Текст книги "Эффект шимпанзе (СИ)"

Автор книги: Александр Березин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

chapter[6] = «Deus ex machina»

Погрузившись в ледяную воду, я не прекратил падать. Просто теперь процесс назывался иначе: я тонул. Механические конечности позволили избежать повреждений при падении, но они же теперь представляли основную опасность. Как и у большинства киборгов, плотность моего тела превосходила плотность воды, и, даже активно гребя, я не смог бы компенсировать эту разницу. Единственный способ выбраться – надувной отдел рюкзака, предназначенный именно для таких ситуаций.

Я быстро нашел соответствующую петлю и дернул ее. Сзади послышалось шипение, но вместо того, чтобы надуться, рюкзак лишь выпустил облако пузырей к медленно удаляющейся поверхности воды. Этого я и боялся: надувная камера была пробита.

Я мягко ударился о дно на глубине пяти-шести метров. Насколько я мог видеть через толщу воды, берег представлял собой отвесную скалу, взобраться по которой обратно за разумное время не представлялось возможным. Мышцы намертво свело от холода. Кислород в легких подходил к концу. Позвать на помощь нельзя – радиоволны не проходят через морскую воду. По всей видимости... это конец. Оставалась лишь призрачная возможность, что кто-то вытащит меня в течение нескольких минут, уже без сознания. На этот случай я заблокировал все дыхательные мышцы в надежде хотя бы сохранить легкие, которые иначе наполнятся водой. Больше мне не оставалось ничего. Я уже чувствовал, что задыхаюсь...

И неожиданно это чувство исчезло. В то же время загорелся индикатор внутренних аккумуляторов – то есть, они разряжались.

Сколько бы логических нестыковок не содержала моя история до этого момента, теперь все они выглядели ничтожными. Сперва я подумал, что это предсмертная галлюцинация, но, посидев некоторое время в нерешительности, отказался от такой идеи. Тем временем мое сердце остановилось, и я перестал ощущать туловище. Но двигаться и думать мне это, кажется, не мешало. Только поднимать руки без грудных мышц не очень получалось.

Ладно, здравый смысл, иди к черту. Если представилась такая возможность – надо выбираться отсюда, а обдумать произошедшее можно потом.

Я медленно поднялся на ноги и огляделся, насколько прибрежная вода позволяла это сделать. Как и ожидалось, стоял я на улице бывшего города. Со всех сторон возвышались жутковатые скелеты зданий, еще не успевшие скрыться под слоем морской живности. Большинство из них обрушилось, лишь немногие доходили до поверхности. Очертания дорог еще просматривались, хоть сами они и были завалены мусором. Как кстати пришелся бы сейчас GPS...

Но придется обойтись собственной логикой и компасом. Для начала, нельзя выбираться в том же районе, откуда я упал: меня обнаружат, и вряд ли это улучшит ситуацию. В этом смысле даже хорошо, что рюкзак не сработал. Далее: город здесь и над водой – один и тот же, значит, должно найтись достаточно дорог или лестниц, ведущих наверх. Надо лишь идти вдоль берега примерно на запад: там находится центр старого города, то есть больше возможностей подняться и спрятаться.

Сказать это оказалось легче, чем сделать. Окрестность берегового уступа была завалена торчащей во все стороны арматурой, которую прибой бережно собирал годами. Еще я обнаружил, что в движении заряд аккумулятора расходуется в 3-4 раза быстрее, а кроме него... Кстати, кроме него есть еще две запасные батарейки. И их даже не закоротило. Больше в рюкзаке не осталось ничего полезного, так что я выбросил его для экономии энергии. О дальнейших превращениях этой энергии я старался вообще не думать, ограничиваясь лишь элементарными физическими соображениями: чем меньше масса, тем меньшая работа требуется для ее подъема. Рельеф дна помогал мне отвлечься, заставляя концентрировать на нем все внимание.

