Текст книги "Эффект шимпанзе (СИ)"

Автор книги: Александр Березин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

chapter[4] = «Auribus teneo lupum»

Казалось бы, людям должно быть привычно состояние незнания чего-то о себе. Мы и сейчас не до конца разобрались в собственной природе, а пару веков назад не знали о ней вообще ничего – и как-то жили. Трудность моего случая была в другом – в одиночестве. Мало того, что моих проблем никто не разделял – никто не мог их даже понять. За возможным исключением Мишель, но поддержки от нее я, по понятным причинам, не ожидал.

Непрерывно грызущее меня изнутри чувство неадекватности невозможно было разделить с кем-то – даже несмотря на то, что им уже заразились почти все в моем окружении. Выглядело это так, будто я сошел с ума. И сильнее всего это состояние проявлялось, когда я оставался один.

Именно поэтому я так уцепился за Эми. Я выжимал из себя все остатки тепла, надежности и веселости, чтобы умилостивить ее – все ради того, чтобы как можно меньше времени проводить в одиночестве. Она сама сбавила обороты и не торопилась идти на близкий контакт – наверняка потому, что интуитивно чувствовала мой страх. А кому нужен мужчина, который все время чего-то боится? С другой стороны, всяческие мелочи в ее разговоре и поведении заставляли меня усомниться, что она действительно понимает происходящее настолько глубоко. Несмотря на проницательность в чисто логических задачах, она время от времени говорила полные глупости на житейско-филосовские темы. Особенно напрягало ее избегание визуального контакта. Иногда мне казалось, что она тоже что-то скрывает, и намеренно поддерживает статус-кво.

– С тобой все нормально?

– Да-да, конечно. Иди сюда…

Нестабильность сложившейся ситуации была очевидна. Но чем дольше я ждал, тем больше боялся что-то предпринимать. Воображение самовольно рисовало все более и более пугающие гипотезы, оставляя меня дрожать, свернувшись комочком в углу, когда никто не видит.

К тому же, сколько ни старайся сдерживать безумие днем, все равно остаешься наедине с ним во сне.

…Или нет?

***

Не стоило мне спускаться в эту долину. Слабый огонек вдалеке, на который я ориентировался, исчез из виду, а зловещий черный лес, плотно обступивший меня, отовсюду выглядел одинаково. Казалось, что группы обгоревших стволов с редкими угловатыми ветвями просто разместили в снегу командами «копировать» и «вставить». Но, по крайней мере, идти сквозь них было несложно.

Передвигался я, кажется, прыжками – снег хрустел под ногами лишь через каждые 8-10 метров, и лишь в эти моменты я мог менять направление движения – достаточно быстрого, надо заметить. Вот только если ты не знаешь, куда идешь, скорость – сомнительное преимущество.

Единственным ориентиром служила яркая полная луна. Несколько раз на пути мне попадались обгоревшие деревянные каркасы одно– и двухэтажных домов, наполненные какой-то особенной, непроницаемой для лунного света тьмой. Никаких признаков жизни не наблюдалось – даже лишайников на камнях. В промежутках между моими шагами в воздухе стояла идеальная тишина.

Я принял правильное решение, пойдя по дороге, некогда соединявшей лесные дома. Она не всегда шла в нужном направлении, однако привела меня к мосту через устье высохшей реки, который иначе пришлось бы искать. Металлический каркас моста пережил пожар, но его трухлявое деревянное полотно едва держалось под моими шагами. Я притормозил, то и дело озираясь вниз, на многочисленные прорехи, и, через них, на дно бывшей реки. И лишь на середине моста до меня дошел любопытный факт: то, что я вначале принял за дно, им не являлось. На самом деле, начиная с полутораметровой глубины, устье заполняло нечто черное, и, кажется, подвижное. В темноте сложно было разобрать текстуру – казалось, что это просто тень. Абсолютно черная, такая же, как внутри мертвых домов. А еще, пока я вглядывался в нее, через границу слышимости незаметно прокралось слабое потрескивание, похожее на радиопомехи. Я вздрогнул и поспешил убраться с моста.

