Текст книги "Верные друзья"

Автор книги: Александр Галич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Нестратов, потянувшись, оглядывается.

Необыкновенная тишина вокруг.

– Хорошо, братцы! – неожиданно говорит Нестратов. – До чего же хорошо! Ей-богу, кажется, вы правы. Никогда я еще так не отдыхал. Сегодня ночью у меня даже было желание встать и поработать. Понимаете, пришли в голову какие-то идеи...

– Ура, – холодно замечает Чижов. – Начинается психологический перелом. Поразительное зрелище: действительный член Академии архитектуры, всеобщий консультант Василий Васильевич Нестратов обратил внимание на простые, так сказать, мирские дела.

– Да ну тебя! – отмахивается Нестратов и вдруг вскакивает так стремительно, что Чижов едва не падает в воду.

– Земля! – с видом Христофора Колумба торжественно кричит Нестратов. Слева по борту населенный пункт.

Все трое вглядываются.

На высоком берегу виднеется город Тугурбай.

Собственно, только очень привычный глаз может определить п этом нагромождении строительных лесов, железобетонных перекрытий, темных гор земли и щебня очертания города.

– Приставать или не приставать? – торопливо спрашивает Лапин. – Хлеб еще есть, соль есть, рыба будет... – Он подмигивает Чижову. – Какой это город, капитан? Что говорят ваши навигационные карты?

Нестратов, приосанившись, достает свою географическую карту, надевает очки.

– Ну?

– Это... Тугурбай, – помолчав, произносит Нестратов.

Лапин и Чижов переглядываются.

– В Тугурбае приставать обязательно! – негромко и значительно говорит Лапин. – Здесь поблизости расположены животноводческие базы, мне интересно взглянуть. Но не это главное. В Тугурбае работает девушка, которую ты, Василий, отказался принять в последний день перед отпуском. Можешь не называть себя в строительном управлении – дело твое, но повидать эту девушку ты должен.

Строительное управление.

Из продолговатых окон, прорезанных под самой крышей, валит густой дым, слышится гул голосов.

– Пожар, что ли? – щурится Лапин.

Нестратов качает головой:

– Строители совещаются. Обычная картина.

Они открывают скрипучую дверь, входят.

Большая комната управления полна людьми.

На чисто выструганных опорных столбах висят объявления. В глубине стоит стол, покрытый традиционным сукном. За столом сидит хмурый Виталий Григорьевич Нехода и, пощипывая кустики редких усов, угрюмо слушает высокого худощавого человека в темном костюме.

– Прямо надо тебе сказать, товарищ Нехода, спокойно прожить хочешь, ссориться не любишь, – говорит он, ладонью рассекая воздух, – все как бы бочком, бочком, чтобы и начальству не обидеть и своих не обойти.

Нехода вскакивает.

– Опять, значит, Нехода? Неправильно, товарищи дорогие! Критикуй Неходу, пожалуйста, он это... что? Любит! Но сейчас не про Исходу надо говорить, а во всем объеме... Широко надо ставить вопрос, государственно!

Худощавый человек качает головой.

– Вот и получается, что вопросы мы ставим широко, а деньги-то государственные плывут, сроки преступно увеличиваются. Нехода звякает колокольчиком:

– Демагогию, демагогию разводишь!

Худощавый человек, не слушая Неходу, продолжает:

– Животноводов подвели... чуть до беды не допрыгались! Кто виноват в этом?

Нехода вскакивает:

– Кто виноват – тот и ответит! Будьте покойны – мы про товарищей животноводов куда следует сообщим...

– А мы, значит, не виноваты? – сурово спрашивает худощавый. – Лежит под боком свой строительный материал – туф, гипс, а мы за триста километров силикатный кирпич везем – время проводим!

Нехода отваливается на спинку стула, разводит руками:

– Ну, уж тут и слушать тебя смешно! Я не против критики, критику лично я люблю, но тут... Да ты знаешь, кем подписан проект? Он самим академиком Нестратовым подписан!

– Подумаешь, подписан Нестратовым, так уж закон божий! А если он ошибся? А если бюрократ твой Нестратов?

Лапин весело, так что блеснули зубы в разбойничьей бороде, улыбается и, подталкивая Нестратова, шепчет:

– Интересное собрание!

– Как это: Нестратов – и бюрократ? – зловеще спрашивает Нехода. – Ты, знаешь, поаккуратней, Иван!