Внешние батареи довольно быстро вернули мой собственный заряд к 100% и поддерживали его несколько минут. Как только зеленая полоса снова поползла вниз, я отсоединил их и также выбросил – что, конечно, было грубым нарушением экологического законодательства.

Планировка города не оправдала моих ожиданий: первую лестницу я нашел лишь на двадцатой минуте пути, и до нее еще нужно было добраться через рыхлые завалы приливного мусора. Мне пришлось забраться на второй этаж ближайшего здания и прыгнуть, неистово гребя воздушными рулями, чтобы не упасть на торчащую внизу арматуру. К счастью, лестница была каменной: металлическая бы не выдержала моего веса, пробыв в соленой воде столько лет. С другой стороны, камни за то же время покрылись скользкими водорослями, и на подъем ушла уйма времени. К моменту, когда моя голова, наконец, вынырнула на поверхность, в аккумуляторах оставалось лишь 19% заряда. Что случится, когда он закончится? Я все-таки умру?

Я ненадолго остановился, чтобы отправить Муну свои координаты вместе с сообщением «на помощь, срочно». Я был глубоко убежден, что командир не только выкарабкается из собственных неприятностей, но и вытащит отсюда меня – ну, рано или поздно. Теперь следовало найти место, пригодное для эвакуации. В узких уличных проемах старого города никакой летательный аппарат не сможет спуститься к земле. Надо найти место почище. Или повыше.

Все еще пытаясь сконцентрироваться на задаче, я добрел до ближайшего здания, с трудом схватился за оконную раму, подтянулся и аккуратно втащил себя внутрь через давным-давно разбитое стекло. Хоть внутри строение и было завалено обломками, пробираться через них на суше куда проще. Я нашел лестницу, поднялся на верхний этаж и выбрался на крышу через одну из многочисленных дыр в потолке.

8%

После отправки обновленных координат мне оставалось только ждать. И здесь началось самое страшное – решение очередной головоломки.

С точки зрения физики, единственный источник энергии во мне – аккумулятор. Значит, все это время за счет него работает весь мой организм. Точнее, не весь – туловище, да и кожа головы, уже посинели, не ощущаются и явно не функционируют. При этом я еще могу изгибаться – видимо, за счет силовых приводов, встроенных в позвоночник. Они, как и конечности, механические, так что подозрений не вызывают. Но как, черт возьми, еще работает мозг?

Как можно конвертировать электроэнергию в глюкозу и кислород? Либо с использованием растений и цианобактерий, которых на мне однозначно нет, либо при помощи синтезаторов, самые продвинутые модели которых весят не меньше меня самого. И, если я ничего не пропустил в рассуждениях, вывод может быть только один...

Гипотеза самозванца была-таки верна. Причем в форме настолько гротескной, что никому из нас не хватило фантазии даже предположить ее. Конечно же, если требуется скопировать человека, гораздо проще сделать соответствующего андроида. Заложить ему искусственные воспоминания, обернуть в человеческую плоть в качестве маскировки и биореактора...

Это многое бы объясняло, если бы не одно «но». Я мыслю. Я осознаю себя. Даже вижу сны. Следовательно, я не могу быть роботом. Или, быть может... Все роботы осознают себя? Или не все, а только достаточно продвинутые? Это было бы чертовски неприятно с точки зрения этики.

6%

Новая гипотеза вызывала у меня крайне смешанные чувства. С одной стороны, вот оно – решение, которое я так долго искал. Недостающее звено, связывающее воедино если не всю историю, то хотя бы ее основные странности. С другой – что это значит для меня? Что я теперь – меньше, чем человек, или больше?

Я знаю только один способ проверить это. Тест Пенроуза. Разработанный через многие годы после смерти самого Пенроуза, он стал заменой теста Тьюринга, который сегодня может пройти даже кофеварка. Новый тест пока не осилил ни один компьютер, однако его критики указывают на запредельное число ошибок второго рода – многим людям он также не по зубам. В любом случае, на прохождение теста мне уже не хватит энергии.

