355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Витковский » Военные тайны Лубянки » Текст книги (страница 3)
Военные тайны Лубянки
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 13:04

Текст книги "Военные тайны Лубянки"


Автор книги: Александр Витковский


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

И все же, какова была истинная цель проходивших в зоне «А» встреч? Что задумал шеф гестапо Генрих Гиммлер?

Смерть

К моменту этапирования Джугашвили два блока зоны «А» стояли пустыми. Якова поселили в третий, где уже находились четверо военнопленных из английской армии – Томас Кучинн (или Кушин) – родственник премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля. Чуть позднее соседнюю с Джугашвили камеру занял В. Кокорин, представившийся племянником Молотова.

По распоряжению начальника лагеря, англичанам вменялось в обязанность ежедневно мыть комнаты пленных «союзников» и чистить туалет. Такое неравноправие искусственно насаждалось для того, чтобы спровоцировать конфликт между высокопоставленными пленниками разных стран, задокументировать его и результаты скандала вынести на мировую политическую арену, чтобы добавить масла в огонь и без того непростых отношений между главами государств антигитлеровской коалиции. Фашистские провокации временами достигали своих целей. Со стороны англичан стали звучать угрозы расправиться с русскими.

Из протокола допроса свидетеля Привалова П. Ф. 26.5.1945 г.

«Немецкий военнослужащий Отто Мюллер рассказал, что в целях провокации конфликта между СССР и Англией немцы решили убить Джугашвили и Кокорина. Пленным английским солдатам было дано задание начать драку, во время которой уничтожить обоих русских. По данному факту геббельсовская пропаганда поднимет шумиху, обвиняя племянника Черчилля, и добьется разрыва отношений между СССР и Англией».

Вероятно, перед угрозой открытия второго фронта эта затея фашистов не выглядела совсем абсурдной. Из показаний Кокорина, другого солагерника Джугашвили, ясно, что Яков принимает решение ценой собственной жизни не допустить конфликта между пленными союзниками и не давать лишний повод для разногласий в большой антигитлеровской политике. К этому он склоняет и племянника Молотова: «Лучше броситься на проволочную ограду чем быть убитым англичанами». И вот вечером 16 апреля 1943 года Кокорин вдруг услышал окрик часового, а затем винтовочный выстрел.

Несколько иначе объясняет гибель Якова комбриг Бессонов, также знакомый с сыном Сталина по плену. После войны на допросе у Абакумова он показал, что в июне 1943 года, находясь в плену, встретился с Томасом Кучинном. Англичанин рассказал, что как-то вечером в апреле он услышал выстрелы и увидел немцев, которые сняли с проволочного ограждения труп, завернули в одеяло и унесли в караульное помещение.

Позднее начальник караула рассказал Кучинну, что был убит сын Сталина. По неизвестной причине он в нижнем белье выскочил из окна своей комнаты на улицу и бросился на проволоку. Думая, что пленник пытается сбежать, часовой застрелил его. Также Кучинну было известно, что племянник Молотова – Кокорин постоянно ссорился с Джугашвили и даже сообщал о поведении своего лагерного соседа немцам.

Другая версия известна Бессонону со слов Фишера – ефрейтора из охраны Саксенгаузена. Поздно вечером, когда Яков уже был в постели, к нему с ножами в руках ворвались англичане. Он выпрыгнул в окно и с криками: «Унтер-офицер! Унтер-офицер!» – приблизился к забору. Стоящий метрах в шестидесяти часовой первым выстрелом ранил пленника в ногу, а вторым убил наповал, прострелив ему голову.

