Текст книги "Поганое поле. Возвращение (СИ)"

Автор книги: Александр Цзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Поганое поле изменило многое к худшему, но немалое и к лучшему.

Все стало проще. И отношения людей друг к другу тоже.

Я все-таки захмелел от крохотного глотка. Расслабился, размечтался и совсем забыл, что в Вечной Сиберии порядки совсем другие. И неизвестно еще, что творится в Республики Росс, какие у них загоны. Простота отношений – это к Отщепенцам. Зря их ругают – наверняка из-за “ведунократии”. Ругают-то те, кто не владеет волшбой. Вот владели бы, запели б иначе.

У Отщепенцев нет дедовщины, никто не пытался на меня наехать и показать, что у него писюн длиннее и толще. И что я – пустое место. Да, стан Отщепенцев – отличное место! Вернусь сюда, пожалуй, после того, как навещу Республику Росс и найду Витьку.

Симплы обслуживали нас по-очереди. Бо́льшая их часть сидела за своими столами по краям мыса. Насколько я разглядел в красноватом свете фонарей, угощений у них было не меньше. Дети бегали везде без разбора на ведунскую или симплую половины. За столом симплов сидела и Кира, но высокого широкоплечего красавца рядом не наблюдалось. И то хорошо.

Люция придвинулась ко мне вплотную и зашептала на самое ухо о том, что после угощения будут магические поединки среди желающих поразмяться. Понятное дело, поединки будут не на полном серьезе. Затем – танцы. Вон, вижу ли я оркестр из барабанщика, флейтиста и гитариста? Да, я видел. А в конце праздника будет купание в реке, чтобы сбить хмель. Вдруг завтра нагрянет враг, а все пьяные?

Я вспомнил, что у симплов готовится такое же купание а ля день Ивана Купала. Что-то мне подсказывало, что купаться здешний люд намерен без купальных костюмов и купание это приведет к последующему демографическому взрыву.

– Вода теплая как молоко, – жарко шептала Люция. За столом становилось шумно, и я бы ничего не услышал, не придвинься викингша ко мне вплотную – и М-стикер между нами не просунешь. – А купаемся мы в чем мать родила… Это так естественно, будто возвращаешься в лоно матушки-природы…

Вопреки ожиданиям нарисованная ею картина меня возбудила. Ярко представилось, как это все будет происходить.

Между тем Люция, тоже, судя по всему, изрядно возбудившись, продолжала нашептывать:

– Если хочешь, займемся любовью прямо в воде… Но сразу скажу: дело это неудобное. В воде лучше поначалу целоваться-миловаться, а уж потом на бережку браться за дело всерьез… Я тебя сама на ручках на берег вынесу и одновременно…

Пока я воображал, как буду выглядеть на руках этой мощной дамы, она в деталях обрисовала, какие еще действия она совершит во время таскания моей тушки. Я подзавис. Сильно сбивало с мысли и то, что Люция, столь агрессивно пристающая к бедному новичку, параллельно с нашептыванием гладила меня по бедру, залезая иногда очень далеко.

Не знаю, чем все закончилось бы – наверное, преждевременным купанием в Танаисе, – если бы не внезапный шум. Со стороны холмов заорали, загикали, в сумраке замельтешили факелы и затопали кони.

На территорию нашего уютного речного кафе ворвался отряд из пяти патрульных. Кажется, один человек бежал за конями на своих двоих, но из-за голов празднующих я не разглядел. Становище не расслаблялось даже в вечер праздника, и патрульные несли службу.

– Советники! – хрипло гаркнул один из них. – К вашему совету явились!

Люция мгновенно потеряла ко мне интерес, подобралась, под кожей вздулись нешуточные мускулы. Разом наступила тишина.

– Что такое? – раздался твердый и со всей определенностью трезвый голос Алевтины. Она, видимо, не пила сивуху. – Враг напал?

– Видать, что и враг! – насмешливо отозвался другой патрульный. Я встречал его раньше только раз и не знал имени. Пока я старался понять, откуда такая неуважительная насмешливость в отношении советников, оказалось, что ирония патрульного направлена на иного адресата. Конный страж дернул за веревку, и из-за корпуса коня выскочил взлохмаченный, грязный и окровавленный человек с обгоревшей половиной лица. – Шпионил за станом! Крутился на коне в округе, позже за холмы ушел и костер развел на ночь. Тут мы его и прихватили. Дружка его навсегда успокоили. А этот больно злобен и дерется хорошо! Решили советникам показать – что с ним делать?

