Текст книги "ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были"

Автор книги: Александр Чуманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

9. ПЕНСИОНЕР ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ ТАКОЙ-ТО

В некоем сельском поселении некоего муниципального образования жили-были Иванушка и дед. И вот однажды утром, поскольку утро вечера мудренее, они, как обычно, сели на «Ёшкиного коня» и поехали «прошвырнуться по полям Родины» (так это промеж них в целях конспирации называлось), а конкретно – на поле «Уралниисхоза» клевер для кроликов воровать.

Нет, вообще-то, они, как все нормальные люди, всегда старались лишний раз в противоречие с законностью не вступать, но так получалось, что в первую половину лета мягкой молоденькой травы было полно и на опушках, и на полянках, и на обочинах дорог. А потом она делалась жесткой да грубой, и кролики ее не ели. Зато клевер все лето – только давай. Хотя именно от сочной травы они любили время от времени поголовно вымирать. Такая уж привередливая скотинка. И приходилось. В силу объективных обстоятельств.

И вот выехали они в чистое поле, спешились, достали из коляски бывший меч, ставший теперь как бы литовкой, вытащили мешки для травы и начали быстро-быстро хищение совершать: дед – косить, а внук – мешкотару набивать. Чтобы – р-раз! – и нет их уже. Такое ведь дело. Не сказать, чтоб сильно опасное, однако, если поймают, будет стыдно. Конечно, если кто, как Иванушка и дед, еще стыд вконец не растерял.

Мешка два уже накосили – еще три оставалось, а вдруг дед, в очередной раз замахнувшись инструментом, застыл, как статуя.

– Дед, ты чего? Сердце? – встревожился Иванушка.

– Да нет. Гляди-ка… – И мечом вдаль указал.

Иванушка голову поднял, поглядел в указанном направлении и тоже увидел. Далеко, примерно посредине необъятного клеверного поля, высился довольно высокий белесый холм, которого давеча и в помине не было. Словно вдруг он вырос. И форма какая-то необычная. (Хотя, конечно, никто не может с уверенностью сказать, какая форма для холма обычная, а какая – не вполне.)

– Что бы это могло быть? И откуда вдруг взялось?

– Вот и я о том же… Вдруг это что-то такое… Опасное. С неба, например, свалилось…

– Летающая тарелка?

– Скорей уж – летающий чайник. Или от ракеты ступень. Или у военных опять что-нибудь отпало…

– Дед, надо сгонять, посмотреть. Вдруг – Контакт? И мы – как бы полномочные представители! Погнали, дед, скорее, а то потом не простим себе.

– Не простим, это точно… – Хотя дед, между прочим, при своем довольно богатом воображении, в отношении всевозможных чудес был на редкость убежденным скептиком и в грош не ставил россказни про то, что кто-то, где-то, чего-то, будто бы…

И они быстренько загрузили, что успели накосить – два-то мешка в коляску вошло так, что со стороны и не видать – завели мотоциклетку, тихонько порулили. Прямо по клеверу. Ему это нипочем. Зато ехать можно довольно быстро, потому что клевер – культура многолетняя, и нет нужды каждый год перепахивать. Порулили тихонько, но твердо держа курс и не делая остановок, чтобы, в случае чего, не дать повода заподозрить человечество в трусости или коварстве. Порулили, всем видом своим выражая доброжелательность, независимость, здоровую любознательность и отсутствие чувства какой-либо вины за собой.

Когда проехали примерно половину расстояния и контуры сделались отчетливее, стало совершенно ясно – объект, скорее, естественного происхождения, нежели – искусственного. То есть если даже – из космоса, то просто – глыба. Большой метеорит. Но тогда о нем уже с момента падения, а то и раньше знала бы вся округа. Потому что и полет его в плотных слоях атмосферы был бы весьма зрелищным, и само соприкосновение с планетой – впечатляющим. Наверняка не обошлось бы без разрушений. Например, ветхий жилищный фонд муниципального образования точно бы не выдержал…

Когда оставалось до объекта около километра, стал, притом все отчетливее, ощущаться специфический запах. Дед был абсолютно уверен, что такой – ему в его долгой жизни доводилось ощущать не раз, силился вспомнить, но – никак. Иванушка же, напротив, моментально вспомнил – когда и где, однако не знал слова, которым этот запах исчерпывающе обозначается. А чтобы им произвести обмен мнениями и решить-таки вопрос, требовалось ведь остановиться, заглушить двигатель. А останавливаться… Хотя – почему бы и нет? Коли Контакт, похоже, опять откладывается.

