Текст книги "Последний поход Мессии (СИ)"

Автор книги: Александр Баренберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 22

Еще не истекла первая неделя сентября, как русло Днестра стало заметно уже, а отмели (к счастью, проходимые) начали встречаться чаще. Да и окружающий ландшафт незаметно превратился из чисто степного в лесостепной. Знаменитый Днестровский каньон. Наземной части нашего отряда теперь приходилось гораздо чаще, чем раньше, покидать берег, чтобы обойти непроходимое место через степь. А иногда – и грузиться в баржи, выгребая веслами среди почти отвесных берегов каньона. В общем, природа ненавязчиво подсказывала, что цель нашего, затянувшегося почти на полгода похода, близка, как никогда. Каковой факт, отхлебывая подогретого вина на очередной вечерней стоянке (с реки после захода солнца уже заметно тянуло прохладой), и подтвердил наш проводник Рудольфо:

– Три-четыре дневных перехода осталось, сеньор Ариэль. А если повезет с ветром – то завтра к вечеру можем достичь Звенигорода! А там и до Галича уже недалече, – генуэзец, ранее частенько «забывавший» добавлять определение «господин» к моему имени, считая, видимо, равным себе по рангу представителем торгового сословия, после случая с гранатой резко излечился от склероза и более такой фамильярности себе не позволял. – Ну а до засечной черты уж точно завтра доберемся!

– Река возле засеки тоже перекрыта? – про «полосу препятствий», преграждавшую путь на север горячим сынам степи я был наслышан, но слабо представлял, как она выглядит в реальности.

– Нет, река свободна. Но уже настолько узка, что от стрел не укроешься. Лучше причалить для досмотра!

– Надеюсь, новый Галицкий князь послал на заставу соответствующие распоряжения. Он знает, что мы должны скоро прибыть!

До заставы мы действительно добрались следующим утром. Однако досмотр проходить не пришлось. Некому оказалось досматривать! Деревянная башня, выстроенная из толстых дубовых стволов, явно сплавленных по течению с более северных территорий (здесь ничего настолько мощного не росло), снаружи выглядела грозно. Но оказалась пустой. Причем следов штурма ни на ней, ни на распахнутых настежь створках ворот, проделанных в невысокой земляной насыпи, уходящей извилистой лентой в редкий лесок перпендикулярно реке, не нашлось. Как, собственно, и гарнизона заставы.

Напрасно мы, подойдя к берегу, взывали к стражникам. В узких темных проемах бойниц так никто и не появился. Высаженная на берег разведгруппа из десятка опытных бойцов, в сопровождении Рудольфо, потоптавшись у стен башни, обошла ее по периметру и скрылась из виду, найдя проход внутрь. Потекли минуты напряженного ожидания. Наконец, в прорези одной из бойниц появилась голова генуэзца:

– Можете высаживаться, сеньор Ариэль. Тут безопасно!

– А гарнизон-то нашли?

– Э… частично!

Лишь поднявшись по отполированным поколениями стражников скрипучим ступеням внутренней лестницы на верхнюю площадку укрепления, понял, что имел в виду Рудольфо под словом «частично». На остриях копий, воткнутых с обращенной к степи стороны башни, были насажены шесть голов. Судя по светлым волосам и европейским чертам лица – отнюдь не кочевники. Часть плоти на лицах отсутствовала, обнажая белые кости черепа. Ну и, естественно, глаза у всех шестерых оказались выклеваны. Это постарались вороны, согнанные сейчас нами с импровизированной «кормушки» и возмущенно кружащие над башней.

– Не менее трех дней тут торчат, – оценил опытным глазом генуэзец. – А то и побольше!

– Что-то маловато их! – засомневался я. – Других трупов не нашли?

Один из воинов отрицательно покачал головой.

– Да, – согласился с моим недоумением Рудольфо. – На заставе никогда меньше дюжины не дежурило. Странно это…

– Похоже на предательство, – поделился мнением один из бывалых генуэзцев. – Кто-то же открыл ворота?