5%

Меня начинало клонить в сон. Не исключено, что это просто оформление перехода в режим строгой экономии. Что будет, если спасатели найдут меня без сознания? По всем внешним признакам можно будет заключить, что я уже давно мертв. Как они поймут, что произошло?

Быстро обдумав возможные решения, я достал нож и принялся вырезать на ближайшей ровной поверхности надпись: «Сначала подключите электричество». Немного подумав, добавил стрелку и сел прямо напротив ее конца. Затем снова встал и дописал сбоку: «я не шучу».

3%. Я уже не пытаюсь шевелиться. Глаза, кстати говоря, не закрываются – веки тоже перестали работать – но сознание готово отключиться в любой моме...

***

Возвращение тоже ничем не отличалось от обычного пробуждения. Разве что просыпаться с уже открытыми глазами оказалось непривычно. Я услышал холостое шуршание электродвигателей и чей-то разговор, который пока не мог воспринять. Хотя глаза еще не начали фокусироваться, я видел индикатор заряда: анимация указывала, что подключен внешний источник питания. Еще не осознавая ситуации, я непроизвольно попытался принять более удобное положение. И сразу же пришел в себя от испуганного возгласа и потока семиэтажного мата прямо над своей головой.

Я приподнялся в полусидячее положение и взглянул на окружающих людей. Их было всего двое: Мун и Габриель. Оба были в, мягко выражаясь, шокированном состоянии: выпучили глаза и потеряли дар речи. Габриель побледнел, Мун оказался выше этого. За несколько секунд напряженного молчания я восстановил в памяти предшествующие события и понял причину реакции команды.

К моему правому плечу был подключен силовой кабель, а на грудь налеплены датчики прибора полевой диагностики. На его дисплее справа от букв «HR», обозначающих частоту сердцебиения, светилась цифра 0. Цвет своей кожи я уже и не пытался описать.

Первым опомнился Мун.

– Это действительно ты? – с тревогой и подозрением спросил он.

Тут-то я и осознал, что говорить без дыхательных мышц не получится. Гортанный нерв, с которого мог бы считать сигнал экзокортекс, тоже не работал.

Я усиленно закивал головой, уже догадываясь, к чему клонит Мун – не заменили ли мне мозг сейчас? – а затем изобразил все известные мне жесты, несущие общий смысл «ничего не знаю». Параллельно я установил прямую связь с коммуникатором Муна и подключил виртуальную клавиатуру. Как бы странно не выглядело общение по радиоканалу с человеком в метре от себя, других способов у меня не оставалось.

– Знаю не больше твоего. Сам в шоке, – начал я.

– Просто чтобы быть уверенным: мои последние слова, дошедшие до тебя? – Мун все-таки не верил мне на слово.

– Что отступать надо в старый город, – ответил я, недолго думая.

– Да, верно... Извини. Что ж, теперь я тоже в шоке. Официально.

– Что происходит-то? – поинтересовался, наконец, Габриель. В ответ Мун просто подключил его к нашей беседе и продолжил:

– Тебе нужна реанимация?

– Очень.

– Мун перелез в переднюю часть салона и потыкал панель управления. Электролет поспешно вспорхнул, и на максимальной тяге понесся в сторону платформы. Габриель тем временем достал ящик с медицинским инвентарем.

– Я правильно понял, что ты сейчас работаешь на одном электричестве? – спросил он. Не будь моя голова занята совершенно другими мыслями, я бы вновь подивился его способности схватывать суть дела на лету.

– Похоже на то.

– То есть, либо ты...

– Да, я уже это обдумал. Есть лишь один способ понять, кто я, – написав это, я показал на свой затылок. Мун покачал головой, догадываясь, к чему я клоню.

– Сколько времени ты... биологически мертв? – спросил Габриель, проигнорировав последний комментарий.

– Практически с того момента, как разошелся с Хассаном. Около двух часов.

– Я, честно, понятия не имею, что делать в такой ситуации. Так что ждем до города. Пять минут уже не сыграют роли.

