Текст книги "Судьба династии"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

В этих условиях свою державность ему приходится утверждать исключительно по почте. Не то чтобы он верил во всесилие пера, просто ничего другого у него нет.

Каждое утро у порога импровизированного императорского дворца появляется дюжий, загорелый сен-бриакский почтальон, отдувающийся и согнувшийся под тяжестью пачек писем, на которых наклеены марки чуть не всех стран на свете. Зарубежные представители теневого российского императора ежедневно снабжают его сведениями о моральном и материальном состоянии его далёких подданных, хотя они с готовностью бы признали, что лишь некоему сверх-Моисею под силу разрешить беспросветно запутанные проблемы русских изгнанников.

Он сидит и читает. Предмет его чтения – урок географии и изучение психологии человеческой зависимости.

Русские, русские и снова русские... Русские по всему миру! Мечтательные мудрецы и чудаки с прожектами, несчастные герои и беззастенчивые трусы, кандидаты в зал Славы и полностью готовые пациенты доктора Зигмунда Фрейда.

Похоже, что красные агитаторы, действующие на Балканах, достигли значительных успехов в работе среди русских беженцев в Югославии и что только “личное послание его величества” может спасти положение в столь опасный момент...

Великий князь Кирилл задумывается. Жизнь – странная вещь. Югославия – страна, освобождённая его дедом, земля которой пропитана кровью двух поколений русских солдат. Кто бы мог предположить, что она переживёт своих благодетелей, Дом Романовых?

У него нет времени на долгие размышления, потому что из Нью-Йорка пришло письмо с пометой “чрезвычайно важно”. Кризис занятости в Соединённых Штатах не ослабевает, и “несколько слов монаршего участия были бы с благодарностью восприняты обедневшей русской колонией в Гарлеме”.

Гарлем. Джаз. Костюмы в крупную клетку и кричащие галстуки. Синтетический джин и синтетический порок. И русские, ожидающие нескольких слов монаршего участия! Каком нелепость, какая трагическая и безграничная нелепость.

Следующее письмо переносит его в Китай. Военачальники Маньчжурии не оставляют попыток привлечь на службу бывших русских офицеров, и последние обращают взоры к Сен-Бриаку в надежде на совет и наставление...

Вспомнить ту кучку казаков, которые только что обосновались на границе между Боливией и Парагваем и теперь обязаны выбирать: вернуться в Европу или сражаться за совершенно чуждое дело.

Вспомнить того храброго генерала в Индии, что гадает, “достойно и почётно” ли для бывшего командующего Императорской армией защищать раджу от его восставших подданных.

Вспомнить ещё того блестящего кавалериста в Чили – если и был на свете беззаветный роялист, то это он, – который вдруг обнаружил социалистические тенденции в политике правительства, которому служит...

Теперь – пачка жалоб. Прошедшие восемнадцать лет так и не смогли повлиять на их авторов. Их часы остановились 31 июля 1914-го.

Бывший член Московской судебной палаты – он по сю пору подписывается полным титулом, хотя сейчас и чернорабочий на фабрике в Канаде – хочет, чтобы в Сен-Бриаке чётко осознавали, что один молодой русский, занятый в монреальской пекарне, – это очень опасный радикал, которого не следует пускать в Россию, когда восстановят монархию.

Бывший гвардейский капитан – ныне мойщик посуды в столовой самообслуживания где-то на Среднем Западе – глубоко уязвлён тем, что его не упомянули в последнем “высочайшем указе о повышениях”. Он уверен, что по возрасту и заслугам он достоин полковничьего чина. “Я узнал, – добавляет он с нескрываемым возмущением, – что несколько моих знакомых уже произведены в полковники. Хотя покинули Россию всего лишь лейтенантами”. Гори всё огнём, он желает, чтобы великий князь Кирилл “повысил его в чине”, даже если ему уже никогда не суждено надеть полковничьи погоны и получить “жалованье”, причитающееся ему с семнадцатого года» [65]65
  Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. С. 413-416.


[Закрыть] .

