Текст книги "Приключения первоклассника"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Неухоженным, грязным, вонючим и оборванным детям завуч брезгливо подавала звёздочку двумя пальцами, другой рукой зажимая нос, а ученикам, выглядевшим достаточно прилично, собственноручно прикалывала значок к форме. Наиболее опрятных девочек она целовала в макушку, а чистеньким мальчикам (в том числе и мне) пожимала руку.

Того, кому звёздочка уже была вручена, направляли к большой коробке, откуда та самая деловая Наташа Моисеева доставала подарки. Это были весьма разнообразные и порой самые неожиданные вещи: пластмассовая лягушка, совершающая скачок вперёд при нажатии на хвостик; старый столовый нож с погнутой ручкой из разряда «коту яйца не отрежешь», то есть совершенно тупой; тоненькая книжица «Варвара-краса – длинная коса», где на картинках у всех персонажей мужского пола были подрисованы громадные срамные места; карманный календарик на 1972 год с изображением двух пузатых детей, стоящих по колено в реке и рассматривающих какую-то пойманную живность; карамелька «Светлячок»; конфета «Маска»; сточенный до половины карандаш «Архитектор»; маленький пластмассовый ковбой без подставки и с одной рукой; головка чеснока; стручок красного перца; несколько рыболовных крючков и грузил в маленьком слюдяном пакетике; фланелевая тряпочка для протирки очков, сплошь зацапанная жирными пальцами, и много чего ещё. Мне, например, достался самодельный блокнот, на серую унылую обложку которого была наклеена (видимо, с целью придать поделке нарядный вид) свиная морда, некогда красовавшаяся на этикетке банки с тушёнкой.

Всем было очень радостно. Праздничное настроение не смогла развеять даже потасовка, вспыхнувшая в рядах 1 «в». Ученица Марина Дмитриева от переполнявших её чувств принялась скакать на одной ножке и так громко визжать, что оглушила стоявшего рядом мальчика по фамилии Царёв. Царёв без раздумий влепил Марине затрещину, а когда она захныкала, для закрепления результата пнул её под коленку. За побитую Дмитриеву оскорбилась её одноклассница Катя Коркина, крупногабаритная грозная девочка, которую даже третьеклассники обходили стороной. Она треснула Царёва кулаком по шее, он звезданул её по лбу, она его – в челюсть, после чего Царёв упал. Тут возмутился Бобылёв, который счёл своим долгом отомстить за побитого приятеля и мёртвой хваткой вцепился Коркиной в волосы.

За какую-то минуту весь 1 «в» сбился в одну злобную кучу, и учителям, чтобы рассеять её, пришлось прибегнуть к помощи шефов. Ученики четвёртых классов с удовольствием помогли навести порядок, раздавая удары направо и налево. За компанию досталось и учащемуся нашего класса Володе Скачкову, который попытался прекратить избиение, мотивируя это тем, что у нас сегодня праздник, а посему поднимать на нас руку нельзя.

Когда порядок был восстановлен, завуч сообщила нам, что, став октябрятами, мы получаем право посещать школьную библиотеку и читать там журналы «Мурзилка» и «Весёлые картинки». На эти слова не последовало никакой реакции, поскольку примерно сто из ста десяти новоиспечённых октябрят не умели читать и даже не знали, что это такое – журнал, ещё девять человек, которые относились к категории полуграмотных, подобными периодическими изданиями не интересовались, а единственному грамотному, то есть мне, это было безразлично, поскольку родители выписывали их мне уже на протяжении двух или трёх лет.

А вот второе известие все восприняли на «ура». Оно касалось участия в демонстрации 7 ноября. Богачёва сказала: «Ребята, скоро мы будем отмечать 69-ю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции – события, благодаря которому все вы, поганцы и поганки, имеете возможность учиться, весело отдыхать, играть в красивые игрушки и есть вкусную еду. Всё это вам, паршивцы, дали славный октябрь 1917 года и наш великий вождь Владимир Ильич Ленин. В память о тех судьбоносных временах мы должны пройти под красными знамёнами по улицам посёлка и отдать дань памяти тем, кто указал нам путь в светлое будущее. Короче, гадёныши, седьмого числа в десять часов тридцать минут всем собраться у школьного крыльца, а если кто не придёт, с тем после каникул разговор будет короткий: сгноим подонка в карцере!»

