Текст книги "Воспоминания"

Автор книги: Александр Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

В 1824 году, за год до своей смерти, Александр I сказал Л. Ф. Лубановскому: "Славы России довольно: больше не нужно; ошибется, кто больше пожелает, но когда подумаешь, как мало еще сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце как десятипудовая гиря. От этого (200) устаю". Эти cnctea показывают, что он болел морально крестьянским вопросом. Болел им и Николай I, после неудачных попыток к его разрешению ограничившийся "партизанской войной" с ним и подготовлением его для наследника – Александра II.

Декабристы были детьми своего времени. Мысли и чувства их созвучны эпохе. Устав "Союза Спасения" весь проникнут морализмом. Сущность этого Союза заключается в борьбе со всяческим злом и неправдой в русской жизни, среди которых первым декабристы считали крепостное право. Из показаний Пестеля видно, что недолгое время освобождение крестьян было единственной целью общества, но не было понимания того, как именно следует осуществить эту реформу. И. Д. Якушкин в своих записках говорит, что в 1816 году, желая освободить своих крестьян, он "в это время не очень понимал ни как это можно устроить, ни того, что из этого выйдет, однако, имея полное убеждение, что крепостное состояние – мерзость, был проникнут чувством прямой обязанности освободить людей" от него "зависящих". Зная о либеральных настроениях Александра I и об его намерениях, имеющих те же цели, что и они, зная также о проектах Беклешова и Сперанского, члены "Союза Спасения" думали, что им удастся путем распространения идеи освобождения и ее пользы "пригласить большую часть дворянства подать просьбу о том государю". Устав "Союза Благоденствия", имевший своим основанием устав немецкого Jugend Bund, хотя и не включал в себе параграфов, по которым члены его обязывались бы освободить от "подданнических отношений" своих крестьян и посредством полюбовного соглашения относительно работ обратить их условное владение землей в свободную собственность, по возможности совершенно достаточную для пропитания трудолюбивого семейства, принуждал однако участников Союза "истреблять продажу крепостных в рекруты и вообще отклоняться от продажи их по одиночке". Лишь убедившись в том, что им не удастся склонить дворянство к ходатайству перед властью об уничтожении крепостного права, члены "Союза Благоденствия" решаются на самостоятельные выступления перед ней. В тот самый 1818 год, когда Александр I поручает (201) Аракчееву составление проекта освобождения, А. Н. Муравьев подает государю записку, заключающую в себе горячий протест против крепостного права, как явления противного христианской морали, но не указывающую практических мер для его уничтожения. Ввиду ли этого недостатка записки или из убеждения, что инициатива освобождения может исходить только от верховной власти, А. Н. Муравьев удостаивается весьма нелестного отзыва императора с указанием, что он вмешивается не в свое дело. Подтверждением тому, что Александр I не хотел отдавать инициативу освобождения своим подданным, служит то, что в следующем 1819 году петербургский военный губернатор гр. Милорадо-вич по повелению государя поручает Н. И. Тургеневу составить такую же записку. Выполняя это поручение, Н. И. Тургенев делает много полезных предложений для ограничения крепостного права, которые принимаются весьма благосклонно, но не имеют никаких последствий. Наконец в 1820 году тем же Н. И. Тургеневым делается попытка устройства общества с целью "изыскания способов улучшения состояния крестьян и к постепенному освобождению от рабства как их, так и дворовых людей, принадлежащих помещикам, вступающим в это общество". Набросок Н. И. Тургенева о целях общества и предлагаемых им мерах свидетельствует о большом шаге вперед, сделанным декабристами на пути разрешения крестьянского вопроса. Теперь они уже не ограничиваются стремлением к прекращению "скотского" состояния крепостных, но ищут правового и экономического их устроения. Тургенев предлагал даровать помещикам и крестьянам право заключать арендные договоры на землю – "добровольные условия на долгое время, даже Erbpaeht (наследственная аренда) с тем, чтобы крестьяне могли отказаться от контракта, а помещикам это не дозволялось". Н. И. Тургенев полагал, что плату за аренду будет возможно вносить "натурой", т. е. днями работы, число которых должно быть установлено законом. Одновременно надо было дать право "перехода" от одного помещика к другому. По предложению И. Д. Якушкина, дома и огороды крестьян должны были перейти безвозмездно в их собственность, а отказ от своих пажитей (пахотной и луговой земли) давал (202) им право жить в своих домах, не будучи ничем обязанными помещикам. Что касается дворовых, то их предлагалось отпустить на волю немедленно, испросив у правительства "некоторые установления, по коим вольноотпущенные составляли особый класс, чтобы свобода не обратилась в притеснение". Опять-таки, вероятно, по соображениям об исключительном праве верховной власти на инициативу в крестьянском вопросе, Александр I признал учреждение общества ненужным, но выразил желание, чтобы каждый, подписавший заявление о нем, поработал отдельно и представил свой проект в министерство внутренних дел. Проект основания общества был последней попыткой добиться достижения цели при существующем государственном строе. Оставался один путь – добившись политической свободы, уничтожить и крепостное право.

