Текст книги "Два харалужных клинка(СИ)"

Автор книги: Александр Середнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Удар... Нырок... Встречный удар... Лица противников мелькали и сменялись передо мной в яростной круговерти и неожиданно исчезли. Оглядевшись вокруг, я удивился, на ногах осталось лишь несколько человек, другие бойцы сидели и лежали на льду. Чуть в стороне так же удивлённо озирался гость из Лтавы.

– Давай "сам на сам", – подскочил я к нему, понимая, что результат нашего поединка определит общую победу.

– Давай! – легко согласился тот.

Остальные участники побоища стали собираться вокруг в ожидании интересного зрелища.

Истислав был опытным бойцом, об этом говорили его уверенные мягкие движения, и даже то, что во время длительной схватки он получил лишь ссадину на скуле и разбитую губу. Я тоже пропустил один удар по лицу, и левый глаз понемногу оплывал, сокращая обзор.

Двигаясь по кругу, мы стали прощупывать друг друга короткими выпадами, которые пока не достигали своей цели. Перехватив взгляд гостя, по внезапно сузившимся зрачкам я предугадал начало атаки, и поднырнув под нацеленные в голову кулаки, нанёс мощный встречный удар в грудину. Отшатнувшись назад, парень с трудом удержался на ногах, бронзовая пуговица на вороте сорочки со звоном отскочила на лёд, и наружу вывалился золотой амулет на шнурке с изображением парящего кречета со змеёй в когтях.

Не давая противнику опомниться, я подскочил ближе и, сделав подножку под опорную ногу, толчком в плечо уронил на лёд.

– Ура!!! – радостно завопили мои подельники.

– Ловко ты меня сделал, надо будет запомнить этот приём, – заметил Истислав, когда я, протянув руку, помог ему подняться на ноги. Проследив мой нацеленный на амулет взгляд, он тут же спрятал его под сорочкой, подвернув ворот.

– Знакомая вещь, – чувствуя неловкость, сказал я.

– Где?!.. Где ты его видел?! – парень резко повернулся ко мне побледневшим лицом.

– Пять лет назад. В Саркеле... У одной девчонки.

Наш разговор прервали набежавшие ребята, стали хлопать по плечам, поздравлять с заслуженной победой. Улыбаясь разбитыми губами, Смага показал пальцем на огромный синяк под правым глазом.

– Знаешь, кто его поставил?

– Кто?

– Ты!.. Я немного выскочил вперёд тебя, тут же раз – и прилетело.

– Сам виноват, – засмеялся я. – Не лезь под руку.

Почёсывая ушибленные места, но ликуя и радуясь победе, бойцы потянулись к берегу. Теперь наступила наша очередь быть зрителями, ведь к главному сражению между нижним и верхним концами городка допускались лишь старшие парни и взрослые мужи.

Противники выстраивались на льду напротив друг друга в несколько рядов. Войском нижних руководил наш главный кулачный умелец бондарь Щерба, старший сын старосты, ему помогал кожемяка Гладыш, обычно укрепляющий слабые места. Бондарь расставлял бойцов по рядам, самым ненадёжным показывал свой огромный кулак и напоминал:

– Что бы без баловства у меня. Вперёд не вырываться и сзади не отсиживаться. Главное, чтоб все заодно, широким плечом.

И запомните, ребята!.. Мало проку, коли ты с каким Ерохой на потеху девкам и закладчикам станешь силой меряться. Действуй, как скажут старшие.

Бойцы уже заканчивали построение, когда кто-то из горожан обратил внимание:

– А наших то заметно меньше, чем верховских.

И в самом деле, с верхнего конца вытянулось три с половиной ряда участников, а с нашей стороны – третий ряд был неполным.

Несколько человек из зрителей тут же решительно скинули верхнюю одежду и спустились на лёд дополнять строй.

Была – не была! Я поспешил следом за ними, за мной потянулся Вышата.

Осмотрев пополнение, Щерба покачал головой, но не стал прогонять, только переставил меня с углежогом в центр за спину Гладыша.

