Текст книги "Военные тайны Лубянки"

Автор книги: Александр Витковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Да, советская разведка и контрразведка успешно выполнили стоящую перед ними задачу по выявлению планов фашистской Германии и заблаговременному информированию об этом руководства страны и командования Вооруженных сил. И, тем не менее, раннее утро 22 июня 1941 года стало «неожиданным» и «внезапным» началом самой страшной и кровопролитной в истории нашего государства войны. Недоверие вождя к своим спецслужбам, неумение распорядиться стратегически важными донесениями обернулось миллионами убитых и раненых солдат, неисчислимыми жертвами мирного населения, уничтожением промышленности и продовольственной базы на оккупированных фашистами территориях. А впереди еще были тысяча четыреста восемнадцать дней войны и двадцать восемь миллионов погибших советских граждан. Такова страшная цена недоверия политического руководства страны информации, добытой спецслужбами.

Яков Джугашвили – личный пленник Гиммлера

Концлагерная одиссея самого известного заключенного Великой Отечественной войны

Тайна особой важности

О факте пленения в начале войны старшего сына Сталина знали не многие. Но фраза: «Солдата на фельдмаршала не меняю», произнесенная со знакомым грузинским акцентом в ответ на предложение немцев обменять Якова Джугашвили на Фридриха Вильгельма фон Паулюса, передавалась из уст в уста с легкой руки председателя шведского Красного Креста графа Бернадота то с восхищением и трепетом, то с удивлением и даже ненавистью.

К Сталину можно относиться по-разному, но отказать ему в мужестве – не как Верховному главнокомандующему, а как обычному человеку, отцу, – наверное, нельзя. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, какая участь ждет хоть и нелюбимого, но все же сына, оказавшегося во вражеском плену. Или все-таки отцовские чувства заглушила «железная воля» вождя? Ведь 16 августа 1941 года он издает приказ № 270, согласно которому объявляет предателями всех солдат и офицеров Красной Армии, попавших в плен. Этим приказом Сталин формально отрекся и от собственного сына. И не только от него. В приказе отмечалось, что семьи оказавшихся в плену офицеров и политработников подлежат высылке в лагеря. Именно по этому приказу была арестована жена Якова Джугашвили Юлия Мельцер, которая полтора года провела в тюрьме города Куйбышева (Самара).

А ведь Сталин мог спасти своего сына… Но не сделал этого. (Впрочем, сейчас стали появляться свидетельства о заброске в глубокий немецкий тыл групп специального назначения с заданием освободить из плена сына вождя. Но каких-либо документально подтвержденных фактов пока обнародовано не было.)

Не скрою, это достаточно толстое дело из архивов Лубянки я листал с особым волнением. Мне повезло быть первым журналистом, который мог читать не отдельные документы, а весь том целиком – даже без купюр и склеенных (особо секретных – чтобы посторонний не читал) страниц. Публикации, телепередачи и фильмы (кстати, не всегда объективно отражающие архивные документы) появились гораздо позднее. А пока в моих руках материалы Главного Управления Контрразведки «СМЕРШ» за 1941–1953 годы – «Дело со справками, письмами, протоколами допроса и другими документами о пребывании в немецком плену и гибели Якова Иосифовича Джугашвили».

Этот том уникален от первой до последней строчки. Далеко не самого низкого ранга оперработники ГУК «СМЕРШ» («Смерть шпионам») завели его в первый год войны, когда вопрос о том, быть или не быть великой стране звучал отнюдь не риторически. Название с упоминанием факта гибели появилось позже, когда стали известны обстоятельства трагедии. А прекратили дело лишь через десять лет после гибели сына – в год смерти отца. (Вот уж, действительно, необъяснимая мистика цифр и дат – сын погиб весной 43 года, отец скончался весной 1953…) Потом эти материалы под грифом «Совершенно секретно» на долгие годы осели в архивах органов государственной безопасности, хотя еще были живы многие родственники самого известного пленника Великой Отечественной войны. С некоторыми из тех, кто знал Якова Джугашвили, мне также посчастливилось встретиться.