Вскоре я вышел на узкую просеку, посередине которой была прорыта неглубокая канава. Почти сразу я заметил и причину ее появления: частично зарывшийся в землю фюзеляж древнего самолета с оторванными крыльями и хвостом. Его бронированная кабина сохранила характерную «коробочную» форму советского Ил-2. Понятно, почему именно его: любой другой самолет разлетелся бы в щепки при таком крушении. К тому же, сделанный из прочных нержавеющих материалов, он мог лежать здесь очень долго.

Когда я приблизился к самолету, мне показалось, что из его выхлопных патрубков вывалилось несколько продолговатых теней, которые быстро исчезли в обломках. Больше всего они походили на змей. Заметив это, я, было, развернулся, намереваясь обойти место крушения стороной…

Но у леса были другие планы. Темнота между деревьями передо мной сгустилась так, что я уже не мог различить отдельные стволы. То же произошло и позади. Снова послышался треск. А затем тьма начала выползать из леса – с противоположного от самолета конца просеки.

Сначала я просто отступал, пятясь назад. Потом в страхе побежал. Добежав до самолета, я убедился, что и с противоположной стороны вернуться в лес нельзя. И единственное, что мне оставалось…

«Если его броня останавливала пули, то, может, и меня она защитит?»

Я подбежал к кабине самолета, отдернул назад стекло, запрыгнул внутрь, закрылся и вжался в остатки кресла пилота, ожидая непонятно чего.

И непонятно что действительно произошло. Открыв глаза я, почему-то без особого удивления, обнаружил, что снаружи ярко светит солнце, что все части штурмовика на месте, и, главное – что он летит.

Немного поразмыслив о возможном значении происходящего, я взялся за ручку управления и накренил самолет, чтобы рассмотреть землю под собой. Я быстро узнал ту же долину, в которую недавно спускался, хотя выглядела она совсем иначе: покрывающий ее лес стал зеленым, за исключением нескольких горящих пятен. Причем все пятна располагались на одной прямой. Я мысленно продолжил ее вперед и уткнулся взглядом в бомбардировщик с черными крестами на крыльях, летящий чуть ниже и впереди меня.

А что, если я могу предотвратить то, что видел раньше?

Я опустил нос штурмовика, и тот начал догонять бомбардировщик. Никакой реакции со стороны противника не последовало, его оборонительная турель не поворачивалась. Я нажал на гашетку и сразу же отпустил ее, почувствовав, как отдача швырнула самолет назад. Попасть хоть во что-то из такого древнего пулемета было нетривиальной задачей, но у меня было преимущество в позиции и некоторое знание этих машин, почерпнутое из симуляторов. Где-то после пятого залпа один из двигателей бомбардировщика окутало пламя. Самолет противника покачнулся, но не сошел с курса – то есть кто-то им все-таки управлял.

Я начал аккуратно пристраиваться с другой стороны, собираясь добить его, но заметил что-то странное. Дым от горящего двигателя образовывал не прямую, несмотря на то, что бомбардировщик летел прямо. Вместо этого он медленно поворачивал в мою сторону, в то же время сгущаясь. И каким-то образом сквозь оглушительный шум винта пробился уже знакомый треск, похожий на радиопомехи…

***

Проснувшись, первое, что я заметил – затемненные в ноль окна. Я был уверен, что никогда не устанавливал такую прозрачность, и уж тем более не стал бы оставлять ее на ночь. В недоумении я протянул руку в сторону окна и повернул кисть – этот жест должен был интерпретироваться домом как команда изменения прозрачности. Ничего не произошло.

Я повторил ту же процедуру с лампой на потолке – с аналогичным результатом. Не то чтобы это было проблемой – глаза мгновенно подстраивались под любой уровень освещения, если это физически возможно; но меня беспокоил сам факт. Я встал на ноги, подошел к стене и выдвинул из нее панель ручного управления квартирой. Как уже можно было догадаться, ее дисплей не горел. По-видимому, никакая электроника, зависимая от электросети, не работала. Неужели блекаут? Какова его вероятность в современном здании с собственной энергосистемой?