Вступление декабристов на путь революции совпадает с прекращением в 1821 году деятельности "Союза Благоденствия" и образования двух Тайных Обществ Северного и Южного, из которых каждое пойдет по собственному пути до декабрьского восстания, когда члены их встретятся перед Следственной Комиссией и разделят общую участь. И в том и в другом обществе начинается составление проектов конституций, включающих в себя постановления по крестьянскому вопросу. В этих проектах моральный элемент, оставаясь основой планов освобождения, уступает первое место правовым и экономическим соображениям. Главным вопросом становится наделение освобожденных крестьян землей. Член "Северного Общества" Н. М. Муравьев в своих двух проектах, составленных при сотрудничестве других членов общества, пишет: "крепостное состояние и рабство отменяются", но освобождение совершается без земли; "земли помещиков остаются за ними". Во втором проекте под влиянием И. Д. Якушкина и Тургенева добавлено, что "дома крестьян с огородами, земледельческими орудиями и принадлежащим крестьянам скотом признаются их собственностью (безвозмездно)". Проект об освобождении крестьян без наделения их землей не был одобрен всеми членами общества; так И. И. Пущин написал на полях проекта: "ежели огороды, то земля".(203) Наконец Н. И. Муравьев делает еще шаг вперед и в изложении проекта конституции, сделанном по требованию Следственной Комиссии, добавляет, что крестьяне получают при освобождении для "оседлости" 2 десятины земли на каждый двор ( Двор – крестьянский дом со всеми хозяйственными постройками, отдельное крестьянское хозяйство.) и право приобретать землю в потомственное владение. Однако, по свидетельству Завалишина, большинство членов "Северного Общества" стояло за освобождение крестьян с землей, с выкупом ее не ими, а казной.

Что касается проекта "Южного Общества", то он составлен не всеми членами Общества, но исключительно его руководителем П. И. Пестелем. Не осталось никаких следов сотрудничества других членов при составлении этого проекта. "Русская Правда" передает взгляды П. И. Пестеля, создавшиеся под влиянием французских мыслителей и политиков и не имеют того специфического русского морализма, о котором упоминалось выше. К сожалению, часть "Русской Правды", касающаяся освобождения крестьян, осталась незаконченной и не вполне разработанной, а потому отдельные сохранившиеся записки, относящиеся к этому вопросу, содержат неясности и противоречия в подробностях. Недостатком их является чрезвычайная сложность предполагаемых планов. Ввиду этого приходится ограничиться пояснением главных мыслей П. И. Пестеля и только поверхностно коснуться сложной структуры их осуществления.