Ребята в предвкушении интересного мероприятия весело загалдели. Марина Дмитриева опять принялась скакать на одной ножке, но взвизгивать поостереглась: от оплеухи Царёва у неё в глазах до сих пор роились тёмные мушки. Даже я, сначала приунывший из-за того, что на каникулах придётся тащиться в школу, после недолгого раздумья пришёл к выводу: сходить на демонстрацию, о которой мне много раз рассказывали дома, нужно обязательно.

Глава 2. Демонстрация

Седьмого ноября, в половине одиннадцатого, у школы было необыкновенно людно и шумно. Здесь собрались учащиеся всех классов, с первого по десятый. Самыми жиденькими были делегации старшеклассников, для которых демонстрация уже давно не являлась чем-то интересным и которые знали, что угрозы расправы за отсутствие на мероприятии носят скорее декларативный характер; их собралось максимум по семь человек от класса, да и то в основном девчонки. Среднее звено было представлено лучше, хотя и здесь рядом со своими классными руководителями кучковались от силы человек по пятнадцать. Зато начальная школа могла похвастаться почти стопроцентной явкой.

Одни ребята сидели, нахохлившись, на перилах школьного крыльца, другие толпились перед ступенями. Многих привели родители, которые, прежде чем уйти, давали своим чадам ценные указания о том, как себя надо вести на демонстрации и, что особенно важно, – потом, по дороге домой. Некоторые школьники пришли группами по десять-двенадцать человек без сопровождения взрослых.

Меня и Романа Лапшина, учащегося 2 «б», с которым мы жили в одном доме и были закадычными приятелями, доставили на место сбора вооружённые отцы (мой – с тесаком, Ромкин – с туристическим топориком). Сдав нас на руки учителям, они сразу же ушли, поскольку должны были вовремя занять свои места в колонне РК КПСС. Мне путь до школы, всегда такой страшный, в этот раз показался лёгким и простым: снег на тропинках был утоптан множеством ног, впереди и сзади виднелись фигуры других детей и взрослых, идущих к школе, волки не мелькали, как обычно, за деревьями и не оглашали лес душераздирающим воем.

Правда, не всем удалось так же спокойно добраться до родного образовательного учреждения. Когда я подошёл к своему классу и поздоровался с Натальей Михайловной и ребятами, взъерошенный и потный Алёша Нилов сообщил, что он и ещё несколько пацанов с Почтовой и Железнодорожной улиц подверглись нападению громадного медведя. Произошло это в тот момент, когда ученики свернули с улицы Ленина на Большую Луговую.

«Там кругом заросли, дорога вся в снегу – не дорога, а тропинка, – рассказывал Алексей. – А тут навстречу мчатся четверо мужиков на лошадях, в руках нагайки, за поясом у каждого – топор. Ну, мы, чтобы под копыта не попасть, сошли с тропинки вправо, присели на поваленное дерево, а сзади из бурелома вдруг как кто-то рявкнет! Обернулись мы, а оттуда медведь лезет – большущий, как гора; лапой когтистой махнул – у Серёги Ермолаева из 2 «в» сразу кишки наружу повыпнулись, зубами щёлкнул – у Тольки Мишукова из 2 «б» кровавый фонтан из перегрызенного горла хлестанул. Как мы кинулись бежать!.. Несёмся вперёд, оглянуться боимся – а ну как медведушка уже рядом и сейчас нас сцапает? Но ничего, обошлось, живыми добрались…»

Наталья Михайловна, выслушав рассказ Нилова, сузила глаза, ткнула его кулаком под дых, отчего мальчонка согнулся пополам, и мрачно процедила: «Я вам, остолопам, сколько раз говорила: с дороги ни в коем случае не сходить! А если бы тебя медведь сожрал? Тогда мне объяснительную в районный отдел народного образования писать, доказывать, что я инструктаж по технике безопасности проводила. А там возьмут и не поверят, тем более что у меня уже одно взыскание есть из-за придурочного Минаева, которому вздумалось помереть прямо на уроке. И плакала тогда моя премия горючими слезами… А виноват в этом был бы ты!»

