Текст книги "Два харалужных клинка(СИ)"

Автор книги: Александр Середнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Глава 8

В дороге с нами ничего интересного не происходило, наши спутники хорошо знали путь к ставке хана и удобные места для ночёвок. Двигаясь спорым шагом, мы быстро приближались к цели. Возчик Буслай оказался бывалым человеком, к тому же ещё и кашеваром отряда, и как то негласно мы со Смагой стали его помощниками. Он хорошо изучил нравы и обычаи угров и охотно делился с нами своими знаниями.

– Странный народ, – рассказывал возчик у вечернего костра. – Не могут жить на одном месте. У них есть укреплённые городки с домами и караван-сараями, но там они живут только зимой. Как только сойдёт снег, большинство семей разбирают свои юрты и уезжают на летние пастбища. На месте остаются только мастеровые люди и землепашцы. Сеют овёс, ячмень, рожь, разводят огороды, но понемногу, предпочитают покупать хлеб или обменивать на свои товары. Основной ценностью для угров является конь, они и конину предпочитают всему остальному мясу, и очень любят кобылье молоко, делают из него кумыс, это такой кисловатый хмельной напиток, даже на зиму его замораживают целыми бочками.

– Если вас станут угощать кумысом, – решил предостеречь Буслай. – Пейте с осторожностью. Незаметно, незаметно, а с ног сшибает не хуже нашей сурьи.

– Конь для степняка – это всё, – снова, увлёкшись, пояснял он. – Это друг, спутник, тягловая сила, еда, а считая шкуру, гриву и копыта – то и домашний инвентарь. У них и значимость человека определяется больше не знатностью рода, а тем, сколько у него имеется дойных кобылиц или конских табунов.

Кроме коней угры разводят много овец и коз, из их молока делают сыр и творог, а вот коров держат мало, только в зимних стойбищах, где можно запасти немного сена. Скот у них круглый год пасётся на воле, в тёплое время возле рек и в низинах, а зимой – на увалах, где меньше снега. Впереди идут табуны лошадей и копытами сбивают снег, а позади – овцы и козы. Поэтому весной хозяева сразу угоняют скот подальше от городков, берегут близкие пастбища для зимы.

Меня больше интересовали нравы этих людей, но и здесь Буслай оказался на высоте.

– Народ дикий, горячий, быстро вскипают, но если слабину не показывать и сразу окорот делать – быстро и успокаиваются. Обиду помнят долго, могут отомстить обидчику через много лет, когда тот уже сам всё забыл, но если с ними по хорошему, по правде поступать – тем же и отвечают. Гостей любят привечать – пока сам не уйдёшь, прогонять не будут. Вера у них схожа с нашей, только боги по другому прозываются, а кроме этого, некоторые беки научились у хазар поклоняться греческому богу или Магомету. Ещё у них нет воровства, пойманному вору сразу отрубают правую руку, а если попался во второй раз – то и голову.

Хан Алмуш у угров сейчас самый главный, но в случае войны они на своём совете выбирают старшего воеводу, который всеми командует. Правой рукой хана считается Сартак-бек, это умелый воин и хитрый советник. Старших своих они очень почитают, стараются соблюдать законы и договоры, но молодёжь, как и везде, сильно воду мутит.

Младшие беки собирают ватаги молодых удальцов, которым терять нечего, и иногда срываются в набеги на далёких соседей, могут караван небольшой ограбить или одинокого путника заполонить. В нашу сторону они сейчас редко ходят, хан не разрешает. Ему выгоднее с нами торговлю вести и дань собирать, которой он потом с каган-беком Хазарии делится.

– Ты, наверное, по-ихнему хорошо лопотать научился? – спросил вдруг Смага, до этого не выказывающий большого интереса.

– При нужде могу немного толмачить, – подтвердил возчик. – Но зачем?.. У угров многие по-нашему умеют говорить, а некоторые ещё и грамоту знают.

За подобными разговорами время текло незаметно, я даже удивился, когда вечером шестого дня наш отряд оказался возле ставки хана.