Всё так. Об этом свидетельствует и Георгий Граф: «14 августа [1929 г.] приехал адвокат князя Гавриила Константиновича НТ. Нидермиллер. Он был выдающимся юристом и благороднейшим человеком. Впоследствии он стал вести дела Кирилла Владимировича и принёс ему много пользы.

В этот раз он приехал по поручению Гавриила Константиновича, чтобы получить поддержку Государя в вопросе раздела наследства, оставшегося от великой княгини Елизаветы Маврикиевны, между её детьми князьями – Гавриилом и Георгием и дочерьми Татьяной и Верой, а также внуком – князем Всеволодом Иоанновичем. Они никак не могли прийти к соглашению, а доводить дело до суда не хотели и просили Государя как главу династии быть арбитром. Кирилл Владимирович охотно согласился, и тут же был составлен акт дележа, с которым вся семья согласилась, и дело уладилось» [66]66
  Граф Г.К. На службе Императорскому Дому России. 1917-1941. Воспоминания. С. 204-205.


[Закрыть] .

Но, увы, в эту оперетту периодически вмешивается и большая политика. Так, к примеру, 10 сентября 1924 года в Сен-Бриак приехал немецкий журналист, сотрудник большой ежедневной газеты «Нейосте Мюнхенер Нахриттен» барон фон Энгельгард. Бискупский предупредил письмом о приезде и просил Кирилла дать ему интервью. Так как это была очень влиятельная монархическая газета, то Кирилл охотно согласился. Трудность этого интервью заключалась в том, что, по словам Энгельгарда, правые немецкие круги хотели знать отношение «императора» к национал-социалистическому движению, и он просил Кирилла высказаться по этому вопросу. Но великий князь отказался дать прямой ответ и сказал, что, живя вне Германии, он не в состоянии составить себе определённого мнения, но он внимательно наблюдает за развитием этого движения и ему кажется, что оно будет иметь успех. Бискупского такой ответ вполне устроил.

Как уже говорилось, в бывшей Желтороссии оказались десятки, если не сотни тысяч эмигрантов.

Японцы, захватившие Маньчжурию, предлагали императору Кириллу переехать на постоянное жительство в Харбин и сулили всяческие блага.

Граф писал: «Вся власть в Маньчжоу-Го принадлежала японцам, и так же было бы, если бы им удалось создать русскую “кукольную монархию” в Приморской области.

Харбин был единственным уголком на земном шаре русским в прежнем понимании и вне территории России. В нем царил старый уклад жизни, но полицейская власть всецело была в руках японцев. Наш представитель генерал Кислицын служил начальником русской полиции, конечно, подчинённой японцам. Они же его признавали представителем Государя. Настроение русских в тех местах, видимо, было всецело монархическим, насколько можно было верить донесениям Кислицына и других лиц...

В Харбине имелся Синод иерархов и свой митрополит, и его епархия распространялась на весь зарубежный Дальний Восток. В Маньчжоу-Го проживал атаман Семёнов... и ещё два наших генерала – К.К. Акинтиевский и фон Эглау. Был ещё и третий, Жадвойн, очень деятельный, но он жил в Мукдене». Так что в Харбине можно было и поцарствовать, а там, глядишь, самураи и весь Дальний Восток оттяпают у СССР.

Однако Кирилл хорошо запомнил холодную ванну в марте 1904 года, которую ему устроили японцы в Порт-Артуре, и не поехал. А, возможно, он прочитал в 1932 году и любопытную статью в германской газете о советских вооружённых силах на Дальнем Востоке – усилении береговой обороны и принятии на вооружение снарядов с дальностью стрельбы в 1,3 раза больше, перевозке на Дальний Восток по железной дороге торпедных катеров и подводных лодок. Лично я поразился осведомлённости немцев – они точно дали данные снарядов образца 1928 года, число торпедных катеров типа «Ш-4» и «Г-5», 28 подводных лодок VI серии, переброшенных из Николаева на Дальний Восток и т. д. Однако орган РОВС – журнал «Часовой» – долго и нудно издевался над «колбасниками», поверившими в сказки сиволапых большевиков. Чего стоил «Часовой» – Кирилл прекрасно знал и задумался. Ну, перейдут ночью самураи границу у реки, а дальше как дело обернётся? И правильно «император» решил. 9 августа 1945 года Красная армия начала наступление на Дальнем Востоке, и через 10 дней в Харбин одновременно ворвались бронекатера Амурской флотилии и танки 1-й армии 1-го Дальневосточного фронта, а на аэродромы был высажен парашютный десант. Бедного Семёнова изловили и повесили, а императора Пу И авиационный десант взял на аэродроме в Мукдене.