– Будете охранять кожемяку, не подпускайте никого со спины и с боков, – строго указал он.

Раньше я не мог себе представить, что стоять в стороне в разгар боя может быть так мучительно. С разных концов до нас доносились возгласы, ругань разгорячённых бойцов и звуки ударов. Спины людей мешали разглядеть детали схватки, и её общую картину я вычислял по шуму сражения.

Верхние основной удар решили наносить в середине, пробив первую шеренгу, их ударная группа в бессилии остановилась перед Гладышем. Своими могучими кулаками кожемяка мог любого соперника отправить в беспамятство, и одним присутствием удерживал нападающих на расстоянии удара.

Вытянувшись широким клином, противник завяз в нашей обороне, и бондарь скомандовал атаку с флангов. Медленно, шажок за шажком, мужики стали оттеснять верхних назад, стараясь смять их центр с боков. Однако, враги словно ожидали подобной ухватки, и, отступив и перестроившись, сами стали охватывать нас широким полукольцом.

Щерба был вынужден остановить атаку и усилить края, перебросив туда часть людей. Наступило шаткое равновесие, когда никто из противников не может продолжать наступление. Передышка длилась недолго, собрав лучших бойцов, враг снова начал атаку на правом фланге, не дав Щербе закончить перестроения. Две шеренги защитников не смогли сдержать их яростный натиск, строй порвался сразу в двух местах, и толпа нападающих с ликующими криками кинулась в нашу сторону, растекаясь по льду. Одновременно верхние усилили нажим в центре, мешая противнику подготовиться к атаке с тыла.

Бойцы нашего последнего ряда замешкались, и никак не успевали выстроить подобие стенки, в то время, как передовая вражеская группа приблизилась почти вплотную.

" Сейчас с наскоку нас сомнут", – понял я и метнулся рыбкой им под ноги, стараясь зацепить побольше народу. Не сумев остановиться, те стали падать на лёд, образовав огромную кучу-малу.

В голове стоял звон, и звуки доносились как будто из-под воды, когда я пришёл в себя и стал отползать в сторону. Лицо мне удалось вовремя прикрыть согнутой рукой, зато всё остальное тело болело так, словно по нему прошлось стадо быков. Пошевелив конечностями, я с радостью убедился, что переломов нет.

Сражение близилось к концу, в строю осталось совсем немного бойцов, среди которых заметно выделялись бондарь и кожемяка. Верхних было раза в два больше, они подковой охватили группу наших и медленно оттесняли назад, пока не прижали к берегу.

Мы проиграли, но поражение было достойным, и не обернулось полным разгромом.

Довольные молодецкой потехой участники потянулись на берег, обсуждая бой и весело подтрунивая над полученными синяками.

Щерба с помощниками стал осматривать сидящих на льду людей, проверяя серьёзность повреждений, когда я поднялся на ноги и собрался уходить.

– Подожди, Путивой, – окликнул он меня, затем подошёл и пожал руку.

– Молодца!.. Хорошо себя показал. Настоящий парень-надёжа!

"Теперь я буду считаться настоящим воином", – пела и ликовала моя душа.

Дома Добрыня первым делом потащил меня в баню.

– Я сам, – пытался я вяло протестовать, но было бесполезно.

Положив меня на полок, старик вооружился двумя вениками и в три захода выбил из тела усталость, а из головы – дурные мысли, затем промазал синяки и ушибы лечебной мазью и, напоследок, напоил горячим сбитнем.

Добравшись до постели, я сразу уснул.

Примечания:

Тул1 – современное и привычное для нас слово «колчан» – татарское. Впервые оно появляется в письменных источниках, датированных 1589 годом. В Древней Руси футляр для стрел носил название «тул». Смысл этого слова – «вместилище», «укрытие». В современном языке сохранились такие его родственники, как «тулья», «туловище» и «тулить» (последнее широко употребляется в форме «притулиться»).