Войлочные жилища угров размещались на длинной широкой луговине немного в стороне от ручья, заросшего кустами и мелкими деревьями. Короткими рядами по несколько штук, отгороженными с боков пряслами1, юрты окружали центральную часть становища, где особняком стояли ещё две, размерами в полтора раза больше остальных, одна была белого цвета, вторая – светло-серого. В дальней от ручья стороне за оградой из жердей паслись лошади, на коновязях висели сёдла. Повсюду ходили люди, играли дети, от костров кверху тянулись струйки дыма.

На другой стороне ручья наблюдалось ещё одно становище, оно было заметно меньше первого, и стоящая в центре белая юрта не отличалась от остальных размерами. От построенного рядом загона, где теснился целый табун лошадей, до нас доносилось конское ржание.

Старший из подъехавшей к нам группы вооружённых всадников, после разговора с Нагибой, показал место для стоянки возле ручья, где тоже оказался маленький загон с коновязью, и было оборудовано кострище. Пока наши воины ставили походный шатёр, пожилой степняк принёс завёрнутую в шкуру тушу молодого барашка, а шустрый босоногий мальчишка – корзину кизяков2 для костра.

Утром Нагиба, прихватив с собой Истислава и Кудеяра, ушёл на переговоры с ханскими советниками. Маясь бездельем, я бродил вокруг нашей стоянки, присматриваясь к жизни кочевого народа. Взрослых мужчин было мало, только возле белых юрт наблюдалось шевеление и суета. Собравшись в маленькие стайки, ребятишки играли в бабки, лапту и другие игры, время от времени до меня доносились их азартные крики и возгласы. Женщины копошились возле своих жилищ, перебирали вещи, вытряхивали кошмы, варили еду.

В становище на другой стороне ручья было ещё тише, лошадей утром угнали на пастбище, дети куда-то убежали всей толпой, а собаки лениво дремали на солнцепёке, высунув языки.

Неожиданно послышался далёкий гул, который вскоре превратился в топот сотен копыт. Улюлюкая и щёлкая бичами, пастухи загнали в загон новый конский табун и закрыли выход жердями.

– Пошли, на лошадей посмотрим, – растолкал я лежащего под кустом Смагу.

Глаза не успевали следить за множеством разномастных коней, теснившихся за изгородью, словно волны прокатывались по их спинам, заставляя двигаться то в одну, то в другую сторону. Преобладали гнедые и более тёмные, до вороной, масти, но хватало и рыжих, серых, саврасых3 и даже пегих лошадей.

Привыкнув к их перемещениям, я вскоре выделил из общей кучи могучего серого, с раскиданными по телу более тёмными пятнами, жеребца. Зубами, грудью и копытами тот отгонял ретивых соседей, сохраняя вокруг себя открытое пространство. Тёмный, почти чёрный чубчик над глазами и такие же уши делали выразительной горделивую посадку точёной головы на длинной шее, светло серая грива и длинный белый хвост дополняли общую картину. Я перестал обращать внимание на остальных лошадей, очарованный статью этого красавца.

К нам подошёл один из пастухов.

– Хороши кони, урус? – спросил он, улыбаясь и постукивая рукоятью свёрнутого бича по голенищу сапога.

– Хороши!.. – я согласно кивнул головой, затем решился. – Купить хочу. Вон того, серого в яблоках.

Увидев, куда показывает моя рука, степняк растерялся.

– Молодой, дикий совсем... Там лучше есть, давай покажу, – торопливо заговорил он, отворачивая глаза.

Но я уже сделал свой выбор.

– Нет, серого хочу.

Возле ворот загона на лошадей смотрела небольшая группа других степняков. Подбежав к ним, пастух что-то залопотал по своему, показывая на нас рукой. Скоро, заинтересовавшись, они двинулись в нашу сторону. Впереди шёл осанистый мужчина в богато убранной одежде, на голове красовалась круглая шапка из волчьего меха, на поясе висела кривая сабля. Его длинные седоватые усы свисали ниже подбородка, тёмные глаза под густыми бровями пытливо смотрели на меня.

"Хозяин табуна", – понял я.