Тем временем Мун связался с оставшейся командой:

– Скотт, Хьют, кто там у вас еще на ногах… Нужны интегрируемые модули экстренного жизнеобеспечения, форм-фактор M, для рук и ног. Кислород и артериальные мультиплексоры, да. Немедленно. Нет времени объяснять. Да, жив. Все, за работу.

– А правда, зачем? – спросил я.

– Это я придумываю, как мы будем объяснять местным врачам, что произошло, – пояснил Мун.

– А, то есть ты готовишь легенду, что экстренное жизнеобеспечение у меня было изначально? – уточнил я.

Командир кивнул, но его следующие слова адресовались уже не мне:

– У нас большие неприятности. Нужна эвакуация, пока проблема не доросла до международного уровня. Да как угодно, главное – быстрее. Подробности опишу, пока будем лететь обратно, сейчас есть дела поважнее. Да, спасибо за понимание.

***

В местной больнице я оказался одновременно подключен к электросети, внутривенному питанию, аппаратам искусственного дыхания и кровообращения. Тут американское отношение «любой каприз за ваши деньги», вообще говоря, совершенно неуместное в медицине, сыграло нам на руку. Лишних вопросов никто не задавал. Едва обалдевшие врачи ушли совещаться, я, невзирая на неудобства, занялся тестом Пенроуза. К счастью, ученым удалось исключить из теста человеческий фактор, сведя его к своеобразной онлайн-игре, которую можно проходить снова и снова. Чем я и занимался.

Тест не выявил абсолютно никаких отклонений. Чем больше данных получала система анализа результатов, тем глубже утверждалась в моей человечности. Или, если точнее – в том, что мои способности ни в чем не уступают человеческим. Именно это проверял тест Пенроуза.

Меня это не успокоило. Результат лишь сильнее запутывал загадку. Будь он отрицательным – это объяснило бы все от начала до конца. Пусть правда и оказалась бы для меня смертельным ударом, я бы мог закончить ее поиски. Но реальность продолжала жадно держаться за свои тайны, все выше и выше возводя градус абсурда.

Постепенно мое тело оживало. Это сопровождалось ощущениями, похожими на уколы. Немного понаблюдав за ними, я отрегулировал позвоночник так, чтобы иметь лишь общее представление о происходящих внутри процессах. Кардиограф, наконец, выдал что-то, отличное от прямой линии, и система искусственного кровообращения притихла. Значок аккумулятора погас, и на меня навалилась беспрецедентная усталость.

***

Мое поле зрения застилала желтоватая дымка. Не то чтобы она была густой – скорее, видеть за ней было нечего. Высокая степная трава вокруг могла простираться на многие километры в любую сторону. Так что надо было найти другой способ ориентироваться.

Я прислушался и не услышал ничего, кроме вялого стрекотания насекомых. Принюхался… Да, вот с этого следовало начинать. Оказывается, я мог с нечеловеческой точностью различать запахи и даже приблизительно определять, с какой стороны они пришли. Фоновый сигнал – полевые цветы, понятно, всюду. Слабый запах гари – где-то далеко горит растительность. Но самый слабый, и, одновременно, самый настораживающий сигнал…

Запах смерти. В основном состоящий из продуктов разложения, но с примесью свежей крови. Такой запах был бы закономерен для поля продолжительной битвы, но мог иметь и более банальный источник. Что ж, лишь один способ узнать…

Первый источник сигнала нашелся довольно быстро. Навстречу мне из тумана вышел мужчина с южноазиатскими чертами лица, одетый в зеленый халат. Смотрел он вперед, но не на меня: то ли его зрение уже не работало, то ли я был для него невидим. Его лицо выдавало признаки истощения. Каждый следующий его шаг был медленнее предыдущего. Вскоре он остановился и закашлялся, орошая траву перед собой кровью; затем сделал еще пару неуверенных шагов и рухнул на землю лицом вниз. Я не стал задерживаться и осматривать его, а просто прошел дальше.