Древнеславянский тул чаще всего имел форму, близкую к цилиндрической. Каркас его сворачивали из одного-двух слоёв плотной берёсты и часто, хотя и не всегда, обтягивали кожей. Дно делалось деревянным, толщиной около сантиметра. Его приклеивали или прибивали к основе. Длина тула составляла 60-70 см: стрелы укладывались наконечниками вниз. Заботой о сохранности стрел диктовалась и сама форма тула. Возле днища он расширялся до 12-15 см в поперечнике, посередине корпуса его диаметр составлял 8-10 см, у горловины тул вновь несколько расширялся. В таком футляре стрелы держались плотно, в то же время оперение их не сминалось, а наконечники при вытаскивании не цеплялись. Для предохранения перьев от непогоды и повреждения тулы снабжались плотными крышками. В "Слове о полку Игореве" красочно описываются изготовившиеся к бою стрелки: "Луци у них напряжени (то есть надеты тетивы), тули отворени..." "Отворённый" тул служил столь же весомым признаком готовности к немедленным действиям, как в наши дни – расстёгнутая кобура.

В IХ-ХI веках, впрочем, употреблялся и другой тип футляра, отличавшийся формой и материалом: полукруглый в сечении, сделанный из одной кожи, с металлическими оковками и железными петлями для привешивания. Таким тулом чаще пользовались состоятельные, привилегированные воины – члены дружин.

Славянские воины, пешие и конные, всегда носили тул справа у пояса, на поясном ремне или перекидном через плечо. Причём так (об этом практически никогда не вспоминают художники), чтобы горловина тула с торчащими из неё стрелами смотрела вперёд.

Тул древнерусского стрелка вмещал около двадцати стрел. Можно предположить, что при необходимости с собой припасали несколько тулов.

Налучье2 – у славян и в странах Востока использовался специальный чехол для лука – налучье ("налучь", "налучник", "налушник"). Западная Европа налучий не знала совсем.

По данным исследователей налучье было лишь немного короче "завязанного" лука, а то и равно ему по длине, иначе он неминуемо вывалился бы. Длина же древнерусского лука с надетой тетивой составляла в среднем около 1,3 м.

Особенно актуальны были налучья для конных стрелков, которые одновременно со стрельбой должны были управлять конём. Но и "пешец" не мог всё время держать лук в руке: ему приходилось в бою менять его на иное оружие (меч, копьё, топор и прочие), к тому же лук был достаточно тяжёл, да и терять его никому не хотелось.

Судя по сохранившимся образцам, налучья были плоскими, на деревянной основе; их обтягивали кожей или плотной красивой материей. Налучью не требовалось быть таким крепким, как тулу, предохранявшему древки и нежные оперения стрел.

Налучье, как и тул, оснащалось костяной или металлической петлёй для привешивания. Располагалась она поблизости от центра тяжести лука – у его рукояти. Носили лук в налучье вверх спинкой, слева на поясе, также на поясном ремне или перекидном через плечо.

Правила3 кулачного боя – во всех видах кулачного боя на Руси с древнейших времён существовали общие для всех правила: драться голыми руками или в рукавицах, но без спрятанных в них посторонних предметов – гирек, кастетов и т.д.; наносить удары по противнику можно было только выше пояса; не разрешалось бить лежачего, присевшего и человека с кровотечением, хватать за одежду, использовать какое либо оружие. Запрещались удары ногами, но можно было, особенно в групповых схватках, использовать подножки и подсечки.

Под микитки4 – или "под дых", удар снизу в область солнечного сплетения (в живот под рёбра, по направлению к сердцу).

Глава 5

Утром синяки и ссадины напомнили о себе тупой ноющей болью, двигаясь через силу, я спустился во двор и провёл лёгкую разминку, после которой стал чувствовать себя намного лучше.

Мы с Добрыней как раз сели завтракать, когда прискакавший на коне дружинник постучал в калитку.

– Воевода зовёт Путивоя к себе для разговора, – сообщил он.

За всё время, как Сувор поселился в городке, мы близко встречались с ним только на состязаниях, при этом даже не разговаривали.

"Зачем я ему понадобился?", – такой вопрос занимал мои мысли всю дорогу до боярской усадьбы.