Стоп. Какой может быть блекаут, если нулевая прозрачность у этого окна – активное состояние, то есть для его поддержания через стекло должен течь ток?! Что вообще происходит? Может, я еще сплю?

– Нет.

– КТО ЗДЕСЬ?! – судорожно вскрикнул я, подскочив почти до потолка, и сразу после приземления завертевшись на месте в поисках источника голоса. Ничего не обнаружив, я метнулся к оружейному сейфу. Который, впрочем, не открывался.

– Мне нравятся твои сны. Как думаешь, это действительно плод твоего собственного воображения?

Голос звучал у меня из-за спины, в какую бы сторону я не повернулся. По глубине и четкости он ничуть не отличался от человеческого; тем не менее, определить его принадлежность было совершенно невозможно.

В два прыжка я оказался у входной двери и дернул ручку. В случае отказа электросети этот замок все равно должен был работать и открываться изнутри простым нажатием. Но этого не происходило. Дверь была заперта непонятным мне способом. Тем временем сердце уже готово было выпрыгнуть через горло, а стук пульса в висках приглушал слух.

Я развернулся, чтобы вновь оглядеть комнату, безуспешно пытаясь понять, что делать дальше. И спустя секунду почувствовал прикосновение к спине.

Само собой, у меня не было ни времени, ни даже мысли о том, чтобы одеться, так что я мог детально проанализировать ощущения. Это была человеческая ладонь. Ее кожа была чуть холоднее моей, а ладонь и пальцы – уже. Начав справа от основания шеи, она мягко скользнула вниз, и исчезла чуть выше пояса.

Все те время, что это происходило, я стоял в полном оцепенении, едва дыша. Сил на защиту уже не было. Лишь через несколько секунд после того, как касание прекратилось, я собрал достаточно смелости, чтобы обернуться. И прежде, чем я это сделал, сзади раздался болезненно громкий хлопок. Входная дверь была открыта нараспашку. Некоторое время я просто глядел на нее, пошатываясь и содрогаясь. А затем снова обернулся в сторону комнаты. Солнечный свет спокойно проходил через оконное стекло, на границе слышимости гудела вентиляция, выдвинутая из стены панель управления светилась заставкой.

Тщательно осмотрев помещение, я не нашел в нем ни одного устройства, которое не устанавливал сам. Потом на минуту присел посередине комнаты, напряженно вдумываясь. А потом собрал все свои вещи в рюкзак, оделся и покинул дом, на ходу устанавливая связь с Муном.

– Привет. Ты рановато сегодня, – безмятежно заметил он.

– Да. У меня тут, кажется, ЧП.

Командиру хватило сотой доли секунды, чтобы переключиться в рабочий режим. Но прежде, чем он потребовал уточнений, я сам задал вопрос:

– Существует ли хоть где-то технология полной оптической невидимости?

– Нам до нее как до соседней галактики. А что…

– Тогда кто у тебя хорошо разбирается в софте имплантов?

Мун ненадолго задумался, после чего добавил в наш диалог человека по имени Леон Шумский.

– Но потом объяснишь все мне по-нормальному, – добавил он, пока мы ждали ответа.

– Что ему можно рассказывать? – поспешил уточнить я.

– Все, что явно не засекречено. По технической части точно. По нашим гипотезам – думаю, ты сам сможешь оценить.

Вскоре я услышал вялый незнакомый голос, соответствующий на дисплее черному квадрату с надписью «Только звук»:

– А ничего, что сегодня суббота?

– В нашей работе нет такого понятия, – саркастично ответил Мун, – Ты не занят сейчас?

– Уже нет, – еще более саркастично ответил Леон.

– Тогда будь добр, – сказал Мун и отключился.

– Ну, выкладывай, – вздохнул Шумский.

– Вопрос такой, – начал я, – Можно ли удаленно подменить видеосигнал с глаза?

