Текст книги "Опиумные войны. Обзор войн европейцев против Китая в 1840–1842, 1856–1858, 1859 и 1860 годах"
Автор книги: Александр Бутаков
Соавторы: Александр Тизенгаузен
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
Несмотря на опыт прошедших военных кампаний, китайская армия так и застряла уровне XVII столетия. Причин этому может быть названа масса: и косность мышления китайцев того времени, вызванная подчеркнутым традиционализмом их культуры, и отсутствие денег на реформу армии, и сопротивление военных чиновников, не желавших перемен, которые затронули бы характер их службы, и, наконец, гражданская война, бушевавшая практически на всей территории государства Цин.
Правда, теперь китайская армия пополнялась все более многочисленным отрядами ополченцев, которые формировали лояльные правительству губернаторы или помещики, не желавшие установления на их землях порядков Тайпин тяньго. Во многих провинциях именно они выносили на своих плечах тяжесть борьбы с повстанцами и представляли в тот момент значительную военную силу. Однако император Сяньфын не мог снять их с внутренних фронтов (многие из ополченческих отрядов вообще отказывались служить за пределами своих провинций), и ему оставалось надеяться на сопротивление «восьмизнаменных» частей и войск «зеленого знамени».
Правда, китайцы уделили еще большее внимание фортификационному обеспечению подступов к столичному району. Из описаний Тизенгаузена видно, что китайцы все более умело организовывали огневую систему, благодаря которой могли закрывать угрожаемые направления перекрестным, фланкирующим огнем, профили их укреплений приближались к европейским стандартам (мы знаем, что на службе Цин в это время тайно состояли некоторые европейские инженеры-фортификаторы). Однако артиллерийское вооружение всех этих позиций оставляло желать лучшего, и к тому же оно находилось в неумелых руках. Несмотря на большое количество захваченных орудий, постоянно фигурирующих в рапортах союзников, китайцам на самом деле не хватало артиллерии, чтобы перекрыть все угрожаемые направления, поэтому англо-французские войска часто натыкались на уже оборудованные укрепления, где не было пушек.
Стратегия китайского верховного командования в отношении европейцев была пассивной, и именно поэтому они были вынуждены разбрасывать не занятые на «тайпинском фронте» войска по огромным территориям. Однако даже поняв после событий 1859 г., что главный удар англичане и французы нанесут в районе р. Байхэ, китайцы так и не сумели прикрыть весь угрожаемый район. Как это ни парадоксально звучит, но пекинскому правительству не хватало не только пушек, но и солдат. Поход 1860 г. был произведен европейцами очень удачно – и с точки зрения места, и с точки зрения времени. Ход войны оказался предрешен еще до ее начала.
Опыт кампаний 1859–60 гг.
Штурм Дагу 25 июня 1859 г. обернулся пощечиной для англо-француских вооруженных сил. Впрочем, он был авантюрой, предпринятой без настоящей рекогносцировки и с малыми силами, авантюрой, рассчитанной лишь на то, что прошлые походы европейцев привели китайцев в состояние постоянного страха перед западными войсками и флотом.
Если бы не упрямство адмирала Хоупа, явно запамятовавшего о тактике и идеологии полицейских операций, потери британцев и французов были бы значительно меньшими. Зато у европейцев появился еще один повод «примерно приструнить туземцев».
Поход 1860 г. стал показательной полицейской кампанией, осущественной небольшими силами, но при их абсолютном военно-техническом превосходстве. Внутреннее состояние Китая было таким, что англо-французы имели возможность заранее подготовить операционные базы (Чифу и Далянь), лежавшие на территории, контролируемой центральным правительством, и при этом им не было оказано никакого сопротивления.
Объектом для удара вновь стала власть. Ее желали поставить в такие условия, чтобы она безусловно признала право победителей диктовать свои законы. В одной из знаменитых передовиц лондонской газеты «Дейли телеграф» было написано следующее: «Так или иначе, нужно действовать террором, никаких поблажек! Китайцев следует проучить и заставить ценить англичан, которые выше их и которые должны стать их властителями».
Цель войны – силой добиться аккредитации английского и французского послов в Пекине – совпала с самим ходом операции: послы вошли в Пекин «в ранцах» армии-победительницы.
Однако этот, завершающий, акт противостояния совсем не был очевиден в его прологе. Как и в войне 1840–42 гг., первоначально думали ограничиться «решительными полумерами»: вначале разгромом фортов в районе Дагу, что принесло бы моральное удовлетворение за прошлогоднюю неудачу, а затем – занятием Тяньцзиня, находившегося в самой северной части Императорского (Великого) канала. Но, поскольку после начала восстания тайпинов коммуникации пекинского района вынужденно прошли в стороне от этого водного пути, операцию прошлось продолжить.