Я поднялся с места и автоматически схватился за рукоять “гришана” – так я назвал кинжал. За столом многие сидели с кинжалами – это не моветон, а очень даже комильфо.

Избитый, со связанными руками Борис Огнепоклонник, убийца Витьки, затравленно окидывал нас диким взором. Меня он пока не узнал – мы для него были сплошной массой длинноволосых бандитов, жрущих и бухающих за длинными столами. Убедившись, что это именно Борис, а не похожий на него другой человек, я перевел взор на Киру. Она смотрела на меня молча, закусив губу.

***

Багровый плащ Огнепоклонников с Бориса содрали, вероятно, при схватке. Он был в обыкновенных на вид рваных джинсах, коротких сапогах и грязной рваной безрукавке, вылезшей из-за пояса. Наручи или перчатки с крагами, которые я видел при нашей самой первой встрече, исчезли вместе с плащом. Волосы на обожженной половине головы сгорели начисто, лишь кое-где торчали некрасивые пучки, а один глаз стянуло высохшей пергаментной кожей. Глаз на здоровой стороне налился фингалом, но смотрел злобно и неукротимо.

Все советники находились здесь, иначе пленника в плановом порядке провели бы в становище или зарубили на месте. Но на сей раз, на счастье Бориса или на его горе, весь совет праздновал, а патрульные решили над пойманным ворогом покуражиться.

Патрульный продолжил – громко, зычным баритоном, чтобы все слышали:

– Ну что, советники, будем с ним делать? Голову его уродливую с плеч или колодки надеть да к симплам отправить?

Тот патрульный, что заговорил первым, возразил:

– Да не станет он честным Отщепенцам служить! Разве по взгляду его волчьему не видно? Дождется ночи и перережет глотки всем, до кого дотянется.

Я внимательно следил за этим неожиданным представлением. Как по мне, так патрульные вели себя с советниками немного развязнее и наглее, чем следовало бы в этой ситуации. Они вроде спрашивали мнение и ждали, что решит совет, но при этом делали это чуть ли не вызывающе, куражась и много болтая. То, что у Отщепенцев нет строгой иерархии и дисциплины, я уже понял. И это в высшей степени необычно для военизированного общества. Во время боевых действий они тоже так себя ведут перед начальством?

Заговорил Джером, не вставая из-за стола:

– Волю его подавить не проблема. Будет, как щенок, следом ходить да руки лизать.

У Бориса дернулось изуродованное лицо. Испугался! Он понимал речь Отщепенцев, и неудивительно – Кира-то тоже понимает. Раньше, впрочем, я считал, что она научилась южному диалекту по книгам.

Тут впервые на моей памяти развезла уста чернокожая и дредоносная Нэнси. Судя по голосу и тому, как она раскачивалась, было понятно, что она изрядно пьяна.

– Лизать не только руки заставим!

И громогласно захохотала. Смех подхватили другие Отщепенцы и Отщепенки.

– Ты, Рик, не хитри! – сказал Джером светловолосому патрульному. Повернулся к темноволосому: – И ты, Ворон, тоже! Вижу я, зачем вы его в плен взяли и сюда привели! Скучно на посту стоять, небось? Захотели душу порадовать хорошей схваткой? По кругу пленного пустить?

Патрульные неловко заулыбались. Джером попал в точку.

Рик оглянулся на оставшихся троих патрульных и рявкнул:

– Ну? Чего уставились? Галопом на пост! Мы позже подъедем. Хурр!

– Хурр! – эхом отозвались трое патрульных. Стегнули лошадей и с грохотом унеслись в ночь, держа факелы высоко над головами.

Джером легко поднялся из-за стола, вытер вислые усы и подошел к Борису, ничуть не страшась возможного нападения. Старый Отщепенец медленно поднял руку и положил пальцы на лоб пленника. Борис попытался увернуться, но патрульный дернул за веревку, которая связывала его кисти. Когда Джером все же коснулся Бориса, тот застыл и закрыл глаза.

– Хм-м-м… – пробурчал Джером. – Злобы много… Но не к нашему народу и какому-либо еще… К человеку… Разглядеть не могу, туман красный затмевает…

Он убрал руку, и Борис, словно проснувшись, отшатнулся, захлопал зенками.

Джером спокойно поинтересовался у него:

– Кого преследуешь, симплый дорожник?

Борис сглотнул и хрипло прорычал:

– Не твое дело, старый ты выродок! Вели казнить меня и кончай болтать!

Джером одобрительно поцокал языком.