Остановились. Покурить. Сопоставить соображения, появившиеся в головах независимо друг от друга. Мотор «Ёшкина коня» заглушили.

– Воняет чем-то… Все сильней… И никак не могу вспомнить – чем?

– А я – помню. Только не знаю, как называется.

– Может, когда мы на большую помойку за опарышем…

– Нет. Хотя – похоже…

– Может, когда мы червей копали возле коровника…

– Да нет. Так от тебя, дед, иногда пахнет!

– То есть… – Старого аж в краску бросило, он ужаснулся – неужто внук, когда они спят вместе, чует даже во сне, как дед другой раз нечаянно потихоньку…

– То есть, когда ты с вечера «колдырки» накатишь, наутро у тебя изо рта…

– Иванушка, ты гений! – дед аж расхохотался – до того легко стало на душе сразу. – Конечно, это ж он – перегар родимый!

– Ну, перегар, так перегар…

– Хотя ума не приложу, откуда в чистом поле может взяться дух перегара.

– Де-е-д, а ведь это – голова…

– Господи Иисусе, точно… Или просто – очень-очень похожее на голову. Только опять не могу никак вспомнить – на чью. Хотя стойкое ощущение, что… Однако – размеры…

– Может, часть памятника?

– Но тогда каким должен быть весь памятник? И какому дураку придет на ум ставить такой гигантский памятник в чистом поле? Но, главное, памятники перегаром не пахнут!

– Да чего гадать, подъедем – все выясним. А не выясним, так хоть подъедем.

– Может, Иванушка, я – один? Разведать…

– Не. Я – с тобой.

– А если что – кому перед родителями отвечать?

– Я – с тобой.

– «С тобой, с тобой…» Заладил. Как всегда. Ну, давай…

А «Ёшкин конь» вдруг – в отказ! Он и до того как-то с перебоями работал, упирался будто. А тут вовсе заводиться перестал. Дед решил проверить бредовую догадку – развернул мотоцикл в обратном направлении, топнул – с пол-оборота. Обратно развернул – тотчас словно захлебнулся мотор. Не хочет! «Ёшкин конь» не хочет! И в это невозможно не поверить…

– Дед, айда пешком. Тут уж недалеко.

– Айда… Может, лучше – по-пластунски?

– Ты чего, дед?

– Да все то же самое, внук! Кому перед родителями отвечать?

– Ну, давай. По-пластунски.

Иванушка взял на всякий случай из коляски верный свой меч, которым в свое время геройски сражался. Легли. Поползли. Должно быть, очень глупо это со стороны смотрелось – стояли, стояли на виду у всего мира, а вдруг пали и – ползком. Только головы над клевером торчат.

Устали. Поднялись. Отряхнулись. И пошли. В полный рост…

Это и впрямь оказалось Головой. Огромной и, судя по перегару, живой. Чего не может быть, однако – вот. Извольте видеть. При этом оно, одновременно, было и холмом. Очень неровная, кое-где поросшая редким как бы жнивьем поверхность, а наверху – густые заросли ковыля, слегка колеблемые легким ветерком.

Голова мирно спала. И мерно дышала перегаром.

– Вот это башка-а! – восхитился Иванушка.

– Голова… – автоматически поправил дед.

– «Профессора Доуэля»? – вспомнил Иванушка.

– Не-е, та ведь была обычного размера. И в лаборатории. А эта – другая…

– Ты про другую не рассказывал.

– Не успел еще. Зато теперь имеешь возможность – самолично…

«В конце концов, – соображал лихорадочно дед, пристально всматриваясь в детали объекта, – какая опасность может исходить от Головы? Разве что – плюнет. Отматерит. Может, наконец, дунуть. Но так, как когда-то в Антарктиде дуло – маловероятно… Не должно. Кто же это, однако? Глаза закрыты, да в таком масштабе…»

Вспомнилось еще, как пытались он да несколько человек соседей опознать валявшегося на лютом морозе пьяного мужика нормального масштаба – поднимать, не поднимать – но только когда тот зенки разлепил да башку приподнял, все разом сообразили: вон же это кто! А до того – ни в какую…

– Дрыхнет, – сказал Иванушка вполголоса.

