Текст книги "Врата джихада"
Автор книги: Александр Чагай
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
V. Важнее фактов
– Не нравятся мне твои слова. – Ксан подошел к лотку с шарами для боулинга и принялся выбирать подходящий. Облюбовав темно-фиолетовый, шестнадцати фунтовый, сунул в него свои корявые пальцы и шагнул к линии броска.
Дело происходило в одном из подмосковных спортклубов, запредельно дорогом, между прочим. В старых шароварах, кроссовках еще советского производства я выглядел белой вороной. Там все щеголяли в обновках от «найка» и «рибока». Вокруг зеркала, полированное дерево, скрипящие кожей спортивные снаряды, умопомрачительная стойка бара, бассейн с бирюзовой водой и многое другое. Кто мог знать, что Ксан затащит меня сюда?
Мой друг появился как всегда неожиданно. Я уже отчаялся его увидеть. Свалился как снег на голову: сообщил, что бросил прежнюю работу и теперь вкалывает не «на дядю» (имелось в виду государство, на которое он горбатился тридцать лет), а занимается предпринимательством. Денег Ксан зарабатывал изрядно: это наглядно подтверждали огромный джип , мобильник последней марки, да золотой «лонжин».
В боулинге я был впервые, и мне быстро наскучило. Наверное, потому что плохо получалось. Почти не попадал, поскальзывался, и мои шары (десятифунтовые, что были под силу) в лучшем случае сбивали крайние кегли. В общем, меня охватило раздражение, и я искал, к чему бы придраться. Ксан не обращал на мое настроение ровно никакого внимания и методично набирал очки выверенными бросками.
Увы, я больше не чувствовал в нем родственной души. Он почти год отсутствовал, и теперь лишь внешне походил на себя прежнего. Возможно, дело заключалось в его новом ремесле : доходное и престижное, оно затягивало моего друга в ряды новых русских, с которыми у меня не могло быть ничего общего. Исчезла доверительность, которую я так ценил, душевный контакт.
В Ксане проглядывали кичливость и снобизм. С небрежным высокомерием он демонстрировал свою близость к «высшим сферам» и просвещал меня, указывая на посетителей клуба: это президент банка, вот та – знаменитая писательница, в дверях – канадский посол, а миловидная дама, катавшая шары на соседней дорожке – вице-консул американского посольства и сотрудник ЦРУ. Тут я не выдержал и сказал , словно сплюнул: «Шпионка, фу-ты ну-ты!». С учетом моей обычной уравновешенности это прозвучало как вызов .
Тогда Ксан и позволил себе выразить неудовольствие.
– У нее работа не хуже твоей.
Ну, я пуще того расстроился. Меня угнетало сознание того , что все свои годы я отдал отупляющей деятельности в «Росводканале», и жизнь потратил зря. А потому отреагировал резко:
– Терпеть не могу шпионов и шпионок. Они обманывают и предают.
В ответ на эту полудетскую запальчивость Ксан вскинул брови и переключился на кегли. Вначале сбил восемь, и сейчас их оставалось две. Перед ним стояла сложная задача – единым броском повалить эту парочку, которая располагалась весьма неудачно. Одна в левом углу площадки, другая – в правом. Казалось немыслимым, чтобы шар, даже пущенный тренированной рукой, ударил сначала в первую кеглю , а после, резко изменив траекторию движения, покатился на свидание со второй.
Разбежавшись, Ксан завел руку за спину, ловко подкрутил шестнадцати фунтовый. Тот гулко ударился о полированную поверхность дорожки, помчался по широкой дуге, набирая скорость. Преодолев половину пути, опасно приблизился к правому желобу, вновь отклонился к центру, заскользив наискосок, боком задел кеглю, которая завертелась волчком и отлетела в сторону. В результате шар еще больше забрал влево и поразил последнюю цель.
Ксан был в испарине. Подошел ко мне, хлопнул по плечу:
– Если тебе здесь не по нутру, можем рвануть в Печатники.