– А ты не пробовал сначала у гугла спросить? – раздраженно ответил собеседник.

– Я и так знаю, что там написано. Невозможно наложить изображение с прозрачностью менее 50%. Я именно потому и спрашиваю, можно ли полностью подменить сигнал?

– Ну… это зависит от того, с какой целью ты спрашиваешь, – ответил Леон после непродолжительного раздумья, – Если ты хочешь кого-то взломать – я сразу скажу, что это невозможно, и на этом мы закончим. Но если полагаешь, что тебя взломали…

– Да, именно это.

– …Тогда все сложнее. Я не имею в виду, что существуют какие-то секретные обходные пути. Виртуальный дисплей на аппаратном уровне устроен так, что не может полностью перекрывать реальность, если только ты сам не закроешь глаза. Поэтому я предполагаю, что ты неправильно интерпретировал ситуацию.

– Голограмму я вроде бы исключил. Нигде поблизости не было устройства, способного ее создать. Это же не микроскопический жучок, там оптика нужна и прочее… То есть, даже если бы устройство имелось, его нужно было от меня спрятать. Что возвращает нас к исходному вопросу.

– А ты нормально соображаешь, – заметил Шумский, – Ладно, давай по пунктам. У глаз нет своего сетевого интерфейса – если у тебя не какая-то уникальная самоделка. Они, кроме мозга, подключены только к экзокортексу. То есть удаленный взлом в любом случае проводится через него.

– Если не считать сенсорной атаки…

– Да, но это из области научной фантастики. Никто даже приблизительно не представляет, как эту атаку проводить. А если и найдет способ, у него будет множество более привлекательных целей.

– Хорошо, а что еще остается?

– Пожалуй, единственное, что я еще могу вспомнить… Если иметь матрицу лазеров, мгновенно меняющих длину волны – теоретически можно заставить видеть что угодно кого угодно. Но это такая же фантастика. Так что мы возвращаемся к единственному реалистичному варианту – ошибке с твоей стороны. Может, теперь объяснишь, что именно произошло?

– Ну… – я стал быстро прикидывать, как представить историю, чтобы не выдать лишней информации и не показаться сумасшедшим, – Я видел то, чего в реальности быть просто не может. Это было у меня дома. Других свидетелей нет. Кроме того, вся техника в доме оказалась взломана.

– Видеорегистрация была включена?

– Да. Но там ничего нет. Просто черный экран.

– Ну, подменить видео после записи гораздо проще, чем сам сигнал… – задумчиво проговорил Леон, – А ты вообще уверен, что это не галлюцинации?

– Я уже вообще ни в чем не уверен, – честно признался я.

– Значит, нужно больше данных. Во-первых, нормальное описание инцидента. И, во-вторых, логи твоего экзокортекса.

– Над описанием надо подумать. Я сам не до конца понял, что видел. Давай я его напишу и пришлю вместе с логами?

– Как хочешь. Просто учти, что чем больше информации у меня будет, тем больше вероятность решить задачу.

– Спасибо. Тогда до связи.

– До связи.

Я немедленно переключился на Муна и рассказал ему все как есть, в итоге заразив его своим состоянием. Единственное, о чем я так никому и не рассказал – фраза «мне нравятся твои сны», несмотря на то, как четко она отпечаталась в моей памяти. Уж слишком безумно она звучала.

– В общем случае я бы, конечно, предположил, что у тебя едет крыша, но сейчас… Здесь действительно происходит что-то очень странное. Давай начнем с очевидного. В том доме тебе оставаться нельзя.

– Я уже на полпути в штаб.

– Отлично. Не отключайся пока. На всякий случай.

– Тогда расскажи мне, что думаешь.

– А ты мне не указывай… Ладно, будем рассуждать логически. Если метод атаки нам непонятен, попробуем разобраться с мотивами. Это было похоже на угрозу?

– Сложно сказать. Испугался-то я, конечно, до смерти, но не уверен, что оно преследовало такую цель.

– В доме ничего не пропало и не добавилось?

