Текст книги "Корсиканские братья"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

XIX

Люсьен облокотился на кресло, пристально поем стрел на меня и продолжил:

– Да, Боже мой, все очень просто. В день, когда убили брата, я выехал на лошади ранним утром, собираясь навестить наших пастухов со стороны Карбони. Как вдруг, после того как я посмотрел на часы и убрал их в карман жилета, я получил такой сильный удар под ребро, что потерял сознание. Когда я вновь открыл глаза, то уже лежал на земле и меня поддерживал Орланди, который поливал мне водой лицо. Моя лошадь была в четырех шагах от меня, она стояла, повернув морду ко мне, раздувая ноздри и отфыркиваясь.

– Так что же с вами случилось? – спросил Орланди.

– Боже, – ответил я, – да я и сам ничего не знаю, А вы не слышали выстрела?

– Нет.

– Мне кажется, что мне сюда попала пуля.

И я показал ему место, где ощущал боль.

– Во-первых, – заметил он, – не было никакого выстрела ни из ружья, ни из пистолета, а во-вторых, у вас нет дырки на сюртуке.

– Значит, – ответил я, – это убили моего брата.

– А, это другое дело, – ответил он.

Я расстегнул сюртук и нашел отметину, которую только что вам показал. Единственное, она поначалу была свежей и казалась кровоточащей.

На какое-то мгновение я потерял контроль над собой, настолько я был сломлен этой двойной болью: физической и моральной. Я хотел вернуться в Суллакаро, но я подумал о матери: она ждала меня лишь к ужину, и надо было как-то объяснить причину возвращения, а мне ей нечего было сказать.

С другой стороны, я не хотел, будучи не совсем уверенным, объявлять ей о смерти брата.

Я продолжил свой путь и вернулся домой лишь в шесть часов вечера.

Моя бедная мать встретила меня как обычно: было очевидно, что она ни о чем не догадывается.

Сразу после ужина я пошел в свою комнату. Когда я проходил по коридору, который вы помните, ветер задул свечу.

Я хотел спуститься, чтобы вновь ее зажечь, когда вдруг заметил сквозь дверные щели свет в комнате брата.

Я подумал, что Гриффо, должно быть, что-то делал в этой комнате и забыл унести лампу.

Я толкнул дверь: восковая свеча горела около кровати брата, а на кровати голый и окровавленный лежал мой брат.

Признаюсь, минуту я стоял, застыв от ужаса, потом подошел.

Я дотронулся до него… Он уже был холодным. Он получил сквозную рану именно в том месте, где я почувствовал удар, и несколько капель крови стекали с лиловых краев раны.

Для меня стало ясно, что мой брат убит.

Я упал на колени, склонил голову у кровати и, закрыв глаза, прочитал молитву.

Когда я их вновь открыл, то увидел, что нахожусь в полной темноте, свеча погасла, а видение исчезло.

Я ощупал кровать, она была пуста.

Знаете, я, признаюсь, считал себя достаточно храбрым, но, когда я на ощупь выходил из комнаты, у меня волосы дыбом стояли, а по лицу струился пот.

Я спустился, чтобы взять другую свечу. Мать, увидев меня, вскрикнула.

– Что с тобой? – спросила она. – И почему ты такой бледный?

– Со мной ничего не произошло, – ответил я.

И, взяв другой подсвечник, я ушел наверх.

На этот раз свеча больше не гасла, и я зашел в комнату брата. Она была пуста.

Восковая свеча исчезла, и не было никаких вмятин на матрасе.

На полу лежала моя первая свеча, которую я вновь зажег.

Несмотря на то, что новых доказательств не было, я к тому времени уже достаточно видел, чтобы убедиться.

В девять часов десять минут утра мой брат был убит, я вышел и спал той ночью очень неспокойно.

Как вы понимаете, мне потребовалось много времени, чтобы заснуть. Наконец усталость поборола волнение и мной овладел сон.