Встав передо мной и засунув большие пальцы рук за пояс на животе, кочевник заговорил, тщательно подбирая слова:

– Конь, которого ты показал – пятилетка, дикий совсем. Его мои пастухи пытались объездить – не получилось, всех сбросил с себя. Коней хороших много – выбирай любого другого.

Даже смотреть на других я не хотел, перед глазами всё время возникал серый красавец. Вспомнились уроки дядьки Якуна, тренировки с кожаным мешком между колен.

– Я сам его объезжу, – сорвалось с языка.

"Ну и наглец же я", – мелькнула запоздалая мысль.

Смерив меня оценочным взглядом, степняк усмехнулся и, повернувшись к спутникам, отдал несколько приказаний на своём языке. Работники засуетились. Пока пастухи ловили и седлали жеребца, слуги застелили кошмами небольшой участок пригорка, принесли подушки для сидения и низенький столик с фруктами и напитками. Хозяин и несколько его спутников, разместившись за столиком, принялись азартно обсуждать предстоящую потеху. Шансы коня оценивались явно выше моих.

От главного становища прискакали три подростка, заинтересовавшись, они оставили лошадей слуге и присоединились к компании. Один из мальчишек, судя по одежде, был русичем, причём из княжеского рода, об этом говорила круглая меховая шапочка с верхом из алого сукна.

"Княжич Оскольд", – осенило меня.

Тем временем два коновода, придерживая крепко под уздцы, привели строптивого жеребца, который негодующе всхрапывал, косил налитым кровью глазом и угрожающе притоптывал задними копытами, подворачивая круп в мою сторону.

– Как зовут? – спросил я, пытаясь погладить коня по длинной шее. Резко дёрнувшись, тот вскинул голову и возмущённо заржал.

– Мануй, – коновод передал мне свою часть повода и отпрыгнул назад.

Скакун, почувствовав слабину, решил вырваться и слегка присел на задние ноги перед прыжком.

"Пора", – взлетев, как на тренировке, я опустился в седло и изо всей силы сжал ногами конские бока. Второй провожатый, отпустив удила, резво улепётывал к зрителям.

Прыжок у жеребца не получился, при попытке вскинуть круп, внутри что то утробно ёкнуло, и он беспомощно опустился на передние колени.

Пришлось слегка разжать стиснутые ноги.

Мануй поднялся, очумело мотая головой, и придя в себя, стал яростно взбрыкивать всем телом, стараясь сбросить ненавистного всадника. Мне вполне хватало силы в ногах, что бы держаться в седле, а вот конь всё больше впадал в неистовство. Он делал большие прыжки, высоко вскидывая заднюю часть, крутился на месте, а потом решил перекатиться через спину. Соскочив в последний миг на землю, я дождался, когда тот станет подниматься, и вновь запрыгнул в седло.

"Пора показать силу", – мои пятки глубоко воткнулись в подбрюшье жеребца. Встав на дыбы, упрямец обиженно заржал и помчался вперёд широкими махами, оставляя становище далеко за спиной. Усиливая нажим правой или левой ногой, я всё более уверенно заставлял его поворачивать в нужную сторону. Забытый повод волочился под копытами, мне с трудом удалось, держась одной рукой за гриву, ухватить его возле удил и остановить скачку.

Мокрые от пота конские бока медленно вздымались и опадали, с морды на землю падали хлопья пены, глаза косили в мою сторону с испугом и лёгким недоумением.

– Мануй, – я стал лёгкими касаниями поглаживать его горячую шею. – Хороший конь... Сильный, умный... Я не буду тебя обижать, мы станем друзьями.

Жеребец сначала вздрагивал от моих прикосновений, но потом успокоился, только уши чутко поворачивались на звук голоса. Мне показалось, что он смирился со своей участью. Спрыгнув с седла, я стал по-хозяйски осматривать его грудь и бока, ослабив повод.

Строптивец, выказывая свой норов, тут же цапнул меня зубами за плечо. Хорошо, что под полотняную сорочку была одета кольчуга, звенья которой лишь защемили кожу.

– Но, но! – я угрожающе помотал перед конской мордой концом повода. – Ещё раз попробуешь – накажу.

