Текст книги "Воспоминания"
Автор книги: Александр Давыдов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Вернувшись домой, я завел ключиком часы и наслаждался их боем. Через несколько недель я поехал в Париж и взял с собой часы, понес показать их фирме Брегет, сохранившей старые архивы. Владелец фирмы, взглянув на номер, тисненный на коробке, велел подать себе книгу за 1804 год и прочел мне из нее: "Часы под номером 2675 были проданы в 1804 году князю Альдобрандини, который не заплатил за них и вернул в 1810 году. В 1814 году во время оккупации союзниками Парижа генерал Денис Давыдов приобрел их и велел сделать на задней крышке свой герб из серой эмали". К этому он добавил, что генерал Давыдов заплатил за часы 3000 франков и что, если я согласен уступить их фирме, то он предлагает мне за них 9000 франков. По тогдашнему курсу это составляло 3375 рублей.
Часов Дениса Давыдова фирме Брегет я не продал, но их, вместе со многими другими дорогими мне семейными вещами, унес поток революции...
СВ. ВАРФОЛОМЕЙ
(237) Вскоре после приезда моего в Нью-Йорк, просматривая художественный отдел New-York Times я прочел, что галерея Вильденстейна приобрела несколько старинных картин из коллекции Гольман. Среди этих картин находился, как сообщалось в газете, "Св. Варфоломей" Рембрандта, когда-то принадлежавший князьям Трубецким. Эта заметка пробудила во мне столько давних воспоминаний, что я немедленно позвонил Вильденстейну и попросил у него позволения взглянуть на приобретенную им картину. Узнав мою фамилию, он любезно пригласил меня приехать через неделю, когда "Св. Варфоломей" будет приведен в порядок и займет подобающее ему место.
Когда в назначенный день я приехал в галерею, Вильденстейн провел меня в особую комнату на втором этаже, где на одной из стен которой висела давно не виденная мною картина. Но кто бы ее узнал! Вместо потемневшего от времени, висевшего в плохо освещенной части комнаты, изображения мужчины средних лет, с темными волосами и угрюмым выражением лица, предо мной была яркая, залитая светом искусно расположенных электрических ламп картина. Знаменитые рембрандтовские "свет и тени" ясно выступали на ее фоне и только лицо, с его особым выражением, по-прежнему было знакомым. Некоторое время я в молчании стоял перед картиной. Вильденстейн, понимая охватившие меня чувства, тоже молчал. Наконец, я стал рассказывать ему то, что, очевидно, должно было его интересовать.
(238) Это было давно, начал я, более пятидесяти лет тому назад, когда мальчиком я каждый год ездил в Крым навещать моего деда и мою бабку Давыдовых в их имении Саблы. Стены гостиной и кабинета деда в этой скромной усадьбе были увешаны картинами, которые, по малости моих лет, казались мне старыми и неинтересными. Только подрастая, я стал все более и более обращать на них внимание. Наконец, когда мне было уже лет четырнадцать, я стал расспрашивать деда о картинах. Оказалось, что все они были унаследованы бабушкой от ее матери княгини Екатерины Ивановны Трубецкой, жены известного декабриста, и перед тем входили в состав коллекции ее деда гр. Лаваль, дом которого в Петербурге, на Английской набережной, был в начале 19-го века настоящим музеем. Когда я спросил деда, чей это портрет висит за его письменным столом в кабинете, он сказал мне, что это один из Рембрандтов, принадлежавший когда-то гр. Лаваль, название которого забыто. Видя мой пробуждавшийся интерес к ее картинам, бабушка показала мне список их, с обозначением оценки, составленный при разделе галереи ее деда. Среди прочих картин находился и Рембрандт, без указания названия, оцененный в 1000 рублей. Бабушка сказала мне, что гр. Лаваль, в частые свои посещения Парижа покупал там картины и как-то купил за 1500 рублей три Рембрандта.
Шли годы, бабушка старела, и у нее явилось желание еще при жизни распределить между внуками свои картины, с тем, чтобы они до ее смерти оставались у нее. Рембрандт, как самая ценная картина, достался моему старшему брату В. В. Давыдову. Он остался висеть на той же стене, часто даже и тогда, когда усадьба пустовала и плохо охранялась. Это было в те годы, когда в разных странах Европы начались кражи как из частных коллекций, так и из государственных картинных галерей.