Кто-то из ребят робко попытался обратить внимание учительницы на то, что у Нилова и его спутников не было выбора: если бы они не свернули в лес, то их бы затоптали всадники, но Наталья Михайловна одарила защитника таким свирепым взглядом, что тот счёл за благо быстренько ретироваться и смешаться с толпой.

Минут через десять мы, построившись в колонны по классам, двинулись через лес. По пути к школьным воротам произошло два инцидента, по причине которых наше движение на некоторое время стопорилось. Сначала из рядов 4 «а» с диким криком «Прощайте, братцы!», вырвался ученик Константин Макаров; проваливаясь в снег, он бросился в чащу и вскоре исчез за деревьями. Больше его никто никогда не видел. Позже выяснилось, что по итогам первой четверти он схлопотал две двойки, был нещадно порот отцом и, понимая, что при существующем уровне обучения вряд ли сможет улучшить свои показатели во второй четверти, решил свести счёты с жизнью.

Когда головная и средняя часть нашей колонны уже выползла за ворота, со стороны интерната кто-то бабахнул из ружья. Заряд раздробил кисть левой руки ученице 7 «а» класса Надежде Погудиной. Девочка повалилась на тропинку и стала корчиться в муках, орошая снег горячей кровью. К ней подбежали одноклассники и классный руководитель Ирина Сергеевна Борисова; они попытались поставить раненую школьницу на ноги, но той было так плохо, что стоять она не могла. Тут на место происшествия примчалась сама директор школы Ханина, отругала всех за заминку и приказала идти вперёд, оставив Погудину на произвол судьбы. Потом дети, возвращавшиеся с демонстрации через территорию школы, рассказывали, что на том месте, где оставили лежать девочку, было только полузаметённое начавшейся позёмкой кровавое пятно да валялись обрывки одежды и шапочка с пушистым помпоном. Волки в этот день не остались голодными…

Выйдя за ворота, мы свернули направо. Нам предстояло дойти до перекрёстка улиц Школьной и Первомайской, здесь присоединиться в качестве хвоста к колонне работников РК КПСС и двигаться на площадь перед районным Домом культуры, где должен был состояться митинг.

К счастью, всё прошло по плану, без каких бы то ни было накладок и сбоев. Мне особенно запомнился один момент: на подходе к площади кто-то впереди крикнул в мегафон: «Ликуйте!» Сразу же над демонстрантами взметнулись до этого находившиеся в карманах или за пазухой разнокалиберные платки (от замызганных носовых до украшенных яркими узорами головных) и самодельные бумажные цветы, в воздух взлетели головные уборы и раздалось дружное «Ура!» Было здорово и дивно.

После митинга меня отыскал на площади папа, тут же подошли старший и младший Лапшины, потом ещё несколько взрослых и детей, живущих на нашей улице, и мы дружной весёлой толпой пошли по домам.

Глава 3. Октябрятская номенклатура

Каникулы пронеслись быстро – так, впрочем, проходит всё хорошее, в то время как всякая дрянь тянется чрезвычайно долго. Наступила вторая четверть, и за нескольких дней всё вошло в привычный ритм. Правда, было небольшое отличие от первой четверти: учителя, и раньше-то не баловавшие ребят своим вниманием, теперь и вовсе махнули на нас рукой. Они были заняты исключительно вопросами выживания – как добраться до работы, что поесть, где разжиться необходимыми в быту вещами. Для нас, школьников, эти проблемы тоже являлись основными, вот только возможностей решить их у нас было гораздо меньше, чем у взрослых. Поэтому приходилось прибегать к разного рода ухищрениям.