Первые известия о том, что Яков Джугашвили находится в немецком плену, пришли летом 1941 года из сообщений немецкого радио. 20 июля на весь мир прозвучало сообщение о том, что сын Сталина – немецкий пленник. В тот же день об этом сообщила и нацистская газета «Фелькишер беобахтер». Уникальную ситуацию фашисты просто не могли не использовать в пропагандистских целях. В СССР на любые сведения о пленении сына вождя наложили гриф строгой секретности. Но и в Германии многие документы проходили с пометкой «Имперская тайна особой важности».

После войны в зарубежной прессе стала появляться информация, с различной степенью достоверности описывающая одиссею знаменитого пленника. Появились даже свидетельства о том, что Яков будто бы жив. Вновь заговорили о старшем сыне Верховного и в СССР. Как всегда шепотом, как всегда «по секрету» и только «своим».

Шло время. В семидесятых годах в одну из советских художественных кинолент был вмонтирован эпизод о военнопленном Джугашвили. Так был публично нарушен негласный запрет, и о факте пленения и смерти сына Сталина вновь стали выдвигаться похожие и не очень похожие на правду версии. Но табу на документальные материалы по-прежнему оставалось в силе.

Яков – сын Иосифа

31 мая 1948 года в Саксонии, разбирая архив Штаба Верховного командования Германской армии, переводчик органов госбезопасности Прохорова обнаружила отпечатанные на ротаторе два листка с текстом на немецком языке и пометкой «Армейская группа «Центр», отдел 1C/АО. Штаб 19.7.41 г.». Это был допрос Я. И. Джугашвили.

«Так как у военнопленного никаких документов обнаружено не было, а Джугашвили выдает себя за старшего сына Председателя Совнаркома СССР Иосифа Сталина-Джугашвили, то ему было предложено подписать прилагаемое при этом заявление в двух экземплярах. На предъявленной Д. (Джугашвили. – A.B.) фотокарточке он сразу же опознал своего отца в молодые годы. Д. владеет английским, немецким и французским языками и производит впечатление вполне интеллигентного человека. Он родился 18 марта в гор. Баку (по другим сведениям – в селе Баджи Кутаисской губернии. – A.B.) от первого брака Сталина с Екатериной Сванидзе. От второго брака с Аллилуевой Сталин имеет 20-летнего сына Василия и дочь Светлану. Данные о том, что Сталин в настоящее время состоит в третьем браке с дочерью Кагановича, Д. называет выдумкой… Д. закончил в Москве Высшее техническое училище. Затем он решил стать офицером, учился в артиллерийской академии, которую закончил за 2,5 года вместо пяти. Войну начал 24 июня 1941 года старшим лейтенантом и командиром батареи. По его словам, с отцом разговаривал 16 или 17 июня. (Это была последняя встреча отца со своим старшим сыном, состоявшаяся менее чем за неделю до начала войны. – A.B.) Перед своим отъездом на фронт он смог попрощаться со Сталиным только по телефону. Отец не удерживал его от поездки на фронт и в напутствие сказал ему: «Иди и борись».

Приложение к донесению

«Я, ниже подписавшийся Яков Иосифович Джугашвили, родился 18 марта 1908 года в Баку, грузин, являюсь старшим сыном Председателя Совнаркома СССР от первого брака с Екатериной Сванидзе, старший лейтенант 14 гаубично-артиллерийского полка (14 танковая дивизия). 16 июля 1941 года около Лиозно попал в немецкий плен и перед пленением уничтожил свои документы.

Мой отец Иосиф Джугашвили носит также фамилию Сталин. Я заявляю настоящим, что указанные выше данные являются правдивыми.

^{(Подпись.)}

^{19 июля 1941 г.».}

Отношения между отцом и сыном Джугашвили всегда складывались непросто.