Я был тогда уже взрослым и, живя в Петербурге, вращался в кругах близких к Эрмитажу лиц. Читал я и иностранные художественные журналы. Среди моих знакомых прошел слух, скоро подтвержденный этими журналами, что знатоки Рембрандта не досчитываются одной из его картин, называемой "Св. Варфоломей" или "Убийца". Известно было лишь, что картина эта находится где-то в России, но где именно (239) никто не знал. Мне невольно пришла в голову мысль, что разыскиваемый Рембрандт и есть именно тот, который висит в Саблах. Участившиеся кражи картин и интерес, проявляемый к пропавшему Рембрандту, заставили меня насторожиться. Неожиданное происшествие подтвердило мои опасения.
Как-то, не помню в каком году, дед и бабка завтракали у себя в Саблах. За столом с ними сидел гость, престарелый сенатор А. Д. Свербеев. Завтрак подходил уже к концу, когда во двор усадьбы въехала извозщичья коляска с какими-то четырьмя неизвестными мужчинами. Лакей побежал встречать гостей и скоро вернулся с докладом, что проф. Шварц из Мюнхена хочет видеть г-жу Давыдову. Бабушка, не говорившая по-немецки и не любившая принимать неизвестных ей людей, попросила А. Д. Свербеева принять гостей и узнать у них, что им от нее нужно. Проф. Шварц оказался известным специалистом по Рембрандту и, не теряя времени, заявил, что после долгих розысков ему удалось с точностью установить, что пропавший "Св. Варфоломей" находится именно в Саблах. По его просьбе, А. Д. Свербеев показал ему картину и даже позволил снять ее со стены и подвергнуть всестороннему исследованию. По окончании осмотра профессор заявил А. Д. Свербееву, что показанная ему картина не принадлежит кисти Рембрандта, доказательством чему служит отсутствие на ней подписи живописца. "Но", – добавил он, – "я все же готов ее у Вас купить и предлагаю Вам за нее 15.000 рублей". А. Д. Свербеев ответил ему, что никто не просил господина профессора приезжать из такого далека для определения подлинности картины и что его мнение нисколько его не интересует, т. к. г-жа Давыдова обладает исчерпывающими по этому вопросу документами. "К тому же", – сказал он, "здесь не антикварная лавка и г-жа Давыдова своими картинами не торгует". Проф. Шварц, приехавший с целью купить за бесценок у ничего не понимающих русских провинциалов редчайшую картину, видя, что выгодное дело ускользает из его рук, потерял самообладание и сделал непростительную ошибку. Он предложил старому почтенному сенатору, обеспеченному человеку, взятку в 10.000 рублей за помощь в покупке картины. Результат такого наглого предложения последовал немедленно. А. Д. Свербеев (240) позвал прислугу и велел проводить непрошенных гостей до порога.
Происшествие это, однако, имело для бабушки и нас, ее внуков, значительно более важное значение. Местопребывание Рембрандта было открыто и опасность хранения его и других ценных картин в деревне стала очевидна. Бабушка просила нас взять сейчас же у нее назначенные нам картины, что мы сделали не без удовольствия. Но тогда как мы со вторым моим братом не хотели расстаться с ними, старший мой брат, не интересуясь старинной живописью и нуждаясь в деньгах для расширения своих хозяйственных предприятий, решил продать своего Рембрандта. С этой целью он поехал в Берлин и обратился, по моему совету, к моим друзьям банкирам Мендельсонам с просьбой указать, кому он может предложить свою картину. Мендельсоны указали ему на английскую фирму Agnew, один из владельцев которой находился как раз в Берлине. Они даже предложили брату устроить свидание с ним у себя в банке, куда для безопасности перенести картину. Agnew, осмотрев ее, сказал брату, что она, по всей вероятности, есть Рембрандт, но что ввиду отсутствия на ней подписи, лучше показать ее такому эксперту, как проф. Бодэ, хранителю Kaiser Friedrich Wilheim Museum. Проф. Бодэ высказал, что нижняя часть картины закрашена и для того, чтобы иметь возможность безошибочно определить ее подлинность, картину необходимо реставрировать т. е. снять весь "не рембрандтовский" слой краски. Цену за реставрацию, ввиду ее рискованности, он определил высокую – 8.000 марок. Agnew предложил брату разделить этот расход и, в случае удачного исхода операции и обнаружения подписи, уплатить ему 500.000 марок. В случае же несогласия брата на это предложение, он, Agnew, готов был взять на себя риск реставрации и ее стоимость, брату предлагает сейчас же 300.000 марок. Выторговав еще 50.000 марок, брат согласился на второе предложение.