О происшествии комендант лагеря срочно сообщил в Главное управление имперской безопасности. Для производства экспертизы в Саксенгаузен приехали Шульц и два судмедэксперта. В своем докладе на имя Гиммлера они констатировали смерть Я. Джугашвили не от пулевого ранения, а от тока высокого напряжения. По их заключению, выстрел часового прозвучал уже после того, как военнопленный схватился за проволоку. На основании этих данных сделан вывод: Яков Джугашвили покончил жизнь самоубийством. Его труп был подвергнут кремации, а урна с прахом увезена в Берлин, где ее следы окончательно затерялись. Лагерное дело с актом о смерти военнопленного хранилось в сейфе коменданта, но при эвакуации было уничтожено вместе с другими документами.

Уже после войны в английских, французских, австрийских и чешских газетах появились статьи, в которых говорилось, что сын Сталина сбежал из немецкого плена и находится в Швейцарии.

Проведенной проверкой было установлено, что за сына Сталина выдавал себя один из грузинских военнопленных, который вскоре был арестован и осужден.

В ходе работы по выяснению обстоятельств смерти Я. Джугашвили сотрудниками органов госбезопасности также было доказано, что В. Кокорин, выдававший себя за племянника В. М. Молотова, на самом деле таковым не является. Более того, находясь в конце 1943 года в Ораниенбургской тюрьме, он был завербован германской разведкой. Однако немецкий агент категорически отказался от своей причастности к смерти сына Сталина. И все же за совершенные преступления его приговорили к высшей мере наказания. Расстреляли и немецкого агента Н. Соколова. На 25 лет был осужден Вальтер Ройшле.

Конечно, материалы расследования обстоятельств пленения и смерти старшего сына не могли не докладываться Сталину. Но в деле об этом нет ни одной пометки. Да и был ли смысл «великому кормчему» знакомиться с этим томом. Ведь все полученные сведения докладывались ему еще до того, как подшивались в дело. А кроме того, сын вождя не мог смалодушничать, поэтому «на допросах вел себя исключительно твердо, мужественно переносил все тяготы и лишения, достойно отвечал обидчикам». Знал это и сам Верховный, и все те, кто вел расследование. По воспоминаниям Г. К. Жукова, однажды, во время прогулки Сталин задумчиво сказал: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты…» И, помолчав немного, добавил: «Нет, Яков предпочтет любую смерть измене Родине». Впрочем, понимал Генералиссимус Советского Союза и другое – война завязывала в тугой узел и ломала многие жизни – даже те, которые были выкованы из самой прочной и нержавеющей стали.

У всех детей советского вождя была трудная судьба – родство с генсеком не принесло им счастья. Разгульное пьянство Василия Сталина оставило о нем дурную славу (чего стоила рыбалка в 1943 году, в результате которой один человек погиб, а еще шестеро, в том числе и сам Василий, были ранены). Не сложилась жизнь и у младшей дочери Сталина. Она трижды побывала замужем, но вряд ли ее можно назвать счастливой. В 1967 году, во время поездки в Индию на похороны своего третьего мужа (с индийским коммунистом Раджем Браджешем Сингхом Светлана жила в гражданском браке), она тайно сбежит в США и в своих воспоминаниях выльет не один ушат грязи на своего отца. Вот и получается, что Яков Джугашвили, даже оказавшись в невыносимых условиях фашистского плена, достойно нес тяжкий крест своего знаменитого родства. Трудно сказать, узнаем ли мы все тайны жизни и смерти Якова Джугашвили. Но, как и любой солдат, погибший за Родину в пекле страшной войны, он достоин памяти и уважения. В 1977 году старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны I степени (посмертно).

Историю плена Якова Джугашвили долгие годы изучал академик Тигран Драмбян, который сам провел в фашистской неволе несколько лет.

– В августе 1944 года на фронте появилась листовка, изготовленная германскими пропагандистами, – рассказывал мне Тигран Самсонович. – Обычная агитка, которая могла служить и пропуском за линию фронта тем советским солдатам, которые решили сдаться в фашистский плен. В ней приводился текст записки, будто бы адресованной Яковом Сталину. «Дорогой отец. Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германии. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша. 19 июля 41 года».