Девичий голос выкрикивает:

– А пускай ваш Нестратов не подмахивает проекты не глядя! Пускай сперва подумает и познакомится с местными условиями!

– Пойдем, – цедит сквозь зубы Нестратов и тянет Лапина за рукав.

– Погоди, – хладнокровно отвечает Лапин. – Ты-то, конечно, все знаешь, а мне очень полезно послушать.

Собрание гудит. Одновременно говорят человек двадцать. Нехода тщетно стучит карандашом по графину и звякает колокольчиком. Всех перекрикивает высоченный парень с лихим чубом:

– Комсомольская организация правильно поставила этот вопрос! А если в Архитектурном управлении не выслушали Катю Синцову, то это только говорит о стиле руководства.

Лапин наклоняется к соседу – пожилому мастеру в синей спецовке:

– Катя Синцова здесь?

– Нету ее, – нетерпеливо отвечает сосед.

– А где ее можно увидеть? Сосед обернулся к Лапину:

– Да вы что, не знаете? В больнице она. – Он хмурится и тут же принимается кричать: – Правильно! Правильно!

Лапин понимает, что больше от него уже ничего не добьешься.

– Пошли, – говорит он Нестратову. – Имя и фамилия известны – Катя Синцова. Она в больнице. Можем идти. Здесь тебе ничего не нужно?

Он испытующе смотрит на Нестратова.

– А что мне здесь может понадобиться? – обиженно и зло отвечает Нестратов.

Они выходят, спускаются с крылечка, шагают рядом по деревянным мосткам.

Оба молчат.

– Чепуха! Невежественный лепет и чепуха! – не слишком уверенно заявляет Нестратов и искоса поглядывает на Лапина. Лапин не отвечает. Он по-прежнему молчит, тяжело вздыхает, ерошит бороду.

Больница.

Нестратов и Лапин стоят с молодой девушкой-врачом в приемном покое.

– Очень тяжелый случай, товарищи, – девушка сурово сдвигает брови. – Мы вызвали из Уфы нейрохирурга.

– Из Уфы? – задумчиво спрашивает Лапин. – Далеко!

– Я... я не решаюсь, – после паузы честно признается девушка и сжимает руки. – Я еще не делала трепанаций, я...

– А если не прилетит хирург из Уфы? – смотрит на нее Лапин. – Всякое ведь случается – нелетная погода, то, другое...

– Тогда мне придется взять на себя ответственность за операцию. И я возьму ее. Другого выхода нет!

Девушка вдруг совсем по-ребячьи вздыхает:

– Ну почему такая беда должна была случиться, когда главный врач уехал? Ужасно, когда так мало опыта, просто ужасно!

Лапин медленно поднимает на нее глаза:

– Стало быть, нужно вмешательство нейрохирурга? Вот что – погодите и ничего не предпринимайте. Погодите минут двадцать.

Лапин кивает Нестратову, и они быстро выходят, оставив врача в полном недоумении.

Пристань. Плот.

Чижов лежит вытянувшись, неподвижно глядя в небо. Он не пошевелился даже тогда, когда с высокого берега с шумом сбежали Нестратов и Лапин.

– Скорей! – еще издалека возбужденно кричит Нестратов. – Вставай, Чижик!

– Я больше не встану никогда, – мрачно отвечает Чижов. – Вы опять отправились в город, а меня оставили одного!

– Борис, – голос Лапина звучит непривычно серьезно. – Вставай, друг. Вот тебе мои туфли. Девушка, которую мы ищем, тяжело ранена. Молодой врач одна в больнице и совершенно растерялась. Вставай, Нестратов тебя проводит.

Лапин быстро снимает башмаки и бросает их Чижову.

Чижов, обуваясь, ворчит:

– Вот уж не думал, что мне придется во время отпуска оперировать.

– Врач говорит, что надежды мало, – испуганно смотрит на него Нестратов.

– Надежда есть всегда, – резко отвечает Чижов. – Пошли!

Больница.

По длинному коридору в развевающемся белом халате стремительно бежит дежурная сестра, сталкивается с врачом.

– Мария Николаевна! – захлебываясь, говорит она. – Вас спрашивают. Один такой длинный, а другой, поменьше, говорит, что он профессор Чижов.

Девушка-врач смотрит на нее во все глаза.

– У вас случайно не температура, Даша? – спрашивает она. – Откуда здесь может взяться профессор Чижов?..