Сражения при Чжанцзявань и Багаолюй, сожжение летнего императорского дворца и вступление англо-французов в Пекин стали эффектными завершающими аккордами войны. Генералы Грант и Монтобан могли по праву воображать себя новыми Александрами Македонскими, пустившими «красного петуха» в китайский Персеполис. При этом им удалось соблюсти необходимую меру: война опять не приобрела характера борьбы с китайским народом. Она была закончена достаточно быстро для того, чтобы даже жители столичной провинции Чжили[90]90
За исключением Тяньцзиня, часть которого все-таки была разграблена – о чем англо-французские источники, естественно, молчат.
[Закрыть] не успели ощутить на себе всю полноту ее «прелестей».
Обратим внимание: война велась против правительства, исключительно в столичной провинции и под лозунгом принуждения императора к соблюдению им же подписанных договоренностей. Несмотря на то, что в этот раз понадобилось столь глубокое вторжение, идеология полицейской операции вновь была выдержана. Англо-французы старательно «не замечали» рядового населения, требуя от него лишь «политкорректности» – то есть занятий своими обиходными делами и продаже по сходным ценам необходимой провизии. Они вновь демонстративно отделяли народ от правительства.
Едва цель была достигнута, военные действия остановили и начали эвакуацию большей части оккупационного корпуса. Боги, следящие на небесах за мировой справедливостью, должны были бы радоваться и гордиться своими земными помощниками.
Однако радость эта имела определенный привкус горечи: складывалось впечатление, что на этот раз европейцы переборщили.
Что делать с Китаем?
Союзники не слишком хорошо отдавали себе отчет в том, что происходило с Китаем. Государство, казалось, распадалось на глазах, причем внутренние противоречия выражались в нескольких формах. Наиболее очевидной была борьба национально-религиозных меньшинств за свою независимость. В 1854 г. в горных районах провинции Гуйчжоу востали племена мяо, родственные вьетнамцам, и их вооруженные отряды в течение 18 лет контролировали здесь значительные территории. Спустя год на границе с Индокитаем, в провинции Юньнань, началось движение народности пантай (хуэй), исповедовавшей ислам, которая создала обширное государство, построенное на принципах шариата. Лишь в 1873 г. маньчжуры ликвидировали этот очаг исламистов.
Еще одним центром мусульманских восстаний с 1862 г. стал северо-запад Китая[91]91
Еще раньше, в 1858 г., восстала Внешняя Монголия.
[Закрыть]. Вначале здесь поднялись дунганы. Затем к ним присоединились уйгуры и народности Синьцзяна. Там, в Восточном Туркестане, сложилось несколько государственных образований – в том числе Кашгарское ханство, которое одно время было официально признано Росией и Англией. Только к началу 80-х годов эти территории вернулись под контроль Пекина.
Вторым свидетельством распада оказалась борьба Цин с государством тайпинов и отрядами няньцзюней. Богатейшие провинции Китая были расколоты гражданской войной, в которой присутствовал и национальный элемент: тайпины являлись последовательными противниками любых компромиссов с маньчжурами. Несмотря на ряд относительных неудач, они представляли собой значительную силу и, ради свержения династии Цин, были готовы на союз с европейцами. Перед англичанами, французами, американцами появился соблазн привести к власти в этой огромной стране «свою» династию (предложение лорда Эльджина свергнуть Сяньфына, сделанное им под Пекином, подтверждает силу этого соблазна).
Впрочем, в отличие от времен первой опиумной войны, когда англичане собирались объединить пусть многочисленные, но аморфные организации, чтобы использовать их против центрального правительства, тайпины сами являлись государственной структурой. И достаточно сильной структурой: союзники опасались, что могут своими руками создать режим, который будет куда более опасным противником, чем маньчжуры.
В случае, если бы союзники поддержали тайпинов, те действительно могли бы свергнуть власть Цин. Однако за это пришлось бы «пожертвовать» национально-религиозными окраинами, прежде всего мусульманскими, ламаистскими, а также Маньчжурией, вернувшись к границам государства времен династии Мин. Наибольшую выгоду в таком случае получила бы Россия, охватывавшая с севера своими владениями Срединную Империю. В 1858 г. между Санкт-Петербургом и Пекином был заключен т. н. Айгунский договор о территориальном размежевании, согласно которому левобережье Амура окончательно переходило в руки России, а Уссурийский край (ныне Приморье) становился предметом совместного владения. После вступления в Пекин иностранных дипломатов в 1860 г. император Сяньфын, опасаясь военного давления на северных границах своей державы, отказался от своих прав на Уссурийский край, полностью передав его в состав России. Англичане опасались тяготения к Петербургу Внешней Монголии и мусульманских народностей Синьцзяна. Один из английских дипломатов того времени сказал: «Еще несколько удачных кампаний наших войск – и половина Китая окажется в руках Александра II».
Именно поэтому после взятия Пекина Англия, Франция и США кардинально меняют свое отношение к династии Цин. Добившись значительных политических и торговых уступок, они начинают защищать маньчжурскую власть, как гаранта выгодных им соглашений.
