Текст книги "Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ"
Автор книги: Александр Соколов
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
РАБОТА ПО ПРИКРЫТИЮ
Мне повезло с “крышей”. Работа в группе посольства по культуре давала возможность видеть и познавать страну. На машине проехал Америку с Севера на Юг – от Ниагарского водопада, поражающего, особенно с канадской стороны, непостижимой громадой падающей воды, до далекого южного города Нового Орлеана – родины блюза и Луи Армстронга, с наполеоновских времен французским кварталом, маленькими, но знаменитыми ресторанчиками, с рабовладельческой рекой Миссисипи, с пыхтящим черным дымом из одной трубы лопастным пароходом для туристов. На самолете не раз пролетал с Востока на Запад – от Бостона, родины клана Кеннеди, с Гарвардским университетом и любимым рыбным рестораном “Антони” на четвертом пирсе, до жемчужины Америки – Сан-Франциско с бывшей тюрьмой на острове Алкатраз для самых отчаянных преступников, с вкусными крабами и королевскими креветками в закусочных у залива. Купался в двух океанах, Атлантическом и Тихом, в Великих озерах, одно из которых омывает Чикаго, где впервые увидел старых русских эмигрантов, беззаветно и осознанно любивших советскую Россию и настоящую водку “Столичную”, попробовал и узнал рецепт стейка “по-чикагски” из печени со знаменитых скотобоен. На первых порах восхищался сверкающей неоновой рекой нью-йоркского Бродвея с “Эмпайер Стейт Билдинг”…
Но самое главное, многочисленные поездки помогли понять хоть какую-то часть жизни американцев – простых или богатых, известных или никому не нужных, познать их взгляды, мораль, радости и заботы о хлебе насущном, культуру, надежды и устремления. Конечно, волей-неволей на все это тратилось много времени, но исполнению профессиональных задач, к счастью, не мешало. Напротив, встречи и поездки разнообразили и обогащали, в общем-то, монотонную повседневную жизнь дипломата, выходящего из посольства для бесед с давно известными ему лицами. Работа по-настоящему нравилась, я старался справиться с ней и получал от нее моральное удовлетворение. Думаю, что МИД СССР ее оценил положительно – в 1970 году Указом Президиума Верховного Совета СССР по линии посольства я был награжден медалью “За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина”. Она и в наши времена указывается в анкетах как государственная награда. Кстати, этой же медалью был награжден и по линии разведки, но нужно было оставить одну – решили взять мидовскую.
КОЛЛЕКТИВ ПОСОЛЬСТВАОчень кратко расскажу о коллективе посольства. Посол Добрынин и два резидента Соломатин и Полоник, при которых мне пришлось работать, сумели так выстроить отношения в коллективе, что за все годы трудно вспомнить хотя бы один случай серьезного конфликта, склоки, грязного доноса или чего-то подобного. Они прежде всего сами вели себя достойно и друг другу не мешали, каждый занимался своим делом, отвечал за него. Этих неписаных правил придерживались все дипломаты и технические работники посольства. Немаловажную роль играло также и то, что в Вашингтон, как правило, направлялись перспективные дипломаты. Многие из них в дальнейшем стали послами, заняли руководящие должности в министерстве.
Группу по культуре возглавлял, то есть был моим руководителем по прикрытию, советник посольства Валентин Каменев, умный и интеллигентный человек, чуть старше меня, умевший налаживать ровные и равные взаимоотношения и в коллективе, и с американцами. Проблем у меня с ним не возникало, при необходимости он всегда помогал и советом, и делом. С ним постепенно установились близкие товарищеские отношения.
В мои обязанности по прикрытию входили организация советских выставок, работа с культурными и спортивными делегациями. Приходилось общаться с представителями госдепартамента, широким кругом различных коммерческих структур и отдельными гражданами. Естественно, везде незримо присутствовали сотрудники и агентура американских спецслужб. Об одном из них расскажу.
