Текст книги "Закат Луны (СИ)"

Автор книги: Александр Быкадоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Смотри, – обратился Погорельский к ней, – сколько крови пролило сегодня солнце на небо? Не называй меня Солнцем, я не хочу лить кровь.

Гвидиче закатила глаза, пытаясь сделать это так, чтоб Погорельский не видел. Когда мужчины вокруг начинали романтически умничать, то как бы она к ним не относилась, ей хотелось куда-то деться от них, и поскорее. Вообще это было свойственно всем женщинам. Разве можно ждать от романтика решительных мужественных действий? Да и как вообще такие люди попадают в сопротивление? Но, несмотря на это, Ян вызывал в ней тягу как мужчина. Да, он бывал иногда слишком патетичен в обыкновенных вещах, но это не умоляло его боевых заслуг. Никто не мог усомниться в том, что Ян не мужественен, это было бы не меньшей крамолой, чем усомниться в правильности выбранного сопротивлением пути.

Погорельский бросил свой взгляд на неё. Здесь, в закатном муаре неизвестной для него планеты, а она казалась ему ещё прекраснее, чем там, на Земле, когда он впервые перестал относиться к ней, как просто к обычному человеку, почувствовав участие в её словах. Она казалась ему ещё красивее, чем на Тац, в машине Вуревича. Но он не мог сказать самому себе точно, что любит её. Возможно, он просто боялся этого слова – в нём говорила ответственность, которую он не мог нести, работая в сопротивлении. Возможно, в нём говорил прошлый опыт.

– Куда теперь? – спросил Погорельский приблизившегося к нему Вуревича.

– На трамвай… – сухо бросил тот и пошёл вперёд.

Погорельский удивился, услышав слово «трамвай». Всю жизнь в черте города он ездил на монорельсовом поезде, или как он просто его называл, «монорельс». Но это был действительно трамвай, настоящий, двурельсовый, трёхвагонный трамвай, стучавший своими стальными колесами на стыках рельс. Станция трамвая была совсем недалеко от порта, однако она не выделялась своей жизненностью – эта был металлический каркас, стоявший радом с трамвайными путями, от которого ветер наполовину оторвал все железные листы. Станция находилась на пустыре, и пустырь продолжался столько, на сколько глаз мог охватить местность, вплоть до горизонта – создавалось впечатление, будто космопорт был единственным строением на планете. Художник-футурист нашёл бы себе здесь идеальную местность для пейзажа: рельсы и космический порт посреди голой планеты.

Когда трамвай приехал, Погорельский вновь отметил, что тот управляется не автоматикой, а человеком. За штурвалом трамвая сидел молодой мужчина в чёрном свитере из синтетической ткани, что поблёскивала под светом неоновой лампы в кабине водителя. Сам трамвай не отличался эстетичностью. Похоже, что конструкторы серьёзно сэкономили на разработке дизайна и просто вставили движитель и электрический привод в коробку из листов металла, предварительно прорезав в ней окна. Земляне вошли внутрь, и трамвай двинулся сквозь пустынную даль в сторону еле видневшегося на горизонте посёлка.

У них было достаточно времени, чтоб разглядеть красоты местной природы, если их, конечно, можно было назвать красотами. Земля здесь была кроваво-медного оттенка, не было деревьев, лишь на небольших возвышениях, высотой не более пяти сантиметров, росли невысокие узкие кусты, отдалённо напоминавшие тую, но цветом близкие не к зелёному, а к болотно-жёлтому. Каждый кустарник отстоял от другого на расстоянии около пятидесяти метров. Сквозь окна доносился зычный вой какого-то местного животного, а над трамваем пронеслась огромная, не меньше, чем сам вагон, тень – представитель местной воздушной фауны пролетел над путями.

– Это воет ксаликбахин, – объяснил Вуревич, – Местный чешуйчатый хищник. Нечто среднее между волком и вараном по внешнему виду. Это если сравнивать с земной живностью… Призывает сородичей к массовой охоте. Похожи они, если честно, на демонов. Я, когда их первый раз увидел, стало жутко.

– Ты бывал на Галероне? – спросил Погорельский.