Из его внешности, окружающего ландшафта и положения солнца на небе я уже мог сделать вывод, что нахожусь либо в Монголии, либо в Казахстане, либо в юго-восточном регионе России (впрочем, сейчас все эти территории уже принадлежат Китаю). Я непроизвольно начал формировать свою гипотезу о причинах увиденного. А может, кто-то незаметно подсказывал ее.

Я перевалил холм, и передо мной, наконец, предстал основной источник сигнала. Небольшой поселок городского типа посреди степи. Для простоты будем все-таки считать его городом. Я остановился и принялся рассматривать его, используя свое необычайно острое зрение.

С первого взгляда уже можно было заключить, что причиной происходящего была не война. По крайней мере, не в обычном понимании. Не наблюдалось ни оружия, ни техники, ни какой-либо координации чьих-либо действий; однако, значительная часть домов была сожжена, а на обочинах дорог можно было рассмотреть несколько неподвижно лежащих тел. Я начал догадываться, с каким врагом столкнулся город. С тем, которого нельзя ни убедить, ни убить, ни даже увидеть.

Какой-то человек, перевязавший рот платком, еще сохраняет остатки здравого смысла: он стаскивает уличных мертвецов в кучи и сжигает их. Но не все способны оценить его рассудительность. Какой-то дурень подходит сзади и со всей силы ударяет его по голове дубиной. Смышленый человек присоединяется к уличным мертвецам…

Спустившись, я быстро убедился, что горожане меня не видят. Интересно, а я сам могу с ними контактировать?

Я выставил вперед руку, преграждая путь бегущей куда-то женщине. Соприкоснувшись со мной, она исчезла, и в тот же момент перед моим внутренним взором предстала модель чужого сознания, разобранная на висящие в воздухе детали, словно механизм. Структура очевидно синтетическая, упрощенная – в противном случае у меня не было бы и шанса узнать что-то из хаотического переплетения воспоминаний. Здесь же я без труда выделил фрагменты, имеющие отношение к развернувшейся снаружи сцене. И среди них ярким сиянием выделялась простая мысль…

«За что?»

Исчезновений своих сограждан окружающие также не замечали. Значит, в этот раз я никак не могу повлиять на происходящее. Остается лишь наблюдать… И учиться. Да, учиться – вот для чего предназначались все эти, казалось бы, бессвязные и бредовые истории. Каждая из них строилась вокруг какой-то идеи, или просто эмоции, которую я должен был ухватить. Наяву я бы задался вопросом, кто и зачем помещал меня в эти истории, но во сне казалось, что это не имеет значения – надо просто расслабиться и позволить течению нести меня. В конце концов, это всего лишь сон.

Поглотив еще пару жителей, я сложил законченную картину происходящего. Город существовал за счет животноводства – преимущественно мясного. И 21 век атаковал его сразу с нескольких сторон. Идеальные условия для передачи инфекций от животных человеку встретились с концом эры антибиотиков. Полная зависимость людей от климата встретилась с его резким изменением: в какие-то годы степь благоухала, но в другие обращалась в пустыню. Образ жизни, веками казавшийся надежным как скала, в действительности был лишь карточным домиком. Но думать о приспособлении уже поздно. Этот город, как и тысячи других по всему миру, обречен. При взгляде свысока казалось, что того он и заслуживает, будучи построенным на крови. Но вблизи…

По сравнению с этой ситуацией настоящая война была бы благом. Даже при том же конечном итоге – всеобщей гибели – она было бы куда гуманнее. И, в отличие от войны, все это можно было предсказать за десятилетия – а значит, и предотвратить. Так что же произошло? Нельзя сказать, что люди, распределяющие ресурсы на верхах, не были заинтересованы в судьбе этого конкретного города и потому бездействовали – те же проблемы ударили и по ним, пусть и другими углами. Точно так же нельзя сказать, что они не знали, что делать.