Тиун провёл меня в горницу, где за накрытым столом кроме воеводы сидели его гости из Лтавы и два старших дружинника.

– Проходи, садись, – показал Сувор на место напротив себя. – Разговор долгий будет.

Затем зачерпнул чашей мёда1 из братины, протянул мне: – Угощайся.

Отказываться было неудобно, зато после сладковатого с лёгкой горчинкой напитка робость исчезла, оставив вместо себя одно любопытство.

– Ну как? Надумал идти ко мне в дружину? – с улыбкой спросил воевода.

Я замялся, не зная, как объяснить, что хочу сначала закончить учёбу у кузнеца.

– Это не к спеху, успеешь решить позже, – пришёл Сувор на помощь. – Моих гостей интересует другое. Истислав сказал, что ты встречал раньше такой амулет.

По его знаку боярин Нагиба, седоватый грузный мужчина с цепким взглядом, вытащил из-за ворота знакомую мне фигурку кречета со змеёй в когтях.

– Да, – признался я. – Только это длинная история.

– А мы не торопимся.

Мне пришлось рассказывать о нападении отряда хазар и гибели мирного селения, как мы с другом, случайно уцелев, пошли в город Саркел и по дороге встретили бродячий цирк. Когда я описал состав труппы и перешёл к Марцелию и его приёмной дочери Лере, Нагиба, не проронивший до этого ни слова, переспросил:

– Как давно это было?

– Пять лет назад, – пояснил я. – Сейчас мне семнадцать, а тогда было двенадцать лет.

Дослушав до конца рассказ, как молодые акробаты нашли на берегу реки Руси на дне лодки убитую женщину с таким же амулетом и плачущую девочку лет трёх, боярин вскочил и стал мерить горницу широкими шагами.

– Всё сходится! – с волнением выкрикнул он. – Это была Дружина с дочкой Радой.

Успокоившись, он вернулся за стол, осушил одним махом чашу мёда и поведал нам свою историю.

Их род золотого кречета один из старейших в племени северян, но в последнее время начал постепенно хиреть и мельчать. Его обнищание началось после того, как все семейства, не выдержав постоянного натиска хазар и печенегов, переселились с берегов Руси на левобережье Ворсклы.

Гудим, старший брат Нагибы, возглавив род после смерти отца, очень хотел его возродить, а для этого надумал принести щедрую требу богам и попросить у них совета и помощи. Что бы просьба выглядела более убедительной, он решил отправиться на старое родовое капище, затерянное в глухом лесу на месте бывших владений возле Руси.

Добираться туда Гудим хотел окольными лесными дорогами и не опасался нападения со стороны кочевников, ведь те боялись и избегали лесной чащи. Его жена Дружина тоже надумала обратиться к богам с какой-то надобностью и уговорила мужа взять семью с собой.

Как получилось, что недалеко от капища их маленький отряд наткнулся на целую орду угров, выяснить не удалось, возможно, что здесь не обошлось без предательства. Старый дружинник смог спасти опекаемого маленького Истислава. Соскочив с коня в самом начале схватки, он унёс малыша в глухую чащобу, где они пересидели нападение. Все остальные люди из отряда погибли, а Дружина и малютка Рада бесследно пропали. В плену у угров их не оказалось, а на предложение богатого выкупа никто не откликнулся.

Своих детей у Нагибы не было, племянника он воспитывал, как родного сына, и очень обрадовался, узнав, что дочь брата жива.

Меня боярин заставил несколько раз повторить рассказ о жизни цирковой труппы, выпытывая всё новые подробности, затем попросил поделиться мыслями об её возможном нахождении.

"Будет искать", – понял я.

– Скорее всего цирковую труппу удастся найти в городах Таврики или возле Тумен-Тархана.

– Попробую что-нибудь выяснить через знакомых купцов, – решил Нагиба. – А если не получится, – он посмотрел мне в глаза.

– Ты сможешь поехать в Хазарию и найти Раду?

Я вспомнил данное Лере обещание вернуться, и ответил не раздумывая: – Да.