Занять в нашем маленьком социуме, то есть классе, более высокое положение, от которого многое зависело, можно было теперь за счёт особых октябрятских должностей. Класс, в котором к началу второй четверти осталось 36 человек, разделили на шесть звеньев, или «звёздочек», по шесть человек в каждом. Наша учительница провела аналогию с лучами звезды, которую каждый из нас отныне носил на груди. На это я заметил, что у наших звёздочек пять лучиков, а не шесть, а если бы было шесть, то это уже были бы звёзды Давида, одна из которых изображена на израильском флаге. Наталья Михайловна не поверила мне и даже не поленилась посчитать количество лучей на октябрятском значке. Убедившись в моей правоте, она что-то недружелюбно пробурчала и погрозила мне кулаком.

Одной из самых почётных и «хлебных» была должность звеньевого: занимающий её ученик покрикивал на подчинённых и раздавал задания, сам же ничего не делал. За взятки продуктами и деньгами он мог освободить ребят из своего звена от дежурств по классу, а также имел право требовать с них до третьей части от выдаваемых в столовой порций.

Неплохо было получить должность библиотекаря, потому что должностные обязанности предусматривали надзор за состоянием учебников, а на них всем – и школьникам, и педагогам – было наплевать. К тому же чуть ли не половине первоклассников в начале учебного года забыли выдать книжки, и за три месяца об этом никто не вспомнил, так что фронт работ в любом случае был невелик. Но даже если кто-то из библиотекарей, озабоченный состоянием книг, обнаруживал разорванные страницы и растрёпанные корешки, изменить что-либо был не в состоянии по причине отсутствия клея и липкой ленты.

Ребят, знавших множество всевозможных баек, в особенности анекдотов и страшных историй, и умевших интересно их рассказывать, назначали культорганизаторами. С одной стороны, это было не так уж и здорово, поскольку приходилось очень много трепать языком, но, с другой стороны, они могли рассчитывать на добавку к питанию – ведь послушать захватывающие истории хочется в звене всем, а рассказчик – он один, и на голодный желудок травить всяческие побасёнки ему нелегко.

Незавидной была доля уборщиков помещений – как правило, наиболее безответных и тихих детей, не обладавших ни талантами, ни полезными связями и не умеющих постоять за себя. Им изо дня в день приходилось подметать и мыть полы в классе, приводить в порядок доску, стирать с парт многочисленные надписи – короче говоря, выполнять сизифов труд, потому что всё в течение короткого отрезка времени возвращалось на круги своя. Стоит отметить, что раз в неделю школьные технички мобилизовали всех уборщиков на наведение порядка в коридоре и, что особенно страшно, в туалетах.

Такой же, если не хуже, была участь санитаров. В обязанность им вменялась доставка тяжело заболевших или получивших опасные травмы учеников в лазарет, а также транспортировка трупов на школьное кладбище с последующим их захоронением. Кроме того, санитарам приходилось ещё и нести ночные дежурства по лазарету в составе группы из трёх человек, в которую, кроме представителя младших классов, входили учащийся среднего звена и старшеклассник. Практика показывала, что во время дежурств старшие школьники сваливали на «мелких» всю самую грязную и тяжёлую работу. К тому же здесь был велик риск подхватить какую-нибудь заразу. Правда, за свои труды санитары раз в месяц получали специальный продуктовый паёк – полбуханки чёрного хлеба, сто граммов сливочного масла, небольшой кулёк карамелек, двух вяленых карасей и луковицу.

В каждом из звеньев не обязательно был один уборщик, один санитар и так далее. В некоторых могло быть и два представителя одной «профессии». А вот в нашей пятой «звёздочке», состоявшей из пяти мальчиков и одной девочки, должности были распределены следующим образом: мудрый и ко всему подходящий основательно и вдумчиво Алексей Нилов был командиром; тихий и скромный Костя Ерёмин отвечал за библиотечный сектор; жизнерадостный и лёгкий на подъём Виталий Обухов представлял курьерскую службу, то есть передавал записки от нашей учительницы Натальи Михайловны другим педагогам, базирующимся на втором и третьем этажах, приносил ей ответы от них и ещё доводил до сведения классного руководителя распоряжения дежурного администратора; разбитной, бесшабашный и не отличающийся брезгливостью Геннадий Бородин с удовольствием исполнял обязанности санитара; и, наконец, я и Оля Воронина представляли культмассовый сектор. Я знал наизусть мифы Древней Греции в обработке Куна, великое множество сказок народов мира, ряд произведений современных (на тот момент) детских писателей, а также «Песнь о Роланде», а Оля умела увлекательно рассказывать всякие страшилки.