– Вообще никаких следов. У меня даже нет доказательств, что там побывал кто-то посторонний.

– А побывал ли?

– Входная дверь была открыта. В смысле, нараспашку. Приводов на петлях у нее нет. То есть кто-то должен был открыть ее вручную.

Мун помолчал, и через некоторое время сказал:

– Я пока не знаю, как нам победить, но точно знаю, как проиграть: отказаться от поисков рационального объяснения.

– Теория заговора будет считаться за рациональное объяснение?

– Непременно. Когда у нас появятся улики для ее построения и достаточно узкий круг подозреваемых. Хотя… Сейчас я и широкому кругу был бы рад.

– Когда тебя ждать?

– Сегодня вечером. Я ускорю свои дела здесь. До тех пор соблюдай предельную осторожность. Не выходи из штаба. С завтрашнего дня начнем как-то решать проблему.

***

Хьют размеренно бился головой об стол, примерно раз в три секунды. Скотт нервно нарезал круги по переговорной.

– Ладно, давайте попробуем исключить лишние сущности, – предложил Мун, – Каким минимальным количеством действующих лиц можно объяснить все наблюдаемые явления?

И он принялся выписывать в столбик на левой части интерактивной стены все события, причины которых были нам непонятны:

(1) Взрыв в Мальпензе

(2) Взрыв заправщика

(3) Взрыв в Бостоне

(4) Нарушение медицинских протоколов в отношении Стива

(5) Компрометация расследования

(6) «Предупреждение» Стива

А на правой части он написал:

(a) Искомый преступник

(b) Винсент Лоран

(c) Интерпол

(d) ВВС

(e) США

(f) кто-то еще

После чего провел соединения 1-a, 2-a, 3-a и 4-b.

– Винсент? Это не тот ли, у которого из лаборатории сперли опасный прототип? – встрепенулся Габриель.

– Именно он, – подтвердил Мун, дописывая в левый список:

(7) Похищение прототипа

– Теперь надо искать объяснение, которое бы оставляло минимум агентов, – сказал он, отступив от стены, чтобы полюбоваться своим творчеством, – Не думаю, что удастся все свалить на одного, но хотя бы на двух.

– Стоп, что? Какое похищение? Почему я об этом ничего не знаю? – вскочил я.

– Действительно, – заметил Мун, – Но там и не слишком подробная история. Для начала – я понятия не имею, почему ее спихнули на нас. Суть в том, что накануне твоей аварии из лаборатории НИИ выкрали прототип устройства с уровнем секретности R. То есть, до тех пор, пока мы не расследуем дела самого НИИ, они имеют право ничего нам про него не рассказывать. И они действительно воспользовались этим правом, что нехарактерно. Нам даже не дали посмотреть на аналоги, чтобы понять, что именно пропало. Естественно, мы ничего не нашли. Я сходил к Винсенту и поставил его перед фактом: либо он раскрывает хоть какие-то подробности, либо мы закрываем дело. Он выбрал второе. Да, кстати, Стив: ловушка, в которой я тебя нашел, была расставлена именно для этого расследования. Но у тебя по нему алиби, ясное дело.

Я вернулся на свое место и впал в глубокую задумчивость.

– Мне все больше и больше интересно, что они от нас скрывали, – сказал Алекс, – Уж очень интересно совпало время. Да и не только время. Смотри: Винсент в той или иной роли участвует в похищении и проблемах Стива. Стив – очевидно, в своих проблемах, и еще в теракте. И отчего-то мне хочется замкнуть этот треугольник.

– А у меня есть подозрение, что к Стиву приходили из той же компании, которая ответственна за теракт, – высказался Хассан, – По крайней мере, мы не знаем другой группировки настолько же хорошо подготовленных хакеров.

Мун провел пунктирные линии 6-a и 7-a.

– Картинка, конечно, красивая, но обосновывается примерно никак, – заметил он, – Если приписывать нашему преступнику только теракт, можно предположить, что его целью были пассажиры Икаруса. А так получается, что у него и на Стива, и на НИИ свои планы, хотя они в эту историю вплелись совершенно случайно.