– Да, довелось однажды. Я видел, как происходит их массовая охота, точнее уже их возвращение после неё. Они же совершенно бесстрашные, их не пугает ни человек, ни техника, ни какие-либо звуки, или огонь. Они шли прямо через лётное поле, каждый со своей добычей во рту, их было около трёх сотен особей. Каждый из них размером с небольшой внедорожник, и каждый, ты представляешь, каждый, нёс в пасти мёртвую добычу. Кровь залила весь космодром. Чёрная кровь местных существ. А они ведь неистовы в своём охотничьем инстинкте, я видел, как многие из них были ранены, хромали, видны были их чёрные кости, но они всё ещё шли. Они – черти, честное слово.

Погорельский вдруг явственно представил эту картину себе – как полчище местного дьявольского отродья пересекает космодром. Казалось, что он увидел это глазами Вуревича. Может быть, так оно и было, ведь Ян не раз замечал, что объяснённое однажды не раз полностью совпадало с тем, что он сам себе представлял.

– «Там звуки шли как, как из могилы, и дьявола ложилась тень…» – Ян прошептал тихо себе под нос.

– Что? – Сюзанна услышала его бормотание.

– Да так… Вспомнил стихи одни…

– Какие стихи? Прочитай.

– Они мрачные, тебе вряд ли понравятся.

– Нет, Ян, я прошу тебя. Раз уж сказал: «А», говори: «Бэ».

– Ну ладно, – он перевёл взгляд вверх, вспоминая стихотворение из украденной тетради, и стал читать:

–Там звуки шли, как из могилы,

И дьявола ложилась тень…

И рушился привычный день,

Преисподняя отнимала силы.

Он замолчал.

– А дальше?

– Дальше ничего нет. В той тетрадке, что я нашёл, там ещё восемь строчек, и они все зачеркнуты.

– Стихи – это мура, – изрёк Джон, устраиваясь на сиденье удобнее, – Стихи пишут замкнутые люди, неуверенные в себе.

«Глупость какая…» – подумал Ян в ответ на реплику Джона.

Трамвай выехал за холм, где на огромной площади, вплоть до самого поселка, видневшегося где-то вдали, раскинулось кладбище – тысячи, а может, десятки тысяч красных могильных холмиков. Краски в этой зловещей картине сгущало полное отсутствие растительности и ветер, гулявший здесь, и носивший с могилы на могилу кроваво-медный песок. Словно прощальным аккордом, перед самым въездом в рабочий посёлок, обнесённый защитной стеной против ксаликбахинов, галеронская пустыня бросила в трамвайное стекло порыв ветра с песком, словно не хотела отпускать, словно звала к себе…

Ян никогда не думал, что ад может выглядеть вот так. Точнее, он, конечно, предполагал, но он не думал, что его предположения могут быть воплощены в жизнь. Галеронская пустошь звала к себе, она манила каким-то зловещим любопытством, и стоило больших усилий чтоб не уйти в неё, будучи увлечённым её зловещей привлекательностью.

– Иван, на Галероне были случаи ухода в пустыню? Гипнотического транса людей, убежавших из посёлка? – спросил Погорельский.

– Что-то такое слышал краем уха, но не в подробностях. А что?

– Да так… Любопытство.

Трамвай высадил их на площади перед заводом. Завод являл собой кошмарное зрелище. Это был гигант около пяти километров в длину, ограждённый забором, за которым виднелись громадные здания какого-то металлическо-ржавого цвета с выбитыми стеклами, трубы, извергавшие клубы дыма, где-то в вышине сливавшегося со свинцом небес, а через решетчатые ворота виднелись снующие туда-сюда люди. Последнее добавляло заводу вид гиперболизированного гудящего людского муравейника.

Погорельский никогда бы не увидел этого на изнеженной Азуром Земле. Но почему-то он догадывался, что они пойдут именно в завод. Так и было. Вуревич, сойдя с трамвая, сказал, что именно туда они и пойдут.

Он подошёл к посту охраны, что-то коротко бросил охраннику и указал на свою группу сопровождения. Тот согласно кивнул головой и жестом показал, что можно проходить.