– Действительно, это ты верно заметил! Кстати, а кому же их открыли?

– Тоже мне загадка! – усмехнулся Рудольфо, указывая на свежеутоптанную множеством лошадиных копыт грязь. – Не меньше трех сотен всадников прошло!

Получается, не менее трехсот конных половцев не менее трех дней назад направились к расположенному в одном дневном перехода отсюда Галичу (если напрямую, а не вдоль извилистого русла реки) и до сих пор не вернулись. Почему? Ответов может быть всего два, и один из них мне совсем не нравился.

– Едем дальше! – приказал я. – Всем отрядам – подготовиться к бою!

Вечером достигли обещанного Звенигорода, оказавшегося совсем не городом, а большой рыбацкой деревней, притулившейся к берегу и обнесенной частоколом. Тут ничего не знали о случившемся на заставе. А про столицу только знали, что новый князь начал наводить новые порядки. Но без подробностей…

Обогнув, пользуясь легким ветром и веслами, очередную излучину, «Царица Савская», шедшая первой, сразу вслед за лодчонкой генуэзского лоцмана, оказалась ввиду Галича. Даже не прикладывая к глазам подзорную трубу, можно было сказать вполне уверенно – город в осаде. Вооруженный взор внес еще больше ясности: в осаде был лишь возвышающийся на холме в стороне от реки детинец. Собственно город, раскинувшийся ниже, явно находился во власти осаждающих, так как по нему свободно разъезжали всадники типично половецкого типа. Причем разъезжали не только по торговым рядам, вынесенным за пределы укрепленной территории, но и по примыкавшему к крепости посаду, защищенному невысокой, но насыпью с частоколом и рвом.

Почему я решил, что детинец все еще в осаде? Это было несложно: над его главной башней, выполненной из камня, в отличие от деревянных стен, вяло развевались два полотнища. Одно, с изображением щита, расписанного горизонтальными красными и белыми полосами – гербом венгерских королей. Второе – со стилизованным львом, старым Галицким гербом, времен Владимира Ярославича. Он был мне знаком по изображению на щите алкоголика Василько. А вот кто осаждает? Кроме простых палаток половцев вокруг крепости располагались и навороченные шатры со сложными, но явно славянскими рисунками на развевающихся сверху полотнищах.

– Так это Котян, сын Сутоя, разбойничает, значит! – заявил вдруг тоже внимательно приглядывавшийся к символам на знаменах Рудольфо.

– Какой еще Котян? – я что-то никак не мог припомнить русского князя с подобным смешным именем.

– Хан куманов, из рода Тертер. Вон его стяг, с ястребом. Я думал, он с остальными ушел на помощь царю болгар…

Присмотрелся в направлении, указанном генуэзцем. Там, на воткнутом в землю шесте, и вправду развевался кусок ткани с выполненным черной краской рисунком. Так действительно мог выглядеть ястреб, если бы его поручили изобразить художнику-кубисту. Или, на крайний случай, абстракционисту. Ну да ладно…

– А вон те знамена? – указал пальцем на реющие над шатрами изображения хрен знает чего. Если это тоже стилизованные хищные птицы, то я даже не знаю…

– Киевский и черниговский князья! – уверенно заявил Рудольфо, воспользовавшись, на этот раз, моей подзорной трубой. К которой питал сложное чувство, состоявшее из страха, смешанного с восхищением. Но все равно пользовался. Придется подарить на прощание.

Отобрал у него трубу и тоже взглянул повнимательнее на стяги. На одном, вроде, действительно, нечто напоминающее орла, а вот на втором вообще даже не птица, а крылатый мужик с мечом в руке. Чем-то отдаленно похоже на современный герб Киева. Больше мне эти рисунки ничего не говорили, придется довериться знаниям много лет подвизавшегося на торговле с русскими княжествами генуэзца.