По одним сведениям, Яков до 14 лет воспитывался у тети – A.C. Монасалидзе в Тбилиси, по другим – в семье деда Семена Сванидзе в селе Баджи. В 1921 году юноша приехал на учебу в Москву. Встреча с отцом не была особенно радушной, но мачеха – Надежда Аллилуева – приняла деятельное участие в судьбе пасынка. Яков учился в одной из центральных московских школ на Арбате, а в 1925 году окончил электротехническую школу в Сокольниках. В том же году он женился, но брак не был счастливым. Тем более что и отец был категорически против ранней женитьбы сына. Сталин отказал в какой бы то ни было помощи, что еще больше осложнило отношения между отцом и сыном. По словам дочери Сталина Светланы Аллилуевой, «отец не желал слышать о браке, не хотел ему помогать… Яша стрелялся у нас в кухне, рядом со своей маленькой комнаткой, ночью. Пуля прошла навылет, но он долго болел. Отец стал относиться к нему за это еще хуже» (С. Аллилуева. «Двадцать писем другу»), В начале апреля 1928 года Сталин писал своей жене Надежде Аллилуевой: «Передай Яше от меня, что он поступил как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего. Пусть живет, где хочет и с кем хочет».

Отлежав три месяца в кремлевской больнице, Яков с женой Зоей уехали в Ленинград, где поселились в квартире 59 дома № 19 по ул. Гоголя у С. Я. Аллилуева и его жены Ольги Евгеньевны. После окончания специализированных курсов работал дежурным электромонтером на 11-й подстанции, Зоя училась в Горном институте. В начале 1929 года у них родилась дочь, которая умерла, не прожив и года. А вскоре распалась и молодая семья.

На следующий год Яков вернулся в Москву и поступил на теплофизический факультет института инженеров транспорта им. Ф. Э. Дзержинского, который окончил в 1936 году. Затем работа на ТЭЦ автозавода им. Сталина, а в 1937 году он поступает на вечернее отделение Артиллерийской академии РККА.

В 90-ю годовщину со дня рождения Якова Джугашвили мне довелось участвовать в работе семинара, посвященного этому юбилею, и встретиться с Галиной – дочерью Якова Джугашвили от брака с Юлией Мельцер. (Скромная свадьба состоялась в 1938 году, а вскоре родилась дочь.)

Семинар проходил в Военной академии ракетных войск стратегического назначения имени Петра Великого – бывшей Артиллерийской академии, в том самом зале, где слушал лекции Яков Джугашвили. Именно здесь, в 21-ю годовщину Рабоче-Крестьянской Красной Армии Яков принял военную присягу, а в мае 1941 года получил диплом об успешном окончании академии. В этом же году он вступил в коммунистическую партию.

Галина Яковлевна рассказала мне несколько воистину сенсационных фактов из биографии своего отца и старшего сына «вождя всех времен и народов». Оказывается, родился Яков не в 1908 году, как свидетельствуют церковно-приходская книга и все дальнейшие документы, а на год раньше. Но это была не просто формальная ошибка в метриках. Мать, Екатерина Семеновна Сванидзе, и родственники упросили священника поставить в церковной книге более поздний год, чтобы в будущем хоть ненадолго оттянуть призыв первенца в царскую армию.

Много интересных историй было связано с периодом обучения курсанта Джугашвили в артакадемии. Имея высшее образование, Яков был на 10–12 лет старше своих однокашников. Чтобы хоть как-то оправдать большую разницу в возрасте и образовании, кто-то (ох уж это извечное российское холуйство) выступил с предложением присвоить Джугашвили офицерское звание. Но… руководство академии не сочло возможным пойти на такой шаг, и лейтенантом Яков стал только в конце 1939 года вместе с 60 своими сокурсниками. Примерно в это же время Лихачев – директор автозавода имени Сталина, где Яков работал после окончания института инженеров транспорта, дарит «на память» своему бывшему подчиненному автомобиль. Ни разу не сев за руль, лейтенант Джугашвили передает машину в детский дом. В первых курсантских аттестациях Джугашвили отмечалось, что ему недостает знаний по тактике и некоторым специальным дисциплинам, а также четкого командного языка. (Яков вообще был тихим, застенчивым человеком.) Тем не менее академию он окончил, «проявив хорошие знания и практические умения», в связи с чем «достоин присвоения очередного воинского звания капитан». Однако Сивков – в ту пору начальник академии, в присвоении звания отказал, мотивируя тем, что необходим еще год службы в армии. Не помогли даже родственные отношения «на самом верху».