Здесь кипела жизнь, в отличие от бездыханной пустыни за стенами посёлка. Несмотря на столь поздний час, работа не прекращалась. Ян понимал, что она здесь всегда в полном разгаре. Люди бегали, казалось в хаотичном порядке, но на самом деле это было не так. В этом, бессмысленном на первый взгляд потоке каждый из идущих имел определенную цель – обычная жизнь обычного промышленного гиганта. Только прибывшие земляне отличались от всех рабочих по совсем нерабочей одежде и нерабочему виду.

– Слушай, Иван, а нельзя ли все дела было уладить с утра, – обратился Ян к Вуревичу, – Я думаю, что самое время было бы поговорить с нужными нам людьми с утра, но никак не на ночь глядя.

– Всё в порядке.

– У тебя и здесь есть люди? – спросил Ян Джона.

– Люди здесь есть у меня, – ответил Вуревич вместо Джона, – И самое подходящее время и место поговорить с ними – здесь и сейчас.

Сюзанна оглянулась, затем сказала:

– Вы не слишком громко разговариваете, у кого, какие и где люди? Я думаю, что в Азуре азурские уши есть везде, в отличие от ваших людей.

– Здесь нет никаких ушей, – возразил Вуревич, – здесь, на этой планете, все как один, ненавидят Азур.

– Поэтому они здесь, – добавил Ян.

Они помолчали немного.

– А что это за люди? – спросил Погорельский.

– Один из них землянин, был выслан со своей планеты год назад…

Яна передернуло: «Неужели Мишель?! Нет, он же погиб…» Откуда у него взялись такие мысли? Он вспомнил случай на «эсбэшном» космодроме, когда, взяв ситуацию под свой контроль вместо преступно растерявшегося Клайфтона, он спас Россини и смог до конца выполнить выданное центром задание. «Ну почему же, почему, я не смог спасти Мишеля и в этот раз? – думал он, – Неужели это было невозможно?» И червячок совести продолжал точить его изнутри.

– … Другой – бывший азурец, но ненавидит Азур не меньше, чем любой другой землянин. Он здесь ведает каким-то важным производством, по-моему, даже делают под его руководством что-то для службы безопасности, в общем, очень важный человек. Его зовут Ква́рел, он и является руководителем сопротивления на этой планете.

– Здесь сопротивление тоже окрашено в лиловый цвет? – спросила Гвидиче.

– Нет… Обычно, когда говорят: «Лиловые», подозревают именно земное сопротивление. Но, если поднимется восстание, Лиловыми станут все. Во главе-то будет землянин…

– А здешний землянин, он кто? – в надежде спросил Ян.

– Землянин здесь имеет не очень большой пост. Бригадир, не больше. По сути, всего лишь старший рабочий. Он больше по организаторской части, очень хороший человек, я его нашёл через того азурца. Если б не он, здесь было бы не очень большое сопротивление. В сопротивлении, правда, он имеет куда больший вес, чем на производстве. Можно сказать, он является одним из заместителей Кварела.

Погорельский хотел уже спросить, как его зовут, но его перебили.

– Сколько людей на этой планете сможет выступить в момент восстания? – спросил Джон.

– Я пока не знаю, за этим мы сюда и прилетели.

– Сколько производственных планет поддерживают сопротивление в ближайшем пространственном секторе?

– Галерон, Апро-семьедсят-шесть, Кива, Ксенто… какие-то ещё были. Да легче сказать, кто не поддерживает. Поддерживающих большинство. Конкретика чуть позже. Нам сюда.

Они свернули в какой-то тёмный и грязный тупик. В конце тупика была массивная железная дверь.

– Заходите, – скомандовал Вуревич.

Это был вход в ремонтную мастерскую. Скорее всего, это было помещение транспортного цеха. В дальнем конце огромного зала был отгорожен небольшой закуток, где под тусклым светом неоновых ламп трудился над каким-то агрегатом человек. Кроме него никого не было в мастерской.

Ян без труда узнал знакомую фигуру. Значит – жив! Значит – чудо… Так вот, что имел ввиду Джон, когда говорил: «Если память Мишеля тебе дорога…» Но это невероятно… Ведь он сам видел, как взрывался склад боеприпасов… Яну трудно было в это поверить.

