Текст книги "Проклятая кровь(СИ)"

Автор книги: Александр Белых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Я улыбнулся воспоминаниям. Как я любил бродить по аллеи, ходить мимо кленов, дубов и вязов, наблюдать как дикий виноград с каждым годом все сильнее обвивает стальную ограду забора, поглощая ветвями холодное железо. Теперь виноград разросся еще сильней, лишь кое-где виднелись узоры прорех.

Старый милый дом – вот он, молчаливо замер, приветствуя отпрыска, воспитавшего в своих крепких стенах. Дом, где происходили и радости и ссоры, обиды и примирения, но где, несмотря на все, нам всегда было безопасно. Он сохранил не одно поколение Лефевров, трепетно оберегая хозяев, будто мать детей.

Я стоял, всматривался в детали, а перед глазами возникали картины из детства.

Вот по той тропинке бежит Михель, разгоряченный, перепуганный, а за ним гонится Филипп с кнутом и время от времени слышатся удар и вопли боли. Это случилось, когда Михель сломал макет корабля, который несколько месяцев клеил с усердием старший брат.

А вот в беседке прячусь я сам. Рассерженный дворецкий пытается понять, кто разбил вазу с цветами, нашел мяч и ищет виновника.

А у старого пруда, где нашли вольготное пристанище серебристые карпы, мы с Михелем в тщетной попытке разжечь трубку с табаком, взятую тайком у отца, попадаемся ему на глаза. И долго потом сожалеем о проступке, не в силах сесть из-за боли в высеченных мягких местах.

Сколько воспоминаний. Детских, юношеских, плохих и хороших.

Пока я предавался воспоминаниям, Паскаль уже развил бурную деятельность. Покрикивая на подоспевших слуг, он велел одним нести в комнату господина дорожные чемоданы, другим велел нагреть воды в ванну для молодого хозяина, третьих ругал, чтобы не путались под ногами.

Неуемный рыжий вихрь – эпицентр кипучей энергии – вот кем был сейчас Паскаль.

– А ты чего встал истуканом? – накинулся камердинер на Делмера. Вон Кей был наверно единственным, кто не поддался суматохе, возникшей под руководством Паскаля.

– Милорд не отдавал мне никаких приказаний, – спокойно откликнулся татуированный, продолжая сохранять невозмутимость.

– Их отдал я! – воскликнул Паскаль, начиная закипать от гнева.

– Вот именно, – согласился Делмер и посмотрел на рыжего камердинера с легкой усмешкой, демонстрируя, что его приказы вон Кея нисколько не заботят.

– Ах так! – Паскаль покраснел, заклокотал от ярости, сжимая кулаки.

– Да так, – еще раз подтвердил татуированный, и, делая вид, будто не замечает камердинера, отвернулся.

– Наглец! Осел! Калоша! – Паскаль рассвирепел. – Кем ты себя возомнил, гусь ощипанный?! Ты будешь делать, что я сказал, иначе...

– Иначе что? – нахально спросил Делмер.

Они встали друг напротив друга. Невысокий Паскаль, в оправе очков которого блестели языки пламени, а шляпа-котелок в данный момент больше походила на шлем. И поджарый Делмер, увитый сотнями символов, с синими холодными глазами.

Стылый холод и всепоглощающий огонь.

Их стычка могла перерасти в драку, и мне пришлось вмешаться. Не хотелось портить возвращение домой подобной картиной.

– Новичок! – громко окликнул я татуированного. – Паскаль моя правая рука. Будь с ним вежлив и обходителен. Также впредь помни, что именно он выплачивает жалование. Что же касается тебя, Паскаль. Я недоволен. Раньше тебе удавалось сдерживать себя куда лучше. Что за манеры, мой друг? Мы не в захолустье, а в столице!

– Простите, сэр. Моя вина. – Камердинер низко поклонился, чтобы скрыть, как сильно зарделись от стыда щеки.

– Виноват, милорд. Не привык. Пока еще. Сами понимаете – покидало. Манеры. – Невнятно следом принялся извиняться Делмер вон Кей. Речь мужчины была сбивчива и неясна, впрочем, с ним порой такое случалось.