Тем не менее в тот год на праздничном ужине, посвященном выпускникам московских военных академий, присутствовал сам Сталин. Один из двух тостов, которые он произнес, был «за доблестных советских артиллеристов!» Прошло чуть больше месяца, и многие выпускники академии уже воевали на фронтах Великой Отечественной войны и гибли, защищая Родину.

Фронтовая жизнь старшего лейтенанта Якова Джугашвили составила всего 23 дня. С фронта он не успел отправить ни одного письма. Его дочь Галина Яковлевна трепетно хранит единственную почтовую карточку, которую ее отец послал своей жене из Вязьмы по пути на фронт. На почтовом штемпеле дата – 26 июня 1941 года.

О героизме Якова, проявленном в боях с фашистами, писала «Красная звезда». Он даже был представлен к ордену Красного Знамени. Но 11 июля немцы захватили Витебск. В образовавшемся «котле» оказались три советские армии. Когда угроза окружения стала реальной, командир 14-й танковой дивизии полковник Васильев дал приказ батарее Джугашвили отойти первой, а начальник Особого отдела контрразведки дивизии предложил старлею-артиллеристу место в своей машине. Но Джугашвили отказался, заявив, что не бросит своих подчиненных.

16 июля, после 4 дней изматывающих боев в окружении, он попадает в плен.

Плен

Пять миллионов семьсот тысяч советских солдат и офицеров попали в фашистский плен. А при каких обстоятельствах оказался у немцев Яков? Почему без оружия и в гражданской одежде? Куда делись документы? Как немцы узнали, что он сын Сталина?

Однозначно на эти вопросы ответить трудно. Сейчас мы можем лишь воссоздать картину пленения, основываясь на косвенных показаниях немногих людей. Чаще всего – это более-менее точное изложение того, что в разное время рассказывал о себе сам Яков. Живых очевидцев этих событий не осталось – об этом позаботились война и годы, прошедшие с тех давних пор.

Из протокола опроса военнопленного ефрейтора германской армии Ах Эрнста (3 июня 1942 года).

Рассказывая об охране штаба генерал-фельдмаршала Гюнтера фон Клюге, ефрейтор сообщил, что в один из дней середины июля 1941 года в 22 часа к штабу подошла легковая машина, из которой вышли четыре немецких и один русский офицер. Из разговоров Ах понял, что русский – сын Сталина. Подойдя к окну, часовой услышал, как начиналась беседа. Отвечая на вопросы, военнопленный сказал, что он Яков Сталин, женат, имеет двух детей. В плен попал при следующих обстоятельствах: «Наши танки стояли наготове к бою, и он (Джугашвили. – A.B.) не зная обстановки, вышел вперед на разведку, но был неожиданно окружен немецкими танками и взят в плен».

Трудно сказать, чего больше в рассказе немецкого ефрейтора – достоверных сведений, полузабытых фактов или желания если не сохранить, то хотя бы продлить себе жизнь. Однако спустя шесть лет был подтвержден факт неожиданного немецкого прорыва. Бывший командующий 39-м танковым корпусом генерал-полковник Рудольф Шмидт на допросе в МГБ СССР подтвердил, что в середине июля 1941 года между городами Витебском и Оршей его танки прорвались в расположение артиллерийских батарей одной из советских дивизий. В этом бою был захвачен в плен сын Сталина.