– Дрыхнет, – отозвался дед тоже вполголоса.

– Придется будить, – сказал внук погромче.

– Да, может – ну его? – ответил и дед погромче.

– А зачем мы тогда сюда приперлись?

– Понятия не имею.

– Чтоб в Контакт вступить!

– С этим, что ли?

– Да хоть бы и с этим. Раз больше не с кем.

– Ну, попробуй, разбуди. Не разозлить бы.

– Постараемся. Но если и разозлится… Рук-ног нет. Даже укусить – никак.

Дед думал, что Иванушка начнет кричать что-нибудь или свистеть. А внук вдруг вздумал кончиком меча в носу пощекотать. Дед – перехватить руку, но не успел – кончик уже там. И не дай Бог – резкое движение…

И случилось то, что должно было случиться. Лицо Головы вдруг все как-то сморщилось, крылья носа характерно задрожали, и раздался ужасающий грохот. Будто рушится мир. А Иванушка и дед сперва отлетели метров на десять прочь да потом еще кувыркались столько же, толкаемые воздушным потоком реактивной силы. В Антарктиде, пожалуй, слабей дуло.

Между тем Голова сделала судорожный вдох с леденящим кровь завыванием, и мир словно бы вторично обрушился. Правда, Иванушку с дедом дальше не покатило. Потому что, мгновенно сообразив, для чего вдох сделан, не сговариваясь, уцепились за прочные стебли что есть силы.

– Щ-щас Она еще…

– Не, не должна, – возразил дед. – Дуплет. Обычное дело. А больше – редко. Разве что когда простуда…

Он оказался прав. Судорожного вдоха и устрашающей гримасы не последовало. Зато открылись глаза. И дед почти узнал.

А тут Голова заговорила. Голос был грозный.

– Ты, что ли, опять, Руслан?!

И дед узнал наконец. Эту неповторимую брутальность. Но как же его, бедного, однако…

– Это который – насчет Людмилы, Ваше Высокопревосходительство?

– Какая еще Людмила! Помстилось, что опять – Имраныч, собака. Спикер-спихер, понимаешь. «Хасбулат удалой…» Едри его… Заманал…

– Не, это мы, Иванушка и дед…

– А-а-а, припоминаю… Только я теперь мало что могу. Отставка, понимаешь. Заслуженный отдых, понимаешь. Хотя они… – Глаза в небо. – Они сказали, что я теперь «Ваше все». Или «Наше все…» Вместо Пушкина. И другие задачи, конечно…

– Да нам не надо ничего. Мы – просто, – это подал голос Иванушка, чтобы никто тут не подумал, будто его можно не принимать в расчет.

– Тогда спасибо, что проведать пришли.

– Пожалуйста. Нам нисколько не трудно.

– Да, а мне ведь докладывали, что вы тогда в Антарктиде-то…

– Было дело. Но мы, твое Высокопре…

– Да брось ты это! При моей нынешней должности – ни к чему… А ведь тогда пол-Европы, как Фома – х… В смысле, как – корова языком. Вместе с другом Колем и другом Миттераном. А вы, значит, спаслись?

– Да вот…

– Молодцы. Я всегда говорил, что россияне так просто не пропадают. На лебеде могут, не то что…

– Слушай, но как все-таки с тобой получилось-то?

– А чего – нормально. Служу. Землю русскую от ворога стерегу. Блюдю. Мыслю. Глобальней некуда.

– Но где тело твое? Неужели закопали тебя? Как Саида из «Белого солнца…»?

– Шалишь! Я б сам кого угодно, понимаешь… А тело… Да ну его! Одна морока с ним – то одно, то другое… Небось, тоже ведь со своим уже маешься?