Уже в начале 1920-х годов Кирилл и особенно Виктория осознали, что монархическое движение обречено на гибель, если оно будет опираться лишь на старых эмигрантов. Монархистам нужны были свежие силы. А за примером ходить не приходилось – в Германии маршировали штурмовики в коричневых рубахах, в Италии – чернорубашечники, в Финляндии – щюцкоровцы, во Франции фашисты маршировали в синих рубашках. И в русской эмиграции возникает их аналог – «Союз младороссов».

Инициатива создания союза принадлежит «государыне» Виктории Фёдоровне. Руководителем младороссов стал 28-летний Александр Казем-Бек, служивший ротмистром в белой армии.

Младороссы выдвинули оригинальный лозунг: «Царь и Советы». Младороссы рассматривали Советы как законосовещательные органы, избираемые пропорционально национальностям и четырём группам населения (духовенство, земледельцы, рабочие, горожане). Система районных, губернских и прочих Советов, Имперский съезд Советов и избираемый им Имперский Совет, полагали они, осуществят народное самоуправление и доведут голос народа до царского престола.

Движение младороссов достигло своего апогея в 1934-1935 годах. Его руководители заявили, что число членов союза достигло 6 тысяч. Члены союза носили синие рубашки. На съездах при появлении вождя Казем-Бека они вскакивали с места с криком: «Ура Главе!» (аналог «Хайль Гитлер»). В 1936 году в союзе были введены офицерские звания «младший младоросс», «старший младоросс», «член Главного Совета» и т.д.

Глава союза Казем-Бек регулярно приезжал с докладами к императору Кириллу, однако тот не вмешивался в детали партийной жизни и не показывался на съездах. Младороссы регулярно с 1930 года устраивали палаточные лагеря вблизи Сен-Бриака – резиденции императора.

В 1935 году в партию младороссов вступил великий князь Дмитрий Павлович. Он вошёл в руководство партии, тем не мене на съездах тоже кричал «Ура Главе!»

Любопытно, что в мае 1934 года Бенито Муссолини официально принял Казем-Бека, несмотря на протесты советского посла В.П. Потёмкина.

В 1933 году историк церкви А.В. Карташев так оценивал младороссов: «Дикарьки! Это мускулы. Материал. Они могут хватиться и за какое-нибудь хорошее дело – совсем не за то, которое они себе воображают. Казем-Бек – он не без таланта. Вообще же это всё дрожжи будущего гитлеризма. Гитлеризм же теперь мода».

Вступил в партию младороссов и сын Матильды Кшесинской Вова, родившийся сразу от двух великих князей – Сергей Михайловича и Андрея Владимировича. А дело было так. 18 июня 1902 года в своём дворце в Стрельне Матильда родила мальчика. Роды принимали ассистент профессора Отта доктор Драницын и личный врач великого князя Михаила Николаевича Зандер. «Меня едва спасли, – вспоминает Матильда, – роды были очень трудные, и врачи волновались, кто из нас выживет: я или ребёнок. Но спасли обоих: ребёнка и меня...

Передо мной стояла нелёгкая задача: какое имя выбрать сыну? Сначала я хотела назвать его Николаем, но по многим причинам не могла этого сделать и даже не имела права так поступать. Наконец, я решила назвать его Владимиром, в честь отца Андрея, который всегда ко мне хорошо относился. Я не сомневалась, что он ничего не будет иметь против. И действительно, он согласился» [67]67
  Матильда Кшесинская. Воспоминания / Пер. с французского Л. Папилиной. Смоленск: Русич, 1998. С.130-131.