Я не преминул отметить в памяти о желании как следует побеседовать с этим, безусловно, увлекательным экспонатом. Первый раз вижу столь необычайно филигранную личность. Но беседу отложим ко времени. Сейчас стоило заняться вещами более важными.

У порога нас терпеливо поджидал дворецкий. Уортинг предано служил верой и правдой роду Лефевр вот уже шестьдесят лет. Как до этого делал его отец, дед и прадед. Он воспитывал меня и братьев с самых пеленок, и я встречал этого чудесного человека с трепетом какой только мог проявить.

– Уортинг! – я заключил дворецкого в крепкие объятия.

– Молодой господин необычайно силен, – улыбнулся старый дворецкий. Обычно ему удавалось скрывать свои чувства. В детстве мы даже называли его каменной горгульей. Однако сейчас Уортинг не мог скрыть радости, – вы еще больше возмужали, если подобное возможно.

– А ты нисколько не изменился, – я возвратил в свою очередь порцию лести.

– Молодой господин, необычайно щедр, – поблагодарил дворецкий кивком.

– Отец дома? – поинтересовался я, следуя за Уортингом в большой зал.

– Его святейшество, герцог пребывает у себя в кабинете. Там же и господин Филипп.

– Прибыл ли Михель?

– Еще нет. Ожидаем в скором времени. Господин Михель прислал письмо о прибытии не позднее вечерней звонницы. Молодой господин желает увидеть отца и брата немедля? Или же желаете переодеться и смыть дорожную пыль?

Я задумался. Разумеется, мне хотелось увидеть отца и старшего брата. И все же показаться им на глаза в неподобающем виде.

– Чем они заняты сейчас?

– Господин Филипп и герцог Герард Лефевр обдумывают планы речи на предстоящем заседании в Сенате.

Слова дворецкого сделали мое решение окончательным.

– Ванна. Стакан бренди. Побриться и облачиться в нечто более подходящее. Полагаю, и брат и отец заняты и охотно отложат нашу встречу на четверть часа. Или, скажем на час.

– Разумеется, молодой господин.

– Уортинг, окажи услугу.

– Слушаю, молодой господин.

– Устрой моего нового слугу. Выдели комнату, покажи и расскажи что здесь и к чему.

– Всенепременно. Я уже позаботился. Комнату готовят.

– Спасибо, – поблагодарил я его, подойдя к своим апартаментам.

– Всегда к вашим услугам, – дворецкий кивнул и бесшумно удалился прочь.

Спустя оное время я чувствовал себя заново родившимся. Горячая ванна с примесью каких-то душистых трав смыли усталость, а выпитое бренди взбодрило и придало новых сил. Я тщательно выбрился, рассматривая отражение в зеркале, обдумывая, стоит ли наведаться к цирюльнику для стрижки. После, как следует, надушился. Неспешно облачился в новый костюм, причесался, дотошно оценивая результат. Им я оказался доволен. Теперь вполне можно было идти для воссоединения с семьей.

Отца и Филиппа я без труда отыскал в кабинете на втором этаже. Они склонились над какими-то бумагами и не сразу заметили мое присутствие. Несколько минут я с интересом их рассматривал.

Отец, Герард Лефевр, "опора трона" все также казался несокрушимой скалой, несмотря на возраст и седину. Статный, высокий, волевой. С прямыми плечами и пронзительным взором. Могучий Титан.

Филипп больше меня или Михеля походил на отца. Такой же статный, волевой. В нем чувствовалась сила и энергия. Подражая родителю, старший также носил аккуратно подстриженную бороду и усы, зачесывал волосы назад. Разницей служил лишь возраст. Черные пряди напротив снежно-белых.

Меня, наконец, заметили.

– Мальчик мой, – радостно произнес отец, протягивая руки для объятий.

– Стефан, – Филипп лучезарно улыбнулся, – рад видеть брата во здравии.

Мы крепко обнялись и не раз, подмечая перемены в каждом, и искренне радуясь встрече. Я не был дома давно. Письма не в счет. В них не выразишь и не опишешь и сотой доли, чего хотелось бы поведать и рассказать.

– Добрался с комфортом? – полюбопытствовал Филипп, одновременно доставая бренди и три фужера.

– По-разному, – уклончиво ответил я, принимая стакан.