– Не без того, конечно. Однако я пока не готов как-то… – А про себя подумал: «Вообще-то, правильно, пожалуй, что – без тела. А то б еще делов понаделал…»

– Значит, еще мало маешься. Но ничего. Рано или поздно как все заболит!.. В общем, я теперь весь в голове сосредоточен. Мозг у меня теперь – «Мозг нации!» Знаешь, на сколько тянет?

– Ну, центнер…

– Тонна! Куда там лениным-сталиным вашим…

– Да уж! – А про себя: «На всю нацию поделить, так и не много…» – Но почему тебя – сюда? А не в центре столицы?

– Хотели. Но раздумали. Вызывающе, дескать, смотреться будет. Не по-европейски. Дико. Мол, до такого даже восточные деспотии не додумались. А я – демократ. Вот и решили – сюда. Здесь, между прочим, географический центр нашей федерации. Так что…

– И давно ты тут обосновался?

– Третий день, как…

– Понятно. Поэтому мы тебя и не видели, когда неделю назад приезжали.

– А чего вы сюда ездите?

– Дак… – Иванушка подумал, что дед соображает, как бы половчей соврать, но дед, лишь мгновение поколебавшись, сказал правду. – Клевер мы тут косим. Для кроликов. Покуда не попадались.

– Приватизируете?

– Можно и так выразиться.

– Продолжайте в тот же духе. Я скажу им…

– Спасибо.

– Хм-м… За спасибо шубу не сошьешь… Слышь, ребята, а похмелиться у вас нету? А то после вчерашнего… Вчера опять приезжали. Советоваться. Ну и…

– Извини. Нету.

– Но можно сгонять! – напомнил о себе внук. С чисто детским простодушием, что исключительно редко с ним случалось. Он, конечно, тут же сообразил, что не по делу встрял, да слово не воробей…

– Точно, сгоняйте-ка! Да свои-то не тратьте, а – в администрацию. Скажете, для кого. И – без базара. У них на то отдельная строка в бюджете.

– Ладно тогда. Жди.

И поехали Иванушка с дедом. Но не сразу, конечно, а прежде оставшиеся мешки клевером набили. Волшебное ощущение, между прочим, – воровать и нисколько не опасаться, что поймают.

Разгрузились, и как Иванушка ни канючил, дед его с собой не взял. Впрочем, конечно, если бы Иванушка по-настоящему хотел…

Взял дед денег в администрации – правда без базара – загрузил полную коляску самой дорогой водки да самой лучшей закуски. И – в поле. «Ёшкин конь», что характерно, на сей раз нисколько не артачился и довез хозяина до самого места. И потом спокойно дожидался.

А вот Иванушка дожидался деда не так спокойно. Да еще ведь вину свою чувствовал. Дед-то явно не горел желанием за водкой гнать, но внук его, как говорится, подставил.

Смеркаться стало. Невмоготу стало в избе сидеть да в окошко на дорогу глядеть, всматриваться. Решил Иванушка выйти. Воздухом подышать. А со стороны «Уралниисхоза» – такой утробный, душераздирающий вой. Будто, к примеру, в непосредственной близости от нашей планеты возникла, откуда ни возьмись, сравнительно небольшая «черная дыра» и начала свое черное дело с того, что давай засасывать в себя нашу атмосферу. Так что весь народ – на улице, все тревожно озираются, в кучки жмутся, высказывают самые дикие предположения.

Пришлось Иванушке успокаивать соседей. Объяснять, раз начальство отмалчивается, что – ничего страшного, просто это дед встретил одного старинного приятеля, и они теперь там вдвоем расслабляются. По полной. А расслабившись, поют, должно быть.

Иванушке, конечно, сперва было не поверили, но слух напрягли – точно. Это ж все до боли знакомые мотивы! Революционные, военные, из старых кинофильмов. Да у всех же один примерно репертуар с вариациями, разве что согласно возрастной подгруппе.

И люди успокоились. И пошли спать.

Правда, еще спрашивали Иванушку, усердно изображая искреннюю сердечную озабоченность:

– А как же дед-то твой, Иванушка, ведь он же – того?… Нельзя ж ему…

На что Иванушке приходилось отвечать с также преувеличенной беззаботностью:

– Да ерунда! Не впервой. Расслабится по полной – снова закодируется. Ерунда.