Арестованная Главным управлением контрразведки «СМЕРШ» жена одного из бывших сотрудников германского посольства в Москве Елена Кайзер-Грачева показала на допросе 16 июня 1945 года, что ее знакомый эмигрант – бывший артист Московского камерного театра Евгений Вибер участвовал в августе 1941 года в допросе Джугашвили. «Он собирался в момент пленения застрелиться, но не нашел в себе достаточно силы воли, и рассчитывал на то, что его не узнают. Но солдаты части, в которой он служил, сообщили немцам, что он сын Сталина, после чего его срочно доставили в Берлин».

Уточняют эту версию показания комбрига Бессонова и генерал-майора Абрамидзе, находившихся в Хаммельбургском лагере военнопленных № 13-Д вместе с Джугашвили. Со слов Якова, в плен к немцам он попал 12 июля под Смоленском. Перед этим четверо суток находился в окружении. Отстреливался до последнего снаряда и был захвачен ночью в лесу вместе с двумя красноармейцами и младшим командиром только после того, как израсходовал все боеприпасы. Свое родство со Сталиным он скрывал, выдавая себя за некоего Лавадзе. На сборном пункте военнопленных его заставили подбирать трупы наших бойцов. Когда он сел отдохнуть, к нему подошел немец и стал требовать, чтобы он снял свои хромовые сапоги. Яков запротестовал, немец стал угрожать оружием. На шум подошел офицер и приказал отвести пленного в сторону леса, где слышались одиночные выстрелы. Когда Якова вместе с четырьмя другими красноармейцами повели на расстрел, он назвал немцам свою настоящую фамилию и тем самым избежал гибели. На легковой машине его отвезли на аэродром и на самолете доставили в какой-то крупный штаб.

Война умеет хранить свои тайны, но иногда происходит такое, во что трудно поверить. Уже после победного салюта сотрудниками контрразведки был выявлен и арестован бывший власовец Н. Соколов. В марте 1947 года, находясь в Лефортовской тюрьме, он сообщил на допросе, что попал в плен и по заданию сотрудников абвера был помещен в Хаммельбургском лагере в одну комнату с Яковом Джугашвили, чтобы, сблизившись с ним, «выявить его политические убеждения и намерения». Осведомителю удалось узнать, что, оказавшись в окружении и израсходовав все боеприпасы, старший лейтенант Джугашвили уничтожил находившиеся в его распоряжении орудия и вместе с бойцами и комиссаром части стал продвигаться на восток в сторону Витебска. Вскоре комиссар предложил пробиваться в направлении Ленинграда, забрал группу красноармейцев и ушел на север. Через несколько дней в одном из белорусских сел командир батареи Джугашвили вместе с десятком бойцов неожиданно напоролся на немецкую засаду и был взят в плен.

Сейчас невозможно узнать, была ли это объективная информация, или Яков раскусил подсаженную к нему «наседку» и доводил до абвера выгодную для себя информацию. А может быть, из бывшего власовца Соколова на Лубянке выбивали признания, которые хотелось слышать вождю о достойном поведении в плену его сына.

Есть в архивном деле ГУК «СМЕРШ» и материалы о том, что 30 октября 1945 года агент «Шмидт» проинформировал органы безопасности о том, что грузинский эмигрант, член национал-социалистской партии Германии В. Тогонидзе по распоряжению Восточного министерства направлялся в первые месяцы войны в город Просткене, Восточная Пруссия, где находился в плену сын Сталина. Во время встречи с пленником грузинскому эмигранту удалось выяснить, что, находясь в окружении, Яков решил сражаться до конца и покончить жизнь самоубийством, чтобы не попасть к немцам. Но во время рукопашной схватки его ударили прикладом винтовки по голове, он упал и потерял сознание. Очнулся Джугашвили только на следующий день, уже находясь в плену.