Он подошел к забору и произнёс:

– Ты всё вкалываешь, Мишель? Прекращай, к тебе гости приехали.

– Какого дья…

Мишель обернулся и оставил рот полуоткрытым. Трудно было сказать, какое чувство было написано на его лице. Это было похоже на смесь радости и удивления.

– Ян! – он бросил инструменты на пол, схватил ветошь и, спешно вытирая руки, пошёл к Погорельскому навстречу, – Ха-ха! Дай я тебя обниму, парниша!!! – Мишель обнял его, несмотря на свою грязную робу, – Ты-то как здесь?

– К тебе в гости приехал! – полушутя ответил Ян, – А ты меня на работе принимаешь. Нехорошо…

А потом уже тихо добавил:

– Я уже не надеялся встретить тебя живым… Прости, мы оставили тебя там, на складе… Мне стыдно до сих пор, честно… Прости, я как друг должен был настоять…

– Да ладно тебе «не надеялся», знали же, что попал в плен…

Погорельский лишь отрицательно помотал головой. В ответ Мишель сделал недоумённое лицо.

– Странно…

– Мишель, у нас не было никакой информации совсем. Мы даже в списках на вывоз, которые обычно публикуют, тебя не нашли. Официально ты числился погибшим.

Мишель махнул рукой:

– Ну и ладно! Эх ты, «на работе», теперь, я чувствую, сам за работу примешься! – Мишель намекал на то, что Ян теперь сам попался в лапы «эсбэшников», но увидел Вуревича, – Иван? Джон, Сюзи и вы здесь? Вы что все разом… – он хотел засмеяться, но понял, зачем они здесь. Нет, не провал сопротивления был виной внезапному появлению главы сопротивления и его ближайших соратников на Галероне, – Ладно, я так понимаю, вы здесь не случайно…

– Совершенно точно, – ответил Джон, – Иван, проводи нас к Кварелу, а вы с Яном лучше прогуляйтесь до склада вооружения, покажи ему разработки, а потом отправляйтесь спать. Ведь у тебя найдётся койка для давнего друга?

Мишель бросил взгляд в сторону Джона, и молча кивнул ему, соглашаясь с его решением. Россини направился к боковой двери, которую Погорельский не сразу заметил, и вышел. Погорельский проследовал за ним.

[1] В данном случае имеется в виду тип кузова «универсал»

[2]Квадрокоптер – летательный аппарат с четырьмя несущими винтами, вращающимися диагонально в противоположных направлениях. Чаще беспилотный.

Глава 5

2485 год. Один земной год до начала событий. Планета Земля. Космопорт «Идальгер»

Оставив основную группу диверсантов позади, Мишель юркнул из ангара в длинный коридор, который в итоге должен был привести его в склад вооружения. Пройдя по длинной кишке коридора со множеством дверей, Россини оказался перед торцевой дверью, которую и открыл.

За дверью располагался небольшой зал, уставленный небольшими стеллажами с автоматами. По левую руку от Мишеля недвижим, как на почётном карауле, стоял азурец, облачённый в термобронированный костюм. Россини подошёл к нему и помахал рукой вокруг стекла его шлема. Ответной реакции не последовало. Значит, Погорельский делает своё дело.

– Машина, приём, пятый вызывает, – Мишель вызвал по рации начальника операции.

– Машина на связи, – ответил ему командир отряда.

– Я на складе… Вижу стрелковое вооружение: автоматы и пистолеты азурских систем. И… – Россини «завис». Неожиданно его взору открылся стеллаж с оружием напоминающем не то сабли, не то мечи… – Сабли?

– Пятый, повторить.

– Вижу холодное оружие. Длинный тонкий меч с двуручной рукояткой, на рукояти кнопка для большого пальца. Работаю по плану.

Он стал неспешно прохаживаться по комнате и прикреплять на обыкновенный пластилин радиоуправляемые бомбы к стеллажам, активируя каждую из них. Это было настолько легко, что он совершенно потерял бдительность: кто бы ещё смог так ловко прикрыть их телепатически, как не его лучший друг Ян Погорельский?