– Сколько силы в тебе, да не той стороной она к тебе повернута! Попался бы ты мне, когда моложе был, научил бы я тебя волшбе великой… Поздно уже.

Борис приподнял единственную бровь:

– Какой еще волшбе, дурень ты патлатый? Я человек, а не колдун, разве не видишь?

– Вижу, что стал бы ты колдуном, если бы нашел учителя в нужное время. Говорю же: поздно уже… Ладно.

Потеряв интерес к пленнику, он поворотился к Рику и Ворону:

– Не шпион он, а человек, местью одержимый. Есть такие личности среди человеческого рода. Кто его обидел и за что, не скажет, да и неважно это для нас.

Затем снова обратился к Борису:

– Раз не держишь на нас зла, дорожник, есть у тебя выбор. Прямо сейчас умереть без боли или сразиться за свободу. Победишь нашего – отпустим на все шесть сторон света. Но возвращаться не смей – смерти тяжкой предадим! Проиграешь – пожалеешь, что не выбрал быструю гибель. Ну как, согласен?

Борис не мешкал ни секунды, чем произвел впечатление не только на меня, но и на всех без исключения присутствовавших:

– Сражение! Но – без волшбы!

– Само собой, – усмехнулся Джером. – Биться будете без волшбы, одним своим умением и силой, по-симплому. Но иных правил не будет!

Ночной воздух наполнил одобрительный гул голосов.

Джером обратился ко всем присутствующим:

– Бро и сис! Дорогие мои! Кто из вас размяться не против? Сегодня собирались и без того бои устроить, но бои-то шуточные, без кровопролития и смерти, а тут вишь как получается? Поганое поле на нашу потеху развлечение послало! Ты, Олесь, хороший человек, раз такая оказия вышла!

При этих словах Борис глянул на меня, и рожа его перекосилась еще пуще. Узнал! Киру он, судя по всему, пока еще не заметил.

– А почему меня не спрашиваешь, старик? – просипел он своим сорванным басом. – Или испугался, что слабого Отщепенца выберу? Что опозорит он вашу славу хваленую? Или боишься, что тебя выберу?

– Среди Отщепенцев нет слабаков, – спокойно парировал советник. – Будь по-твоему, выбирай. Я и сам разомнусь, если на то твоя последняя воля.

Но я уже знал, кого выберет Огнепоклонник. Улыбка, похожая на гримасу, растянула губы пленника, и Борис тыкнул обеими связанными руками в меня. Люция, Нэнси и другие с любопытством уставились на меня, потом снова на Бориса.

– Вот его выбираю! Без волшбы, но и без других правил! Бой до смерти. Если поломаю его, уйду на все четыре стороны.

– Не на шесть? – удивился Джером. – Сторон-то у света шесть, а не четыре. Ну да ладно…

Он всем телом развернулся ко мне.

– Уж извиняй, бро Олесь, но таковы наши традиции. Отщепенец не бежит от схватки.

Люция схватила меня за локоть и зашептала:

– Быстрей убей его, не тяни! Вырви ему хоть глаза, хоть яйца! Я не хочу, чтоб ты сильно устал до нашего купания!

– Нет! – вдруг звонко крикнул кто-то. Я рывком повернул голову – так и есть: Кира вышла из-за стола симплов и шла к нам. – Борис, выбери меня! Я тебя убью собственными руками! За библиотеку, за мальчика, за твою ненависть!

– Моя ненависть не на пустом месте выросла и взлелеялась, – огрызнулся Огнепоклонник. Он почти не удивился появлению сестрицы – то ли все-таки успел ее засечь, то ли умело скрыл чувства. – Или забыла, за что тебя ненавижу?

В красноватом свете фонарей было видно, как побагровела Кира. Ранее она сняла плащ, иначе цвет щек сравнялся бы с цветом плаща.

“Что за новости! – подумал я. – За что он ее ненавидит? Что она наделала?”

Встряла Нэнси:

– Все интереснее и витиеватей! Семейная драма симплов! Твоя наложница, Олесь, знает этого человека? Не у него ли увел ты невесту?

Я не успел ответить. Борис пролаял, глядя на Киру:

– Так ты еще и наложница этого выскочки? Шлюха!

Кира поджала губы. Ноздри ее раздулись. Она обратилась к Джерому:

– Дозволь, пано, сразиться с этим человеком!

Я снова не успел вмешаться – на сей раз мне не дала раскрыть рта нетрезвая Нэнси:

– Нет-нет-нет, сис и бро! Так не пойдет! Коли эти два симпла – бывшие любовнички, доброй схватки не получится! Пусть сражается Олесь – уверена, он победит.

