Текст книги "Поганое поле. Возвращение (СИ)"

Автор книги: Александр Цзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

А я кто сейчас? Гэндальф? Для Фродо я слишком бородат и крупноват.

– Понятно… – сказал я.

Вывернул руль и поехал навстречу огням большого города.

– Ты поедешь на мусоровозе до самого города? – спросила Ива.

– А что? Других колдунов здесь вроде бы нет. Моя волшба работает. Зачем ходить пешком?

Ива промолчала.

Спустя минут пять в третий раз запищал долбанный индикатор батареи.

– Олесь, – заговорила Ива, – мне кажется, твой аккумулятор реагирует на излучение квест-камеры…

– Что значит “кажется”?

– Я не уверена.

И тут цифры на индикаторе замигали, сменяя друг друга в бешеном темпе, как спятивший таймер:

100… 99… 98…

– Да блин! – простонал я. – Батарея садится!

– Или это обратный отсчет, – предположила Ива.

– Какой еще…

– Подумай сам! – воскликнула Ива. – Эту батарею тебе дал Решетников, а он ненавидит Вечную Сиберию!

– И что? Он сделал из нее бомбу? Когда он дал мне эту батарею, мы с Витькой ехали в противоположном направлении.

– Он предполагал, что вы вернетесь.

– Херня какая-то… Слишком сложный план, чтобы совершить теракт в Вечной Сиберии с моей помощью…

– Слишком сложный для нормального, адекватного человека. А разве можно назвать адекватным Решетникова?

75… 74… 73…

– Логично, – согласился я, нервно поглядывая на индикатор. – Скажи, делают ли россы батареи с бесконечным зарядом? И чтобы они одновременно были бомбами?

– Бесконечный заряд невозможен. Но создать батарею, которая работала бы много лет подряд, вполне реально. Бомбу сделать тоже не трудно.

– И ты сейчас мне об этом говоришь! А зачем показывать обратный отсчет?

– Чтобы террорист успел сбежать…

35… 34… 33…

Сейчас или батарея сдохнет, или сдохну я вместе с батареей и целым мусоровозом.

Я больше не колебался. Выматерившись, выскочил из кабины на ходу, не удержался на ногах и покатился кубарем. Автомат и шпагу оставил в кабине – не подумал о них совсем. “Гришан”, впрочем, торчал за поясом. Вскочив, я помчался в темноте в сторону заброшенных складов.

На секунду в голове воцарилась уверенность, что я дурак. Надо было хотя бы остановить машину, а потом вылезать и смотреть, что будет.

Но только на секунду.

В следующий миг за спиной ослепительно вспыхнуло, превратив ночь в день. Самого взрыва я не услышал вовсе – сильный удар в спину оторвал меня от земли и поднял в воздух. Меня швырнуло обо что-то твердое с невероятной силой, барабанные перепонки лопнули, тело залила тошнотворная боль, а глаза залила кровь.

И сознание погасло.

***

Первое, что я увидел, когда поднял веки, был погасший монитор, нависающий надо мной на мощном белом штативе. В этом мониторе отражался мутный овал – мое лицо.

В следующее мгновение я осознал, что лежу на мягкой койке, а с двух сторон надо мной нависают два мужика в белых халатах и со скучными физиономиями. Дальше, кажется, маячили другие люди.

Я никак не мог вспомнить, кто я такой и где нахожусь. Я заморгал, сморщился, но окружающее по-прежнему воспринималось как во сне или после хорошей попойки.

В поле зрения нарисовался странно знакомый парень, холеный, гладко выбритый, в белой рубашке и шляпе трилби, на шее у него висели короткие стильные мужские бусы.

– Олесь? – позвал он меня. – Ты меня слышишь?

Я его слышал. Но не ответил.

Не дождавшись реакции, парень обернулся к еще одному человеку. Тот был в белом халате, как и два мужика возле меня, но выглядел намного солиднее. Выправка у него была военная, ему больше подошел бы военный китель или черный костюм с наушником на проводе-пружинке.

– Он меня не узнает, да, Тарас Игнатьич? – проговорил парень в шляпке. – Вот ведь фак… Извините. Это же мегаплохо… Что теперь будем делать?

Я поднял руки и нащупал на голой груди липкие электроды на проводках. Кто-то расстегнул мою рубашку и наклеил эти противные штуки. Я принялся их срывать.

Мужики справа и слева попытались помешать, но я отпихнул их.

Тарас Игнатьич подошел и встал в моих ногах.

– Пусть снимет… – кивнул он мужикам-помощникам.

Те отстали, и я избавился от электродов.

– Вы помните свое имя? – обратился ко мне доктор. – Как вас зовут?