Если такую листовку находили у красноармейца, его в лучшем случае ожидал штрафбат.

На самом деле известен текст лишь одной записки самого известного пленника Великой Отечественной войны, каким-то образом попавшей в Москву.

«Если не придется увидеть уже своей Родины, прошу заявить моему отцу Иосифу Виссарионовичу Сталину, что я никогда его не предавал, а то, что сфабриковала гитлеровская пропаганда, является явной ложью.

Яков Джугашвили».

По мнению академика Драмбяна, наиболее правдоподобно гибель Якова Джугашвили отражена в рапорте на имя коменданта лагеря, который подал солдат СС Конрад Хартфиг. Именно он стоял в карауле в тот роковой для пленника вечер.

«Около 20 часов вечера 14 апреля 1943 года я получил задание запереть дверь в проволочном заборе, отделяющем бараки с военнопленными. Сталин (Яков) вдруг стремительно бросился мимо меня к проволоке, через которую проходил ток высокого напряжения, с криком: «Часовой, стреляй!» Он сунул правую ногу в пустой квадрат колючей проволоки, а левой ногой наступил на электрический провод. Одно мгновение он стоял неподвижно, выставив вперед правую ногу и откинув тело назад. Затем он крикнул: «Хартфиг, ты солдат! Не трусь, пристрели меня!» – ия выстрелил».

Пуля прошла в голову недалеко от правого уха. Смерть была практически мгновенной. Тело дернулось, грузно опустилось и повисло на колючей проволоке…

Жизнь после смерти

Осенью 2004 года в Москву прибыл начальник Управления по делам военнопленных и пропавших без вести Министерства обороны США Джерри Дженнингс. Цель поездки – встреча с дочерью Якова Джугашвили Галиной. Высокопоставленный чиновник передал ей документы о смерти отца. Оказывается, американское и британское руководство также интересовалось судьбой старшего сына Сталина. Сразу после капитуляции Германии в руках союзников оказались документы о гибели Якова. Но и они на долгие годы были засекречены – руководители США и Англии не хотели причинять «ненужные страдания Маршалу Сталину».

– Гибель моего отца была предопределена, – считает сама Галина Яковлевна. – Но его поступок не был самоубийством. А выстрел охранника в голову – это хорошо продуманный фашистами спектакль.

Неприукрашенная правда военных писем, оперативных сводок, агентурных сообщений
Что писали, о чем говорили, и как поступали москвичи в первые месяцы войны

В годы войны партийно-политическое и военное руководство СССР активно интересовалось обстановкой внутри страны. Как население оценивает нависшую угрозу, насколько подвержено паническим слухам, каким образом реализуются в повседневной жизни указания партии и правительства, как реагируют трудовые массы на те или иные действия товарища Сталина, каков боевой дух народа… Не приходится говорить о важности такой информации. Но официальные отчеты не всегда были правдивы, а социологических центров в то время еще не было. Именно поэтому социально-политическую и оперативную обстановку внутри страны отслеживали и докладывали «наверх» органы госбезопасности.

Набор инструментов для получения такой информации был невелик, но зато очень эффективен. Это оперативные материалы о чрезвычайных фактах и происшествиях, агентурные сообщения по обстановке в стране и, конечно, перлюстрация (контроль) почтовой корреспонденции.

Не вызывала сомнений и объективность полученных сведений. Да и «статистическая погрешность», как сказали бы нынешние социологи, была минимальна – ведь количество «респондентов» оценивалось не сотнями, а десятками тысяч и даже миллионами. И проводились эти мероприятия не время от времени, а постоянно. Конечно, некоторые попытки скрасить суровую действительность, «припудрить» трагизм ситуации встречаются и в этих документах. Но в целом это была действительно объективная, точная и своевременная информация, которая помогала вырабатывать и предпринимать конкретные меры.