Но его беспечность подвела его. Он вдруг почувствовал, как кто-то снимает с него гарнитуру переговорной рации. На спину Мишеля выбежали мурашки, а ноги в одно мгновенье стали ватными, и он не смог даже пошевелиться – Мишель впервые почувствовал, что такое страх. Неизвестный полностью снял с него рацию и отбросил в угол.

– А теперь обернись, – потребовал этот некто.

Мишель в растерянности повернулся и ужас снова объял его: тот азурский солдат, перед лицом которого он пять минут назад так беспечно махал ладонью, теперь стоял перед ним и в упор направлял свой автомат на Россини. Мишель тоже держал автомат в руках, но стрелять было бесполезно – даже выстрелив из подствольника, можно было убить не только врага, но и себя – дистанция между ними была не больше вытянутой руки.

– Автомат… – потребовал азурец.

Мишель остался недвижим, стараясь всмотреться в стекло защитного шлема и попытаться понять – как его снять. Голова – это единственное место, которое можно было освободить довольно быстро и попытаться убить азурца.

– На! – Россини подкинул автомат вверх.

Задуманное удалось! «Эсбэшник» отвлёкся и попытался поймать автомат руками, в то время как Мишель просто схватился руками за голову своего врага и пытался руками сдёрнуть шлем. Но Азурец успел оттолкнуть его, а потом, когда автомат землянина приземлился между ними, он пнул его ногой и тот уехал куда-то за дальний стеллаж. Мишель остался безоружен и в западне. Солдат по-прежнему направлял оружие в него: Россини понимал, что схватить лежавший здесь пистолет не имеет смысла: он может быть не заряжен, да и любая попытка сопротивляться сейчас может привести к очереди в его тело.

Мишель без всякой надежды дёрнулся влево от себя, пытаясь спрятать за стеллажами от автоматной очереди, но на удивление её не последовало. Найдя автомат между двумя соседними стеллажами, он решил по миномётному выстрелить из подствольного гранатомёта туда, где только что стоял азурский солдат. Но автомат почему-то выдал осечку.

Россини услышал взрывы и автоматные очереди из ангара. Видимо, остальная группа тоже вела бой.

«Чёрт! Что же произошло?» – спросил Россини мысленно сам себя.

Тем временем азурец неспешным шагом подходил к Россини. Мишель попытался выстрелить ещё раз – но автомат снова выдал осечку. Потом снова, и снова – пока расстояние между ними не сократилось до небезопасного. Это напоминало ему какой-то фильм ужасов – словно неведомый зловещий монстр надвигался на Россини, а тот, как будто следуя законам жанра, ничего не мог сделать. Землянин продолжал нажимать на курок, пока дуло автомата не упёрлось азурцу в туловище. Мишель взглянул ему в глаза – точнее туда, где, как ему казалось, под непроницаемым стеклом шлема у солдата должны были быть глаза, и на мгновение ему показалось, что под шлемом тот зловеще улыбался.

А потом для Мишеля наступила темнота. Азурец ударил его по голове своим прикладом – но Мишель этого уже не знал. Очнулся он уже связанный в сером фургоне СБ, стоящем на одном из запасных лётных полей – когда весь космопорт полыхал как деревенский сарай.

Мишель мысленно попрощался с Землёй и Яном. Что ж, теперь они никогда не увидятся вновь…

2486 год. Планета Галерон.

Победа коммунизма неизбежна.

В. И. Ленин

Они шли по заводу вдвоём. Ян молча выслушал немногословный рассказ Мишеля о его жизни на Галероне. Местное солнце уже село, путь им освещали фонари.

После депортации Мишель стал работать на этом самом заводе в транспортном цехе, и проработал там полгода, пока не познакомился с Кварелом. Как тот нашёл его, Мишель не знал, но догадался, что Кварел руководит местным сопротивлением. Ещё Кварелу было известно, что Мишель обладал отличными организаторскими способностями, и Мишелю было поручено организовать на заводе ячейку. Вскоре ячейка увеличилась до таких размеров, что её членами были почти все рабочие завода.