Но внезапно на ее лице появляется необычайное удивление, и она бросается мимо сестры в приемный покой.

– Господи, – говорит она почти шепотом, – Борис Петрович, вы? Вы?

– Я. – Чижов всматривается в нее. – Я, конечно, я. Что-то я вас не припомню, голубушка.

– Была у вас, Борис Петрович, в прошлом году. На трехмесячных... На переквалификации... Какое счастье! – Врач путается, сама себя перебивает, говорит невпопад. – И я даже подумать не могла, что здесь... Так далеко... Каким образом?

Чижов усмехается:

– Каким образом – лучше не спрашивайте. Приплыл на плату. – Он покачал головой. – А вот волноваться хирургу перед операцией не полагается! Разве я не говорил вам этого? Плохо же учил я вас, молодежь! Пойдемте!..

Чижов и молодой врач в белых халатах склоняются над Катей.

Она без сознания. Глаза закрыты.

Чижов осматривает ее быстро и внимательно.

У дверей – длинный, нелепый, нескладный в белом халате, Нестратов.

Чижов, окончив осмотр, выпрямляется, и все присутствующие, даже Нестратов, не узнают его лица: оно стало тверже, резче обозначились складки у рта. Темные глаза смотрят необыкновенно уверенно, холодно и спокойно.

– В операционную, – коротко говорит он.

Чижов проходит в операционную.

У него даже походка изменилась – прямая, твердая, уверенная.

Дальше каждое слово, произнесенное Чижовым, отрывисто, спокойно, почти лишено интонации.

Профессор подходит к столу, на котором лежит Катя, и, наклонившись, одобрительно кивает.

– Свет!

Мягкий свет заливает операционное поле. Вспыхивает налобная лампа. За спиной Чижова открывается дверь, на носках входит Нестратов в белом халате и маске. Он слышит голос Чижова:

– Скальпель!

Нестратов прижимается к стене. Глаза его испуганны. Блестит сталь инструмента в руке Чижова. Отрывистый голос произносит:

– Зажим... Зажим... Еще зажим!..

Быстрые руки сестры подают инструменты. Вторая сестра сидит на маленькой скамеечке у изголовья Катюши Синцовой, лицо которой восково-бледно. Ресницы плотно сжаты.

Спокойный голос Чижова:

– Пульс?

– 110...

– Трепан!

Мертвая тишина. Характерный сверлящий звук. Нестратов шарит рукой по стене и пятясь выходит из операционной. Голос Чижова:

– Давление?

– 180...

Лицо Кати бледно, спокойно. И вдруг ресницы дрогнули.

Сдавленный голос сестры:

– Больная открывает глаза!

Глаза Чижова блестят над белой маской.

– Как чувствует себя больная?

– Хо-ро-шо... – голос Кати еще совсем слаб.

– Молодцом... Иглу... Скоро будет прыгать по-прежнему! Ну, вот и все!

Несколько быстрых движений, и Чижов отходит от стола.

Чижов улыбается, и его спокойное, строгое лицо вдруг снова преображается:

– А дружок-то мой убежал? Нервочки!..

Молодой врач бережно помогает снять Катю со стола.

За суетой в операционной никто не замечает, как Чижов выходит.

Чижов и Нестратов стоят на крылечке больницы.

Чижов уже снова похож на лихого путешественника, каким мы его привыкли видеть на плоту.

– Что, Василий Васильевич, – он широко улыбается, – консультировать проекты небось спокойнее, чем резать живых людей?

Нестратов почти нежно обнимает Чижова за плечи.

– Можешь мне говорить теперь все, что угодно. Можешь мне даже говорить "ты". Я проникся к тебе глубоким уважением!

– То-то, – наставительно говорит Чижов. – Ну а теперь – бежим!

– Как – бежим? – удивленно смотрит на него Нестратов.

– Бежим, бежим, Василий! А то сейчас спохватятся, начнут меня искать, благодарить, то-се, пятое-десятое, а по мне, – он воровато оглядывается, нет ничего хуже жалких слов. Боюсь до смерти! Бежим! Только вот туфли Александра сниму – жмут невозможно.

Он снимает туфли и, таща все еще растерянного Нестратова за руку, сбегает с крыльца, и оба скрываются за углом.

И в то же мгновение распахиваются двери и на пороге больницы появляются девушка-врач в расстегнутом халате, две сестры, какая-то старушка с градусником в руке.