Но это все продолжалось уже в виде сна: я видел, как разворачивалось действие, я видел мужчину, который его убил, и слышал, как произнесли его имя: его звали де Шато-Рено.

– Увы! Это все слишком правдоподобно, – проговорил я. – Но зачем вы приехали в Париж?

– Я приехал, чтобы убить того, кто убил моего брата.

– Убить его?…

– О, не беспокойтесь, не по-корсикански: не из-за ограды или со стены, нет, нет, по-французски: в белых перчатках, жабо и манжетах.

– А мадам де Франчи знает, что вы приехали в Париж с этим намерением?

– Да.

– И она отпустила вас?

– Она поцеловала меня и сказала: «Езжай!» Моя мать – настоящая корсиканка.

– И вы приехали!

– Вот он я.

– Но когда ваш брат был жив, он не хотел, чтобы за него мстили.

– А он изменил свою точку зрения с тех пор как умер, – сказал Люсьен, горько усмехаясь.

В это время вошел слуга, неся ужин: мы сели за стол.

Люсьен ел как обыкновенный беззаботный человек.

После ужина я проводил его в отведенную ему комнату. Он поблагодарил меня, полол мне руку и пожелал спокойной ночи.

Такое спокойствие наступает у сильных натур после принятия ими твердого решения.

На следующий день он вошел ко мне сразу, как узнал от слуги, что я встал.

– Вы не хотите поехать со мной в Винсенн? – спросил он. – Дело в том, что я собираюсь сходить поклониться месту гибели брата. Если у вас нет времени, я поеду один.

– Как это один! А кто вам покажет место?

– О, я его легко узнаю, разве я вам не говорил, что оно предстало перед моим взором во сне?

Мне было любопытно узнать, насколько было точным это необыкновенное видение.

– Я еду с вами, – сказал я.

– Хорошо. Собирайтесь, а я тем временем напишу Жиордано. Бы позволите мне использовать вашего слугу, чтобы он отнес письмо?

– Он в вашем распоряжении.

– Спасибо.

Он вышел и вернулся через десять минут с письмом, которое вручил слуге.

Я отправился искать коляску. Мы сели, и поехали в Винсеннский лес. Когда мы добрались до перекрестка, Люсьен спросил:

– Мы уже приближаемся, не так ли?

– Да, в двадцати шагах отсюда мы входили тогда в лес.

– Вот мы и приехали, – проговорил молодой человек, останавливая коляску.

И он не ошибся.

Люсьен не колеблясь вошел в лес, как будто он уже много раз бывал здесь. Он повернул направо к оврагу, потом ненадолго остановился, чтобы сориентироваться, и пошел вперед точно к тому месту, где упал его брат, затем наклонился к земле и, увидев под ногами красноватое пятно, сказал:

– Это здесь.

Он медленно опустил голову и поцеловал траву.

Поднявшись, он с горящими глазами пересек дно оврага и направился туда, откуда стрелял де Шато-Рено:

– Он стоял здесь, – сказал он, топнув ногой, – и здесь вы его увидите лежащим завтра.

– Как это завтра? – спросил я.

– Да. Он негодяй, и завтра я посчитаюсь с ним.

– Но, дорогой мой Люсьен, – сказал я, – вы же знаете, что во Франции обычно дуэль не влечет за собой каких-либо других последствий, кроме естественных для поединка. Господин Шато-Рено дрался с вашим братом, которого он вызвал. Но вы-то здесь непричастны.

– По-вашему, выходит, что у господина де Шато-Рено было право потребовать сатисфакции у моего брата только потому, что он предложил свою помощь женщине, которую Шато-Рено трусливо обманул? И вы считаете, что он мог вызвать на дуэль моего брата? Господин де Шато-Рено убил моего брата, который никогда не держал в руках пистолет. Он убил его с таким спокойствием, словно стрелял вон в ту косулю, которая смотрит на нас, а я, значит, не имею права вызвать де Шато-Рено? С этим я не согласен!

Я молча склонил голову.