Несколько месяцев спустя я прочел в журнале "Die Kunst", что реставрация вполне удалась, что на левой стороне картины открылась полностью подпись "Rembrandt van Ryn 1657" и что изображенный на ней мужчина держит в руке не книгу, как было до снятия верхнего слоя краски, а нож. Это (241) был давно разыскиваемый "Св. Варфоломей" или, как его называли из-за ножа в руке, "Убийца". Тут же было указано, что Agnew продал картину в Америку г-ну Гольману за 700.000 марок.
Вильденстейн внимательно слушал мой рассказ и только, когда я упомянул о реставрации, на его лице изобразилось удивление – он, видимо, не знал о ней. Когда я кончил, он открыл на заложенной странице толстую книгу и указал мне на список лиц, владевших Рембрандтом до г-на Гольмана. Я прочел: Princesse Lavai, Princesse Troubetzkoy, Prince Davydoff. "Все это верно", – сказал я ему, – "но только графиня Лаваль не была княгиней, а мы, Давыдовы, никогда не были князьями". Мы рассмеялись, и он проводил меня до подъезда.
(243)
МИРОВОЙ КРИЗИС И ВОЛЬНЫЕ КАМЕНЩИКИ
Должно ли и может ли масонство играть особую роль в критические эпохи истории? Иными словами, должно ли оно стараться повлиять на мировые события в такие эпохи? И, в случае положительного ответа на этот вопрос, как может оно это сделать?
Чтобы правильно ответить на эти вопросы, надо прежде всего рассеять очень распространенное недоразумение, затемняющее самое понятие о масонстве. О том, что собой представляет масонство, существует много различных мнений. Тот факт, что масонство есть тайное общество с его особым градусным устройством, сам по себе создает для профанского мира соблазн произвольно влагать в понятие о нем разнообразное содержание и даже приписывать ему темные цели. Кроме того, как тайное общество, масонство не может, не обнаруживая своего существа, заниматься апологией. Дело осложняется еще более тем, что масонство представлено несколькими "уставами", из которых некоторые вовсе не соответствуют подлинному его существу и присваивают себе только его внешний облик. Наконец, даже в самой среде истинного масонства далеко не все его адепты вполне знакомы с его сущностью.
Не останавливаясь на оценке отдельных суждений о масонстве, можно вывести из них одну общую им черту – ошибочное признание масонства одной из многочисленных общественных организаций общего типа, действующей как таковые. От этого ошибочного мнения недалеко до заключения, что масонство играло и еще играет значительную политическую роль, т. е. либо само руководит политическими течениями,
(244) либо является их проводником, принимая определенные решения, обязательные для всех братьев на различных его ступенях.
Не прибегая к апологии масонства и не разглашая его тайн, можно все же попытаться рассеять создавшееся вокруг него главное недоразумение. Без этого нельзя подойти к правильному разрешению поставленного в начале этой статьи вопроса. Дело в том, что масонство, в отличие от различных профанских обществ и организаций, действующих в материальном плане и преследующих те или другие материальные цели, работает в духовном плане и ставит себе цели, соответствующие этому плану. Главной его целью является построение идеального человеческого храма, сложенного из камней особливо для этого обработанных. Для масонства человек есть грубый необделанный камень, не могущий в своем первобытном виде стать рядом с другими составной частью создаваемого идеального храма. Обработка этих камней и есть масонское посвященье.
Из сказанного ясно, что масонство как таковое, преследуя далекую идеальную цель, само по себе не может реагировать на относительные преходящие события внешнего мира, как бы ни важны они были для человечества в данную историческую эпоху.
Но если принять во внимание, что обрабатываемые масонством камни, или его адепты, продолжают жить и действовать во внешнем мире, то можно поставить вопрос о том, могут ли они и даже не должны ли они сыграть в этом мире свою особую роль и именно какую? Для того чтобы дать на этот вопрос ответ положительный и вместе с тем обоснованный и понятный, надо сначала остановиться на одной особенности посвящения, предопределяющей характер роли, играемой масоном во внешнем мире или по крайней мере обязательной для него.
