» способа – путем закрытия храмов и изъятия церковных ценностей. В подлеправославной прессе отмечалось, что духовная слепота искусствоведов, не позволяющая видеть в памятниках святыни, вызывает встречную неприязнь верующих [188]188
  Бондаренко Ю.Чужое впрок не идет // Московский церковный вестник. 1992. № 20/21.


[Закрыть]. Церковная иерархия не только не препятствовала этой истерии своей проповедью уважения к труду, но и активно ее подогревала.

Редкие статьи искусствоведов и музейных работников не могли ни переломить формировавшегося настроения, ни заменить деятельность, направленную на пропаганду собственных взглядов, ни идейно подготовить неизбежную реформу музейного дела в России [189]189
  Лифшиц Л., Попов Г.Как увидеть «Троицу» Рублева? Музей и Церковь: война? Продолжение дискуссии, начатой НГ // Независимая газета. 1992. 31 янв.; Красилин М.Побойтесь Бога, господа! Против кого и чего мы воюем // Независимая газета. 1992. 18 апреля; Рубанцева М.Савелий Ямщиков: Потому и не теряю надежды (Российская газета) // Бюро коммуникаций ОВЦС МП. Подборка по прессе. 1992. № 41.


[Закрыть].

В процессе полемики указывалось, что в ряде случаев музей мог предоставить верующему бо́льшие возможности для общения со святыней, чем храм, поскольку только в экспозиции человек может так непосредственно соприкоснуться с созданием человеческого гения, вдохновленного Премудростью Божией. Отмечалось, что проблемы во взаимоотношениях между реставраторами, музейщиками и прихожанами создаются как отсутствием художественного вкуса у новых и старых православных, так и «ревностью не по разуму», свойственной неофитам из числа комсомольских активистов. В целях разрешения конфликтов предлагалось, чтобы в ученые советы музеев, хранящих в своих фондах произведения религиозного искусства, вводились представители соответствующих конфессий, а фондовым комиссиям предлагалось по согласованию с Министерством культуры заранее составить списки вещей, которые могут быть переданы Церкви.

Дело не ограничивалось одними публикациями. 14 марта 1992 г. группа общественности обратилась с письмом к председателю Верховного Совета РФ Руслану Хасбулатову [190]190
  Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 8, оп. 2, д. 4, 1992 г., л. 1–7.


[Закрыть]. В письме выражалась озабоченность требованиями патриархии и предлагалось прекратить практику разбазаривания государственных музейных собраний, а также были обозначены новые объекты претензий, в том числе Владимирская икона Божией Матери, образ Троицы, ризница Троице-Сергиевой лавры. Весной того же года началась подготовка к соглашению между Министерством культуры и патриархией [191]191
  Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи, ф. 8, оп. 2, д. 15, л. 1–7.


[Закрыть]. Однако одновременно в кулуарах Верховного Совета готовилось положение о «Комиссии по рассмотрению предложений местных советов об использовании памятников истории и культуры в культовых целях» и предлагался ее персональный состав. Кто был непосредственным автором идеи, из сохранившихся документов не вполне ясно. Комиссию должен был возглавить Р. Смирнов, заместитель председателя Комитета Совета национальностей РСФСР по развитию культуры и сохранению наследия. Здесь предполагалось участие таких специалистов, как Герольд Вздорнов, Иван Пуришев, Игорь Столетов, Алексей Владимиров и Вячеслав Клыков, от Верховного Совета в нее должны были войти протоиерей Алексей Злобин, Вера Бойко и Михаил Сеславинский, от Минкульта – Александр Шкурко, Борис Любимов, Виктор Булочников и Галина Бражникова, от патриархии – епископ Подольский Виктор (Пьянков) и архимандрит Иннокентий (Просвирнин), от Моссовета – Сергей Колбанов и Михаил Филимонов. Комиссия должна была вырабатывать предложения по усовершенствованию хранения, экспонирования и изучения памятников церковной истории.

Предполагалось перевести коллекции церковного искусства в отдельное хранение с учреждением попечительских советов разных уровней. Члены Комиссии имели право доступа к фондам и залам в любое время. Для церковных экспозиций предусматривалось создание отдельных входа, выхода и специального обслуживания. Если музей не мог предоставить подобных условий, то Комиссия имела право запретить экспонирование церковных предметов. Предполагалась деидеологизация выставок в церковных комплексах, а алтари не могли более служить подсобными помещениями. Попечительские советы должны были в полном объеме осуществлять надзор за памятниками церковного искусства и церковного зодчества, находящимися во владении Русской Православной Церкви, и возбуждать вопрос об изъятии этих памятников у общин перед «Высшим попечительским советом хранилищ церковного искусства» в случае их ненадлежащего использования. Бюджет Высшего совета должен был финансироваться Верховным Советом, а деятельность местных советов – из муниципальных бюджетов. Этому замыслу не было суждено реализоваться.

Патриархия соответственно реагировала на происходящее в обществе. В докладе на архиерейском соборе 31 марта 1992 г. патриарх говорил, что происходит недостойное обыгрывание имущественного вопроса, а справедливое стремление Церкви к возвращению отобранных у нее в послереволюционный период храмов объявляется «неоправданной претензией». Уже тогда он отмечал, что музеи всячески тормозят возвращение святынь Церкви, несмотря на постоянные предложения патриархии о последующем сотрудничестве в области сохранения и использования этих памятников [192]192
  Слово на открытии Архиерейского собора РПЦ 31 марта 1992 г. // Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 46.


[Закрыть]. Выступления патриарха всегда были рассчитаны на целевую аудиторию. На епархиальных собраниях в Москве основные претензии за существующие конфликты уже предъявлялись столичному духовенству. 11 декабря 1992 г. он отмечал, что со стороны управления по охране памятников поступают постоянные претензии на действия некоторых приходских общин, не желающих согласовывать проектные работы, а также допускающие самовольную перепланировку исторических памятников и уничтожение сохранившейся живописи. При этом патриарх отметил требования представителей клира, имеющих специальное искусствоведческое образование, положить конец безграмотной реставрации живописи, иконописи и храмовой архитектуры, осуществляемой некоторыми собратьями по сану.

Патриарх неоднократно говорил о необходимости создания церковного отдела по архитектуре и церковному наследию при Московской патриархии, где верующие архитекторы и искусствоведы могли бы стать не только руководящими работниками, но и посредниками при возникновении конфликтных ситуаций. Далее патриарх потребовал от духовенства «показать», что патриархия способна реставрировать и содержать храмы и другие ценности на должном уровне, но показать так, чтобы не усилить возникающего противостояния между Церковью и работниками культуры, чтобы не спровоцировать издание нового закона, который поставит Церковь в еще более трудное положение. Почти в тех же выражениях эти рекомендации были повторены и через год, 20 декабря 1993 г. [193]193
  Из выступления на Епархиальном собрании Москвы 11 декабря 1992 г. // Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 346; Из выступления на Епархиальном собрании Москвы 20 декабря 1993 г. // Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 358.


[Закрыть]В своих письмах государственным деятелям патриарх писал, что Церковь не требует от музейных храмов прекратить выполнение своих культурных функций и не намеревается «выбросить на улицу» музейных работников. Патриархия лишь желает, чтобы для всех была ясна перспектива и цель движения по возвращению Церкви ее нормального статуса и имущества [194]194
  Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Церковь и духовное возрождение России. С. 702.


[Закрыть].