Виновато отвернув голову в сторону, Мануй переступил с ноги на ногу. Его карий глаз посматривал на меня уже не со страхом, а с лёгкой лукавинкой. Поправив и подтянув подпругу, я вновь запрыгнул в седло. Сообразительный конь тронулся с места, стоило мне лишь слегка прижать пятки, да и другие команды усваивал прямо на лету, не требуя понуканий. Больше всего меня радовало, как чутко он отзывается на работу ног, значит, во время боя можно обходиться без поводьев.

Признав моё старшинство, жеребец больше не пытался меня сбросить и всю обратную дорогу послушно переходил с шага на рысь, резко останавливался или пускался в галоп. Я даже рискнул пробежаться рядом с ним по траве, держась одной рукой за луку седла. Душа ликовала и пела, у меня появился новый друг, который станет моим верным спутником в странствиях.

Смага тоже радовался, как ребёнок, встречая меня у загона.

– Молодец! Показал степнякам, чего наши стоят.

Передав повод коноводу, я подошёл к хозяину табуна. Закинув руки за спину, тот задумчиво разглядывал носки своих сапог.

– Я проиграл спор, – хмуро сказал он, подняв голову. – Забирай коня так, без платы.

И с безразличным видом направился обратно к своим гостям, весело гомонящим у столика.

Что-то здесь было неправильно, обидно получить друга – как заклад, проигранный в чужом споре.

"Надо отдариться, но чем?" – ничего путного в голову не приходило. Внезапно рука наткнулась на кинжал, висевший на поясе. – "Обойдусь простым ножом, за такого коня ничего не жалко".

– Что ты делаешь? Он же целого табуна стоит, – зашипел сзади Смага, когда, отстегнув ножны, я стал догонять хозяина коня.

– Подожди, уважаемый!.. – слова словно сами слетали с языка. – Я не могу за так взять этого замечательного коня, или он ногу сломает, или я шею сверну. Прими от меня ответный дар.

Оружие в простых, без затейливых украшений, ножнах мало заинтересовало степняка, равнодушно взяв подарок, он потянул за рукоять, обнажая кинжал, и внезапно замер в восхищении. Матово блестящее дымчатое лезвие с туманным харалужным узором притягивало и завораживало взгляд, навевая мысли о кровавых сражениях и битвах. Полюбовавшись клинком, кочевник ласково погладил пальцами гладкую поверхность металла, затем резкими взмахами крест-накрест рассёк воздух перед собой и быстро прикрепил подарок к поясу, словно боясь с ним расстаться.

– Откуда у тебя этот кинжал? – его глаза ярко блестели, крылья носа хищно раздувались, выдавая возбуждение. Моё изделие ему явно понравилось.

– Сам сделал, – и, видя недоумение в глазах собеседника, пояснил: – Я кузнец Путивой, ученик мастера Добрыни из племени полян.

– Значит, ты не только воин, но и коваль хороший, – заинтересовался тот. – Будь моим гостем вместе с другом, приглашаю вас вечером на праздничный пир.

Хитро прищурившись, степняк вдруг спросил, – Ты только одну лошадь хотел купить?

– Да нет, – признался я. – Двух верховых и двух заводных коней.

Кликнув старшего из работников, хозяин распорядился:

– Найди ещё три лошади для наших гостей. Самых лучших выбирай, я проверю. Заседлаешь и с припасами для похода отгонишь всех на стоянку.

Потом повернулся ко мне.

– О конях не беспокойся, мои люди всё сделают, Пу-ти-вой, – моё имя он произнёс медленно, привыкая к его звучанию. – Приходи на пир, побеседуем.

Направляясь к стоящему в стороне другу, я заметил, как возле столика с гостями, степняк вдруг выхватил кинжал и с криком – И-й-я-я! – завертел перед собой, хвастаясь подарком.

На стоянке Смага стал в красочных подробностях рассказывать остальным дружинникам о моём поединке с диким скакуном.

– Ты лучше скажи, как зовут хозяина коней? – перебил я его, надеясь перевести разговор на другую тему. – Нам к нему на пир вечером идти.

– А ты так и не понял? – засмеялся проныра. – Это же сам Сартак-бек, правая рука хана Алмоша.