Вот некоторые выдержки из справки за подписью начальника управления НКВД Московской области старшего майора госбезопасности Журавлева о положении в столице и области всего за два дня – 16 и 17 октября 1941 года. Они формировались на основе оперативных сводок, получаемых органами госбезопасности. Здесь отмечались не только негативные факты, но, как правило, и те действия, которые предпринимались компетентными органами.

С октября 1941 года для Москвы начался один из самых тяжелых и напряженных периодов. Враг рвался к городу. В Берлине уже были отпечатаны приглашения на торжества по случаю победы над Советским Союзом. А советская пропаганда рассказывала всей стране и миру о том, как мужественно переносят защитники и население столицы тяготы и лишения военной поры. Безусловно, было и мужество, и массовый героизм. Однако в те суровые дни далеко не все складывалось в Москве так гладко, как хотелось. Вот лишь несколько фактов из той сводки.

«16.10 с. г. в семь часов утра рабочие колбасного завода мясокомбината им. Микояна растащили 5 тонн колбасных изделий. Беспорядки были прекращены с помощью партактива, сторожевой охраны комбината и бойцов истребительного батальона.

Директор холодильника Левин арестован.

Директор комбината Бабин с работы снят».

«16 октября 1941 года во дворе завода «Точизмеритель» имени Молотова в ожидании зарплаты находилось большое количество рабочих. Увидев автомашины, груженные личными вещами работников Наркомата авиационной промышленности, толпа окружила их и стала растаскивать вещи. Раздались выкрики, в которых отдельная часть рабочих требовала объяснения, почему не выданы деньги, и почему, несмотря на решение правительства о выдаче месячного заработка, некоторым работникам выписали только за две недели.

Прибывший на завод заместитель начальника райотдела НКВД тов. Дмитров заявил, что органы НКВД во всем разберутся, деньги будут выписаны и выданы. После этого обстановка разрядилась.

Директор завода Гольдберг, главный инженер Розноер, зав. столовой Соколова и сбежавший с завода работник Росинский привлекаются к ответственности. Ведется следствие».

«Группа лиц из числа рабочих завода № 219 (Балашихинский район) 16.10 с. г. напала на проезжающие по шоссе Энтузиастов автомашины с эвакуированными из Москвы и начала захватывать их вещи. Группой было свалено в овраг шесть автомобилей.

В рабочем поселке этого завода имеют место беспорядки, вызванные неправильными действиями администрации и нехваткой денежных знаков для выплаты зарплаты.

Пом. директора завода по найму и увольнению Рыгин 16.10. нагрузив автомашину большим количеством продуктов питания, пытался уехать с заводской территории. Однако по пути был задержан и избит рабочими завода. После проведенного предварительного расследования Рыгин и пять организаторов беспорядков арестованы».

«17-го октября в Бронницком районе в деревнях Никулино и Торопово на некоторых домах колхозников в 14 часов были вывешены белые флаги… В деревнях Петровское, Никулино, Свободино, Зеленое наблюдаются попытки отдельных колхозников разобрать колхозный скот, подготовленный к эвакуации».

«Директор фабрики «Рот фронт» (Кировский завод города Москвы) Бузанов разрешил выдать рабочим имевшиеся на фабрике печенье и конфеты.

Во время раздачи печенья и конфет между отдельными пьяными рабочими произошла драка. По прибытии на место работников милиции порядок был восстановлен».

«17 октября на Ногинском заводе № 12 группа рабочих в количестве 100 человек настойчиво требовала от дирекции завода выдачи хранившихся на складе 30 тонн спирта.

Опасаясь серьезных последствий, директор завода Невструев вынес решение выпустить спирт в канализацию.

Ночная смена вахтерской охраны завода оставила пост и разграбила склад столовой с продовольствием, вследствие чего питание рабочих было сорвано.

Группа рабочих этого же завода днем напала на ответственных работников одного из главков Наркомата боеприпасов, ехавших из Москвы по эвакуации, избила их и разграбила вещи».