Цель обработки грубого камня или иначе говоря перерождения профана определяется самой целью масонского ордена, т. е. самим его существом. Идеальное человеческое общество, которое масонство именует храмом, может быть построено только из людей, могущих побороть свои страсти и единодушно с себе подобными стремиться к единой цели – (245) осуществлению высших духовных начал, врожденных в человеке. Для этого ему нужно прежде всего найти путь истины среди окружающих его и заполняющих его сознание относительных явлений. Достигнуть этого он может только вновь обретя давно утраченную способность сознавать единство, т. е. абсолют, путем преодоления множественности, определяющей в настоящую историческую эру его мышление.
Безразлично, достигает ли вполне масонство своей цели в обработке грубого камня и удается ли ему создавать людей, способных к преодолению множественности. Достаточно того, что человек, внимание которого сосредоточено на этом, приобретает тем самым определенное направление мысли, отличное от того, которое руководит теми, кто не знает посвящения. Это направление мысли дает масону возможность иначе смотреть на происходящие в мире события, иначе их оценивать и, главное, видя и определяя все, что в них есть относительного и преходящего, разрешать порождаемые ими противоречия в высшем духовном плане. Из сказанного можно заключить, что масон, преследуя далекую цель построения идеального человеческого общества, не может относиться равнодушно к тому, что происходит в нем на нынешней ступени его развития, и не только может, но и обязан помогать разрешению нарождающихся в нем противоречий, – зачастую грозящих гибелью всего, что составляет главные ценности, приобретенные веками борьбы и страданий.
Так как в настоящее время человечество переживает один из периодически потрясающих его кризисов, исход которого пока трудно предопределить и который вполне реально грозит великими несчастьями, в виде утраты им не только материального благополучия, но и многовековой культуры, то, переходя от общего вопроса о роли масонов в мировых событиях можно обратиться к вопросу о том, в чем может выразиться эта роль в настоящее время.
Для того, чтобы правильно ответить на этот вопрос, надо сначала точно выяснить сущность переживаемого кризиса, противоречия им вызванные и причины эти противоречия (246) породившие. Если конец 18-го века и весь 19-ый век были эпохой утверждения свободы во всех ее проявлениях, то темой 20-го века есть социальное равенство. Великая Французская Революция в трехчленной формуле "Свобода, Равенство и Братство" сформулировала естественные и исконные вожделения человечества, но не вполне их осуществила. Наиболее полное осуществление получила свобода, что естественно потому, что, во-первых, в ту эпоху она была доминирующим элементом человеческих стремлений, а, во-вторых, её осуществление было наиболее легким, К этому не было никаких препятствий ни экономического, ни социального характера. Что касается равенства, то оно было осуществлено только частично, в политическом его аспекте. Французская революция была буржуазно-политической, а то, что теперь происходит, есть революция социальная.
Такое положение должно было бы представляться логическим и естественным. Время полного осуществления второго члена трехчленной формулы после завоевания свободы должно было прийти, и оно наступило. Так думали еще не так давно теоретики социального равенства, и оно казалось им легко осуществимым в том смысле, что, кроме противодействия классов, интересам коих это угрожало, никаких других препятствий к этому быть не могло, особливо в рамках демократических режимов. Однако при попытке практического проведения в жизнь выработанных теорий, человечество встретилось с совершенно неожиданным для него препятствием. Оказалось, что практическое осуществление социального равенства создает конфликт между ним и свободой. Обе эти идеи не могут сосуществовать, не ограничивая друг друга. Противоречие это настолько сильно и глубоко, что попытка разрешить его расколола мир на два враждующих лагеря и вражда эта грозит в настоящее время небывалыми бедствиями и крушением человеческой культуры и цивилизации. Оба лагеря, преследуя одну и ту же цель, расходятся в способах её достижения. Оба видят возможность установления социального равенства исключительно в социализме, но оба разно решают вопрос о способах проведения его в жизнь, т. е. о разрешении противоречия между ним и свободой. Один лагерь, коммунистически-тоталитарный, заявляет, что он (247) ввел социальное равенство в подвластных ему странах, но умалчивает о том, что равенство это есть равенство бесправных рабов, стоящих на самой низкой ступени человеческого бытия, и что осуществлено оно путем полного упразднения всех видов свободы и низведения человеческой личности до состояния рабочего муравья в муравейнике. Для этого лагеря нет "проклятых вопросов", они все разрешены насильем и обманом. Другой лагерь знает, что равенство в бесправии не может дать человеку того, к чему оно всегда стремилось, и что рано или поздно бесправные, но равные рабы восстанут, чтобы вернуть утраченную ими свободу. Вот почему этот лагерь всячески стремится найти выход из положения и примирить два противоречащих начала – свободу и равенство. Задача эта трудная, и, пока решение ее не будет найдено, свободному миру приходится всячески защищать от агрессии тоталитарной тирании свободу.