ДЖОН БАКЕРПредставителем госдепартамента по организации выставок был на протяжении многих лет, еще до меня, Джон Бакер, бодрый мужчина лет пятидесятипяти, достаточно хорошо владевший русским языком. В госдепартаменте мы его никогда не встречали. По нашим достоверным данным, он являлся кадровым сотрудником ЦРУ, работал против СССР в восточноевропейских странах под прикрытием консульских отделов американских посольств. Так случилось, что в первые же месяцы после приезда мне пришлось участвовать в организации выставки “Детская народная игрушка” и я познакомился с Бакером. У нас сразу же не сложились отношения. Он демонстративно игнорировал меня, решал самостоятельно текущие вопросы с советскими работниками выставки, а их было около двадцати человек, всячески показывая, что посольство здесь лишнее. Вопросы касались размещения на жительство на время выставки, выбора мест питания, посещения американских семей в вечернее время и тому подобное – всего того, что влияло на личные материальные затраты. Деньги нашим работникам выдавались каждому на руки еще в Союзе, и все экономили как умели: некоторые питались “общим котлом”, другие тратили на еду один доллар в день. В общем, американским спецслужбам было над чем работать.
Стало понятно, что Бакер активно изучает наших людей, пытается создать по возможности вербовочные ситуации. Оперативного работника в составе выставки не было, и вся ответственность легла на меня. Постепенно с помощью коллектива и агентуры удалось взять под контроль действия Бакера и самому принимать решения по многим вопросам. После завершения выставки мы расстались в надежде в будущем не встречаться. В госдепартаменте Каменев и я высказали негативную оценку его работы и получили заверения в его замене. Но жизнь распорядилась по-своему. В 1970 году Бакер вновь появился при подготовке большой выставки АПН “Советское фото”.
При первой же встрече, обмениваясь общими впечатлениями о прошедших годах, он вдруг заговорил моими словами, высказывая мое мнение об Америке – критическое или позитивное. Стало понятно, что он ознакомлен с материалами прослушивания ФБР моей квартиры и агентурными данными, с целью найти общий язык. Со многим он соглашался и, как показало его дальнейшее отношение к работникам выставки и ко мне, был вполне искренен. Во время служебных поездок в Чикаго, Сан-Франциско, Бостон и другие города любыми путями пытался находить лучшие варианты решения вопросов, не было случаев, чтобы он не советовался. Не проявлял какой-либо заинтересованности во мне, не был навязчивым, после рабочего дня всегда оставлял одного. Даже раскрыл маленькую хитрость – как дешево снимать номер в хорошей гостинице. При посещении в обеденное время ресторанов всегда предлагал брать разные незнакомые блюда, чтобы поделившись, каждый из нас мог его попробовать. Конечно, я не воспринимал его действия и слова как проявление какого-то положительного ко мне отношения, но перемену в восприятии им советских людей все-таки видел. Причина этого тогда была не ясна, и, помня старое, относился к нему все же настороженно.
Но, как опять-таки получается часто в жизни, и с Бакером произошло все неожиданно. Коллектив работников выставки “Советское фото” был подобран в Москве очень удачно. Каждый стремился сделать все возможное для ее успеха, работали даже по ночам, чтобы успеть в срок. Последним городом стал Вашингтон. Посол Добрынин пригласил на открытие многих высокопоставленных государственных служащих, присутствовал госсекретарь Генри Киссинджер. Выставка понравилась и прошла с большим успехом.
Кстати, после завершения выставки в США властями города Нового Орлеана Каменеву и мне была оказана особая честь – 8 сентября 1970 года мы стали почетными гражданами этого города.