Иванушка тоже вернулся в дом, но спать не лег. Решил во что бы то ни стало дождаться деда. В глаза ему поглядеть.

Деда заполночь привезли какие-то неразговорчивые крепкие ребята в безупречных костюмах и при галстуках на черном бронированном «Бумере». И сами в постель уложили. Следом подъехал фургончик, из которого так же бережно выгрузили мотоциклет. И, ни слова не говоря, уехали.

На другой день дед ужасно страдал, но в лавку сходить не порывался. Терпел. И перетерпел ведь. Нарколог-шарлатан в итоге остался без заработка.

А начиная со следующего дня, к «Пенсионеру особого назначения» потянулся народ. И группами, и по одному. И с добрыми намерениями, и – не очень. Случаи вандализма начали отмечаться. И встал вопрос. Который решился в одну ночь. То есть ночью поставили – ночью и демонтаж произвели. Без шуму и пыли, как говорится.

Никто, конечно, Иванушку с дедом официально не уведомил, что они теперь обратно лишаются клеверных преференций, но они на всякий случай остерегаются снова…

А скоро из неофициальных источников стало известно: Голову установили на ее малой родине. И там теперь круглосуточный пост, колпак из бронестекла, а все необходимое – по шлангам. Потому что земляки Головы тоже как-то вяло чтят своего великого односельчанина. Хотя он-то, в этом мало кто сомневается, всегда хотел – как лучше.

10. «NO PASARAN», ИВАНУШКА!

Жили-были на белом светике Иванушка и дед. После Потопа жизнь помаленьку брала свое, входила в прежнюю колею. Насколько это было возможно, разумеется. Освоившись на новом местожительстве, опять Иванушка и дед на «Ёшкином коне» прежними делами занялись – на рыбалку, по грибы, хозяйство, само собой. Потихоньку перестали скучать по прежним своим лесам и озерам, потому что новые оказались ничем не хуже. Правда, и не сказать, чтобы существенно лучше. Тоже – серединка на половинку.

Само собой, входила в прежнюю колею и жизнь прочего человечества. Где-то, конечно, этот процесс шел быстрее, где-то несколько медленнее, где-то он сопровождался большими негативными эксцессами, где-то меньшими, но в общем и целом, можно так же сказать – серединка на половинку…

А, напомним, до того, как случиться последнему всемирному Потопу, полным ходом наступала на человечество так называемая глобализация. Семимильными, как говорится, шагами перла. И, как всегда в истории бывало, если надвигались большие перемены или, в крайности, возникали новые тенденции, имела эта глобализация как горячих сторонников, так и не менее, а то даже более горячих противников. Но сторонники хотя и не прибегали к средневековым методам, как оппоненты, однако явно теснили их. Явное стратегическое превосходство имели, говоря другими словами.

Потому что на их стороне были все до единой транснациональные корпорации, весь совокупный мировой потребитель, а главное, самые передовые наука, техника и соответствующая им военная мощь. Идеология, правда, у них была не ахти, но это сугубо на наш вкус. Собственно, они-то утверждали даже, что могут замечательно обходиться без всякой идеологии, однако это было, разумеется, для всех очевидное лукавство.

У оппонентов же, кроме идеологии – мощной, хотя тоже далеко не всякого способной воодушевить – да фанатизма, да вековой традиции, да инстинктивной убежденности в том, что глобализация, как таковая, глубоко порочна, а если все же выглядит привлекательно, то это лишь подтверждает ее дьявольскую суть, у оппонентов, можно сказать, не было больше ничего. Ничего наповал впечатляющего. Типа водородной бомбы, например, хотя это уже – исключительная крайность.

