Текст книги "Год 1914-й. Время прозрения"

Автор книги: Александр Михайловский

Соавторы: Юлия Маркова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И какую военно-политическую конфигурацию вы, Сергей Сергеевич, считаете приемлемой для начала переговоров с Германией? – спросила Ольга, сложив на столе руки, будто примерная ученица.

– В Восточной Пруссии, – сказал я, – линия фронта должна быть стабилизирована по реке Висла. Восточный берег – наш, а западный – немецкий. Если кайзер сильно обидится, то я ему объясню, что при продолжении боевых действий граница может пройти по Одеру и Нейсе, или вообще по Эльбе. Лаба – древняя славянская река, а немцы там наглые захватчики. Но на самом деле реализовывать такой сценарий было бы слишком затратно, а потому хотелось бы, чтобы кайзер согласился на наше первое предложение. Но для того, чтобы сделать Германию сговорчивей, в первую очередь из войны необходимо выбить Австро-Венгрию. Поэтому в настоящий момент, закончив с восточно-прусской операцией, следует отказаться от непродуманных наступательных действий на Силезском направлении, ограничившись мобильной обороной, а все силы вложить в Галицийскую наступательную операцию. Группировка австро-венгерской армии, вторгшаяся из Галиции на территорию Российской империи, должна быть не просто оттеснена на рубеж карпатских перевалов, а окружена и полностью уничтожена, ибо так хочет Бог. Для этого после отражения австрийского удара на Люблин следует вести контрнаступательные действия силами четвертой и новосформированной девятой армии не в юго-западном, а в южном направлении, обходя по флангу первую австрийскую армию, которой важно не дать отступить на рубеж Карпат. С другой стороны восьмая армия генерала Брусилова и третья армия генерала Рузского должны компактным кулаком ударить в стык между второй и третьей армиями австрийцев. Эти два удара – один с севера, другой с юга – должны обеспечить симпатичный такой котел на четверть миллиона солдат и офицеров. И одновременно я посодействую тому, чтобы сербская армия еще раз уронила в грязь австрийский престиж, на этот раз не партизанскими действиями, а в регулярных сражениях. Именно ради этого я настоял, чтобы большая часть трофеев Восточно-прусской операции была как можно скорее передана сербам. Так что, Николай Александрович, в отставку выбудете уходить не униженным и оскорбленным, а в ореоле царя-победителя, оставившего трон дочери по причине усталости от земных дел.

Губы Николая Второго тронула легкая улыбка.

– Такой вариант нас вполне устраивает, – сказал он, нарушив свое молчание, – впрочем, подробные планы Галицийской операции, как мы понимаем, необходимо обсуждать в присутствии главкома Великого князя Николая Николаевича и командующего Юго-западным фронтом генерала от артиллерии Иванова...

– Да, вы правильно понимаете, – кивнул я в ответ, – и это совещание нужно провести как можно скорее, ибо события в Галиции развертываются помимо нашего желания. А теперь давайте перейдем к внутренним вопросам. Во-первых – в самое ближайшее время ожидается вступление в войну Османской империи, на которую сейчас со страшной силой давят из Берлина, после чего хлебный экспорт в страны Антанты закроется до конца войны. Из этого три вывода. Первый – в Российской империи необходимо немедленно взять в государственную монополию оптовую хлебную торговлю. Второй – налоги для крестьян следует перевести в натуральную форму и взымать на государственные ссыпные пункты. Дело в том, что значительная часть урожая продается крестьянами оптовикам за бесценок – как раз для того, чтобы выплатить налоги в денежной форме. Третий – для сохранения связи с внешним миром требуется начать прокладку железной дороги к Кольскому заливу, где в скором времени при наличии порта образуется новый Севастополь, город русских моряков. При этом надо понимать, что незамерзающие северные моря – это не только возможность проложить транспортные коммуникации в любую точку света, но и практически неисчерпаемые запасы морской рыбы. Еще раз напоминаю, что в ближайшее время вопрос продовольствия – причем продовольствия дешевого, доступного для всех слоев населения – будет стоять перед Россией самым острым образом. Если не будет голода ни в одном ее уголке, то не будет и революции.