Вообще-то, действительно посаженный покойным Романом в монастырь бывший киевский князь Рюрик Ростиславович, скорешившись с черниговскими Олеговичами, пошел после смерти Галицкого князя прибрать к рукам освободившийся стол. И, точно, половцы с ним были, теперь я вспомнил. Проблема только, что в нашей истории это случилось месяцем позже. Да и военная кампания носила более динамичный характер: сначала битва в чистом поле, по всем правилам, в которой союзники одолели Галицкую дружину, потом разорение, как водится, окрестных земель, и лишь затем – осада города. Однако горожане успели подготовиться, поэтому союзники, помыкавшись у рва и сделав пару вялых попыток штурма, убрались на зимовку по домам.

Здесь же явно все пошло не так. Хотя я Владимира предупреждал о возможном появлении конкурентов! И выступили союзники раньше, и город почти взят. Да и не похоже, чтобы они собирались снимать осаду. Наоборот, вон готовят нечто вроде штурмовых лестниц. А в стороне – огромные кучи хвороста, которым, очевидно, собираются заполнять ров. Вовремя же мы прибыли!

…На мачту пришлось лезть самому. Так как стационарный гелиограф на «Царице» стоял только там, в «вороньем гнезде». Это на последующих кораблях серии его уже продублировали и на мостике. Для связи просто посредством флажков было далековато, вот и пришлось заниматься спортом.

На башне ответили практически сразу. Наверное, как только дозорные доложили Владимиру-Олегу о появлении на реке больших кораблей, он и побежал к прибору связи. Так что у меня отлегло от сердца. По крайней мере, князь жив и здоров. Остальное поправимо.

Сеанс связи продолжался долго. Сначала надо было хотя бы в общих чертах уяснить обстановку, а затем скоординировать дальнейшие действия. В предысторию текущей осады особо пока не вдавались, только выяснилось, что без предательства не обошлось. Часть дружины, вначале лояльной новому князю, оказалась подкупленной и тихо провела вражеские войска прямо до столицы, где тех ждали открытые ворота. Однако верная часть дружины и венгерский отряд оказались на высоте и сумели, несмотря на неожиданное нападение и численное превосходство врага, отступив с боем, запереться с князем в детинце. Пришельцы, соорудив таран, тут же попытались пойти на штурм, но здесь их ожидал облом: устройство, вместе с толкавшими его людьми, было уничтожено ракетами, пущенными с привратной башни. Несколько офигевшие от такого поворота враги установили осаду по всем правилам и стали потихоньку готовиться к полноценному штурму. А осажденные – уповать на своевременное прибытие ожидаемой помощи.

Завершив, наконец, разговор, спустился на палубу. За это время на берегу произошли заметные изменения. Осаждающие, узрев неожиданное появление большого количества незнакомых плавсредств на реке, в том числе и необычного вида, серьезно забеспокоились. Весь их лагерь, расположенный на немалом пространстве между детинцем и берегом реки, пришел в движение. Трубы играли боевую тревогу, посыльные метались от одного шатра с развевающейся поверху хоругвью к другому. В общем, типичная сценка из серии «враг у ворот».

Мы еще перед приближением к Галичу перестроились так, что все четыре крупных корабля оказались спереди, в одну линию (большего не позволяла ширина реки), а ладьи и баржи с грузом и людьми – сзади, под их защитой. Прежде всего, я и Джакомо осмотрели в трубу причалы у расположенных возле берега торговых рядов. Два десятка мелких и средних лодчонок опасности для нас явно не представляли. С берега, конечно, корабли были уязвимы для стрел, но это верно и в обратную сторону. Тем более что у нас имелось кое-что пострашнее обычных стрел.

Но пока никто штурмовать или обстреливать корабли не собирался. Враг выстроил свои силы несколькими отрядами между осажденной крепостью и берегом. Однако начать решил с обязательного по нынешним временам выяснения: «а ты кто такой?» От причала отвалила одна лодочка и направилась к кораблю. Вскоре на борт поднялся грузный бородатый мужик в кольчуге и богато отороченном мехом, несмотря на достаточно теплый день, плаще:

– Петрила Мирославович! – важно представился тот.