– Где же он? – растерянно бормочет девушка-врач. – Просто чудеса! Борис Петрович! – кричит она во весь голос. – Борис Петрович, где вы, отзовитесь!

И все принимаются кричать:

– Борис Петрович! Борис Петрович!

Взметнулось облако пыли.

Вынырнув из-за угла, у больницы останавливается запыленная таратайка. Из нее выпрыгивает Наталья Сергеевна.

– Ну что? – хрипло спрашивает она. – Как Катюша? Почему вы все стоите? Что случилось?

– Все хорошо, Наталья Сергеевна, не волнуйтесь, – врач все еще растерянно озирается, – Катюше сделана операция. На наше великое счастье, здесь каким-то чудом оказался Чижов!

– Чижов? – машинально повторяет Наталья Сергеевна. – Какой Чижов?

– Батюшки! – всплескивает руками врач. – Борис Петрович Чижов! Хирург, который заслуживает, чтобы с его рук сняли золотой слепок. Неужели вы никогда о нем не слышали? Профессор Чижов!

– Профессор Чижов! – снова повторяет Наталья Сергеевна. – Нет, о нем я слышала. – Голос ее звучит все тише, она проводит рукой по лбу, с трудом улыбается.

– Когда же он приехал? Где он?

– Не знаю, – в отчаянии говорит врач. – Ничего не знаю! Когда он приехал, зачем и куда он сейчас вместе со своим другом девался, ничего не знаю...

– Вместе со своим другом, – еле слышно произносит Наталья Сергеевна.

– Ой, Мария Николаевна! – вскрикивает неожиданно медицинская сестра. А я знаю, где он. Честное слово!.. Он же сам сказал... Ну только мы тогда не в себе были и запамятовали... А профессор сказал, что они по реке приехали на плоту!

– На плоту?..

Поднимается луна.

Кама плавно катит свои воды, величественная и широкая. От берега до берега вытянулась серебряная лунная дорожка. Далеко видна пустынная гладь реки.

Ни плота, ни людей.

Наталья Сергеевна стоит на берегу, вглядывается в даль и вдруг медленным, бесшумным жестом заламывает руки.

Сгущаются сумерки.

Одинокая женская фигура стоит на берегу широкой реки.

Рассвет.

По искрящейся, радужной воде плывет плот. Вокруг – степь, пустынные берега.

Нестратов, поджав под себя ноги, угрюмо сидит на краю плота – идет разговор, видимо, не слишком для него приятный. Чижов с размаху ударяет кулаком по рулевому веслу.

– Как ты мог оттуда уехать? – почти кричит он. – Как тебя ноги унесли после того, что ты там выслушал?

– "Выслушал", "выслушал"... Сказать все можно, – хмуро ворчит Нестратов. – А вообще-то я решил так: с первой же оказией вернусь в Тугурбай и займусь проектом.

Лапин обрадованно сжимает руку Нестратова у локтя.

– Я верил, Василий, хотел верить, что, по существу, с тобой все в порядке. Но, не скрою, в Москве испугался. Ты забыл что-то очень важное, важнее чего и быть не может: ты забыл, что работаешь для людей...

– Ну, это уж неправда! – сердито качает головой Нестратов. – Вы не хотите, друзья мои, понять, что когда человек завален работой сверх головы, то ему бывает некогда оглянуться...

– Чепуха! – перебивает Чижов. – Вранье! Каждый из нас, в чем-нибудь провинившись, подбирает себе этакие утешеньица.

– Это я знаю, – бормочет Нестратов.

– Все ты знаешь, – маленький Лапин, присев, обнимает длинного Нестратова за талию, – все ты знаешь, все помнишь, а вот про людей ты все-таки забыл. Аплодисменты. Почет. Фимиам. "Пожалуйте в президиум, дорогой Василий Васильевич!", "Возьмите еще одну мастерскую, уважаемый Василий Васильевич!", "Не примете ли участие в работе журнала, Василий Васильевич?!"... И пошло, и пошло! И день уже начинается с приглашения на совещание: одно в три часа, другое – в пять, третье – в девять... И на жизнь, с горестями ее и радостями, приходится смотреть только уже из окна кабинета, машины, международного вагона. И постепенно забываются те самые простые люди, ради которых работаешь...