– Да, Папа, – сказала Ольга, – так и есть. Я уже знаю, что мне придется повернуться лицом к моему народу и раскрыть ему объятья, но лучше бы, чтобы эту работу начал уже ты. А если поперек наших больших государственных интересов встанет чей-нибудь мелкий частный интерес, то руби его в капусту, потому что иначе не жить никому из нас. Мелких частных интересов много, и все они противоречат друг другу, зато большой государственный интерес только один. И заключается он в том, чтобы Россия становилась сильнее, краше и богаче, причем не в лице отдельных представителей, а по всей толще народной массы. Чем зажиточней будет самый обыкновенный мужик, тем лояльнее он будет к нашей семье и идее монархии. Впрочем, основную часть этой работы, видимо, придется взять на себя нам с Иосифом.

– Да, – подтвердил Коба, – справедливость требует, чтобы каждый труд был достойно оплачен, и судья при рассмотрении дела одинаковым образом относился и к рабочему, и к заводчику. А сейчас некоторые капиталисты норовят расплатиться за труд если не зуботычинами и нагайками, так винтовочными залпами, а суды судят исключительно в пользу богатых, в упор не воспринимая маленького человека. От богатых судья может получить, как говорили древние римляне, «жирный донатий»⁶, а от бедного только «спасибо», а его, как известно, на хлеб не намажешь. Если бы все жалобы на неправедных судей доходили до присутствующего здесь царя, то Зимний дворец оказался бы засыпан этими слезницами по самую крышу.

Николай демонстративно достал из внутреннего кармана пиджака часы и щелкнул крышкой.

– Знаете что, Сергей Сергеевич, – со вздохом сказал он, – пожалуй, мне пора обратно. А сейчас Мы бы предложили разделить обязанности. Мы с вами непосредственно займемся ведением войны, сортировкой генеральского корпуса и всем тем, что относится к делам настоящих мужчин, а мои старшие дочери, господин Ульянов и господин Джугашвили составят поэтапный план социальной реформы Российской империи. Это должны быть не голословные декларации, а четкий план: что необходимо сделать прямо сейчас, что в течение пары месяцев, что до Рождества, а что в течение двух-пяти лет. Я надеюсь, что ваши люди окажут им всю возможную помощь. Краткосрочные планы придется утверждать мне – вы уж не обессудьте, разрабатывайте их как можно тщательнее, а долгосрочные Ольга будет воплощать сама, уже как императрица. Чтобы придать ее действиям официальный статус, я намереваюсь признать ее своей наследницей и соправительницей. Пусть народ и, как выражается Сергей Сергеевич, элиты пока привыкают к этой мысли. Когда-то мой собственный Папа примерно в том же возрасте пытался приучить к монаршему труду меня самого, но тогда что-то пошло не так; надеюсь, что моя дочь будет на этой стезе гораздо успешней.

– Да, Николай Александрович, – согласился я, – наверное, так будет лучше. Товарищи Коба, Ленин, Ольга и Татьяна сейчас отправятся в библиотеку, где примутся за эпический труд над планом преобразования природы, то есть Российской империи, а я провожу Императора Всероссийского до дома, чтобы он мог отправить теле-граммы-приглашения участникам завтрашнего совещания по вопросу Галицийской операции. Будем считать, что лед у нас тронулся и процесс пошел.

Часть 54

Семисотый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Совещание в узком составе по вопросу Галицийской операции собрали у меня в Тридесятом царстве. А то получалось неудобно: царь Николай у себя в Царском селе, Николай Николаевич в ставке в Барановичах, а генерал Иванов в штабе юго-западного фронта в Бердичеве. Попутно я попенял русскому самодержцу на то, что ставка Главкома оказалась даже ближе к противнику, чем штаб Северо-Западного фронта. Пока шло кровавое рубилово в Восточной Пруссии, месье Жилинский собрал манатки и вместе со всеми штабными эвакуировался на пятьсот километров вглубь русской территории. Выглядело не очень благовидно, потому что в таких ситуациях обычно имеет место утрата управления войсками.

С другой стороны, в этом факте имелся несомненный плюс, потому что этот тип был слишком занят для того, чтобы мешать достижению победы сначала под Танненбергом, потом под Бишофсбургом, ну а затем и во всей Восточной Пруссии – так сказать, в общем. Теперь там все хорошо: Гинденбург, примчавшийся к Мариенбургу, обнаружил, что сей город на восточном берегу Вислы уже занят русскими авангардами, среди которых, как кастет в кулаке, находится бригада Александра Тучкова, а откуда-то издалека доносится громкое чавканье: там Горба-товский и все-таки вылезший из своей берлоги Ренненкампф доедают остатки восьмой армии, в отчаянной попытке спастись растянувшиеся по лесным дорогам. Как это было для войск Западного фронта в черном для России 1941-м году, я помню прекрасно, и теперь, в 1914-м, организовал точно такое же «счастье» Гансам. Пусть похлебают этого варева полной ложкой.