– Уже смешно! – я действительно едва сдерживался от неуместного сейчас приступа смеха.

Мужик сурово нахмурился, не понимая причины моего веселья:

– Я киевский боярин и воевода славного князя Рюрика Ростиславича! А ты кто будешь?

– А я князь иудейский Ариэль! – давясь от смеха, представился я.

Боярин удивленно изогнул бровь:

– Из хазар будешь, что ли? Какого рода?

– Долго рассказывать! – взяв себя в руки, прервал меряние длиной титулов. – Ты лучше скажи: почто твой князь со товарищи на Галич полез?

– Галич его по праву! Еще досточтимый отец князя…

– Так, так, достаточно! – еще не хватало мне сейчас вступать в генеалогически – династический спор. – Значит, слушай сюда, боярин! У меня другое мнение насчет прав на Галицкий стол, и оно единственно правильное. Поэтому даю твоему князю час на то, чтобы свернуть лагерь и убраться восвояси. Тогда мы забудем о нанесенном его войсками ущербе городу и окрестностям и о его дурацких претензиях. А не уйдет по-хорошему – пусть пеняет на себя!

– У нас много войска! – прорычал боярин, ошарашенный нехарактерной здесь невежливостью, поспешностью и откровенностью моих слов. Заметно было, что его очень тянет схватиться за меч и лишь приведенные в боевое положение арбалеты моих телохранителей останавливают этот естественный порыв.

– Когда я выпущу своего дракона из клетки, ему так не покажется! – туманно пригрозил я. Можно было, конечно, начать нудные переговоры по всем правилам, но я не видел в этом никакого смысла. Настроены князья вполне серьезно, просто так не отступятся, меня не знают и пока не боятся, так что все равно дело закончится сражением. Чего же тянуть резину, подчиняясь принятым тут условностям? День-то не бесконечный, а я серьезно настроен завершить все еще сегодня.

– Как знаешь! – воевода развернулся и подчеркнуто медленно пошел к лодке…

Вообще-то, численное преимущество было на нашей стороне. Если подходить формально. Вражеских бойцов князь Владимир за прошедшие в осаде дни пересчитал с верхушки своей башни не раз и сообщил мне результаты своих наблюдений по гелиографу. Получалось, что враг располагает следующими силами: дружины союзников-князей, состоящие из профессиональных тяжеловооруженных конников, в совокупности насчитывали двести пятьдесят копий. Это была, пожалуй, самая опасная часть вражеского войска. Усилением им служили четыре сотни легковооруженной пехоты. В дополнение к союзным силам шла часть предавшей нового князя Галицкой дружины – еще пять десятков всадников и сотня пехотинцев, из городского ополчения. Ну и в качестве бонуса – отряд союзного половецкого хана Котяна, охотно принявшего приглашение своего знакомца Рюрика Ростиславича поучаствовать в веселье. Хан привел с собой триста пятьдесят всадников. Вооружены они были, как часто встречается у кочевников, разнообразно, в соответствии с личным доходом. Богатые всадники были «упакованы» в дорогущие кольчуги с нашитыми поверху стальными пластинами и шлемы с личинами, покруче, чем у русских князей. И даже кони их имели защиту. А другие – носили просто дешевые панцири из овечьих шкур и кожаные шапки. Насколько я знал, строем они воевать не любили и не умели, однако опасность представляли немалую. Немногим меньшую, чем княжеские дружинники.

У Владимира в детинце укрылись около сотни преданных ему дружинников и наш отряд из двадцати человек. А также двести венгерцев (остальных князь послал на усиление гарнизона крепости на границе с Польшей). В других городах княжества было еще много верных новому правителю Галича сил, но связаться с ними тот не успел. Слишком неожиданным оказалось нападение.