– Наслышаны-наслышаны, – усмехнулся старший брат, разливая ароматное бренди, – слава о талантливом писателе разносится необычайно быстро и гремит громом. Бомонд в восторге. На светских раутах ты извечный предмет обсуждения.

Филипп подмигнул мне весело. Мы все трое чокнулись и выпили.

– Что нового произошло в Дартмуре? – в ответ полюбопытствовал я.

Филипп неопределенно пожал плечами, покачивая бокал с бренди.

– Столица, брат. Одно слово, но как оно точно описывает происходящее. Ведь если посмотреть – вроде бы Дартмур шумит, живет, не останавливаясь ни днем, ни ночью. События, званые вечера, светские рауты, движение, жизнь, суматоха. Блеск, искры, смех. А приглядываешь повнимательней – и ничего! Болото! Такое же, как и год, назад и пять и десять. Я прав, отец?

– Я полностью доверяю твоему мнению, Филипп. – Герард Лефевр улыбнулся, коснулся плеча старшего сына. – Что ж, мальчики, рад был вас видеть, но, к сожалению, должен оставить. Стоит завершить неотложные дела. Стефан, я надеюсь на подробную историю о путешествиях моего блудного сына.

Я кивнул. Отец еще раз улыбнулся и тихо покинул кабинет.

Мы проводили родителя взглядами. В кабинете возникло неловкое молчание.

– Знаешь, отец ведь никогда не покажет, – немного замявшись, тихо произнес Филипп, – однако, он сильно переживал о тебе. Ждал писем, жадно читал. Даже от Михеля почту вскрывал после, сначала твою.

– Филипп, я не... – неловко начал я, но брат прервал оправдания.

– Нет. Я не виню тебя. Ни в коем случае. Каждый из нас идет своей дорогой. Я, следуя за отцом, пошел в политику, Михель пробует себя в армии, а ты выбрал еще более тернистый путь. И, на мой взгляд – держишься уверенно. Я говорил правду – книги производят настоящий фурор. Романы читают и женщины и мужчины. Не обошлось и без критиков, но куда денешься от тех, кто не умеет ничего делать сам и живет за счет других? Правда?

– Спасибо, – тихо поблагодарил я брата.

– За что? – брови Филиппа поползли вверх.

– Прежде всего, за поддержку. Я знаю, как отец колебался на мой счет. Ты его уговорил, а я обрел свободу. Вот за это и спасибо.

– Ты уже доказал, что ни я, ни отец не пожалели о выборе.

– Знаешь, а давай выпьем! – я резво поднялся из кресла и, откупорив бутылку, налил новую порцию. – Хочу выпить за лучшего старшего брата, о котором мечтают все, а получил только я.

Филипп улыбнулся, но как-то вяло, будто задумавшийся о чем-то очень сильно. Мы чокнулись и надолго приложились к выпивке.

– Ты знал, что отец пишет мемуары? – спросил Филипп, допивая содержимое стакана.

– Человек такого ранга и с такой бурной жизнью просто обязан выпустить мемуары, – пожал я плечами, – а ты читал?

– Просматривал некие эпизоды. Ничего существенного, лишь в общих чертах.

– И как тебе? Публика останется довольной?

– Да как тебе сказать, – замялся Филипп, – мне довелось понять лишь одно – литературный талант ты получил не от него.

Мы засмеялись. Затем выпили еще немного.

– Кстати, открою еще секрет. И смотри не проболтайся! – Филипп сурово ткнул в меня указательным пальцем.

– Я весь во внимании.

– Отец читает твои книги.

– Ну, надо же! – мне захотелось позабыть, кто я и где нахожусь и присвистнуть.

– Обнаружил одну из книг за вечерним столиком у него в спальне. Старик читает романы перед сном. Может, у него от этого нет бессонницы?

– А ты сам читал? – мне было интересно услышать мнение старшего брата.

– Скорее пролистывал, – уклончиво ответил брат, – вроде, неплохо.

– И на том спасибо! – я благодарно поклонился.

Филипп в ответ луково подмигнул и показал мне язык. Всего на долю секунды. Однако от подобной выходки, так несвойственной брату, я опешил, потеряв дар речи.

– Как дела в Совете? – наконец я приблизился к теме, к которой старательно подыскивал слова. – Скоро выборы.