Мишель предполагал, что Кварелу стало известно о Мишеле через Вуревича. А тому – от Джона.

– Скажи мне, Ян, что затевает Карельски, если все мы здесь? Ведь ещё месяц назад я не знал ничего об Иване Вуревиче, настолько он был засекречен, а сегодня сам Джон прилетает на Галерон.

– Джон собирается поднимать восстание, в котором планирует задействовать все силы. Все – это значит и силы Лиловых, и силы сопротивления всех остальных производственных планет, – здесь Ян сделал паузу, надеясь, что Мишель отреагирует должным образом. В голове его мелькнула мысль: «Ну же, скажи что-нибудь!.. Ты же так мечтал о свободе…» Но Россини промолчал, похоже, он пропустил эту фразу мимо ушей… – Он уже интересовался количеством планет, поддерживающих сопротивление, количеством его членов на Галероне. Вуревич сам пока ничего не знает, поэтому, как он говорит, и прилетел сюда.

– Сомневаюсь я, что Вуревич ничего не знает. Я видел его здесь каждые две недели. А когда все-таки смог разговорить Кварела, и узнать, что это за тип, мне всё стало ясно. Скорее всего, они чего-то не договаривают нам только потому, что хотят узнать, кто из нас «крот». «Кроту» наверняка станет интересно, и количество планет, и количество людей, и имена руководителей на каждой планете. «Крот» вытянет кого-нибудь на откровенный разговор, непременно, а в момент передачи информации в Азур его схватят.

– С чего ты решил, что в сопротивлении есть «крот»?

– А как же, по-твоему, я потерпел неудачу в «Идальгере»? Мне подсунули неисправный автомат, я даже выстрела не сумел произвести…

– Подожди, я ничего не понимаю… Ты можешь объяснить, что произошло там, на складе?

Мишель остановился. Ему тяжело дался рассказ, но он в подробностях пересказал, как пришлось потерпеть неудачу в последней, почти провалившейся диверсии.

– И ты думаешь, что Вуревич виновен в этом?

– Ян… Вуревич – член Совета. Карельски – глава Лиловых. Кварел – глаза и уши Вуревича на Галероне. И при этом, они наперебой повторяют эту фразу: «не знаю»… Всё они знают.

– Ну, ты и сам подумай, при нас они ничего не могут говорить в открытую.

Мишель помолчал немного, потом сказал:

– И всё равно, мне кажется, они будут искать резидента «эсбэ»

Погорельский внимательно посмотрел на Россини. Яну показалось, что этот человек передумал многое за тот год, что ему пришлось остаться вдали от Родины и друзей. Видно было, что Мишель, не владея информацией, сам выстроил логику происходящего и твёрдо уверился в своей правоте.

Ян вспомнил, каким был этот человек, Мишель Россини, до своего плена, и сравнил его с тем Мишелем, который сейчас явился перед ним. Он изменился внешне – лишь капельку, пожалуй, серьёзнее стал взгляд. Но Погорельский ощутил всю гамму внутренних изменений этого человека. Всегда импульсивный, но в тоже время, всегда имевший вектор направленности своего горячего нрава, он теперь стал холоден, и даже, как показалось Яну, циничен на грани безжалостности.

Россини был переведён в интернат, где воспитывался Погорельский, из другого в возрасте тринадцати лет. Там, как выяснилось, Мишель затеял драку, ответив по земной традиции горячих парней кулаками на небрежно брошенное кем-то слово. Повсеместной практики вывозить детей на другие планеты в качестве наказания в Азуре не существовало, поэтому ограничились десятидневным заключением в одиночной комнате, сопровождавшейся зубрёжкой истории политической мысли Азура – предмета, преследующего детей на всём протяжении воспитания. Когда Мишель был освобождён из своего заточения, то первое, что он сказал воспитателям: «Ваша история – вы и учите». Вместо того, чтобы читать и запоминать, он потратил отведённое на это время на физические упражнения, отжимаясь, качая пресс и подтягиваясь на верхней перекладине внутренней оконной решётки. И без того будучи акселератом, Россини, выглядевший на все шестнадцать лет, темноволосый и высокий, кареглазый и с приятными чертами лица, набирал мышечную массу как на дрожжах. Страницы же учебника были им демонстративно использованы по санитарно-гигиеническому назначению.