[Закрыть] .

Крестины состоялись в Стрельне 23 июня по православному обряду. При этом новорождённый получил имя – Владимир, отчество – Сергеевич. Крестной матерью была Юлия Кшесинская, а крестным отцом – полковник Сергей Марков, служивший в лейб-гвардии уланском полку Её Величества.

Кшесинская утверждала, что сразу после родов у неё был «тяжёлый» разговор с Сергеем Михайловичем и что тот «прекрасно знал, что не является отцом ребёнка». Но, пардон, зачем тогда ломать комедию с отчеством «Сергеевич»? Почему не дать отчество «Андреевич», благо, в России жили сотни тысяч Андреев?

В свою очередь современники, включая великого князя Александра Михайловича, утверждают, что Сергей до последнего вздоха не сомневался в своём отцовстве. Во всяком случае, Матильда продолжала жить под одной крышей с Сергеем до самого своего отъезда из Петрограда летом 1917 года.

С началом Второй мировой войны французский министр внутренних дел предложил Казем-Беку распустить партию. Тогда «глава» перевёл младороссов на нелегальное положение. В феврале 1940 года начались аресты младороссов. 3 июня 1940 года Казем-Бек и множество других «партайгеноссе» были арестованы французской полицией и отправлены в концлагерь Верне д’Арьеж, где уже находились ранее арестованные младороссы. Был ли арестован Вова, неясно. С одной стороны, в партии он состоял в Главном Совете, но его всерьёз никто не воспринимал, так что в партийных материалах о нём просто не говорится. С другой стороны, Матильда в «Воспоминаниях» вообще не упоминает о связях с младороссами и ничего не говорит, где был Вова с августа 1939 года по июнь 1941 года.

Казем-Бек, князь А.М. Путятин и несколько других вождей младороссов были освобождены из концлагеря 7 августа 1940 года, то есть после разгрома Франции. Какое-то время Казем-Бек пожил с семьёй на юге Франции, то есть в неоккупированной её части, а затем через Испанию отправился в США. Там он меняет политическую ориентацию и выступает в поддержку СССР, а затем начинает печататься в американском журнале «Единая церковь» – органе Московской патриархии. С 1944 года Казем-Бек преподаёт русский язык и литературу в Йельском университете.

После войны французское правительство запрещает Казем-Беку въезд в страну, и «глава» попадёт под колпак ФБР. Тогда Казем-Бек вместе с семьёй уезжает в Женеву, где 18 сентября 1956 года бросает семью и улетает в Прагу, а затем в Москву. 16 января 1957 года в статье в газете «Правда» он обличает американский империализм.

Казем-Бек поступает на службу в Московскую патриархию. Поначалу он там был переводчиком и привлекался для пропагандистских выступлений на радио, затем членом редколлегии «Журнала Московской Патриархии», где регулярно публиковался. А с 1962 года был также консультантом Отдела внешних церковных сношений и гидом церковных делегаций западных католиков и протестантов. Казем-Бек был награждён церковным орденом Св. Владимира III и II степеней и грамотами патриархов Алексия I и Пимена.

Похоронен Казем-Бек по благословению патриарха Пимена 23 февраля 1977 года на небольшом кладбище Афонского подворья в ограде храма Преображения Господня в селе Лукино под Москвой. Отпевал его епископ Зарайский Иов и архиепископ Волоколамский Питирим. Любопытно, в каких чинах были люди в штатском, присутствовавшие на похоронах, да и в каком чине был сам усопший? Во всяком случае, не ротмистром.

Но мы забежали вперёд, а сейчас обратимся к делам семейным. В начале 1925 года старшая дочь Кирилла Владимировича Мария стала невестой своего троюродного брата наследного принца (эрбпринца) Фредерика-Карла Лейнингенского. Принц Карл, или, как его называли в семье, Чарли, был бывшим морским офицером и во время войны плавал мичманом на броненосном крейсере «Дерфлингер», а затем участвовал в его потоплении в бухте Скапа-Флоу, чтобы крейсер не достался англичанам. За это Чарли получил Железный крест. Он был на 9 лет старше Марии Кирилловны.