Несмотря на свое раздражение, я согласился. Меня не
покидала надежда еще раз увидеть того, настоящего Ксана. Мы быстро оделись (был ноябрь, погода прескверная) и двинули вперед. По дороге, как водится, накупили всего, и я совсем приободрился.
Однако, когда стол уже был накрыт и трапеза началась, какая-то натянутость вернулась. Несколько рюмок водки и пара натужных тостов проблемы не решили. Тогда Ксан отодвинул тарелку с закусками:
– Я с ней познакомился в боулинге.
– С кем? – дрогнувшим голосом поинтересовался я,предчувствуя, что наши отношения возвращаются в привычную колею.
У нее были светлые волосы, зеленые глаза и безукоризненная фигура. Мелинда Новак. Американка из Миннесоты, задрипаного штата, зажопинских выселок. Но с шармом. Никакой там англосаксонской угловатости и сухости. Женственность и очарование в квадрате. Бросала шары поразительно ловко, с естественной грацией. Мужики пожирали ее глазами. Тридцать один год, вице-консул. Ксан предложил выпить кофе: к его удивлению, она согласилась.
Все это происходило во время его первой командировки в Пакистан, когда Советский Союз еще не развалился, но неотвратимо шел к своей гибели. Прежнюю веру во всякие там идеалы многие уже растеряли, другие были дезориентированы и, в конце концов, начинали руководствоваться исключительно собственными интересами. Ну, с какой стати из кожи вон лезть, защищать это треклятое государство, когда его предавали самые высокие руководители? Кланялись в ножки американцам, сдавали одну позицию за другой.
В ту эпоху на всех дохнуло свободой, открывались новые возможности , и Ксану ужасно хотелось ими воспользоваться. Он был молод, строил разные романтические планы. В них находилось место и подвигам, и любовным увлечениям. Мнил себя великим разведчиком и сердцеедом. Был наивен, честолюбив и верил, что горы свернет.
Начальников над ним была тьма. Прежде всего, офицер безопасности , отвечавший также за внешнюю контрразведку. Армен Ашотович Овсепян – сорокалетний армянин, большой дока, но придира и зануда.
Все сотрудники обязаны были предоставлять ему информацию о своих контактах. Многие ребята постарше этим пренебрегали . Дескать, сами с усами. Армен Ашотович часто предпочитал «не нарываться» и терпел, когда его просьбы не выполнялись. А вот сотрудникам помоложе было трудно вывернуться из крепких объятий Овсепяна. Впрочем, Ксан не упускал случая продемонстрировать свою строптивость, и случались у них размолвки. Офицер безопасности злился, но из себя не выходил. Может, потому что не забыл вконец времена собственной молодости. Иногда в его отношении к Ксану даже проскальзывало что-то отеческое.
Мой друг прервал рассказ, поднялся из-за стола и прошел к дивану: улегся, подложив под голову подушку. Я сидел, затаив дыхание, чтобы не дай Бог не прервать повествование. Я чувствовал себя частью Ксана, его прошлого, будто все , о чем он говорил, происходило со мной – здесь и сейчас.
На каждый контакт заполнялась специальная бумага, где фиксировались имя знакомого, гражданство, должность, семейное положение, адрес. Когда Ксан запаздывал и не подавал документ в срок, его ждала головомойка. Не слишком суровая, поскольку у парня неизменно находилась «отмазка». Дело в том, что «заявке» подлежали только устоявшиеся контакты, заслуживавшие интереса. И в случае придирок можно было запросто утверждать, что контакт, слабенький, не хотелось-де засорять мозги руководству. Между прочим, если сотрудник проявлял излишнюю прыть и заваливал Овсепяна всеми своими связями, ему тоже доставалось: нечего, мол, гнать муру. В общем, Ксан как-то приспособился к офицеру безопасности и особо не тяготился сложившимися отношениями.