Из отдаленной части меня всплыл фрагмент некогда услышанного разговора. «Идет Вторая мировая. Вы – гражданин какой-то абстрактной демократической европейской страны…»

***

Отдых помог мне навести некоторый порядок во впечатлениях и теле. Все его органические составляющие болели на разные лады: мышцы, казалось, были утыканы тысячами иголок; легкие будто порвались на мелкие клочки, и все тело сковывал сильный озноб. Тем не менее, ясность мышления полностью восстановилась.

От искусственного кровообращения я успешно избавился. Врачи пообещали, что организм полностью регенерирует, так как большинство органов не успело пострадать. Проблемы намечались только с легкими: мои предосторожности не спасли их от морской воды, и она успела нанести значительные повреждения. Аппарат искусственного дыхания – к счастью, портативный – продолжал подавать в них очищенный и обогащенный кислородом воздух, чтобы компенсировать сниженную эффективность.

В таком состоянии мне и предстояло возвращаться в Европу. Механические конечности вновь выручали: без них меня бы пришлось нести. Вместо этого мы быстро добрались до посадочной площадки на крыше и загрузились в электролет одного из европейских посольств, по счастью оказавшегося в Бостоне. Тот перелетел в гавань и пристыковался сверху к транспортному гидроплану наших ВВС, который уже давно качался на волнах в отдалении от берега.

– Я понимаю, что это будет неудобно, но сначала мне нужно выслушать всю твою историю еще раз, максимально подробно, – сказал Мун, как только самолет взлетел.

Я обреченно кивнул, включил виртуальную клавиатуру и принялся печатать – голос пока работал очень плохо. На все ушло не меньше получаса, но командир терпеливо ждал.

– Ясно... У тебя есть гипотезы без сильных логических нестыковок? – спросил он, когда я закончил.

Я покачал головой.

– У меня тоже. А Алекс вообще волосы на себе рвал… Тест Пенроуза ты прошел?

Я кивнул.

– Ты уже, наверное, догадался, из-за чего я вообще втянул тебя в эту историю? Первые подозрения возникли, еще когда я интересовался тобой как свидетелем. Сначала менее надежные источники передали мне, что ты мертв, но в официальной базе данных твой статус так и не изменился. Я уже было решил, что произошла ошибка, но вспомнил эти подозрения, когда увидел, как ты от меня защищаешься. Ни один человек, рожденный естественным путем, в принципе не может так двигаться. Я поначалу предположил, что у тебя тоже химическая модификация мозга, и заинтересовался, так как был уверен, что тридцать лет назад подобные наработки были только у Китая.

– А твое нападение? – спросил я.

– Все-таки было случайностью. Я и узнал тебя не сразу, помнишь?

– Верно… Ладно, ну а с вами что случилось? Ты же не из-за меня эвакуацию запросил?

– Ты хорошо помнишь события непосредственно перед тем, как мы растерялись?

– Вполне. Провалов нет.

Тогда лучше просто посмотри запись, – сказал Мун, отправляя мне видео.

***

Сперва я подумал, что человек напротив камеры, держащий перед собой меч в предупреждающей позиции – Мун, но сразу же вспомнил, что камера и есть его глаза. Кажущийся парадокс легко разрешался предположением, что перед Муном стоял другой Непобедимый. Кроме того, он был одет иначе и окружен боевыми роботами узнаваемой Бостонский компоновки. С видимым трудом экзокортекс нашего командира распознал лицо незнакомца. Через пару секунд после начала записи Фай Чинг ухмыльнулся и проговорил:

– Надо же, джедаи проникли на звезду смерти. Мог ли сюжет в принципе развиться иначе?

Мун держал свой меч в аналогичной позиции – параллельно полу на уровне лица. Он пытался не терять противника из виду и одновременно осматривался вокруг. Глазная оптика сильно искажала очертания объектов, не находящихся в фокусе, и я мог быть уверен лишь в том, что место действия – крупное, тускло освещенное помещение, явно не 1317. Я практически слышал, как трещит мозг Муна, спешно подыскивая подходящий ответ.