В конце 1920-х годов Карл попал в автокатастрофу. Он ехал на автомобиле с приятелем, который сидел за рулём. Скорость была высокая, на повороте машину занесло, и она врезалась в дерево. Приятель погиб на месте, а принц был тяжело ранен. Он лечился больше года, но навсегда остался калекой: его правая рука была парализована и висела плетью, к тому же он хромал на левую ногу. Эта катастрофа не отбила у него охоту управлять автомобилем. Он прекрасно справлялся одной левой рукой. Но всё же морально эта авария подействовала на Карла, ведь его друг был убит, а сам он остался калекой.

Отец Карла князь Эрих Лейнингенский имел крупное наследственное лесное хозяйство в Шварцвальде, в 40 километрах от Франкфурта-на-Майне. Род князей Лейнингенских был очень знатным и древним. Прежде они были владетельными князьями, но давно лишились своих прав. Их род состоял в родстве с английской Ганноверской династией. Таким образом, теперь они уже были только знатными владельцами лесного имения и обладателями двух родовых замков – зимней резиденции в городке Аморбах и летней резиденции «Вальд-Лейнинген» в 20 километрах от Аморбаха, среди лесов Шварцвальда.

Старший брат принца Карла погиб в Первую мировую войну, но у Карла было ещё два брата и сестра.

Предстоящая свадьба была большим и радостным событием для всего Кобурга, а для эмигрантов-«кирилловцев» к тому же и политическим событием. Свадьбу назначили на 25 ноября 1925 года, и она обещала быть пышной.

Накануне свадьбы состоялась церемония подписания акта гражданского брака. Для этого на виллу «Эдинбург» прибыл бургомистр Кобурга и в присутствии родителей обеих сторон и свидетелей (со стороны невесты свидетелем был граф Бобринский) был подписан брачный контракт.

Ещё накануне в Кобург приехали великий князь Дмитрий Павлович и княгиня Елена Владимировна с двумя дочерьми Елизаветой и Мариной, будущей герцогиней Кентской. Ожидали и других русских родственников, но по весьма прозаичной причине – отсутствие средств на дорогу – они не смогли приехать.

Приехала и младшая сестра Виктории Фёдоровны испанская инфанта Беатриса с мужем инфантом Орлеанской династии, обосновавшейся в Испании. Инфанта Беатриса выглядела на удивление молодо, была изящна и красива.

25 ноября в 10 часов утра в домовой церкви на вилле состоялось венчание по православному обряду, который совершал отец Павел (Адамантов) – протоирей русской церкви во Франкфурте-на-Майне. Внутри церковь была разукрашена прекрасными цветами, и все удивлялись, как в Кобурге в такое время года удалось раздобыть такие цветы. На Марии Кирилловне было надето русское придворное платье из серебряной парчи. Это платье надевала Виктория Фёдоровна на придворные выходы. Такие платья были своего рода формой для членов императорской фамилии.

После венчания в большом зале герцогского старого дворца состоялся парадный завтрак, а затем, по традиции, в гостиной на вилле началось поздравление молодых.

Вечером того же дня Мария Кирилловна и Карл уехали в Италию проводить медовый месяц.

Затем молодожёны поселились в его замке «Аморбах». У них родилось шестеро детей. В 1926 году родился Эммерих, в 1950 году он женился на Эйлике, герцогине Ольденбургской, 1928 года рождения. В 1928 году родился Карл-Владимир, в 1957 году он женился на Марии-Луизе, принцессе Болгарской, 1933 года рождения, и прожил с ней до 1968 года. В 1960 году у них родился сын Карл-Борис, а в 1963 году – Герман.

В 1930 году у Марии Кирилловны и Карла родилась Кира-Мелита, которая в 1962 году вышла замуж за Андрея, принца Югославского (1929-1990). В 1932 году родилась Маргарита, в 1951 году вышла замуж за Фридриха-Вильгельма, принца Прусского (1924 г.). В 1936 году родилась Матильда-Александра, которая в 1961 году она вышла замуж за инженера Карла Баушерома. И наконец, в 1938 году у Марии родился третий сын Фридрих-Вильгельм.