Разговор так растревожил мою память, что до конца дня я ходил сам не свой, невпопад отвечая на вопросы Добрыни. Перед глазами проплывали лица друзей, вспоминались тренировки с Марцелием, шутки Кудрата, смешные песни Корнелиуса, заботливое ворчание Фриды и озорные глаза Леры. Судьба бродячих артистов непредсказуема, люди они недоверчивые и скрытные, и простые расспросы вряд ли здесь помогут, поэтому ехать в Хазарию мне придётся наверняка.

Старый кузнец не раз слышал от меня подробности похода в Саркел, узнав о намечаемой поездке, он даже не удивился, только потемнел лицом, задавая вопрос:

– Когда?

– Думаю, когда дороги просохнут, не раньше.

Перед ужином старик позвал меня в кузницу. Открыв большой ларь, он достал оттуда матово блестящую, словно чешуя огромной рыбы, кольчугу и воинский пояс.

– Примерь.

Железная рубашка мне показалась чуть великоватой в плечах, рукава свисали на пару вершков дальше локтей, а нижний край доходил до середины бёдер.

Снова закрыв таинственный сундук, Добрыня осмотрел меня и остался доволен.

– Праздники кончились, а времени осталось совсем мало, – сказал он. – С завтрашнего утра будешь носить её, не снимая, каждый день, а на свои тренировки ещё обязательно надевай шлем и пояс. Надо, что бы эта бронь стала для тебя второй кожей. Работать тоже будем с утра до вечера, и то, боюсь, не успеем.

– Куда? – заинтересовало меня.

– Всё узнаешь в своё время.

Поднявшись утром, я внимательно осмотрел подарок старика. Неказистая с виду рубашка предстала вдруг изделием настоящего мастера, все кольца были одного размера и одинаково приплюснуты до овального сечения проволоки, при этом каждое кольцо сцепляло четыре соседних. Половина из них оказалась плотно сваренной, а вторая половина скреплялась маленькими заклёпками, и общее количество составляло многие тысячи штук. Кольчужный мастер плёл её, наверное, целый год.

Я начал тренировку, облачившись в полную бронь, и вскоре понял, насколько был глуп и самонадеян, сравнивая себя с настоящими воинами. Бегать лишний вес почти не мешал, только нижняя рубашка вскоре насквозь промокла от пота, но все другие упражнения получались коряво и неуклюже, и даже ножи уклонялись от цели. С меня сошло семь потов, прежде чем удалось немного приноровиться к новому состоянию.

Когда, сполоснувшись и торопливо позавтракав, я прибежал в кузницу, в горне вовсю полыхал огонь, а Добрыня, вывалив на верстак кучу железных заготовок, тщательно осматривал и обстукивал их молотком, проверяя по звучанию качество металла.

Весь последний год мастер учил меня работать со сложным железом, мы ковали топоры, косы, ножи, наконечники для стрел и копий, лезвия которых наваривались из пластин оцела2. Сам оцел готовили в глиняных горшках, которые, сложив туда куски несколько раз прокованного мягкого железа вперемешку с угольной крошкой, и, замазав отверстие глиной, целый день выдерживали в жаре горна. После правильной закалки и отпуска3 такие изделия служили долго и пользовались повышенным спросом. Качество работы я тоже научился определять по звучанию лезвия, чем твёрже металл, тем звон будет чище, дольше и более тонким.

До сих пор Добрыня на мои уговоры ковать мечи, отвечал, что каждому овощу своё время, и торопиться не следует. И теперь, судя по всему, это время пришло.

– Будем меч ковать? – радостно спросил я старика.

– Не отпускать же тебя безоружным, – проворчал тот в бороду.

Праздничное безделье мне уже порядком надоело, а руки соскучились по труду. Закопав отобранные мастером куски металла в самый жар, я стал качать меха, изредка поливая угли водой, что бы сверху образовалась сплошная корочка. Когда кузнец закончил осмотр и убрал лишние заготовки обратно на полки, железо в горне успело раскалиться докрасна. Дальше мы стали орудовать вдвоём, я вооружился большим молотом, а Добрыня, удерживая одной рукой с помощью клещей горячие болванки на наковальне, второй рукой руководил моими действиями, по мере необходимости меняя рабочий молоток с раскаточной головкой на гладилку, пробойник или зубило.