Мишеля поселили на том же этаже, где жил Погорельский. Яну тогда оставался всего один год до вступления под знамёна Лиловых, но уже тогда он был полон сопротивленческих убеждений и всячески искал способа с ними сблизиться. Он сразу же, в день заселения заприметил нового постояльца интерната и решил с ним познакомиться. Чем его обаял Мишель – он до сих пор не мог понять, но ни до, ни после, он не смог познакомиться с более приятным и близким в общении человеком. И самым приятным для Яна оказалась та самая тяга к свободе, о которой мечтал Ян.

Погорельский понял, что сейчас переубедить Россини не получиться и решил с ним согласиться:

– Значит, я чувствую, мы задержимся здесь надолго, прежде чем вылетим на Элекон-восемьдесят-пять.

– Элекон? Зачем нам лететь на Элекон-восемьдесят-пять?

– Разве этот ваш… Кварел… не говорил тебе, что готовиться восстание против Совета?

– Что?

Россини застыл как вкопанный, и с раскрытым ртом уставился на Яна. Тот в ответ лишь улыбался и озорно смотрел прямо в глаза давнему другу, словно стараясь передать ему мысль: «Ну же, я не буду повторять, догадайся сам, что я сказал!»

– Ян, что ты сказал? Повтори…

Погорельский в ответ лишь положил руки на плечи Мишелю, и глядя ему в глаза, отчётливо и медленно произнёс:

– Джон готовит восстание против Совета. Галерон используется Джоном как база подготовки.

Глаза Мишеля раскрылись в восторге и удивлении, а потом Ян, убрав руки, добавил:

– Я уже второй раз тебе об этом говорю.

Мишель покачал головой, и они продолжили путь.

– Кварел мне ничего не говорил на этот счет, – сказал он.

– Может быть, он тоже знает не всё?

– Я не совершенно не представляю, как можно разговаривать с Вуревичем два раза в неделю, и не знать всего!

– Значит, так было нужно. Я сам узнал об этом три дня назад.

– Ты знаешь, Ян, может быть, ты и прав. Но всё-таки Вуревич мне сразу не понравился.

Погорельский поймал себя на мысли, что полностью разделяет чувства Мишеля:

– Мне он тоже не понравился.

– Стой!.. – Мишель схватил Яна за рукав

Прямо перед ними прогрохотал пыхтящий тепловоз.

– Эти архаизмы у вас ещё работают? – кивнул Ян в сторону тепловоза.

Мишель рассмеялся:

– Здесь работает всё, что дешево и сердито, – он вернулся к разговору, – Может быть, Вуревич и есть предатель? Он ближе всех к правительству Азура, на него из Азура выйти было легче всего.

– У меня эта мысль появилась сразу после первого с ним разговора, но я не знаю, чем его можно раскусить.

– Если он «крот», то в скором времени мы это узнаем! – подытожил Мишель.

Они продолжили идти молча. Тем временем на город накатывалась непогода, и стемнело практически моментально, а потом сверкнула молния, и тут же, где-то совсем рядом и очень низко, практически над головами, небо с грохотом раскололось. А потом хлынул ливень.

Дождь лил, хлестал по щекам. Ветер бил в спину, стараясь свалить с ног.

Это был самый дальний уголок завода, расположившийся на возвышении по сравнению с остальными цехами. Отсюда завод был виден весь, напоминающий огромное механизированное чудовище, пожравшее людские души, чувства и желания. Мишелю стоило два часа (притом, что их сюда довез трамвай), чтоб добраться сюда вместе с Яном.

– Мы уже дошли? – стараясь перекричать дождь, произнёс Ян.

– Пошли за мной, сейчас сам увидишь.

Мишель юркнул между двух зданий и показал рукой, чтобы Погорельский следовал за ним. Они плутали долго меж зданий, пока, наконец, Россини не нашёл ту дверь, которую он искал.