«16 октября 1941 года директор завода № 395 (г. Электросталь Московской области), производящего противогазы для Красной Армии, Военно-морского флота и населения, Громов К. П. без ведома районной тройки дал указание исполнителям спецмероприятий об уничтожении механическим путем (кувалдами) оборудования завода… Выведено из строя ценное оборудование в пяти цехах и центральной лаборатории на сумму около 500 тысяч руб. Приняты меры к аресту Громова».

«Группа рабочих завода № 67 им. Тимошенко (Сталинский район города Москвы) в количестве шести человек 17 октября разбила стоящую у заводского склада грузовую автомашину с продуктами, предназначавшимися для эвакуированных детей. В составе группы были члены ВКП(б) Кузьминов и Грачев, кладовщик Бакалец, старший технолог цеха № 1 Атурин.

С указанного завода сбежал ряд ответственных работников, в том числе: председатель завкома Затрусин, его заместитель Говоров, заместитель секретаря парткома Храмов, начальник финотдела Кристалл и начальник отдела организации труда Аврученко».

«16 октября группа грузчиков и шоферов, оставленных для сбора остатков имущества эвакуированного завода № 230, взломала замки складов и похитила спирт. Силами оперсостава грабеж был приостановлен.

Однако 17 октября утром та же группа людей во главе с диспетчером гаража и присоединившейся к ним толпой снова стали грабить склад. В грабеже принимали участие зам. директора завода Петров и председатель месткома.

При попытке воспрепятствовать расхищению склада избиты секретарь парткома завода и представитель райкома ВКП(б).

Из числа участников хищения 10 человек арестованы. Зам. директора завода Петров сбежал. Руководивший грабежом диспетчер усиленно разыскивается».

«16 октября в связи с тем, что на заводе № 58 не была выдана зарплата, рабочие ходили толпами, требуя денег. Со стороны отдельных рабочих имели место выкрики «Бей коммунистов» и др.

17 октября рабочие были впущены в минированные цеха для получения зарплаты. Узнав, что они находятся в минированных цехах, рабочие подняли скандал. В 11 часов завод получил от Ростокинского РК ВКП(б) распоряжение продолжать работу, но большинство рабочих в цехах не осталось».

«16 октября на фабрике «Ударница» собравшаяся толпа проломала забор и пыталась расхитить кондитерские изделия».

«На заводе № 8 (Мытищенский район) около 1000 рабочих пытались проникнуть во двор. Отдельные лица при этом вели резкую контрреволюционную агитацию и требовали разминировать завод.

Отправлявшийся с завода эшелон с семьями эвакуированных разграблен. Кроме того, рабочие угрожали разграбить кассу с деньгами.

В 13 часов 30 минут на заводе возник пожар, в результате которого полностью уничтожен материальный склад Управления капитального строительства. Убытки от пожара составляют около 500 тысяч рублей.

Ведется следствие».

В результате битвы под Москвой враг был отброшен на десятки километров от столицы. Но обстановка на фронте и в тылу продолжала оставаться очень напряженной. В начале января 1942 года в Москве были снижены нормы продовольственных пайков. И уже через несколько дней, 16 января на стол высших руководителей госбезопасности и партийных органов ложится записка «О политических настроениях населения города Москвы в связи с уменьшением нормы выдачи хлеба». Судя по всему, она была подготовлена на основе агентурных сообщений и всесторонне отражала реакцию москвичей на проводимые мероприятия.

«Решение партии и правительства об уменьшении нормы выдачи хлеба вполне правильное. Мы для фронта ничего не пожалеем. Обеспечим бойцов Красной Армии всем необходимым. Они проливают кровь за нас. Им труднее быть в боях, чем нам здесь в тылу. Мы проживем и на 600 грамм» (Белова – работница швейного цеха трикотажной фабрики).