– А ведь мы не имеем права забывать! – с силой произносит Чижов. Мы-то ведь слесарята с Лефортовской окраины: Деды наши кто? Молотобойцы, железных дел мастера. Рядом трубили на одних и тех же завалящих станках. Отцы с дробовичками ходили на Красную Пресню...

И, увлеченные этим разговором, друзья не замечают, как плот медленно подходит к острову, втягивается в узкую протоку между островком и берегом и со страшным треском садится на мель.

Нестратов и Чижов удерживаются на ногах, но Лапин падает в воду.

Отплевываясь и отфыркиваясь, он весело рявкает:

– Кораблекрушение! Наконец-то дождались! Наконец-то сбылись мечты сумасшедшие! Стойте, не шевелитесь, тут какие-то коряги, сейчас я вас спихну.

Нестратов, с плота глядя на бесплодные усилия Лапина, задумчиво говорит:

– Нет, Саша, бурлак из тебя не выйдет!

И он, не сгибаясь, бултыхается в воду. Следом за ним спрыгивает Чижов. Они толкают плот объединенными усилиями, но безуспешно.

Плот засел прочно.

Не помогают даже старинные выкрики:

– Эй, ухнем!

– Еще разик, еще раз!

От холодной воды у друзей начинают стучать зубы. Они выбираются на островок и, стараясь согреться, отплясывают какой-то невероятный танец.

– Есть хочется до ужаса, – ворчит Чижов.

Внезапно раздается низкий протяжный гудок парохода.

Друзья, не сговариваясь, бегут через невысокий кустарник на противоположный конец острова и начинают кричать, стараясь привлечь внимание на пароходе.

Но поздно.

Пароход величественно и равнодушно проплывает мимо.

Волны, бегущие из-под винта парохода, бьются о берег. Одна из таких волн, подобравшись под застрявший плот, упруго приподнимает его снизу, и плот – сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее – втягивается в течение.

– Опоздали! – сокрушенно говорит Чижов.

Они стоят и молча смотрят вслед уходящему пароходу.

– Караул! – вдруг, обернувшись, шепотом произносит Нестратов. Смотрите!..

Чижов и Лапин смотрят сначала на его протянутый палец, потом на реку и разом хватаются за головы – плот, их уютный маленький плот, с шалашом, с дробовиками, удочками, гитарой и одеждой, медленно уплывает вниз по течению.

– Вот теперь только все и началось! – хрипло и торжественно говорит Чижов. – Мы на необитаемом острове. Костлявая рука голода протянута к нам. Мы – Робинзоны.

– Это я Робинзон! – быстро говорит Лапин. – У профессора, поскольку он хирург, безусловно черная душа, и, стало быть, он – Пятница. На долю академика остается роль попугая. Господи, как хочется есть!

– Шутки шутками, – вздохнув, говорит Нестратов, – а как все-таки слезть с этого острова?

Больница в Тугурбае.

Ночь.

Забинтованная голова девушки на подушке.

У кровати молча и неподвижно сидит Наталья Сергеевна.

В палату заглядывает девушка-врач.

– Пойдите отдохните, Наталья Сергеевна. Право же, за Катюшей хорошо смотрят.

Наталья Сергеевна не оборачивается.

– Не сердитесь, Мария Николаевна. Мне просто приятно около нее подежурить. Я здесь отдыхаю. Тишина. И она так спокойно дышит...

Врач машет рукой и уходит.

Тишина.

– Понимаешь, Катюша, – едва слышно, одними губами произносит Наталья Сергеевна, – теперь уж я не сомневаюсь – мне не почудилось... Он был здесь... Опять прошел рядом со мной и ушел. Я думала, что теперь уж мне не будет так тяжело, а мне... Такой у меня глупый характер – однолюбка... Завтра на "Ермаке" попробую его нагнать, но...

Забинтованная голова на подушке слабо шевелится.

– Что? Кто?

– Это я. Катюша, Наталья Сергеевна. Больше никого нет. Все тихо. Все хорошо. Спи.

Утро. Пароход у пристани Актау. У борта стоят Наталья Сергеевна, помощник капитана – Сережа Петровых и толстый; благодушный, очень спокойный начальник пристани.

Наталья Сергеевна сжимает руки.

– Где же они? Значит, мы проплыли мимо...

Сережа решительно машет рукой.

– Отпадает!

Начальник пристани пожимает плечами.

– У меня они не проплывали! Удивляюсь!..