– Или же он пытается помешать расследованию, – возразил Хассан, – И считает, что может сделать это, оказывая давление на Стива.

– Но убивать он никого не пытался, хотя наверняка может, – ответил Мун, – То есть мы будто бы нужны ему. То есть…

– …Это ловушка, – закончил мысль Хьют, – Да, кстати, если кто-то еще не слышал. Персонал, работавший в Мальпензе до Интерпола, утверждает, что проводил те же самые проверки и не обнаружил ничего. Это к слову о ловушках.

– Или наоборот, это может быть попытка связать нам руки. Временно вывести из игры, пока происходит что-то важное, – вставил Хассан.

– Так, ладно. Давайте сконцентрируемся на том, что делать дальше. Продолжение диванной аналитики на данном этапе считаю бессмысленным, – сказал Мун, – К тому же, чем дольше бездействуем мы, тем больше у противника шансов скрыться.

– К Винсенту неплохо бы нагрянуть, – предложил Алекс.

– Согласен. Но сначала надо распространить на него нашу юрисдикцию. А для этого нужны какие-то обоснованные обвинения, – ответил Мун.

– Тогда поехали в США, – предложил Хассан.

– Не так быстро. А со Стивом что делать? – спросил Скотт.

– А почему нельзя использовать удаленное присутствие? – поинтересовался я.

– Потому что удаленно управляемому андроиду никто не выдаст пропуска в нужные нам двери, – пояснил Мун.

– Как насчет оставить его здесь под охраной, а нам продолжать работу? – спросил Скотт.

– Нет, – возразил Мун, – Нам некому здесь доверять. Любую охранную систему наш противник, скорее всего, обойдет. А самооборона у нас лучшая. Поэтому самый безопасный вариант, – везде возить Стива с нами.

***

– Ты это имел в виду, говоря, что у вас лучшая самооборона? – удивленно спросил я, указывая на десятки силовых мечей, уложенных на стеллаж в тренировочном зале штаба. Визуально они не отличались от оружия самого Муна, и тоже наследовали форму японской катаны, которая, как выяснилось, увеличивает эффективность силовой модификации.

– Да. Это сильно ослабленная версия из обычных материалов. На танк с таким не попрешь, но для наших целей сгодится. Ознакомься пока с интерфейсом, – Мун протянул мне один из мечей, – Запомни: все, что тебе рассказывали о защите при помощи стрелкового оружия – американская пропаганда. Пушки годятся только для нападения, поэтому нам они не нужны. Меч, в свою очередь, может работать в обе стороны. Им можно отбивать пули, блокировать атаки другими мечами, вскрывать двери, решать повседневные задачи и иногда, в случае реальной необходимости, атаковать. Роботов без тяжелой брони могут разрезать даже ослабленные варианты.

– Хорошо, а как пули-то отбивать?

– Довольно просто. Ты поставил драйвер?

– Да.

– Тогда смотри, – Мун взял макет гауссовой винтовки, отошел на несколько метров и опустил на глаза очки виртуальной реальности. Последнее действие я повторил за ним.

– Переключи меч в холостой режим, а то правда порежешь что-нибудь. Теперь подними его так, будто ставишь блок. Да. Теперь захвати меня в прицел. Кстати, у системы наведения должно быть разрешение на перехват центрального управления. Готов?

Я кивнул, и Мун нажал на курок.

Только по трассирующему следу виртуальной пули можно было понять, что произошло. По мере приближения ко мне ее траектория вначале пошла зигзагами, а затем и вовсе повернула под прямым углом вправо.

– Следи за хватом, – сказал Мун, и сразу же выпустил вторую пулю мне под ноги. Она тоже отскочила и ударилась в землю, но, чтобы дотянуться до ее траектории, меч выскочил из моей левой руки и ударил по ноге тупой стороной лезвия.

– Ну и почему такой технологией никто, кроме вас, не пользуется? – поинтересовался я.