Это была даже не дверь, а ворота – большие металлические плиты, которые с помощью колёс должны были выдвигаться по направляющим. Россини подошёл к ним, набрал какой-то шифр на кодовом замке, и крикнул Яну:

–Ян, помоги!

Вместе, поднатужившись, они немного оттянули одну створку и вошли внутрь. Мишель исчез куда-то в темноту, через минуту во всём помещении загорелся свет. Это было большое складское помещение, размером, примерно сто на шестьдесят метров и около пяти метров высоту, полностью заставленное стеллажами.

– Вот это, конечно по-умному сделано, – ругался Россини, выходя из-за стеллажей, – чтобы включить свет, надо через мрак добраться до выключателя!

– А разве нельзя сказать «свет»?

Мишель усмехнулся:

– О чём ты говоришь… Это производственная планета, такие установки слишком дороги, длянее. Запомни: производственная планета должна приносить прибыль. Меньше вложений, больше прибыли. Лучше смотри на это, – он повернулся к стеллажам и развёл руками, – Это склад экспериментальных образцов с вооружением. На Галерон не глупых людей высылали, скажу я тебе. Конечно, они работали втайне от официальной администрации планеты, на пользу сопротивления. То, что мы видим – результат их работы. Это будет немного получше, чем у службы безопасности, жаль, что этого так мало, сразу не хватит на всех. Но мы работаем в этом направлении. Переоборудовав пять-шесть поточных линий, завод сможет выпускать до двух миллионов образцов в неделю.

– Мало.

– Да, Ян, мало. Но наш завод не один. На каждой закрытой планете их десятки, а значит, за каких-нибудь полгода можно вооружить всё сопротивление. Во всяком случае, мы успеем вооружить те подразделения, которые начнут восстание.

– Успеем?

–Ты сомневаешься? На тебя это не похоже. Лучше топай за мной.

И Мишель вновь нырнул меж стеллажей.

В самой глубине склада, на небольшом стеллаже высотой всего полтора метра лежали маленькие блестящие металлические цилиндры, они как раз помещались в ладонь. Мишель взял один из них. Прямо под его большим пальцем находилась маленькая красная кнопка.

– Знаешь, что это? – Спросил он.

– Нет.

Россини медлил и не пытался запустить этот таинственный механизм, который он держал в руках.

– Помнишь, когда нас послали на ту диверсию в «Идальгере», на спинах охранников были мечи? Тогда ещё никто не придал этому значения, а я заметил…

– Я тоже заметил.

Мишель с удивлением посмотрел на Яна. Но что удивляться, ведь оба они были, как говорят земляне, «на одной волне».

– Это были, как выяснилось, экспериментальные образцы термомечей, – пояснил Мишель.

– Термомечей?

– Ну, смотри…

Россини положил цилиндр с кнопкой на место, и опять исчез за стеллажами. Вернувшись, он держал в руках тот самый меч, образец которого так запомнился Яну при атаке на «Идальгер». Он был вложен в ножны, а к ножнам прилагалась специальная портупея для помещения меча за спину. Мишель протянул меч Погорельскому:

– На…

Погорельский вынул меч из ножен, посмотрел на него. Обычный меч, но только тупой – Ян убедился в этом, потрогав кромку меча. Даже проведя пальцем по лезвию, он не поранился.

– А ты и не порежешься, – Мишель увидел попытки Яна пустить себе кровь, – Это оружие предназначено для нанесения повреждения только в терморежиме, в основном против живой силы, использующей термоброню.

– Что за терморежим?

– Ну, нажми на кнопку.

Ян нажал. Около секунды понадобилось мечу, чтоб изменить свой цвет и температуру – она раскалился и стал красным. От меча веяло теплом.

– А вот теперь, – сказал Мишель отходя к стене, – иди сюда. Меч не выключай.

У стены оказался манекен, весь облачённый в термоброню, полностью повторяя экипировку азурского «эсбэшника» – усиленный костюм, вероятно боевой, закрывавший не только тело и конечности, но и шею, а также кисти рук специальными перчатками.

– Руби! – Россини кивнул головой и Ян с плеча, через всё туловище манекена, ударил наотмашь. Манекен был рассечен на две части.