Текст книги "Последний поход Мессии (СИ)"

Автор книги: Александр Баренберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

На первый взгляд, уютно расположившийся на прибрежных холмах, омываемый водами Днестровского лимана городок Тира подозрений не вызывал. Знаменитой в последующие века мощной Аккерманской крепости здесь еще не существовало, вместо нее на скалистых берегах торчали отдельные группы домов, обнесенные гораздо менее внушительными стенами. Вон та группа, чьи массивные каменные дома увенчаны типичными итальянскими крышами с одинаковыми треугольными скатами – наверняка искомый генуэзский квартал. О чем свидетельствовала также располагавшаяся в центре квартала католическая церковь. Остальные дома города в основном до текущего «евростандарта» явно не дотягивали, а некоторые жилища, при ближайшем, с помощью подзорной трубы, рассмотрении, и вообще оказались шатрами кочевников. Такой же шатер, только побольше, располагался и на месте полуразрушенного древнего акрополя, возвышавшегося над остальным городом.

Что именно находилось сейчас на месте древнегреческой колонии Тира и будущего Белгорода-Днестровского, заранее достоверно разузнать не удалось. Ни здесь, ни у «меня». Лишь в Генуе нас уверили, что в устье Днестра существует небольшая генуэзская колония, находящаяся в хороших отношениях с господствующими в местных степях половцами, и снабдили рекомендательным письмом к соотечественникам. Картина, наблюдаемая сейчас с борта лавирующей у входа в гавань «Царицы», вроде бы соответствовала вышесказанному. Несколько десятков солидных, западного типа домов, более-менее приличный с виду порт, с удобно расположенными пирсами и складами, свидетельствовали о наличии европейской торговой колонии. А располагавшиеся в беспорядке шатры и хлипкие временные строения, между которыми паслись массы коней, козлов и овец, явно принадлежали местному «пахану» из половцев и его соплеменникам, стригущим купоны с едва теплящейся, судя по всему, международной торговли.

– Как думаешь, придется идти на поклон к вождю куманов, или твои соотечественники сами все организуют? – поинтересовался я у Джакомо, занятого выбором подходящего галса при не очень благоприятном для причаливания ветре.

– Я знаю о здешних обычаях не более тебя. А то и менее! – не очень приветливо ответил старый капитан, озабоченный борьбой с течением. И рассудительно добавил: – Причалим – узнаем!

Возразить на это было решительно нечего, и дискуссия угасла, толком не начавшись. Да и о чем тут дискутировать? Все уже многократно обсуждено за время недельного плавания через Черное море. После ликвидации последствий пожара на «Царице», скромных похорон Цадока, тело которого, вопреки еврейской традиции, предали не земле, а воде (слишком уж жаркая погода стояла, чтобы хранить труп до достижения суши) и недолгой борьбы с неблагоприятным ветром, времени на подготовку оставалось еще предостаточно. Поэтому бойцы уже заняли места согласно боевому расписанию, на всякий случай. Мало ли, какая встреча может ожидать подозрительную флотилию в расположенном далеко не в самом цивилизованном месте городе?

Но никакой особенной встречи не приключилось. Представителей степняков на пристани не оказалось, только десятка два стражей, состоявших как из настоящих генуэзцев, так и из наемников трудноопределимой национальности. Наемники были одеты и вооружены поскромнее итальянцев, а дырок между гнилыми зубами имели побольше. Вот и вся разница.

Плотный пожилой генуэзец, ответственный за порт и сопутствующие сооружения вроде складов, забаррикадировавшийся со своими людьми в преграждающей единственную узкую дорогу к городу небольшой каменной башенке, поначалу взирал на нас с ее вершины с большим недоверием. Понять его можно – неожиданное появление большого количества незнакомых кораблей далеко не всегда означает приятный сюрприз. Особенно в этих, сравнительно диких местах. Это правило итальянец должен был знать четко, иначе ни за что не дожил бы до своего немалого, на вид, возраста. Однако предъявление рекомендательных писем от главы семейства Спинола, сопровождаемое пояснениями капитана Джакомо, даваемыми на родном языке, резко изменило его отношение к неожиданным гостям.