.После первой встречи с Мелиндой он не сразу понял, что влюбился. Только когда прошел день, второй, третий и выяснилось , что американка не идет у него из головы, стал догадываться – дело дрянь. Перестройка перестройкой, а американская разведка продолжала работать против нашей, и наоборот. Горбачев и Шеварднадзе могли как угодно корешиться с Бушем и Шульцем. Им можно – другим нельзя . Так что за несанкционированные дружеские отношения с американкой по головке не погладили бы. Ну, а уж за интимные. О ее профессиональной принадлежности нетрудно было догадаться: она – вице-консул, эту должность обычно занимали сотрудники спецслужб.
Не стоит вдаваться в причины происшедшего. Будем считать , что сработала химия тела, на которую так охотно ссылаются американцы. Ну, не мог Ксан наступить себе на горло , запретив влюбляться. Жаль, начальникам этого было не объяснить. В городе имелось немало доступных женщин, причем не только в борделях. В иностранных посольствах и всяких разных миссиях можно было отыскать секретарш, машинисток, ассистенток, да хоть дипломаток, готовых подписаться на легкую интрижку. Не говоря уже о том, что в советской колонии многие дамы с энтузиазмом погуливали, скрашивая свое в целом маловыразительное существование. Ты что, возмутились бы шефы, сбрендил? Своих не хватает? И были бы правы, ох, правы!
Однако Ксан все же ступил на наклонную плоскость и с упоением заскользил вниз. Какое-то время можно было потянуть с докладом Овсепяну, указав, в случае чего, на необходимость «прощупать» контакт. Ему и вправду не терпелось прощупать его, только в буквальном смысле; эта перспектива не лезла из дурной головы. Пригласил Мелинду на ланч, та согласилась. Предложил пообедать и тоже не встретил отказа. Они отлично проводили время: беседовали, шутили и все больше узнавали друг друга.
Мелинда была эмигранткой в третьем поколении, ее дед покинул Сербию еще до начала второй мировой. Его сын мог разговаривать по-сербски, а вот внучка уже нет. Зато изучила арабский и хинди, не считая французского и немецкого. Славянские гены придавали ее внешности дополнительный шарм. Высокие скулы, полные, четко очерченные губы.
Для разговоров у Мелинды и Ксана нашлась куча тем – кино, книги, история и культура Востока. Словом, все, что не имело отношения к его непосредственным обязанностям, да и к ее тоже. Находясь вдвоем, эта парочка полностью теряла интерес к задачам разведывательных сообществ. Делиться консульским опытом тоже не хотелось. Визы, «пролетки»[15]15
Разрешение на пролет через воздушное пространство страны пребывания.
[Закрыть], скука одна. Хотелось абсолютно иного.
.Через неделю после знакомства в боулинге, Ксан предстал перед Овсепяном и вручил ему заполненный листок о контакте. Тот был чем-то занят: поблагодарил, сразу читать не стал. Ксан, между тем, с нетерпением ждал его реакции. Самым подходящим было бы отсутствие реакции вообще. Это бы означало, что Мелинда не заслуживает профессионального внимания, и об их встречах можно не докладывать. Но Овсепян вызвал Ксана очень скоро и сказал без обиняков: общение с Новак прекратить. Это кадровый сотрудник ЦРУ, в других странах уже попадала в поле зрения наших спецслужб. Пыталась вербовать советских граждан, дипломатов. Вид у Ксана был такой расстроенный, что Овсепян расхохотался: «А ты часом, того, не втюрился?».
– И тут я оказался на высоте. – Ксан самодовольно посмотрел на меня. – Бросил Овсепяну, этак небрежно: «Не знаю, о чем вы, Армен Ашотович. Это она в меня втрескалась. Телефон обрывает. Ума не приложу, как от нее избавиться. Может, сказать, что вы запретили встречаться?».
–Овсепян, конечно, возмутился моим нахальством, отругал и выгнал. Правда, скажу тебе, отругал беззлобно. Видать, ему понравилось, что я щегольнул удалью.
Прошло немного времени, и Овсепян вновь вызвал Кса на. Угостил кофе, сигаретами, порассуждал на отвлеченные темы . Ну, подумал Ксан, держись. И впрямь: Армен Ашотович ласково так и вкрадчиво заявляет: вам поручается важное задание. Разработка Мелинды Новак.