Когда все закончится, герр Пауль окажется с тремя корпусами, выданными ему на вспомоществование из состава Западного фронта, и ландверным корпусом Войрша, развернутых против первой и второй русских армий в полном составе. И что тогда кайзеру делать: раздевать Парижское направление догола или попытаться как-то найти общий язык с императором Николаем и его ужасным союзником самовластным князем неведомой страны Артании? Надо будет опять бросить ему на стол цидулю с сообщением, что отсутствие активных германских операций на Восточном фронте гарантирует его страну от дальнейших территориальных утрат. В противном случае пусть не обижается, у Германии еще есть чего урезать.

Но Николаю Второму, его дяде и генералу Иванову я ничего такого сообщать не стал. Пока. Просто потратил пару часов, чтобы провести гостей по тренировочным полям, танковому парку и прочим злачным, то есть интересным местам, в том числе и в Крыму начала семнадцатого века. Когда из почти прозрачных кустов, где не укрыться и воробью, на тебя выходит полуголая юная бойцовая остроухая в камуфляжной тропической раскраске и полном боевом обвесе, то, не имея привычки к таким явлениям, можно случайно и обделаться. И ведь девице всего-то пятнадцать лет, но «арисака» с примкнутым штыком выглядит в мускулистых руках как игрушка, а разгрузочный жилет, набитый патронными пачками, топорщат уже набухшие арбузообразные перси. Индеец Джо скромно курит в сторонке трубку мира. Тут он никому не брат и не сват.

Генерал Иванов и Ник Ник от неожиданности принялись креститься, а Николай Второй с невозмутимым видом спросил, много ли у меня еще таких.

–Достаточно, – ответил я. – Вполне хватит, чтобы попить американской кровушки в джунглях Вьетнама и Кореи. Как раз к тому времени, когда я выйду на рубежи второй половины двадцатого века, курс подготовки этого егерского корпуса будет полностью завершен. Впрочем, если припрет, я могу бросить этих леди в бой уже в этой кампании, и тогда вражеская кровь, без различия на комбатантов и некомбатантов, потечет по земле рекой, потому что воительницы, выращенные для тотальной войны, слова «пощада» не знают по определению.

А потом я показал гостям школьный класс, где такие же девушки, только уже тщательно умытые и причесанные, скрипели алюминиевыми стилусами по аспидным доскам, под строгим взором наставника постигая азы русской грамоты. Аспидные доски для обучения подрастающего поколения я в большом количестве закупил в мире Крымской войны, где они – самый распространенный школьный инвентарь, а стилусы были изготовлены в мастерских «Неумолимого».

– И зачем это вам? – с некоторым недоумением спросил Николай Николаевич. – Неужели после обучения грамоте эти ваши остроухие фурии станут убивать с большим мастерством?

Да уж... А вот Ольга и Татьяна при виде класса, слушающего учителя в гробовой тишине, умилились и полностью одобрили идею переноса русского культурного кода в эти чистые безгрешные души. Этим своим дурацким вопросом Николай Николаевич испортил свое реноме в моих глазах окончательно и бесповоротно, поэтому мой ответ был коротким и сухим.

– Каждый егерь, – сказал я, – без различия пола и срока службы, будучи посланным в разведку, должен уметь составить толковый и легко читаемый рапорт, который потом, возможно, будет отправлен вверх по инстанциям.

Впрочем, на этом экскурсионный тур был завершен, и вместе с гостями я направился в Башню Силы, в мой рабочий кабинет.

–Уважаемый Николай Александрович и вы, господа генералы, – заявил я в начале совещания, – позвольте, я буду выражаться лексиконом старого заскорузлого сапога, а не завсегдатая великосветских салонов? Какому, блин, любителю художественного онанизма пришло в голову таким образом размещать войска в преддверии Галицийской операции? Вытеснить противника через границу превосходящими силами – это не победа, а предпосылка к предстоящему геморрою. Враг, вторгшийся на русскую землю, должен быть окружен, разгромлен и полностью уничтожен, без всякой возможности отступить на исходные позиции.