Зато у нас на кораблях имелось более полутора тысяч человек, способных держать в руках оружие. Загвоздка была лишь в степени этой «способности» и наличии самого оружия. Нет, просто кинжалов и топоров хватало почти на всех. Но более продвинутого оружия, а также людей, действительно умеющих им пользоваться, имелось гораздо меньше. Реально послать в бой я мог только тех, кто прошел подготовку в Мюнхене и Лондоне. Таковых насчитывалось всего около трехсот. Остальных придется оставить для охраны груза, посылать неподготовленных людей против профессионалов я не намеревался. В итоге получалось, что численно мы, все же, уступали врагу примерно вдвое.

Однако, у нас имелись бонусы, которые в корне меняли соотношение сил. И я собирался применить их все, чтобы свести наши потери к минимуму. В том числе – выпустить обещанного «дракона». Не знаю, каков будет реальный ущерб от его применения, но ужас на врага он точно наведет!

Глава 23

Боевые действия не заставили себя ждать. Первым начал противник, хотя и мы не отставали. Легкая половецкая конница рассыпалась по правому берегу Днестра и обрушила на наши корабли град стрел. Это было не очень страшно, но неприятно. Несмотря на высокие борта и надетые доспехи, тут же появились первые раненые. Однако пляска кочевников продолжалась недолго. На берег полетели гранаты. Для ручного броска было далековато, поэтому метали их с помощью арбалетов. Такой способ был предусмотрен давно, но точность броска падала ниже всякой критики, поэтому в морских сражениях мы его не использовали. А сейчас – самая подходящая ситуация, всадники распределились по большой площади. Куда бы граната ни упала – кого-нибудь да заденет. Особенно страдали незащищенные лошади. Их секло осколками, а непривычный грохот взрывов заставлял нестись, не разбирая дороги, сбрасывая всадников и ломая ноги. Кроме того, два десятка лучших снайперов били с высокой кормы кораблей, под защитой фальшбортов, обычными болтами, сметая почти каждым выстрелом по всаднику. Так что половцы быстро угомонились и разорвали дистанцию. Стрелять не перестали, но теперь стрелы падали реже и все больше мимо палуб.

В самый разгар перестрелки, когда отдельные клубы дыма от разрывов гранат на пару минут слились в единое облако, мешавшее противнику вести прицельный огонь, я спустился в лодку и направился к «Самсону», укрывшемуся, насколько позволяла ширина реки, за корпусами остальных кораблей. Там уже спустили на воду планер, и я перебрался в его кабину прямо из лодки. Предвзлетная подготовка проходила несколько нервно из-за регулярно падающих тут и там стрел, зато непривычно быстро. По той же причине. Поднялся в воздух. Тут же почувствовал несильный восходящий поток у берега, усиливавший тряску, но замедлявший снижение. Прекрасно, не придется спускаться на опасные высоты!

Направил планер прямо к ровно выстроенной чуть в глубине княжеской дружине, игнорируя мечущихся ближе к берегу половцев. Пока враг не очухался, надо бить в сердце! Взглянул на врага, в глаза бросились многочисленные блестящие на солнце наконечники копий. На мгновение стало жутковато – представил, как падаю прямо на них. Раньше-то я летал над морем, и всегда можно было сесть на воду. А теперь внизу – жаждущие моей смерти враги!

Усилием воли прогнал видение. На самом-то деле, они меня сейчас боятся гораздо сильнее! По беспорядочному движению, начавшемуся среди только что подававшей пример идеального строя дружины, стало ясно, что появление обещанного «дракона» стало для бойцов шоком. Вот и хорошо – выжившие в сегодняшнем бою разнесут ужасную славу по всем княжествам и вряд ли в ближайшее время найдутся еще охочие до Галицкого стола. Будет время спокойно заняться делами.

Прищурившись от ветра, высматриваю княжеские хоругви. Так, вот с крылатым мужиком, а метрах в ста пятидесяти левее – с стилизованным орлом. Начнем с «ангела»! Первая бомба пошла с высоты в сто метров. Чуть пролетев вперед, заложил разворот с креном градусов в сорок, так, что верхнее крыло начало нехорошо вибрировать. Надеюсь, выдержит.