– Впрочем, – продолжил он, – вам ничего не придется делать для этого. Не беспокойтесь, сегодня утром я написал Жиордано, и, когда мы вернемся в Париж, все будет сделано. Вы думаете, что де Шато-Рено не примет мой вызов?

– Господин де Шато-Рено, к сожалению, имеет репутацию смельчака, которая, должен признаться, не позволяет мне иметь ни малейшего сомнения в этом отношении.

– Ну, что же, отлично, – сказал Люсьен. – Пойдемте завтракать.

Мы вышли из аллеи и сели в коляску.

– Кучер, – сказал я, – улица де Риволи.

– Нет, нет, – сказал Люсьен, – завтракать отведу вас я… Кучер, в «Кафе де Пари». Ведь там обычно обедал мой брат?

– Мне кажется, да.

– И там я назначил свидание Жиордано.

– Ну, что ж, поехали в «Кафе де Пари».

Через полчаса мы были у дверей ресторана.

XX

Приход Люсьена в зал ресторана стал новым подтверждением поразительного сходства между ним и его братом.

Слух о смерти Луи уже разошелся, возможно, не во всех деталях, это понятно, но разошелся. И появление Люсьена, казалось, повергло всех в изумление.

Я заказал кабинет в глубине зала.

Люсьен принялся читать газеты с хладнокровием, которое смахивало на бесчувственность.

Жиордано пришел к середине завтрака.

Молодые люди не видели друг друга четыре или пять лет, однако пожатие руки было единственным проявлением дружбы, которое они себе позволили.

– Так вот, все улажено, – сказал барон.

– Господин де Шато-Рено согласен?

– Да, при условии, что потом его оставят в покое.

– О, в этом он может быть уверен: я последний из де Франчи. Он вас принимал лично или вы говорили с его секундантами?

– С ним самим. Он обязался предупредить господ де Буасси и де Шатогранда. Что касается оружия, времени и места, то они будут теми же.

– Чудесно… Устраивайтесь вон там и завтракайте.

Барон сел, и мы заговорили о других вещах.

После завтрака Люсьен попросил нас познакомить его с комиссаром полиции, который все опечатывал, чтобы тот представил его владельцу дома, в котором жил его брат. Он хотел провести эту ночь, отделявшую его от мести, в комнате Луи.

Все эти хлопоты заняли какую-то часть дня, и только лишь к пяти вечера Люсьен смог войти в квартиру брата. Мы оставили его одного: нужно было уважать его чувство горя.

Люсьен назначил нам свидание на восемь часов следующего дня, попросив меня иметь при себе те же самые пистолеты, даже купить их, если они продаются.

Я сразу же пошел к Девизму, и сделка удалась с помощью шестисот франков. Назавтра без четверти восемь я был у Люсьена.

Когда я вошел, он сидел на том же месте и писал за тем же столом, где я застал пишущим его брата. На губах его была улыбка, хотя он был очень бледен.

– Здравствуйте, – сказал он, – я пишу матери.

– Надеюсь, что вы сообщаете ей новость менее трагичную, чем та, о которой сообщал ваш брат ровно восемь дней тому назад.

– Я сообщаю ей, что она может спокойно молиться за своего сына и что он уже отомщен.

– Как вы можете говорить с такой уверенностью?

– Разве мой брат не рассказал вам заранее о своей смерти? Так вот, я тоже заранее объявляю вам о смерти де Шато-Рено.

Он поднялся и, касаясь моего виска, сказал:

– Смотрите, я пошлю ему пулю вот сюда.

– А вы?

– Меня он даже не заденет!

– Но подождите хотя бы исхода этой дуэли, прежде чем отправлять письмо.

– В этом нет необходимости.

Он позвонил. Появился слуга.

– Жозеф, – сказал он, – отнесите это письмо на почту.

– Так вы опять видели вашего брата?

– Да, – ответил он.

Странным было то, что в этих двух дуэлях, которые следовали одна за другой, один из противников приговорен заранее. Тем временем пришел барон Жиордано. Было восемь часов. И мы отправились в путь.