Генерал Иванов и великий князь Николай Николаевич долго вглядывались в изображение конфигурации противоборствующих сил на виртуальном магическом планшете, потом генерал Иванов, перед войной командовавший Киевским военным округом, уверенно заявил:

– Мы, собственно, несколько иначе представляли себе план развертывания австрийских войск...

– Правильно, – согласился я, – в двенадцатом году вашим агентам удалось похитить планы развертывания австрийского генштаба, в силу чего вы успокоились и решили, что Австрия у вас в кармане. Но так как это хищение осуществлялось физически, а не путем фотопересъемки секретных материалов, то пропажа была обнаружена, и планы изменены. У вашего главного противника, генерала Конрада фон Хётцендорфа, голова служит не только для того, чтобы в нее есть...

Услышав о съемке секретных материалов фотоаппаратом, Великий князь Николай Николаевич и генерал Иванов переглянулись в порядке общего обалдения, а Николай Второй, осведомленный немного более, чем его генералы, лишь удовлетворенно хмыкнул.

– Неужели возможно переснимать секретные материалы фотоаппаратом? – спросил главком Николай Николаевич. – Ведь это такая громадина, и к тому же она требует магниевой вспышки и полной темноты для перезарядки фотопластин...

– Прогресс развивается быстро, – ответил я. – Пройдет еще двадцать-тридцать лет – и шпионы, щелкающие портативным фотоаппаратом над секретными картами, заполонят детективные романы, а еще лет через тридцать аппаратура для съемки станет настолько миниатюрной, что и не поймешь, что это скрытая камера, а не просто заколка с бриллиантом в галстуке респектабельного господина. Однако медицинский факт заключается в том, что от похищенных вашими агентами австрийских планов не было толку, а Галицийская операция была спланирована из рук вон плохо. Ведь даже если бы основные силы австрийцев концентрировались в районе Львова, при такой конфигурации русских войск у Николая Иудовича не получилось бы ничего, кроме фронтального сражения с вытеснением противника на рубеж карпатских перевалов...

– Да-с! – хмыкнул Николай Николаевич. – Зато ваш план Восточно-Прусской операции – это прямо таки шедевр стратегического мастерства. Враг разгромлен, и теперь наши солдатики ловят германцев, точно кур, разбежавшихся по птичьему двору.

– В Восточной Пруссии мне потребовалось не стратегическое, а тактическое мастерство, – парировал я. -В общем план был хорошим, но его исполнение оказалось отвратительным. Я уже говорил кое-кому, что ваши корпуса побежали внутрь вражеской территории будто пьяные мужики на драку, причем командующий фронтом, оба командующих армиями и почти половина командующих корпусами оказались полностью негодны к службе в военное время. В не столь далекие будущие времена господ Жилинского, Самсонова, Благовещенского и, возможно, Кондратовича ждал бы скорый военно-полевой суд и немедленный расстрел без права помилования и апелляции. И все остальные начальствующие об этом знали, а потому все, кто не мог воевать за совесть, воевали за страх.

Немного помолчав, я добавил:

– Наихудший вариант, – сказал я, – мог случиться, если бы против России Австро-Венгрия придерживалась сугубо оборонительного образа действий, а основной удар обрушила бы на Сербию, но германский генштаб требует от своих венских коллег решительных действий именно на русском фронте. И точно так же французский генштаб требует от господина Янушкевича после сокрушительного успеха в Восточной Пруссии продолжить наступление в направлении Берлина, чтобы кайзер сам убрал из-под Парижа своих противных гренадер. Не так ли, господин главнокомандующий?

Видимо, в моем голосе появились угрожающие нотки, а над головой замерцал нимб (уж больно знакомая щекотка ощутилась в районе темечка), потому что Великий князь Николай Николаевич даже немного смутился, что казалось почти невозможным для этого жесткого и самоуверенного старика, выпрямленного так, будто он проглотил швабру.

– Да, требует... – несколько растерянно произнес он. – А что в том плохого?