Внизу бабахнуло. Повернул на секунду голову – хоругви с крылатым мужиком нет, а вокруг, еле различимая сквозь дым, валяется куча из лошадей и всадников в доспехах. Как целиком, так и по частям. Хорошее попадание! Надо полагать, князь Рюрик Ростиславич только что окончательно перешел в разряд исторических персонажей. Теперь надо повторить то же самое с черниговскими Ольговичами!

Вышел из энергичного разворота с потерей высоты метров в тридцать, как раз к моменту, когда нужно бросать вторую. Спешно поджег запал, прицелился и дернул за рычаг. Все равно бомба ушла с некоторой задержкой. Как бы не промазать! Дал крен, чтобы видеть происходящее на земле. Кажется, Ольговичи решили мне подсобить! То ли осознав произошедшее со своим киевским коллегой, то ли просто от безрассудного ужаса, но, увидев пролетающего над ними «дракона», они рванули коней вперед. Как раз туда, куда падала с перелетом в полсотни метров бомба. Заданной точки и те, и другая достигли одновременно…

Пока я приводнялся, с лодок высадился чуть ниже по течению наш отряд, численностью в полторы сотни бойцов. Каждый пятый – с дробовиком. Ринувшаяся было на них часть половецкой конницы отхлынула после первого же залпа, оставив пару десятков всадников лежать на поле. Отряд же стал медленно наступать в сторону детинца, оттесняя туда кочевников. Взлетев повторно, я положил бомбы в гущу уже почти потерявшей после гибели князей даже подобие строя дружины, усилив и так немалую панику в ее рядах. Сразу после взрыва второй бомбы раскрылись массивные ворота детинца и оттуда хлынули триста конников князя Владимира. Тяжело вооруженные всадники, сохраняя строй, врезались в уже окончательно превратившегося в испуганную толпу противника, и началось избиение…

…В общем, наши потери оказались заметно ниже, чем я опасался. Всего трое убитых, из которых двое – не успевшие увернуться от бешено метавшихся по полю испуганных коней. Зато раненых – более полусотни. К счастью, большинство легко – царапины от стрел или ушибы от «наезда» тех же коней. Было с десяток тех, кому повезло меньше – с проникающими ранами или сложными переломами. Ими незамедлительно занялись наши медики во главе с Иегудой Акниным, развернувшие в одном из захваченных шатров нечто типа полевого госпиталя.

У Владимира убитых было чуть больше, зато раненых заметно меньше. Специфика атаки тяжелой кавалерии. А вот противнику пришлось несладко! Прежде всего, я послал удостовериться в гибели князей. Выводы, сделанные мной в воздухе, подтвердились: и Рюрик Ростиславич, и его союзники Ольговичи покинули наш бренный мир в полном составе. Прихватив с собой десятка два своих ближайших соратников и воевод, в том числе нахального боярина Петрилу. Как говорится – счастливого пути!

Судьба внезапно оставшегося без руководства войска сложилась по-разному. Самые умные (как им самим казалось) сотники и десятники сразу же, оценив ситуацию, ломанулись с вверенными под их командование отрядами к пристани, чтобы быстренько переправиться на левый берег Днестра и отправиться по домам. Но не успели они толком погрузиться лодки, как были обстреляны ракетами с подошедшей поближе «Царицы». Часть погибли на месте, остальным пришлось вернуться на берег. Около сотни дружинников успели присоединиться к попытке прорыва в сторону Степи, предпринятую ханом Котяном Сутоевичем с остатками своего отряда. Попытка удалась, хотя и не у всех: самого Котяна доставили в импровизированный госпиталь с переломом ноги, полученным во время падения с хватанувшей заряд дроби на полном скаку лошади. Его брат, спешившись, попытался посадить хана на своего коня, и в этот момент обоих и «повязали» подоспевшие дружинники Владимира.