Бакер разделял радость работников выставки, даже устроил обед у себя дома в их честь, на который пригласил своих соседей. Жил он в Вашингтоне в богатом генеральском, как называли его некоторые американцы, районе в собственном доме. Как-то раз сказал, что, к своему большому сожалению, уходит на пенсию и больше не будет работать с советскими людьми. Директор выставки решил в связи с этим преподнести ему памятный подарок – медный русский самовар красочной ручной художественной работы. Мы договорились, что они поедут к нему без меня, чтобы он чувствовал себя свободнее. Бакер не ожидал такого отношения к себе и после вручения подарка и сказанных в его адрес теплых слов расплакался при всех, заявив, что никто другой и никогда так высоко и по-человечески душевно не оценивал его труд. Позднее стало известно, что у него на работе в то время были серьезные неприятности. Он попал под подозрение своей контрразведки.
100-ЛЕТИЕ В.И.ЛЕНИНАЗапомнилась одна из поездок в Бостон в 1969 году. В посольстве имелось задание от высших партийных инстанций выяснить, готовятся ли пропагандистские антисоветские акции в США в связи с предстоящим 100-летием В.И. Ленина. В частности, в Москве имелась информация, что жена и сын Троцкого якобы намерены опубликовать неизвестные подлинные документы Ленина предвзятого содержания, хранящиеся в архиве Троцкого в библиотеке Гарвардского университета. Просили выяснить, соответствует ли это действительности. В это время в посольстве находился в творческой командировке преподаватель политэкономии Московского государственного института международных отношений Александр Бакуменко, программа которого предусматривала посещение Гарварда. В Бостон поехали вместе. Нас принял президент университетского Совета, который в порядке исключения разрешил мне просмотреть каталог архива Троцкого и выбрать интересующие документы. Как он объяснил, архив согласно завещанию Троцкого закрыт и будет доступен через 50 лет после его смерти. Он рассказал, что жена Троцкого давно скончалась, а сын после смерти отца политикой не занимается и владеет в Мексике фермой по разведению домашней птицы.
Архивные документы, которые я просмотрел, являлись разрозненными копиями или вторыми экземплярами служебной почтовой и телеграфной переписки за 1919-20 годы – по вопросам снабжения некоторых частей Красной Армии, их дислокации, военных действий, – адресованной Ленину, Сталину, Крыленко, самому Троцкому, другим военачальникам. Многие письма и телеграммы шли от имени Ленина, но подписи на них не было. Сложилось впечатление, что архив собирался по принципу, «что попало под руку».
Василий Леонтьев
В эту же поездку состоялась встреча с будущим лауреатом Нобелевской премии Василием Леонтьевым, основателем научной школы по применению математических методов в расчетах рентабельности малых предприятий. Мы знали, что Леонтьев занимается исследованиями экономической эффективности научных лабораторий, ведущих НИОКР в военных областях, возглавляет проект по изучению структуры экономики США. В беседе, как бы между прочим, он заметил, что, конечно, СССР интересуют секретные разработки, которые он ведет, но он не может о них никого информировать, так как в противном случае будет привлечен к уголовной ответственности в соответствии с американским законодательством. Сказал, что может помочь экономике нашей страны, применив свои методы по расчету рентабельности, например, таких основных сельскохозяйственных структур, как совхозы и колхозы. Выразил желание приехать на один-два месяца в Союз и конкретно заняться этой работой в соответствующем отделе Госплана СССР или министерстве сельского хозяйства. Единственное, что нужно с нашей стороны – направить его жену на отдых в Сочи. По возвращении из Бостона о предложении Леонтьева сообщили в Москву, но ответа так и не получили.
Спустя полгода, находясь в отпуске, я в частном порядке встретился с Николаем Константиновичем Байбаковым, бывшим в то время заместителем Председателя Совета Министров СССР и Председателем Госплана СССР, с семьей которого у меня были близкие давнишние отношения. Рассказал ему о предложении Леонтьева и поинтересовался, почему ученого не пригласили в Союз. Он ответил, что помнит об этом сообщении, но в ответ я услышал: “Что мы могли ему показать, наши колхозы?” Меня эти слова искренне удивили – тогда мои устремления были направлены на сбор нужной нашей стране информации, и причин пассивности в ее получении от Леонтьева я просто не понимал. Но, увы, такова была тогда политическая установка партии – у нас все хорошо, никто не должен знать плохое, его нет. Байбаков, естественно, ее изменить не мог. Позже, лет через пять, я прочитал в сводках ТАСС, что Леонтьев приехал в Китай для выполнения контрактных работ по экономическим проблемам.