Прежде всего надо указать на общее положение П. И. Пестеля, утверждающего за "каждым гражданином право на известный земельный участок для его обработки". Государство обязано предоставить гражданам не только политические и гражданские, но и материальные права в размере, необходимом для пропитания каждого. Право пользования участком земельным из государственного фонда составляет часть политических прав граждан. Отсюда явствует, что П. П. И. Пестель не допускает возможности освобождения крестьян без земли. В дальнейших его заметках это положение (204) вполне подтверждается. В своих рассуждениях он исходит из двух друг другу противоречащих теорий. Первая говорит о том, что "человек находится на земле, только на земле может жить и только от земли же может получить пропитание", "Земля есть общая собственность всего рода человеческого, а не частных лиц, и потому не может быть разделена между несколькими только людьми за исключением прочих". Вторая теория утверждает, что труд есть источник собственности и принимает в расчет также и значение капитала для земледелия: землевладелец согласится вложить свой капитал в обработку земли только в том случае, если будет иметь полную уверенность в прочном обладании земельной собственностью. Полагая, что обе теории являются крайностями, П. И. Пестель видит возможность их примирения, исходя из основных положений "Русской Правды", которыми он советует руководствоваться. По его мнению, "Земля есть собственность всего рода человеческого, и никто не должен от сего обладания ни прямым, ни косвенным образом быть исключен". Понятие о частной собственности возникает вместе с образованием государства. Охранение собственности является священной обязанностью правительства, но признание последнего положения отнюдь не должно вести к нарушению законов природы и законов божественных, ибо "они поставлены от Бога и природы и суть неизменны, между тем как политические постановления людей часто меняются". Основываясь на этом, П. И. Пестель находит средний выход. Сначала дать людям необходимое для жизни, а на втором месте следует поставить "приобретение изобилия; на первое имеет право всякий человек, на второе – только тот, который успеет сделать приобретение". Найдя таким образом средний выход, П. И. Пестель полагает, что государство должно обеспечить каждому гражданину землю в размере, необходимом для его существования – следовательно, в государстве должны быть общественные земли, но может быть и частная земельная собственность. Однако общие интересы должны стоять на первом месте, и частные собственники должны поступаться своим правом в том случае, если оно нарушает законы естественные, по которым необходимо каждому человеку предоставить участие во владении землей.

(205) Как известно, П. И. Пестель в основу государственного устройства России полагал волость. Эта же волость служит основой земельного преобразования. По его предположению, в каждой волости земли делятся на две равные части: на общественные волостные земли и частную поземельную собственность или казенную в волостях, составленных из селений государственных крестьян. Волостная земля принадлежит всему волостному обществу и составляет его неприкосновенную собственность. Остальная часть принадлежит частным лицам или казне. Последние земли предназначаются "к доставлению изобилия". Волостная земля дает пропитание тем, кто не имеет других средств жизни. На вопрос о том, как составляется волостной земельный фонд, можно найти лишь приблизительный ответ в "Русской Правде", где говорится о различных разделах крестьян, и в одной заметке, находящейся среди неразработанной ее части. Однако основным тезисом П. И. Пестеля является то, что освобождение крестьян не должно лишить помещиков их доходов от поместий. Это значит, что при широкой экспроприации помещичьих земель государством для составления волостных земельных фондов от него потребовалась бы значительная затрата денежных средств. Как бы то ни было, но совершенно ясно, что, по мысли П. И. Пестеля, освобождение крестьян должно было произойти с наделением их землей и что крестьяне должны были слиться с остальным составом российского гражданства.