Нет, вообще-то имелись еще кое-какие природные ресурсы, ценами на которые можно было оказывать кое-какое давление, но давление это совсем уж не впечатляло, поскольку львиная доля финансовых активов, а часто и контрольные пакеты ресурсодобывающих отраслей были в распоряжении сторонников и, можно сказать, даже инициаторов глобализации…

А потом растаяла Антарктида. И остаткам человечества пришлось сосредоточиться на остатках суши. И пришлось довольно сильно перемешаться. И показалось, что вопрос о глобализации решила сама природа. Или – Господь Бог. И глобалисты торжествовали победу, антиглобалисты же, криво улыбались, вяло пожимали протянутую руку великодушного победителя, признавали свою историческую неправоту. Но, разумеется, скрепя сердце. Потому что сердце никак не хотело успокаиваться. Потому что глобальный мир, как ни крути, далеко не для всех оказался одинаково комфортным и уютным. Оно, сердце, то и дело кровью обливалось, когда приходилось молча мириться с разными несправедливостями и просто безобразиями. Человек-то ведь, как таковой, вообще-то, куда более крепкий орешек, нежели хочется думать всевозможным реформаторам да мечтателям у власти.

А потом…

Как-то вечером сели Иванушка с дедом посмотреть по телевизору свою любимую познавательную программу «Discovery», которую опять стали показывать, причем не только старые серии повторять, но и новые крутить. Правда, теперь ощущения от просмотра были несколько иные. Если раньше зрелище неизменно будило дикий восторг и неуемный зуд немедленно сняться с насиженного места да рвануть куда подальше, то теперь эти же серии настраивали на малоподвижный, элегический, а, может, правильней сказать, ностальгический лад. Потому что многого из того, что некогда воспаляло лютую зависть к счастливчикам, родившимся в самых благословенных местах планеты, теперь не существовало. И уже никогда не будет существовать. Как и несчастных тех счастливчиков…

И в тот вечер показали серию хоть не новую, но такую, которую Иванушка и дед раньше, по-видимому, нечаянно пропустили. Она была не про экзотические страны, а про нашу планету вообще. В целом. Вернее, о глобальных проблемах, которые могут возникнуть в отдаленном, а то и самом ближайшем будущем. И в этой серии показывали не только всемирно известных ученых да специалистов в областях, но и виртуальные картинки всяких жутких катастроф, случавшихся либо в далеком прошлом, либо даже на других планетах, в частности Венере и Марсе. Катастроф, которые с разной долей вероятности грядут опять и здесь.

И эта старая серия смотрелась теперь, после уже одной случившейся катастрофы, пожалуй, на порядок убедительней, нежели раньше. И даже дело шло к тому, чтобы «Discovery» повсеместно запретить. Даже для семейного просмотра. Чтобы, значит, не возжигать упаднические настроения в обществе и не создавать почву для всевозможных спекуляций да инсинуаций. И хотя требования различных групп общественности запретить показывать по телевидению то одно, то другое звучат, наверное, с того дня, когда само телевидение только появилось и еще ничего всерьез не запрещено, теперь все обстояло по-другому. Гораздо серьезней. Что и понятно…

Фильм рассказывал о предполагаемых последствиях таяния антарктических льдов, а последствия уже были налицо. И телезрители явственно видели, что ученые действительно многое могут. В смысле, апокалипсических прогнозов. Насчет Антарктиды им удалось стопроцентно. Следовательно, можно доверять и в остальном. Хочется того или нет.

После Антарктиды речь пошла о земной оси. Которая, оказывается, с некоторых пор начала менять угол наклона. Не меняла, не меняла – и вдруг начала. Впрочем, оговорились, будто есть сведения о том, что Земля, вообще-то, всегда имела «наклонность менять наклон». (Вряд ли довольно удачный каламбур имел у телезрителей тот успех, на который мог рассчитывать при иных обстоятельствах.) Что Земля периодически – раз в несколько десятков тысяч лет – любит менять местами свои полюса. И ничего с ней как с космическим телом при этом страшного не случается. Чего, однако, не скажешь об обитателях. Потому что, к примеру, на Венере, которая в данный период времени пребывает в «лежачем положении», вообще никаких обитателей нет и не может быть. Скорей уж они были бы на Марсе, но и там, как известно, – никого. Разве что микроорганизм какой-нибудь завалященький со временем отыщется…

Закончился познавательный фильм – пошла попса, которая к тому времени заполонила эфир еще больше, так что всему прочему остались совсем жалкие крохи, но ропот из-за этого оголтелого засилья теперь почти не пробивался из того слоя, где рождался. Поскольку теперь уже не отдельные откровенные до цинизма деятели не стеснялись прилюдно именовать попсу и вообще телевидение «большой соской для народа», но также видные общественные деятели все чаще высказывали мнение, выдавая его, по обыкновению, за свое, выстраданное, что попса, как бы она ни раздражала кое-кого – есть важнейшее терапевтические и профилактическое средство от любых социальных расстройств, не исключая массового апокалипсического уныния.