Массивные, оббитые железными полосами створки дверей башенки приоткрылись и нас с Джакомо пригласили войти внутрь. Вскоре, под бутыль неплохого местного вина (и обещание угостить привезенным из Италии), мы быстро получили ответы на все волновавшие до прибытия вопросы. Да, торговлей по Днестру ведают генуэзские купцы, по соглашению с местным половецким ханом (после второго кубка молодого вина его смешное имя как-то не отложилось в памяти), за что платят ему определенный налог с количества товара. Да, половцы порт не охраняют, им пофиг, лишь бы сбор вовремя платили. И, вообще, их тут мало, только какой-то родственник хана, назначенный последним следить за торговлей и получать свою долю, с парой десятков всадников и их семьями. Еще в городе, кроме генуэзцев, живут немногочисленные наследники старых греческих колонистов, занимающиеся виноградарством и разведением коз, и все.

Дальнейшая беседа плавно перетекла в диалог уже хорошо подвыпивших Джакомо и начальника порта Маурицио, который требовал новостей с далекой родины в подробностях. Потеряв нить разговора, полностью перешедшего уже на итальянский, я понял, что сегодня серьезного обсуждения планов не состоится. Так и случилось – уже в потемках наш новый друг, с помощью своих трезвых бойцов, «отконвоировал» обоих в стельку пьяных гостей к причалу, где давно маялся переживавший за наше долгое отсутствие Давид с вооруженным отрядом.

Последовавшее за богатым на прием алкоголя вечером незапланированное попадание обратно в двадцать первый век несколько выбило меня из колеи. Уже давненько не случалось, чтобы я возвращался «домой» просто так, без длинного списка срочно требующейся информации. Так что даже не сразу придумал, чем себя занять. Вернее, какое занятие из огромного числа накопившихся в результате длительного игнорирования повседневных дел выбрать. Сам не заметил, как вдруг оказался на работе.

– Ты чего приперся? – удивился начальник лаборатории. – Уже выздоровел?

– Почти, – пришлось отвечать уклончиво, одновременно пытаясь вспомнить, о чем это он. А, ну да, я же, чтобы выиграть побольше времени для добычи информации, использовал любой подходящий способ для пропуска работы. Вот и дня три назад, по местному счету, взял больничный якобы из-за простуды. Хотя, на самом деле, с тех пор, как провалился в прошлое, здесь вообще не болел. И даже наоборот – стал чувствовать себя лучше, бодрее. Неужели так воздействует «двойное» существование или это просто самовнушение? Из-за сильной загруженности текучкой даже и не проверишь…

– Кстати, раз уж ты здесь, надо серьезно поговорить, – хмуро сообщил начальник. И мне это вступление сразу не понравилось.

– Понимаешь ли… Руководство института решило прикрыть твою тему. Продвижения в последнее время никакого, сам знаешь, и коммерческие перспективы неясные. Короче, они решили перераспределить усилия. Вот список новых тем, которые рекомендуются к проработке. Посмотри, что из этого тебе по душе, – он протянул мне папку с институтской символикой на обложке.

– Угум… ожидаемо, – равнодушно промычал я и удалился в свой закуток, сопровождаемый удивленным взглядом начальника.

Сделал себе кофе, с удовольствием отхлебнул любимый напиток, которого оказался лишен в последние субъективные годы. Зря начальник удивляется. «Моя» тема, которую я с таким трудом года три назад «пробивал» у институтского руководства, давно опостылела. Потому что исследование – оно как исполнение песни, прерываться нельзя. А с моими обстоятельствами я давно забыл слова и начал фальшивить. Насчет же коммерческих перспектив можно было бы и поспорить. Можно было бы, но не буду. Вследствие вышеуказанной причины.

Бегло просмотрел выданный начальником список. Дошел до конца и внезапно отчетливо понял: ничем этим я заниматься не буду! Вообще, не хочу больше исследовать микроструктуру металлов. События последних лет не прошли даром, что-то во мне изменилось. Пожалуй, до решения вопроса «там» лучше здесь освободить себя от лишних занятий. Деньги пока есть, вот как раз открылась накопительная программа в банке, а дальше видно будет. Фиг с ним, с институтом и его темами!

Я встал и решительно направился к кабинету начальника…

…Деловые переговоры состоялись только в следующий полдень, когда к нам на борт явилась делегация руководителей торговой общины, в сопровождении уже трезвого, как стеклышко, Маурицио. За неспешным обедом, плавно перетекшим в ужин, и заключили требуемое соглашение. Представители генуэзцев обязались проводить нас вверх по течению до Галича. За сумму, от размеров которой волосы вставали дыбом. Прошлогодний поход в Америку нам, пожалуй, дешевле обошелся. Правда, корабль тогда был всего один. К чести генуэзцев надо отметить, что те предоставляли не только лоцманов, но и баржи, на которые придется перегружать часть груза, чтобы пройти отмели и пороги. Совсем непроходимых мест до Галича, по словам местных купцов не имелось, однако отмелей на реке предостаточно, а осадка наших, предназначенных для морских путешествий судов, слишком велика. Так что, как я и прикидывал, большие неповоротливые нефы придется оставить здесь, перегрузив их содержимое на арендованные в Тире лодки и баржи. Предложение продать их я вежливо отклонил. Даже наоборот, приплатил, чтобы сохранили суда до будущего года в исправности.