Приведенное выше, как говорится на судебном языке, "изложение дела" показывает, какая эволюция произошла в мыслях декабристов по крестьянскому вопросу, за пять лет, протекших со дня образования "Союза Спасения" в 1816 году, до создания Северного и Южного Обществ в 1821 году. За эти пять лет из прекраснодушных молодых людей, мечтавших склонить либерального императора и дворянство путем уговора к облегчению участи крестьян и упразднить их рабское состояние мерами, в коих они сами себе ясно не отдавали отчета, декабристы становятся революционерами, замышляющими свержение существующего строя и цареубийство. В составленных ими проектах конституций уже (206) говорится о правовом и экономическом устроении крестьян, а не только о даровании им человеческих условий жизни. Возможность такой быстрой эволюции тем более удивительна, что в окружавшем их обществе они не могли найти в ту пору широкого сочувствия. Как всегда, после всяких больших потрясений, усталое общество искало покоя, а потрясений было более чем достаточно. Одиннадцать лет Россия вела ожесточенную борьбу с Наполеоном и испытала на себе все ужасы 1812 года. Не могли не влиять на общество и примеры недавней по тому времени французской революции, утопившей Францию в крови и закончившейся моральным разложением французского общества, от которого ее спасла диктатура Наполеона ценой нового уже общеевропейского кровопролития и грабежа. Кроме того, всем еще были памятны ужасы Пугачевского бунта, о котором Пушкин, правда значительно позже, устами Гринева, сказал: "Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный". Не только лично заинтересованное дворянство было против освобождения крестьян, против него были и некоторые просвещенные представители общества, как Н. М. Карамзин, Державин и др. Так, в своей знаменитой записке "О старой и новой России", в которой особо почетное место занимает крестьянский вопрос, Карамзин высказывает убеждение, что "крестьяне холопского происхождения, следовательно, составляют собственность их господ, хотя вообще трудно разобрать происхождение крепостного класса. Во всяком случае крестьяне никогда не имели прав на землю. Освобождение крестьян опасно и в финансовом отношении: без помощи помещиков трудно собрать подушную подать". Карамзин ставит вопрос: "Что значит освобождение у нас крестьян?" По его мнению, оно означает: "Дать им волю жить где угодно, отнять у господ, всю власть над ними, подчинить их одной власти правительства". Эта мысль страшит Карамзина по своим последствиям. Он боится, что, уйдя из-под полицейского надзора помещиков, крестьяне станут пьянствовать и развратничать. Конечно, такие крепостнические высказывания не могли влиять на взгляды декабристов, но и среди самых передовых и либеральных представителей общества слышались голоса против освобождения. Так, в собраниях неофициального кружка ближайших друзей (207) Александра I в 1801-1803 гг. против освободительных предложений кн. Чарторыйского, Кочубея и гр. Строганова высказались Новосильцев и Мордвинов. Как это ни может показаться невероятным, но против эмансипации был и республиканец Лагарп, бывший воспитатель Александра I.

Только приняв во внимание все вышесказанное, можно без предвзятого мнения сделать заключение об эволюции взглядов декабристов, плывших против течения как в своих политических предположениях, так и в вопросе об упразднении крепостного права. При таких условиях, вряд ли будет справедливо упрекать их в консерватизме.

Как было сказано в начале этой статьи, конкретное обвинение, обращенное к декабристам, заключается в том, что они сами не освободили своих крестьян, а ежели стремились это сделать, то не хотели поступиться своим правом на землю. Первое обвинение отпадает уже потому, что по молодости лет большинство декабристов лично не владело населенными имениями и дворовыми и фактически никаких крестьян освободить не могло. Исключения составляют Якушкин, Лунин и Трубецкой, желавшие освободить своих крестьян (Лунин по завещанию) с безвозмездным предоставлением им в полную собственность лишь их дворов, скотины и сельскохозяйственных орудий. Следовательно, остается только второе обвинение в недостатке прогрессивности и искренности. Но тут возникает вопрос, насколько в наше время можно утверждать, что свобода невозможна без собственности и насколько такое утверждение может считаться прогрессивным? Или, наоборот, можно ли сейчас говорить о том, что дарование людям свободы без предоставления им собственности является показателем консерватизма? Отвечая на эти вопросы утвердительно, надо признать, что Александр I, запретивший указом 1807 года освобождение крестьян без земли, поступил прогрессивно, хотя разрешил это остзейским помещикам. В том же порядке рассуждения надо причислить к прогрессивным предложениям и проект Аракчеева 1818 года. Однако ни то, ни другое не заслуживают одобрения ни историков, ни общественного мнения, столь строго обличающих декабристов. Но и это обвинение отпадает само собой, т. к. и Северное и Южное (208) Общества в своих конституционных проектах пришли к решению о наделении крестьян землей. Казалось бы, что мы стоим перед неразрешимым противоречием. В действительности его нет, т. к. вопрос ставится в неверной плоскости. Дело не в прогрессивности или консерватизме, а в государственной целесообразности и возможности. Само собой разумеется, что в начале прошлого столетия русская власть не желала обезземеления крестьян вовсе не из-за прогрессивных настроений, а просто из соображений полицейских и финансовых. Ей нужна была оседлость крестьян, плативших ей подушную подать. Упраздняя власть помещиков, отвечавших за ее поступление, она была принуждена привязать крестьян к земле и тем самым дать им имущественную возможность ее уплачивать. Как ни серьезно относились декабристы к своим проектам, у них на первом плане стояло другое соображение какими угодно путями добиться крестьянской свободы. Идя на безвозмездное прекращение своих прав на крестьян, они не считали себя обязанными безвозмездно же отказаться от своих прав на землю. Как мы видим, даже Пестель, которого историки и общественное мнение выделяют из общей массы декабристов, стоит за то, что предоставленная крестьянам помещичья земля должна быть выкуплена государством. Именно в этом заключалась главная трудность. Правительство не могло это сделать при тогдашнем положении государственных финансов. Иллюстрацией этому служит разговор И. Д. Якушкина с Левашовым при допросе. Когда Якушкин указал, что правительство может выкупить крестьян у помещиков, Левашев воскликнул: "Это невозможно! Вы сами знаете, как русское правительство скудно деньгами!" Сказанное Левашовым было верно. Вследствие Наполеоновских войн и отсутствия правильного финансового управления, все бюджеты России были дефицитны, и к концу управления министерством Гурьевым в 1823 году государственный долг дошел до огромной по тому времени суммы в 1.343,5 милл. рублей, крепостные же люди составляли 45°/о населения, около 22,5 милл. Душ.