Невозмутимая реакция Филиппа меня взбодрила. В старшем отпрыске рода Лефевр не было ни капли сомнения и неуверенности.

– Я фаворит. Мои позиции крепки, связи обширны, дела успешны.

– Остается посочувствовать оппонентам.

– У тебя будет возможность. Точно так же, как и набрать в мою пользу еще немного очков. Сторонники и их поддержка лишними не бывают никогда.

– Возможность? – настала моя очередь недоуменно вскидывать бровь.

– Сегодня состоится званый ужин у герцогини Дювиль. Разумеется, я там буду. Ты тоже в списке приглашенных. Разве, я не говорил?

– Первый раз слышу.

– Удивительно! Наверное, вылетело из головы от радости при долгожданной встрече с младшим братом. Я становлюсь рассеянным.

– Не верю ни одному твоему слову! – заявил я обвинительно. – Что мне прикажешь там делать? Ты же знаешь, как я не люблю подобные события.

– Брось говорить нелепицу! Во-первых, – я знаю, точнее, надеюсь, что ты повзрослел и окажешь любезность старшему, и заметь – ни я сказал – любимому брату; а во-вторых, – у тебя получится прорекламировать присутствующим новую книгу. Ни что не поднимет так тиражи, как встреча кумира с поклонниками.

– Меня нисколько не интересуют деньги, слава святым, я родился в роде Лефевр. – Начал было я оправдываться, но Филипп прервал речь.

– Никто не говорил о деньгах. Тиражи – это, прежде всего слава, слава – это известность, помножим выше сказанное на амбиции. Мне продолжать?

Мы оба прекрасно понимали, кто одержал победу в споре. Однако перепалка подняла нам обоим настроение и придала бодрости. Еще немного для приличия я вредничал, а затем мы на время расстались, обговорив некие нюансы по поводу предстоящего раута.

Сошлись, что в связи с занятостью Филиппа он подъедет уже из Совета, а я отправлюсь на светское мероприятие из родного гнезда.

До начала приема оставалась еще целая куча времени. Предаваясь скуки, я прогуливался по дому, поочередно заглядывая то в одну комнату, то в другую. Меня окружали воспоминания, разные – плохие и хорошие, однако, если вдаваться в философию без тьмы не стало бы и света. Прошлое сделало меня, таким, какой я есть. И не стану скрывать – я доволен и положением и жизнью. Смешно и нелепо жаловаться.

Отправив Паскаля с поручениями, я заглянул в комнату к новому слуге. Скука и желание скоротать время привели меня в крыло прислуги.

Делмер вон Кей уже успел занять отведенную ему Уортингом комнатушку. Занять, но не обжить. Да и возможно ли это, если весь нехитрый скарб лишь одежда на человеке?

Также даже при беглом взгляде замечалось, что вон Кей не из тех, кто привык к уюту. Делмер относился к тому типу людей, кто в любом жилье видит временное пристанище. Поэтому зайдя я увидел Делмера сидящего на койке, подле свернутого матраса.

– Хорошо устроился? – стук о моем приходе отвлек мужчину от дум.

– О, да. Благодарю, милорд. – Делмер вскочил с койки.

– Уортинг уже объяснил тебе что к чему?

– Да. Объяснил и показал, милорд. Мне грех жаловаться. Лучше и быть не может.

– Рад за тебя, – я прошел в комнату, огляделся, в попытке отыскать куда можно присесть. В итоге устроился на трюмо. – Присядь, нам надо поговорить.

Делмер кивнул, и снова уселся на кровать.

– О чем вы хотели говорить, милорд?

– В первую очередь о твоем виде, – я скептически осмотрел наряд нового слуги, – такую ветошь носят бродяги да и то те, кто слишком ленив копаться в мусоре, чтобы разжиться там чем-то более стоящим. Теперь, когда ты в моем штате, тебе полагается выглядеть презентабельно. Неброско, но опрятно. Скажи размеры обуви и одежды и Паскаль все организует.

Делмер кивнул, продолжая внимательно слушать. Он напоминал мне бродячего пса, знающего о жестокости не понаслышке. Такие всегда ждут подвоха и готовы к нему, даже, если рука протягивает еду, в любой момент пес ждет удара и немедленно ответит агрессией. Вот и сейчас вон Кей внимательно наблюдал. Битый жизнью столько раз, мужчина привык быть всегда начеку.