– Господин Серегин, – пояснил император Николай, – в своей ипостаси Защитника Земли Русской перед началом этой войны поклялся, что ни один русский и артанский солдат не погибнет за возвращение в состав Франции Эльзаса и Лотарингии. Вы можете себе представить: война, которая должна унести по совокупности жизни нескольких миллионов человек, была затеяна только ради того, чтобы руками русских солдат вернуть в состав Франции две этих провинции.

– Но, государь! – воскликнул генерал Иванов. – Что вы говорите?! Ведь всем известно, что войну спровоцировали сербы, совершив в Сараево покушение на наследника австро-венгерского престола!

– Сербский майор Танкосич, курировавший в сербской разведке антиавстрийскую деятельность в Боснии и Герцеговине, – отчеканил я, – признался, что покушение было организовано по заданию французского Второго Бюро и за изрядную плату в шекелях, то есть франках. Но если говорить всерьез, то этот факт был мне известен без всяких признаний этого господина. Группа, предназначенная для совершения покушения, месяца за два до сараевских событий в полном составе вместе с майором Танкосичем собиралась на французской военно-морской базе в Тулоне. Вы представляете, что было бы, если бы какие-нибудь армянские патриоты собрались на совещание в Севастополе, а потом эти люди убили бы в Константинополе султана? Все газеты мира сразу бы написали, что это козни кровавого русского царя Николая, который лично отдал приказ зарезать, застрелить, взорвать несчастного турка. Я знаю, Николай Александрович, что вы не такой ужасный, но зачастую то, что пишут европейские и англосаксонские газеты, к истине не имеет никакого отношения.

– О да, – с горечью согласился Николай Второй, – вранье обыкновенно у газетных писак в крови. Хорошо, что хоть Господь сам не читает газет – ни российских, ни европейских. Но, господа, имейте в виду и зарубите на своем носу: Артанский князь никогда не лжет и даже не преувеличивает. Если он говорит, что события в Сараево случились по заказу французской военной разведки, то так оно и есть, а последовавшие за этим события первого этапа войны показали, насколько хорошо французские политиканы умеют предвидеть последствия своих безумных поступков. А посему цели России на этой войне ограничены: спасение братской Сербии прежде всего, потом – Восточная Пруссия, а также Восточная и Западная Галиция. Ничего иного нам от этой войны не надо.

– Не забывайте о наследстве Византийской империи, – сказал я. – Российская империя обязательно должна включить в свой состав Черноморские проливы, Западную Армению, Сирию и Палестину. Вот вступят турки в войну, и будет им счастья выше головы.

– Да, безусловно, Черноморские проливы и прочее очень интересно, – кивнул император Николай, – но в первую очередь, как я понимаю, мы должны заняться Галицией.

– Именно так, Николай Александрович, – подтвердил я. – Разгром Галиции открывает путь к инверсии Волга-рии, и когда этот процесс на мгновение застынет в точке неустойчивого равновесия, то турки непременно попытаются вмешаться, чтобы союзник России не образовался у них прямо под боком.

– Но как же вы примирите между собой сербов и болгар? – удивился Великий князь Николай Николаевич. -Ведь совсем недавно два этих государства пытались союзничать, но в итоге передрались из-за отвоеванных у турок земель...

– Это для Сербии эти земли были отвоеванными, а для Болгарии – освобожденными, – сказал я. – Год назад королевич Александр, командовавший сербской армией в Балканских войнах, провернул комбинацию, которая нормами уголовного права квалифицируется как кража с элементами мошенничества. И он же был непосредственно замешан в организацию покушения в Сараево. Теперь его больше нет, и наследником сербского королевства снова работает честный, хоть и слегка вспыльчивый принц Георгий.

– А что случилось с королевичем Александром? – спросил Николай Николаевич. – Вы его... того?

Я заметил, как забегали глаза этого человека, по некоторым сведениям, всерьез рассчитывавшего стать императором Николаем Третьим. Ай-ай-ай-ай, как нехорошо... Боится, значит, в присутствии Бича Божьего за свою судьбу. Но отдавать императорского родственника в разработку в ведомство Бригитты Бергман преждевременно, а может, и вовсе не нужно. Способности к интригам там на уровне «ниже среднего», хотя настораживает тот факт, что многие русские генералы, вполне успешно воевавшие в первый год войны, потом вдруг резко разучились это делать – например, тот же Иванов или Эверт. А то вдруг это не просто так, а фронда в пользу желаемого кандидата в цари, которого поперли прочь из главкомов? Но это уже задача для будущих периодов, когда потребуется оберегать хрупкую и неустоявшуюся власть императрицы Ольги, а пока неплохо бы нагнать на клиента еще немного Божьего страха.