В годы Второй мировой войны Фридрих Карл в чине капитана 1 ранга служил комендантом острова Тютерс в Финском заливе и был взят в плен. 2 августа 1946 года он умер в лагере для военнопленных в городе Саранске. Мария Кирилловна скончалась 27 октября 1951 года в Германии.

Но я опять забежал вперёд.

После Марии нужно было как-то устраивать и Киру. В апреле 1929 года представитель эрцгерцога Альбрехта Габсбургского вступил в переговоры о его женитьбе на двадцатилетней Кире Кирилловне. Карлу-Альбрехту стукнул 41 год. В 1918 году он дослужился до полковника австро-венгерской армии. Поскольку он принадлежал к боковой ветви Габсбургов, то прав на императорскую корону не имел. Его отец и дед были Тешинскими князьями, и лишь прапрадед был австрийским императором Леопольдом II (1747-1792). Тем не менее Альбрехт претендовал на венгерскую корону.

Кирилл Владимирович послал к эрцгерцогу вездесущего Графа, который позже написал в своих мемуарах: «Он [Альбрехт] меня долго расспрашивал об их величествах, Кире Кирилловне и вообще всей семье и под конец опять сказал, что “в скором будущем” он надеется, что ему удастся с ними познакомиться. С этим я и уехал. У меня ещё больше создалось впечатление, что женитьба его на Кире Кирилловне является не его намерением, а планом кругов, его продвигающих в венгерские короли. Вот он время от времени и делает вид, что этот план его интересует.

30 апреля я был опять в Сен-Бриаке. Их величества решили больше не реагировать на подобные попытки эрцгерцога, о чём я и сообщил полковнику Фехнеру. Как известно, через несколько лет эрцгерцог заключил морганатический брак с особой, с которой был в долголетней связи. Эта связь скрывалась от всех».

20 декабря 1935 года Виктория Фёдоровна, оставив мужа в Сен-Бриаке, выехала в «Аморбах», чтобы присутствовать при родах дочери. 2 января 1936 года Мария Кирилловна благополучно родила пятого ребёнка – Матильду-Александру. Однако сама Виктория простудилась. В феврале к ней приехали дочь Кира и муж. В ночь на 2 марта Виктория скончалась. Похороны состоялись 5 марта в Кобурге, где находилась фамильная усыпальница герцогов Саксен-Кобург-Готских. 7 марта 1995 года прах Виктории Фёдоровны был перезахоронен в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге.

После похорон Виктории Фёдоровны Кирилл Владимирович несколько раз встречался с Бискупским. Тот сообщил, что, по сведениям из абсолютно надёжного источника, нацистское правительство ищет сближения с советским правительством, чтобы удерживать от сближения с Францией и Англией, что в ближайшее время Германия будет добиваться ликвидации Версальского договора и возвращения ей её территорий. Но всё же в будущем Германия Третьего рейха видит своей целью уничтожение коммунизма. И вот тогда встанет вопрос о восстановлении монархии в России во главе с законным главой династии. Так что в принципе отношение нацистского правительства к русскому монархическому движению благожелательное, но не может ничем проявляться, чтобы не портить отношений с Советским Союзом. Что касается лично положения Бискупского, то ему обещано назначение руководителем русской эмиграции (лейтером) в Германии, и он рассчитывает, что это назначение будет скоро.

Из Кобурга Кирилл Владимирович с Кирой и Владимиром вернулись в Сен-Бриак. Через несколько дней они были крайне удивлены сообщению из Берлина об аресте Бискупского. Позже выяснилось, что он был арестован по доносу – его обвиняли в участии в заговоре против Гитлера. Обвинение это было настолько абсурдным, что сам Бискупский и его жена считали арест недоразумением и ждали, что немцы скоро выпустят их, да ещё и извинятся. Но шли недели, а Бискупского не выпускали. Время от времени его вызывали на допросы, которые свидетельствовали о полной непричастности Бискупского к каким бы то ни было заговорам, но всё не отпускали. Следователь заявил Бискупскому, что лицо, подготовлявшее покушение на Гитлера, указало на соучастие его в заговор, и хотя следователь готов верить, что это не так, но обязан всё тщательно проверить, а на это нужно время.