Переходя к рассуждению о том, были ли декабристы искренними и последовательными, не высказываясь сразу (209) за наделение крестьян землей, надо прежде всего отметить, что в их время таковое не считалось признаком прогрессивного мышления. Лучше всего это видно из того, что Якушкин пишет в своих воспоминаниях, написанных в пятидесятых годах 19-го столетия: "Благомыслящие люди, .или, как называли их, либералы того времени, более всего желали уничтожения крепостного состояния и, при европейском своем воззрении на этот предмет, были уверены, что человек, никому лично не принадлежащий, уже свободен, хотя и не имеет никакой собственности. Ужасное положение пролетариев в Европе тогда еще не развилось в таком огромном размере, как теперь, и потому впоследствии возникшие вопросы по этому предмету тогда не тревожили даже самых образованных и благонамеренных людей". Говоря о своем разговоре с директором департамента Джунковским по вопросу о предполагаемом им освобождении своих крестьян без земли, И. Д. Якушкин пишет, что "Джунковский бывал заграницей, имел воззрения человека европейского, и потому освобождение крестьян, которым не предоставлялось земли, нисколько его не возмущало". Если в течение всего 19-го века и начала 20-го и особенно в настоящее время все европейское ставилось и ставится в пример всему русскому как более передовое, то тем паче это должно было иметь место тогда, когда жили и действовали декабристы. Можно только поставить вопрос, почему тогда в Европе освобождение крестьян без земли не считалось зазорным? Ответом на это служит то, что вопрос о свободе человека, как было уже сказано, не ставился там в зависимость от владения им собственностью и что последняя почиталась священной. Декабристы, как известно, в своих предположениях руководились примерами Запада, поэтому очень важно установить, чему они могли научиться от него в отношении освобождения крестьян с землей. Разумеется, самой передовой страной в это время считалась Франция, недавно совершившая самую глубокую революцию. И вот оказывается, что Национальное Собрание в декрете от 4-го августа 1789 года, совершенно упразднив феодальный режим, сделало однако при этом разграничение между двумя его категориями: правами, вытекающими из власти одного лица над другим, и (210) такими правами, которые связаны были с владением землей. Первые права отменялись безвозмездно, вторые же подлежали выкупу. Придать однако этому выкупу коллективный и обязательный характер Национальное Собрание не решилось ввиду затруднительного положения французских финансов. Закончено дело освобождения было лишь в 1793 году, когда декретом от 17-го июня были отменены без вознаграждения все феодальные и чиновные права и предписано было сжечь все долговые обязательства. Это однако не означало, что крестьяне получили в собственность конфискованные у помещиков земли, ставшие национальными имуществами. Эти земли продавались разжившимся на революции спекулянтам для пополнения оскудевшей казны. Что касается Англии, то в ней освобождение крестьян фактически произошло гораздо раньше, еще в средние века, путем обезземеления их. Процесс этот был долгий и сложный, но главную роль в нем сыграли чума и развитие овцеводства. Только в Пруссии, после разгрома ее Наполеоном, указом 9-го октября 1807 года крепостное право было отменено, но лишь по закону 1816 года помещики потеряли право верховной собственности на землю крестьян, на барщину и повинности. В герцогстве Варшавском конституцией, данной Наполеоном 22-го июля 1807 года, крепостное право было упразднено, но в ней ничего не говорилось о поземельных отношениях; декретом же 21-го декабря того же года они были определены не в пользу крестьян. Такое решение вопроса имело место, несмотря на письмо Косцюшко к Фуше от 22-го января 1807 года, в котором он ставил одним из условий своего приезда в Польшу для содействия Наполеону освобождение крестьян с предоставлением им в собственность земли, находившейся тогда в их владении.