– Во-вторых, – к персоналу мои требования просты. Я ценю преданность и исполнительность. Не переношу лжецов. И не прощаю предательства. Могу ли я положиться на тебя, Делмер вон Кей?

Мужчина не помедлил с ответом:

– Я многое повидал в жизни. Многое слышал. О вас слышал, милорд. О роде вашем. Вы люди чести. Держите слова. Сильные. Смелые. В трактире я все решил. И подошел. Я готов служить верой и правдой. Готов закрыть грудью. Умереть тоже. В обмен я прошу одно, милорд – покровительства. Много сделал. Много где был. Ищут. Виселица. Костер. Дыбы. Кандалы. Не хочу новых отметин.

Мы оба посмотрели на татуировки, испещряющие все его тело. Речь этого необыкновенного человека сделало свое. Я окончательно решил оставить его возле себя, невзирая на прошлое беглеца, убийцы и каторжника.

– Отныне ты под защитой Лефевр, – был мой вердикт.

Мужчина кивнул не сказав ни слова, но в глазах я без труда прочитал благодарность.

– А теперь поведай мне о себе Делмер вон Кей, человек, чье имя значит: играющий с судьбой в пятнашки.

Татуированный не возражал. Делмер указал на правое предплечье и произнес:

– Первым стал этот символ. Ничего особенного. Он означает номер.

Его повесть продолжалась долго. Очень долго. И даже после того, как Делмер умолк, я продолжал слышать спокойный отрешенный голос человека, на чью жизнь выпали беды и неприятности равные мукам Тантала.

О да, когда-нибудь я обязательно напишу книгу посвященную его испытаниям. Но я никак не могу не озвучить сейчас эпизодические моменты биографии вон Кея. Это выше моих сил как писателя.

Начнем с того, что родился он на севере. Неважно где именно. Куда примечательней другие факты. К примеру сразу после рождения от младенца попытались избавиться – выбросили умирать на холод. Отнесли в лес и оставили. Однако охотники обнаружили дитя и принесли в детский дом. Дом где детей воспитывали плетью, нагружали самой грязной работой и кормили тем, что свиньи побрезговали пробовать. В шесть Делмера клеймили. Мальчишка пытался раздобыть немного еды. А в семь мальчонка едва выжил – на него спустил собак директор дома. Оправившись, Делмер отомстил. Щепкой нанес двадцать колотых ран. За что был избит до полусмерти стражей, закован в кандалы и отправлен в тюрьму. Так появилась вторая отметина. Спустя два месяца он сбежал в соседнюю провинцию. Прятался, воруя у фермеров еду. Был пойман и продан в рабство за пару медяков. Его купил неплохой человек. Именно он научил мальчика бегло читать. Большая редкость для оборванца с улицы. Но счастье продлилось недолго. Человека убили. Дом сожгли, а Делмер вновь стал нищим беспризорником.

Кто окрестил младенца именем Делмер вон Кей вряд ли догадывался как точно угодил в цель. Играющий с судьбой в пятнашки! Вся жизнь мужчины походила на череду полос света и тьмы, везения и неудачи. Делмера сажали в тюрьму, он сбегал. Делали рабом, а он сбрасывал оковы. Его пытали огнем и топили в воде, его бросали на смерть, а он продолжал жить. Каждый раз убегал, вырывался, продолжая путешествия с места на место, покрываясь жуткими отметинами, но никогда не сдаваясь.

Я поражался всему. Его невозмутимости, стальному характеру, отрешенности с какой он рассказывал о произошедших с ним событиях. Сильнее человека духом я никогда не встречал ранее.

Мне довелось много путешествовать, однако Делмер видел почти весь свет. Знал о таких местах, о коих я не слышал. Как могло выпасть столько бед и приключения на судьбу одного человека?

Поведал он и про монастырь Шон-Кай. О легенде про непобедимого воина, живущего в неведомых горах мне доводилось слышать еще в детстве. Воин обучал каждого, кто находил путь в монастырь. И когда передавал все свои знания ученику – устраивал поединок, ибо обладать знаниями должен был единственно достойный. Такова цена таланта непобедимого воина. Человек обрекал себя на вечное совершенствование.