Нельзя с точностью установить, кому принадлежит авторство формулы "Свобода, Равенство и Братство". Взяли ли эту формулу деятели Французской Революции у французского масонства, к которому многие из них принадлежали, или это масонство переняло ее от Революции. Можно допустить, что скорее верно второе предположение, т. к. формула эта вошла только в ритуал первых трех его градусов как Шотландского Устава, так и Великого Востока. Ни в одном масонстве других стран она не применяется, равно как и во французских высших градусах Шотландского Устава. Собственно говоря, это не так важно, т. к. так или иначе, в истинном своем понятии, она носит определенный масонский характер. Не говоря уже о том, что, будучи трехчленной, она вполне соответствует, играющей столь значительную роль в масонстве, цифре три. Затем, из трех составляющих ее элементов легко составить треугольник, положив в основание его два, как теперь выяснилось, противоречащие друг другу понятия: свободу и равенство – и в вершину третье – братство. Самый факт возможности построения такого треугольника многозначителен. Из него вытекает, что ответ на тревожащий человечество вопрос об устранении противоречия между первыми двумя членами (248) формулы надо искать не вне её и не в поглощении одного из этих понятий другим, а в ней самой – в третьем ее члене – братстве, который должен быть синтезом первых двух.
Профанскому миру как бы не доступна вышеприведенная мысль. Он мыслит в материальном плане и ищет решений вопросов в плоскости. Только масон знает, что противоречия могут быть разрешены только в высшем духовном плане, вне и над этими противоречиями. Неудивительно поэтому, что, борясь и проливая кровь для завоевания свободы и равенства, два самих по себе великих начала, могущих однако быть облечены в материальную форму, человечество до сих пор не подумало об установлении на земле братства. Братство есть категория духовная, не могущая принять материальную форму, установление его не даст непосредственно материальных благ. Оно никоим образом не может удовлетворить эгоистические вожделения человека. Оно есть любовь, а потому, как всякая истинная любовь, оно альтруистично Не только в Новом Завете, но и в Старом первой и главной заповедью считается: "Возлюби ближнего своего, как самого себя", т. е. будь ему братом. Человечество не забыло об этой заповеди, но отнесло к разряду прекрасных утопических невыполнимых пожеланий и теперь жестоко за это платится. Как можно было думать о таком прекраснодушии, когда надо было бороться за насущные нужды, как хлеб, свобода и равенство. А между тем оказалось, что частичное осуществление формулы Французской Революции не только не может принести человечеству счастливой и мирной жизни и создать на земле царство правды, но наоборот, грозит повергнуть его в хаос, в котором оно потеряет и то, чего как ему кажется, оно уже достигло. Свобода и равенство могут быть осуществлены и иметь полное и истинное свое значение лишь претворенные в братстве, т. е. в любви. Только при этом условии противоречие между ними станет немыслимым.
Из сказанного можно вывести заключение о том, в чем должна быть роль масона в настоящее критическое время. Ее можно кратко сформулировать так: в противовес тоталитарно-коммунистической идее о введении на земле социального равенства путем насилия и объединения человечества в рабстве, стремиться объединить его в братстве, т. е. в любви.