Сказанного достаточно, чтобы совершенно оправдать декабристов от возводимых на них обвинений. Они могут выйти из суда истории не осужденными, с признанием за ними смягчающих вину обстоятельств, а с незапятнанными именами чистых и честных людей, пожертвовавших всем для блага своего народа. Единственное, в чем можно упрекнуть их, – это недостаток государственного реализма, но этот упрек может быть обращен и к их обвинителям. (211). Для устойчивости какого угодно государственного строя в России необходима прочная его основа в лице наиболее многочисленного ее класса – крестьян. Но прочность этой основы возможна только при владении крестьянами землей на правах полной собственности. Сейчас эта мысль может звучать "консервативной", но какое это имеет значение пред лицом того, к чему пришла Россия? Правы были крестьяне И. Д. Якушкина, когда они, отказываясь от свободы без земли, сказали ему: "Ну, батюшка, оставайся все по-старому: мы ваши, а земля наша".

ДЕКАБРИСТ-ЕВРЕЙ

(213)

По своей малочисленности в России конца 18 и начала 19 века евреи не могли сыграть какую-либо роль в охватившем в то время часть ее общества освободительном движении. К тому же движение это зародилось и развивалось в дворянско-военной среде, куда они не имели доступа и которая, несмотря на свои либеральные воззрения, все же относилась к ним с известным предубеждением. В это время, по свидетельству Шабада, в России числилось всего 152.364 евреев, платящих подати и подлежащих повинности, а в Петербурге, как о том Екатерина II писала Дидро, было лишь от трех до четырех евреев, проживавших почему-то у ее духовника. И, тем не менее, судьбе было угодно, чтобы в числе лиц, привлеченных к ответственности по делу о "неустройстве", 14 декабря 1825 года, оказался, как член одного тайного общества, еврей титулярный советник, чиновник канцелярии Санкт-Петербургского Военного Генерал-Губернатора гр. Милорадовича Григорий Абрамович Перетц. Участие его в декабризме тем более знаменательно, что сам он лично нисколько не испытал каких-либо притеснений со стороны власти и происходил от богатых родителей, совмещавших глубокие богословские познания и интересы с большими деловыми способностями.

Дед Г. А. Перетца, со стороны матери, Иошида Цейтлин – (1742-1822), проживавший во времена Потемкина в Шклове, тогдашнем главном умственном центре еврейства, был ученым раввином и меценатом и, вместе с тем, талантливым финансистом и купцом. Потемкин, нуждавшийся для выполнения своих широких политических и военных планов людях, могущих материально ему содействовать, оценил