– Отчасти консерватизм на верхних уровнях командования, отчасти законы, отчасти стоимость. Не говоря уж об искусственных конечностях и позвоночнике, без которых ничего не будет работать. Ладно, давай опробуем более сложные сценарии.

Я быстро пришел к выводу, что единственная сложность в использовании такой защиты – всегда быть наготове. Поднять меч и захватить противника в прицел надо было прежде, чем он выстрелит. Все остальное брала на себя программа. Мун систематично продавливал эту уязвимость: теперь он не стоял на месте, а молниеносно перемещался по залу, стреляя чуть ли не из суперпозиции. Когда отношение отраженных пуль к пропущенным дошло до границы «жить можно», он еще повысил сложность: из пола выдвинулась дюжина прямоугольных блоков, произвольно расставленных по залу; в виртуальной реальности на них проецировались изображения различных укрытий: стен, автомобилей, деревьев. Теперь тренировка уже напоминала классическую игру с наперстками, причем «ведущий» стабильно выигрывал.

– Чем-то похоже на воздушный бой с ракетами, – вслух заметил я, говоря о механике наведения и сопровождения цели.

– Да, тут тоже до автоматизации было веселее, – командир понял замечание по-своему, – Кстати, это не единственная параллель. Тут тот же принцип неразделимости оружия и тактики, тут тоже побеждает сильнейший, а не первый атаковавший. Но это уже насчет фехтования… А с ним все не так гладко, – он отложил винтовку и взял один из мечей со стеллажа, – Там идет гонка вооружений между алгоритмами нападения и защиты, и сложно сказать, что лучше: полагаться на них или на собственный опыт. Конечно, опыт надо сначала приобрести… Так что у тебя особого выбора нет. Ради интереса можем попрактиковаться, но я решительно не могу представить, где тебе это понадобится.

– Кто ж знает… Мы уже не раз сталкивались с тем, что не могли представить.

Мун кивнул, медленно поворачивая меч и рассматривая дифракционный узор, возникающий на его лезвии, – Тем не менее, избыточная вооруженность лишь подвергает нас дополнительной опасности. Если наши противники до сих пор не пошли на прямой конфликт, высока вероятность, что он им и не нужен. Таская за собой мечи повсюду, мы будем выглядеть и подсознательно вести себя агрессивнее.

– Логично. Наверное.

– Мы в свое время много думали о философском аспекте. Придумывали в основном фигню… – сказал Мун, швыряя меч обратно на стеллаж, в точности на предназначенную ему подставку, – Впрочем... – протянул он, склонов голову набок, с рукой, застывшей в положении броска.

Я молчал в ожидании услышать от командира что-то любопытное. После крайнего инцидента (интересное словосочетание, кстати) он будто бы стал доверять мне больше. Что хоть и странно, но как нельзя кстати.

– Впрочем, были и не совсем бесполезные наработки, – пробормотал Мун, после чего отошел к стене, на которой висели оружейные стеллажи, выдвинул из нее ящик и достал оттуда какой-то предмет. Вернувшись, он протянул мне химический пластырь.

– Рекомендуется лепить на… кхм, ладно, сначала попробуй на грудь и посмотрим, что изменится, – сказал Мун.

Я выполнил его инструкцию, налепив пластырь около солнечного сплетения, и тут же чуть не отодрал его обратно. Эта дрянь сильно обжигала кожу.

– Не трогай чувствительность нервов, – будто прочитал мои мысли Мун, – Это важно.

– И как же оно работает?

– Проще будет объяснить, когда оценим эффекты, – ответил Мун, уже надевая очки. Мне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним, стараясь не обращать на боль внимания.

Хотя субъективно казалось, что пластырь лишь отвлекает от боя, на этот раз мне удалось отразить первые две атаки Муна. Это, конечно, не помешало ему победить, но из-под очков он выглянул с возросшим энтузиазмом.

– Видишь разницу? – сразу же спросил он.

– Нифига, – преувеличенно угрюмо пробормотал я.

– А она есть.

– Теперь объяснишь, что это такое?

– Это муравьиная кислота.