– Но не могли ведь пропасть бесследно на спокойной реке плот и три взрослых человека?

– Найдем! – успокоительно говорит Сережа. – Не беспокойтесь, Наталья Сергеевна!

– Эй, – раздается окрик.

Все трое перегибаются через борт.

Вдоль берега ползет катер, волоча на буксире злополучный плот. Моторист машет рукой.

– Начальник пристани здесь? Такое дело: плот перехватили! Вещички есть; документы есть, даже гитара есть... А людей нету...

Наталья Сергеевна глухо вскрикивает, перегибается через борт еще ниже, с отчаянием смотрит на плот.

Сережа вполголоса говорит начальнику пристани, хмуря брови:

– Надо прочесать реку... И сообщи Тугурбаю, чтобы выслали со своей стороны катера!

Попугай и Пятница – Чижов и Нестратов – печально сидят на берегу острова.

Вид у обоих нахохленный, голодный и несчастный"

– Да-а, – задумчиво говорит Нестратов, – не так-то это просто заменить силикатный кирпич местным строительным материалом. Другой материал – другая форма, другие задачи, другой ансамбль... В самом проекте придется много менять.

– Я тоже, признаться, не очень спокоен, – негромко замечает Чижов. Как там моя пациентка?..

Лапин-Робинзон в стороне, не обращая внимания на друзей, ожесточенно выдирает из куска трухлявого дерева сучок, вставляет в образовавшееся отверстие сухую палочку, садится и, зажав палочку между ладонями, начинает ее вращать.

– Александр Федорович, – торжественно говорит Нестратов, – снимаю перед тобой шляпу. Ты единственный практик среди нас. Добывать огонь трением, конечно, не новая выдумка для человечества и в наши дни выглядит несколько старомодной, но применительно к обстоятельствам ты – гений!

– Да-а-а, – глубокомысленно заключает Чижов. – Как пещерный человек Саша ушел далеко вперед! Давай и я покручу немного...

Несколько минут проходит в напряженной работе.

– Она нагрелась! – шепотом сообщает Нестратов.

– Кто – она? – сухо спрашивает Чижов.

– Палочка.

– А где же огонь?

– Огня нет, – сумрачно говорит Лапин, – и, очевидно, не будет. Отрекаюсь. Как наши предки выкручивали из этой палочки огонь – ума не приложу.

– Хилые потомки! – вздыхает Чижов. – А который сейчас может быть час?

Лапин смотрит на солнце из-под ладони:

– Часов около двенадцати...

– А не дурно бы сейчас, – мечтательно произносит Нестратов, – стаканчик кофе горячего...

– Салфеточку, – подхватывает Лапин, – подстаканничек, бутерброд со шпротиком...

– Сырочку, – продолжает Чижов, – яичек, буханочку хлебушка...

– Перестаньте! – стонет Нестратов. – В противном случае на этом острове будет отмечен первый случай людоедства!

Несмотря на голод, Нестратов чувствует себя великолепно, но друзья делают вид, что не замечают этого.

– Слушай, Чижик, – бородатое лицо Лапина абсолютно серьезно, – давай съедим академика, а?

– Так жарить же не на чем, – озабоченно говорит Чижов, – а в сыром виде его не прожуешь.

Нестратов собирается ответить, но слова замирают у него на губах. Он настораживается, как охотничья собака на стойке, поднимает палец:

– Слушайте, слушайте!

С реки доносится отрывистое чихание мотора.

Друзья, словно по команде, мгновенно бросаются в воду и плывут. Плывут молча, ожесточенно взмахивая руками, и только когда показывается наконец грузовой катер, ведущий на буксире огромную плоскодонную баржу, Лапин сдавленно кричит:

– Эй, люди! Товарищи! Ура!

– Караул! – поддерживает его Нестратов.

Баржа.

Лапин, Чижов и Нестратов сидят на каких-то ящиках, окруженные шумными, веселыми пассажирами баржи – строителями, бетонщиками, сварщиками, монтажниками.

На чистых платках разложены колбасы, аппетитные ломтики сала, крутые яйца, холодная баранина.

– Замечательная у вас река! – разглагольствует Лапин с набитым ртом. И народ тут у вас хороший, приветливый народ. Ох, до чего ж мы обрадовались, когда вас увидели!

– Еще бы не обрадовались, – с ядовитым сочувствием говорит какой-то старичок, – небось денька три не ели?