Позже Ксан узнал причины столь внезапной смены установок. В то время во все представительства разослали циркуляр о необходимости более полного изучения методов вербовки , применявшихся западными разведками. Преследовалась и дополнительная цель – отвлечь внимание американки от других совграждан. Лучше если цэрэушница будет работать под негласным контролем, вербуя человека, который осведомлен относительно ее замыслов. Praemonitus praemunitus [16]16
Предупрежден — значит, вооружен (лат.).
[Закрыть] .
И вот Ксан стал регулярно встречаться с американкой. Все развивалось неплохо, если не считать того, что их отношениям катастрофически не хватало секса. Можно было подумать , что Мелинда родилась задолго до сексуальной революции и воспитывалась в викторианскую эпоху. Хотя викторианцы , надо сказать, тоже были ой-ей-ей. Но это к слову . Было совершенно очевидно, что Ксан Мелинде нравился, и не просто нравился. Только последний шаг она не делала . Как он ни старался.
Однажды они поздно засиделись, какой-то видеофильм смотрели , а затем Ксан вновь занялся тем, что американская политкорректность подводит под категорию «сексуальное домогательство» и осуждает как преступное деяние. Получив традиционный отпор, рассердился и сказал, что Ме линда рискует остаться синим чулком. Ее глаза потемнели от гнева, она резко его оттолкнула. Он уж думал уйти, но девушка не позволила, заявив, что нужно поговорить. Ну, Ксан не стал противиться, хотя предпочитал сначала переспать с девушкой, а разговаривать после.
Она принялась рассказывать о своем бывшем парне, Джейком его звали, был он военным летчиком. Сильный, мужественный, красивый, с примесью мексиканской крови, просто Зорро. Можно ли перед таким устоять? Мелин да родилась в городишке Кунстаун, училась в местном университете и ничегошеньки в свои девятнадцать лет не видела. Джейк туда заехал с приятелем и произвел на студентку неизгладимое впечатление.
В последующие три года она не допускала и мысли о других мужчинах, мечтала любить только Джейка и умереть с ним в один день. Обычная канитель. Ксану рассказывала об этом с печальной улыбкой, прижимая руку к сердцу. Весной 1980 года Джейк сказал, что отправляется на курсы повышения квалификации. На самом деле его выбрали для участия в операции по освобождению заложников. Он пилотировал тот самый вертолет, который задел лопастью винта военно- транспортный «Си-130», вызвав взрыв и гибель экипажей в иранской пустыне. Что осталось от Джейка, доставили на родину. Родителям и Мелинде советовали не открывать крышку гроба, смотреть там было не на что: комок обгоревшей плоти и несколько костей. Родители вняли уговорам, а Мелинда – нет, она не простила бы себе малодушия.
Увидела то, что должна была увидеть. Как ни странно, почувствовала при этом облегчение. Эти почерневшие куски не могли быть ее Джейком, любимым, добрым, заботливым. Она убедила себя, что произошла ужасная ошибка, отважный пилот лишь пропал без вести, и его обязательно найдут . Писала в разные инстанции, ей вежливо объясняли: никаких надежд.
Мелинда пошла работать. Госдепартамент (это она так говорила – «госдепартамент», а Ксан делал вид, что принимает это за чистую монету) давал возможность увидеть мир, получить новые впечатления, которые притупляют боль от прошлых потерь. Так и случилось: время лечило душевную рану , и Мелинда пришла в себя. Потрудилась в нескольких посольствах , выросла до вице-консула.
Но, по ее словам, только встретив Ксана, она почувствовала, что, помимо служебных занятий, ее может интересовать что-то еще. Тогда он пошел напролом и спросил без подготовки : «Ты меня любишь?», внутренне похолодев от столь опрометчивого поступка. Ну, скажет она «нет», предложит остаться друзьями, что останется? Посыпать голову пеплом и удалиться восвояси? Или завести дискуссию о диалектике любви и дружбы?
Однако Мелинда тихо произнесла три односложных слова : « Yes, I do». Он, наверное, минуту рта не мог открыть.