Я вылупился на него. В голове вяло бурлила каша из обрывочных воспоминаний.

– Где… – прохрипел я. – Где Князьград?

Доктор приподнял соболиную бровь.

– Какой, простите, Князьград?

Я с трудом сел, испытывая легкое головокружение. Зажмурился.

Взрыв… Квест-башня… Мусоровоз…

Мысли никак не желали выстроиться по-порядку, наползали друг на друга, теснились, мешали друг другу – и мне.

– Вам лучше прилечь, – сказал доктор.

Я открыл глаза.

– Я… Олесь… Панов, – вспомнил я.

И тут мгновенно вернулась память. Вся целиком. Я вспомнил все. Так, по крайней мере, мне показалось.

Доктора зовут Тарас Игнатьич Пономарев, я на минус третьем этаже НИИ нейрофизиологии имени Павлова, а сюда меня привел мой сокурсник Димон. Вон он, в шляпке, рядом трется…

– Ах ты, Димон, сука! – заревел я. – Ты куда меня привел?

Доктор и Димон переглянулись. Мой дружбан смущенно хихикнул:

– Вот сейчас узнаю́ моего старого доброго сокурсника…

Я соскользнул с койки. Лаборанты отошли, но, судя по напряженным позам, готовы были в любой момент наброситься и скрутить меня. Я не обращал на них внимания.

Голова перестала кружиться, а мир вокруг обретал привычную четкость и определенность.

Я толкнул Димона в грудь. Легонько, но мой приятель отлетел на пять шагов назад и чудом не шлепнулся на задницу.

– Эй, ты чего? Изи-изи!

Я огляделся. Мы находились в длинном белом помещении без окон, забитом медицинской техникой. Вдоль одной стены тянулся ряд коек с ширмами и аппаратурой неизвестного предназначения. В углу возле двери – “кабинет” Пономарева. Простой закуток со столом, креслом и диванчиком.

Ну да, я прекрасно помню это помещение, откуда начались мои сумасшедшие приключения в Поганом поле.

– Бля, Димон, – сказал я, – ты не представляешь, как у меня кулаки чешутся из тебя бифштекс сделать…

Димон отступил к самой стенке с испуганной рожей. Я пошел на него, но меня окликнул доктор Пономарев:

– Чем вызван ваш гнев, Олесь? Что вам сделал ваш друг?

– Привел в эту сраную шарагу! – рявкнул я в ответ. – А вот ты, доктор, ты кто такой? А?

Я сменил курс, стремительно шагнул к нему и схватил обеими руками за грудки. Ко мне возвращалась моя нешуточная сила. Доктор почти повис над полом.

Лаборанты бросились на меня с обеих сторон и вцепились в локти. Я отпустил Пономарева, который при этом едва удержался на ногах, и занялся лаборантами. Они, конечно, крупные взрослые мужики, но после моих бешеных тренировок для меня не представляли никакой опасности. Оружия у них не было, и волшбой они не владели…

Одному я врезал локтем, освободил руку и дал мощную пощечину второму. От пощечины лаборант свалился животом на койку и повис. Вроде он так уже лежал когда-то… Второй сидел на полу и хлюпал окровавленным носом.

Я снова схватил Пономарева за лацкан его идеально выглаженного халата.

– Что за эксперименты вы со мной делали?

– Это не эксперимент. – Голос доктора был очень ровный и спокойный, словно он каждый день имел дело с буйными помешанными. – Это тест. Помните? Один тест вы прошли, когда ваш друг Дмитрий дал вам посмотреть на карточку… Теперь вы согласились пройти еще один… Мы должны убедиться, что ваш мозг в состоянии принять наш субклеточный когнитивный модулятор…

– СКН… – проворчал я. – Старый добрый нейрочип. Помню. Мой мозг в состоянии, не переживайте… Кое-кто считает его красивым…

– Кто? – удивился Пономарев.

Я вдруг отпустил его лацкан и произнес, обращаясь в пространство:

– Ива? Ты меня слышишь?

Снова моргнул, пытаясь усилием воли вызвать интерфейс. Но интерфейс с иконками допартов не появлялся.

Я поднял руку и вывернул предплечье – чистое, без признаков тату в виде Глаза Урода. Правда, на коже краснело какое-то раздражение. Я принялся автоматически застегивать рубашку, продолжая мысленно вызывать Иву, но умбот не откликался. Я ее совсем не чуял. Равно как и В-токов вокруг.

Я совсем отвык от этого ощущения… когда не чуешь В-токов и В-ауры. Будто ослеп на один глаз и оглох на одно ухо.

Меня пробрали дрожь и озноб – я начал догадываться о сути произошедшего.