В СССР широко отмечалось 100-летие со дня рождения В.И. Ленина и соответственно велись широкие пропагандистские акции за рубежом, исключением не являлись и США. В посольстве организовали филателистическую выставку по тематике “Лениниана”, размещавшуюся на пяти стендах. В то время я серьезно увлекался филателией и привез из Москвы подборки марок на эту тему из своей коллекции. Они и были выставлены в посольстве. Американцы филателией увлекались мало, особенно связанной с Советской Россией, и тем не менее тематика Ленина производила на них впечатление. Интересен разговор, происшедший у меня с одним знакомым сотрудником ЦРУ у стендов выставки на одном из приемов в посольстве. На мой неожиданный для него вопрос в процессе беседы: “Нужен ли людям в Америке такой человек, каким был Ленин?” – он сразу же ответил: “Да, нужен!”
Люсита Вильямс
В юбилейном номере журнала “Советский Союз” на английском языке (аналоге журнала “Америка” в СССР), предназначенном для распространения в США, посвященном 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, была опубликована моя статья, основанная на истории, рассказанной мне Люситой Вильямс. Вдова американского прогрессивного писателя и публициста, соратника Джона Рида, очевидца Октябрьской революции, встречавшегося с Лениным, Альберта Риса Вильямса жила в Бостоне. Познакомился я с ней через наших нью-йоркских журналистов и моего шефа Каменева.
После смерти мужа в 1962 году Люсита Вильямс приводила в порядок его архив, который мечтала передать Советскому Союзу. Как-то, будучи в Бостоне, я ей рассказал, что в моем рабочем кабинете в посольстве стоит небольшой гипсовый бюст Ленина с подписью: “Шеридан, 1924 год”. Спросил, знает ли она что-либо о Шеридан. И она рассказала, что Шеридан, племянница Уинстона Черчилля, была довольно известным скульптором. Лепила этот скульптурный портрет непосредственно с Ленина в Кремле в начале 20-х годов. Бюст предназначался для продажи в Европе и Северной Америке и сбора денег на рабочее движение в поддержку Советской России. Шеридан была близким другом Вильямса и они встречались в то время в России. Судьба бюста сложилась неудачно. После статьи в “Советском Союзе” компартия США попросила дать ей бюст для снятия копии, но при возвращении по почте он прибыл в посольство разбитым.
С Люситой Вильямс и ее сыном Рисом, священником пресвитерианской церкви в Бостоне, у меня постепенно сложились дружеские отношения. Во время командировок я всегда навещал их. Рис разделял взгляды своих родителей, был весьма образованным интеллигентным человеком, отличался доброжелательностью и гостеприимством, мечтал посетить Советский Союз, страну молодости отца, написавшего о ней немало прекрасных книг и статей.
В 1970 году Люсита в числе девяти американских граждан была награждена Президиумом Верховного Совета СССР Ленинской медалью, которую поручили вручить мне. В это время она находилась в бостонской больнице после инфаркта, но состояние здоровья позволяло ее навестить. Награждение доставило ей огромную радость, и она откровенно ее выражала в присутствии многочисленных медицинских работников.
Летом 1970 года Рис с женой и двумя детьми на теплоходе “Александр Пушкин” вместе со мной отплыл в Ленинград. Не могу не вспомнить оставшейся у меня на всю жизнь впечатляющей картины – во время прохода нашего корабля по неукротимой бурной реке Святого Лаврентия, соединяющей Атлантику с Монреалем, на высоком крутом берегу всегда выстраивалась торжественная линейка детей работников нашего посольства в Канаде, находящихся в пионерском лагере, в парадной форме с красными галстуками. Они салютовали советскому флагу и пароходу под звуки горна.