Кроме внтуризвеньевых должностей существовали ещё и особые общеклассные должности. Староста отвечал за порядок и чистоту в кабинете и напротив него, организовывал работу дежурных, направляемых звеньевыми. Физорг перед началом уроков и на второй большой перемене, когда мы не ходили в столовую, проводил зарядку. Старший дружинник пресекал драки между одноклассниками, в чём ему при необходимости помогали рядовые дружинники, входившие в состав некоторых «звёздочек». Старший писарь периодически должен был выпускать информационный листок с распоряжениями классного руководителя, администрации школы, с новостями образовательного учреждения и зачитывать его содержание неграмотным детям (то есть основной массе). Все, кто занимал эти должности, пользовались большим уважением, но при этом не освобождались от обязанностей каждый в своём звене. Например, я был писарем и культорганизатором; Валя Жданова – старостой и руководителем второй «Звёздочки», Игорь Жуков – физоргом и курьером и так далее.

Самым главным в классе считался председатель совета отряда октябрят. Кстати, в нашем 1 «б» отряд носил имя секретаря Центрального комитета Монгольской народно-революционной партии в 1928-1932 годах Улзийтийна Бадраха; в 1 «а» он был назван в честь руководителя Коммунистической партии Гондураса в 1954-1978 годах Дионисио Рамоса Бехарано, а в 1 «в» – в честь первого генерального секретаря Коммунистической партии Лесото Джона Мотлохелоа.

Почётные должности председателя совета отряда и руководителя первого звена занимала у нас племянница Натальи Михайловны Маша Королёва. Она не обладала ни административными, ни организаторскими способностями, и все понимали, что столь высоким постом она обязана лишь близкому родству с классным руководителем. Но поделать мы ничего не могли: если бы кто-то осмелился выступить против Маши, тот был бы нещадно бит её тётей.

Как минимум дважды в неделю у нас в классе после уроков проходили заседания совета отряда. Наталья Михайловна покидала помещение, и Королёва с важным видом занимала её место за учительским столом. От осознания собственной значимости она, сидя на высоком стуле, непрестанно сучила ногами, значительно не достающими до пола, и поминутно выпускала из левой ноздри своего картофелеобразного носа тягучую зелёную соплю. Члены совета занимали ряд напротив неё, рассаживаясь согласно утверждённой иерархии: за первой партой – староста и звеньевая Жданова и старший дружинник, а по совместительству инструктор по технике безопасности Костров, за второй – старший писарь и культорганизатор, а вдобавок секретарь совета Семёнов (то есть я) и физорг (он же курьер) Жуков, за третьей – звеньевые третьего и четвёртого звеньев Мишина и Поляков, за четвёртой – звеньевые пятого и шестого звеньев Нилов и Таранова.

Глава 4. Нет вопросов второстепенных

Расскажу о том, как проходили эти собрания.

Королёва (постукивает ручкой по листу бумаги, усиленно болтает ногами, надувает левой ноздрёй зелёный пузырь): Так, у нас сегодня на повестке дня стоит один вопрос…

Поляков (заинтересованно): А какой?

Королёва: Это вопрос…

Нилов (встревает): А почему только один? Лично у меня, например, целых пять наберётся!

Жданова (Нилову, неприязненно): Помолчал бы ты лучше! Лезешь вечно со своими вопросами… Из-за тебя каждое собрание растягивается на два часа!

Нилов (возмущённо): И что же, я теперь не имею права поинтересоваться, – я, должностное лицо? Тогда зачем весь этот цирк с демократией?! Ага, знаете, что я сейчас какую-нибудь острую проблему поставлю, и рот мне заранее затыкаете…

Костров (поворачивается к Нилову): Не гони волну, ладно?