Все остальные, кроме этой сбежавшей сотни и еще примерно двухсот пришлых и местных дружинников-предателей, не доживших до окончания боя, попали в плен. Некоторые оказались ранеными, другие же умудрились сдаться, не получив ни единой царапинки. Сейчас всех выживших бойцы Владимира разоружали и сгоняли в кучу у пристани. Проходя с охраной вдоль бывшего лагеря союзников к городским воротам, я заметил, что дружинники выволакивают из посада множество верещащих лиц явно гражданской наружности, разного пола и возраста.

– Кто это такие и куда их тащат? – спросил я у Владимира, встретившись с ним, наконец, на полдороге к воротам, после того, как мы обнялись и расцеловались по обычаю.

– Это семьи бояр-предателей! – насупился князь. – Буду казнить!

– Что, прямо всех? И детей, и женщин? – ужаснулся я.

– А то! Неча оставлять зерна предательства! И дружинников изменивших – всех головы лишить! – посмотрел на меня, как на сморозившего глупость ребенка Владимир.

Я повнимательнее присмотрелся к князю. Несколько месяцев реальной власти сильно изменили его. Даже внешне – появилась не присущая ему ранее степенность, а почти всегда заметная угрюмость резко усилилась, придавая лицу князя угрожающее выражение. Да, нелегка шапка Мономаха! Явно пришлось ему решать тут непростые задачи!

– Ну-ка, расскажи мне подробно, как тут все у тебя происходило?

Мы прошли в шатер покойного Рюрика и удобно обосновались на набросанных на укрытом ковром земляном полу мягких тюфяках. Стольник Владимира раскопал среди в беспорядке брошенных вещей большую кожаную флягу в серебряной оплетке и наполнил нам кубки трофейным вином.

– Поначалу приняли меня местные бояре хорошо. Да и как не принять, когда и вдова Романа отреклась именем своего сына, и отряд у меня сильный за спиной. Ну и подарков из того золота, что ты мне дал, раздал изрядно. В общем, и бояре, и дружина присягнули мне.

– А народ? – уточнил я.

– А что народ? – удивился князь. – Подати по случаю вокняжения уменьшил да праздник в городе устроил – народ и доволен!

– Ну-ну, – усомнился я, но спорить пока не стал.

– А вскоре вернулся изгнанный Романом боярин Владислав Кормиличич. Богатый и влиятельный человек, я его еще по прежним временам помню. И начал привилегий просить, головой боярского совета его назначить требовал… Я его осадил, не нужен мне такой советчик, что только о своих нуждах заботится! Боярин обиделся и более на совет не приходил. А третьего дня внезапно появились враги… Кто-то их провел через заставы и открыл городские ворота! Пока отбивались, я об этом не думал. А как заперлись в детинце, так и явился под стены этот Кормиличич, стал предлагать моим венграм золото за мою голову и бахвалиться, что это он привел киевлян и черниговцев. Всю семью его истреблю, до последнего младенца!

– Ты погоди истреблять! – попытался я слегка остудить праведный гнев новоявленного феодала, подло преданного неблагодарными подданными. – Тут разобраться надо. Кто, с кем, через кого связывались… Сколько заплатили или что пообещали. Так что не спеши головы рубить, это завсегда успеется!

– Ты прав, конечно, Ариэль, – все еще сжимая кулаки, согласился Владимир. – Я и собирался допрос учинить, не думай. Но и затягивать не будем!

– Затягивать не нужно. Но баб с детьми не казни, не красит это властителя.

– Зато бояться будут! – князь был еще зол на подставивших его практически в самом начале правления бояр.

– Бояться будут, а уважать – нет! Мне кажется, второе важнее…

Затягивать с разбирательством и правда не стали. Да и дело-то не сложное, а остальные фигуранты, кроме боярина Владислава и его близких – союзные князья – уже покинули наш бренный мир. Не допросишь. Так что через два дня частокол вокруг посада украсило три десятка голов – братья Кормильчичи, представители еще двух принимавшие участие в заговоре боярских семей и полтора десятка самых активных деятелей из предавшей части дружины. Еще трем десяткам оборвали уши (в прямом смысле) и подготовили к продаже в рабство к половцам. Но надо отдать должное князю, свое обещание он сдержал – ни одна из голов, торчавших на остриях бревен частокола, не была женской или детской.