Потом выпалил что-то с юношеской непосредственностью, бросился ее целовать и снова не добился искомого. Это было совсем уж странно, и Ксан потребовал объяснений.
Девушка помялась, но потом выложила все начистоту. Американским дипломатам (добавим – и сотрудникам разведки) запрещалось вступать в интимную связь с советскими подданными. Исключение делалось лишь в тех случаях, когда «секс-фактор» использовался для получения важной информации или для вербовки. Так что в определенном смысле неуступчивость Мелинды говорила в ее пользу.
Ксан нащупал на тумбочке пачку сигарет, защелкал зажигалкой.
– Хочешь сказать, она не попыталась обратить тебя в «свою веру»?
Спросив это, я сходил на кухню, поставил чайник, вытряхнул пепельницу. Принес чашки с блюдцами, сахарницу, нарезал лимон. Ксан провожал пристальным взглядом каждое мое движение. Глупость, конечно, но я занервничал и уронил ложку.
Мелинде, конечно, давали определенные инструкции. Было предписано, если не завербовать сотрудника совпо сольства, то, по крайней мере, узнать, чем он дышит. Порой она строила разговор так, чтобы он мог «раскрыться» и продемонстрировать свое критическое отношение к советским порядкам , выясняла его отношение к Западу, американской политике , расспрашивала о личной жизни. Между прочим, вопросы на личную тематику – неоспоримый признак того, что тобой занимается разведчик. «Чистых» дипломатов подобная информация мало интересует.
Однажды Мелинда завела речь о том, что молодого дипломата в посольстве недооценивают, и его «потрясающие идеи » нужно доводить непосредственно до сведения тех, кто вершит мировую политику. В Вашингтоне «она знает таких людей » и можно «все устроить». Ксан разулыбался и сказал, что на скучных политиканов ему наплевать, будь они в Вашингтоне или в Москве. Мелинда смешалась и больше «заходов» на вербовку не делала».
Какую-то информацию своим шефам Мелинда, понятно, все же «сливала», иначе чем было оправдать общение с русским ? Да и Ксан подбрасывал «дровишек в топку», строчил доклады Овсепяну, скармливал ему похлебку из частиц лжи и правды, стремясь, прежде всего, убедить офицера безопасности в необходимости продолжать контакты с американским вице-консулом.
В некоторых случаях Ксан не скупился на подробности. Это касалось, например, попыток Мелинды разузнать, удовлетворен он своей зарплатой или нет, условиями жизни (весьма скромные, но по тогдашним советским меркам приемлемые – однокомнатная квартира). Здесь он ничего не утаивал, косвенно отпуская шпильки в адрес Москвы, которая всегда действовала по принципу «сбережешь на копейку, потеряешь на рубль». Овсепян, если и замечал это, то виду не подавал. И хвалил Ксана: «Молодец, пусть заглотнет наживку , поводи ее на крючке».
Итак, на служебном фронте все складывалось неплохо, а в остальном . Ксан по-прежнему терзался от того, что никак не удавалось затащить в постель предмет своего обожания. Взрослые, в общем-то, люди останавливались на пороге самой приятной части своих отношений. Он держал Мелинду за руку, прижимал на танцах в ооновском клубе). Девушка проявляла отзывчивость , ее тело трепетало, но стоило двинуться «вширь и вглубь», как Ксан наталкивался на непреодолимый барьер. С каждым днем они становились все ближе, но только духовно.
– Духовно, старина, духовно, – уныло пробормотал Ксан . – Но кое-что поменялось, когда она представила меня Брэдли. Милый был паренек, скромный, закомплексованный, немного нас моложе. Ему суждено было сыграть свою роль во всей этой истории.
Кряхтя, Ксан приподнялся и сел на диване. Вздохнул, почесал в затылке. Весь вид его говорил о том, что он сомневается, нужно ли продолжать. Но понимал: единственный слушатель не простит ему, если не узнает развязки.