– Доктор, – позвал Димон из своего угла, – кажется, от вашего теста у него что-то переклинило…

– Да, по всей видимости, – пробормотал Пономарев. – Технология еще сырая… Видимо, для некоторых разновидностей психики она категорически не подходит…

Вся злость, весь кураж и энергия как-то разом из меня испарились. Зато захлестнули слабость и апатия.

Мне что, все привиделось, как в советском фильме про путешествие во времени? Пригрезились два месяца путешествия в Поганом поле? Но ведь все было так реалистично! И долго… И много…

– Сколько времени прошло?.. – спросил я тихо. – С тех пор, как мы приехали сюда? А, Димон?

– Да получаса не прошло…

– Мне примерещилось… – неохотно признал я, но оборвал сам себя: – Или прямо сейчас я снова в квесте!

Слабость как рукой сняло. Это все объясняет! Я снова каким-то образом попал в квест!

– Чего? – не понял Димон.

Ну конечно, подумал я. Меня снова затолкали в квест. Излучение башни Князьграда подействовало через нейрочип, и меня перемкнуло. Наверное, я лежу сейчас на краю воронки от взрыва и грежу Эрой Тельца… Если это так, то квест долго не продлится – я скоро умру.

Я закрыл глаза и снова безуспешно порылся в сознании в поисках допартов. Краем уха слышал, как доктор велит очухавшимся лаборантам умыться и привести себя в порядок. Нападать они больше не намерены. Поняли, что я больше не буду буйствовать.

Ну, и что мне делать? Как выбраться из квеста?

Хотя… зачем выбираться? Рано или поздно веселье закончится. Квест не вечен.

Как и жизнь…

– Я хочу уйти отсюда, – заявил я.

– Конечно, – с готовностью согласился доктор Пономарев. – Тест вы не прошли, так что… договор заключать мы не будем.

– Это уж разумеется, – ядовито проронил я. – Не желаю видеть вас никогда.

– Значит, вы не собираетесь подавать на нас в суд?

Вопрос меня удивил. Вроде это я тут разбуянился, и по-хорошему подавать в суд или, как минимум, вызывать ментов больше пристало потерпевшим лаборантам.

Димон снова подал голос из угла:

– Не исключено, его здоровью нанесен непоправимый вред…

Но замолк, наткнувшись на наши с Пономаревым взгляды.

– Никаких претензий, – сказал я Пономареву. – Обоюдных. Правильно?

Лаборант с разбитым рылом (сейчас в ноздрях у него торчали ватки) злобно поглядел на меня.

Но Пономарев как ни в чем не бывало ответил:

– Никаких. Замнем это дело. Это было недоразумение. Я также обещаю переделать алгоритм теста, чтобы ничего подобного впредь не случилось. И… мы оплатим вам моральный ущерб…

Все-таки его беспокоила вероятность того, что я подниму шум из-за не вполне законных экспериментов.

А мне было все равно. Если я в квесте, то он – часть иллюзии. Если это реальность, то…

То Поганое поле, выходит, иллюзия? Часть моего электрического сна под электродами?

Стоит признать, что Поганое поле намного более фантастично, чем этот унылый скучный мир. Там есть Уроды, Лего и волшба. А здесь – судебные иски и криворукие горе-экспериментаторы.

Я поманил пальцем Димона.

– Пойдем. У тебя крутой электронный ключ, без которого на лифте не подняться.

Но Димон не спешил ко мне подходить.

– Да не ссы. Морду бить не буду. Пока что. Отвезешь меня до хаты.

– В смысле, до дома? До твоей квартиры?

– Да.

***

По дороге мы почти не разговаривали.

Только в самом начале поездки Димон, выруливая с парковки, произнес небольшую эмоциональную речь в собственную защиту:

– Клянусь, Олеська, я не в курсе был, что их тест такое говно! Мне сказали: все полный о’кей и тип-топ. Никаких траблов! И деньжат подзаработает твой кореш. Так что не было у нас уговору тебе мозги поджаривать!.. Могли бы и в суд… Эти парни не любят шум, зелененькими отслюнявили бы извинения, хандред персент, клянусь тебе!.. Эй, слушай, может, тебе врачу показаться?

Я устало отмахнулся, и Димон заткнулся.

Остаток дороги я пытался переварить то, что переварить человеческий ум не в состоянии. Я не верил, что Поганое поле примерещилось. Точно также я не верил, что моя жизнь в Эру Тельца (или эпоху буржуев) – это квест-иллюзия.

Так где же я? В реальном мире или вымышленном?

Я мрачно смотрел через лобовое стекло на оживленную улицу, прохожих, машины, броскую рекламу. Стоял жаркий летний денек.