«Правительство говорило нам о наличии больших запасов продовольствия, а на деле получилось наоборот, приходится голодать. Нормы выдачи продуктов, объявленной по карточкам, не получишь, а если и дают, то немецкие «эрзацы» (Иванова – работница цеха № 7 завода № 509. Проверяется).

«Хорошо, что убавили норму выдачи хлеба, а то многие хлеб меняли и продавали на рынке по спекулятивным ценам» (Кулакова – рабочая завода «Газоаппарат»).

«Года за два до войны Советское правительство говорило, что если и начнется война, то у нас хватит хлеба и других продуктов на три года. А теперь повоевали всего полгода и начинают ухудшать продовольственное снабжение, урезать норму выдачи хлеба» (Бойков – слесарь завода «Электросвет»).

«Защитники Ленинграда значительно меньше получают хлеба чем мы, москвичи, и то не унывают, а сражаются с фашистами, как львы» (Дудин – рабочий завода «Комета»).

«В прошлую войну 1914–1918 гг. подобного безобразия с продовольствием не было. Все было, как в мирное время, а теперь с голоду подыхаем, хотя хвалились запасами на десять лет. Если повоюем еще полгода, то народ начнет умирать, как мухи осенью. Теперь судите, каков был «Николашка дурачок» (Афанасьев – разметчик завода № 509. Подготовляется к аресту).

«Дойдет до того, что будем получать по 100 грамм на человека. Будем работать и ничего не скажем. У нас потому плохо, что в колхозах дела были очень плохи, а в газетах только хвалились. Я думаю, после войны будут индивидуальные хозяйства, а колхозов не будет» (Зачесов – завхоз 5-ой меховой фабрики. Производится расследование).

«Я не против, что сократили норму, лучше пускай сократят еще на 200 грамм выдачу хлеба, только бы поскорее кончилась эта война» (Родионов – бухгалтер 5-й меховой фабрики).

«Это только первое сокращение норм, а в дальнейшем нужно ожидать еще, ибо в освобожденных районах у населения ничего не осталось, а кормить их надо. Фондов нет. Кроме этого надо создать фонд на весенний сев. Все это и связано с сокращением норм отпуска хлеба» (Попова – ст. бухгалтер магазина № 19 Коминтерновского райпищеторга).

Примечательна секретная справка, составленная начальником управления НКВД г. Москвы и Московской области Журавлевым для руководителей НКВД и партийных органов о реакции москвичей на первомайские торжества 1942 года.

«…Международный праздник 1 Мая повсеместно прошел с большим политическим подъемом. На всех предприятиях, учреждениях, МТС, колхозах и совхозах проведены массовые митинги, на которых зачитанный исторический первомайский приказ Народного Комиссара Обороны Союза СССР товарища Сталина трудящимися был встречен с огромным воодушевлением.

… Наряду с этим среди некоторой части населения отмечены отдельные отрицательные настроения и антисоветские высказывания:

«1942 год может явиться годом разгрома Красной Армии. Отдадут Москву, и нам придется отсюда удирать в Иран или в Америку» (Леонов – инженер завода Мосжилстрой № 1, член ВКП(б).

«В приказе товарища Сталина в отношении тыла немцев написано неправильно. Никакой разрухи у немцев нет, наоборот, у них тыл крепкий. Немецкая армия скоро начнет наступление, а наши побегут обратно. Мы не способны воевать с Германией. Наше поражение неизбежно. Конечно, мы в этом отношении ничего не теряем – при немцах жить будет лучше. Население оккупированных немцами советских районов живет хорошо» (Степанов Г. Г. – механик автобазы Наркомфина РСФСР, беспартийный).

«Много говорят о том, что Германия ослабела. Но на самом деле ослабли мы, а не они. У нас нет ничего – ни хорошего вооружения, ни продовольствия для армии, армия голодает. Скоро подсохнет, и немцы опять покажут, на что они способны, и Москву вряд ли уж нам придется во второй раз удержать» (Власенков Л. Я. – кузнец завода «Водоприбор», беспартийный).