Люсита Вильямс в 1972 году в Москве безвозмездно передала Ленинской библиотеке архив своего мужа. До сих пор храню в памяти теплые воспоминания об этой дружной и честной американской семье, не думавшей о своем благополучии, искренне общаясь с советским дипломатом, сохранявшей идеалы своего мужа и отца, считавшего социализм единственно правильным устройством общества.
В одну из поездок в Бостон в 1969 году мы с Каменевым встретились с вдовой известного социолога Питирима Сорокина, первого русского профессора социологии Петроградского университета (1919-22), высланного из Советской России в 20-е годы в числе большой группы ученых и позднее основавшего кафедру социологии в Гарвардском университете. Сорокин умер в 1968 году и вдова, исполняя его завещание, хотела неформально выяснить возможность захоронения урны с прахом в Ленинграде и передачи нам рукописного архива. Разговор сложился вполне доверительный, она показала весь архив, огромную библиотеку и большую коллекцию грампластинок классической музыки, которую он собирал всю жизнь. В конце встречи неожиданно повела в мемориальную комнату, где в полумраке стояла урна с прахом.
Архив Стравинского
Еще одно дело, связанное с судьбами известных русских людей, оказавшихся вне родины, касалось архива выдающегося русского композитора Игоря Стравинского. Крупный нью-йоркский дилер по международным раритетам предметов искусства в мае 1971 года предложил посольству переговорить с ним о покупке архива композитора, скончавшегося 6 апреля этого же года. Сын Стравинского решил продать архив и в первую очередь предложил его СССР. При встрече дилер рассказал, что архив состоит из рукописей всех музыкальных произведений композитора, переписки с Дягилевым, воспоминаний о Римском-Корсакове, семейных фотографий, личных документов и многого другого. Стоимость архива дилер оценил в миллион двести пятьдесят тысяч долларов. В то время он приобретен не был.
ДЕЛЕГАЦИИИнтересной была также работа с нашими культурными и спортивными делегациями, довольно интенсивно посещавшими США. Со многими из них приходилось тесно общаться и по работе, и в домашней обстановке. Мне были понятны их трудности, в первую очередь незнание местных условий и языка, ограниченность в денежных средствах, и поэтому всегда старался оказать им посильную помощь. Случались, конечно, забавные истории. Во время пребывания в Вашингтоне Царева и Товстоногова, уже перед возвращением домой, повез их в загородный торговый центр. Стояла обычная для летних месяцев жара. Чтобы легче дышалось моим пассажирам, открыл окна в машине. И вдруг слышу отчаянный крик Царева, сидевшего на заднем сиденье: «Пожар, горим!» Я свернул на обочину скоростной автострады, остановился. Действительно, сбоку от артиста валил черный дым. Воды нет, огнетушителя тоже. Надо что-то делать. Царев с Товстоноговым суетятся вокруг, волнуются. Догадался! Открыл капот, вытащил довольно объемистый бачок с жидкостью для промывки переднего стекла и залил им дымящее место в сиденье. Как оказалось, Царев выбросил выкуренную сигарету в окно, но ее задуло обратно и сиденье начало усиленно тлеть. Так я и ездил все годы с прожженным сиденьем, вспоминая Царева. Но есть и воспоминания другие – Царев читал свои стихи до самого рассвета.