Ближе к вечеру два молодых парня привели вычищенных и запряженных в новую добротную сбрую коней. Мануй упрямился, не хотел идти в поводу, и только почувствовав мою руку, успокоился и притих. Я угостил его куском лепёшки, посыпанной сверху крупинками соли, и жеребец, слизнув последние крошки с ладони шершавым языком, доверчиво потёрся лбом о моё плечо. Мы понимали друг друга.

Смаге досталась изящная тонконогая бурая кобыла со звёздочкой на лбу и с белыми отметинами на задних ногах.

– Я буду звать её Порошей, – сразу решил этот шалопут.

Ещё у двух коней, буланой и тёмно-гнедой масти, на вьючных сёдлах были увязаны торока с различными припасами для дальнего похода, включая кожаные бурдюки для воды. Они оба оказались меринками со смирным и покладистым характером.

Рассёдланных лошадей мы запустили в загон, и стали собираться на пир. По становищу степняков, нам, как гостям, ходить с оружием не полагалось, поэтому сборы не затянулись. Поверх чистой сорочки я надел пояс со своим старым ножом и был готов.

Слуга-распорядитель провёл нас мимо охранников внутрь белой юрты. Я впервые оказался в жилище этого кочевого народа и с любопытством оглядывался по сторонам.

В центре обнаружился обложенный камнем очаг, где над огнём висел большой котёл. Дым поднимался вверх и уходил наружу через круглое отверстие в крыше. Света от отверстия было маловато для освещения, и вдоль стен горело несколько масляных светильников. Справа от входа на деревянной подставке стоял ряд больших сундуков, прикрытый сверху цветастым ковром. Слева, где находилась женская половина, вдоль стены должны были размещаться шкафчики с посудой, короба, бочонки, корзины с продуктами, турсуки4 с кумысом, но сейчас эта часть помещения отделялась от нескромных взоров шёлковой завесой, за которой слышалось тихое бормотание и шевеление. Дальняя, за очагом, часть жилища была застелена кошмами и паласами, по краям на подушках размещались гости, в центре на скатертях стояли блюда с угощением. На стенах висели шкуры хищных зверей и различные виды оружия.

Нас быстро разместили за пиршественным столом, Смагу ближе к выходу, меня же на дальнем конце – по левую руку от хозяина, который распоряжался, не вставая с подушек. Я не успел опомниться, как в руке оказалась чаша с кумысом, которую под его пристальным взглядом пришлось выпить до дна. Кисловатый, слегка пощипывающий нёбо напиток, мне мало понравился, особенно после предупреждения Буслая о его коварных свойствах, но и отказать именитому беку я не мог. Неведомым для меня образом, чаша снова оказалась полна, и только когда после новой здравницы в честь хозяина я осушил её до дна, появилась возможность отдышаться и закусить.

Поражало обилие мясной пищи: в разных видах конина и баранина, тушёные потрошки, жареная дичь (перепела, куропатки и стрепеты), густой мясной суп с кусочками теста и каша из привозного риса опять же с мясом и овощами. В маленьких плоских посудинах лежал сыр из козьего и овечьего молока, в деревянных плошках – мочёная брусника и клюква, а так же залитые мёдом лесные ягоды и кусочки фруктов. Отдельно на большом блюде возвышалась стопка горячих лепёшек рядом с горкой свежей зелени из перьев лука и молодых побегов щавеля и крапивы.

Для начала я решил попробовать суп и едва не поперхнулся после первого глотка, тот оказался обжигающе горячим. На помощь пришёл бек, улыбнувшись, он посыпал хлебную лепёшку зеленью, свернул в трубочку и подал мне. Затушив пожар во рту, впредь я постарался действовать более осмотрительно. Между делом, предлагая попробовать то одно, то другое блюдо, хозяин представил мне гостей. В основном это оказались его родственники, причём, чем ближе к нему по крови был человек, тем ближе и сидел за столом. Люди предавались обжорству, болтали и смеялись за столом, почти не обращая на нас внимания.