– К вашему сведению, как Защитнику Земли Русской мне пристало убивать врагов только в бою, – надменно вскинув голову, сказал я. – Да и ипостась Бича Божьего не любит душегубства. Чтобы мне пришло в голову осудить кого-то на смертную казнь, этот человек должен быть отъявленным злодеем, виновным в тысячах смертей, и не иметь никаких положительных качеств. Батый, Пальмерстон и Дизраэли – вот список людей, обреченных мною на смертную казнь. Для обыкновенных негодяев у меня есть ссылка за пределы родного мира – с глаз долой и из сердца вон. Принца Александра в первозданном огне заживо сжег сам Господь за попытку лгать и лжесвидетельствовать в его Высочайшем присутствии. Свидетелями тому были его отец и брат, а также прочие заговорщики из «Черной Руки», которые сказали о себе правду и были помилованы с условием изменить образ мыслей или сложить голову за свое Отечество. – Немного помолчав, я закончил: – Теперь, когда фигура принца Александра больше не стоит между болгарским и сербским народом, а король Петр издал указ о проведении плебисцита на территории Вардарской области, иначе еще именуемой Северной Македонией, больше не существует препятствий для включения Болгарии в союз Российской империи, Сербского королевства и Великой Ар-тании.

– Да, это так! – нетерпеливо воскликнул император Николай. – Но давайте же перейдем к главному вопросу нашей встречи – Галицийской операции.

– Да, Николай Александрович, – согласился я, – давайте от перспектив перейдем к насущному – тому, что должно случиться уже через сутки. Вот тут, под польским городом Красник, русская четвертая армия генерала Зальца будет атакована продвигающейся на север первой австрийской армией генерала Данкля. Как видите, противник вдвое превышает наши войска численно, и к тому же угрожает им охватом со стороны правого фланга, где одна русская стрелковая бригада должна была противостоять пяти австрийским дивизиям: четырем пехотным и одной кавалерийской. Естественным следствием такого развития событий явился завал русского правого фланга и общий отход армии ради того, чтобы избежать охвата и окружения. Но и это еще не самое тяжкое. Хуже всего – раздоры и склоки в генеральском корпусе. Генерал Зальца конфликтует с подчиненным ему начальником четырнадцатого корпуса генералом Войшин-Мурдас-Жилинским, не выполняющим его распоряжений. По просьбе Зальца начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Алексеев снимает строптивца с должности, и тут же присутствующий здесь генерал Иванов снимает с должности начальника шестнадцатого корпуса генерала Гей-смана и назначает на его место отставленного Алексеевым Войшин-Мурдас-Жилинского. И это в разгар сражения. Другого времени выяснять отношения не нашлось?

– Мы с Николаем Иудовичем уже решили, – сказал Николай Николаевич, – что по неспособности командовать армией в военное время генерал Зальц должен быть отставлен на свою прежнюю должность начальника Казанского военного округа. На его место мы планируем назначить генерала Эверта, который в настоящий момент в окрестностях Гродно занимается формированием 10-й армии, предназначенной к наступлению на Берлин.

Я задал вопрос энергооболочке, и получил конкретный и недвусмысленный ответ. Эверт если и лучше Зальца, но ненамного.

– Отставить и Эверта, и Берлин! – произнес я. – Для Берлина сейчас не время, а что касается генералов Эверта, Алексеева и Рузского, то они прямо причастны к известным Николаю Александровичу событиям февраля семнадцатого года...

Вот тут императора Николая встряхнуло как разрядом электротока. Все, можно больше ничего не говорить ни про отсутствие у генерала Эверта таланта полководца, ни про его крайнюю нерешительность в боевой обстановке. И карьера Алексеева с Рузским тоже кончена: обычно Николай тюфяк тюфяком, но когда дело коснулось жизни и смерти его семьи, былого царскосельского суслика стало не узнать.