Шум автомобилей, гудки, человеческие голоса – весь этот звуковой винегрет был до боли знакомым и реалистичным…

Как и пение цикад вечерами в Поганом поле, и свист ветра, и гул электрических движков моего бедного мусоровоза…

Когда мы подъехали к многоквартирному дому, где я снимал “хату”, события Поганого поля начали быстро тускнеть в памяти и уже не представлялись реальными. Это был будто очень подробный и интересный сон.

В квартире все оставалось без изменений. Да и какие изменения могут произойти спустя пару часов моего отсутствия?

Некоторое время я бегал по комнате туда-сюда. Потом улегся на кровать, не переодевшись. Вспоминал Киру, затем Бориса.

В ушах прозвучал его сорванный бас:

“Ты больше никогда не увидишь мою потаскуху-сестру. Никогда!”

Я больше никогда не увижу Киру. И высокотехнологичную Республику Росс. И становище Отщепенцев на берегах бурного Танаиса. Никогда мне не ночевать под звездным небом в центре световой гирлянды, не отбиваться от Уродов и не охотиться на Лего.

Все же действительность – она здесь. Она тусклая, рутинная и скучная до зевоты.

Внезапно стало так плохо, что захотелось выть.

И жрать.

Поесть захотелось, между прочим, невероятно сильно, и я окончательно убедился, что все приключения в Поганом поле мне привиделись за полчаса лежания на кушетке.

Встав, я прошел в тесную кухоньку и заглянул в холодильник. Там одиноко лежали кусок краковской колбасы, сыр и полбатона. Я схватил эту снедь, торопливо порезал ножом (слишком хрупким и тонким после “гришана”) и слопал, запив водой из-под крана.

Я ковырял в зубах, когда запищал мобильный телефон в кармане брюк. Я не сразу догадался, что это за звук. Отвык от телефонов. Неудобная это штука – гораздо лучше иметь нейрочип с допартами связи с искусственным интеллектом…

На телефон пришло сообщение от моего банка: мой счет пополнен на 2000 евро с карты другого банка.

Пономарев!

Хорошая новость.

Настроение после перекуса и пополнения счета улучшилось.

Я снял рубашку и полюбовался на себя в зеркало в прихожей.

Волосы непривычно короткие, и вместо бороды, которую впору заплетать, – щетина. Но торс бугрился мускулами, которых раньше не было. Эй, не накачали ли меня какими-то гормонами, от которых мышцы растут, как от стероидов? Не слышал, чтобы на свете существовали такие стероиды, от который мускулатура становится рельефной за полчаса. Или я и раньше был мускулистым, просто не замечал?

Или попросту забыл?

Зачесалось предплечье. Розовое раздражение никуда не исчезло. Оно смахивало на легкий ожог.

Пока я разглядывал это пятно, в глаз попала пылинка, и я заморгал. На крохотное мгновение почудилось, что я вижу Знак. Но он тут же пропал.

Самовнушение…

После душа я переоделся и пошел шляться по городу без определенной цели. Было немного за полдень. В НИИ мы с Димоном отправились ни свет, ни заря.

Я неторопливо и задумчиво шел по тротуару. Постоянно казалось, что над головой вот-вот пролетит тачка…

В каком-то бутике я купил темные очки с овальными линзами. Подумал: отращу, пожалуй, волосы и бороду. С ними привычнее. Глядишь, и допарты подключатся.

Ноги сами привели меня в один из крупных ТРЦ. Бабки у меня были, можно и в кафешке позаседать, на людей посмотреть да в себя окончательно прийти. Я расположился на втором этаже, за столиком на двоих у перил, за которыми открывался вид на зал первого этажа и широкие автоматические стеклянные двери. Там суетились люди – взрослые, детишки, девчонки…

Внимание привлекла семейка, поднимающаяся по эскалатору. Папа и мама – молодые еще люди – стояли ко мне спиной, а вот сынишка смотрел прямо на меня. Лет четырнадцати, с каштановыми волосами, худенький, с острым носом.

– Витька? – вслух сказал я и привстал.

Пацан приподнял брови. Потом нахмурился. То ли ему не нравилось, как я на него пялюсь, то ли тоже пытался вспомнить что-то. Меня из-за расстояния он не слышал. В конце концов просто отвернулся.

Нет, подумал я, это игры моего разума… Мозг после неудачного теста создает миражи, внушает, что я вижу человека, похожего на того, что снился мне в самом длинном сне в моей жизни.

Витьки никогда не было в природе. Как и Киры. Как и Бориса. Как и фантастических тварей Поганого поля.

Как и самого Поганого поля.

Снова зачесалась рука, и я приподнял предплечье.

Пятно потемнело, приобрело форму ромба. При всем желании его нельзя было назвать проявлением какой-нибудь крапивницы.

Это был Знак Урода.