Но ни Иванушка, ни дед не выключили ящик, как обычно делали, чтоб не слушать эти глупость да пошлость, а погрузились разом в глубокие невеселые раздумья, которым ни «ты целуй меня везде…», ни даже сам «есаул, есаул, где ты бросил коня…» не могли помешать.

– Наконец Иванушка, как более молодой, первым из раздумий вынырнул.

– Дед, а почему и впрямь все – так?

– Ты – про полюса? – не сразу ответил дед, поскольку с внуком немножко не совпал.

– И про них, и вообще. Мы, то есть все, кто сейчас на Земле обитает, что ли, у Бога теленка украли? Почему вот этому всему надо случиться именно теперь? С нас ведь, вообще-то, хватит и Антарктиды. Предыдущим поколениям большие войны достались. Тоже – прилично. И справедливее было что-то оставить на потом. А?

– Я думаю, и «на потом» хватит. Если будет это «потом». Там ведь не только про полюса говорили, но и про астероиды, кометы, «черные дыры», солнце, наконец. Да и, кроме этого всего, может что-то возникнуть «потом». Уж настолько редка во вселенной жизнь. Настолько уязвима, что ее вроде как и быть не должно.

– Оно конечно. Но я, дед, так философски, как ты – не могу. Я ж молодой еще, мне еще много чего охота. А тебе, должно быть, уже охота только – посмотреть.

– Зря ты, Иванушка. Мне охота, чтоб ты жил долго и счастливо. И все другие – тоже. А насчет посмотреть… Так это – если ничего другого не останется…

– Извини, дед. Я знаю. Я просто – от досады.

– Я так и понял…

Выключили телевизор. Помолчали еще…

– Дед, а как ты думаешь, что с полюсами-то?

– Они, в телевизоре – специалисты. Светила. А я – кто? Я – дед. И все.

– Специалисты запросто могут честно заблуждаться. Им, знаешь ведь, трудно отказаться от убеждений всей жизни. От убеждений, которыми они кормились и кормятся. А мы-то, дед, свободны! Почти – от всего. Сам же говорил!

– Господи, сколько ж я тебе наговорил… Верно сказано: «Язык мой…»

– Хочешь – задний ход?

– Куда там. Да и – толку? Замусорил я тебе мозги, внучек… Этот мусор может изрядно подгадить тебе в жизни. Но по-другому – не мог…

– Да ладно тебе! Ты прожил, не делая никому большого зла, и я проживу так. Меня это устраивает. Только вот – полюса…

– Сказано же, никто не знает природы земного магнетизма. Гипотезы есть, а более-менее убедительной теории – увы… Я тоже гипотезу имею. Но кто меня станет слушать, когда ученым-то вот-вот рты заткнут? Когда кругом – попса. И правители, по сути своей, попса.

– И что за гипотеза, дед? Физическая или химическая?

– Куда уж нам! Против физиков-химиков. Моя гипотеза совершенно экзотическая. Экстравагантная. Антропоморфная. Вот только это последнее слово произнеси – и все. Сочтут полным идиотом, каких немало среди обивающих пороги научных учреждений.

– Скажи мне-то. Я ведь, знаешь, не из болтливых. И смеяться не буду. Или вместе с тобой посмеемся и ляжем спать. И гори оно все…

– Куда от тебя денешься… В общем, я обратил внимание на то, что наклон оси стал изменяться сразу после Антарктиды. Первая мысль была, как и у академиков-профессоров, – всему виной вода. Но, как ты сам слышал, вода ничего не объясняет. Тем более что разлилась она по планете вполне равномерно. Тогда я стал думать, что еще изменилось тогда? И додумался: люди перемешались. Маленькие такие, ничтожные людишки. А если даже – великие, то все равно ничтожные в физическом смысле. В смысле, количества вещества. Однако…

– Говори, говори, говори!..