А по реке пойдут только четыре корабля нового типа, с меньшей осадкой. По утверждению регулярно снующих вверх-вниз по Днестру генуэзцев, их придется раз пять-шесть разгружать, для прохода по особо мелким отмелям и трижды протаскивать мимо порогов по подготовленным волокам. Но такие операции они выполнять умели. Кроме того, вместе с баржами купцы выделяли табун лошадей, предназначенных эти баржи, вместе с нашими кораблями, тянуть против течения в отсутствие подходящего ветра. Ну и работников, управляющихся со всем этим хозяйством, тоже. А еще представителей, способных устаканить внезапные претензии всех кочующих в окрестностях степняков, когда деньгами, а когда и угрозой разборок с участием «крышующего» генуэзцев хана Осалука. Путь-то проходил далеко не по самым спокойным территориям! Короче, платили мы такие огромные деньжищи не за красивые глаза, а за реальную, сложную работу. Остается только надеяться, что все обещания хозяева выполнят…

…Высокий правый берег Днестра, то плотно укрытый выжженным солнцем к началу осени кустарником, то внезапно скалящийся голыми каменными осыпями, нависая над головой, постоянно навевал чувство опасности. Не столь уж и мнимой – и дня не проходило, чтобы на его склонах не мелькнул недобро зыркающий чуть раскосыми черными глазами всадник в характерной одежде из овечьих шкур или замызганном, но обязательно отороченном мехом халате, с неизменным колчаном на боку. Или же встречала гостей на берегу высоким частоколом и мрачной темнотой бойниц, угрожающих внезапно выплюнуть острые стрелы, малюсенькая, на два-три дома, рыбацкая деревушка. Изредка стремительные конные разъезды появлялись и на левом, пологом берегу, где двигалась сухопутная часть нашей экспедиции, однако близко не приближались. Причиной этому, видимо, являлись высоко поднятые как на копье едущего впереди, вдоль кромки воды, стражника – генуэзца, так и на мачте плывущей во главе каравана ладьи с лоцманом из Тиры полотнища с изображением красного креста на белом фоне. Торговый флаг Генуэзской республики был, судя по всему, прекрасно известен кочевникам в бассейне Днестра. Как и могущество хана Осалука, покровительством которого пользовались предприимчивые итальянцы.

На самом деле, несмотря на кажущуюся дикость, в которой пребывало Половецкое поле, вся территория здесь была давно поделена на строго очерченные кочевья отдельных родов. Рода, в свою очередь, объединялись в более крупные племенные союзы, или орды, контролировавшие огромные территории степи. Во главе каждой такой орды, достигающей численности в десятки тысяч человек, стоял хан, который избирался из глав наиболее влиятельных родов. Города, как мы уже поняли в Тире, половцы не любили и в них почти не жили. Но небольшие деревеньки, которые часто делились на зимние и летние, у них встречались. Были и постоянные поселки, где сосредотачивались немногочисленные в Степи ремесленники, в большинстве – пленники из более оседлых народов. Так что своего рода порядок, по своим степным «понятиям» имелся и тут, и «наездов» на торговый караван, заручившийся покровительством сильного рода, можно было особо не опасаться.

Однако из любого правила случаются исключения. Недаром генуэзцы позаботились о солидном сопровождении. Но всего предусмотреть нельзя. Проблема поджидала около очередного брода. В его самом глубоком месте мог пройти корабль с осадкой не более чем в метр с небольшим. Поэтому пришлось разгружать наши корабли по полной, включая разборку некоторых металлических элементов конструкции, таких, как водяные насосы, например. Иначе нужной осадки было не достичь.