– Попробуй-ка наши казы5, – радушный степняк кончиком большого ножа наколол маленькую колбаску и протянул мне. Перехватив мой взгляд, тут же пояснил:

– Твой кинжал я сразу отправил нашим мастерам. Хорошее оружие, как и красивая женщина, нуждается в богатой оправе.

Я считал по-другому, но решил не перечить, вдобавок выпитый хмельной напиток и жирная пища настраивали на благодушный лад и слегка туманили мозги. Есть уже не хотелось, но что бы реже прикладываться к чаше с кумысом, которой заботливый хозяин не давал пустеть, мне приходилось постоянно жевать, то баранье рёбрышко, то ещё что-нибудь. Отвечая на наводящие вопросы, я незаметно для себя рассказал про гибель семьи, что остался последним из рода белого тура, который хочу возродить, и даже про то, что обучившись кузнечному делу, теперь надеюсь создать большую семью.

– Клинки и другое оружие ты лучше ко мне привози, – сразу взял быка за рога мой собеседник. – Мы теперь друзья, я и цену хорошую дам, и не обману, как некоторые.

Мой сосед слева, устав от еды и питья, некоторое время лежал на подушках, лениво слушая наш разговор.

– Слушай, урус, – спросил он, очнувшись. – А где ты научился так ловко объезжать коней?

– Учитель хороший был, из бродников.

– Ты знаком с бродниками? – удивился Сартак-бек.

– Да так, немного, – засмущался я. – Атамана Лютомира знаю и ещё Велигора.

Видимо, эти имена были знакомы кочевникам, они даже стали посматривать на меня с большим уважением.

"Что-то я хвастливым стал и болтливым не в меру, хватит кумыс пить", – пришла в голову трезвая мысль, но не принесла облегчения. Было трудно удержать горестный вздох при взгляде на скатерть – моя чаша снова была полна.

Немного в стороне стояла соседская посудина, у той коварный напиток виднелся на донышке. – "Вот бы перелить туда из моей".

Наверное, боги решили мне помочь, – два степняка на дальнем конце затеяли свару и стали хватать друг друга за грудки. Хозяин грозным окриком быстро утихомирил спорщиков, но и я успел воспользоваться моментом. Сосед же, увлеченный дракой, ничего не заметил.

Сартак-бек снова опустился на подушки и два раза хлопнул в ладони. По его сигналу из-за шёлковой завесы выскользнула обнажённая девушка с бубном и стала танцевать. Её лицо, грудь и нижнюю часть живота прикрывали узкие полоски полупрозрачной ткани, на шее блестело ожерелье из монет, браслеты из таких же монет украшали запястья и щиколотки, а поясок выделял крутизну бёдер. Под глухой рокот бубна танцовщица вращала грудью, животом, бёдрами и другими частями тела, грациозно изгибалась в разных направлениях, внезапно останавливалась и меняла скорость и направление вращения. Позвякивание монет придавало ещё большее очарование её танцу.

Ритмичные покачивания женской фигуры завораживали и притягивали взгляд, но внезапно из памяти стало выплывать другая картина. Тонкая девочка в чёрном трико исполняет колесо на круглой тумбе, затем змеиными движениями начинает перетекать из одного положения в другое, принимая самые невероятные позы.

"Лера", – очнулся я от наваждения.

Чаша с кумысом опять стояла полная передо мной. Не мешкая, я, как и в первый раз, перелил большую часть содержимого соседу. Почувствовав шевеление, бек повернулся, но заметил лишь, что я убираю чашу от губ после глотка.

– Слушай, – он довольно усмехнулся, а голос стал вкрадчивым. – А зачем вы спешите в Таврику? Неужели из-за какой-то девчонки.

Услышав вопрос, я постарался проглотить застрявший в горле напиток и неожиданно икнул.

"Вот оно что", – метались мысли в голове. Вспомнились наставления Нагибы.

– Да не-е, – стараясь не переиграть, я снизил голос до шёпота. – Это всё боярин чудит. У него ведь детей своих нет, а тут посоветовали кровь обновить, взять жену чужой крови и другой веры. Мол, дети сразу пойдут. Вот он и посылает нас невесту присмотреть. А племянница для отвода глаз.