(249) Однако такая краткая формула может в теперешнее реалистическое время показаться нереальной. В нашу эпоху трудно себе представить, что какая-нибудь проповедь абстрактного идеала может иметь успех в широких массах. Мало ли сейчас существует организаций, такой проповедью занимающихся, не говоря уже о церквах различных исповеданий, неустанно напоминающих своим членам о необходимости помнить о вечных религиозных началах. К сожалению, если к такого рода проповеди человечество и относится с уважением, то в своих действиях им не следует. Уж очень все, что говорится в этой проповеди, оказывается неприменимым к практической жизни. А на самом деле осуществление на земле человеческого братства и любви к ближнему есть насущная необходимость и обязательное условие не только для духовного совершенства человека, но и для материального его благополучия. Если церкви и организации, преследующие одинаковые с ними цели, не имеют успеха в своих проповедях, то не потому ли, что цель их состоит только в спасении человеческой души, а не в построении идеального человеческого общества, в котором вечные начала свободы и равенства обретут свое истинное существование и не будут противоречить друг другу.
И все же может быть поставлен вопрос, как и в чем может выразиться конкретная деятельность масона, преследующая цель установления человеческого братства. Что должен и может он сделать для того, чтобы усилия его в этом направлении не явились бы повторением морально-идейной проповеди различных церквей и подобных им организаций, а носили бы практический характер? Т. к. можно усомниться, что прямая борьба за братство, даже подкрепленная рациональными доводами, может иметь успех в наше время, то приходится искать другого подхода к этому вопросу.
Часто бывает, что, стремясь к чему-нибудь, встречаешь затруднение в борьбе "за" то, чего желаешь, и бывает гораздо легче бороться "против" того, что мешает осуществлению желаемого. В данном случае, т. к. альтруизму братства и любви к ближнему противостоит эгоизм и все недобрые чувства, из него вытекающие, то борьба за братство может выразиться в борьбе против всех явлений общественной и политической
(250) жизни, в коих эгоизм особенно выражается Трудно перечислить все эти явления и можно лишь указать на главные из них. Первое место среди них занимает, бесспорно, классовый эгоизм, который и есть первопричина противоречия между свободой и равенством. Этот эгоизм больше всего опасен для западного мира, т. к. из-за него отдельные классы населения, думая лишь о своих классовых интересах, забывают об общем государственном благе и ставят под угрозу саму безопасность государства.
Второе место занимает эгоизм политических и общественных деятелей, которые видят в политике не преследование общих государственных целей, а личное возвышение и выгоду. Этим эгоизмом объясняется превращение для очень многих политики в политиканство.
Третье по важности явление, мешающее осуществлению братства, есть расовая и религиозная дискриминация, являющиеся тоже своего рода эгоизмом. Дискриминация основана на чувстве превосходства своей расы или своей религии над другими и вытекающих из него презрения и ненависти. Взять хотя бы антисемитизм, который существует во всем мире, даже в наиболее культурных народах. Человечество за много веков не только не сумело психологически изжить это зло, но даже дошло до того, что как-то сжилось с фактом, никогда, даже в самые темные времена истории, не имевшим место, физическим уничтожением шести с половиной миллионов евреев, произведенным волею одного человека при попустительстве подвластного ему народа. Сюда же можно отнести убеждение, что существуют высшие и низшие народы, т. е. унтерменши, что западная культура есть единственная и истинная и причисление восточных народов к варварам и, наконец, шовинизм среди самих западных народов.
Поле для работы масонов в внешнем мире обширно, и они не могут не взяться за нее.
Заключая эти строки, невольно вспоминаешь возглас греческой православной литургии:
"Возлюбим друг друга, да единомыслием исповедимы!"
(251)
ПОСЛЕСЛОВИЕ
МОИ КРАСНЫЕ КРЫМСКИЕ ЯБЛОКИ
ИЛИ
В ПОИСКАХ НЕЗАБЫТЫХ ВРЕМЕН
Воспоминания моего отца... Как мне хотелось бы, чтобы они заинтересовали других так же, как они интересуют и приводят в восторг меня. Как объяснить эту жажду, которую я чувствую, эту необходимость обратиться к прошлому в поисках моих корней и давно минувших дней.
Я жила, словно в сказке, рядом со мной были Папа и Мама. Но скончался Отец, двадцать лет спустя умерла Мама. Тогда я, вдруг как бы очнулась и осознала, что их больше нет и что только они были для меня связью с Россией, со страной, которую я едва знала.