Все товары и припасы переносились на буксируемые обычно за кораблями баржи, а те, которые находились в телегах, в них и сгружались прямо на берег. И преодолевали трудный участок своим ходом, пользуясь для этого примерно пятьюдесятью лошадиными силами прихваченного генуэзцами табуна. Все это, разумеется, занимало кучу времени, и вызванная погрузочно-разгрузочными операциями немалая задержка сильно меня злила. Черт знает, что там происходит сейчас в Галиче! Связи-то нет… Не хотелось надолго оставлять неопытного Владимира рулить княжеством в одиночку. Еще наворотит чего…

И тут вдруг возникли дополнительные трения. Брод, естественно, как объект стратегического значения, находился под патронажем одного из кочующих неподалеку родов. В соответствии с выработанными генуэзскими купцами за годы торговли соглашениями, следовало «отстегнуть» крышующим брод половцам определенную сумму с каждого проходящего мимо корабля. С маленького корабля – маленькую сумму, с крупного – побольше. Наши проводники заранее все подсчитали и внесли плату. Однако, когда половцы увидели количество выгруженного из трюмов кораблей товара, седовласые, украшенные традиционными круглыми шапочками головы их старейшин посетила шальная мысль – а не разводят ли гости их, как лохов? И потребовали удвоить выплаты. Генуэзцы, оценив количество половецких воинов у переправы, не превышавшее двух десятков, предложили старейшинам не наглеть. Те же, видимо, сообщили о возникшем затруднении на ближайшее кочевье главе своего рода, «кошевому»[10]10
  Кошевой – от слова кош, означающего кочевье по-тюркски, глава рода.


[Закрыть].

Тот и явился на следующий день, в самый разгар переправы. В сопровождении, на глаз, трех сотен всадников. Появились они неожиданно, как из-под земли, а мы, озабоченные перегрузкой товаров и, понадеявшись на гарантии генуэзцев, толком даже не выставили боевого охранения. Нет, оружие на руках у бойцов имелось, но люди были рассредоточены по большой территории: и у телег, и на пристанях по обе стороны брода, и на кораблях. А половцы буквально за секунды «втекли» на берег у пары укрепленных домов, где проживали стражи переправы, и стали активно переправляться на пологую сторону. На лицах сопровождавших нас генуэзских охранников, числом в четыре десятка, было явственно написано острое нежелание биться с таким количеством кочевников. Мы же оборону никак организовать не успевали. Придется идти на переговоры и, возможно, платить. Причем мне, у генуэзцев лишние траты в бюджете не предусмотрены.

Кошевым оказался довольно молодой мужик в красном, но сильно потускневшем от времени, вышитом по обшлагу золотом халате и сероватых шелковых шароварах, заправленных в высокие кожаные сапоги. Он, опираясь рукой на золоченую рукоять сабли, грозно восседал на коне в богато украшенной упряжи прямо у переправы. К нему я, в сопровождении генуэзского проводника Рудольфо, и направился на небольшой лодочке.

– Приветствую тебя, великий воин Овлур! – начал повидавший виды, судя по возрасту и паре неглубоких шрамов на лице генуэзец, явно не впервые встретившийся с данным персонажем.

– И я тебя, торговец! – едва кивнул в ответ кочевник. Рудольфо еще пару минут распинался насчет благополучия семьи вождя, тучности пастбищ и прочей соответствующей фигни. Распинался бы и дольше, но был прерван явно торопившимся Овлуром:

– Плохой год ныне, торговец! Нет добычи! Многие роды пошли с ханами к Великому хану булгар Калояну[11]11
  Калоян – болгарский царь, воевавший в данное время с Латинской империей и попросивший помощи у половцев.


[Закрыть], воевать ромеев, много добычи, говорят, взяли. Овлур не пошел, поэтому нет добычи. Плохо! А у тебя, вижу, очень много товара. Ваш бог завещал делиться! Поэтому беру с тебя впятеро от обычной цены!

Ну нифига ж себе! Надо было вчера соглашаться на двойную цену, запрошенную старейшинами!

– У нас нет столько денег! – возразил Рудольфо. – Мы же торговать едем, а не обратно!

– А мне и не надо столько в серебре! – нашелся половец, разглядевший орлиным взором степняка солидного вида телеги на противоположном берегу во всех подробностях. – Вон те повозки возьму! Товар из них можете перегрузить обратно на корабли, а повозки – мне!

Генуэзец покосился на меня. Я отрицательно мотнул головой. Такой вариант никак неприемлем!

– Славный Овлур! – решился выдвинуть главный аргумент Рудольфо. – Мы рады тебя видеть, и преподнесем тебе дорогой подарок, кроме обычной платы, но повозки отдать не можем. И не надо тебе их требовать, хан Осалук будет очень недоволен!

– Хан Осалук сейчас воюет с ромеями! – пренебрежительно усмехнулся Овлур. – Нам надо двигаться к зимнему кочевью, а повозок мало и они плохие. А ваши – хорошие!