– Не намереваешься ли ты подыгрывать под сюжет? – усмехнулся он.

– Отнюдь. Аналогия была более поверхностная.

– Тогда могу я поинтересоваться, к чему весь этот фарс? Закон жанра требует, чтобы объяснения предшествовали действиям.

Непобедимые синхронно опустили мечи, но пока не убирали их из рук.

– Знаешь, я думал задать тебе тот же вопрос, – ответил Фай. Он, похоже, наслаждался попытками бывшего товарища выкарабкаться из ловушки. Дав ему достаточно времени, чтобы разозлиться от бессмысленности полученного ответа, он внес уточнение, – Что за игру ты тут ведешь? Почему одно твое присутствие работает как волшебный ключик к самым безнадежным загадкам? Будто бы улики сами вылезают на тебя посмотреть. Что, я для них менее привлекателен?

– Прежде, чем шутить, удостоверься, что собеседник разбирается в предмете шутки, – прищурился Мун, – Я, например, понятия не имею, о чем речь.

– Ну почему же, – Фай неуклюже изобразил разочарование, – Как иначе ты объяснишь свое присутствие здесь?

– Здесь – это в стране или в этом конкретном месте?

– Оба. Сначала ты обнаруживаешь связь Бостон Динамикс с инцидентом в Милане, а потом и наш маленький секрет. Каким образом?

– Не так быстро. Первый вопрос решили не мы, а Интерпол…

– Строго в момент вашего появления?

– Немного раньше, если быть точным.

– Но почему-то не в предшествующие две недели. Думаешь, есть люди, которых это не настораживает?

– …А для решения второго вопроса нам выдали все данные. Если ваши копы сделали это по ошибке – это их проблемы, а не мои.

– В том-то и дело! Переданные вам записи не совпадают с тем, что хранится в архивах полиции. На каком-то этапе они были подменены.

– Так, может быть, их подменил ваш «маленький секрет»? Почему сразу мы?

– Исключено, – отрезал Фай, – Даже будь это возможно программно, из 1317 нет доступа ни к какой сети. А войти и выйти физически можно только через охрану во главе со мной.

– И все же, не преждевременно ли выводить закономерность из двух слабо связанных событий?

– Не учи меня математике. Будь каждое из этих событий вероятным само по себе – мы могли бы списать все на совпадение. Это не тот случай.

– А на что еще их можно списать?

– Вот именно это я и хочу узнать, – ответил Фай, убрав меч в ножны и скрестив руки на груди.

– Я понимаю, что ответ «без понятия» тебя не удовлетворит, – проговорил Мун, повторив движения противника, словно зеркало. Если точнее, их движения были абсолютно синхронны, так что нельзя утверждать, что кто-то за кем-то повторял.

– …Но что, если другого у меня нет? – закончил предложение Мун.

– Что, если никто кроме меня не выйдет из этой комнаты? – Фай ответил бесстрастно, но почему-то на секунду прервал зрительный контакт.

– Полагаю, ты нарвешься на масштабные неприятности, – ответил Мун, изо всех сил поддерживая самоуверенный вид.

– Если ограничусь вами – да. Но когда мы поймаем всех твоих подчиненных…

– Если поймаете, – усмехнулся Мун.

– О, не сомневайся. В этом городе прятаться негде.

Фай не только имел преимущество в виде грубой силы роботов, но вдобавок оттеснял Муна на его собственном поле – в переговорах. И наслаждался этой ситуацией. Чтобы добавить соли на рану, он спросил:

– Если уж на то пошло… Может, я и впрямь спрашиваю не того человека? Может, стоило сначала притащить сюда того, с чьего появления начались все неприятности?

Он, конечно, подразумевал меня.

Вопрос был риторический. С точки зрения Фая, Мун был загнан в угол и должен был за ограниченное время выложить на стол все свои карты, либо сойтись с ним в заведомо проигрышном бою. Но сам Мун видел ситуацию иначе.