(214) деловые способности Иошиды Цейтлина и последний вскоре стал, как бы, его министром финансов и снабжения. Разбогатев на этом поприще, Цейтлин после смерти Потемкина оставил свою коммерческую деятельность и окончательно поселился в своем великолепном имении Устье, Чериковского уезда, Могилевской губ., где совершенно отдался изучению еврейского богословия. Еще при жизни Потемкина, он, желая выдать замуж свою дочь Файгеле, стал искать для нее жениха. Выбор его пал на сына всеми почитаемого Левертского раввина Израиля Перетца – Абрама, умного молодого человека, обещавшего по своим познаниям стать знаменитым раввином. Абрам Перетц женился на Файгеле в 1790 году, но не оправдал надежд своего тестя в отношении своей духовной карьеры. Он предпочел заняться коммерческими делами и стал ездить в Петербург по делам своего тестя и Потемкина. Скоро Перетц окончательно там поселился и стал жить вместе с двумя другими евреями, пользовавшимися покровительством Потемкина, – Иегудой бен Ноах и реб Натаном Ноте, у того самого духовника Екатерины II, о котором она писала Дидро. Поселившись в столице, Абрам Перетц завел свои собственные дела и занялся откупом. Это занятие принесло ему огромное по тому времени состояние и большое положение в обществе. Греч говорил про него:

"Откупщик Перетц – жид, но человек добрый и истинно благородный". В это время Перетц близко сошелся с М. М. Сперанским, на которого оказывал влияние в его преобразовательной деятельности. За эту близость последний подвергался нападкам, от которых его защищал другой выдающийся русский человек Е. Ф. Канкрин, тоже сумевший оценить качества А. Перетца.

Жена А. Перетца Файгеле, вместе с родившимся у них сыном Гиршем, не последовала за мужем в Петербург и продолжала жить с отцом в его имении. Молодой Гирш воспитывался там в атмосфере богатства и учености. Первоначальное образование он получил в духе, подобавшем внуку Иошиды Цейтлина, – еврейский язык и закон Божий ему преподавал Симеон Леви, русский язык и арифметику Сенявин, а геометрию и алгебру – Мендель. Становер – пионер европейского просвещения среди русских евреев.

(215) В 1803 году Абрам Перетц потребовал, чтобы его сын переселился к нему в Петербург. Переезд этот совершился в том же году, несмотря на сопротивление деда и матери, которая не захотела покинуть деревню и осталась в Устье. Мальчик Гирш поселился у отца, который к этому времени жил уже в собственном великолепном доме, ничем по роскоши не уступающем дедовской усадьбе. Но общество, которое он встретил в этом доме, было совершенно иным. Петербург не был белорусским местечком, и в нем жили другие люди, далекие от правоверных еврейских интересов. В доме Абрама Перетца царила берлинская культура, хотя он не переставал благодетельствовать евреям. Так у него жил бывший учитель Л. Невахович – первый еврейский писатель на русском языке, написавший в 1803 году "Вопль дщери Иудейской". В этом доме Гирш получил очень широкое образование от лучших преподавателей того времени. Особенно его интересовали история, география, статистика и политическая экономия. В 1810-11 годах в доме педагогического музея он слушал лекции по политической экономии у Бодуянского. Что же касается его раннего политического мировоззрения, то оно сложилось под влиянием его первого наставника швейцарца из Лозанны, Лорана, масона и вольнодумца. По странному совпадению у еврейского мальчика Гирша и у наследника русского престола Александра оказался одинаковый источник свободомыслия.

Отходя все более от традиций своих предков и вращаясь в Высоком Петербургском чиновничьем кругу, Абрам Перетц не избежал распространенного в этом кругу соблазна честолюбия. Влияние богатства ему уже казалось недостаточным, и если не для себя, то хотя бы для своего сына, он хотел положения в высших административных сферах. Единственным путем к этому было определение его на государственную службу, и чем раньше, тем лучше. В те времена это было возможно даже для мальчиков самого юного возраста. Гирш начал свою служебную карьеру 11-ти лет и в 1823 году был уже титулярным советником. Действительную службу он начал в Канцелярии Государственного Казначея, из которой потом перешел в Экспедицию Государственных Доходов. В 1810 году он был откомандирован в канцелярию д. т. с. кн., Алексея Борисовича (216) Куракина, который послал его в Новороссийский край где в это время свирепствовала эпидемия чумы, с поручением наблюдать за исправностью карантинного кордона. В мае того же года Гирш Перетц стал Григорием Абрамовичем, так как его отец со всем семейством принял лютеранство. От своей должности Григорий Абрамович был откомандирован. При оставлении им двух последних своих должностей он удостоился прекрасных аттестаций. В это же время его отец потерял на поставках в 1812 году в армию большую часть своего состояния.