Логично, ничего не скажешь. Ответ перед «смотрящим» еще неизвестно когда держать, да и придется ли вообще? Может, сгинет в дальнем походе. А вот на зимовку двигать уже скоро. Почему бы не позаимствовать у прохожих? Но я никоим образом телеги отдать не могу! Там же все упаковано, как мы это тащить будем? Часть сырья вообще испортится под частыми, практически ежедневными сентябрьскими дождями! Надо что-то придумать, и быстро! У генуэзца же аргументы явно закончились, вот он уже мнется, молча, с тревогой взирая на меня…

– Славный Овлур! Я был бы рад подарить тебе эти замечательные повозки, но это очень навредит твоему роду, да и всем нам! – мой итальянский вряд ли был лучше, чем у самого половца, однако, надеюсь, мы друг друга поймем. – Дело в том, что они заколдованы. Видишь эти плотно закрытые ящики на повозках? Там внутри сидят очень сильные джинны, пойманные в Египте лично моим учителем, Моше Каирским, сыном Маймона. Если их сейчас открыть – мы все погибнем! Вот, у меня есть совсем маленький джин, ребенок. Смотри, что он сделает с рыбами, если его выпустить!

С этими словами я поджег запал спрятанной за бортом лодки гранаты и метнул бронзовый сосуд в виднеющееся метрах в десяти тусклое зеркало ближайшего омута. Граната, булькнув, исчезла под водой, и оставалось только надеяться, что огонь в запальном шнуре не потухнет. Не должен вроде, там же селитра…

Овлур, непонимающе переводил взгляд с меня на омут, куда упал непонятный предмет. Пусть он и дикий степняк, но не идиот же, чтобы так, сходу поверить в настолько невероятную историю! Да и вряд ли он слышал про Моше Каирского… И саблю из ножен, чтобы укоротить язык сказочника, отнимающего бесценное время у степного вождя своими дурацкими россказнями, он не вынул только потому, что ждал обещанных результатов непонятного метания бронзового кувшина. Тут, все-таки, не так, как у нас, тут принято давать собеседнику хотя бы минимальный кредит доверия.

Когда досчитал в уме до двенадцати (наверное, от волнения считал слишком быстро), спокойная поверхность воды вспухла двухметровым фонтанчиком. От неожиданного звука шарахнулись, фыркая, лошади, а Овлур таки цапнул саблю из ножен. Собрался сражаться с обещанным джинном, видать.

– Джин улетел, – успокоил его я. – Силы моего охранного заклинания хватило, чтобы отогнать такого малыша. Но взгляни, что он сделал с рыбой!

Взгляды всех присутствующих обратились к успокоившейся поверхности омута. Там уже всплыли брюхом вверх несколько выбравших не самое лучшее место для отдыха рыб. Одна из них так и вообще настолько удачно подставилась, что ее порвало почти пополам.

– Великий Тенгри![12]12
  Тенгри – верховный бог степняков, дух Неба.


[Закрыть] – воскликнул побледневший вождь, но тут же взял себя в руки и спрятал оружие. – Если такой маленький дух убил несколько рыб, значит духи, заключенные в повозках, погубят все стойбище!

– Именно так! – удовлетворенно подтвердил я, обернувшись за поддержкой к Рудольфо.

К огромному изумлению, обнаружил генуэзца стоящим на коленях на дне лодки, сжимающим дрожащими руками выпростанный из-под грязной туники крест и невнятно бормочущим что-то про божью матерь. Вот черт, забыл предупредить союзника! А тот оказался слишком впечатлительным, и тоже уши развесил! По его примеру бормотать молитвы стали и гребцы, да и в свите Овлура кое-кто перекрестился. Не зря генуэзцы рассказывали, что многие степняки приняли христианство! Благо, тенгрианство и так довольно близко подошло к идее единого Бога.

– Вот, возьми, могущественный Овлур, эти драгоценные самоцветы, – поняв, что в продолжении переговоров помощи от итальянца не дождаться, протянул половцу мешочек с изумрудами, запасы которых все никак не кончались, хотя я, после возвращения из-за океана, раздал по всей Европе уже не менее центнера. – На это ты сможешь купить много повозок! А сейчас позволь нам поскорее завершить переправу и увезти джиннов подальше на север. Только глубокие морозы смогут лишить их силы!

Как и следовало ожидать, в дальнейших работах нам не только никто не мешал, но и вообще вся округа загадочным образом полностью опустела…