Поляков (взвившись с места, Кострову): Слышь, ты!.. Ты ему тут не указывай! Он всегда дело говорит! Давай, Лёха, выкладывай, что у тебя там!

Все начинают галдеть, никто никого не слушает.

Таранова (пронзительным голосом): Замолчали все! Хватит!!!

От неожиданности все разом замолкают. Встаёт Семёнов.

Семёнов: Друзья, давайте в плановом порядке рассмотрим вопрос, который озвучит председатель совета отряда, а потом предоставим возможность высказаться всем желающим. Главное – не бузите, потому что в случае срыва заседания нам всем головы отвинтят.

Жуков: Это точно. Всё, успокаиваемся. (Королёвой). Маш, давай, выкладывай, что там у тебя.

Королёва (шумно втягивает в себя сопли): В понедельник, первого декабря, состоится ярмарка солидарности, и мы должны принять в ней участие.

Поляков: А что это такое – ярмарка солидарности?

Королёва (пожимает плечами, надувает очередной пузырь из соплей): Ну, это… Это… такое дело, нужное и важное…

Нилов: Конкретнее, пожалуйста.

Королёва: Ну, я же говорю – дело нужное, без него никак…

Семёнов: Разрешите, я объясню. Ярмарка солидарности – это когда каждый из нас принесёт из дома в школу какие-нибудь вещи, продаст их, а деньги сдаст в фонд помощи голодающим детям Никарагуа.

Костров: Никарагуа… Во какие дела! Это где же такое?

Семёнов: Далеко. В Центральной Америке. Там у них ситуация совсем хреновая, есть нечего, дети мрут, как мухи, поэтому наш долг – помочь несчастным.

Нилов: А у нас что, не мрут? Вон, Серёгу Трескова из 3 «в» два дня назад на скудельницу отволокли – от голода парень загнулся. Значит, мы каких-то дикарей будем кормить, а сами ходить не жрамши? Знаете, как это называется? Форменное вредительство – вот как!

Костров: Не разбрасывался бы ты такими словами…

Поляков (угрожающе): Ты опять на него наезжаешь?

Костров: Ничего я не наезжаю. Я ему, дураку, добра желаю: он же против власти высказывается, и если кто из посторонних услышит, то его в карцер отправят.

Нилов: Да не боюсь я вашего карцера. Я, может, даже горю желанием за правду пострадать.

Жданова (рассудительно): Ладно, хватит ерунду пороть. Все мы знаем, что если ярмарка объявлена, она состоится. Сообщим об этом в звеньях и составим общий список – кто и что принесёт.

Семёнов (с тяжёлым вздохом): Опять мне калякать придётся… Надоело уже!

Поляков: А ты что хотел? Ты ж у нас интеллигент, грамотный, умный; поди, очки скоро напялишь… Давай, служи народу и не зазнавайся!

Семёнов: Да уж послужу, куда деваться.

Жданова: Вот и хорошо. У кого-нибудь есть дополнения или предложения?

Мишина (печально): Я вот думаю: если я скажу своим ребятам, что нужно принести вещи на ярмарку, они меня могут побить.

Таранова (уныло): И меня тоже.

Жданова: Тогда пусть Андрей Поляков на собрании всего класса объявит. Его-то бить поостерегутся.

Поляков (утвердительно кивает): Это уж точно!

Жуков (Королёвой): Ну что, с первым вопросом всё?

Королёва: Да вроде как.

Нилов (встаёт): О, хорошо. Теперь я скажу несколько слов. Перво-наперво хочу выразить возмущение по поводу вчерашнего обеда в столовой. Нам дали котлетки, сплошь облепленные опарышами!

Королёва (нервно постукивает руками по столу): Это были не опарыши, а рис.

Нилов (картинно всплёскивая руками): Да что вы говорите? Ах, это был рис? Тогда скажите мне, пожалуйста, почему он шевелился и расползался по тарелке?

Королёва (неуверенно): Может быть, из-за какого-то физического явления… Ну, горячий рис положили на холодную тарелку, вследствие этого произошла какая-то реакция, и он стал двигаться…

Нилов: Бред. Даже я, неуч, знаю, что такое невозможно. Это были опарыши – и точка.