– Брэдли жил в родительском доме, в одном из престижных районов города. Отец, Раджа, был пакистанцем, врачом-невропатологом. Мать, Эллен – англичанкой. В свое время работала медсестрой, массажисткой, стажировалась в Пакистане, там и встретила суженого. Они поженились, родили мальчика и жили счастливо, курсируя между Саффолком (там функционировало семейное предприятие – лечебно-оздоровительный пансионат) и Исламабадом. Здесь у них тоже имелся бизнес: клиника на паях с местным коллегой, доктором Джатоем.
Брэдли рос воспитанным, интеллигентным и неудачливым. Школу закончил нормально, а после не задалось. На третьем курсе оставил медицинский колледж: не почувствовал в себе признания. Попытал счастья на прикладном поприще, издавал журнал с оригинальным названием «Ваше здоровье». Папа дал денег и авторов, организовал рекламу. Сын снял офис, нанял секретаршу и в течение полугода охладел к идее, еще недавно казавшейся столь многообещающей. Ксан видел несколько номеров. Ничего особенного, однако дело можно было развернуть. Немного предприимчивости, целеустремленности, тех качеств, которых юному Брэдли явно не хватало.
Всегда аккуратный, в темных брюках и белой рубашке, с прилизанными мышиными волосами, он был робок и стеснителен. Не знал, чего хочет в жизни. Сам страдал от этой неопределенности , но не мог нащупать нужный путь. Складывалось впечатление, что он испытывал судьбу методом тыка . Прослышав на одном из приемов о заочном обучении при Британском совете, вознамерился стать юристом. Вариант неплохой, особенно с учетом имевшегося у него английского паспорта. Выписал книги, пособия, сдал сессию, другую. И тут, по обыкновению, все застопорилось. Брэдли стремительно терял интерес к занятиям, равно как и к многотрудной карьере стряпчего.
Единственное, к чему он не проявлял равнодушия – так это к светской жизни. На приемах его все знали, относились со снисходительной симпатией. У парня-то за душой ничего не было, если не считать известного папы. Свои связи Брэд ли никак не использовал, что ставило его особняком. Посетители приемов приходили на них не развлекаться, а обмениваться информацией. Это были мастера своего дела, циничные, лишенные принципов и сантиментов. В Брэдли они видели забавного мальчика, колоритную деталь жизни дипкорпуса .
На одном из приемов он познакомился с Мелиндой, ну и влюбился в нее по уши. Как говорится, «нашего полку прибыло».
Пожалуй, парень ей нравился, но не более того. Американка почти каждую неделю заходила к нему, общалась с родителями. Милые, гостеприимные люди. Эллен дома сидела, работу давно оставила. Отец вкалывал будь здоров, на нем семья и держалась. Вечерами возвращался усталый, брал ситару [17]17
Струнный музыкальный инструмент, распространенный в Пакистане и Индии.
[Закрыть] и потренькивал перед камином. Очень уютную атмосферу создавало. Мелинду там почти своей считали, разговоры вели, в том числе о политике. На каком-каком-то этапе и Ксан влился в эту компанию. Там все откровенничали, не стеснялись ругать свои правительства. Мелинда проезжалась насчет ковбойских замашек президента Рейгана, его концепции «империи зла». Ксан этими высказываниями проиллюстрировал парочку докладов для Овсепя на. Подводил к идее, что американка не столь уж «тверда», и пора бы уже подумать насчет ее вербовки – хороший довод в пользу продолжения контактов.
Брэдли ему нравился, во всяком случае, не вызывал отвращения. Приятный молодой человек, без «двойного дна». С ним можно было спокойно болтать, не раздумывая, что говорить , а что нет. Мало-помалу его дом превратился для влюбленных в основное место встреч. А когда родители отбывали в Англию (бывало, не на один месяц), начиналось безудержное веселье. Вечеринки, дружеские попойки до утра . Играли в разные игры, викторинами увлекались, ну и отплясывали до упаду.