– Два, – сообщает Нестратов, откусывая огромный кусок колбасы, точнее, сорок часов.

– Ученый человек, – шепчет соседу Чижов, – любит точность.

– О-о, ученый? – сосед с сомнением покосился на длинные голые ноги Нестратова. – Хотя, конечно, все может быть.

– Куда путь держите? – спрашивает кто-то.

– Да в разные места, – отвечает Лапин. – А вы куда, друзья?

– В Тугурбай!

Лапин, Чижов и Нестратов переглядываются.

– Беды кончились! – говорит Лапин. – Начались удачи!

Человек в аккуратной спецовке, по виду механик тли монтер, с нависающим на лоб седым чубом, присаживаясь возле них на корточки, говорит:

– Мы на строительство. Большое строительство в Тугурбае. Работать туда едем и вот кирпич везем. Силикатный кирпич.

Лапин и Чижов, усмехаясь, смотрят на Нестратова.

– И правильно делаете, – нахально заявляет Нестратов, – каким бы материалом строительство ни пользовалось, немного кирпича всегда понадобится.

Мимо плывут зеленые берега. Жарко светит солнце.

– Хороша у нас река – красавица! – вздыхает монтер. – Вы к нам лет через пяток приезжайте, она еще краше будет.

– Приедем! – кивает Чижов. – Нам только втроем собраться...

– Приезжайте, приезжайте, милости просим! – говорит ядовитый старичок. – Только уж на тот раз – в штанах.

Взрывы смеха то и дело раздаются в ясном воздухе, эхом возвращаются от берегов.

Баржа плывет по тихой воде.

Впереди трудолюбиво пыхтит маленький катер, и моторист, высунувшись из люка, с завистью смотрит на веселую баржу.

Вечер.

За крутым поворотом реки показались огни Тугурбая,

– Ну, вот и приехали!

Нестратов, поглядев на друзей, растерянно и смущенно говорит:

Это все, конечно, хорошо. Но вот только... – и он с таким комическим недоумением разводит руками, что всем сразу становится понятно, что он имеет в виду.

– Н-да, – бормочет Лапин, – вещички-то наши уплыли. Любопытно, как мы в этаком виде сойдем на берег?

Снова все смеются.

Пожилой монтер, порывшись в вещевом мешке, вытаскивает холщовые штаны, растягивает их в руках, произносит со вздохом:

– Ну, одному кому-нибудь могу временно поспособствовать. Послышались голоса:

У меня рубашка имеется.

– Могу тапочки предложить.

– Тапочки – это для профессора, – говорит Лапин, – это его любимая обувь!

Друзей общими усилиями кое-как приводят в человеческий вид. Сложнее всего обстоит дело с Нестратовым.

На него натягивают промасленный комбинезон, брюки которого кончаются чуть ниже колен, а рукава едва прикрывают локти.

– Ничего, сойдет, – критически оглядев Нестратова, говорит Лапин. Подсучи рукава, будто тебе жарко. Прекраснейший вид. Такой, знаешь, деловой, озабоченный...

Гудок.

Баржа медленно разворачивается и останавливается у пристани Тугурбая.

Тугурбай.

По шатким сходням, провожаемые поощрительными возгласами вроде: "ничего", "пойдет" и "конечно, костюмчики не выходные, но бывают и хуже", друзья спускаются на берег.

Нестратов растерянно оглядывается, норовя стянуть пониже короткие рукава. Лапин пытается пригладить волосы. И только Чижов независимо посматривает вокруг.

Прямо за их спинами, неподалеку от сходен баржи, снаряжается катер. Второй катер уже отошел. Оттуда кричат:

– А Наталью Сергеевну где встретим?..

С первого катера отвечают:

– Она уже близко, наверно!

Лапин поворачивается, застывает. Потом бросается к катеру.

Чижов и Нестратов переглядываются.

– Ну, я пошел в стройуправление! – говорит Нестратов. – Пора делами заняться!

– Да и мне в больницу нужно.

Оба не смотрят в ту сторону, куда убежал Лапин.

Лапин стоит у готового к отправке катера.

В катере суетятся два паренька в тельняшках.

– Братцы, – спрашивает Лапин хрипло, – какая это Наталья Сергеевна?

– Как – какая? Калинина!

– Братцы, – вскрикивает Лапин. – Возьмите меня, братцы!

– Мы спасать едем!