Однако наиболее полно обстоятельства пленения отражают показания, которые в феврале 1947 года дал командир особой роты информационной службы при командующем 6-й немецкой армии, майор Вальтер Ройшле. Именно ему вместе с группой немецких офицеров поручили вести первый допрос сына Сталина. Это было на четвертый день плена. Из пересыльного пункта Якова сначала на машине, затем самолетом, и снова на машине доставили в небольшое белорусское село восточнее Орши, где размещался штаб командующего 6-й армией фон Клюге.

По материалам допросов В. Ройшле в Третьем Главном управлении контрразведки МГБ СССР:

«Он (Джугашвили) был среднего роста, 32–36 лет, брюнет, вешнее выглядел хорошо, но был не брит, волосы черные, с зачесом назад, без головного убора, одет – в гражданскую одежду, черный пиджак, похожий на пижаму, такого же цвета брюки и в простых немецких сапогах. Ни вещей, ни документов у него не было.

По словам Джугашвили, в день пленения он был вызван в штаб дивизии для получения каких-то распоряжений. Когда он вернулся, ему доложили, что бомбежкой уничтожена вся материальная часть, а некоторые бойцы разбежались. В это время опять началась сильная бомбежка. Одновременно поползли слухи об окружении. Возникла паника, бойцы стали разбегаться и переодеваться в гражданскую одежду. Не будучи в состоянии навести должный порядок, он уступил требованию оставшихся с ним красноармейцев и переоделся в гражданский костюм. Рассказывая об этом, Яков после некоторой паузы заявил с волнением, что он испытывает перед отцом и русским народом чувство стыда, что не погиб в бою, а попал в плен».

Судя по дате, именно материалы этого допроса были размножены на ротаторе и обнаружены в Саксонии. Вот так отдельные показания разных людей, полученные в разные годы и связанные между собой суровой ниткой архивного дела, складывались в достаточно полную картину тех трагических дней середины июля 1941 года в жизни старшего лейтенанта Якова Джугашвили. Среди 12 тысяч военнопленных лагеря «Березина» он мог погибнуть неизвестным солдатом, но и на этот раз судьба сохранила ему жизнь для будущих, еще более тяжких испытаний.

Личный пленник Гиммлера

Через два дня из штаба 6-й германской армии необычного пленника отправили самолетом в Берлин, а в конце июля – в Просткенский лагерь военнопленных. Так для старшего лейтенанта Джугашвили начался крестный путь скитания по концентрационным лагерям, борьба за жизнь и собственное достоинство советского офицера. С этого момента сын Верховного главнокомандующего становится личным пленником Гиммлера. Его мучили, но не пытали до полусмерти, не выжигали на запястье правой руки лагерный номер и даже не одевали в полосатую робу заключенного. Над ним издевались и унижали более изощренно. И вынести эти испытания ему, сыну вождя, почти бога, было особенно трудно.

20 июля 1941 года Джугашвили попадает в офлаг 56 (офицерский лагерь), где на него заполняют карточку военнопленного – листок тонкого картона светло-зеленого цвета с красной полосой по диагонали. Он и сейчас хранится в архивном деле. А на Восточном фронте в расположении частей РККА уже разбрасывают листовки с клеветническими заявлениями Якова в адрес своего отца и советского правительства. На русском и немецком языках звучит радиопередача с его пораженческими высказываниями. Огромными тиражами выпущен журнал с фотографиями, запечатлевшими знаменитого пленника в окружении немецких офицеров, а в сентябрьском номере издаваемых для советских военнопленных газете «Новое слово» за его подписью публикуется статья о преимуществах немецкой промышленности.

О том, как создавались эти фальшивки, сообщил в своих показаниях уже известный нам Вальтер Ройшле.