«Для кого-то это праздник, а для нас – что за праздник. И отдохнуть нельзя, и поесть нечего, придется живой ложиться в яму, ведь на 300 грамм хлеба долго не протянешь» (Миняева А. Ф. – колхозница Химкинского района, беспартийная).

«Хотя наши и победят немцев, все равно от наших хорошего ждать нечего, так и будем работать, не зная на кого, до самой смерти. Если бы они распустили колхозы и дали возможность крестьянину жить самостоятельно, тогда бы дело было другое – был бы хлеб у мужика и на рынке, и так народ бы не голодал» (Сизов И. П. – старший стрелочник Ленинской ж. д., беспартийный).

«Все, что говорит в своем приказе Сталин, – это неправильно. Никаких успехов на фронте у нас нет. Красная Армия опять начала отступать – сдавать города и села. Немцы скоро начнут бомбить Москву, только с большей силой, чем в 1941 году» (Аксенов, – работник штаба МПВО Молотовского района, беспартийный).

Увы, но и через полтора года, в ноябре 1944 в Москве не стало легче. Об этом свидетельствуют документы, составленные по результатам контроля переписки граждан для выявления реакции жителей Москвы на закрытие вещевых рынков.

Конечно, читать чужие письма безнравственно. Но в годы войны понятие нравственности едва ли не полностью растворяется в страхе, жестокости, ужасе и цинизме. И люди с этим свыкаются, принимая ущемление своих гражданских прав как вынужденное и временное зло.

Одной из таких мер и была перлюстрация (контроль) почтовой корреспонденции. Конечно, официально работа военной цензуры не афишировалась, но люди о ней знали. Впрочем, и политическое руководство воюющей страны можно понять. Именно через личные письма, в которых без утайки, страха и оглядки на посторонний глаз рассказывалось о житье-бытье близким друзьям и родственникам, власть могла узнавать о реальных трудностях населения всей страны и армии. И далеко не всегда эта правда жизни совпадала с приукрашенными отчетами официальных органов. Миллионы писем были тем правдивым зеркалом, в котором руководство видело отражение своих действий.

Механизм перлюстрации был достаточно прост. Письма вскрывались выборочно или поток почтовой корреспонденции просматривался полностью, делались выписки по какому-либо вопросу, а затем составлялись справки, которые под грифом «Совершенно секретно» регулярно докладывались руководству. Кстати, контролерам строжайше запрещалась передавать кому бы то ни было любую информацию, полученную из писем.

«Сов. секретно.

Секретарю московского городского комитета ВКП(б) тов. Попову.

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

Военной цензурой с 11 по 25 ноября 1944 г. зарегистрировано 158 писем, содержащих жалобы населения на запрещение ручной продажи на рынках Москвы.

«Жизнь сейчас очень тяжелая и сложная. За комнату и то нечем платить. Бывало, нет денег, сейчас пойдешь на рынок и продашь какую-нибудь свою вещь. А сейчас этого не разрешают. Перед праздником стали разгонять ручную продажу на рынке. Сейчас совсем не показывайся, иначе отберут все и не отпустят. Кусок хлеба и то не купишь. А ведь Юра или же Слава не могут на 300 грамм в день пробыть. Да, становится очень тяжело. И головы не приложишь, как быть. Несчастную свою тряпку и то не продашь, чтобы купить кусок хлеба ребятам» (Ковешникова В. М. – Ковешникову B.C. п/почта 36 923 «Д»).

«У нас в Москве совсем запретили ручную продажу – это очень, очень плохо. Негде купить даже табачку. Так снова станешь ленинградским дистрофиком 3-ей степени, каким я была в 1941–42 году. В настоящий момент, например, у меня нет ни кусочка мыла и я на праздники буду мурзатая, так как рынки ручной продажи ликвидированы, а в магазинах кооперации мыла не выдают. Вот и живи и дыши как хочешь» (Уткина А. М. – Уткину B.C. п/почта 27 899 «Ж»).