– Так как же ты покинул монастырь?

– Я сбежал. Мы оба понимали, чем закончится обучение. Мастер был сильнее и проворней. А я оказался хитрей. Когда всю жизнь тебя пытаются загнать в угол, ты либо учишься уходить, либо погибаешь.

Кто находился предо мною? Каторжник? Убийца? Беглый заключенный? Вор? Жертва? Я не мог дать ответ.

– Сегодня я приглашен на светский вечер. Ты и Паскаль тоже отправляетесь в качестве слуг. Переоденься и приведи себя в порядок.

Я поднялся и покинул комнату, задумчивый и потрясенный до глубины души.

Отражение в зеркале кривилось уже не менее получаса. Придирчивости и дотошности с какой я выбирал костюм для предстоящего визита могли позавидовать даже знатные модники и франты. Наконец, я задумчиво произнес:

– Полагаю, этот подойдет.

В ответ Паскаль издал облегченный вопль индейки, которой даровали жизнь, в последний момент решив приготовить вместо нее на ужин гуся.

Несмотря на недовольное ворчание смокинг был отличным. Черный цвет, шалевый атласный воротник, обтянутые атласом пуговицы. Плотная сорочка из чистого хлопка, черная бабочка, черный однобортный жилет, лаковые туфли и шляпа с излишне жесткими полями.

– Отличный выбор, сэр!

– Ты то же самое говорил и про остальные, – я скептически воззрился на камердинера.

– Так оно и есть! Костюмы достойны его Величества. Все как один. – Нисколько не смутился моему выпаду Паскаль.

– Будем думать, – я в последний раз придирчиво осмотрелся, но не найдя ничего, за что можно было зацепиться, сказал, – ладно, в путь.

– Вы ведь не любите светские ужины, – напомнил камердинер, когда мы спускались по лестнице, – тогда к чему столь трепетное отношение к выбору одежды?

– Разве? Я не заметил.

Паскаль лишь хмыкнул недоверчиво, но смолчал.

– Экипаж готов, милорд, – известил Уортинг у входа.

– Благодарю. Михель прибыл?

– Задерживается, милорд. Видимо трудности в дороге.

Я и Паскаль удобно расположились в экипаже. Делмер взобрался на козлы подле кучера и экипаж тронулся.

Рассказать вам что представляет собой светский вечер? О! Боюсь утонуть в метафорах и эпитетах, повествуя о шике и блеске. Подобные мероприятия неописуемо красивы и однообразны. Они стали неотъемлемой частью жизни бомонда и оттого наскучили. Однако этикет обязывает господ устраивать подобные события не реже чем раз в два-три месяца приглашать всех тех, кому повезло родиться или жить в достатке и благополучии.

Прибыв к герцогине, я сначала выполнил обычные формальности. Был встречен и представлен хозяйке, удостоен мимолетным диалогом, после оказался завлечен в круг людей, желающих приветствовать меня лично. Как только первая волна любопытствующих отхлынула, я подхватил бокал с шампанским и живо ретировался прочь, отыскивая пристанище.

Вокруг царило привычное веселье. Люди много пили, еще больше смеялись. Привычно льстили, осыпали лживыми комплиментами. И наконец заводили знакомства. Сотни слуг роем сновали меж собравшихся господ, подавая закуску и шампанское.

– Как думаешь кто больше фальшивит: оркестр или граф Торнвальд, распинающийся о красоте герцогине Дювиль?

Я обернулся, увидев Филиппа.

– Очевидно, вопрос риторический?

– Разумеется. – Старший брат улыбнулся. – Успел пообщаться с поклонниками?

– Даже больше, чем хотелось.

– И как все прошло? Сколько дам признались тебе в пылкой любви?

– Ты знаешь, с чего-то все взяли, будто мой герой списан с меня самого. И все его заслуги и промахи причислили ошибочно мне. Многие поздравляли с обнаруженным кладом. А кое-кто из дам кокетливо намекал, что могут заполнить пустоту, образовавшуюся после расставания с Изабеллой.

– Ты не рассказывал мне об Изабелле.

– Изабелла вымышленный образ. Невеста моего героя. – Начал я оправдываться, но заметил ухмылку брата и возмутился. – Ты смеешься надо мной! Подтруниваешь?