– Ну и… – я напряг память, пытаясь вспомнить, как муравьиная кислота может влиять на нервную систему.

– Иными словами, что-то вроде плацебо, – добавил Мун.

– Плацебо?!

Армия, покорившая мир, полагалась на плацебо? Каким аргументом для альтернативной медицины это могло бы быть.

– Но не совсем. Эта штука работает независимо от того, веришь ты в нее или нет. Но при этом фармакологического действия она не имеет.

– Что-что?

– Да, если описывать так, принцип действительно непонятен. А он довольно прост. Оказывается, боль – это не всегда плохо. До определенного предела она, наоборот, полезна. Она обостряет наши чувства, злит и заставляет защищаться. Но если боль перейдет определенную границу, то запустит обратную реакцию: сдаться, закрыться, спрятаться. Важно знать, где эта граница лежит для тебя, и использовать преимущества боли по максимуму, подстраивая свою чувствительность.

– Черт возьми… – я помотал головой, пытаясь прогнать из воображения возможные модификации испытанного метода, – Как с таким опытом… Что ты вообще делаешь здесь – можно задать такой вопрос?

– Безусловно. Если тебе интересно слушать.

В ответ я сел на пол, скрестив ноги, и наклонил набок голову, демонстрируя интерес. Мун некоторое время думал, с чего начать.

– Что для тебя значит «победа»? – наконец спросил он, встретившись со мной взглядом.

– Как для военного?

– Да.

– Галочка возле основной задачи миссии, – пожал плечами я, – А что?

– А тебе доводилось бывать в роли обычного солдата до поступления в ВВС?

– Неа. Мне и в ВВС-то ни разу стрелять не приходилось.

– Это хорошо. Точнее, хорошо то, что ты этого не хочешь. Не придется учиться на собственных ошибках. Как мне…

Дело было в послевоенные годы. Я еще продолжал работать в китайском спецназе. И однажды наша миссия пошла по непредвиденному сценарию: вроде бы уже нейтрализованный противник умудрился захватить заложников. По стандартной процедуре мы должны были обеспечить огневую поддержку и страховку, прежде чем пытаться освобождать их, но тогда это было невозможно. Я взял переговоры на себя, и потерпел поражение – впервые в жизни. И почти сразу осознал, насколько карикатурным было мое представление о своей работе. Да, меч – оружие защиты, но только самого себя. Более того – это максимум, на который способно оружие в принципе. Чтобы успешно защищать других, нужно полностью сменить парадигму. Нужно предотвратить самый первый акт насилия – потому что иначе он потянет за собой все остальные. А для этого нужно научиться побеждать словами.

– Это было бы классно. Но что, если тебе не удалось победить на этом этапе? В таком случае противник получает огромное преимущество в рамках насильственной парадигмы.

– Да. Но дело в том, что в ней у агрессора и так преимущество – он нападает первым. С другой стороны, агрессор по определению неправ. Поэтому у него нет шансов победить в плоскости идей.

– Но он всегда может тебя не слушать. Или быть психом, на которого никакие аргументы не действуют. Или просто очень упрямым. Даже если ты проделаешь все идеально, всегда есть шанс провала.

– Верно. Но я и не пытаюсь представить это как официальную рабочую тактику. Скорее, это моя мечта. Побеждать без пролития крови. Лучший возможный вариант – когда враг становится тебе союзником. Тебе это может показаться маловероятным, но именно таким образом я привел в подразделение Хассана и Скотта.

– Погоди, а почему ты ко мне не применил свои принципы?

– Я собирался! На втором этапе. Хотел сначала преподать небольшой урок.

– Ладно, а почему именно антитеррористическое подразделение и именно здесь?

– АТП – потому что тут выше всего шанс встретить врага, уязвимого к переубеждению. Террористы – зачастую волонтеры, с довольно шаткими обоснованиями своих решений. В отличие от солдат, которые просто выполняют приказы за деньги. В отношении места важно то, что позицию Европы я могу рационально защищать, в отличие от Китая или США. А Милан мне просто понравился.