В сентябре 1970 года в городе Колумбус (штат Огайо) проходил чемпионат мира по тяжелой атлетике. Из Москвы сообщили, что один из наших спортсменов несправедливо обвинен в применении допинга и Госкомитет по спорту просил посольство помочь нашей команде отстоять свою правоту. Посольству предоставлялось право по согласованию с руководителями команды в знак протеста снять ее с соревнований. Я вылетел в Колумбус. Соревнования близились к концу, выступали спортсмены полутяжелого и тяжелого веса. Дело с допингом было откровенно сфальсифицировано – при взятии пробы сосуд не опечатали, отвозил ее на анализ врач американской команды, результаты пока сообщены устно. Поэтому когда стало известно о приезде сотрудника посольства, то обвинение сразу же отпало.
В тяжелом весе выступал наш прославленный атлет Василий Алексеев, от которого все ожидали установление мирового рекорда. Накануне его выступления в небольшой и весьма скромной гостинице, где проживала наша команда и остановился я, соседний с Алексеевым номер сняли трое американцев, как потом выяснилось, из воинствующей “Лиги защиты евреев” во главе с Кохане. В ночь перед выступлением Алексеева эти трое, имитируя ссору, подняли у себя в номере такой шум и гвалт, что заснуть было невозможно. Обращение к работнику гостиницы с просьбой унять дебоширов не помогло, он явно умышленно “держал нейтралитет”. Вызывать полицию смысла не было, так как на это ушло бы время, и спать не пришлось бы. Выступление Алексеева совсем неожиданно оказалось на грани срыва. Надо было срочно принимать какие-то меры. Тогда Алексеев и его консультант неоднократный чемпион мира по штанге Аркадий Воробьев пригласили “троицу” в коридор, чтобы попросить их унять свои страсти. Перед ними предстали хлюпенькие молодые люди. Недовольный взгляд на них двух мужчин истинно богатырского вида возымел свое действие. Виновники нарушения спокойствия стали торопливо извиняться, затихли и рано утром покинули гостиницу.
Выступление Алексеева закончилось установлением мирового рекорда: 612,5 килограммов в троеборье во втором тяжелом весе. После окончания соревнований во время вручения призов Алексеев под бурные овации и восторг зрителей посадил на свою правую ладонь американскую девушку из числа зрителей и держал ее секунд пятнадцать-двадцать на весу, на вытянутой руке.
Вспоминается и другой подобный случай, но уже со мной в Вашингтоне. В конце 60-х лига Кохане активно выступала за выезд евреев из Советского Союза и проводила антисоветские акции у зданий представительства СССР при ООН в Нью-Йорке и посольства в Вашингтоне. Летом 1969 года при проведении очередной кампании они брали под “гражданский арест” на улице кого-либо из советских дипломатов – тесно окружали с четырех сторон и, сопровождая его, всячески оскорбляли. Так получилось и со мной. Запарковав машину, я шел в посольство, и вдруг рядом встали четверо молодых худощавых парней в черных камилавках и, громко выкрикивая ругательства, явно привлекали внимание прохожих. Видя, что я не реагирую и спокойно иду к посольству, одни из них демонстративно плюнул мне в лицо. Хотя как такового плевка не получилось, так как рот его пересох, они ожидали от меня каких-то ответных действий. Тотчас невдалеке появились фоторепортеры с камерами наизготовку. Снимать было нечего, внешне моя реакция была спокойной – взял плевавшего на уровне вытянутой вниз руки за кисть и с силой сжал ее. Видя, что он испугался, отпустил его, и они быстро удалились. Минут через пятнадцать по радио в новостях передали, что недалеко от посольства при “гражданском аресте” советского дипломата активистами “Лиги защиты евреев” произошла потасовка. Конечно, неправдивое сообщение было подготовлено заранее. Дальнейшего развития оно не получило.
В Америку приезжало много наших спортсменов – боксеры, гимнасты, стрелки из спортивного оружия… Команда стрелков, которую мне пришлось встречать в нью-йоркском аэропорту, прилетела со стволами и большим запасом патронов и по договоренности с властями таможенный осмотр не проходила. Пресса сразу же отреагировала юмором – мол, высадившийся в Нью-Йорке десант лучших русских стрелков захватил добровольно сдавшуюся Америку.