Публика зашумела, загомонила. Они были согласны, чтобы дрался с Борисом я.

Что ж, я не против. Во мне не было страха, когда я вышел из-за стола навстречу грязному и злому Борису. Меня переполняли злорадство и удовлетворение. Поганое поле – это поле чудес, и сейчас оно сотворило очередное чудо – подало мне Бориса готовенького на блюдечке.

– Никому не позволю с ним сразиться, бро и сис! – торжественно, подыгрывая остальным, заорал я. – Он меня выбрал – так быть посему!

Но, подойдя к Борису вплотную, шепнул ему так, чтобы больше никто не услышал:

– Ты мне за Витьку заплатишь по полной программе, сука.

***

Симплы споро (явно имелся опыт) организовали ринг – свободное место между столами. Край его выходил к воде. Принесли еще факелов, чтобы не пропустить чего интересного. Угощение и выпивка на время забылись. Некоторые Отщепенцы, правда, были намерены наслаждаться боем с попкорном и колой, то бишь с куском жирного мяса и кубком сивухи.

Борису развязали руки, и он стоял на краю “ринга” с мрачным видом, растирая окровавленные запястья. У него хватило ума не пытаться прорваться на волю, выхватив у кого-нибудь кинжал. Ведуны быстренько бы вывернули его наизнанку в самом буквальном смысле.

Патрульные Рик и Ворон, которым советники дозволили остаться, слезли с коней и присоединились к зрителям. Рты до ушей, в глазах – мальчишеский азарт.

Я вынул “гришана” из-за пояса вместе с ножнами и положил на стол. Шпаги со мной не было – так же, как и автомата. Про М-стикеры никто не знал, но я и их тоже вынул и шлепнул рядом с кинжалом под озадаченным взглядом Люции.

Арбитром вызвалась быть неугомонная Нэнси. Она чувствовала себя в своей тарелке, прямо-таки наслаждаясь ситуацией.

Я тоже вышел на ринг – с противоположной стороны, как и полагается во время боксерских поединков. Впрочем, я совсем не был уверен, что бой развернется по правилам кулачного боя. Возможно, имело резон снять рубашку – это даст преимущество перед соперником, который не владеет приемами вольной борьбы. И рубашку сохраню… даже если сам сдохну.

Позже подумал, что снимать рубашку не буду – вряд ли будет борьба. Вырубать Бориса надо быстро, и не ради Люции, которая не хочет, чтобы я утомился перед купанием, а ради самого себя и Бориса. Я человек не мстительный, но урок преподать этому гандону обязан.

Я размял руки, попрыгал на месте. Борис же стоял на месте и с кривой (из-за ожога) ухмылкой глядел на меня. Меня эта усмешка разозлила, хотя я старался не подать виду.

– Начали! – крикнула Нэнси и шустро отскочила в сторону, чтобы не попасть под раздачу.

Я стремительно пошел в атаку, но в последний момент свернул влево, одновременно выбросив резкий джеб. Виталий Михайлович Фольц, мой тренер по боксу, учил не пороть горячку и сперва как следует разведать противника, прощупать его джебами и размять от души.

Вообще-то, получалось, что никакого тренера Фольца не существовало в природе, и был это виртуальный бот в квесте, но, как бы то ни было, боксировать я научился. И доказал это на Модераторе Вечной Сиберии и Игоре из деревни Замороченных. Странно было лишь то, что я почему-то очень хорошо помнил этого Фольца, в то время как лица родителей расплывались, и я даже их имен не мог назвать.

Джеб достиг цели, а именно – скулы Бориса. Он пошатнулся. Его уже хорошенько отделали, и мне, несмотря ни на что, колотить его было как-то неудобно. Борис, однако, оказался парнем крепким. Он пригнулся, поднял кулаки и принял почти классическую стойку боксера – правда, кулаки держал тыльными сторонами вперед, как в древнем кулачном бою.

Некоторое время мы скакали по кругу, выбрасывая удары левой. Аудитория завыла и заулюлюкала, кто-то несколько раз выкрикнул “Хурр!” с определенно неодобрительными интонациями. Борис также не спешил кидаться в атаку, на которой я его, несомненно, подловил бы, как несостоявшегося регбиста Игоря. Бил Борис хлестко, но не прямыми, а чуть боковыми. Непонятно было, борец он все-таки или ударник.