Я была единственным ребенком, избалованным и, несмотря на войну, очень счастливым в своем уютном мире, с Папой, Мамой и Бабушкой. И, быть, может из-за войны я научилась все в жизни ценить и никогда ничего не принимать как должное. Мы жили в Париже, в Auteuil, где также жили и другие эмигранты. Дома, в детстве, благодаря моей бабушке, мы почти всегда говорили по-русски.
У моих родителей было много русских друзей и знакомых. Мама играла на рояле и пела русские романсы и цыганские песни, дома мы всегда традиционно праздновали Светлое Христово Воскресение, с пасхой и куличом, а я красила яйца, пытаясь их расписать так же красиво, как это делала моя гувернантка, она рисовала на яйцах церкви с православными куполами. Бабушка приготовляла русские блюда... Но, (252) несмотря на это, Россия – родина моих родителей, была как портрет далекого предка, перед которым каждый день несколько раз проходишь, не замечая и считая его как бы принадлежностью стены!
Да, все эти русские обычаи бессознательно укоренялись во мне. С годами атавистические чувства стали все сильнее и сильнее меня захватывать. Мой отец, "мой рыцарь" – так он себя называл – все эти годы был около меня. Имея прекрасную память, он всегда был готов рассказывать мне о событиях, которые отлично помнил, и описывать людей, с которыми он встречался перед тем, как покинуть Россию. Но я была молодой и глупой, я всегда куда-то спешила вместо того, чтобы спокойно сидеть и слушать его. Но вот умер Папа. Сейчас я горько жалею об упущенном времени и дала бы многое, чтобы иметь возможность вновь послушать рассказы отца.
Спустя двадцать лет умерла Мама. Смерть Мамы меня потрясла, мы с ней были так близки, обожали друг друга, жили рядом. Исчезли тепло и уют, не с кем больше говорить по-русски... А русское начинало все сильнее и сильнее меня притягивать. Ведь Мама тоже порой мне рассказывала о давно прошедших временах. Теперь-то я хорошо ее понимаю, когда с книгой в руках она объясняла мне, что отдыхает по-настоящему, только читая русские книги. Я тоже теперь предпочитаю читать по-русски, находя в этом покой и уют. Однажды какая-то неведомая сила меня подтолкнула, и я вынула из шкафа папин чемодан с бумагами.
Они лежали почти забытые. Я начала читать и решила навести в них порядок. Это была большая работа, но чем дальше я углублялась в нее, тем больше она меня увлекала, так мучимый жаждой человек надеется утолить ее стаканом воды... Но он пьет еще и еще – и вдруг осознает, что его жажда неутолима. Тогда я решила, что должна сама увидеть эту страну, Россию, хотя она уже и не была такой, какой ее знал и описывал мой Отец. Я могла бы там найти, имея некоторое воображение, следы былого.
В мае 1973 года мы с мужем впервые на нашей английской машине поехали из Парижа в Россию через Страсбург, Баден-Баден, Вену, Будапешт и венгерскую границу. Это была чудесная поездка, потому что все было ново. (253) Я находилась на русской земле, и вокруг меня все говорили по-русски. Во Львове мы провели первую ночь в России. Потом Киев, красивый город на Украине, такой зеленый и богатый, с его Ботаническим садом, с парками над Днепром, утопающими в душистой сирени, С виднеющимися темносиними куполами и колокольнями Выдубецкого монастыря. А еще дальше блестел Днепр...
В Киеве я пыталась взять разрешение на поездку в Каменку, – но так как мы об этом не запросили в Париже, то теперь поехать туда было невозможно. В Орле я совсем случайно услышала в гостинице, что дом Тургенева находится всего в нескольких километрах, и мы поехали туда. Этот дом-музей и его чудесный парк со столетними дубами очень стоит посмотреть. Затем Москва и Новодевичий монастырь, где я нашла могилу своего предка, Дениса Давыдова, всегда в цветах, Донской монастырь, где были другие могилы Давыдовых и среди них могила Варвары, жены Петра, брата декабриста Василия Львовича Давыдова. Мы нашли улицу Арбат, где когда-то жил Папа, но, несмотря на то, что мы были на машине, мы почему-то не попытались найти ни Елизаветинский институт, ни Гороховое поле, ни дом Толстого. В это время я еще не прочла все папины мемуары, где он обо всем этом писал, и мне это тогда не казалось таким необходимым, как теперь. Да и в Москве мы могли остаться только пять дней, а это совсем немного.