Привычная и знакомая работа почти не утомляла, основное неудобство причиняли бегущие по телу ручейки пота. За день мне пришлось несколько раз снимать кольчугу и выкручивать насухо нижнюю рубашку. К счастью, через несколько дней я настолько свыкся с тяжестью брони на плечах, что без неё чувствовал себя раздетым, да и потеть стал намного меньше.

После праздников мои друзья уехали на заготовку леса, по дому хлопотали, варили еду и стирали бельё по очереди тётка Зарина или бабка Лагута, и нас со стариком ничто не отвлекало от работы в кузнице.

Вначале из трёх кусков разного по крепости оцела мы выковали по четыре прутка толщиной чуть тоньше мизинца и длиной с локоть. Зажав в тисках концы трёх разогретых прутков ( в середине из более мягкого железа), я скручивал из них жгут, и так четыре раза. Из полученных косичек мы выковали по пластине харалуга – заготовки сразу для двух мечей. На лезвия для клинков мастер решил использовать когда то купленный у заезжих купцов качественный уклад. Пришлось повозиться, вырубая и выковывая из него узкие полоски с клиновидным краем.

Дальше предстояло самое главное – сварить все части в единое целое так, чтобы в металле не осталось никаких пустот и трещин.

Основу для первого меча, слоёный пирог из двух пластин харалуга и вставленную между ними полоску мягкого железа, Добрыня собирал и ковал сам, вооружившись малым молотом и не давая металлу сильно остывать. Сварку заготовок для второго меча он доверил мне и даже не стал проверять, прекрасно понимая, что в таком важном деле я не позволю себе оплошность. Затем мы в четыре руки приварили к торцам будущих мечей лезвия из уклада.

Самый волнующий миг для меня, это когда неказистый с виду железный брусок начинает приобретать контуры будущего изделия. Я размеренно бью молотом по бойку молотка, мастер между ударами успевает переставить его на нужное место, раскалённый металл послушно сминается и растягивается в сужающуюся к концу ленту.

– Бум! – глухо отдаётся удар молота.

– Бам! – весело откликается на него молоток.

Такая звонкая перекличка иногда превращается в протяжную мелодию, милую моему сердцу.

Оба меча мы ковали на одном дыхании, прерываясь только для замены остывшего бруска и для подкачки мехов. Наконец, лезвия вытянуты на нужную длину, и для завершения работы нам осталось проковать только черенки рукояток. Внимательно проверив прямизну полученных клинков, Добрыня бережно уложил их в горячий горн, что бы там они медленно остывали всю ночь.

Следующие несколько дней нам пришлось посвятить их обработке уже без нагрева. Закрепив лезвие плашмя на верстаке, мы убирали неровности и придавали ему нужную форму сначала грубым напильником, потом мелким, строгали долы4 и уже в конце обтачивали на камне. Теперь снова потребовался отжиг5 изделий, для чего их медленно нагрели до ярко-красного цвета и оставили в горне на всю ночь.

Перед закалкой мечей я потратил полдня на наведение порядка в кузнице, вычистил топку, натаскал чистой воды в большую бочку и заполнил заранее купленным топлёным свиным салом высокий длинный кожаный мешок в виде круглого чулка, подвешенного у стены.

Начиная таинство, старый мастер, обряженный в нарядную вышитую рубаху, творогом воздал требу Сварогу и разжёг огонь. Когда угли разгорелись, он уложил в них подготовленные клинки и стал медленно греть металл, помогая себе мехами. Спешить было нельзя, и только после полудня мечи приобрели ярко-красный, почти оранжевый цвет.

Пора! Ухватив первый клинок за черенок, Добрыня резко опустил его вертикально в родниковую воду, два раза выкрикнул: – Хвала Сварогу! – затем выдернул из бочки, до рукояти погрузил в сало и застыл неподвижно. Сало кипело и бурлило, заполняя кузницу неприятным запахом.