И первым делом он перевернул свои ножны, позволив мечу со звоном упасть на землю. Поднять его из такого положения за разумное время будет невозможно. Кто-то усомнится в тактической обоснованности этого действия, но для меня мотивы командира были прозрачны: бросая оружие, в любом случае бесполезное, он смягчает противника перед реальной атакой.

– Позволь уточнить мотивы твоего любопытства, – проговорил Мун, – Ты хочешь докопаться до истины или, наоборот, сохранить в тайне свои собственные дела?

– А если я откажусь от ответа, ты автоматически предположишь второе? – рассмеялся Фай, – Тогда можешь считать оба варианта верными. И не только их.

– Интересно. То есть, метафора, с которой ты начал, появилась не на пустом месте? Ты сам понимаешь, что делаешь что-то нехорошее?

– Кто мы, чтобы судить, что хорошо и что плохо? В наше время это нетривиальный вопрос даже для нормального человека. Нам ли прикидываться хорошими парнями, после всего, что мы сделали?

– Должно быть, удобно прикрываться прошлым, чтобы ничего не делать в настоящем, – иронично заметил Мун, – Принять уготованную тебе роль и не дергаться.

– Если единственная альтернатива – отрицание реальности, то да, я предпочту эту роль. Она многое мне дает. Но ты, вместо того, чтобы гордиться и пользоваться ей, лезешь в непроходимые дебри, которые нивелируют все твои преимущества. Ты хоть раз видел войну, выигранную без применения силы? Нет, потому что это абсурд с чисто математической точки зрения. Теория игр не допускает такой возможности.

– Потому что определение победы в реальной жизни сложнее, чем в теории. Ты привык рассматривать всю жизнь как игру с нулевой суммой, и я могу понять, почему. Но к чему тебя приведет такое отношение? Предположим даже, что ты никогда не проиграешь. Весь выигрыш в мире – твой. И что ты будешь с ним делать? Сидеть на горе золота и любоваться им? Это чистой воды безумие.

– Ты неправ в отношении моих взглядов, но допустим. А что с тебя? Ты отказываешься признавать, что игры с нулевой суммой вообще существуют. Но проблема в том, что в поговорке «и овцы целы, и волки сыты» есть еще третья часть.

– Нет уж, проблема с ней начинается куда раньше. Сама аналогия некорректна. Овцы и волки не могут менять свои роли, в отличие от людей.

– Если мы все еще о теории игр, то такое маловероятное событие, как пересмотр человеком его роли, вообще не должно учитываться в модели как решение.

– Почему-то, когда за дело берется профессионал, эта вероятность резко возрастает.

– Да, тут есть, над чем задуматься. Вот ты, Пирсон, не расскажешь, что он тебе наплел? – Фай неожиданно обратился к Скотту, до этого усиленно хранившему молчание. Тот долго обдумывал ответ:

– Что для тебя победа? Какова конечная цель твоих действий?

– А ты уже не помнишь? Когда-то мы ее разделяли. Абсолютная свобода.

– Значит, наши цели перестали совпадать. Все просто.

– Все началось с того, что ты забыл определение, – Мун перехватил инициативу у своего подчиненного, видя, что его голос едва заметно дрожит, – Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого. В противном случае это уже право сильного. Которым ты сейчас и пользуешься.

– Нет уж, сейчас вы вперлись на мою территорию, и я считаю себя вправе постоять за собственную свободу – по твоим же собственным критериям.

– Свободу делать что?

– Свободу не объяснять каким-то случайным прохожим, что я делаю.

– Давай рассмотрим два возможных сценария. Первый: все, что ты делаешь, нормально. В таком случае нам следует просто разойтись. Второй: твои действия нарушают чью-то свободу – скорее всего, кого-то слабого. Тогда получается, что твоя цель противоречива: абсолютная свобода одного достигается нарушением свободы других. Или у тебя есть способ обеспечить свободу слабым, не ограничивая сильных?