Кирилл занервничал и написал личное письмо Гитлеру с просьбой разобраться. Император заверил фюрера, что «генерал ему хорошо известен с самой лучшей стороны».

Через несколько дней в Сен-Бриак пришло письмо из рейхсканцелярии, в котором сообщалось, что фюрер приказал ускорить расследование дела Бискупского. А ещё через несколько дней Кирилл получил извещение, что Бискупский освобождён. Граф писал: «Бискупский считал, что это было следствием письма Государя».

В декабре 1937 года Кирилл получил письмо от принцессы Цецилии. Напомню, что Цецилия (1886-1954) была дочерью великой княгини Анастасии Михайловны и герцога Фридриха Макленбург-Шверинского и, соответственно, правнучкой императора Николая I.

Цецилия от имени своего сына принца Луи-Фердинанда просила руки княжны Киры Кирилловны и приглашала её и Кирилла Владимировича на Рождество в Потсдам. Там, в случае согласия императора и Киры, должна была состояться помолвка. Принц Луи-Фердинанд был вторым сыном кронпринца и внуком императора Вильгельма II. Из-за того, что его старший брат Вильгельм вступил в морганатический брак, права главы династии переходили к принцу Луи-Фердинанду.

Забегая вперёд, скажу, что Вильгельм Прусский служил офицером вермахта и был смертельно ранен в боях во Франции, умер он 26 мая 1940 года.

Кирилл Владимирович очень обрадовался предложению и уже 22 декабря 1937 года вместе с дочерью отправился в Потсдам, где и состоялась помолвка Киры и Луи-Фердинанда.

15 марта 1938 года Кира Кирилловна вновь поехала в Потсдам и Кобург через Париж. Ей предстояло вернуться в Париж к концу марта, чтобы присутствовать на приёме, устраиваемом Младоросской партией в её честь, а затем и на приёме русской эмиграции – тоже в её честь.

23 марта в Сен-Бриак приехали великий князь Дмитрий Павлович и Казем-Бек с докладом о планах Младоросской партии. Кирилл Владимирович их принял и даже выдержал с ними двухчасовую беседу.

27 марта Кира Кирилловна приехала в Париж и присутствовала на приёме у младороссов. Там же был митрополит Евлогий, который торжественно благословил Киру на предстоящий брак.

2 мая 1938 года в Потсдаме состоялось венчание по православному обряду, а 4 мая – венчание по лютеранскому обряду в Дорне, по желанию кайзера. Согласно действовавшим к тому времени в Германии законам, Кира и Луи-Фердинанд представили свидетельство о своём арийском происхождении.

В 11 часов утра 2 мая 1938 года Кирилл Владимирович присутствовал при подписании брачного контракта в присутствии бюртермейстера Потсдама, после чего благословил свою дочь Киру при свидетельстве архиепископа Тихона Берлинского. Обряд венчания совершал протоирей отец Пётр Адамантов. Поэтому с самого утра Кирилл облачился во фрак, чтобы успеть быть повсюду, где требовалось его присутствие.

Г.К. Граф к одиннадцати часам пришёл во дворец, где в большом зале должно было состояться венчание и все были уже в сборе. Он так описывает это мероприятие: «Создалось впечатление, точнее всё происходит не в 1938 г., а когда-то до 1914 г. – блестящие формы императорского периода, каски, сабли, ордена, звёзды и ленты, штатские во фраках и тоже при лентах и орденах. Дамы в роскошных придворных туалетах с драгоценными украшениями и многие в лентах и при звёздах, что доказывало их принадлежность к одной из династий. Место алтаря было украшено растениями и чудными цветами».