Запоминая действия учителя, я стал медленно считать про себя и дошёл примерно до трёхсот. Встрепенувшись, мастер выдернул меч из мешка и перенёс обратно в топку горна для отпуска.

Он осторожно перемещал лезвие над углями, добиваясь, чтобы оно прогрелось не одинаково по всей длине, а в строгой последовательности, помогая себе раскалённым концом железного прутка. Середину кузнец нагрел до фиолетового цвета, остриё – до синего, а оба лезвия и примыкающую к черенку часть постарался оставить жёлтыми. Убедившись, что всё сделал правильно, он снова ухватил клинок за рукоять и опустил вертикально в бочку с водой, давая остыть до конца. Затем повторил закалку и отпуск для второго изделия. Я старательно запоминал последовательность его действий.

Готовые мечи Добрыня взял в руки и, присев на лавочку, стал тщательно их осматривать и простукивать друг об друга, проверяя качество работы, а в завершение, вскочил на ноги и сделал несколько приёмов, отмахиваясь от невидимого противника.

– Добрые мечи, будут тебе по руке, – удовлетворённо сказал он, повернувшись ко мне и весь как-то посветлев лицом. – Огниво6 и яблоки7 для них я выкую завтра, а вот всю остальную доводку придётся делать тебе самому.

Низко поклонившись мастеру, я принял из его рук драгоценные клинки.

– Не меня – Сварога благодари, – отмахнулся учитель от моих признательных слов.

Освещённое слабыми бликами пламени из топки суровое лицо бога казалось живым, и даже глаза смотрели с задорным прищуром.

– Благодарю тебя, Отец-прародитель, – став на колено, я преклонил голову перед изваянием. – Я оправдаю твоё доверие.

Тренировки и напряжённая работа от темна до темна занимали всё моё время и мысли, и теперь, выйдя из кузницы во двор, я удивился. Весна полностью вошла в свою силу, снег везде растаял, и обнажённая земля стремительно подсыхала под яростными лучами солнца, на околицах и пригорках зеленела свежая травка, а далёкие кроны деревьев потемнели от набухающих почек.

Протопив баньку и напарившись всласть, мы с мастером сидели на крыльце, любуясь на закат. Солнце уходило за кромку леса, окрашивая редкие облака в розовый цвет, испарения от нагретой земли слегка туманили отдалённые предметы, тёплый ветер нёс с собой запах свежей зелени и берёзового сока.

– Деда, а зачем мы так торопились? – задал я мучивший меня вопрос.

– Спешу до отъезда научить тебя ковать настоящий харалуг, – пояснил старик.

– Но мы ведь сделали два меча, я запомнил и могу повторить.

– Харалуг харалугу рознь, твои клинки получились неплохие, но им ох, как далеко до настоящего харалужного меча, которыми славились старые мастера, такие, как мой наставник Славута. Время ещё есть, буду учить тебя всему, что знаю сам. Мало ли что в дороге может случиться, сколько времени пройдёт, вдруг, вернувшись, не застанешь меня живым. Тебе, моему последнему ученику, хочу передать секреты нашего мастерства, а не уносить с собой в могилу. Там, за рекой Смородиной, найдутся умельцы ловчее меня, – усмехнулся Добрыня.

– Ты же молодой совсем, ещё лет сто проживёшь, – пряча повлажневшие глаза, я обнял старика рукой и склонил голову на его плечо. – Свои внуки скоро подрастут, и моих сыновей обучать будешь. Вон, даже сейчас мой братишка Ждан просится к тебе на учёбу.

В далёкой канаве громко заквакали лягушки, разрушая наступившую тишину.

– У мастера Славуты кроме меня был ещё один ученик, мальчишка-сирота из рода жёлтой цапли по имени Белота, – начал вдруг рассказывать старый кузнец. – Шесть лет мы с ним вместе постигали науку, жили и работали заодно, и стали, ну просто не разлей вода. За друг дружку готовы были и в огонь, и в воду. Хорошие были времена...