Правда, генерал Иванов попробовал было спросить, а что, мол, это были за события в феврале семнадцатого, но самодержец всероссийский повернулся в его сторону и ледяным тоном, сквозь сжатые зубы, процедил:

– Вы, Николай Иудович, больше никогда и никому не зададите этого вопроса, и при любых обстоятельствах всегда будете выполнять распоряжения Ставки и пожелания Сергея Сергеевича. Вы за исполнение своего дела отвечаете перед смертным человеком Николаем Александровичем Романовым, а его начальником является непосредственно сам Господь Бог. И еще поклянитесь, что вы никогда и никому не расскажете об этом разговоре: ни господину Эверту, ни господину Рузскому или господину Алексееву! А если вы нарушите эту клятву, то я с вами делать ничего не буду – нет, я попрошу покарать вас присутствующего здесь Артанского князя, для которого Бич Божий – это не прозвище, а должность.

– Покараю, покараю, даже не сомневайтесь, – сказал я. – Но давайте вернемся к Галицийской операции. Вместо Зальца предлагаю на четвертую армию поставить генерал-лейтенанта Флуга. Василий Егорович хоть и не сведущ в интригах, но хороший организатор, храбрец и талантливый тактик. Я таких людей ценю, а потому, если кто будет против него интриговать, то голову оторву тому негодяю и скажу, что так и было. Но одним хорошим тактиком, или даже стратегом, вопрос двукратного численного превосходства противника не решается. Дабы склонить весы победы в правильную сторону, вот здесь, между Красником и Юзефовым, в одной линии с позицией второй стрелковой бригады завтра на рассвете я разверну свой второй пехотный корпус под командованием генерала Николая Тучкова вместе со средствами усиления. Задача: остановить противника, нанести ему тяжелые потери, а потом перейти в наступление вдоль русла Вислы, отбрасывая боевое ядро армии Данкля на восток к четвертой армии генерала Ауффенберга. И одновременно вам необходимо срочного заменить генерала Рузского. Ведь в Основном потоке, желая отличиться за счет соседей, этот генерал не предпринял мер для предотвращения удара во фланг и тыл пятой армии генерала Плеве. В результате четвертая и пятая армии проиграли сражения при Краснике и Комарове, а третья армия генерала Рузского взяла Львов и оказалась в ореоле победительницы. Такое отношение к делу необходимо исправлять, пусть даже с помощью топора и плахи. Иное до добра не доведет...

– Совершенно с вами согласен, – кивнул Николай, после моих недавних слов возненавидевший Эверта, Руз ского и Алексеева до глубины души. – Наверное, у вас и кандидат подходящий имеется?

– Конечно, имеется, – ответил я, – причем проверенный кандидат – тот же самый, что через три недели сменит Рузского, то есть сменил его в моем прошлом. Только в тот раз бывший командующий Третьей армией пошел на повышение в командующие Северо-Западным фронтом, а в этот раз пойдет куда вы решите – мне это без разницы, лишь бы подальше от фронта и командных должностей. А то вам же хуже будет.

– Я это осознаю, – сказал Николай, – и потому постараюсь найти этим господам такие места службы, где они больше не смогут пакостничать и интриговать. А сейчас не будете ли вы так любезны по своему методу «одна нога здесь, другая там» проводить нас всех в Гродно к местонахождению генерала Флуга? Делать все как обычно, как я понимаю, времени сейчас категорически нет.

– Вы, Николай Александрович, все правильно понимаете, – сказал я, – времени действительно нет. Слишком долго мы провозились с организационными мероприятиями, и теперь все требуется делать бегом, иначе не успеть. Так что давайте – одна нога здесь, а другая уже там. Только вот забежим в Крым семнадцатого века, захватим генералов Тучкова и Багратиона – и дальше без остановки, до самой победы.

22 (9) августа 1914 года, 11:45, окрестности Гродно, штаб формирующейся десятой армии.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

В штаб десятой армии мы упали как снег на голову. Вот не было никого – и вдруг в воздухе открывается дыра и из нее вылезают: всероссийский самодержец, главком Великий князь Николай Николаевич, командующий юго-западным фронтом генерал Иванов и еще трое иностранных военных в форме, смутно похожей на русскую. Причем с одним из этих незнакомцев император Николай держит себя на равных, чего в монархической системе отсчета не может быть по определению, а к двум другим испытывает даже некоторый пиетет. Первый из этих незнакомцев – я сам, второй – генерал-лейтенант Николай Алексеевич Тучков, третий – генерал от инфантерии Петр Иванович Багратион. Оказывается, Николай у нас благоговеет перед героями Бородина, причем без различия стороны, на которой они сражались.