– Как и в детстве. – Филипп благосклонно улыбнулся. – Дам пару советов. Первое – возьми на вооружение сей факт. Раз люди принимают тебя за персонажа, так начни же приписывать подвиги. Нас всех прежде всего судят по репутации и слухам, а потом уже, если дойдет дело по внутреннему миру и достоинствам. А второй совет прост. Умерь пыл героя. Иначе признаниями о любви дело не ограничится. Твой персонаж необычайно пылок и страстен. Заслуги и почести это одно, не переноси с бумаги в реальную жизнь хотя бы дуэли с посрамленными рогоносцами.

– Погоди, – вмешался я в речь брата, – ты же сказал будто не читал мои книги!

– Ограничился беглым просмотром. Но никто не заявлял о моей невнимательности.

– Речи политика приятно слушать, даже ощущая жгучую ложь.

– Здесь наши профессии схожи, Стефан. Мы оба говорим иносказательно.

– Проваливай обратно к избирателям. Еще не все людские голоса похитил?

– Уже ухожу. – Филипп поставил пустой бокал на поднос проходящего официанта. – Помни зачем мы все здесь собрались!

– Пир стервятников, – пробормотал я под нос, улыбаясь окружающим.

Я принялся бесцельно блуждать из зала в зал, переходя от одной компании к другой. Кое-где останавливался, перекидывался краткими диалогами. Редко заводил беседы, еще реже задерживался более пяти минут. Скука. Именно подобное чувство съедало меня изнутри. Над моими шутками смеялись. Истории о приключениях слушали разинув рты. Мне верили и не верили, но в любом случае не забывали льстиво улыбаться.

– Ах, расскажите что-нибудь еще! – восклицали просительно дамы.

– Да быть не может! – авторитетно заявляли мужчины.

Наконец я вновь ускользнул, и немного побродив, наткнулся на библиотеку. Решив здесь переждать, я зашел внутрь. Как и ожидалось здесь не было ни души. Настоящий приют скитальца. Я устроился в кресле, разглядывая ряды книг.

Спустя некое время в библиотеку вошли.

– Не думал, будто могу помешать чьему-то уединению в столь странном месте.

Я приподнял голову и увидел Жерара. Жерара Третье – старого друга по колледжу, одного из немногих, с кем мог найти общий язык. Собственно, именно так и завязалась наша дружба. Жерар был отличным молодым человеком. К тому же Третье как и я был приобщен к искусству – ставил пьесы в театре.

– Где как не в библиотеке мы могли повстречаться спустя годы? – я радостно пожал руку товарищу, ожидая перемен вечера к лучшему.

– Тоже сбежал? – понимающе хмыкнул Жерар, усаживаясь в кресло. – Лично я устал от назойливых барышень. Все как одна желают сыграть главную роль в постановке. Чтобы в них обязательно влюбился смазливый герцог и женился. О такой вещи как талант, они почему-то тоже все забывают!

Мы посмеялись. Я в свою очередь поведал Жерару о собственных горечах.

Какое-то время мы предавались оживленной беседе. Я рассказывал о путешествиях, Жерар о личных курьезах. Мы курили, пили поочередно из принесенной Жераром бутылки кальвадоса. Наконец мой товарищ употребил излишки и начал засыпать.

– Но-но, пойдем, пройдемся. Тебе необходимо взбодриться и подышать свежим воздухом, – я подхватил Третье под руку и повел в сад. Он слабо отбивался, требуя еще бутылку и желательно хорошего бренди.

Кое-как мне удалось вывести его из дома. Я усадил друга на мраморные ступени, сам пытаясь отдышаться. За время нашей последней встречи Жерару удалось изрядно набрать веса и не только в высших слоях общества. Ранее всегда худой как жердь, сейчас Жерар стал упитанным молодым человеком, румяные щеки и маленькие глаза глядящие из-под очков делали его похожим на борова.

– Требую добавки! – невнятно гомонил он слабым голосом.

Я проигнорировал реплику товарища. После душного помещения воздух казался особенно свежим и бодрящим. Восхитительно. И тишина. Впрочем, спустя несколько мгновений я понял, что с тишиной поспешил.