Все бы ничего, да только Брэдли все меньше стеснялся и бросал пылкие взгляды на Мелинду. Та особо не противилась, даже поощряла. Обнаружилось, что Ксан ревнив. В нем закипало негодование, когда этот никчемный юнец брал за руку его девушку (он ее уже считал своей!), нашептывал что-то нежное. Случалось, она под каким-то предлогом уклонялась от встреч и проводила время с Брэдли. Часто позволяла ему танцевать с ней. На самом деле, во всем это мне было ничего такого. Ну, может, ей пришлось по вкусу чуточку поддразнивать воздыхателя. Тот же делал из мухи слона, растравлял раны и готовился «дать обиду».
Это произошло на одной из вечеринок. Стояла осень, но довольно теплая. В Исламабаде по-настоящему холодно может быть только в декабре-январе – до минус трех- пяти ночью, не Москва, естественно. Неудивительно, что многие гости плавали в бассейне. Вообще, дом Брэдли отличался вместительностью: помимо бассейна, там был большой участок, сад. Атмосфера царила непринужденная, почти все в купальных костюмах. Мелинда выпила больше обычного, игриво смеялась и подначивала мужчин. Ну, а Ксан злился, сидел в углу, отчего, собственно, никто не переживал. Кроме него самого, разумеется. Улучив момент, когда Мелинда оказалась одна, подскочил к ней , сказал, что надо поговорить. Она захлопала ресницами. Не тратя время, схватил за руку, потащил в ванную комнату , запер дверь, и тут его прорвало. Чего он ей ни наговорил! Выпивка подействовала, в тот вечер все здорово приняли . Излил всю обиду, раздражение. Так многие теряют лицо и в результате добиваются эффекта обратного желаемому. Женщины любят партнеров, уверенных в себе, невозмутимых.
Однако Мелинда на его счастье отреагировала иначе. Вместо того, чтобы выдать пару колкостей, молча обняла и поцеловала . Ксан остолбенел, но только на мгновение. Затем близость загорелого крепкого тела заставила его действовать так, как и должен действовать нормальный мужчина. Она и ойкнуть не успела.
Ксан слез с дивана, потянулся до хруста в позвонках и легко преодолел расстояние, отделявшее его от стола. Выпив водки, вздохнул.
– Устал.
–Неужели говорить так трудно? – поддел я своего приятеля.
Ксан нахмурился: – Ты лекции читал?
Пришлось признаться, что нет.
– А я обучал подрастающее поколение. С докладами выступал. Это дело тяжелое, профессора за мизерную зарплату горбатятся. Ну, ладно. Еще одну. – Закусив огурчиком, Ксан вернулся к своему повествованию.
И началась полоса счастья. Они крутили настоящую любовь, так им представлялось. Порой Мелинда расстраивалась из-за того, что нарушила запрет, однако жребий был брошен . Вообще, все шло путем, тучек на небосклоне не наблюдалось. Руководство Ксана в пример ставило, отношения с Овсепяном развивались нормально. Жаль, что все хорошее заканчивается. Тогда он совершенно забыл эту аксиому, говорят же, что от счастья глупеют.
Как-то Мелинда сообщила, что готовится ее перевод в другую страну, в Италию. Ксан разволновался. Стал донимать ее вопросами – как же наша большая любовь. Ему бы скумекать , что американцы – прагматики и смотрят на человеческие отношения менее эмоционально, чем русские. Даже когда влюблены . «Honey, – сказала Мелинда , — I love you so much, you know that, but what could I do? I have to come to terms». В переводе это означало примерно следующее: «Мой дорогой , я тебя очень люблю, ты знаешь, но что поделаешь? Надо исходить из реальности».
Ксану бы промолчать, гордость проявить. Нет же! Стал предлагать руку и сердце, заговорил о детях и прочих семейных радостях. Она предложила не строить воздушных замков, а приехать к ней в Италию в отпуск. Ксан ответил что-то резкое, слово за слово, и они поссорились. Кульминационным стало его заявление: «Конечно, я и забыл, что ты из ЦРУ». Мелинда побледнела, встала из-за стола (разборка происходила в маленьком кафе) и вышла вон.
Потом предпринимались попытки наладить отношения, да мало что из этого выходило, всякий раз дело заканчивалось взаимными упреками. Мелинда держалась более взвешенно, рассудительно. Это заставляло Ксана чувствовать себя полным дураком: со своими любовными метаниями, несуразными в глазах сдержанной американки.