Непосредственно перед первым допросом в штабе фон Клюге в стол был вмонтирован микрофон, соединенный со звукозаписывающим устройством, находящимся в соседней комнате. Магнитофонную запись допроса, который длился более часа, Ройшле лично доставил в Берлинский радиодом, где при участии семи переводчиков текст был откорректирован и переведен на немецкий язык. Факт негласной записи был подтвержден и спецсообщением на имя господина имперского министра Геббельса: «… мы в свое время при допросе сына Сталина спрятали под скатертью микрофон, посредством которого был записан весь разговор с ним. Затем мы вырезали из восковой пластинки (так в тексте. – A.B.) неподходящие места, так что получилась в пропагандистском отношении пригодная беседа, которая была передана по радио. Сын Сталина, следовательно, не знает, что он говорил по радиовещанию». Сообщение было доложено Геббельсу, и на полях имеется его собственноручная виза.

Во время того допроса фоторепортер роты информационной службы улучил выгодный момент и сфотографировал сидящих рядом Джугашвили и Ройшле. О негласной фотосессии пленник узнал лишь по фотовспышке и стал протестовать. Другая фотография, и тоже скрытно, была сделана во время прогулки Якова с начальником отдела «I-Ц» и эстонцем-переводчиком во время прогулки по парку недалеко от здания штаба.

Конечно, фашистские пропагандисты не знакомили пленника с образцами своей работы. Но от солагерников Якову стало известно об идеологических акциях немцев. Тяжело переживая случившееся, он замкнулся, стал еще более молчалив и угрюм.

Из агентурного донесения «Шмидта» о посещении В. Тогонидзе концлагеря в Просткене (Сообщение написано от первого лица.)

«Лагерь был окружен колючей проволокой. Охрана была усилена. Наконец дежурный офицер провел меня к одному из бараков. На полу сено, сильно примятое от лежания. На сене сидели и лежали несколько военнопленных». Разговор поначалу не клеился, потому что Яков знал об извращении своего заявления и решил ни с кем не разговаривать». Говоря на грузинском языке, Тогонидзе смог убедить своего собеседника, что их разговор не будет опубликован. Вот небольшая часть этого диалога.

– На что же вы надеетесь? – спросил я.

– На победу, – твердо ответил он. – На победу, которая неизбежно будет. Жаль только, что судьба лишила меня возможности быть ее участником, – Я не решился его разубеждать.

В середине октября 1941 года Джугашвили был направлен в Берлин и заключен в Центральную тюрьму тайной государственной полиции гестапо. Периодически его привозят на допросы в комнату 427 Шарлоттенбургского каземата, но он продолжает упорствовать и уверен в победе Красной Армии. В материалах дела имеется неподтвержденная информация, что во время пребывания в этой тюрьме Яков дважды пытался вскрыть себе вены. Этот факт выглядит вполне правдоподобно, если учесть, что именно в берлинских застенках фашисты пытались вербовать агентуру из оказавшихся в плену известных политических деятелей и военачальников для использования в пропагандистских целях и руководства коллаборационистскими движениями. Не исключено, что попытка покончить жизнь самоубийством была ответом на предложение о сотрудничестве с рейхом. К тому же знавшие Джугашвили пленные неоднократно упоминали впоследствии о том, что к нему будто бы применялись меры физического воздействия.

В начале следующего года Якова переводят в Северную Баварию, в Хаммельбургский лагерь военнопленных № 13-Д (шталаг XIII-D). Здесь его помещают в 32-й номер на втором этаже штаб-офицерского барака, оборудованного специально для оказавшегося в плену высшего комсостава. Три кровати с постельными принадлежностями, стол да несколько стульев – вот и все убранство его комнаты.

«Когда был привезен в лагерь т. Джугашвили, выглядел он плохо, – вспоминал один из близких знакомых Якова по плену капитан А. Ужинский. – В нормальных условиях я бы сказал, что этот человек перенес тяжелую, длительную болезнь. Щеки впалые, цвет лица серый. На нем было советское, но солдатское обмундирование. Яловые сапоги, синие солдатские брюки, пилотка и большая для его роста серая шинель».