– Ты, Иванушка, только меня «за бороду не дергай». Я ведь не Бог, да и ты не Иов.

– Это ты о чем?

– Да так. Совсем другая тема. Потом как-нибудь… Однако до Антарктиды были у человечества «полюса». И об этом много политики говорили. Особенно наши. Особенно так называемые державники. Мол, плохо, что мир стал однополярный. Америка все и всех подмяла. Но это являлось тогда преувеличением, потому что миру было еще очень далеко до полной, до настоящей однополярности. В нем оставалось, согласно моей гипотезе, четыре полюса. Или пять. Один – мощный, остальные, видимо, послабее, но действующие совместно, хотя и несогласованно, против того, мощного. И это, как ни дико звучит, обуславливало земной магнетизм. Хотя, честно говоря, совершенно не представляю – каким образом. А теперь, когда перемешались люди, нации, когда небывало разобщены с соплеменниками и единоверцами не только иудеи и христиане, но также буддисты и мусульмане, полюсов нет. Только наблюдается слабый, неосознанный, хаотичный, как «броуновское движение», процесс возрождения полюсов. Но процесс этот идет слишком медленно. Трагически медленно. И очень велики силы сопротивления…

– А в прошлом?! – подал голос Иванушка, который явно проникся дедовым бредом – до чего ж смышленый ребенок, и до чего, верно, замусорил ему мозги дед из наилучших побуждений…

– Насчет прошлого и у меня большие сомнения… Но – что мы знаем о прошлом-то? Да мы о недавнем-то прошлом имеем лишь большой ассортимент вранья! Для развращенного изобилием потребителя. А о доисторическом? Ничего существенного. И не узнаем никогда. О чем ты, как бывший палеонтолог и бывший археолог, знаешь лучше меня.

– Да перестань ты, дед…

– Шутка же!

– Шутка патологоанатома…

– По-моему – совершенно безобидная. Однако плоховато ты мое чувство юмора перенимаешь. Но кого оставлю это сокровище?

– Я еще маленький. Еще перейму.

– Будем надеяться.

– Значит, дед, ты считаешь, что в доисторические времена мир был многополярным? А когда – переставал – менялись полюса?

– Ну.

– И, значит, дед, если бы даже Антарктида не растаяла, глобалисты все равно привели бы дело к изменению наклона оси, сами того не желая?

– Если гипотеза верна – да. Хотя вряд ли у них бы вышло без Антарктиды.

– И если гипотеза верна, нужно срочно снова объединять народы и отделять их друг от дружки?

– В самую точку!

– А как?

– Да никак. Потому что никому такое не под силу. Опять же потому, что все разобщены катастрофическим соединением.

– Но надо делать хотя бы то, что мы можем делать.

– Пойти к ученым? Так они давным-давно даже изобретателей вечного двигателя на порог не пускают. А раньше еще от доказательства «Теоремы Ферма» – как черт от ладана… Пока один все же не прорвался…

– Вот видишь!

– Так он – к ученым. Все ж – не последние люди. А попробовал бы к политикам…

– А политики – последние?

– Распоследние, Иванушка!

– Зато теперь есть Интернет. Который ты все собираешься освоить, да никак не соберешься. И я завтра же попрошу маму вывесить…

– Попроси. Только это – как бутылку в море. Даже еще безнадежней.

– А вот поглядим!

– Поглядим. Только я никак не могу Антарктик-Сити забыть. Особенно Лизу. У нас тогда было больше шансов докричаться до них. Но мы не докричались.

– Они не представляли весь ужас.

– Это – так. А уцелевшие тогда – теперь представляют. Что хоть как-то обнадеживает…

И мама – вывесила…

И мир – услышал. То есть, конечно, не просто было, и очень даже не просто, но после недельной примерно раскачки человечества и всевозможных дебатов ученых, а также высокопоставленных политических персон дело помаленьку пошло. Началось с манифестаций граждан по всему миру, становящихся день ото дня многолюднее и решительней, политики, самые ушлые, смекнув, как обычно, возглавили перспективные народные движения, отбросив к чертям собачьим свою насквозь фальшивую политкорректность, без крови, разумеется, не обошлось, да много без чего не обошлось.