Еще одна голова, принадлежавшая самому, пожалуй, напрашивающемуся кандидату на занятие места на частоколе – хану Котяну, в данный момент смачно чавкала жирной бараньей ногой, возлежа в госпитальном шатре на мягких коврах. Сильного недовольства судьбой, которое обычно свойственно отрубленным головам она явно не выражала, по причине того, что все еще прочно крепилась к телу посредством мощной, покрытой до кадыка частыми курчавыми волосами шеи. От неминуемой казни или, в лучшем случае, от вонючей ямы, где его кормили бы отбросами, хана спасло несколько случайных обстоятельств. Во-первых, полученный на поле боя перелом, благодаря которому его не бросили сразу в вышеупомянутую яму, а доставили к лекарям. Во-вторых, боярский совет при Владимире, который несколько остудил пыл желавшего казнить всех причастных к мятежу князя. Совет напомнил давненько не бывавшему на родине властителю, что набеги половцев тут – дело житейское, они это не со зла, а по обычаю. Причем сегодня хан грабит тебя в сговоре с твоим соседом, а завтра тот же хан может присоединиться к тебе в ответном набеге на того же соседа. А послезавтра ты, вместе с соседом, пойдешь, чтобы вломить зарвавшемуся хану. Так у границ Степи веками заведено. И казнить пленного не принято. Гораздо выгоднее взять за него выкуп.

Боярский совет отвел от Котяна опасность немедленной казни, но никак не ямы. Данную угрозу от хана отвел я. Тоже, в общем, случайно. Зашел проведать наших раненых в превращенный в лазарет трофейный шатер и наткнулся там на валяющегося с зажатой досками и забинтованной ногой половца. Рядом с ним восседал получивший легкую царапину от стрелы Рудольфо и весело трепался по-итальянски. Котян отвечал на том же, хоть и более скудном, по словарному разнообразию, языке. Причем вполне прилично. Не хуже меня, пожалуй.

Заинтересовавшись, присел с ними. Котян Сутоевич, поначалу настороженно зыркавший своими чуть раскосыми глазами и помалкивавший, вскоре разговорился. Чему способствовала и затребованная мной «в лечебных целях» бутыль флорентийского, из личных запасов. Меня интересовал нынешний расклад сил в Степи, из первых, что называется, рук.

– А ты, сеньор Ариэль, кто князю Владимиру будешь? Родич? – хан, хоть и уже немного «под мухой», бдительности не терял. Решил, значит, прояснить, чем ему может угрожать мой интерес. Ну, скрывать мне нечего. Почти…

– Я друг князя и сам князь. Иудейский. Собираю свой, разбросанный по миру народ.

– Правда? – заметно оживился Котян. – Среди подвластных мне родов есть несколько иудейских. Бежавших с востока, с земель бывшей Хазарии, еще при моем отце. Я их очень уважаю, верные и хорошо понимающие в торговых делах люди! И вообще…

– Очень рад буду познакомиться с ними, – совершенно искренне заявил я, прерывая увлекшегося любезностями хана. Знаю этот восточный обычай… Еще пять минут, и «выяснится», что мы с ним близкие родственники по материнской линии, ага. Причем данный «факт» совершенно не помешает собеседнику вонзить мне нож в спину при удобном случае. Нет, обойдемся без фамильярностей, будем строить сотрудничество на более крепком основании!

– У нас с князем Владимиром далеко идущие планы, – приступил я к делу. – И много денег для их осуществления. Ну а силу нашего оружия ты сам лицезрел… А вот людей у нас маловато. И верных, сильных союзников тоже. Не подскажешь, есть ли у вас в Степи серьезный и надежный хан, с многочисленным войском…