С первого дня пребывания в лагере он подвергается унижениям и издевательствам. На его шинели, гимнастерке, брюках и даже пилотке спереди и сзади краской намалевали клеймо – буквы SU – Советский Союз. Ежедневно утром и вечером он должен являться к коменданту лагеря и по 15–20 минут стоять навытяжку перед немецкими солдатами, которые издевались над пленником, оскорбляли его отца, тыкали пальцами, иногда фотографировались рядом зачастую в непристойных позах.

Вечером, в 22.00 его комнату запирали на замок и два – три раза за ночь устраивали проверку – на месте ли узник.

Питался он наравне со всеми – одна буханка хлеба на пять-шесть человек в день, чуть заправленная жиром баланда из брюквы, чай. Иногда на ужин давали картошку «в мундире». Мучаясь из-за отсутствия табака, Яков нередко менял свою дневную пайку на щепоть махорки.

Несколько раз в месяц его тщательно обыскивали, а в комнату поселили соглядатая – военврача первого ранга Помрясинского, которого через две недели сменили командир кавалерийского полка майор Иогансон и майор Бандурко.

Впрочем, были и некоторые послабления. Разрешалось носить знаки отличия. Иногда по утрам давали кофе, а вечером – двадцать граммов маргарина или ложку повидла. Но это бывало крайне редко. Один из пойманных в советском тылу фашистских диверсантов утверждал, что Яков получал двойной паек.

В Хаммельбургском лагере пленным генералам разрешали иметь адъютантов. Был такой денщик и у старшего лейтенанта Джугашвили. Подобранный на эту должность лейтенант Н. Соколов исправно информировал гестапо о поведении пленника.

Лагерное начальство разрешило Джугашвили работать в небольшой мастерской, расположенной в нижнем этаже офицерского барака. Здесь человек шесть – десять советских военнопленных делали из кости, дерева и соломы мундштуки, игрушки, шкатулки, шахматы. Вываривая полученные из столовой для немецкой охраны кости, заключенные готовили себе «доппаек» в виде жидкого бульона, заправленного чем попало – от крапивы до картофельных очисток. Яков оказался неплохим мастером и за полтора месяца сделал костяные шахматы, которые обменял на картошку унтер-офицеру Кауцману, присматривающему за мастерской. Позднее эти шахматы за 800 марок купил какой-то немецкий майор.

В конце апреля 1942 года, боясь, что вокруг Джугашвили может возникнуть группа просоветски настроенных узников высшего офицерского состава Красной Армии, заключенного вновь направили в Центральную тюрьму гестапо. В деле нет никаких сведений о пребывании Якова в этом застенке. Отрывочные данные не позволяют сделать сколько-нибудь обоснованных выводов и о том, где он находился до 1943 года. Известно только, что по личному распоряжению Гиммлера от 13 февраля военнопленный попадает в концентрационный лагерь Саксенгаузен, что в 13 километрах от Берлина. Первые три – четыре месяца он находится в лагерной тюрьме, затем был переведен в отдельную комнату режимного барака в отделении Зондерлагерь «А». Это была особая зона. Участок земли длиной 200 и шириногй 120 метров был отгорожен от основного лагеря кирпичной стеной и опоясан колючей проволокой, по которой проходил электрический ток. Между стеной и проволокой дежурили часовые. По различным сведениям, в разное время в этом лагере содержались сыновья Молотова, Даладье, Риббентропа и Блюма, племянник Черчилля, рейхканцлер Австрии, миллионер Тиссен, баронессе фон Хаммерштейн и другие известные лица.

Из показаний коменданта лагеря штандартенфюрера СС Кайндля:

«В концлагерь Яков был доставлен из V отдела имперской безопасности Германии доктором Шульце. Часто из Берлина приезжал навещать военнопленного другой гестаповец – криминальный комиссар имперской безопасности Штрук. Допросов не велось, выяснялись лишь претензии к лагерному начальству».

О том, что судьбой Якова Джугашвили был заинтересован лично Гиммлер, было известно многим. Видимо, он хотел использовать сына Сталина в случае сепаратных договоров с СССР или для обмена захваченных в русский плен видных нацистов и военачальников.