Кроме нас в саду находились еще люди. Укрытые стеной дома, группа молодых людей весело чему-то смеялись. Один из них, рассказчик, оживленно размахивал руками, явно передразнивая кого-то.

Я прислушался и услышал следующее.

– Расфуфыренный индюк! Возомнил будто сам Данте Алигьери! Я написал книгу! Падите предо мной ниц! Ах я столь обаятелен и неотразим!

Франт выкрикивал фразы под одобрение собравшихся. Разгоряченный смехом товарищей мужчина продолжил остроты дальше, с каждым разом становящиеся все более сквернословными и унижающими. Затем под смешки он достал книгу и прочел отрывок, бурно комментируя каждое предложение.

Я слушал как неизвестный продолжает поливать меня грязью и не выдержал. Терпение в число моих достоинств не входило. Однако и нападать за критику на каждого встречного я не собирался. Но этот франт перешел все допустимые границы. Называть людей подобными фразами к коим он перешел, отказывались даже в некоторых тавернах.

Кипя от гнева, я направился к собравшейся в саду группе. Меня заметили, смешки смолкли, кто-то стал пытаться втолковать франту о случившемся. Слишком поздно.

Будь я в путешествии за подобные слова без разговора прострелил бы для начала обидчику колено, а затем уже объяснял о последствиях поступков и сказанных слов.

К сожалению, в столице такие законы были неуместны. А жаль.

– Потрудитесь извиниться и взять свои слова обратно!

Неизвестный мне франт повернулся. Гадко улыбнулся. Возможно, будь алкоголя в его крови меньше, и будь мы наедине, а не в окружении его товарищей, рассказчик взял бы слова обратно и принялся бы извиняться. Увы. Молодой человек был изрядно пьян и самонадеян.

– Извиниться? За что? За правду? – Он фыркнул презрительно мне в лицо.

– Правду? – левый глаз дернулся – самый верный признак что я достиг точки кипения. – Тогда повторите сказанное когда я стою напротив вас!

– Иначе что? – он играл со мной, довольный собой.

Спутники франта видно были пьяны не настолько сильно. Молодые люди бледнея попытались вразумить товарища, однако тот лишь отмахнулся.

– Иначе мне придется укоротить ваш длинный язык, – сквозь сжатые зубы процедил я.

– Укоротить язык? – Он пьяно рассмеялся. – Руки коротки, сеньор-писака! Проваливайте, пришлете разгневанную оду обо мне после. А я так и быть, прочту.

Франта схватили за пиджак. Он вырвался и бросил последнюю фразу, переполнившую весы негодования:

– Женские романы должны писать женщины. Где ваше платье, миледи?

Честь дается человеку с рождения. Бесчестным же человека делают его поступки.

Я хлестко ударил. Раздался хруст сломанного носа. Во все стороны брызнула кровь. Франт вскрикнул и повалился на землю. Молодые люди растеряно замерли. Наконец кто-то удосужился помочь. Франта схватили под локти и начали поднимать. Один молодчик было ринулся на меня, но тут раздался крик.

К нам подоспел Жерар. А с ним еще несколько молодых особ.

– Что здесь происходит? – воскликнул Третье подбегая. Жерар смотрел на меня взволнованно и недоумевающе.

– Ничего особенного, мой друг. Просто кое-кому следует думать прежде чем открывать рот, – отозвался я спокойно, хотя в душе клокотала ярость. Я брезгливо снял испачканную перчатку.

– Вы сломали мне нос! – проверещал мой оппонент удивленно.

Я не выдержал вновь. Наотмашь ударил франта по лицу перчаткой. К моему удовлетворению, удар получился сильным и гулким.

– За подобные слова вы не отделаетесь носом, сударь. – Холодно произнес я громко. Окружающие нас люди утихли, ожидая продолжения. – Вы оскорбили меня задев честь. Обида чести смывается кровью и ничем другим.

– Но постойте! – начал было кто-то из присутствующих, но я его оборвал.

– Не лезьте! Дело касается только меня и этого господина. Будь вы трезвы я требовал бы дуэли немедля. Однако убивать пьяницу значит быть бесчестным. Среди нас уже есть один. И этого довольно. Я требую сатисфакции! Где и когда выбирайте сами.