Ровно в 11 часов 30 минут вошли жених принц Луи-Фердинанд и его родители кронпринц и кронпринцесса. Жених был в форме офицера люфтваффе, при звезде и жёлтой ленте фамильного ордена Чёрного Орла. У него ещё была надета звезда русского ордена Андрея Первозванного, пожалованная Кириллом Владимировичем. Сзади шли шафера – братья и кузены жениха и невесты.

Затем вошла невеста под руку с отцом. Хор приветствовал их песнопением. Кира была одета, как и полагалось дочери русского императора – в диадеме, с орденской лентой Святой Екатерины через плечо и в подвенечном платье из серебристой парчи, принадлежавшем её бабушке Марии Александровне. На платье Киры также красовался орден Чёрного Орла, пожалованный перед свадьбой императором Вильгельмом II.

Началось венчание. Яркое весеннее солнце заливало всё своим светом, и от этого венчание казалось особенно роскошным, торжественным и радостным. Кирилл Владимирович пребывал в отличном настроении. «Я был уверен, – писал Граф, – что в эти минуты он действительно был счастлив и забывал о своих страданиях. Как хорошо, что он был здесь.

Оглядывая присутствующих, которых было около двухсот человек, я узнавал многих знакомых мне лично или по внешности. Конечно, из числа членов русской императорской фамилии были великий князь Дмитрий Павлович, князь Всеволод Иоаннович, княжны Татьяна и Вера Константиновны. Из числа императорской и королевской фамилии Гогенцоллернов были кроме всей семьи кронпринцев его братья и сёстры с семьями... Была вся семья князя и княгини Гогенлоэ-Лангенбург, семья князя Эмиха Лейнингенского, семья герцога Карла Саксен-Кобург-Готского, великий герцог Мекленбург-Шверинский, князь и княгиня Рейс, царь Фердинанд Болгарский и немало ещё. Из невысочайших особ были придворные и друзья кронпринца и кронпринцессы, бюргермейстер Потсдама и некоторые ещё должностные лица, но представителей нацистского правительства не было. Из выдающихся русских были генерал Бискупский, генерал Лампе (представитель РОВСа в Германии), наш представитель Фабрициус де Фабрис, герцог Мекленбургский, госпожа М.К. Шевич с дочерью».

Затем молодые отправились в свадебное путешествие по маршруту: Соединённые Штаты Америки – Гавайские острова – Япония – Корея – Шанхай – Гонконг – Индия. Это путешествие должно было длиться шесть месяцев, и его оплачивал кайзер – это был его свадебный подарок.

После отъезда дочери здоровье Кирилла Владимировича ухудшилось – у него были проблемы с кровеносными сосудами на ногах. 22 сентября 1938 года Кирилла перевезли из Сен-Бриака в Париж – у него началась гангрена. Врачи не решились делать операцию из-за больного сердца пациента. 12 октября 1938 года Кирилл Владимирович скончался на 62-м году жизни.

А теперь я вновь передаю слово Графу: «...возник вопрос, в какую церковь поставить гроб для отпевания. Это звучит странно, так как в Париже был один настоящий собор Св. Александра Невского на рю Дарю, который в императорские времена служил посольской церковью. Так что, естественно, гроб с останками Государя должен был бы быть поставлен в нём. Но собор на рю Дарю входил в юрисдикцию митрополита Евлогия. Собор юрисдикции Карловацкого Синода, во главе которого теперь стоял митрополит Анастасий, на рю Буало был переделан из обыкновенного гаража. Во главе западноевропейской епархии юрисдикции Синода стоял митрополит Серафим.

Государь и Государыня посещали оба собора, когда бывали в Париже, но их симпатии были на стороне Карловацкого Синода, позицию которого они считали правильной. Кроме того, как бывший председатель Синода митрополит Антоний, так и теперешний митрополит Анастасий были им особенно близки. Поэтому и в Сен-Бриак всегда приглашался настоятель собора Знамения Божией Матери на рю Буало протоирей о. Василий Тимофеев. Владимир Кириллович, следуя по стопам своих родителей, посещал оба собора, стараясь не углублять церковного раскола.