А потом между нами не кошка чёрная пробежала, а соседская девчонка Вернава босиком прошла, – вздохнул старик. – С виду ничего особенного, но озорная и шустрая, а голосок был – всю жизнь бы слушал её песни.

Взглянув на примолкнувшего Добрыню, я поразился его отрешённому виду, закрытым глазам и мечтательной улыбке на губах.

– Врагами мы, конечно, не стали, – снова продолжил он, очнувшись от воспоминаний. – Мы стали заклятыми соперниками. Сделает один какую-нибудь вещь или дело ладное спроворит – второму надо его обязательно перещеголять. Ох, дураки...

Время тогда неспокойное было, наш городок стоял по левую сторону от Днепра, рядом постоянно шастали хазары с печенегами. Я, сдуру, решил отличиться и пошёл в дружину к воеводе, он как раз собирался встретить такой отряд и дать урок. Супостата мы разгромили и отогнали, а когда вернулись – на месте нашего селения нашли только пепелище. Пока мы воевали с одними, другой отряд врагов напал и разграбил городок. Вот как жизнь иногда поворачивает... – примолкнув, старик опустил голову и скрипнул зубами.

– Несколько селян уцелело и они рассказали, что после надругательства над собой Вернава и ещё несколько девушек не выдержали позора и утопились в омуте. Остальных людей грабители угнали в полон, среди них и Славуту с Белотой. Хазары ведь всегда ценили мастеров.

– Интересно, что с ними стало? Живы ли? – прервал я наступившее молчание.

– Белота жив, я точно знаю, – поднявшись на ноги, обронил Добрыня. Затем вдруг резко добавил. – Хватит разговоров, вечерять пора.

Примечания:

Мёд1 питный или более поздняя медовуха – старорусский хмельной напиток. Существует много рецептов с различными добавками и с применением дрожжей или хмельной закваски, но самый простой и древний основан на свойствах перги (собираемой пчёлами цветочной пыльцы). Два литра мёда смешиваются с шестью литрами воды (можно немного подогреть) и с пергой из сот (примерно полкилограмма). Всё это заливают в ёмкость, ставят в тёмное место и дают настояться 15 – 20 дней.

Оцел2, харалуг и уклад – на древней Руси по данным из археологических и летописных источников в своей работе кузнецы использовали, кроме простого железа, несколько видов стали, имевших своё особое название. Сведения противоречивы и конкретной привязки терминов нет, поэтому автор предлагает свою версию расшифровки названий.

Оцел или калёное железо (часто встречающееся название) – сырцовая, слабо и неравномерно науглероженная сталь. Могла производиться практически в любой кузнице с горном или в гончарной печи. В глиняные горшки запечатывались куски сырого железа вперемешку с угольной крошкой, потом их нагревали до максимальной температуры и выдерживали продолжительное время.

Уклад (более редкое название) – цементованная (томленая) сталь с однородным строением и равномерно распределенным по всей массе углеродом. Для её производства, видимо, требовалась специально оборудованная печь, что было возможным в городах и промышленных центрах. Качественную сталь можно было сварить и как оцел, но повторяя несколько раз весь цикл с промежуточными проковками железной крицы.

Харалуг (часто упоминается применительно к мечам и другим видам оружия) – сварочная сталь неоднородного строения, собранная из двух и более частей металла (разных сортов стали и железа).

Отпуск3 изделия – производится сразу после закалки путем нагрева стали до температуры 150-550 ╟C (зависит от марки стали) и охлаждения на воздухе, в масле или воде. Снимает внутренние напряжения, повышает пластичность без заметной потери твердости, стабилизирует кристаллическую структуру.

Долы4 – полукруглые канавки или желоба с обеих сторон лезвия меча для придания ему жесткости и облегчения веса.

Отжиг5 – перед закалкой с изделия требуется снять внутренние напряжения стали, чтобы не осталось перекосов, искривлений и других деформаций. Для этого клинок нагревают и дают остыть вместе с печью, приблизительно в течение 10-12 часов. Нагревать следует до температуры 850-900 градусов Цельсия. Визуально нужно смотреть, чтобы металл приобрел ярко-красный или оранжевый цвет.