Поляков: Конечно, опарыши.

Мишина (побледнев): Ой… А я ела!

Костров: Ну и ничего страшного, что ела. Уже времени много прошло. Вон и Бородин тоже ел, хотя мы его предупреждали, что это черви, и с ним всё в порядке.

Мишина (поднимается, держась за живот): Ой-ой… Я лучше пойду… Вы уж тут без меня как-нибудь… Если что, то я со всеми решениями совета согласна… (Выбегает из класса; слышно, как за дверью её громко тошнит).

Нилов: Требую подготовить коллективную жалобу на имя Натальи Михайловны с просьбой рассмотреть этот инцидент и по итогам разбирательства наказать виновных.

Семёнов: Лёш, а ты веришь в то, что это произойдёт?

Нилов: Нет, не верю.

Семёнов: А что, по твоему мнению, случится, если мы выйдем с такой жалобой на Наталью Михайловну?

Нилов: Она меня как инициатора зверски измордует, да и вам всем крепко достанется.

Семёнов: Тогда какой смысл эту кашу заваривать?

Нилов: Смысла, конечно, никакого, но вроде как во имя справедливости…

Жданова: Да ну тебя в задницу с твоей справедливостью. Ты этак нас всех под монастырь подведёшь.

Нилов: Ладно, забудем про опарышей. Но у меня есть другой вопрос. В кабинете, где ночуют ребята, которые не имеют возможности ходить домой, раньше стояли две поганых бадьи, а теперь одну куда-то унесли. В ту, что осталась, всё наше добро не вмещается – нас же там иной раз до сорока человек набирается. Приходится посреди ночи идти в туалет, а в коридоре темно, страшно и крысы во-от такущие бегают, и в туалете тоже темно, поэтому легко можно вляпаться в дерьмо – оно там повсюду.

Королёва: Извините, а что такое «поганые бадьи»?

Поляков: У-у, сразу видно, что благородная, никогда в школе на ночь не оставалась! Это такие лохани, куда ученики, по-вашему, по-культурному выражаясь, писают и какают.

Жданова (морщится): Фу, нашли что на обсуждение выносить! Неужели нельзя самостоятельно решить эту проблему – ведро какое-нибудь старое найти…

Нилов: Для меня этот вопрос принципиальный! Представляешь, что это такое – ночью топать в сортир? Темнота – глаз коли; заходишь внутрь, выставив вперёд руки, как слепой, на ступенечки к толчкам забираешься и – чавк! – понимаешь, что наступил в кучу жидкого говна. Естественно, кое-как ногу оботрёшь, из-под крана водой побрызгаешь, но когда возвращаешься и ложишься на свой матрас, то чувствуешь, что всё равно воняет. И не ты один чувствуешь, но и другие ребята, которые дружно начинают на тебя ругаться.

Жданова: А можно обойтись без подробностей?

Нилов: Нет, нельзя! Я и ещё кое-что скажу. Бывает, что приходишь в туалет посикать и, будучи сонным, забываешь руками перед собой пошерудить, чтобы проверить, нет ли кого на толчке. Начинаешь лить струю, а перед тобой кто-то сидит, гадит и при этом дремлет. И орошаешь ты его с ног до головы, а он вскидывается, бросается на тебя и принимается возить по загаженному полу. Удовольствие, скажу вам, небольшое. А порой случается и такое: какой-нибудь шутник прячется в сортире, и когда ты, сонный и ничего не подозревающий, туда заходишь, внезапно выскакивает и так пугает, что если ты шёл посикать, заодно и покакаешь – в штаны.

Жуков (кивает): Так оно и есть.

Королёва: И что же мы тут можем сделать?

Семёнов: Об этом вполне можно рассказать Наталье Михайловне – проблема вроде как не особо острая, она за такое дело бить, скорее всего, не будет. Я напишу в протоколе заседания так: «Рассмотрели вопрос о недостаточном количестве ёмкостей для отправления естественных потребностей в общей спальне для учащихся. Постановили выйти на классного руководителя с просьбой о содействии в установке в данном помещении ещё одной ёмкости».