Ой?.. – как бы спохватившись, я прикрыл рот рукой. – Только говорить об этом нельзя, Нагиба запретил.

– Я никому не скажу, – великодушно пообещал довольный бек.

Он решил собственноручно долить мне кумыса, но я в ужасе замахал руками.

– Прости, уважаемый бек, но непривычны мы к вашему напитку. Мне на воздух надо, не то скоро опозорюсь перед твоими гостями.

Узнав всё, что хотел, хозяин не стал меня удерживать, лишь, помедлив немного, сдёрнул с пальца кольцо и протянул мне.

– Возьми, Путивой, подарок на прощание. Береги его, покажешь в нашей степи первому встречному, тебе помогут и дорогу ко мне укажут.

Обняв и похлопав меня по плечам, он снова опустился на подушки.

Земля странно покачивалась, и я два раза чудом избежал падения, обходя подушки и ноги гостей. Смагу удалось найти не сразу, причудливые блики на лицах людей от пламени светильников затрудняли поиски. Мой друг, слегка покачиваясь взад-вперёд, смотрел пустыми глазами на место, где недавно танцевала обнажённая девушка, и никак не отзывался на мои толчки.

"Да он пьян", – понял я и стал поднимать парня на ноги. Без посторонней помощи двигаться тот не мог, и пришлось тащить его к выходу на себе. Для охранников такое состояние гостей явно было не в диковинку, и это приглушило моё чувство стыда за товарища. Вечерняя заря догорала, в темнеющем небе появились первые звёзды, и свежий воздух стал возвращать горемыку к жизни. Он даже попытался идти самостоятельно, но после нескольких шагов опустился на колени и излил на траву содержимое своего желудка.

Я тоже чувствовал себя нехорошо, угощение степняков грозило вырваться на свободу, с трудом удалось донести его до ручья. Костёр нашей стоянки горел совсем рядом и вскоре мы забылись тяжёлым сном.

Меня разбудило ощущение жажды и сухости во рту, очень хотелось пить. Растолкав дрыхнущего рядом друга, я поспешил к ручью, где холодная вода помогла снова стать человеком. Остальные отрядники встретили наше пробуждение весёлым смехом и подначками.

– Как вам угощение?.. Понравилось?.. Кумыс, наверное, сладкий был?..

Смага сначала вяло отшучивался, но потом разошёлся и стал красочно описывать подробности пира.

Зайдя в шатёр, я пересказал боярину свой разговор с Сартак-беком.

– Молодец, ты всё правильно сделал, – успокоил меня Нагиба и хлопнул по плечу в знак одобрения. – Теперь дело пойдёт быстрее.

Так и получилось. В этот же день хан принял гостей и отнёсся благосклонно к их просьбе. Ещё один день пришлось ждать, пока напишут письмо к хазарскому наместнику, но время не пропало даром. У запасливого Буслая в возке нашлись подковы и ковочные гвозди, и мы подковали полученных от степняков лошадей.

Всё было готово, и на следующее утро наш отряд из девяти человек отправился в далёкий путь.

Примечания:

Прясло1 – изгородь из длинных жердей, протянутых между столбами.

Кизяк2 – высушенный, часто в смеси с соломой, навоз. Использовался в качестве топлива степными народами. Отлежавшаяся навозно-соломенная смесь перетаптывается ногами до однородного состава, формуется в деревянных рамках и затем сушится на солнце. Получаются крепкие прямоугольные лепёшки.

Саврасая3 – масть лошадей. Характерен блеклый, посветлевший оттенок окраски корпуса из-за присутствия реликтового (от предков лошадей) гена осветлителя. Как правило, на спине есть ремень (чёрная или тёмно-коричневая полоса, проходящая от репицы до холки, иногда по гриве и хвосту), а на ногах – зеброидность (тёмные горизонтальные полоски). Голова и низы ног при этом не осветляются. Грива и хвост у производных от гнедой и буланой масти – чёрные, у производных от рыжей масти – рыжие.

Турсук4 – малый кожаный мех для кумыса, обычно сшитый из трёх клиньев шкуры с задних ног лошади.

Каз(ы)5 – вяленые колбасы из конского мяса и жира.

Конец первой части