«Рынки наши сейчас очень бедны, торговли не разрешают совсем, что способствует подорожанию. Видимо, хотят, чтобы все покупали в коммерческом магазине, а разве там можно купить, если у нас нет сахара, а только десять рублей – пойдешь на базар и купишь на один раз чаю попить. А в магазинах купить – надо иметь самое малое 100 руб., которых у меня никогда не бывает» (Филатова – Филатову А. Я. п. почта 64 074 «В»).

«Милиция закрыла все рынки ручной торговли в Москве. Теперь свои лохмотки и то не можем продать. А получку получаем за две недели 40–50 руб. Как хочешь, так и живи на три кг картошки, а хлеб и паек выкупить нечем» (Громова А. И. – Акимову В. И. п. почта 05 808).

«Мама совершенно обносилась. Нет ни юбок, ни кофт – все в заплатах. Она спереди закрывает юбку фартуком, который тоже в заплатах. Ломаю голову, где бы достать материала, так как все рынки в Москве разогнали, а в коммерческом магазине – не для нас, там настоящая обдираловка (Стасюк Д. Г. – Стасюку В. А. п. почта 82 670 «Т»).

В ту пору трудно жилось всем. Даже студентам с их неизбывным чувством юмора и запасом энергии было не сладко.

«В общежитии пятый день нет света, говорят, отключили на месяц. Пишу письмо на лекции, иначе не напишешь совсем. В институте жуткий холод, мы не можем сидеть в читальне до десяти – замерзаем. В столовой плохо. До конца месяца обеденной карточки не хватает, и сидим только на 550 гр. хлеба. Очень жалко уезжать, но не знаю, что делать» (А. Н. – Ноздрину А. Н., г. Орел).

«Общежитие очень плохое: нет ни кроватей, ни матрацев, ни света, ни тепла. Я валяюсь на полу, стелю брюки, пальто и пиджак. Варить не в чем, да и нечего. В столовой питаюсь один раз в сутки, питание очень плохое: три ложки щей и две ложки картошки. Денег, чтобы что-нибудь купить, у меня нет. Вот и все мое положение» (Рожнов Н. – Рожновой М. М., г. Рузаевка).

Конечно, такие письма, отправленные на фронт, не поднимали боевой дух солдат и офицеров. Поэтому военная цензура либо вымарывала негативную информацию, либо просто изымала и уничтожала письма.

Сегодня публикация архивных материалов НКВД о том, что говорили москвичи, что писали своим родственникам и друзьям могут вызвать бурю возмущения. Какое право имели спецслужбы нарушать тайну переписки или вмешиваться в личную жизнь, подслушивая и подглядывая за тем, что говорят и делают люди? Даже война не может служить оправданием безнравственным методам работы спецслужб!

Но в наши дни полстраны прильнуло к застеколью своих телеэкранов, не просто подглядывая и подслушивая, а рассматривая сквозь увеличивающую оптику и усиливающую радиоаппаратуру частную жизнь подопытных молодых и не очень людей в различных реалити шоу. И мало кто вспоминает, что это не только безнравственно, а просто мерзко.

А кому из нас не приходилось волей-неволей слышать в автобусе или троллейбусе чужие разговоры по мобильнику? Чего только тут не узнаешь. И семейные тайны, и коммерческие секреты и даже интимные подробности личной жизни…

Может быть, хотя бы это отчасти дает нам моральное право снять гриф «Совершенно секретно» с документов о том, что говорили и писали жители столицы в годы военного лихолетья более полувека назад. И не ради праздного любопытства мы публикуем в нашей книге эти архивные материалы, а чтобы глубже понять, почему в те страшные годы наш народ не только выстоял, но и победил.

А еще для того, чтобы помнить…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю