Текст книги "Люди vs Боты (СИ)"
Автор книги: Александр Комаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– То есть у вас и сейчас работают русские?
– Да, конечно.
– А где?
– На кухне, – Мэтью мотнул головой в сторону оставшейся позади столовой.
– Я мог бы работать с ними, – сказал Художник.
– Сейчас мы поговорим с боссом. Если он еще в корабле. Я бы связался с ним по рации, но я оставил ее вместе с квадроциклом.
Внутри все действительно напоминало судно – узкие железные лестницы, такие же узкие коридоры.
Мэтью постучал в дверь с табличкой "Джонни" и тут же открыл ее.
В комнате за длинным столом сидел средних лет мужчина с забавным лицом и что-то печатал на компьютере. При виде гостей он откинулся на спинку стула и скорчил такую удивленную физиономию, будто бы медведь гризли только что спросил у него разрешения исполнить на волынке свой любимый отрывок из "Пер Гюнта".
– Джонни, этот человек хочет получить работу у нас.
– Отлично! – мужчина поднялся и подошел к Художнику. – Меня зовут Джонни.
– Сергей, – представился Художник.
– О! Сергей, замечательное имя, я знаю русского хоккеиста, Сергея Федорова!
Художник нахмурился, а потом кивнул. Не знал он хоккеистов, даже своих, русских.
– Кем же ты хочешь работать и почему ты не подал заявку через отдел кадров, как все?
– Я странствую по этой стране и никогда не знаю, в каком месте я окажусь завтра, – Художник посчитал, что эта фраза может стать намеком на его истинные намерения.
Джонни и Мэтью действительно переглянулись, на микросекунду в глазах директора зажегся прожектор искренней заинтересованности.
– Ну что же, а какую работу ты хочешь получить?
– Это не играет никакой роли.
– Понятно, – Джонни мечтательно заулыбался, откинув голову назад.
Примерно полминуты в комнате, как одинокая лампочка под потолком, висела тишина.
Мэтью облизывал губы и внимательно смотрел на босса. Художнику даже показалось, что тот готовится наброситься на него и ждет только команды.
– Ладно, вот что мы сделаем, – очнулся директор, – Мэтью, проводи Сергея в ХэппиЛэнд, устрой там его с русскими, а завтра я придумаю ему работу.
Мэтью скорее тряхнул, чем кивнул головой, будто бы сбрасывая напряжение.
– Спасибо, тогда завтра я подойду к вам с утра? – спросил Художник.
– Да, конечно, – ответил Джонни, – Мэтью расскажет вам про завтрак и сразу после него я жду вас здесь.
Художник еще раз поблагодарил американца, развернулся и вышел из кабинета. Следом за ним, бросив взгляд под названием "ну что?" на босса и получив в ответ задумчивую гримасу "еще не ясно", вышел Мэтью.
Проходящей через лес дорогой Мэтью довел Художника до Хэппилэнда. Пару раз он жаловался, что оставил квадроцикл около столовой и ему теперь так далеко за ним возвращаться. Расстояние действительно было приличное. К тому же, уже начинало смеркаться, а никакого уличного освещения в лагере не было.
Домик был небольшой, двухэтажный. Левое крыло занимал гараж, в правом находились кухня, холл, и два жилых этажа: второй и подвальный. В нем обитали русские, колумбиец, семья байдарочника и супружеская пара – страшный мальчик и толстая девочка. Все русские находились в столовой: мыли посуду и прибирались после ужина. Мэтью познакомил Художника с колумбийцем Сизаром, тот показал ему комнату, в которой кроме него, жили еще двое парней из Питера. После этого Мэтью распрощался и направился к выходу.
– Там у меня велосипед и вещи, – сказал Художник.
– Не волнуйся, велосипед никто не тронет, а вещи я на всякий случай возьму к себе в домик, завтра отдам, – сказал Мэтью.
– А может, сейчас завезешь? – попросил Художник.
Американец с сожалением посмотрел на часы.
– Эх… ладно, постараюсь…, – ответил он и захлопнул дверь.
Следующие двадцать минут Сизар проводил экскурсию по дому. Он показал компьютеры с интернетом, телевизор со спутниковыми каналами, кухню с микроволновкой, холодильником и плитой, на втором этаже были спальни и полноценная ванная комната с душем. Сизар нашел Художнику чистое белье и полотенце, а потом пригласил посмотреть телевизор.
Приехал Мэтью, привез багаж, тут же попрощался еще раз и укатил в ночь, сильно выжимая газ на своем квадроцикле.
– Скоро вернутся русские? – спросил Художник у колумбийца.
– Вот-вот должны.
– Слушай…, а у тебя в стране наркотиков куча, да?
– Ты что, – воспротивился Сизар. – В моей стране с этим очень строго.
– Да ты чего! – удивился Художник, – всем известно, что Колумбия страна наркобаронов.
Сизар мотал головой.
– Да я сам…, – хотел было продолжить Художник, но осекся, – … я сам читал… да, в газете.
– Я уверен, что это не правда.
Художник опять было чуть не сболтнул лишнего, так забавлял его этот паренек, но он помнил, что в этом лагере нужно быть осторожным, наверняка сейчас за ним уже усиленно наблюдают, только какими средствами? Является ли Сизар Личностью или же он просто работничек? То что Мэтью занимает не самую последнюю тут должность, Художник догадался сам.
– Ну ладно, Сизар, как скажешь. Если ты говоришь, что в твоей стране нет полей, засаженных всякой дрянью, и целых фабрик по производству кайфа, то значит так и есть, тебе виднее.
Колумбиец довольно заулыбался.
– Я пойду в душ, через сколько придут русские? – в очередной раз спросил он.
– Через час точно придут, может быть, раньше.
– Ну хорошо, еще почту успею проверить.
Глава 12. Александр. Продолжение дневника 2
Однажды к нам подселили интересного кентяру, русского. Он уже несколько лет обитал в Америке… нелегалом… сначала он даже не говорил нам, чем на самом деле занимался, говорил, что работает в разных местах, типа вольный художник. Кстати, именно так просил себя называть, хотя сообщил, что по паспорту он Серега. На английском шпарил, как наш Цезарь, если не лучше.
Когда он только приехал, то еще не знал, где будет работать, говорил, что наверное с нами на кухне… просто я к тому времени уже перевелся на совершенно другого рода работу. Ладно, все по порядку.
Если "дырявая" мне не изменяет, то за три дня до заезда детей нас с Ваней позвали на психологическое собеседование. Мы сразу почуяли подвох, что мол это еще за фишка? Зачем нам это? Или если мы чересчур нервные, нас не допустят больше до мытья посуды? Дескать, перебьем все? Или к детям запретят подходить… короче были мы все в непонятках.
Заявились сразу после утренней уборки в шип, ну это там, где все начальство сидит. Кабинет у них такой специальный, в той части здания, где медсестры уколы делают от зараз всяческих. Зашли мы, короче, в кабинет, там девушка… средней паршивости, лет, эдак, двадцати восьми, но пожеванная вся, не аппетитная короче, да еще и тюлень – с усами над верхней губой. Здоровается с нами и просит Ваню выйти, а меня остаться. Причем, что сразу напрягло – она безошибочно определила, кого из нас как зовут, хотя мы до этого с ней не встречались.
Ладно, ближе к телу, то есть делу. Остались мы с ней вдвоем в кабинете. Ситуация, думаю, интересная… могла бы получиться…, но уж больно девочка стремная, я, кончено, тоже не Ален Делон, но это ее не извиняет.
Тем временем тюленьиха стала меня рассматривать, беспардонно так, будто бы я слепой или сижу за таким стеклом, где с одной стороны зеркало.
– Ну, – наконец сказала она, – приступим.
Я кивнул головой.
Спешу заметить… тут в чем дело… я не до конца помню подробности той встречи, а лепить юродивого не очень хочется. Поэтому я так, приблизительно накидаю, о чем мы болтали.
– Мне надо задать тебе несколько вопросов.
Я кивнул.
– Постарайся отвечать честно.
– Извини, а какое это имеет отношение к мытью посуды?
Мне показалось, что ее разочаровал мой вопрос. Она даже не затруднилась на него ответить, представляете, да?
– Итак, я начинаю.
Я забыл большинство вопросов, но первый хорошо отпечатался у меня на "винче": "Чему бы вы хотели посвятить свою жизнь?"
Как сейчас помню свою реакцию, представляете, так рассмеялся, что тюлениха даже покраснела, будто подумав, что я над ее усами прусь. Я попытался собраться и произнести единственный ответ, который крутился у меня в голове, но тщетно, хрен вам, как грится. Со второй попытки мне удалось выдавить только первый слог первого слова.
Лишь с третьего раза, под ледяным взглядом тюленихи я промычал: "Мытью посуды".
Девушка даже не улыбнулась, но что-то пометила в своей тетрадке.
– Вы шутите? – спросила она.
– Ну как вам сказать… – я попробовал сделать задумчивое лицо, – а варианты ответов будут?
Она мне на это говорит, дескать, если у вас нет вариантов – это тоже вариант. А потом добавляет: "Я бы попросила вас отвечать серьезнее", – кажется так она сказала.
Я снова кивнул.
– Вы предпочитаете жить прошлым, настоящим или будущим?
Нет, вам кажется нормальным отвечать на такие вопросы? На трезвую-то голову. Ну, думаю, ладно, спрашиваешь – отвечу.
– Я предпочитаю жить всеми тремя этими словами.
– Понимаю, что не легко дать определенный ответ, но не мог бы ты подумать и ответить еще раз?
Ну тут я немножко растерялся, чего это меня за дурака держат, я же ответил как на духу! (Для себя: как на духу, значит после того, как дунул?) Что это за паранойя, скажите мне на милость, жить только чем-то одним… я вот живу всем… было что-то у меня с самой страшной девочкой в классе, значит было, чего тут отрицать. Это, что касается прошлого. Настоящее тоже люблю… это же единственный период, когда мир можно потрогать! А как жить без будущего? Без мечты о жене-красавице и звезде по совместительству, чтобы кормила тебя. Без мечты о собственной команде по водному поло, о ботинках-прыгалках за четыреста баксов, о машине с автопилотом, управляемым с помощью голоса.
Ну я ей опять и говорю, дескать, красотка ты моя ненаглядная, я, говорю, предпочитаю жить всеми тремя этими словами. В смысле, что и первым и вторым и компотом.
А ей почти как об стену замерзшими козьими шариками (замерзшими, чтобы обои не попачкать). Смотрит она на меня, значит, глазами своими не то, что рыбьими, а тюленьими, смотрит и не верит словам моим.
Я тоже пялюсь на нее, пытаюсь в глаза смотреть, но все время сбиваюсь на участок между носом и верхней губой…
– Хорошо, – наконец, говорит она, – следующий вопрос. Как вы понимаете фразу Фридриха Ницше, "ваши собственные чувства должны вы продумать до конца".
Надо признать, цитату она по памяти дала. Хотя там цитата-то цитата, букв кот наплакал.
Сначала я решил было взять минуту другую на обдумывание, а потом решил, что так она может подумать, что я чего-то пытаюсь утаить или новые способы подшутить придумываю. Поэтому ответ дал практически моментально.
– Если я правильно понял по-английски, – начал было я, но тюлень – зверь некультурный, перебил меня…
– Я могу повторить…
– Спокойно, – говорю, – слушай меня. Тут любой дурак ответит, что продумать собственные чувства, значит, определиться с этим, с либидо, эго и прочими косяками. Надо четко решить, с кем ты спишь, с кем любовью занимаешься, а с кем, прости Господи, просто трахаешься. Тут главное, не перепутать по пьяни, а то такой переполох может начаться, был у меня друг один, так у него был еще один друг, а у того, в свою очередь…
Курва морская опять свое слово вставила:
– Ты хочешь затронуть только одну сексуальную сторону? – и сморщилась вся…, как эта самая…
Тут я подумал, кто же таких на работу-то берет. И ведь еще на машине небось катается… эх, страна.
– Нет, почему же, я могу развить тему, – продолжил я. – Вот, например, возьмем вопрос межнациональной розни. Я – русский, ты – американка. Мне, перед тем как приехать в вашу замечательную страну, следуя твоей поговорке, надо было придумать все, что я об этой нации думаю. Чтобы, если спросил бы меня кто, как, мол, в России к Штатам относятся, я бы смог впендюжить ему такую телегу, что охота на такие глупые темы рассуждать у него до конца жизни бы пропала. Или другой пример, – тут я так слюну сглотнул, что кадык мне чуть кожу на шее не продрал изнутри. Горло от болтовни пересохло, вот и вышла неприятность. Но потом я продолжил. – Значит так… вот например, иду я вечером домой, а тут кто-то кого-то бьет, а я смотрю… БА! Да это же конфликт на почве межнациональной розни! И каким образом мне реагировать, если я даже не знаю, как я к этому всему отношусь? Заступиться ли? Убежать ли?
Она пыталась записать мои слова в блокнотик.
– Короче, нужно иметь… – тут я стал подыскивать подходящее английское слово для "самосознание", – собственный разум.
Не знаю, поняла ли она именно то, что я имел ввиду или вся информация дошла до ее амфибийных мозгов совершенно в другом виде, но вопросов она мне больше не задавала, а просто захлопнула блокнот и сказала: "можешь быть свободен".
– Я прошел тест?
Эта лишь улыбнулась в ответ – дура. И сказала мне, мол, идите, дорогой товарищ, своею дорогою, все что надо, вы узнаете.
– Пусть друг зайдет, – крикнула шмара, когда я был уже в дверях.
Честно говоря, вам может показаться, что я испытываю нездоровые чувства по отношению к этой девушке, но развитие сюжета в дальнейшем покажет вам, что моя нынешняя к ней неприязнь вполне обоснована и порождена совершенно справедливыми мотивами.
Что касается Вани, то он никогда не рассказывал, что именно у него спрашивали. Даже в те моменты, когда от этого многое зависело (например, сейчас), но я уверен, что он и впредь будет молчать и пожимать плечами.
Глава 13. Перина Надорожку. В гостях у ботов
Инне было очень страшно, несмотря на всю браваду, демонстрируемую в машине. Сначала она думала только об изнасиловании, но очень скоро откинула эту версию, решив, что вызывать девушку из России только для того, чтобы принудительно заняться с ней сексом – это слишком сложно. Да и организовано здесь все было очень уж ладно. Конечно, они сели в «нужное» такси. Все двери были заблокированы, пистолет смотрел ей в грудь, двое мужчин ехали молча. Она же пыталась начать хоть какой-нибудь разговор, следуя различным советам по поведению в таких вот экстремальных условиях.
"А куда вы меня везете? А как же насчет новой передачи? А где же ваш продюсер? Ой, ребята, вы мне такое приключение устроили! Немедленно отпустите меня, сволочи, не то я вам мошонки повскрываю… хоть зубами!…..еще раз, куда вы меня везете? Отвечайте, черт вас дери за жопу!"
Мужчины молчали, но чувствовалось, что они нервничают. На закоренелых похитителей ни один, ни другой, похожи не были.
Тогда Инна решила, что ее хотят продать отцу. И все это с одной лишь только целью выкупа. Этим объяснялось их довольно аккуратное обращение и все остальное.
– Хорошо, чего мы ждем, давайте позвоним отцу прямо сейчас, – сказала она так спокойно, как только это могло получиться в данной ситуации. – Я не хочу терять время даже в такой замечательной компании как наша.
Зализанный мужчина в черном рядом с ней покачал головой.
– Дело не в деньгах.
Инна не смогла совладать с нервами, она побледнела, откинулась на спинку сиденья и прижала руки к носу.
– Но вы не переживайте так, – продолжил мужчина, – мы не собираемся вас насиловать или убивать. Нам просто нужна ваша помощь.
Девушка не поверила ему. Дрожащим от подступающих слез голосом она спросила:
– Какая еще помощь? Вы хотите, чтобы я вела передачу на любительском кабельном канале?
– Это хорошо, что вы шутите, – попытался улыбнуться мужчина, но ему тоже было не до веселья. – Но мы рассчитываем на помощь другого рода. Я бы с удовольствием рассказал вам обо всем, но пусть лучше это сделают другие люди. Вы же хорошо понимаете по-английски?
Инна кивнула.
– Сколько нам ехать? – спросила она.
– Часов девять-десять, не больше. Можете попробовать уснуть.
Девушка действительно прикрыла глаза, но спустя две секунды открыла их вновь, спасаясь от сильнейшего в ее жизни головокружения.
– У меня за отель заплачено только на пять дней вперед, там же все мои вещи! – вдруг сказала она.
Мужчина покачала головой.
– Нам очень жаль.
Девушка бросила взгляд на пистолет и представила, как она его выхватывает, стреляет одному в лоб, потом тыкает водителя дулом в шею и командует отвести ее в полицию… или лучше на край города, где она выпустит ему мозги или вышибет кишки.
Зализанный мужчина находился на другом конце сиденья и поглядывал то на нее, то в окно. Ощущение оружия в руке позволяло ему чувствовать себя хозяином положения, но это была его первая подобная операция, поэтому когда в очередной раз он отвернулся к окошку, девушка легко выхватила пистолет. Она тут же направил дуло на мужчину, а как только он дернулся в ее сторону, зажмурилась и нажала на курок.
К огромному удивлению как зализанного, так и Инны, не снятое с предохранителя оружие промолчало. Мужчина навалился на девушку. Машина тем временем притормозила у обочины, водитель повернулся назад, выхватил пистолет, щелкнул предохранителем и сказал:
– Замерли оба! Олег, вернись на свое место, – мужчина отпустил Инну и отодвинулся к противоположной двери. – Ты, тварь, еще одна такая выходка и мы будем обращаться с тобой по-другому.
Инна кивнула головой с растрепанными волосами. Водитель вернул зализанному Олегу пистолет, и машина вновь тронулась.
Некоторое время в салоне было тихо и спокойно: девушка с круглыми от ужаса глазами поправляла прическу, мужчина рассматривал предохранитель.
Переложив оружие в левую руку, Олег сильно стукнул ведущую по лицу тыльной стороной ладошки.
– Ты меня убить хотела!
– Спокойно! Я сказал! – крикнул водитель. – Я сейчас вас обоих тихими сделаю.
Девушка заплакала, а Олег заулыбался одной из тех противных улыбок, когда уголки рта опущены вниз, а верхняя губа обнажает зубы.
Олег был украинцем, переехавшим в Штаты семь лет назад вслед за своим братом-программистом. Только в отличие от него, никакими талантами Олег наделен не был, поэтому долгое время работал уборщиком, продавцом, развозчиком тележек, поваром в детском лагере. Именно там он и получил свою нынешнюю работу. Работу, о которой он мало рассказывал. Все родные, включая брата, были уверены, что он остался в лагере на fulltime job.
До этого момента никаких серьезных, а тем более, незаконных поручений он не выполнял, мало того, до этого момента их просто не существовало, по крайней мере, он о них не знал.
"Хотя меня могли просто не посвящать в эти дела, – неожиданно подумал он. – я же занимаю не такой высокий пост, чтобы быть в курсе всего. Меня и на это задание отправили-то исключительно потому, что я русский знаю".
В представлении Олега их лагерь занимался характерной для таких заведений деятельностью, а их организация, существовавшая на его базе, занималась другого рода делами. Да… они лживо прикрывались религией, хотя не имели к ней никакого отношения. Их секта ОСБ служила ширмой для более глубокой работы. Для нее-то им и нужна была Перина Надорожку, именно эту девушку они разыскивали последние два года. А ведь были случаи, когда люди сами приходили в лагерь и, приписывая собственной персоне несуществующие способности, пытались выдать себя за нее.
На границе штата Нью-Йорк их ждала другая машина с водителем. Такси оставили на проселочной дороге.
Через несколько часов, проезжая мимо Ричмонда, к ним присоединились двое мотоциклистов на Харли Дэвидсонах. Таким образом, госпожу Надорожку сопровождали уже пять человек. От этого Инна еще больше вжималась в сиденье. Они ехали всю ночь и уже начало светать, когда эскорт добрался до лагеря. Машина сразу же подъехала к большому трехэтажному дому из красного кирпича и остановилась.
Олег первым вылез наружу, размял затекшие ноги и лишь потом открыл дверь Инне.
– Босс ждет тебя.
Девушка мечтала хотя бы умыться, но ей было противно просить об этом первого в своей жизни мужчину, ударившего ее.
Они поднялись по небольшой лесенке, ступенек в пятнадцать, на крыльцо, там в креслах-качалках сидели двое мужчин. Как только девушка поставила свою туфельку на бетонный пол крыльца, оба они подскочили, выпрямились и во все глаза уставились на нее. Инна остановилась и выжидающе посмотрела на каждого. Но мужчины отвели взгляд, будто бы стеснялись чего-то или боялись.
– Привет, мужики, – поздоровался с ними Олег.
– Это она? – спросил тот, что стоял слева.
Олег кивнул.
– Кто я? – крикнула Инна. – Кто я? Скажите мне, я не понимаю!
– Не кричи! – Олег больно схватил ее за предплечье. – Пошла внутрь, живее! – и с явным усилием добавил, – сволочь.
Войдя в дом, они оказались в просторном помещении, выдержанном в теплых оранжевых, желтых и красных тонах и обставленном мебелью в стиле ампир.
Влево и вправо уходили рукава коридоров, напротив входной двери была высоченная арка, ведущая в следующую комнату.
– Нам прямо, – скомандовал Олег.
Громко ступая по паркету, Инна чувствовала на себе взгляды людей, осторожно высовывающих головы из-за углов. Одна женщина, протиравшая огромное квадратное зеркало, не отрываясь, смотрела на нее, но когда Инна проходила мимо, та поспешила отвернуться и опустить голову.
Следующая комната была выдержанна в том же стиле, что и первая. Только здесь добавились картины на стенах и два больших кожаных дивана. Лиса, выглядывающая из высокой травы, висела слева от двери, а справа был белый маяк, окутанный туманом и снегом. Этот пейзаж сильно выбивался из общего стиля дома и Инна почти целую минуту разглядывала его.
Под лисой на диване, положа ногу на ногу, сидели два здоровенных короткостриженых мужчины в спортивных костюмах, Надорожке даже подумалось сказать им русское "здорово, братаны", но было не до шуток, да и мужчины были чернокожие.
– У себя? – спросил Олег мужиков.
Один из них посмотрел, кивнул и присоединился к соседу в непростом деле разглядывания Инниной груди. Как ни странно, это предало ей свежести, девушка расправила плечи, улыбнулась сидящим на диване и зашагала вперед, покачивая задом. Олег, уставившись по диагонали вниз, поспешил следом.
Массивную дверь в кабинет она открыла сама, причем сделать это постаралась как можно увереннее.
– Здравствуйте, как вы поживаете? – спросила девушка с порога.
Стиль кабинета был такой же, как и предшествующие ему помещения. За длинным столом сидел мужчина в белом пиджаке и черной рубашке, в его руке, украшенной перстнем с ониксом, сигара принимала свое предназначение.
Приветствие застало его за созерцанием собственных брюк в области паха. Он суетливо поднял голову, стряхнул пепел и встал из-за стола.
– Ну наконец-то! Очень рад видеть тебя, Инна. Не утомилась ли ты в дороге? Хорошо ли с тобой обращались?
Девушка обернулась на выползающего из кабинета Олега.
– Одну секундочку, – улыбнулась она мужчине с сигарой.
Сделав полуоборот на каблуках, Инна оказалась лицом к лицу со своим недавним обидчиком. Обтянутая джинсой ножка легко согнулась в коленке и угодила мужчине прямо в мошонку.
– Я тебе обещала? – зло прошипела она.
Мужчина с сигарой растекся в улыбке и плюхнулся в кожаное кресло.
– Великолепный удар!
Олег тем временем не мог закрыть рта от боли. Беззвучный крик метался по кабинету. Сзади к нему подошли короткостриженые, взяли под руки и уволокли на диван, не забыв прикрыть за собой дверь.
Инна осталась тет-а-тет с Майклом.
– Я – Майкл! – как раз представился он.
– Очень мило.
– Инна, не волнуйся и не переживай, тебе никто здесь не хочет причинять ущерб или всячески вредить, просто нам нужна твоя помощь в таком вопросе, о котором с первым встречным не заговоришь.
– Это все мне очень льстит, но я не люблю, когда меня силком привозят непонятно куда, бьют, угрожают пистолетом и не дают принять хотя бы душ.
– И, кстати, – перебил ее Майкл, – я уверен, ты не отказалась бы от кофе?
– С булочками и коньяком!
– Как замечательно, – Майкл затушил сигару и захлопал в ладоши, – так поспешим же на кухню, продолжим разговор за завтраком.
Они прошли через две также похожие друг на друга, как поезда в метро, комнаты и очутились в кухне. Стены были выложены белым кафелем, на полу – линолеум. Железные столы, с висящими над ними поварешками, кастрюлями и прочей утварью, матовыми поверхностями отражали падающий на них свет.
– В доме бывает много гостей, тогда здесь работает целая бригада поваров. А сейчас, все это в нашем распоряжении. Мне надоедает есть в столовой, поэтому я частенько захожу перекусить сюда.
Инна постаралась кивнуть с как можно большим сочувствием. Она поняла, что именно от этого мужчины будет зависеть ее судьба, поэтому не стоит сразу же лезть на рожон.
– Можно мне кофе, я плохо спала всю дорогу, и коньяка – от нервов, а то нам, как я понимаю, предстоит серьезный разговор.
– Конечно, конечно, – засуетился Майкл.
Он достал из шкафа кружку с рисунком довольной рожицы и выпуклыми "ушками", подошел к кофеварке, взял оттуда стеклянный кувшинчик и наполнил ее.
– Пожалуйста. Сейчас я приготовлю омлет. Вы не возражаете?
Инна покачала головой, не возражаю, мол.
Дверь отворилась и в проеме показалась голова подростка. Две секунды он рассматривал девушку, потом шмыгнул назад.
Майкл даже не обратил на это внимание. Он достал из массивного холодильника коробку с взбитыми желтками и вылил часть ее содержимого в сковородку.
Стоя в пол-оборота к девушке, Майкл смотрел прямо перед собой и покусывал губы, наконец, он взглянул ей в глаза и спросил:
– Инна, ты никогда не замечала за собой вещей, не характерных другим людям? Каких-нибудь выдающихся способностей?
Инна покачала головой.
– Как раз со способностями у меня всегда был напряг.
– Но ты же стала известной и популярной телеведущей! Это же должно значить что-нибудь!
– Хрен там был! Мало это чего значит. Просто так получилось. Или я такая получилась. Мордашка милая, ножки красивые, попка вкусная, сиськи… – Инна замолчала под ввинчивающимся до самого затылка взглядом Майкла.
Он еще несколько минут буравил ее, потом словно очнулся и перевел взгляд на сковородку – там шипел омлет. Вновь пожевав губы какое-то время, Майкл снова обратился к Инне.
– А ты никогда не замечала различия между собой и другими людьми или вообще между людьми?
– Странный вопрос. Замечала, конечно. Некоторые люди, например, черные, другие – белые. Есть азиаты и европейцы. Еще есть различия по первичным половым признакам.
Майкл выжидающе смотрел ей прямо в рот.
– Еще есть сталевары, а есть ученые-политологи, есть телеведущие и террористы…
Мужчина улыбнулся и знаком велел ей продолжать.
– В конце концов, есть добрые и злые, хорошие и плохие, умные и тупые.
– Это уже интереснее, и к кому же ты относишь себя?
Инна, наконец, решила присесть.
– Сложный вопрос. Я бывают разные – есть такая русская поговорка.
– А все-таки…
– Ну, я же телеведущая, это почти как актер, актер одной роли. Вот я и играю, а иногда бываю сама собой…
– Не знаю, не знаю, – покачал головой Майкл, не отрываясь от омлета, – мне кажется, оба эти образа и есть ты. Я бы не стал разделять притворство от искренности, показуху от естественности, ведь все это грани твоей личности. Ты так не думаешь?
Инна молчала, боясь сказать что-нибудь, что сможет сменить спокойно-заискивающую манеру поведения Майкла на более экстремальную.
– Ведь если ты врешь, фальшивишь, что-то из себя изображаешь – это тоже ты, вся ложь придумана тобой ну или, по крайней мере, тобою сказана, фальшь тоже твоя, то есть, куда не плюнь, всюду получаешься ты. – Он выключил газ, взял со стола полотенце и, обмотав им горячую ручку, перенес сковородку с плиты на специальную подставку посреди стола.
– Мне нравится, то, что ты говоришь, – произнесла, наконец, Инна.
– И мне нравится говорить для тебя, но еще больше я хотел бы услышать что-нибудь. Разве ты никогда не задавалась вопросом…, – Инне показалось, что лицо Майкла сильно покраснело, и на лбу заблестели капельки пота, – … что не все люди равны, что некоторые не знают, что им делать со своей жизнью. Разве тебе никогда так не казалось? Или лучше спросить так, разве ты никогда не… знала этого?
– Ну, были мысли…, только боюсь, вы обратились не по адресу, я сама-то не знаю, что делать со своей жизнью!
Услышав это, Майкл чуть не выронил тарелки, которые нес к столу.
– Конечно, ты не знаешь! Ведь на твою долю выпала слишком тяжелая ноша! Видеть всю подноготную людей. Тебе нужны союзники, товарищи, которые помогут тебе!
– Но зачем им мне помогать и про какую тяжелую ношу, ты говоришь? – Инна так нахмурилась, что ее лоб временно состарился лет на тридцать.
– Неужели ты за всю жизнь никому не рассказала о своей способности?
– Может, я не так уж хорошо владею английским языком? – спросила Инна вслух. – Что за дебилизм-то такой.
– Что?
– Я говорю, что не понимаю, о чем ты меня спрашиваешь, может быть нам нужен переводчик?
Майкл замолчал. "Я промазал, – крутилось у него в голове, но здесь не было Светы, чтобы прочитать его мысли".
– Инна, ты пойми, я хочу дать тебе смысл существования…
– Много на себя берешь. У меня такими кадрами как ты, три горницы забиты, – вырвалось у Инны. – Я не уверена, что мне это нужно.
– Ты пойми меня, – почти взмолился мужчина, – я тебя искал несколько лет! Без тебя ничего не получится. Твоя способность, способность, которая у тебя просто обязана быть, она мне очень нужна.
– Хватит! Замолчи! Я ничего не понимаю! У меня нет никаких способностей!