Общаться они толком перестали, разве что пересекались у Брэдли. Тот снова остался один, родители подумывали окончательно переселиться в Саффолк. Наверное, решили, что там будет легче приобщить своего отрока к какому- нибудь делу. Ну, а тем временем тот продолжал прежний образ жизни и постоянно виделся с Мелиндой.
– Вот так. – Ксан развел руками.
И тут в развитии событий произошел внезапный поворот, не в последнюю очередь, связанный с упоминавшимся доктором Джатоем. Раджа ему доверял, тот в его отсутствие вел все дела. Эх! Кому можно доверять в наше время? Этот Джатой тихой сапой принялся распродавать совместное имущество – здание клиники, медицинские инструменты, аппаратуру, а денежки складывал в собственный карман. Позднее выяснилось, что этот предприимчивый джентльмен присмотрел себе недурной бизнес в Канаде. Брэдли обо всем стало известно, и, ощущая за плечами год заочного обучения юриспруденции, он решил, что горы может своротить. Не посоветовавшись с папой, возбудил судебное дело по обвинению Джатоя в мошенничестве. Ему удалось добиться постановления, запрещавшего ответчику покидать Пакистан . Окрыленный успехом, предпринял следующий шаг : дал объявление в газеты, сообщавшее, что больничное имущество не подлежит купле-продаже, так как является предметом разбирательства. Тем не менее, Джатой пустился во все тяжкие и продал томограф, самый дорогой прибор из имевшихся в клинике.
Беда Брэдли заключалась в том, что он поступал согласно закону, методам, описанным в учебниках и вполне действенным в Великобритании или США. Но то был Пакистан, где законы отличались условностью. Бал правили старые добрые принципы, типа «кто успел, тот и съел». Когда суд назначил комиссию для проверки помещения клиники, там оставались голые стены. Судья вызвал Брэдли и Джатоя, однако последний не явился, и слушания начались ex parte [18]18
В отсутствие одной из сторон.
[Закрыть] .
– Дальше самое интересное. – Ксан выудил из чашки ломтик лимона, пожевал и проглотил целиком. – Люблю лимоны, – пояснил он. – С цедрой и кожурой.
Джатой возбудил ответный иск против сына владельца клиники, на том основании, что наш герой ославил его газетными публикациями. Тому бы поостеречься, но болван посчитал, что, раз правда на его стороне, бояться нечего. И вот к нему заявляются детективы в штатском, берут под белы руки и доставляют в участок. Там не церемонятся, щедро отвешивают оплеухи, награждают тычками и зуботычинами. Брэдли избит, окровавлен, что-то пытается доказать, да куда там! Не учел парень местной специфики. Проверил бы Джа тоя, да и обнаружил, что двоюродный брат этого мерзавца занимал пост суперинтенданта полиции, а другие родственники – старшие должности в МВД и Федеральном агентстве расследований . Позже выяснилось: некогда верный компаньон Раджи обокрал фирму на десять миллионов рупий (порядка ста пятидесяти тысяч долларов), и из них два пожертвовал на подкуп правоохранительных органов.
В участок явился сын Джатоя, принявшийся оскорблять и унижать Брэдли. Этот рьяный молодец орал: «Вы, англичане, думаете, раз правили нами столько лет, теперь можете делать все, что вам вздумается?». На вопрос о сути претензий, продемонстрировал бумагу с текстом на урду, который для Брэдли был что китайский. Признание в неграмотности вызвало очередной всплеск ярости.
Брэдли отказался отвечать на любые вопросы, пока ему не дадут позвонить адвокату. Эту просьбу удовлетворили, и законник стал разбираться в ситуации. Оказалось, что доктор Джатой выдвинул серьезное обвинение. Будто Брэдли ворвался в его дом и угрожал оружием. При всей нелепости оно тянуло на статью о терроризме, которая в пакистанском уголовном кодексе одна из самых строгих. В частности, ею исключается освобождение под залог.