Люсьен очень торопился доехать и так подгонял кучера, что мы прибыли на место за десять минут до назначенного часа.

Наши противники приехали ровно в девять. Все трое были верхом, и их сопровождал слуга, также верхом на лошади.

Де Шато-Рено держал руку в кармане, и я сперва даже подумал, что она у него на перевязи.

В двадцати шагах от нас все спешились, отдав поводья слугам.

Де Шато-Рено остался позади и бросил взгляд в сторону Люсьена. Даже на таком расстоянии я заметил, как он побледнел. Он отвернулся и стал развлекаться тем, что плетью, которую держал в левой руке, принялся срезать небольшие цветы, торчащие из травы.

– Мы готовы, господа, – сказали нам господа де Шатогранд и де Буасси. – Но вам известны условия: эта дуэль последняя и каким бы ни был исход, господин де Шато-Рено ни перед кем больше не будет отвечать за двойной результат.

– Хорошо, договорились, – ответили Жиордано и я.

Люсьен поклонился в знак согласия.

– Оружие у вас, господа? – спросил виконт де Шатогранд.

– Да.

– Оно не знакомо господину де Франчи?

– Больше, чем господину де Шато-Рено, который пользовался им уже один раз, а господин де Франчи его даже еще и не видел.

– Хорошо, господа. Идемте, Шато-Рено.

Вскоре мы вошли в лес, не произнеся ни слова. Еще была жива в памяти та сцена, которую нам вновь предстояло пережить. Каждый из нас чувствовал, что сейчас произойдет нечто не менее ужасное.

Мы спустились в овраг.

Шато-Рено благодаря своей выдержке казался спокойным, но тот, кто его видел на этих двух встречах, мог, однако, заметить перемену.

Время от времени он украдкой бросал взгляды на Люсьена, и в этих взглядах было что-то очень похожее на ужас и беспокойство.

Может быть, его так беспокоило это необыкновенное сходство двух братьев, и, возможно, он видел в Люсьене мстительную тень Луи.

Пока занимались пистолетами, я наконец увидел, как он вытащил руку из сюртука: его рука была обернута намокшим платком, который должен был сдерживать лихорадочную дрожь.

Люсьен ждал его со спокойным и неподвижным взглядом, как человек, который уверен, что он отомстит.

Без нашей помощи Люсьен занял место, где стоял его брат, это, естественно, заставило де Шато-Рено направиться к тому месту, где он уже стоял раньше.

Люсьен взял свой пистолет с радостной улыбкой.

Шато-Рено, беря пистолет, стал мертвенно-бледным. Потом он провел рукой между галстуком и шеей, будто бы галстук его душил.

Я не мог отделаться от непроизвольного чувства ужаса, с которым смотрел на этого молодого человека: красивого, богатого, элегантного, который еще накануне утром верил, что впереди у него долгая жизнь, и который сегодня, обливаясь потом, с замиранием сердца чувствовал себя приговоренным.

– Господа, вы готовы? – спросил де Шатогранд.

– Да, – ответил Люсьен.

Де Шато-Рено сделал утвердительный знак.

Что касается меня, то я отвернулся, ибо у меня не хватило решимости смотреть на все это.

Я услышал, как один за другим прозвучали два хлопка руками, а затем раздались выстрелы из двух пистолетов.

Я повернулся.

Шато-Рено распростерся на земле, убитый наповал, не успев ни вздохнуть, ни пошевелиться.

Я приблизился к трупу, движимый тем непреодолимым любопытством, которое толкает вас наблюдать за катастрофой до конца. Пуля попала ему в висок в том самом месте, куда указал Люсьен.

Я подбежал к нему: он оставался спокоен и неподвижен, но, увидев, что я к нему подошел, он бросил свой пистолет и кинулся ко мне в объятия.

– О, мой бедный брат! – воскликнул он.

И он разрыдался.

Это были его первые слезы.