– И я буду спасать! – захлебывается Лапин. – Кого угодно буду спасать! Я плавать могу, нырять могу, что хотите! Возьмите меня!

Пареньки переглядываются:

– Возьмем, чего там!.. Садитесь, гражданин, сейчас трогаем! Катер уходит.

Спасательные катера, прочесывая реку, медленно движутся против течения, от пристани Актау к Тугурбаю.

На длинных тросах волочатся багры, ощупывая дно у берегов.

Наталья Сергеевна, с искусанными почти до крови губами, сидит на носу райкомовского катера и неотрывно смотрит в воду.

Моторист, высунувшись из люка, утирает тыльной стороной ладони вспотевшее лицо, сочувственно говорит:

– А может, и нет ничего, Наталья Сергеевна, на этом участке? Вон от Тугурбая заготзерновекий катер идет – может, они что обнаружили?

Катера сближаются.

Расходятся и бьются о берега невысокие волны.

На катере Заготзерна – только моторист и рулевой.

Вся команда, в том числе и Лапин, ныряет, разыскивая утопленников.

– Что?! – кричит Наталья Сергеевна. – Нашли?

– Ищем! – отвечает рулевой. – Нам бы знать, Наталья Сергеевна, кого ищем, мы бы, может, скорее нашли!

– Вам не сказали? – удивляется Наталья Сергеевна. – Мы ищем...

Наталья Сергеевна не успевает договорить.

Из воды, у самого райкомовского катера, с выпученными глазами и открытым ртом, выныривает Лапин, хватается, чтобы передохнуть, рукою за борт катера.

– Вот он! – вскрикивает не своим голосом Наталья Сергеевна.

Лапин, растерянно и изумленно помаргивая, смотрит на Наталью Сергеевну.

– Вот же он! – снова кричит Наталья Сергеевна. Моторист и рулевой подпрыгивают, хватаются за багры.

– Наташа! – тихо говорит Лапин. – Не может быть! – Он протягивает к ней руки и, захлебнувшись, уходит под воду.

Несутся над рекой возбужденные голоса:

– Сюда, сюда!

– Здесь он!

– Багры давайте, багры!

Управление строительства.

Кабинет Неходы.

Посредине комнаты в промасленном комбинезоне стоит Нестратов, с обычным для него в Москве снисходительно-барственным видом.

– Я понимаю, – усмехаясь, говорит он, – что все это звучит не слишком убедительно – плот, уплывший с чемоданами и вещами... Но я действительно Нестратов.

– Академик Нестратов? – с глубокой иронией спрашивает Нехода.

– Академик Нестратов, – кивает головой Нестратов и безуспешно пытается застегнуть ворот комбинезона.

Нехода смеется.

– Академик Нестратов! Да вы, гражданин, знаете, какой это человек? Это... Кто? Государственный деятель! Я вот тоже, можно сказать, лицо не маленькое, три раза по делам строительства был в Москве – так меня Нестратов ни разу не принял. И правильно – не лезь! А теперь вы хотите меня... Что? Убедить, что будто вы... То есть не вы, а он – сам к нам приехал...

– Ни разу, говорите, не принял? – задумчиво смотрит Нестратов на Неходу, и что-то в его вопросе заставляет Неходу насторожиться. Помолчав, он снова поднимает глаза на Нестратова:

– А документы, извините, товарищ, у вас есть?

Нестратов привычным движением лезет в карман и, нащупав какое-то удостоверение, протягивает его, тут же спохватывается и хочет забрать обратно, но поздно – документ уже в руках у Неходы.

– Так, – ухмыляется Нехода и с нескрываемым презрением смотрит на Нестратова, – вот, значит, какая история, гражданин Сичкин...

– Я сейчас объясню, – подавленно бормочет Нестратов.

– Здесь сказано, что вы – Сичкин Семен Окович, работали монтажником на Гидропроекте и в мае месяце уволились по собственному желанию.

– Это не мои документы! Я просто машинально... Не мой комбинезон и не мои документы!

– Ах, и комбинезон тоже не ваш?..

– Послушайте, товарищ, – говорит, оправившись от смущения, Нестратов, я приехал не один. Со мной два друга. Лапин – животновод и профессор Чижов хирург. Чижов сейчас в больнице. Вам врач может подтвердить, что он действительно профессор Чижов. А Чижов вам скажет, что я – это я. Тогда вы поверите?