Нужно отметить, что последняя сумела проявить завидную устойчивость. Воюя на несколько фронтов – против тайпинов, няньцзюней, национальных меньшинств, Англии и Франции, – она сумело сохранить свое влияние на 2/3 территории страны. Для этого приходилось откупаться от иностранцев территориями, контрибуциями и торговыми правами, допускать в страну иноземных проповедников и «военспецов», разрешить влиятельным и богатым людям, борющимся с повстанцами, иметь фактически личные армии, однако династия Цин осталась-таки олицетворением идеи единого Китая.
Объединению государств-полицейских с побежденной ими династией помогли инциденты 18–23 августа 1860 г. в районе Шанхая. Главнокомандующий тайпинов Ли Сю-чэн, проводя успешное контрнаступление против цинских войск в районе нижнего течения Янцзы, вышел к Шанхаю и не смог удержаться от попытки занять этот стратегически и экономически важный пункт. Для европейских правительств произошедшее стало поводом перенести кличку «варвары» на тайпинов, а после заключения Пекинской конвенции начать поддержку маньчжурской династии.
Хотя западные державы официально обещали не вмешиваться во внутренние дела Китая, они оказывали Цин всяческую помощь. Их пароходы перебрасывали маньчжурские отряды в различные районы занятого тайпинами побережья, артиллерийские суда осуществляли огневую поддержку наступавшим правительственным войскам, а инструкторы помогали обучать солдат обращаться с огнестрельным оружием[92]92
В 1862–64 гг. существовал добровольческий корпус под командованием америкаца Уорда, составленный, правда, в основном из китайцев, который насчитывал около 8000 человек, был вышколен на европейский манер и сыграл значительную роль во время военных действий против тайпинов в долине Янцзы.
[Закрыть]. Особенно активно англичане и французы участвовали во взятии города Сучжоу в январе 1864 г., а затем во время кампании 1868 г., когда остатки тайпинов (Нанкин пал летом 1864 г.), объединившись с няньцзюнями, совершили отчаянный марш на Пекин (при этом едва не захватив столицу).
Победив «революционеров», пекинские власти начали собирать государство, причем едва не оказались на пороге войны с Россией из-за северо-западных территорий[93]93
При этом русское правительство вовсе не собиралось вступать в открытый конфликт с Китаем: так, в 1871 г. кульджинский поход русской арми способствовал возвращению под власть Пекина Илийского края.
[Закрыть]. Однако расчет английских и французских дипломатов оказался точен: Китай так и не смог превратиться в сильное государство.
Все попытки выступать на международной арене как суверенная сила легко пресекались западными державами, и это создало настоящий комплекс у правящей династии. Особенно показательна в этом смысле война 1884–85 гг. с Францией, произошедшая из-за французской оккупации Вьетнама (который в Китае считали своим протекторатом). Пекин проиграл эту войну, так по настоящему ее и не начав. В 1894–95 гг. последовала новая катастрофа: быстро набиравшая силы, развивавшаяся по западному образцу Япония без особых усилий выиграла войну с Китаем, в результате чего тот потерял о. Тайвань и был вынужден признать независимость Кореи.
Внешнеполитические неудачи, засилье европейцев, в которых большинство китайцев видело причину нескончаемого экономического кризиса и унижений, доставшихся на долю их государства, привели к антиправительственному, а затем направленному против иностранцев Боксерскому восстанию (ихэтуаней[94]94
Название это можно перевести как «Кулак во имя справедливости».
[Закрыть]) 1899–1901 гг., во время которого была проведена классическая международная полицейская операция. Вооруженные силы сразу нескольких государств (Англии, Франции, США, Германии, России, Австро-Венгрии, Италии) за два месяца одолели сопротивление правительственных войск, поддержавших повстанцев, и, пройдя по пути корпуса Гранта-Монтобана, заняли Пекин (август 1900 г.). После этого 40-тысячный международный контингент в течение года добивал повстанцев, а союзные политики возродили центральное правительство и «в награду» себе подписали т. н. «Заключительный протокол», который стал основанием для экономического раздела Китая.
* * *
Если обобщать историю отношения европейских держав с Китаем в XIX столетии, то становится ясно, что в случае технологического превосходства группы каких-либо государств над какой-либо из «отстающих» держав путь полицейских операций становится наиболее перспективным способом для установления экономического, а затем и политического контроля над последней. Здесь нет грандиозных битв, нет войны на истощение, нет массовых расправ с партизанами… а результат налицо: Китай, эта огромная, богатая страна с древнейшей историей и культурой, после серии подобных ударов стала похожа на боксера-тяжеловеса, попавшего в состояние «грогги», и на многие десятилетия превратилась в сырьевой придаток развитых держав.
О международных полицейских войнах говорят сейчас, как об особенности современной истории. Однако западный мир готовился к ним издавна и за последние два столетия накопил немалый опыт утверждения своих геополитических интересов в ситуации, когда мир становится однополярным, и любая «отстающая» от стандартов технологического прогресса страна может стать предметом особого, полицейского, внимания.
Не будем об этом забывать!
Р. Светлов