После очередного “колхозного” джеба он внезапно вошел в клинч. А я прозевал нужный момент для хука, который отправил бы Огнепоклонника в глубокий нокаут. Вцепившись в меня, Борис попытался бросить меня наземь, но я устоял, вспомнив кое-что из дзюдо.

Восстановив равновесие, я ударил коленом, потом локтем и сразу же сделал апперкот правой. Кулак попал точнехонько в бородатую челюсть. Зубы у Бориса лязгнули, и он рухнул на траву.

Раздался рев на “трибунах”.

– Убей! Убей! Убей! – скандировали Отщепенцы.

– Давай же! – рявкнула Нэнси кровожадно, сверкая белками глаз на черном лице. – Бой до смерти! Если он выживет, ты не победитель!

И тут до меня дошло, что у меня нет выбора – я должен прикончить Бориса на глазах у Киры. Без оружия, голыми руками!

Да, он – убийца Витьки, но валить его сейчас, пока он лежит на земле? Как? Горло ему перегрызть?

В кино так обычно подставляется главный герой, пока рефлексирует над упавшим злодеем. А потом злодей вскакивает и побеждает.

Нет уж. Я, может быть, и не герой, но Борис – точно злодей. Пощадить его сейчас – предать память о Витьке. Или самого Витьку, если он все еще жив и блуждает по Поганому полю…

Я подскочил к лежащему и обрушил на него град ударов. Обычный человек должен был давным-давно вырубиться, но Огнепоклонник оказался выносливым, как мул. Я не заметил, как он захватил к пригоршню песок с проплешины среди “газона” и швырнул его мне в лицо. Я отвернулся на миг, зажмурившись, но Борису этого хватило, чтобы угостить меня ударом ноги в сапоге и, когда я свалился, усесться сверху – в “маунт”, как принято было говорить в ММА.

– Никаких правил, кроме волшбы, да? – прохрипел он. – Ну так получай, Урод! Гори в адском пламени!

Его твердые мозолистые пальцы сдавили мне горло. Я ухватился за скользкие от крови запястья, но Борис словно окаменел и прибавил в весе. У меня сам собой изо рта вылез язык, глаза закатились. Черное небо, факелы и лица зрителей подернулись дымкой, закружились. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Олесь! – донесся до меня голос Киры.

“Вырви ему хоть глаза, хоть яйца!” – прозвучал в памяти жаркий шепот Люции. Я отцепился от запястий и обеими руками схватился за гульфик Бориса. Гульфика, ясное дело, у него на джинсах не имелось, и джинсовая ткань была довольно плотной, но яйца находились на месте.

В кино обычно такими подлянками пользуется злодей, но в реальности все неоднозначно. Если на то пошло, Борис первым прибегнул к подлости, ослепив меня песком.

Результат моих манипуляций последовал немедленно. Борис заорал и убрал руки.

Поскольку он привстал, я повернулся на бок, потом – на четвереньки и выскочил из-под супостата. Ладонь нащупала камень размером с кулак, я развернулся и, не глядя, размашисто ударил Бориса. Камень попал куда-то в район виска.

Но и тогда этот тип не потерял сознание! Он был в нокдауне, качался, как пьяный, взгляд расфокусировался, но по-прежнему держался на ногах и даже шел. Впрочем, не вперед, а назад. По виску сгоревшей половины текла черная в свете факелов и фонарных свечей кровь. Рот был разинут.

– Ты… ты… будешь гореть… в огне!!! – прохрипел он.

– Добей его! – взвизгнула вдруг Кира, и я вздрогнул.

Я тупо взглянул на камень в руке, шагнул вслед за пятившимся Борисом, но двигался неуверенно. Все же убить рапирой получеловека-полуурода, секунду назад перерезавшего горло маленькой девочки, – это одно, а забить человека камнем на глазах у кучи народа, среди которого родная сестра твоей жертвы, – это совсем другое.

Грязная получилась схватка, и не было в ней ничего благородного и красивого… Но чего я ожидал? Вот Отщепенцы ничего другого и не ждали, подначивая меня поскорей подбежать и расколотить Борису его крепкую башку. Но я медлил.

И Борис рухнул с закатившимися глазами и побелевшим лицом в воду. Берег здесь выступал над водой примерно на метр, течение было быстрым, а река глубокой. Бориса моментально унесло в темноту.

Болельщики издали разочарованный вопль, кто-то засвистел.

Плохо соображая, я повернулся и посмотрел на Киру.

Она молча отвернулась.

Витька был отомщен, но на душе у меня было погано, как никогда.