Королёва: Да, давайте так и напишем.

Нилов: Хорошо. Хоть тут можно ожидать позитивных перемен. Но мне хотелось бы акцентировать ваше внимание и на ещё одной проблеме. Она касается собак, обретающихся на мусорной куче под окнами спортзала…

Жданова (вскакивает, машет на Нилова руками): Всё, достаточно! Про собак – потом, они никуда не денутся. Теперь я буду говорить. У меня большая просьба к звеньевым: следите за тем, чтобы ребята из ваших «звёздочек» не обгладывали цветы на окнах. А то позавчера кто-то фиалку погрыз, вчера герань чуть ли не целиком схомячил…

Поляков (весело): Ха-ха-ха! Про фиалку не знаю, а вот герань – работа Витюхи Колобкова! Он вчера после столовой первым возвратился в класс и принялся её есть. Я пришёл вслед за ним и спрашиваю: «Ты что, дурак?» А он мне отвечает: «Ты, наверное, не заметил, что чай в столовой отдавал вонючими носками, а у меня как комок в горле встал, так и не проходит. Надо чем-то этот мерзкий привкус перебить». Кстати, у него после урока так живот скрутило, что он до туалета добежать не смог – навалил кучу прямо в коридоре. Ну, хоть брюки успел снять… А куча, между прочим, была такая зелёная-зелёная!

Нилов (глубокомысленно): Оно и понятно: цветок – он же зелёный, потому и говёшки такие получились.

Жданова (Полякову): Ты видел, что Колобков есть цветок, но не остановил его. Почему?

Поляков: Дык он не в моём звене, он у Катьки Мишиной.

Жданова: Ладно, я ей потом скажу, чтобы следила за ним как следует. Но и вы все за подчинёнными наблюдайте, потому как обглоданными цветами дело у нас не ограничивается. Вот, к примеру, в прошлую пятницу Михайлов и Скачков затеяли играть в рыцарей: первый оторвал у книжного шкафа дверцу и прикрывался ею, как щитом, пока второй колотил его крышкой от парты. Это никуда не годится. Порядок надо соблюдать!

Семёнов: Записываю: «Звеньевым усилить контроль за одноклассниками, входящими в состав подведомственных отрядов».

Королёва: Ну что же, повестка дня, как мне кажется, исчерпана?

Таранова (с задней парты, голосом провокатора): А у Марины Абрамовой вши…

Повисает пауза, которая длится около минуты. Её нарушает Костров.

Костров (морщась и почёсываясь): Плохо дело!..

Жданова (тоже почёсывается): Да. Если у кого-то одного появились, значит, и на других перескочат.

Таранова: Она сидела, счётные палочки перебирала, а я мимо проходила и увидела. Они у неё по волосам так и ползают.

Нилов (злорадно): Ага, кругом дерьмо, опарыши, крысы, собаки, волки, а тут ещё и вши в придачу. Что творится? Куда идём?

Жданова: Ты бы не ехидничал, а предложил лучше, что нам делать.

Поляков: Я, я знаю! (Семёнову). Пиши в протоколе: «Сказать учительнице, чтобы оторвала Абрамовой вшивую голову и выбросила в окошко».

Жуков: Что ж сразу отрывать-то? Можно попросить посадить её в карцер.

Таранова: Или в лазарет отправить.

Семёнов: Давайте лучше доведём до сведения Натальи Михайловны, что у Абрамовой педикулёз, то есть она завшивела, и пусть учительница сама принимает решение. А пока что не будем пускать вшивку в класс.

Королёва: О, хорошо придумано! (Всем). Слышали? Абрамову на порог не пускать! Как только она нарисуется в дверях, сразу гоните её прочь!

Поляков: А можно будет ударить её шваброй под дых?

Таранова: Или хлестануть грязной половой тряпкой по лицу?

Королёва: Делайте, что хотите, только чтоб в кабинете духу её не было! И вообще, думаю, пора расходиться, мы и так плодотворно поработали.